Моя!

Глава 1

Снова я практически повисла на ажурных чугунных воротах. Варежки примерзли к заледеневшему на морозе металлу, а я чуть ли не лицом касаюсь чугунных звеньев, чтобы рассмотреть особняк за высокими соснами. Он должен быть дома, должен. Сегодня первое января, уже полдень. Я точно знаю, что Борис никуда не уезжал, прошерстила весь интернет до дыр. Да и секретарша его новая, моя подруга, сразу сказала, улетит второго января. Новый год встречал дома. Ресторанное обслуживание, простит… Дорогие, короче, женщины и старые партнеры по бизнесу. Всё как всегда.

Снова отхожу от ворот и нажимаю на звонок. Интересно, меня слышит кто-нибудь в этом чертовом доме или нет? Поднимаю голову и сердито смотрю в камеру, чей крохотный красный огонек издевательски моргает мне. Ну охрана-то должна быть или у них приказ меня не пускать? Снова?! Да сколько это будет продолжаться, мы же договорились с Борисом!

Слышу едва различимый шум приближающейся машины, точнее, двух. Два черных внедорожника, сверкая чистыми тонированными стеклами, останавливаются у ворот, которые медленно распахиваются. Плевать на всё! Я кидаюсь в образовавшуюся щель быстрее лани, но… Они быстрее. Его верные псы всегда быстрее. Всё до боли знакомо: рывок за шиворот старой куртки, руки перехвачены до боли за спиной, а я коленями в рыхлом снегу. Рычу, пытаясь поднять взгляд на того, кто только что ступил начищенными коричневыми ботинками на снежную дорогу.

— Эх, Яночка, что же ты, какая глупая, а? — присаживается на корточки напротив меня Борис.

Его стальные глаза встречаются с моими зелеными, замораживают своим взглядом, отчего по позвоночнику пробегает ледяной холод.

— Я говорил тебе не приходить сюда больше?

— Урод! — невольно вырывается из меня.

— Говорил, — удовлетворенно кивает Борис, — Предупреждал, что в таком случае ты не увидишь больше сына? Предупреждал. Сегодня что, пятнадцатое число или я что-то запамятовал? — обращается к своим охранником, и те дружно рыкают в ответ, что нет, — Тем более, насколько я помню, в том месяце ты не пришла.

— Я не могла, болела, — огрызаюсь в ответ.

— Ну извини, ты пропустила свое число, день посещений, а я виноват? — обиженно дует красивые губы Борис, — Сегодня не твой день, Яночка.

Встает с корточек и меня рывком поднимают с колен.

— Пошла отсюда! — рявкает Борис.

— Прошу, я подарок принесла, пожалуйста! — тянусь к Борису, но мне не дают, снова оттягивают от мужчины, отца моего сына, — Новый год, пожалуйста!

— Новый год, говоришь, — задумчиво произносит Борис, — Давай сюда свой подарок.

— А увидеть, Сашеньку? — с надеждой умоляю я.

— Я похож на Деда Мороза? — удивляется Борис, — Встреча, как обычно, пятнадцатого числа. Не пропускай.

— Ладно, ладно, прости, — тараторю я, достаю из-за пазухи симпатичного плюшевого мишку в бандане и кожаном жилете и кулек с конфетками Мишка на севере, — Вот, передай, Сашеньке.

Протягиваю все это Борису, а тот брезгливо разглядывает мои подарки.

— Получше ничего не могла купить? — морщится он, — Возьми, — приказывает одному из охраны и тот сгребает своими лапищами мишку и конфеты.

Борис делает шаг к своей машине, садится, поправляя полы черного дорогого пальто.

— Ты точно не позволишь увидеть Сашеньку? Я правда болела… — делаю последнюю попытку, практически умоляю его.

В ответ получаю ухмылку, и Борис исчезает за закрытой дверью машины. Черное тонированное окно полностью скрывает всех, кто находится внутри. Уж я-то это точно знаю. Сама там была всего пару раз, и мне этого было достаточно.

Машины трогаются, выезжают за ворота, а я иду следом, едва волочу ноги. К дому мне идти нет смысла, меня не пустят к сыну. Лучше не злить Бориса, иначе долго не увижу Сашеньку, и ни один суд мне не поможет.

Заворачиваю за ворота, чтобы выйти на дорогу к остановке, вижу удаляющийся хвост кортежа Бориса. На повороте машины чуть притормаживают и заднее окно машины, где сидел Борис, открывается. Мой подарок летит в грязный снег у дороги. Мишка, конфеты — все исчезает в серой подтаявшей каше. Машины снова трогаются с места, набирая скорость, а я стою и смотрю им в след.

Слезы закипают на глазах от невыносимой боли в сердце. Я готова выть как раненая волчица. Упасть на замерший асфальт и биться до безумия руками, раздирая себе кисти. Может, тогда мне станет легче, может, тогда я смогу жить с этой болью, с которой живу уже почти пять лет. Мне так обидно, так жаль себя и свою загубленную Борисом жизнь. Я все же не сдерживаю вой, что срывается с моих губ. Только так я могу выплеснуть свою боль.

Бегу в ту сторону, где упал выкинутый подарок, и падаю снова коленями в снег. Джинсы уже промокли и замерзли, но я не обращаю внимания на это, разгребаю руками серую кашу, ищу мишку. Зачем он мне такой грязный, мокрый, я не знаю. Плевать на конфеты, а вот мишка мне нужен и все тут. Наконец, нахожу, что искала. Рыдаю над ним, прижимая испачканное в грязной воде плюшевое тельце к своей куртке. Как мне с этим жить? Как исправить? А ведь я ни в чем не виновата. Это у меня забрали ребенка, это меня выкинули на улицу, отобрав все, что мне так дорого. Просто оставили на обочине жизни.

Поднимаю заплаканное лицо и смотрю в ту сторону, куда уехал Борис. Губы шепчут проклятия ему в след.

— Будь ты проклят, урод, — яростно шепчу я, — Придет время, и я отомщу тебе, клянусь.

Кто же знал, что это время наступит буквально через несколько часов. И неизвестно, сделала ли я себе лучше своими проклятиями или хуже? Одно точно, моя жизнь сделала такой переворот, что впору было усомниться в этой самой реальности и моей нормальности.

Глава 2

— Яна, это ты? — захожу в свою коммунальную квартиру и приваливаюсь к стене, сползаю по ней, опираясь спиной, — Ян?

Из кухни с полотенцем в руках выходит Нина, моя соседка по коммуналке. Вообще, тут четыре квартиры, но мы живем пока вдвоем. Остальные хозяева отсутствуют уже давно. Их комнаты заперты, а мы с Ниной снимаем. Никто особо не хочет жить в этом районе. И неважно, что почти центр Москвы, но такая подворотня, что ночью заходить страшно. Да и подъезд так себе. Домофон уже давно сломали, поэтому на первом этаже можно встретить кого угодно и что угодно. Даже лампочки там уже давно не горят. Я пыталась вкручивать, но их били в тот же день. Да и запах стоит соответствующий. Первый этаж вообще одни железные двери, пожарный выход из бутиков, что на другой стороне проспекта.

— Ты чего, плохо опять? — наклоняется ко мне Нина, — Вставай, тебе поесть нужно. Еле ходишь.

— Да не хочу я, — отмахиваюсь от нее и кое-как поднимаюсь на ноги.

Как добралась до дома, не помню. После встречи с Борисом словно в беспамятстве была. Замерзла так, что зуб на зуб не попадает. Не хватало только еще раз свалиться с воспалением легких. Итак, почти месяц провалялась в больнице, думала, концы отдам.

— Так, давай-ка иди в ванную, согрейся, а я пока чай заварю. Мама сегодня была, привезла нам пирогов с мясом и сладких, — улыбается Нина, провожая меня до комнаты.

У себя быстро переодеваюсь, стучу зубами от холода, что морозит изнутри, и я кутаюсь в старый махровый халат. Он пусть и выглядит довольно потрепанным, но очень теплый. Это вещь еще из моей прошлой жизни. У меня их не так много осталось. И дело не в том, что у меня с этими вещами связаны какие-то теплые воспоминания, нет, даже наоборот. Вспоминать мне то время не хочется совсем. Но вещи качественные, натуральные, я такие себе не могу купить. Поэтому и берегу, даже штопаю дырочки, что появляются со временем все чаще.

Так как мы живем с Ниной вдвоем, то в ванной у нас относительно чисто. Нет, тут старые трубы, сама ванна совсем древняя, но мы поддерживаем порядок и убираем по очереди. Поэтому я смело залезаю в теплую воду и прибавляю горячей воды. Никак не могу согреться.

— Держи, — Нина заглядывает ко мне без стука, так как мы не церемонимся с закрыванием дверей. Когда живешь в коммунальной квартире, да еще в чисто женском обществе, невольно устанавливаются свои порядки. Отношения у нас с Ниной хорошие, она мне в свое время сильно помогла, когда я родила Сашеньку, а потом его забрали. Если бы не Нина, меня бы уже не было.

Протягиваю руку и принимаю из ее рук чашку с дымящимся чаем, нюхаю, чувствую запах спиртного.

— Коньяк добавила, с Нового года остался, — поясняет подруга, — Петя приносил.

Петя — это парень Нины, у них вроде бы все серьезно. Летом собираются свадьбу играть. Если Нина уедет, не представляю, как буду жить дальше с новыми соседями.

— Рассказывай, — Нина садится на унитаз, опустив крышку, и прикуривает сигарету, выпуская дым вверх к вытяжке.

Делаю глоток, обжигая себе слизистую, но пью. Понимаю, что мне сейчас необходимо как можно быстрее прийти в себя. По телу разливается пожар, горячая вода в ванной делает свое дело, и я внезапно успокаиваюсь. Можно подумать, мне первый раз отказали. Сколько раз я видела сына за последние полгода? Четыре или три?

— Ты видела Сашу?

— Нет, — отпиваю еще глоток и ниже опускаюсь в воду, прикрыв глаза, — Борис даже не пустил меня в дом. Сегодня не мой день.

— Вот сволочь! — в сердцах ругается Нина, — Ну неужели он так и будет творить что хочет? Никакой управы на него нет?

— Сама виновата, — как обычно, я ругаю себя за случившееся тогда в офисе.

— В чем? Что этот мудак поимел тебя силой и ты залетела? А когда он узнал, то забрал тебя к себе и держал пока не родишь? Где тут твоя вина, Яна? Хватит винить себя за то, что ты не смогла предотвратить.

— Смогла, если бы не устроилась к нему на работу, — снова открываю глаза и допиваю напиток. Я согрелась, и теперь все не так уныло.

— Вылезай, — Нина подрывается и снимает с крючка мое полотенце, — Пойдем, я разогрела пирог.

— Ничего не хочу, — бормочу я, пока одеваюсь и выхожу из ванной.

Кутаюсь в теплый халат и сажусь на табуретку, что жалобно скрипит подо мной. Мы все ждем этот момент, когда эта старая деревяшка сломается, но она стойкая. Иногда я себя сравниваю с этим предметом на нашей кухне. Также скриплю потихоньку, из последних сил. Без сына у меня нет жизни.

— Налетай, — ставит передо мной тарелку с пирогом Нина, — И чтобы все съела.

Морщусь, отламываю кусочек, жую, но вкуса не чувствую. Так всегда бывает после моих встреч с сыном или как сейчас, когда я знаю, что не увижу Сашеньку еще пару недель.

— Не переживай ты так, Яна, жизнь все расставит по своим местам, — не отрываясь от своего телефона, произносит Нина. Она у нас любитель всяких новостей, что смотрит все время на своем телефоне, — Накажет и его когда-нибудь судьба.

— Таких людей жизнь не наказывает, — усмехаюсь в ответ, — Да и не хочу я ему зла. Борис заботится о Сашеньке, у моего сына все есть, а что я могу предложить?

— Любовь, Яна, ты можешь предложить любовь своему сыну, а не десяток нянь, что воспитывают его вместо родной матери.

— Ты права, — обреченно произношу я.

— Ой, смотри-ка, что это? — произносит Нина и нажимает что-то в своем телефоне, прибавляя звук.

— Сегодня вечером произошла трагедия, которая унесла жизнь шести человек. Частный самолет миллиардера Завьялова разбился после взлета. Что стало причиной трагедии, пока не сообщается. Лишь известно, что все погибли: четыре члена экипажа, сам господин Завьялов и его новая подруга, Юлиана Климова. Пока никаких комментариев от пресс-службы бизнесмена не поступало. Известно, что у господина Завьялова остался четырехлетний сын. На данный момент неизвестно, кто мать ребенка и где она. Одно понятно, что четырехлетний мальчик становится наследником всей империи Завьялова, так как других наследников нет. Мы будем держать вас в курсе ситуации. Оставайтесь с нами.

Глава 3

Прихожу в себя с трудом. Слышу только встревоженный голос Нины.

— Ян, ты чего это удумала? — крутится около меня подруга, подхватывая подмышки и поднимая с пола, — Это все оттого, что не ешь нормально. Когда же это закончится, ты так себя в гроб вгонишь!

Нина ругается, а я мотаю головой, пытаясь прогнать туман из глаз. Вижу ее, такую встревоженную.

— Все в порядке, Нина, — отмахиваюсь от ее рук, опираясь на стол, — Переволновалась просто.

— Еще бы, такая новость, — снова садится со мной за стол Нина, — Так, пока пирог не съешь никаких разговоров. Ох, страху я натерпелась, пока ты тут с табуретки навернулась.

— Не лезет ничего в меня, — пытаюсь как-то отказаться от навязанной еды.

— Яна, ты сейчас хоть немного соображаешь или нет? — начинает сердиться Нина, — Ты хотя бы представляешь, что для тебя значит смерть Бориса?

— Что? — я сейчас вообще ничего не соображаю, в голове какой-то гул, что разгоняет все мысли.

— Твой сын — наследник огромного состояния, а ты его мать, — втолковывает мне Нина.

— Это значит, что я могу его забрать? — хмурюсь я.

— Это значит, что ты станешь опекуном своего сына, будете жить в обалденно дорогом особняке с охраной и ни в чем себе не отказывать, — улыбается Нина.

— Бред какой-то, — с сомнением качаю головой.

— Не бред, а голые факты. Ты как опекун имеешь право предоставить своему сыну такие условия, к которым он привык с рождения, и ухудшать их тебе никто не позволит. А как мать будешь рядом, пока он не станет совершеннолетним.

— Мне ничего не нужно! — пугаюсь я, — Главное, что теперь я могу вернуть себе сына.

— Куда? Сюда приведешь? В эту коммуналку? У тебя денег даже на себя нет, о чем вообще речь?

Оглядываю нашу крохотную кухню, старую обшарпанную плиту, холодильник, что старше меня на пару лет, деревянные полы, железную раковину.

— Понимаешь, о чем я говорю? Что ты можешь дать своему сыну кроме любви? У тебя ни работы, ни профессии, даже своего жилья нет.

— Я продолжу учиться… — начинаю я тихо и понимаю, как это бредово звучит.

— Ага, а сын работать пойдет, чтобы содержать свою мать, — кивает Нина, подливая мне чай.

— Что ты предлагаешь делать? Я должна сейчас ехать туда, быть рядом с Сашей или забрать его сюда.

— Ехать ты туда можешь, но не сейчас, ночь на дворе.

— Мне все равно!

— Включай уже голову, Ян. Ты вроде бы неглупая, а такую ерунду говоришь.

— Да, ты права, — закрываю лицо руками, пытаясь хотя бы ненадолго собрать себя в кучу, — Он там один… Ему страшно…

— У твоего сына куча нянек, одну ночь с ним ничего не случится, а вот завтра да, тебе нужно ехать, но вначале я бы тебе советовала проконсультироваться с юристом, — продолжает нажимать Нина.

— Зачем? — пугаюсь я.

— Потому что ты своему сыну никто и звать тебя никак.

— Я мать, ты что! — возмущаюсь в ответ.

— И где это написано? Чем подтвердишь?

Смотрю на подругу, словно первый раз увидела. Для меня все было ясно и понятно, я мама Сашеньки и все на этом. Но Нина права, у меня нет ни одного документа на сына. Борис отвез меня в роддом, и я родила, затем подписала бумаги на отказ и все. У меня ничего нет!

— Подожди, у меня же есть договор с Борисом, где мы оговариваем мои права! — вскакиваю я с табуретки и хватаюсь за стену, так как меня ведет в сторону.

— Пойдем, покажешь мне твою филькину грамоту, — поддерживает меня Нина, пока мы идем ко мне.

— Почему? Ты мне не веришь? Я читала, когда подписывала. Там указано, когда я могу посещать Сашеньку, сколько раз, в какие даты…

— И написано, что ты его мать?

— А как же, — с сомнением произношу я.

В момент подписания договора я была в таком состоянии, что толком и прочитать ничего не могла. Борис забирал у меня сына прямо в палате платной клинике буквально через полчаса после родов. В каком я должна была быть состоянии, промучившись почти двенадцать часов со схватками?

— Вот, — протягиваю подруге прозрачный файл с двумя листами договора. Который бережно храню почти четыре года.

Нина хмыкает и усаживается на единственный диван в моей комнате. Я пристраиваюсь рядом с ней, так как больше и сесть некуда. У меня в комнате только шкаф, стол и диван влезли, больше ничего.

— Я, Акимова Яна Владимировна, обязуюсь посещать Завьялова Александра Борисовича каждый месяц пятнадцатого числа с часу дня до пяти вечера. Если по каким-то причинам мой визит не состоялся, то следующее посещение происходит в порядке очереди, а точнее, в следующем месяце пятнадцатого числа с часу до пяти. Дни посещений не суммируются и не прибавляются. В мои обязанности входит играть с мальчиком, гулять с ним в пределах дома, читать ему книги, разрешенные его отцом, и никак не вмешиваться в процесс воспитания ребенка. В случае нарушения этих правил мои посещения прекращаются и далее могут быть восстановлены только с разрешения Завьялова Бориса Михайловича. Никакие данные о ребенке не должны стать достоянием общественности. В таком случае я несу полную ответственность за разглашение условий настоящего договора.

Нина заканчивает читать и смотрит на меня как на идиотку.

— Только человек, который полностью не соображал, что подписывает, мог это подписать. Здесь ни слова нет о том, что ты мать ребенка. Здесь вообще ничего нет, Яна, ты понимаешь? Ты своему ребенку никто и звать тебя никак. Теперь, когда у тебя есть реальный шанс вернуть своего сына, ты этого сделать не сможешь. Только через суд, где придется доказывать, что это ты родила ребенка и являешься его биологической матерью. А у тебя на это нет денег. Ты потеряла ребенка второй раз, Яна. Не знаю, как ты читала договор и в каком состоянии была, но это просто бумага, не более. У него даже срок действия закончился.

— Как?!

— А так, видишь здесь мелким шрифтом? — показывает мне лист с договором Нина, — Срок действия данного договора один год. А далее вы его не продляли. Все, у тебя никаких прав на этого ребенка нет.

Глава 4. События пятилетней давности

И вот я снова у этих чертовых ворот, которые сегодня почему-то открыты. Очень странно, что около них нет охраны и журналистов. Осторожно прохожу на территорию, оглядываясь по сторонам. Жду гневного окрика или бегущих навстречу охранников, но нет… Вокруг тишина, лишь сосны шумят, соприкасаясь своими кронами друг с другом. Сегодня немного теплее, но я все же туже стягиваю воротник своей куртки на рыбьем меху.

Как я дожила до такого, что превратилась в какую-то старую развалину? Практически без работы, средств к существованию? Все благодаря Борису. Он сломал меня тогда, даже не посмотрел, что я молодая красивая девушка, которая только начинает свой путь. За меня некому было заступиться, никто не мог мне помочь в той ситуации, когда Борис практически вышвырнул меня на улицу без средств существования после рождения ребенка. Это только в романах, когда рожаешь наследника для миллиардера, тебе что-то там платят, устраивают твою жизнь. Здесь ничего, мной просто попользовались и все.

Между мной и Борисом не было ничего. Мы даже не встречались как нормальные люди, влюбленные, любовники... Я просто устроилась на работу к нему в офис помощником секретаря на неполный день, так как училась в тот момент в институте, куда поступила сама. Приехала из небольшого города в Самарской области, поступила на бюджет, получила общежитие. Первый курс закончился для меня практически и не начавшись. Я проучилась всего три месяца, когда все и случилось. А потом еще шесть, когда он забрал меня в свой дом.

Подруга, та, что сейчас была секретарем Завьялова, на тот момент заканчивала институт и уже работала у него. Тогда ее только поставили администратором на ресепшен в огромном Деловом центре. Мы с Катей из одного города, Тольятти, она и уговорила меня пойти подработать. Жить на одну стипендию я просто не смогла бы.

— Пойдем к нам, — уговаривала она меня, — Наберешься опыта, платить тебе будут полставки, но зарплата у нас хорошая. Будешь работать день с утра и день после обеда четыре раза в неделю. Всего-то подать кофе, красиво разложить выпечку и налить воды. Им нужен человек на обслуживание совещаний, заседаний…

— Но я ничего не умею, — все еще сопротивлялась я, хотя уже знала, что соглашусь.

Была очень холодная осень, за ней придет и зима, а у меня практически нет теплых вещей, да и ботинки уже черпают подошвами воду. Из родителей у меня остался только папа, который жил на пенсию по инвалидности. Раньше он работал на заводе и пока была жива мама, у нас все было хорошо. Мама преподавала иностранные языки: французский и английский. Это благодаря ей, я знала два языка и учила третий, китайский. Способности к языкам у меня были с детства, поэтому я и пошла на факультет иностранных языков. И за каким-то чертом поехала именно в Москву? Но тогда мне казалось это хорошей идеей.

Затем мама как-то быстро заболела, и ее не стало буквально за полгода. Папа к тому времени уже не работал. С ним случился несчастный случай на производстве, и он остался без ноги. Я, тогда еще школьница, взвалила на себя столько, что в пору было отчаяться, но вылезла и отца вывезла. Школу закончила с одними пятерками, и папа сам меня отправил из дома.

— Тебе нужно учиться, — сказал он, — Устроиться в жизни. В нашем городе ловить нечего с твоими способностями к языкам. В Москве нужны переводчики, да и проще найти работу. Поезжай, учись, я сам справлюсь.

И я уехала со слезами. Оставила его, пообещав, что обязательно выучусь и заберу его к себе. Пообещать можно что угодно, а вот сделать…

Когда поступила на бюджет, где было всего шестнадцать мест, не поверила своему счастью. А жить в новом благоустроенном общежитии мне тоже понравилось. Благодаря Кате я отработала почти два месяца и даже смогла отложить какие-то деньги на покупку одежды, когда со мной все и случилось.

Я обслуживала одно из заседаний акционеров, где присутствовал сам Завьялов, до этого я его видела лишь однажды и то мельком. Сегодня я разносила маленькие чашечки с кофе на подносе, ставила их около прекрасно одетых и представительных мужчин.

— Неужели никто не может мне перевести этот документ?! — рычит Завьялов, — Я за что плачу деньги вам всем? Чтобы у нас во всей компании не было ни одного переводчика с китайского языка?!

Борис сидит в центре стола, резко размахивая каким-то документом. От него идет аура власти и почему-то страха. Мне уже тогда казалось, что он страшный человек. Не в смысле, что может сделать с кем-то плохое, а именно продавить, размазать морально человека как ненужную мошкару. Он был красив какой-то демонической красотой, которая больше отталкивала, чем привлекала. Возраст сорок пять лет, два раза был женат, развелся из-за отсутствия детей. Резкие черты лица, острый хищный нос, упрямо сжатые красивые губы. Меня этот мужчина пугал до дрожи в коленях, хотя дамочки в офисе все уши прожужжали какой он любовник. Но я так подозреваю, что никто из них этого не знал наверняка. Так как Борис светился в прессе в основном с богатыми дамочками ему под стать. И явно не собирался крутить романы с офисными курицами.

— Вот ты, слышь, ты, — продолжает кричать Завьялов, — Работаешь на меня, кофе тут с водой таскаешь, можешь еще хоть что-то кроме этого?

Я продолжаю расставлять чашки с кофе, аккуратно размещаю на большом вытянутом столе.

— Девушка, он к вам обращается, — тихо говорит мне пожилой пузатый дяденька в строгом синем костюме.

— Я?! — отвечаю ему испуганно, и тот кивает в сторону Завьялова.

Осторожно поворачиваюсь, боясь выронить от страха поднос с оставшейся чашкой кофе.

— Вы меня спрашиваете? — чуть ли не заикаясь смотрю в демонически черные глаза Бориса.

— А что, тут еще какая-то баба есть? — рычит Завьялов, — Ты способна на что-то еще, кроме как, подносы с чашками таскать?

— Даа… — от испуга у меня буквально пропал голос, блею как бедная овечка перед волком.

— Ну так давай, переведи нам, что тут написано! — припечатывает на стол лист бумаги Завьялов, — Посмотрим, на что ты способна или уволю на хрен. Понабрали дармоедов, идиоты!

Глава 5

Беру лист бумаги со стола, вглядываясь в китайские иероглифы. Мои знания еще не идеальны, но мне понятно, о чем тут идет речь.

— Здесь условия договора, которые выдвигают китайцы для вашей компании, — сообщаю Борису и вижу, как у него удивленно взлетает правая бровь.

— Ну-ка, ну-ка, продолжай, — осматривает меня заинтересовано каким-то нечитаемым взглядом.

Я смущаюсь еще больше, но делаю подробный перевод. Зачитываю все, что написано на листе. Тогда я еще не знала, что значит этот взгляд Завьялова. Это уже потом, когда прошло полгода и я жила с ним, точнее в его доме, начала понимать этот взгляд, который давил, вызывая в людях страх.

— Вот! — громыхает снова по столу ладонью Борис, — У нас такие кадры кофе разносят, а вы свои холеные задницы протираете и деньги за это получаете!

— Борис Михайлович, вам бы успокоиться, — начинает один из мужчин, седой, в золотых очках, — С акционерами говорите, с советом директоров…

— А я спокоен, Николай Сергеевич, я до бешенства, бл*** спокоен! — снова рычит Борис.

В комнате воцаряется тишина, она становится вязкой, словно ее можно пощупать, рубануть по ней рукой. Такое напряжение, что у меня по пояснице пробегают мурашки.

— Ладно, мы все погорячились, на сегодня заседание считаю закрытым, — наконец, объявляет Завьялов, и все облегченно выдыхают, расходятся из кабинета.

Я тоже смываюсь вместе с толпой, быстро убирая посуду в посудомоечную машинку, что установлена на небольшой кухоньке рядом с конференц-залом. Бегу в гардеробную, где переодеваюсь в женском отделе, натягивая сапоги, шапку и пальто.

На улице уже стемнело, и я тороплюсь на свой автобус, когда рядом со мной останавливаются две иномарки представительского класса.

— Садись, — открывается задняя дверь за водителем.

Я вижу в салоне Бориса Михайловича и отступаю на шаг от машины.

— О Господи, да не съем я тебя, — закатывает он глаза и делает знак охране, что уже выбралась из следующей за ним машины.

Как будто я могла убежать. Можно подумать, мне бы дали — это сделать. Я успела только дернуться в сторону, как мой рот накрыла сильная рука, а тело практически занесли в просторный салон автомобиля. Двери захлопнулись, замки заблокировались. Отодвигаюсь как можно дальше от Бориса, впечатываюсь телом в дверь напротив.

— Детка, иди сюда, мне пар нужно выпустить, — ласково начинает Борис, а глаза свергают злостью в темноте салона.

От водителя нас отделяет перегородка, я чувствую, что машина тронулась с места.

— Отпустите, — со страхом начинаю я, но кто меня слушал.

Никакие крики, никакие мои слезы, ничего не помогло. Мне казалось, что машина каталась вечность, а то, что творилось внутри, было самым ужасным в моей жизни. Нет, меня никто не бил, просто схватили и ткнули лицом в кожаное сидение, больно прижав за голову рукой. А дальше… Все и случилось. Что я могла сделать против навалившегося сверху мужчины, что превышал меня в силе раза в два, а то и в три? Я ростом полтора метра с кепкой и Борис под два. Никакой пощады, никаких слов, все молча. Лишь мои заглушенные сиденьем стоны и крики.

— Черт, ты девочка, что ли? — уловило мое сознание, когда я едва балансировала на краю бездны от боли, — Ладно, я быстро. Прости, просто попалась не в том месте и не в то время.

А потом было ничего. Меня отвезли домой, сунули конверт с какой-то суммой и вытряхнули у общежития. Предварительно Борис провел беседу, из которой было ясно, что любой мой шаг в полицию или слухи на эту тему, искать меня никто не будет. А на следующий день меня уволили. Все так просто, понятно.

Напуганная, практически убитая всем этим, я не сразу поняла, что беременна. Прошло уже больше двух месяцев, когда нас отправили на медосмотр. Отсутствие месячных я списывала на потерю девственности таким варварским способом. У меня еще долго все болело и саднило внутри. Почти неделю я не появлялась в институте. Старалась физически и морально прийти в себя, чтобы как-то жить дальше. Мысли закончить всю свою никчемную жизнь были, но я сразу отметала их. У меня был папа, он бы не пережил мой поступок. А я молодая, как-нибудь выживу.

Когда беременность подтвердили и дали направление на аборт, я ни минуты не сомневалась, что сделаю это. Убью своего ребенка, которого я на тот момент ненавидела всей душой. Только вот у меня не получилось. На следующий день из института меня встречал сам Борис со своими верными псами.

— В машину, — резкий тон, строгий взгляд.

— Нееет, — качаю головой, словно снова подаю в свои ужасы, что снились мне эти два месяца.

— Ладно, — неожиданно говорит Завьялов и вылезает из машины, подходит ко мне, — Мы просто поговорим, не бойся.

— Что?! — накрывает меня тихой истерикой. Да я рядом с ним стоять боюсь, какой тут говорить!

— Извини за случившееся, я тогда на взводе был, — начинает Борис, а я разворачиваюсь, чтобы бежать от него со всех ног, но он перехватывает меня за локоть, — Да стой ты! Ничего я тебе не сделаю! Ты же ребенка моего носишь, дура. Тебе волноваться нельзя.

— А мне плевать! — разворачиваюсь и замахнувшись бью его по лицу, — Ребенка твоего не будет, понял меня?! Его из меня вытащат, выскоблят, чтобы не плодилась больше такая тварь, как ты!

— Еще одно слово в этом духе, и я упрячу тебя так, что не найдет никто, в том числе твой папаша одноногий! — прижимает ладонь к горящей щеке Борис.

— При чем тут мой отец? — пугаюсь я.

— А при том что только одно движение в сторону аборта и твоего отца размажут по асфальту в тот же день, так тебе понятно? — тихо отвечает мне Борис, но таким тоном, что я понимаю, да, размажут. Ни минуты не сомневаюсь.

Перевожу дыхание, оглядываясь невидяще по сторонам. Я не знаю, что мне делать. Никто мне не поможет, совершенно никто!

— Умная девочка, а теперь давай в машину и поговорим как нормальные люди. Мне ребенок нужен, а вот ты меня совершенно не волнуешь. В моей власти сделать так, что ты родишь у меня дома в четырех стенах и пропадешь. И знать никто не будет, где ты и что. Так что лучше тебе со мной дружить, детка. Не переживай, как женщина ты меня совершенно не привлекаешь. Пошла в машину, я сказал! — рявкает он и тянет меня за локоть.

Глава 6

Опять я стою в этом месте, с которым у меня связано столько ужасных воспоминаний. Нет, здесь надо мной не издевались, — Борис сдержал слово и больше не притронулся ко мне. Как я поняла потом, у него был какой-то пунктик насчет беременных женщин. Он их берег. Как ни странно, это звучит, но я три месяца прожила до родов в этой золотой клетке, и меня никто не тронул. Да я и жила здесь практически одна, не считая прислуги. Где в это время, обитал сам хозяин я не знаю.

Борис приезжал стабильно раз в неделю в воскресенье и обязательно заходил ко мне в комнату. Спрашивал о моем состоянии, не нужно ли мне что-нибудь.

— Я хочу домой, — каждый раз повторяла я, словно это что-то могло изменить.

— Ты же прекрасно знаешь, что здесь тебе намного лучше. Тут лучше питание, да и сам дом, разве тебе не нравится? Это лучше, чем твое общежитие, которого у тебя больше нет.

— Это все из-за вас! — взрывалась я, подскакивая с кресла в гостиной, и начинала ходить как загнанный в угол зверь, — А что потом? Я так и останусь здесь с ребенком?

— Об этом мы поговорим после родов, — уклонялся от разговора Борис.

— Я хочу знать сейчас! — настаивала я, — Мне здесь душно, понимаете? Вы держите меня насильно, не позволяя учиться, выйти в город в конце концов!

— Зачем? — удивлялся он, — У тебя все есть. Каждую неделю тебе привозят все необходимое, начиная с одежды и заканчивая новым телефоном. Прислуга ловит каждое твое желание, в клинику тебя возят. Что тебе еще нужно?

— Я просто хочу уйти отсюда, отпустите меня, прошу вас! — заламываю я в рыданиях руки.

— Иди, ты знаешь, что будет, — спокойно отвечает Борис, а у меня мурашки по рукам ползут от страха. Это не человек, зверь в красивой мужской оболочке.

— Вы заберете у меня ребенка, да? — смотрю в его глаза и вижу, что да, заберет. Плевать ему на то, что я уже люблю этого маленького человечка, который каким-то образом пророс в моем израненном сердце. Не могу я вот так, оказывается, ненавидеть ни за что. Сыночек не виноват ни в чем, теперь я это понимаю, но в то же время с каждым днем все больше убеждаюсь, что не отдаст мне сына Борис. Особенно после того, как узнал пол ребенка. Наследник ему нужен, и неважно, каким способом его пришлось заполучить.

— Поговорим после родов, — встает из своего кресла Борис, — Сейчас я позову твою сиделку, чтобы дала тебе успокоительное, ты слишком нервничаешь, Яна.

— Найдите себе жену, пусть вам рожают другие. Отпустите меня, — повторяю я как мантру.

И да, у меня есть сиделка, скорее надсмотрщик. Шкафоподобная женщина, которая, как мне кажется, никогда не спит. Я вижу ее у своих дверей, когда утром выхожу на завтрак, сталкиваюсь вечером, если иду прогуляться в сад перед сном. От ее взгляда меня кидает в дрожь, а ее методы успокоения я даже боюсь представить. Хорошо, что пока я как бы неприкосновенна из-за моего положения, но что будет потом? Борису ничего не стоит избавиться от меня после того, как рожу. Я даже сказать ничего не могу и никому, так как мне ясно дали понять, что этот человек недолго потом проживет. Я не могу отвечать за чью-то жизнь и играть в такую игру, из расчета что может пронесет. А если нет? Да и кому мне говорить? Папе или Кате? Подруги по институту тоже не вариант. Да и кто они мне? Знакомые, которым нет дела до меня.

Катя догадывалась, что со мной происходит, но в открытую не говорила. Лишь звонила пару раз в неделю, чтобы узнать нужно мне что-то или нет. Это с ее подачи, а точнее, по приказу Бориса, у меня появилось все необходимое: и теплая куртка с натуральным мехом, и мягкие ботиночки, которые грели мои ножки, когда я гуляла по зимнему саду. Вся одежда хорошего качества вплоть до трусов и носков. Ну а про питание я молчу, повар старался готовить все вкусное и полезное, я в жизни так не питалась, как здесь, начиная день с чашки зеленого чая, пышным омлетом или овсянкой с курагой и заканчивая семгой под соусом из красной икры. Каждый день что-то новое, рассчитано по калориям и необходимыми витаминами для беременных. Борис берег сосуд, в котором рос его наследник, а на меня ему было совершенно плевать. Поэтому я твердо знала, что моя жизнь ценится лишь пока во мне ребенок, потом меня в лучшем случае оставят в живых.

Все это я вспоминала, пока шла по заснеженной тропинке к дому, испытывая чувство дежавю и страха. Я была здесь каждый месяц и каждый раз возвращалась сюда с чувством опасности, что это последний мой визит. Но сейчас я иду к своему сыну, и меня, по сути, некому прогнать. Я должна быть с Сашенькой. Прислуга меня знает. Неужели меня не пустят к ребенку? Ну не звери же они все! Некоторые даже высказывали мне сочувствие, когда я здесь жила и бывала потом. Не в открытую, конечно, но я это просто чувствовала и все.

Крыльцо наполовину заметено снегом, на крепкой деревянной двери висит траурный венок. Я какое-то время смотрю на него, подавляя в себе желание сорвать с двери, бросить под ноги и растоптать. Остервенело так, втаптывая своими ботинками в черный мрамор пола на крыльце. Мне нисколько не жаль, что Борис умер. Я счастлива. Понимаю, что это грех, но ничего не могу с собой сделать. До сих пор не могу поверить, что этого дьявола нет. Мне кажется, что он сейчас появится за моей спиной и произнесет:

— Какого дьявола ты тут делаешь?! — раздается гневный окрик, голос, который я часто слышала в своих кошмарных снах. Я вздрагиваю всем телом, боюсь повернуться, боюсь признаться сама себе в том, что у меня началось сумасшествие.

Тот, кто стоит за моей спиной, не может быть Борисом! Нет, пожалуйста! Пусть это будет не он! Неужели такие, как Борис, действительно не умирают?!

Глава 7

Медленно поворачиваюсь, испытывая такой страх, что впору сердцу остановиться. Оно бьется с такой силой, что тошнота подкатывает к горлу, а в висках стучит набатом кровь. Передо мной стоит Борис, и в то же время не он. С трудом заставляю себя понять это, так как мужчина чем-то похож на него, но только более молодой и совсем другой. Да, вот такой идиотский сюр. Но это явно не Борис и я чувствую, как подо мной ноги превращаются в кисель. От облегчения даже темнеет в глазах. Хватаюсь за массивную ручку двери, чтобы не упасть к ногам незнакомца.

— Журналистка?! Вон отсюда! Слетелись как стервятники! И куда только охрана смотрит! — сверлит меня взбешенным взглядом мужчина, — Чего молчишь? Мне охрану позвать, чтобы вытолкнули тебя за ворота или сама уйдешь?

Игнорирую его слова, так как просто не могу ничего сказать. Горло свело болезненным спазмом. Мне бы ответить, но я лишь выдавливаю из себя какое-то невнятное мычание.

— Немая, что ли? — хмурится незнакомец, — Впрочем, мне все равно. Чтобы через пять секунд тебя здесь не было.

Он подходит ко мне и тянется к дверной ручке, чтобы войти в дом. Ростом мужчина чуть ниже Бориса, но все же возвышается надо мной почти на голову. Плечи широкие, под черным пальто черная рубашка и брюки. Галстук отсутствует. Он бесцеремонно отодвигает меня плечом и распахивает дверь, собираясь скрыться.

— Подождите, — наконец, обретаю я голос и хватаю его за рукав дорогого кашемира, — Я сюда.

Указываю на вход в дом.

— Обнаглина, что ли, перебрала или обдолбанная? — рычит мужчина, — Совсем совесть потеряли.

— Я не журналист! — выкрикиваю, почти повисая на его мощной руке, — Только не выкидывайте меня из дома, пожалуйста!

— Чего?! — удивленно рявкает незнакомец, — Вали отсюда, пока по шее не дали. Никаких интервью и комментариев не будет.

— И не нужно! — киваю как китайский болванчик, — Мне в дом нужно.

— Ааа, я понял, ты сдвинутая на всю голову, да? Не знал, что тут психушка недалеко. Сейчас позвоню, и тебя быстро вернут на место.

— Да послушайте меня! — внезапно взрываюсь я от злости, топая ногой уже внутри дома. Мы стоим посреди огромного, отделанного мрамором холла, — Мне нужно к ребенку, он там совсем один!

— Ничего себе, заявочки, — хмурится незнакомец, — А еще что тебе нужно в моем доме?

— Как в вашем? — замираю я от удивления, — Впрочем, неважно. Я сейчас Сашеньку заберу и уйду.

— Что ты сделаешь?!

— Ребенка заберу, — испуганно произношу я.

— Пизд**! — вырывается из незнакомца, — У тебя диагноз какой? Кто ты вообще такая, чтобы вот так являться в дом и требовать невозможного?

— Я мама Саши, — тихо отвечаю ему и вижу, как его лицо меняется.

Уходит злость, а взамен губы растягиваются в усмешке, а потом я слышу смех. Неподдельный, настоящий, взахлеб.

— Не понимаю, что тут смешного, — ворчу я, начиная стягивать с себя ботинки, чтобы пройти в комнату сына.

— А ну, надела обратно! — обрывая смех, приказывает мужчина, — Я тебе не разрешал проходить в дом.

— Почему?

— Потому! — зло рычит он, подступая ко мне, — Как только смелости у вас хватает! Только вчера несчастье случилось, а сегодня, как вороны налетели, чтобы ноги твоей в этом доме не было через минуту!

— Я только ребенка заберу, нам ничего не надо! — пячусь от него в гостиную.

— Ребенка заберешь? Ага, так я тебе и позволил!

— Да кто вы такой, в конце концов?! — возмущаюсь я, внезапно появилась смелость. Видимо, со смертью Бориса с меня словно оковы упали, — Если я мама Саши, то вы вообще кто? И что тут делаете?

— Так, мне все это надоело, я вышвырну тебя из дома, и никто мне не помешает, — мужчина подскакивает ко мне и хватает за шиворот куртки, тянет к выходу.

— Пусти! — визжу, отбиваюсь, пинаю его по колену, отчего тот лишь еще больше звереет.

— Мать она, как же. В очередь встань! Третья уже за сегодня! — рявкает тот, а я торможу, упираясь руками в косяк двери, а ногами в порог.

— Как третья?

— А вот так! Как узнали о смерти Бориса, так столько матерей объявилось, но ты, самая нахальная. Сразу в дом вломилась. Неужели ты думаешь, что ребенок совсем без защиты остался?! — выталкивает меня на крыльцо разъяренный мужчина.

— Да я настоящая! Я мать! — чувствую, как слезы брызгают из глаз, — Можете проверить!

— Да мне плевать! — кричит тот, — Доказательства где? Давай! — тянет ко мне руку.

— Нет у меня ничего, — рыдаю в ответ, опустив голову.

— Ну так и вали отсюда, иначе в полицию сдам, — незнакомец пихает меня в плечо и захлопывает передо мной дверь.

Слышу, как защелкивается замок, и падаю на колени, закрыв руками лицо. Да как так?! Почему он мне не поверил?! Я даже Сашу не увидела. Что теперь делать? Подскакиваю оттого, что дверь снова открывается и на крыльцо вылетают мои ботинки.

— Стойте! — кричу как в последний раз в жизни, снова повисая на ручке двери, — Есть у меня доказательства, есть!

— Какие? — хмурится мужчина.

— Договор с Борисом, просроченный, правда. Но там написано, что я имею право посещать ребенка, когда и в какое время.

— Идиотизм какой-то, — проводит рукой по лицу он, словно стирая накопившуюся усталость, — Какой еще на хрен договор?!

— Здесь у меня… — лезу торопливо в карман небольшой сумочки через плечо, отыскивая трясущимися руками бумагу, — Сейчас.

Даже не замечаю, что стою в одних носках на ледяном мраморном полу, не чувствую снежную наледь под ногами.

— Вот, договор, — протягиваю ему помятый документ, — А вы вообще кто? — озадачиваюсь снова этим вопросом. Откуда только смелость взялась.

— Я? — усмехается мужчина, — Ты, как блудная мать, должна знать всех родственников своего… хмм… сына. Я опекун Александра Борисовича, сводный брат Завьялова, Исаев Тимур Кириллович, а вот в твоей персоне я очень сильно сомневаюсь!

Тимур

Глава 8

Сижу в бывшем кабинете Бориса, пытаясь согреть ноги. Они замерзли так, что я ерзаю в кресле, ставлю ногу на ногу, но мало помогает. Тимур сидит напротив, за столом на месте Бориса, и задумчиво рассматривает меня.

— Ты думаешь, что этот документ что-то доказывает? — спрашивает, окидывая меня внимательным взглядом.

— Да, я согласна, что там почти ничего нет о том, что я мать Саши. Но откуда-то ребенок появился? И я готова пройти все необходимые процедуры, чтобы доказать это.

— За чей счет, позволь узнать? — неторопливо оглядывает мой внешний вид Тимур, словно видит первый раз, — Судя по всему, ты оплатить ничего не можешь.

— Нет, — опускаю голову, тереблю в руках край кофты.

— И я, по-твоему, должен каждой, кто назовется матерью моего племянника, делать ДНК-тест?

— Только мне, — поднимаю на него глаза, смотрю умоляюще.

— И зачем, позволь узнать, мне это нужно? — вскидывает бровь Тимур.

— Вы добрый? — тихо предполагаю я, чем снова вызываю у мужчины смех.

— Ошибаешься, я далеко не добрый, — убирая улыбку, отвечает он, — Тем более с игрушками моего брата.

— Я не его игрушка! Точнее, никогда не была такой для Бориса!

— Да что ты говоришь? Еще скажи, что не любила, а так, трахалась за деньги и все.

— Почему вы разговариваете со мной в таком тоне? Что вы себе позволяете? — возмущаюсь неожиданно я. Откуда только смелость взялась?

— Еще скажи, что я не прав, — зло усмехается Тимур, — Борис всю жизнь только со шлюхами и встречался. У него хорошие девочки не водились, не вставал у него на них, понятно?

— Вы меня не знаете и про наши отношения с Борисом тоже, поэтому не смейте меня оскорблять! — сжимаю кулачки, впиваясь до боли ногтями в кожу на ладони. Сама себя пытаюсь сдержать, испорчу сейчас все, дурочка!

— А мне и знать ничего не нужно, — встает Тимур из-за стола, — Если ребенок и правда твой, значит, и с Борисом не в карты по ночам играла. А он такую цыпочку, как ты, мигом бы разложил. Даже в этих обносках. Хорошо играешь, почти поверил. Вот только я не он. Не стоит передо мной комедию разыгрывать.

Обходит стол, нависает надо мной, повернув кресло к себе и поставив руки на подлокотники.

— Ни одному слову не верю, — произносит тихо Тимур, глядя мне в глаза, практически не мигая. А в глазах ярость, режет, не дает вздохнуть.

Чувствую себя как мышь у змеи в западне. Боюсь шелохнуться. Хотя нет, Исаев не змея, он хищник, следит за каждым моим движением, словом, что мурашки по рукам ползут. Забываю, как дышать, напрягаюсь, еще сильнее сжимаю кулачки.

— Не думай, что я подпущу к ребенку такую, как ты. А если будешь настаивать, то переверну все вверх дном и найду всю правду о тебе. Лучше сразу признайся, что нагло врешь, пользуешься моментом, дрянь.

В голове стучит, сердце заходится от волнения. Отмираю, тру ладошки друг об друга, что внезапно стали влажными. Осторожно выпускаю из себя воздух и делаю легкий вдох, вспоминая о необходимости дышать.

— Я мать Саши, проверяйте, как хотите, но больше я своего ребенка не оставлю, — хрипло выдавливаю из себя.

Чувствую, как дрожит мой голос, и Тимур это видит. Скользит взглядом по моей губе, что я закусила чуть ли не до крови. Отталкивается от кресла одним резким движением, поправляет на себе рубашку, расстегивает еще одну пуговицу у воротничка.

— Пойдем, — приказывает мне, кивая на дверь из кабинета.

— Куда? — пугаюсь до обморока. Неужели меня сейчас снова выгонят на улицу, а я так и не увижу Сашу?

— К ребенку, — делает шаг в сторону выхода Исаев.

Я вскакиваю с кресла, практически бегу за ним, стараясь не упасть на ослабевших от волнения ногах. Того и гляди подвернуться, так как стали словно ватные.

Мы поднимаемся по широкой из черного мрамора лестнице. Исаев впереди меня, я следом. Взглядом сверлю его широкую спину, что натянула черную ткань дорогой рубашки. Под ней угадывается мощное тело, он явно проводит в день несколько часов, тягая гантели. Что Борис, что его брат очень сильные мужчины, такие, что на фоне Тимура я сама себе кажусь букашкой, которую ничего не стоит раздавить, не оставить даже мокрого места.

— Иди вперед, — приказывает Исаев, останавливаясь в начале коридора. Проверяет, была ли я здесь, в этом доме. Знаю, где комната ребенка. На что я хмыкаю и, как мне кажется, невозмутимо толкаю дверь в детскую. А дальше забываю обо всем, когда вижу Сашеньку, который сидит на полу, перебирая разноцветные детали от конструктора Лего.

— Яна, — оборачивается Саша и подскакивает с пола.

Делаю несколько шагов и подхватываю сына в свои объятья, раскрыв руки. Прижимаю к себе, носом зарываюсь в темные волосы почти до плеч. Вдыхаю родной запах своего ребенка, что-то сладкое, немного ванильное. От зеленого плющевого костюмчика пахнет почему-то выпечкой и какао.

— А я знаю, что у тебя было на полдник, — шутливо щелкаю по носу Саши, на что он со смехом морщится, отстраняется, но обнимает меня снова за шею.

— Не угадаешь, — смеется Саша, а я хочу его затискать до невозможного. Прижать так, чтобы оторвать нельзя было.

— Скорее всего, ватрушка и какао, верно? — с улыбкой отвечаю сыну, отчего его глазки распахиваются удивленно и широко.

— А еще банан, — хитро добавляет он.

— Люблю тебя, — шепчу скорее себе, едва шевеля губами.

— Где ты была? — обиженно дует губы Саша, — Папа сказал, что ты меня забыла.

— Ты не плакал без меня? — тревожусь я, кидая строгий взгляд на няню, которая давно уже стоит в дверях, испуганно смотрит на Исаева.

— Тимур Кириллович, я не знаю ваших распоряжений насчет Яны, — суетливо произносит женщина, — Ее велено пускать раз в месяц, но сегодня не ее число. Возможно, в связи с обстоятельствами…

— Раз в месяц… — задумчиво произносит Тимур, сложив руки на груди и терзая меня взглядом, — Саша, это кто? — указывает на меня, выкинув вперед свою руку.

— Это, дядя Тимур? — озадаченно смотрит на меня ребенок, — Яна…

Глава 9

— Подождите! — выпускаю из своих рук сына и делаю шаг к Исаеву, — Мне Борис запретил говорить кому-либо о том, что я родная мать Саши.

— Тебе не кажется, что слишком много Борис запрещал, а ты спокойно принимала? — хмурится Тимур, — Какая мать будет каждый месяц навещать своего ребенка или просто отдаст отцу без всяких условий? Да еще и соблюдать тайну?

— Я понимаю, как это все выглядит, но у меня не было другого варианта, поверьте, — умоляю Исаева.

Мне очень важно, чтобы этот человек мне поверил. Иначе я навсегда останусь для Саши лишь чужой женщиной. Никогда не буду для него матерью.

— Всегда есть выход, — отвечает Исаев твердым тоном.

— Это и был мой выход на тот момент. Если я соблюдаю тайну рождения Саши, то Борис…

— Что? — сводит брови Исаев.

— Не трогает мою семью.

— И ты думаешь, что я этому поверю?

— Я уже сама не знаю, чему и кому верить.

Тимур сканирует меня взглядом, снова оглядывая мой внешний вид, и ухмыляется.

— Хочешь сказать, что Борис не обеспечивал тебя после рождения якобы твоего ребенка? Мой сводный брат всегда был щедр к своим женщинам.

— Я не его женщина!

— Странное заявление от той, что родила от Бориса ребенка, — хмыкает Исаев, — Ладно, у меня много дел и разбираться с тобой я не собираюсь. Поэтому предлагаю тебе вот что…

Через час я вышла на крыльцо и вдохнула кристально чистый воздух полной грудью. Сама не ожидала такого результата. Но видимо, у Исаева было просто безвыходное положение, и он нашел свой выход, который устраивал и меня. Мне было предложено стать няней своему сыну с испытательным сроком на два месяца. Я готова была руки целовать Исаеву за такую возможность. Пусть у меня так мало времени, но за этот период я что-нибудь придумаю. Тем более Тимур согласился провести анализ за свой счет. С чего бы такая благотворительность? Это-то меня и пугало, но я готова была сделать что угодно, только стать ближе к Саше. До результата моего анализа ДНК я должна соблюдать тайну, как и раньше. Саша по-прежнему мне никто. Я лишь его няня и все.

— Из-за смерти Бориса я уволил сразу пять человек, — объяснял мне Исаев, когда мы снова оказались у него в кабинете, — Сейчас я занимаюсь похоронами брата и наследством. Мне совершенно некогда искать проверенную прислугу. Те, которых я уволил, оказались не чисты на язык. Не в смысле обворовали дом за минувшие сутки, а слили много ненужного журналистам. За что им будут предъявлены огромные иски, а места своего они лишились. В том числе обе няни моего племянника оказались падкими до денег. В сеть ушли фотографии мальчика и даже видео с ним.

— Какой ужас, — я действительно возмутилась, поэтому понять Исаева могу. Никому не хочется, чтобы твою жизнь обсуждали все вокруг.

— Через два дня похороны, сын Бориса должен на них присутствовать, — продолжает Исаев, — Так как уже все знают про наследника, будет вдвойне тяжело скрывать моего племянника. Поэтому сейчас Сашу должны окружать люди, которым я бы хотел доверять. Тебе можно доверять? Судя по договору, который ты подписала и берегла тайну столько лет, я надеюсь, что ты и дальше продолжишь это делать. Мои люди будут следить за тобой. Любая информация, фото или видео в сети, от тебя мокрого места не останется, понятно?

— К чему такая скрытность? — испуганно спрашиваю я.

— А ты реально не понимаешь? Этот ребенок сейчас золотой, — тихо рычит Тимур, — Даже в плане похищения он лакомый кусок для выкупа, я не говорю о тех, кто захочет подобраться к его наследству. Хорошо, что в свое время Борис позаботился о завещании и заранее оговорил мое опекунство. Иначе все было бы намного хуже. Впрочем, тебе это знать необязательно. Запомни, ты просто няня, а если твое материнство будет доказано, поговорим по-другому. Тебе все понятно?

Я киваю часто и с таким рвением, что боюсь, оторвется голова. Все что угодно лишь бы попасть в дом и быть рядом с Сашей.

— Сейчас тебя отвезут домой, соберешь вещи, и завтра в шесть утра тебя заберет машина. С этого дня ты живешь в этом доме и соблюдаешь определенные правила, если нарушишь, сама знаешь, что будет.

— Да поняла я уже, — недовольно фыркаю я и вижу, как опасно загораются глаза Исаева.

— А вот дерзить мне не советую. Не обольщайся, я ничем не лучше Бориса. Тебя я не знаю, поэтому для меня ты ничего не значишь. Веди себя соответствующе.

И вот я еду к себе домой, чтобы собрать свои немногочисленные пожитки и уволиться с работы, куда я больше не выйду. Последние два года я работала санитаркой в больнице. Зарплата копеечная, но мне хватало. Главное я понемногу приходила в себя, собираясь что-то менять в этой жизни. С моими знаниями языков можно было найти работу лучше, но я просто сломалась после всего, что произошло. Мне было все равно, что происходит со мной. Жила только этими редкими встречами с сыном, больше меня ничего не интересовало. Я уже искала другую работу, хотела снова стать переводчиком, но все случилось буквально перед моей болезнью. Заболела настолько сильно, что провалялась в больнице почти три недели. Тогда я и не смогла навестить Сашу, а Борис меня даже слушать не стал.

Но теперь я очень надеюсь, что все изменится. Исаев пообещал мне хорошо платить, как до этого уволенным няням. В пару мне найдут еще одну женщину, но я попыталась убедить Тимура, что справлюсь и одна.

— Я так решил, — отрезал он, а я поджала губы. Незачем мне сердить нового хозяина этого дома и опекуна моего сына. Интересно, Исаев тоже тут собирается жить? Судя по всему, он и до смерти Бориса был довольно обеспеченным человеком, такое видно сразу. Он не похож на мужчину, на которого неожиданно свалилось богатство. Скорее на хозяина жизни, который привык всем распоряжаться. Наверняка, как брат, Тимур тоже наследует какую-то часть состояния.

Мне все равно, будь Исаев хоть трижды миллиардером. Главное, что он согласился оплатить мне анализ ДНК, а когда узнает, что я действительно мать Саши, то… Вот тут моя фантазия обрывалась. Я не могла даже предположить, что будет дальше. Сейчас я уже понимала, что ребенка мне никто не отдаст, а вот позволят ли жить вместе с ним или хотя бы видеть Сашеньку — это вопрос. И он явно будет решен не в мою пользу. Исаев просто не допустит этого. Как бы этот мужчина был не хуже Бориса. Вот чего я боюсь больше всего.

Глава 10

— Зачем ты согласилась? — сердится Нина, когда я собираю свои вещи в небольшую спортивную сумку, — Ты же понимаешь, что это снова западня, ничем не лучше той, в которой ты была?

— Я буду рядом с сыном круглые сутки, — оправдываюсь я, — Тем более мне заплатят и сделают тест. С этими результатами я смогу обратиться в суд.

— И что дальше? Все равно ты не сможешь его выиграть. Кто ты и кто этот Исаев.

Нина единственный человек, кому я могу рассказать все нюансы нашей сделки с Тимуром. Нина и Катя, которая была в курсе всего с самого начала. В этих близких мне людях я уверена на все сто процентов. Понимаю, что Исаев в порошок меня сотрет, если узнает, что я рассказала обо всем хоть кому-то, но по-другому было нельзя. Я привыкла доверять Нине, а Катя работает на семью Бориса, и сама знает, что можно болтать, а что нет.

— Ох, глупая, — стонет Нина, — Ничему тебя жизнь не учит.

— Хорошо, — раздраженно дергаю замок на сумке, срывая лапку на молнии, — Черт!

— Успокойся, — подходит подруга и обнимает за плечи, — Просто я за тебя волнуюсь. Ты сама не своя эти пять лет, и мне хочется, чтобы ты была счастлива. Но так ничего не добьешься. Ты должна дать отпор этим крутым мужикам, иначе всегда будешь для них никем.

— Даже если я пойду против них, все равно не стану от этого ценнее, — фыркаю я.

— Бедовая ты, Янка, — вздыхает Нина, — Пойдем, я картошку пожарила. Никогда не решишь свои проблемы, если будешь плыть по течению.

— Нина, ну хватит, — сержусь я, — Что ты мне предлагаешь делать? Какие еще варианты?

— Никаких, — вздыхает подруга, — Сама всю голову сломала, как тебе помочь. Но ничего путного не лезет. Только прошу тебя, будь осторожнее. Не доверяй никому и вообще никуда не суйся. Эти богачи они такие…

— Какие? — начинаю улыбаться я.

— Бессовестные, вот! Как бы и этот, опекун, ни сделал того, что его брат!

— Не пугай меня, даже вспоминать не хочу Бориса.

— Вот и не вспоминай, — кивает Нина, — Пойдем, картошка остынет.

— Ты иди, я сейчас, — кидаю в сумку последние вещи, да и много ли мне нужно? В доме все в форме ходят, а так мне джинсы, пару футболок да пижама с нижним бельем.

Хорошо, что успела на старую работу, написала отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Вряд ли я сюда еще вернусь, хватит. Пора свою жизнь устраивать, Нина права. Совсем я руки опустила, а когда-то многого могла добиться, если бы не Борис. Он мне всю жизнь считай, сломал, Сашу без матери оставил. Пусть переворачивается теперь, где бы он ни был, или то, что от него осталось.

Опять всю ночь не спала. Мысли не могли покинуть мою голову, все думала, как, и что будет. Но утром меня уже ждала машина, когда я спустилась и вышла на улицу. Все, теперь отступать некуда. Надо менять что-то, добиваться своего, а это первая ступень. Я хотя бы сына смогу видеть, а дальше разберемся. Возможно, этот Исаев и не такой жестокий, как мне показалось вначале.

Водитель — молодой мужчина всю дорогу веселил меня, расспрашивал. Его тоже только наняли, поэтому интересовался, что да как. Но я старалась не особо с ним разговаривать, тем более о прежнем хозяине дома. Лучше держать язык за зубами, чем потом получить выговор от Исаева.

В доме уже была утренняя суматоха. Прислуга подготавливала дом к приезду гостей, что прибудут на похороны. Кто это я пока не знала, но повариха по секрету сказала, что готовят две гостевые комнаты.

— Женщины какие-то, — призналась она мне шепотом, — Возможно, невеста нового хозяина, так как в одну из комнат поставили большой букет алых роз, а в другую белые лилии.

— И с чего ты решила, что невеста? — улыбнулась я, пока подбирала себе форму. Темно-синее платье и белый воротничок. Хорошо, что мне не нужно было носить фартук, как у горничных.

— Алые розы, Яна, — постучала себя по лбу повариха, — Такие только девушкам дарят.

— Аа, получается, что вы раньше Исаева не видели в этом доме?

— Как не видела? Бывал пару раз, но нечасто. Говорят, он за границей жил. Они с Борисом не особо ладили. Поэтому я и удивилась, что наш прежний хозяин что-то оставил сводному брату.

— Ох, давайте не будем говорить о них? — предложила я, испуганно оглядываясь по сторонам, — Не хорошо это, сплетни собирать.

— И то верно, но хозяина пока нет. С самого раннего утра куда-то умчался. Охраны две машины взял. У нас теперь тут как закрытая зона, одни охранники. А слуг меньше стало.

Слушая ее болтовню, прошла в комнату для прислуги, что мне отвели в доме. Положила в шкаф свои вещи, достала новые колготки и натянула платье. Волосы забрала в высокий хвост, закрепила резинкой. В комнате я была пока одна. Старые няни были уволены, а я теперь как бы за двоих работаю. Интересно, оклад у меня тоже за двоих будет? Деньги мне сейчас очень нужны, если я хочу отсудить права на сына. Исаев наймет лучших, мне с ними не тягаться. Но должна же быть правда в этом мире? Если я не попробую бороться за Сашу, то как мать ничего не стою.

— Держи, — повариха вошла в комнату с маленьким подносом в руках, — Наверное, и позавтракать не успела, тощая какая, жуть смотреть. Тут круассаны только испекла и какао. Знаю, ты любишь.

Светлана вообще была женщиной доброй, румяной, полной. Она и раньше все пыталась меня подкормить, совала то кусок пирога, когда я здесь была, то с собой даст контейнер с чем-нибудь вкусненьким. Я пыталась отказываться, но куда там. Светлана и еще одна девушка из горничных, относились ко мне хорошо. Остальные помнили, когда я жила тут беременная, и опасались, так как не понимали, что от меня ждать. Пожила немного, родила и оставила ребенка, а затем появлялась раз в месяц. Представляю, что обо мне тут думали. Но из старых осталась только пара охранников, садовник и вот Светлана с Галей. Только они знали, что это я родила Сашу, но никогда не скажут. Тем более не выступят в суде для моей защиты. Борис их в свое время сильно запугал. Посмотрим, что будет при Исаеве, но я так думаю, что ничего не изменится. Тимур мне казался довольно опасным человеком.

Глава 11

Саша обрадовался, когда меня увидел. Экономка, что все это время присматривала за ним, вздохнула с облегчением. Не то, чтобы ребенок был слишком энергичным и за ним нужен глаз да глаз, просто не всем нравится сидеть целыми днями и смотреть за детьми.

— Наконец-то, — радуется она, — Займусь своими делами. В доме и так все вверх дном, а тут еще сиди за маленьким хозяином, приглядывай.

— Теперь можете быть спокойны, — улыбаюсь я, рассматривая новые рисунки сына, что он протягивает мне.

— Ты надолго в этот раз или только на день? — чуть ли не бежит женщина из детской.

— Пока на два месяца, сказали, что няни нет, — уклончиво отвечаю я.

— Да и лучше, те старые были так себе, если честно, толку ни от одной нет. Такие деньжищи получали, а включают свои сериалы и сидят целыми днями. Ребенком совсем не занимались.

— Ужас какой, — искренне возмущаюсь я, и мы остаемся с сыном одни.

Далее день проходит словно один момент. Мы с Сашей много гуляли, сходили в бассейн, который был прямо в доме на цокольном этаже. После обеда сын спал, а я тоже спустилась на кухню, чтобы заварить себе чашку чая. Но повариха усадила меня за стол, наливая в тарелку наваристый борщ. От этого я чуть не поперхнулась, когда на кухню стремительно вошел Исаев. Борщ встал у меня поперек горла, и я смотрела на Тимура, плотно сжав губы.

— Почему мой племянник один в комнате? — рявкнул Исаев, а я с трудом протолкнула еду в себя.

— Обед, Тимур Кириллович, — пришла на помощь Светлана.

— Я же сказал, не оставлять ребенка одного, — сверкал сердитыми глазами новый хозяин дома.

— Уже иду, — заторопилась я, отодвигая тарелку.

— С этого дня вам будут приносить еду в комнату. Попрошу вас больше не оставлять Александра Борисовича без присмотра.

— Ясно. Понятно.

Меня буквально сдуло из кухни. Еще не хватало нарваться на выговор в первый день. Быстрее ветра пронеслась по лестнице и затаилась в детской, переводя дыхание. Саша спал, обнимая свою любимую игрушку, плюшевый котенок. Интересно, а в садик его тоже теперь водить не будут? Раньше Сашу возили в закрытый частный сад на пять часов в день. Сыну полезно было общаться с детьми, да и подготовка к школе велась усиленно. Не запирать же ребенка в доме до момента учебы. Социальная адаптация тоже нужна. Надо как-то поговорить об этом с Исаевым.

Пока я планировала разговор с опекуном Саши, тот сам пришел в детскую и вызвал меня в коридор.

— Завтра состоятся похороны Бориса. Это будет кремация. Я хочу, чтобы Александр присутствовал. Будут журналисты, подготовьте ребенка соответственно положению. Через час сюда приедут стилисты, и вам предоставят одежду на завтра, так же как и моему племяннику. Приведите себя в порядок. Няня Александра должна выглядеть достойно.

— А что со мной не так? — нервно произнесла я, поправляя прядь, что выбилась из хвоста.

Взгляд Тимура прошелся по моей фигуре, задержался на прическе, лице.

— Вы считаете, что именно так должна выглядеть няня наследника Завьяловых? — хмурясь спросил Исаев.

— Я не знаю, как она должна выглядеть, — смело смотрю ему в глаза, хотя у самой колени трясутся.

— Ясно, вот для этого и нужен стилист, — рявкает Тимур, а я испуганно вздрагиваю, но тут же шиплю на него разъяренной кошкой:

— Ребенка разбудишь!

Хлопаю ладонью себе по губам, от страха округляя глаза. Это во мне сейчас мать сыграла, что мигом всю субординацию потеряла.

— На первый раз прощаю, но напоминаю, что ВЫ, Яна Владимировна в моем доме и подчиняетесь моим приказам.

Тимур разворачивается и уходит, а я чуть ли не оседаю на ставшими ватными ногах. Вот как может человек так подавлять своей властью? Одним взглядом, одним словом. Они с Борисом действительно похожи, несмотря на то что матери у них разные. Странно, что у младшего сына отчество другое, но пусть меня это не волнует. Это их семья, а не моя.

Ужинаем мы в детской, где нам накрывают отдельный стол. Нет, это совершенно не подходит для ребенка. Иногда Сашу все же нужно выпускать из комнаты не только на прогулки по дому. Что он как узник сидит здесь. Прогулки в саду не считаются. Мой сын тоже член этой семьи и должен хотя бы узнать своего дядю. Возможно, сейчас Тимуру действительно не до ребенка, но потом им вместе существовать.

Мои мысли прерывают голоса в доме. На первом этаже какая-то суматоха, шум. Я помню слова Исаева и стараюсь не выходить из детской, но гости неожиданно сами появляются на пороге. В комнату входит невысокая, слегка полная женщина в элегантном костюме темно-серого цвета, а за ней молодая женщина.

— И где же этот наследник? — складывает губы бантиком пожилая мадам.

Когда-то эта женщина явно была красива. Ее темные волосы сохранили былую густоту и забраны в элегантную прическу. Руки ухожены, лицо умело накрашено, но смотрится словно искусственное. Вторая женщина выглядит как модель, высокая, худая, но держится как королева.

— Посмотри, Милана, вот малыш Бориса, правда прелесть? — растягивает красные губы пожилая.

— Это всего лишь ребенок, — капризно поджимает губы молодая.

— Мама, позволь тебе представить Завьялова Александра Борисовича, — произносит Тимур и кидает на меня гневный взгляд.

Я не совсем понимаю, что он хочет, но меня неожиданно спасает Саша, который встает со стульчика и подходит к гостям.

— Завьялов младший, — протягивает он руку пожилой мадам. Та пожимает маленькую ручонку.

— Как мило, — расцветает та, — А я твоя бабушка, малыш. Я ведь ему теперь бабушка, да? — переводит взгляд на Исаева.

— Это вряд ли, — выдает тот, после минутной заминки, — Мать Бориса, бабушка.

— Ну так ее нет, — возражает женщина, — Впрочем, ты прав, ни к чему это все.

— А это няня ребенка, — вспоминает обо мне Исаев.

— Ты же не думаешь представлять нас прислуге? — возмущается молодая женщина.

— Не обязательно, — кивает Тимур, и они выходят из комнаты, но затем Исаев снова заглядывает в комнату, — Я вас предупредил насчет ребенка. У нас в доме гости, постарайтесь, чтобы ребенок им не мешал.

Глава 12

Фарс. Цирк клоунов. Все эти похороны не более, чем представление, где ни до кого и никому нет дела. Хотя здесь я зря, это событие — еще один повод, чтобы показать себя, выгулять бриллианты, машины. Сделать вид, что тебе не безразлично, что сочувствуешь, что оплакиваешь.

Обвожу взглядом заполненный прощальный зал крематория. Особо ни на ком не останавливаюсь, но подмечаю многое. Эти белые кружевные платочки, надушенные так, что в зале дышать нечем, сверкающие искрами колье на выставленном напоказ декольте. Здесь не похороны, здесь модный дом. Если мужчины в строгих черных костюмах, белых или черных рубашках, то женщины как на подбор. Отличие минимально. Черные платья от известных кутюрье, отличие только в тканях и фасонах. Драгоценности, по стоимости с хороший особняк. Натянутые умелым хирургом лица, сделанная и торчащая грудь. Всегда удивляло, почему у богатых мужчин женщины все практически одинаковы. И я не про любовниц. На похороны с любовницами не ходят. Брюнеток тут и пара штук не наберется. От белых локонов уже тошнит, а от духов в носу свербит.

— Мои соболезнования, Тимур Кириллович, — подходит ко мне какой-то мужик в темно-сером костюме, что натянулся на объемистом животе.

Рядом с ним, как и положено жена. Платье до колен, волосы в элегантном пучке с легкомысленными прядями. Губы на пол лица.

Киваю, пожимаю руку мужику, целую белую ручку жене. Отходят, а я перевожу взгляд на своего племянника и его якобы мать. Стоят у закрытого гроба. Она держит мальчика за руку, а тот, как стойкий оловянный солдатик, терпеливо держится, слабо понимая, что вообще происходит.

Нет, я пытался объяснить Саше, что его отец погиб, но думаю, для него это что-то за гранью понимания. Возраст не тот, но присутствовать малой обязан. Журналисты не успокоились, пока не отщелкали миллиардного наследника со всех ракурсов. Не хотел я Сашку показывать публике, но теперь этого не избежать. Это нужно для бизнеса Бориса, который теперь в руках почти пятилетнего пацана и в моих. Иначе сожрут все с потрохами и малому ничего не останется.

Придется потерпеть, усилить охрану и так еще долгое время, пока Сашка не станет взрослее. Пока сам не начнет понимать, что на него свалилось. Борис правильно сделал, что назначил меня опекуном. Любого другого просто смели, да и нет никого другого. Взять хотя бы эту Яну. Да какая она мать для богатого пацана? Ей самой, опекун бы не помешал. Дура дурой. Легла в постель к Борису — пользуйся, а эта ничего не взяла. Только ребенка подарила и сидела тихо в своей норке.

Моя служба безопасности прошерстила ее вдоль и поперек. На шлюху и впрямь не похожа, но как-то связалась с Борисом. А мой сводный брат всегда выбирал легкодоступных женщин, готовых за деньги на все. Хорошо, что хоть не каждой своего ребенка делал. Иначе я бы сейчас не разгреб.

А эта стоит, смотрит на белый лакированный гроб, держит Сашку за руку. На лице нет скорби, я даже не могу понять, что у нее за выражение. Это больше смахивает на ненависть. Радости точно нет. С одной стороны, я ее понять могу, брат был еще тот подарок. Всегда жадный до баб и денег, он порой переступал черту. Сколько раз я его вытаскивал по молодости из разных передряг, о половине которых отец так и не узнал. И это я, младший. По логике должно быть наоборот, старший за младшего. Но мне кажется, что Борис меня ненавидел. С той самой минуты, когда моя мать вошла в их дом и вышла замуж за нашего отца. К тому времени матери Бориса уже не было. Я не вдавался в подробности, но там какая-то мутная история была.

Мне сказали, что мать Бориса застукали с водителем отца. Причем в прямом смысле застукали, до смерти. Но отец отрицал, говорил, что погибла в аварии. Да и кто бы мне тогда правду сказал? Но мне и не нужно было. Не тот возраст. После того как они поженились и на меня свалились деньги, я вел разгульную жизнь, наслаждаясь подарками судьбы. Окончание школы, бизнес-школа — все пролетело как в тумане. Ни дня без женщин, без вечеринок и клубов. Я падал, и мне это нравилось. Пока не стало отца. Внезапно, как Борьки, в один момент. Так и не нашли, кто его заказал. Перерыли все, что можно, все контакты, всех знакомых и ничего.

Отец и тут сделал подлянку. После смерти ничего не оставил моей матери, практически все отдал Борису. Моя мать осталась ни с чем, так как все было куплено до их замужества с отцом. Почти три года она судилась, спуская остатки своего состояния, но Борис не дал ни копейки. Мне отец оставил какой-то минимум и то с условием, что получу все в двадцать один год, мотивируя это тем, что если получу раньше, то спущу все с рук, промотаю, пущу по ветру. Возможно, с этой стороны он был прав по-своему, однако именно это подстегнуло меня к дальнейшим шагам.

Ушли мы из семьи Завьяловых с двумя чемоданами, в которых была пара шуб матери, какие-то драгоценности и несколько моих шмоток. Борис даже не вышел провожать. Я всего добился сам. Тот, что сейчас стоял у гроба своего брата, сделал свое имя, не вылизывая ноги семейству Завьяловых. Мои мозги сделали мне имя в Америке, а мои разработки в компьютерной области, подарили обеспеченную жизнь. Причем довольно обеспеченную, исчисляемую миллионами в иностранной валюте.

Почему Борис выбрал меня опекуном своему сыну? Он же знал, что я не изменил своего отношения к семье Завьяловых. Я ненавидел их всех, точнее, своего отца и брата. Борис также знал, что я не буду испытывать особого тепла к его сыну. Я согласен, что малой ни в чем не виноват, но и наделять своего племянника особой любовью не намерен.

Снова смотрю на няню Сашки, отмечая, что в этой комнате она, пожалуй, самая естественная и даже красивая. Не эта искусственно сделанная красота, как у остальных, а простая, я бы даже сказал милая, нежная. Если она действительно бархатная лилия среди шипастых роз, то я буду сильно удивлен. И до сих пор не могу понять, как она могла связаться с Борисом? С таким, как Борис. Да он бы сожрал ее и даже не подавился. Ничего в этой женщине не привлекало моего брата, ничего. Однако мы имеем ребенка, и если тест докажет, что это мать Саши, то все меняется. Да так, что это будет просто бомба для газет.

Глава 13

— Ох, я так устала, — в какой раз произносит невеста Тимура, когда мы уже входим в дом после похорон и ресторана.

— Отчего? — хмуро произносит тот, — Стоять и губы бантиком держать?

— Фу, какой ты противный, милый, — уходит Милана в свою комнату, поднимаясь по лестнице и виляя бедрами. Как только можно ходить на таких высоченных каблуках?

— А ты, дружок? Устал? — подхватывает Сашеньку на руки опекун, — Или еще есть силы в приставку поиграть?

Вижу, как загораются глазенки у сына, как он сразу начинает сиять.

— Папа говорил, что приставки для дураков, — заявляет Саша со всей серьезностью.

— И запрещал играть? Но у тебя же есть приставка, я видел в шкафу, — мрачнеет Тимур, а Саша испуганно смотрит на меня.

Это была наша с сыном тайна. Я купила ему приставку полгода назад, копила деньги несколько месяцев, и мы иногда играли с ним, когда в доме никого не было. Но что такое раз в месяц, а то и реже играть для ребенка, когда в его возрасте дети уже целыми днями этим занимаются.

— Понятно, няня у нас не соблюдает приказы хозяина, — морщится Тимур, — Ладно, сегодня можно, пошли, я покажу тебе настоящего профи.

Провожаю сына взглядом, что удаляется от меня, сидя на плечах у дяди. Первый раз вижу Тимура таким, с чего бы ему проявлять внимание к своему подопечному или здесь тоже деньги играют свою роль? Но у меня есть немного свободного времени, уже вечер, пойду быстро приму душ и попробую перетащить часть вещей в детскую. Вчера мне пришлось делать это поздно ночью. Хорошо, что комната Саши состоит из двух: игровая, где стоит диванчик и сама спальня. Мне удалось поспать на этом диване.

— Как же все эти похороны утомляют, — появляется в гостиной мама Исаева, — Дорогая, принеси мне чашку чая и мед, — велит мне Изольда Викторовна, усаживаясь в одно из кресел.

Думаю, что ответить этой женщине. Так-то я не прислуга, а няня, а то, что стою здесь, еще не значит, что должна выполнять ее приказы.

— Попрошу кого-нибудь на кухне, — нахожу быстро выход, но не тут-то было.

— Напомни мне, кто ты такая? — сканирует меня взглядом мадам, снимая с головы черную шляпку-таблетку с вуалью.

Сегодня мама Тимура выглядела на все сто, тут и бриллианты, и элегантный наряд в традициях современного платья. Хорошо, когда можно нанять стилистов и купить все что угодно. Интересно, чьи деньги тратят его невеста, мать, да и сам Тимур? Мне бы не хотелось, чтобы моего сына нагло грабили. Надеюсь, они живут на свои или Тимур уже вступил в права наследства над своей половиной?

— Я в этом доме няня Саши, — отвечаю Изольде, разворачиваясь на каблуках, чтобы уйти. Вступать в беседу мне совершенно не хочется. У меня одно желание, чтобы обо мне забыли на время, дали перевести дух. Необходимость держать постоянно себя в руках уже начинает раздражать.

— Судя по всему, ненадолго, — недовольно произносит мать Тимура, а я делаю вид, что не слышу.

Иду на кухню, прошу, чтобы отнесли чай в гостиную и мед.

— Как все прошло? — спрашивает меня Светлана.

— Дорого, богато, без скандалов, — пожимаю плечами, поправляю на себе узкое черное платье.

— Эх, скучно Бориску похоронили, — хмыкает повариха, но тут же оглядывается по сторонам, проверяя, не слышал ли кто, — Что теперь с нами будет? Новый хозяин думает здесь остаться?

— Понятия не имею, — честно отвечаю я, — Но где-то же он жил до этого времени? Может, уедет? — с надеждой произношу я.

— Ваш Хозяин, намерен остаться здесь!

Голос Тимура заставляет нас со Светланой вздрогнуть и испуганно посмотреть на него, — А еще ваш основной хозяин хочет печенье и какао. Будьте добры прекратить ваши сплетни и обслужить Александра Борисовича.

Мы со Светланой разбегаемся в разные стороны, как тараканы при включенном свете. Она выполнять приказ, а я в свою комнату, но Исаев не дает мне пройти, перекрыв своим телом выход из кухни.

— Вы, Яна Владимировна, слишком много себе позволяете, — сердито сверлит меня серыми глазами Тимур, — Если я ушел в комнату с племянником, это не значит, что вы свободны. Почему я должен бегать на кухню за печеньем?

— Потому что вам больше нечего делать? — невольно вырывается из меня, и я прикусываю от досады губу. Зачем нарываюсь?

— Мне кажется, это вы слишком расслабились, — Тимур становится еще злее. Я уже говорил, что вы не должны покидать моего племянника!

— Он уже большой мальчик, а у меня есть физические потребности!

— Это какие потребности? — прищуривается Тимур, — Хотите сказать, что внимание к своему якобы сыну вас напрягает, вы устали?

Смотрю ему прямо в глаза, вижу там злость и вызов. Он ждет, что я начну оправдываться, извиняться. Если я так поступлю, то все будет нормально и Исаев меня уволит, а он только этого и ждет. Этот человек хочет, чтобы его умоляли, просили. Или я отстаиваю свое, или иду на все четыре стороны.

— Извините, больше этого не повторится, — опускаю взгляд и чуть ли не подпрыгиваю, когда его пальцы касаются моего подбородка, заставляя вскинуть голову вверх.

— Жаль, я думал ты смелее, — снова разглядывает меня в упор Исаев, внимательно, даже с каким-то разочарованием.

— Легко быть смелым, когда нечего терять, — мы смотрим друг другу в глаза, ведем молчаливую борьбу.

— Иди, по своим физическим потребностям, час у тебя есть. Я приказал приготовить тебе комнату рядом с детской. Еще раз повторю, ты должна быть рядом с Александром, — отпускает мой подбородок Исаев, — Это не обсуждается.

— Вы чего-то боитесь? — догадка пронзает меня, заставляя приподняться от страха волоски на руках, — Саше угрожает опасность?

— Он наследник, Яна Владимировна, — сухо произносит Тимур, освобождая проход, — А это всегда опасно.

Я тоже отступаю, обхватив себя руками. Мне почему-то очень страшно, очень. Я боюсь за сына и за себя.

— Борис погиб не своей смертью? — тихо спрашиваю Исаева.

— Не неси дурь и держи язык за зубами, — снова смотрит внимательно на меня Тимур.

Глава 14

Неделю, как Тимур куда-то уехал по делам. Перед этим проводили его маму и невесту. Я не спрашивала, куда все разъехались, мне было все равно. Главное, что мы с Сашей наслаждались тихим и спокойным общением. Много гуляли, читали книжки, смотрели мультфильмы. Через четыре дня после похорон Бориса, Сашеньку стали возить в элитный сад недалеко от коттеджного поселка. Он туда уже ходил, но если раньше моего сына туда отвозила няня с водителем, то теперь наследника сопровождали машины с охраной, и кто-то один обязательно дежурил около Саши.

Не знаю, как к этому относилось руководство садика, но я ничего не имела против этих мер, так как сама очень часто видела около дома Бориса журналистов. Они нагло лезли ко всем, кто выходил из дома, и, конечно, чаще всего это была прислуга. Пару раз, и сама попадала под обстрел их камер и пыталась быстро скрыться, пока меня не завалили вопросами.

Вот и сегодня, мне нужно было встретиться с Ниной, доехать до нашей съемной квартиры. Пришлось выходить за ворота, а тут они — двое мужчин и одна женщина. Выскочили из припаркованного неподалеку тонированного внедорожника и устремились за мной. Саша был в садике, а я торопилась вернуться до его приезда. Да и вообще, общение с журналистами не входило в мои планы.

— Девушка, подождите! — выкрикивал молодой мужчина, что достиг меня первым и пытался схватить за рукав, — Вы здесь работаете, да? Наша компания готова предложить вам хорошую сумму за интервью, а если есть фотографии…

— Меня это не интересует, — буркаю я, натягивая ниже шапку, чтобы прикрыть лицо от камеры.

Мужчина нагло хватает меня за рукав куртки и тянет на себя.

— Да подождите, посмотрите, какую сумму мы вам предлагаем! — продолжает он.

— Я ничего говорить не собираюсь, — второй мужчина постарше становится прямо напротив меня.

Пытаюсь обойти его, но путь мне преграждает женщина.

— Что вы можете сказать о матери наследника? — сует мне прямо в лицо микрофон с логотипом какой-то телевизионной компании женщина в обтягивающих черных джинсах, оранжевом пуховике и теплых ботинках, — Ее уже нашли? Это правда, что она скрывается в доме?

Пытаюсь вырвать свою руку из цепких лап молодого журналиста, но тот вцепился как клещ.

— Девушка, сумма с пятью нолями, — продолжает уговаривать тот.

— А я хочу с шестью, — фыркаю в ответ, за что тут же хватается другой журналист.

— Сейчас свяжусь с руководством, мне кажется, мы сможем решить этот вопрос.

— Вы все с ума сошли?! — возмущаюсь я, все же освобождаясь из рук молодого, — Никаких интервью я давать не собираюсь!

— Тебе деньги не нужны, детка? — оглядывает меня оценивающим взглядом женщина, — Или такая принципиальная?

— Думайте что хотите! Пустите меня! — путаюсь оттолкнуть женщину, чтобы пройти, но куда мне с моим воробьиным весом, — Вы понимаете, что это незаконно, задерживать человека?

— А тебе что, жалко, что ли? — зло кривится молодой, растеряв все свое добродушие, — Не убудет с тебя. Ты нам информацию, мы тебе бабло. А то работаешь тут, горбатишься на дядю или подстилка хозяйская?

— Пусти! — толкаю парня ладонями в грудь, и неожиданно он отвечает, мажет мне рукой по лицу.

Нос и щеку обжигает болью, даже в глазах потемнело, а в голове фейерверк взорвался.

— Говори! — рычит парень, а женщина пытается его остановить, пока он тащит меня за шиворот куртки к их машине, — Без денег все скажешь!

— Пусти ее, — громкий спокойный голос заставляет нас замереть посреди дороги.

Я пытаюсь проморгаться, но уже знаю, кто вмешался. Этот голос вызывает во мне холодок по спине и заставляет съежиться. Тимур Кириллович, собственной персоной. Стоит у длинной черной машины представительского класса. Оглядываюсь, вижу внедорожник с охраной и облегченно выдыхаю. Вот бывают же совпадения, как он вовремя!

— В машину, — приказывает мне Тимур, и я, шмыгая носом, который нестерпимо болит и, кажется, опухает, проворно прыгаю в теплый салон, где пахнет кожей и почему-то кофе.

Из кармана достаю платок и прикладываю себе под нос, убираю, ну надо же, до крови.

В машине тихо, никакого постороннего шума, лишь едва слышно играет музыка. Сквозь тонированные стекла вижу, как Тимур о чем-то говорит с журналистами, а затем тех окружает охрана Исаева и уводят в сторону их машины. Тимур медленно идет к автомобилю, но открывает заднюю дверь и садится рядом со мной.

— Покажи, — тон повелительный, такой, что я мгновенно подчиняюсь, подставляя лицо для осмотра.

Пальцы Тимура мягко обхватывают мой подбородок, и он внимательно рассматривает мой пострадавший нос и щеку.

— Мрази, — хрипло произносит он, — Сильно болит?

Киваю, так как в горле застрял болезненный ком. От страха пропали все слова и мысли. Нет, я сейчас не Тимура боюсь. Меня накрыл шок от произошедшего. Я только сейчас поняла, что могло бы случиться, если бы Исаев не приехал вовремя. Конечно, ничего бы со мной серьезного не случилось, но кто знает, на что способны разъяренные журналисты в погоне за горячим материалом?

— Испугалась? — совсем уже ласково спрашивает меня Исаев, и эта забота что-то пробивает во мне. И я реву. Позорно, навзрыд. Некрасиво, с каким-то похрюкиванием, — Ну ладно тебе, — неожиданно прижимает меня к своему плечу Тимур, — Учись жить по-волчьи, а ты, как думала?

Берет платок из моих рук и сам вытирает кровь, смахивает слезы, что горячим потоком бегут по моим щекам.

— А я кому-то говорил дома сидеть, говорил? — внушает мне Тимур, пока я продолжаю рыдать, орошая слезами воротник его идеального пальто, — Сама виновата, куда тебя понесло одну? Давай, приводи себя в порядок и поедем домой. Сейчас приедет врач и осмотрит твой нос. Насколько я вижу, перелома нет.

— Угу, — мычу я, пока Тимур оставляет меня и выходит из машины.

Пересаживается за руль и трогает машину с места. Впервые вижу его за рулем и что сказать, смотрится он классно. Как мужчина из женского глянцевого журнала. Красавец, богач за рулем дорогого авто. Мечта женщин.

Глава 15

Анализы у нас с Сашей взяли быстро, и затем Тимур пригласил меня в свой кабинет, где уже ждал врач. Пожилой седовласый мужчина осмотрел мой нос и провёл необходимые манипуляции.

— Жить будет, — улыбнулся он, завершая осмотр, — Нос не сломан, отек пройдёт через пару дней. Оставлю вам мазь и капли в нос. Будете подавать заявление на журналистов?

— Нет.

— Да, — ответили мы хором с Тимуром. — Этим займётся мой адвокат, — произнёс он, словно успокаивая меня.

— Но…

— Яна Владимировна, — терпеливо, что совсем не свойственно Исаеву, начал объяснять мне Тимур, — Сегодня они так поступили с вами, а завтра встретят повариху или горничную… Вы считаете, что такое обращение — это нормально?

— Конечно, нет! — возмутилась я.

Исаев прав: если такое оставить без внимания, то в следующий раз пострадает кто-то другой. А что, если им попадётся Сашенька?

— Вот поэтому, — продолжал он, — нужно сделать всё, чтобы у журналистов пропало желание охотиться за моим персоналом. Теперь вы понимаете, почему Александра Борисовича везде сопровождает охрана?

Я кивнула, и пока Тимур провожал врача, хотела уже сбежать из кабинета, но Исаев вернулся и поймал меня уже на лестнице.

— Я с вами не закончил, — подхватил он меня под локоть и снова повел в свой кабинет, — У меня к вам предложение, Яна Владимировна.

— Какое… — испугалась я, начиная от волнения задыхаться. Что ещё придумал этот мужчина?

— Милана уехала в Италию, вернётся только через неделю, а мне срочно нужна женщина, — заявил Исаев, а я попятилась к двери, готовая сбежать при первой возможности. — Да не в этом смысле, — дошло до него, и он снова подтолкнул меня к креслу за столом, усадил и пошёл закрывать дверь.

Я со страхом смотрела на него, не понимая, что он хочет. В каком смысле ему нужна женщина? Зачем я ему?

— Я неправильно выразился, мне нужна женщина для важной встречи в ресторане за ужином. Вы же умеете себя вести за столом? Ну, там вилка, нож… Или нет?

— Да! — тут же ответила я.

— Едите руками?

— Что, простите? — всё ещё не понимала я.

— Еду руками в рот кладете? — издевался Исаев.

— Конечно, нет! — возмутилась я.

— Платье и туфли носили когда-нибудь? — продолжал он, а сам смотрел на меня с циничной усмешкой, намекая на мои вечные джинсы и кроссовки.

— Вообще-то, да, — фыркнула я, начиная понимать, чего он от меня хочет.

— Отлично, тогда в пятницу вечером я вас заберу с собой. С Александром пока побудет экономка.

— И что я должна буду делать?

— Ничего, сидеть и мило улыбаться. В разговор не вступать, чтобы не ляпнуть что-нибудь глупое. Да вы и не сможете, французский язык вряд ли поймете, — недовольно морщится Исаев.

— У вас встреча с французами?

— Да, не переживайте, там будет переводчик. Впрочем, вам не обязательно участвовать в разговоре, вы будете скорее моим украшением, что я привел с собой. Главное, не ковыряйте вилкой в зубах и не сморкайтесь в салфетку.

Удивлённо смотрю на него. Это что, сейчас юмор такой был? Я ничего не напутала? Неужели это тот самый Исаев, который только и умеет, что строить всех по стойке смирно?

— Я умею себя вести за столом, — говорю, сжав сердито губы.

— Тяжело с тобой, Яна Владимировна, — притворно вздохнул Тимур, — Юмора ни капли.

— Жизнь такому не учила.

— А ты в жизни только плохое видела или хорошее тоже было?

— Мне кажется, наш разговор перешёл на личные темы. Наймите кого-нибудь из эскорта, пусть с вами идёт девушка, в которой вы будете уверены на все сто процентов, — обиженно произнесла я.

— Не хочу, был печальный опыт, — цинично скривил губы Исаев.

— Вели себя плохо? — подкалываю я.

— Нет, в штаны лезли, — встал он из-за стола, а я сглатываю слова, которые уже чуть не сорвались с языка. Так и хотелось спросить, что же ему в этом не понравилось.

— Значит, мы с тобой договорились. В субботу ты должна быть готова к приёму.

— Как скажете, я же полностью подчиняюсь вашим приказам, — гневно фыркнула я.

— Конечно, всё в этом доме моё и ты моя, — заявил Исаев, твердо глядя мне в глаза.

От этих слов у меня мурашки бегут по рукам. Тимур мне так напомнил Бориса, что я покрылась холодным липким потом от страха.

— Я не ваша и ничья. Но подчинюсь вам в этой просьбе, большего от меня не ждите.

— Даже и не планировал.

— Вот и отлично, — надменно произнесла я, — Надеюсь, мы с вами поняли друг друга.

— А как же, Яна Владимировна, а как же… — повторяет Исаев и подталкивает меня к выходу из кабинета.

— Ещё одно, Тимур Кириллович, — торможу на пороге, — Мне нужно съездить в свою квартиру, взять кое-какие вещи на смену, да и платье. Вы же не хотите, чтобы я шла на встречу в джинсах и футболке?

Исаев снова обвёл меня внимательным взглядом, снизу вверх и остановился почему-то на волосах, что заплетены сегодня в толстую косу.

— Понял, платье будет. Не уверен, что среди твоих вещей есть достойные.

— Как вам угодно, — развернулась к нему спиной и вышла из кабинета.

— А насчёт вещей не беспокойся. Завтра тебя отвезут в бутик, купишь себе всё, что нужно.

— И трусы? — подняла я бровь в сарказме.

— Особенно трусы, — гнусно улыбнулся Исаев, — Наверняка на тебе хлопок с зайчиками из смешных цен.

— Даже не думала, что вы знаете про такие магазины, — хмыкнула я и ушла, оставляя Исаева переваривать мои последние слова. Не всё же ему оставлять за собой приоритет в беседе.

У себя в комнате щедро накладываю на нос мазь, стараясь избежать большого отека. Следом капаю капли, что дал врач, рекомендуя их как обезболивающее и сосудосуживающее. До субботы всего ничего. Вряд ли я понравлюсь партнёрам Исаева с опухшим носом, а точнее, с сизой сливой на лице. Но это уже его проблемы. Главное, между нами появился какой-то диалог, что уже хорошо. Возможно, не всё так будет плохо. С Борисом мы вообще не разговаривали, я только получала от него приказы, что мне можно делать, а что нет. Исаев мне кажется более мягким человеком, надеюсь, что я не ошиблась.

Глава 16

На следующий день мой нос выглядел уже не так ужасно, и мне удалось слегка замаскировать его тональным кремом, который мне дала Светлана. Все в доме уже знали о нападении журналиста на меня и выражали своё сочувствие. Это было удивительно, ведь раньше здесь царила полная тишина, а теперь, когда Исаева не было дома, можно было даже услышать тихий смех горничных. Слуги стали чаще улыбаться и останавливаться, чтобы перекинуться словом, узнать, как у меня дела. При Борисе такого не было: каждый знал только свою работу и понимал, что дружеские отношения не приветствуются.

После обеда меня предупредили, что через полчаса водитель будет ждать внизу. Я быстро переоделась в джинсы и серую водолазку. Сверху накинула свою куртку, которую с трудом удалось отстирать от нескольких капель крови. В этом мне тоже помогла одна из горничных, которая знала, как вывести практически любые пятна с предметов одежды, мебели и ковров.

Саша ушёл гулять с экономкой, а я выбежала на крыльцо и нырнула в тёплый, пахнущий кожей салон внедорожника.

— Тимур Кириллович велел вам передать, — протянул мне конверт водитель, прежде чем закрыть за мной дверь.

Мы поехали, а я вскрыла конверт, откуда выпала золотая карта и записка. Почерк у Исаева был на удивление корявым, и мне с трудом удалось разобрать, что он написал в этих острых зигзагах и резких росчерках.

«Купи что-нибудь красивое, элегантное, длина не выше колена, бюст закрыт. Также всё, что необходимо под платье».

Всё. Коротко и ясно. Интересно, Тимур полагается на мой вкус или будет потом устраивать дефиле с моим участием? Откуда он узнает, что я выберу для приёма, а если ему не понравится? Не то чтобы я хотела его разозлить, но, изучая французский язык, я невольно увлеклась Францией. Смотрела много передач, фильмов и примерно знала, что хотят увидеть французы от наших женщин. И пусть сами француженки одеваются довольно просто, но их гардероб продуман и подобран с показной небрежностью. Повседневная одежда не отличается от нашей: джинсы, рубашки, кофточки, а вот вечерние наряды соответствуют моде.

Поэтому, когда меня привезли в большой торговый центр и проводили в определённый Тимуром бутик, я уже знала что хочу. Длина платья до колен? Пожалуйста. Бюст тоже прикроем слегка, а вот про руки ничего сказано не было. Поэтому я прошлась вдоль выставленных нарядов, оценивающе осматривая каждый. Мельком взглянула на ценник и едва не приоткрыла рот от шока. Стоимость платья была сравнима с моей месячной зарплатой у Тимура. Ну что же, раз Исаев благословил меня, придётся тратить. Хотя всё во мне сопротивляется таким расходам. Я никогда не покупала себе такие дорогие вещи.

Где-то через двадцать минут я нашла то, что просто заставило меня схватить вешалку с платьем и устремиться в примерочную, будто у меня могли его отнять. Там быстро скинула джинсы, водолазку, свои зимние ботинки и натянула на себя это произведение искусства, иначе не назову. Насыщенного красного цвета кружево, под ним телесная подкладка. Платье на широких кружевных бретелях, а грудь прикрыта всё тем же кружевом. Длина даже чуть ниже колен, тут Исаев ко мне придраться не может, но вот верх… Провокационный, скажем так. Но как смотрится, мамочка моя. Красота-то какая.

Провела рукой по тонкой талии, оценивая красивые изгибы. Быстро расстегнула и сняла бюстгальтер, который тут был явно не к месту. Всё, я влюбилась в это платье. И пусть Исаев его забракует, я буду в нём спать. Оно и, похоже, больше на ночнушку, в той, в которой женщина ложится не спать, а соблазнять. Исаев меня убьет, но так хочется! Беру и пусть весь мир будет против меня.

Вскоре я вышла из бутика в сопровождении всё того же водителя, который нес пару фирменных пакетов, и направилась покупать туфли. Так как на улице была зима, то, по сути, я должна была купить какие-нибудь элегантные лёгкие сапоги, но нет. К этому платью только туфли, а лучше всего босоножки. Но тут я уже сама себя остановила и мысленно повертела пальцем у виска. Никаких босоножек.

В итоге ещё через полчаса к пакетам добавился ещё один, а дальше я уже с чувством исполненного долга зашла в бутик нижнего белья, где подобрала комплект и телесного цвета чулки. Кредитка Исаева сегодня явно похудела на энную сумму, если он это, конечно, заметил. В самом конце не удержалась и взяла себе новую пижаму и халат. Раз меня не отвезли за вещами домой, должна же я в чём-то ходить кроме униформы и спортивного костюма?

Дома весь вечер провела с Сашей. Мы читали новую книжку, которую я тоже прихватила в магазине, и играли в обучающую игру. Играть с сыном у меня получалось в этот раз плохо. Я каждый раз вздрагивала от малейшего шума в коридоре. Всё ждала, что явится Исаев и устроит мне допрос: куда я дела столько денег. Это не самое страшное, больше всего я боялась, что Тимур заставит меня показывать все мои покупки, а я как-то не была к этому готова. В магазине всё выглядело вполне пристойно, а вот сейчас меня начали мучить сомнения. Да ещё проблема с верхней одеждой. Не могу же я на такое платье надеть сверху свою куртку? Ага, и ещё накинуть капюшон. Красота, да и только.

Исаев вернулся поздно ночью. Я практически уже спала. Услышала, как к дому подъехала его машина в сопровождении охраны и свет от фар скользнул в темноте по окнам. Напряглась, сон слетел моментально, но в доме было тихо. Лишь какое-то время спустя я услышала, как раздались шаги по лестнице, и Тимур открыл дверь в свою комнату. Немного постоял, что-то там себе подумал и зашёл к себе, щёлкнув замком.

Облегчённо выдохнула и накрылась одеялом с головой. Я в домике, меня никто не тронет. Даже грозный Исаев. Не сегодня, уже не сегодня.

Глава 17

До субботы мне так и не удалось поговорить с Исаевым. Он уходил рано утром, когда мы с Сашей только просыпались, и возвращался, когда мы уже засыпали. Я не спрашивала, чем он занимается, но, вероятно, вникал в дела Бориса.

Когда станет ясно, что я мать Саши, мне нужно будет узнать у Исаева всё о наследстве моего сына. По идее этим должен заниматься Тимур, но как он это делает? Надеюсь, к совершеннолетию мой сын не останется ни с чем.

В субботу после обеда ко мне приехала стилист — симпатичная молодая девушка с огромным чемоданом косметики и расчесок. Я показала ей платье, и мы решили, что оставим волосы распущенными, сделав лишь лёгкие локоны.

— Интересное платье, — рассматривала Полина шёлковое кружево, — думаю, вам очень пойдёт. Под это платье мы сделаем минимум макияжа: подчеркнём глаза, добавим немного румян и блеск на губы. Сюда не пойдёт что-то вульгарное и яркое, платье само по себе уже украшает вас.

— Согласна, — обрадовалась я её словам.

Мне не хотелось, чтобы меня разрисовали как куклу. Я отдала должное вкусу и профессионализму Полины. Она не стала показывать на моём лице все свои умения, а сделала меня немного ярче и нежнее.

После того как платье было на мне, я встала напротив большого зеркала в коридоре, рассматривая себя со всех сторон.

— Супер, — заулыбалась Полина, — вам очень подходит такой нежный макияж и это платье. Несмотря на открытые руки и оригинальный лиф, оно не кажется слишком пошлым, просто как рамка для красоты.

— Скажешь тоже, — засмеялась я, но Полина была права. Я сама видела это в зеркале.

В таком виде я зашла в комнату к Саше и покрутилась перед ним.

— Яна красивая, — восхитился малыш.

— Нравится?

— Для девчонки нормально, — выдал свой вердикт Саша, чем поднял мне настроение.

— Тимур Кириллович ждёт вас, — в детскую вошла экономка, которая должна была остаться с Сашей. — Поговорите, пожалуйста, с ним о второй няне. Вы же не можете находиться рядом с Александром Борисовичем непрерывно? — попросила она.

— Попробую, если получится, — кивнула я и начала спускаться по лестнице.

Что накинуть на себя сверху, я не знала, но вариантов как бы у меня было мало. Придётся воспользоваться своей курткой, а при входе в ресторан я её сниму. Не идти же мне зимой до машины в одном платье?

Чем ближе я подходила к Исаеву, тем более хмурым выглядело его лицо. Взгляд бушующих штормом серых глаз становился всё более гневным, и я даже поежилась от холодка, который пробежал по моей спине.

— Я что-то неясно сказал насчёт декольте? — хриплый голос Исаева чуть не заставил меня съежиться, но я упрямо распрямила плечи, сопротивляясь порыву просто позорно сбежать в детскую обратно.

— Это платье единственное, что мне подошло, — вру я, глядя ему в глаза, и он это понимает.

— Да что ты говоришь, Яна Владимировна? — прищуривается Тимур. — Во всём магазине только это? Ты понимаешь, что в таком платье тебе нельзя идти на встречу с французами? Это деловая встреча, а не вечеринка нудистов в гареме.

— Ого, какие познания в вечеринках, не ожидала, — фыркаю я в ответ и прохожу мимо него, доставая из шкафа свою куртку, накидываю её на плечи. — Я готова.

— Это? — удивлённо смотрит на меня Исаев. — Ты знаешь, на кого сейчас похожа? На выпускницу начальной школы, которая взяла у мамы платье и каблуки, а шубу не додумалась.

— У меня нет таких вещей, — упрямо отвечаю ему и смотрю в глаза.

— Я так и думал, — Исаев проходит в гостиную и возвращается с большим фирменным пакетом. — Вот, наряжайся и давай быстрее, иначе опоздаем.

Достаёт из пакета белоснежный мех, что-то типа широкого палантина. Я, широко раскрыв глаза, смотрю на это чудо, что он протягивает мне, сама не смея даже прикоснуться.

— Ну? — нетерпеливо произносит Исаев и, обречённо вздохнув, делает шаг ко мне.

Сдергивает с меня куртку, и на плечи опускается это белое облако из меха, скорее всего норки. Я не сильно разбираюсь в мехах, у меня их никогда не было, но не думаю, что такой мужчина, как Тимур, поведет свою женщину в подделке. Щекой касаюсь шёлковых волосков и восхищённо вздыхаю. Никогда я даже не мерила шубу, не говоря уже о том, чтобы её носить.

— Теперь другое дело, — оглядывает меня с головы до ног Исаев, отойдя на шаг.

Затем снова приближается и подхватывает меховое чудо на моей груди, стягивая меня в кокон.

— Никогда не делай больше так, — произносит Тимур, притягивая меня к себе.

Я вдыхаю запах его парфюма, что вызывает во мне двоякое чувство. Мне хочется, чтобы этот человек держал меня вечно и не отпускал, но в то же время я понимаю, что это противоестественно в данный момент. Кто я и кто Исаев, мы друг другу никто, совершенно чужие люди. И где-то там в Италии находится его невеста.

— Как? — немного заикаясь, спрашиваю я, поднимая на Исаева свой взгляд.

— Я сказал никакого декольте, значит, никакого, — сердито произносит Тимур. — Если бы у тебя было запасное платье и достаточно времени, то сейчас ты уже шла переодеваться.

Он отпускает меня и делает шаг в сторону входной двери.

— Ханжа, — ворчу я тихо, но Исаев слышит. Правда, его реакция ограничивается лишь поднятой бровью.

Машина Исаева стоит около крыльца, и в этот раз за рулём водитель, а позади внедорожник с охраной. Тимур сама галантность, открывает мне заднюю дверь и помогает сесть. Обходит машину и садится рядом. Бросаю на него мимолетный взгляд, отмечая детали его одежды. Только сейчас я заметила, как элегантно выглядит Тимур, впрочем, как и всегда. На нём тёмно-синий в полоску костюм, чёрная рубашка, сверху синее, почти чёрное пальто. Ему очень идёт этот цвет, да и образ в целом. Исаев сочетает во внешности все качества, которые так нравятся женщинам. Даже его циничная улыбка должна больше привлекать, чем отталкивать. Для кого-то Тимур идеальный мужчина, для своей будущей жены, например. Для меня лишь средство достижения своей цели. Я всё же надеюсь, что мне разрешат жить вместе с Сашей, только как это сделать, пока не представляю.

Глава 18

O toi qui m’apparus dans ce désert du monde, Habitante du ciel, passagère en ces lieux ! O toi qui fis briller dans cette nuit profonde Un rayon d’amour à mes yeux ; A mes yeux étonnés montre-toi tout entière, Dis-moi quel est ton nom, ton pays, ton destin. Ton berceau fut-il sur la terre ? Ou n’es-tu qu’un souffle divin ?

(перевод, автор Alphonse de LAMARTINE )

О, ты, которая мне в душу заглянула, Как странница земли, как горный серафим Твоя любовь лучом во тьме блеснула Глазам восторженным моим. Явися мне, прелестное создание, Скажи мне имя, родину и цель: Земля ль твоя святая колыбель, Иль ты небесное дыханье.)

Я сижу и наслаждаюсь неспешной речью француза, который сидит напротив меня. Он уверен, что я не понимаю его, и поэтому время от времени тянется к моей руке, лежащей на столе, но отдергивает её, когда встречает тяжелый взгляд Тимура Исаева.

Тимур — воплощение ярости, которая медленно закипает рядом со мной. Я чувствую волны раздражения, которые он пытается скрыть за натянутой улыбкой. А я, наоборот, балдею от внимания галантных и улыбчивых кавалеров.

За нашим столом сидят три француза, возрастом от тридцати пяти до пятидесяти лет. Самый молодой из них, читающий мне стихи, — смуглый, красивый и черноволосый. Он первым обратил на меня внимание, когда мы с Тимуром подошли к столу.

— Молчи, ничего не говори, просто улыбайся, — всю дорогу напутствовал меня Исаев. — Я не уверен, знают ли эти господа русский язык, но лучше не рисковать.

Мы входим в великолепный зал старинного ресторана в самом центре Москвы. Белые стены, мраморные колонны и пол — всё это переплетено с помпезной позолотой, но мне здесь нравится. Чувствуется вкус и история этого здания. Я знаю, что этот ресторан очень старый, построен ещё до революции. Высоченные потолки с росписью, окна почти в пол и огромные сияющие хрустальным блеском люстры — всё это говорит о богатстве и роскоши.

Исаев снимает с меня шубку, и я слышу восхищённые слова на французском языке.

— Vous êtes la femme la plus séduisante (Вы самая обольстительная женщина), — тихо произносит молодой француз Поль де Морданье.

С моего языка чуть не срывается благодарность, но я вовремя прикусываю его, чтобы не выдать свои знания.

Мы все мило улыбаемся, мужчины целуют мне ручку. Исаев хмурится, тихо чертыхаясь на переводчика, который опаздывает. Вначале все переходят на английский язык. На столе появляются закуски и шампанское. Я с удовольствием пью прохладный напиток, обожаю шампанское. Мне так редко удаётся насладиться им.

Исаев хорошо владеет английским языком, с правильным акцентом, но французы постоянно переходят на свой язык, извиняясь. Тимур злится, а мне смешно. Я понимаю, о чём они говорят между собой. Все трое решили, что Тимур слишком напряжён и зол для обычной лёгкой встречи, которую они завели за великолепным ужином. А я так вообще милашка, которая сделала этот вечер волшебным. Слушаю их и наслаждаюсь, столько комплиментов я не получала никогда.

— У меня такое ощущение, что ты понимаешь, о чём они там курлыкают, — сердится Тимур.

— Ну что вы, я просто улыбаюсь, проявляю вежливость, — оправдываюсь в ответ, веселясь глубоко в душе над Исаевым.

— Да? Сомнительно, — продолжает хмуриться Тимур. — Перейдём к обсуждению дел?

— Возмутительно, — произносит на французском пожилой мужчина в возрасте. — Этот русский не знает ничего о такте и воспитании.

— Согласен с вами, Андрэ, — отвечает ему второй, пока молодой строит мне глазки. — Такой вечер, с нами прекрасная дама, а русские всегда о делах.

Я, хихикнув, ныряю в свой бокал с шампанским, чтобы скрыть веселье, а Исаев ещё больше напрягается.

— Прекрасный вечер, мой друг, — переходит на английский язык Андрэ. — Мы обсудим всё завтра в деловой атмосфере, иначе ваша невеста заскучает. Яночка… — пытается произнести моё имя на французский манер, и это получается у него слишком интимно, сладко.

— Понял, — подзывает официанта Тимур, стягивая с шеи серебристый галстук. — Предлагаю разбавить вечер хорошей русской водкой и икрой.

— О, водка, — оживляются французы, и вечер перестает быть томным.

На невысоком подиуме поёт блюзовая певица красивым бархатным голосом. Звучит рояль, виртуозно, талантливо. За круглыми столами с белыми скатертями загораются разноцветные лампы. Шампанское расслабляет меня, и я получаю истинное удовольствие от беседы французов, слушая их речь. Как давно я не практиковалась, язык прямо чешется и зудит, чтобы поболтать.

— Как ты думаешь, она его любовница? — спрашивает Поль у Андрэ. — Мне кажется, что нет. На любовниц не смотрят так собственнически.

— Любовница? Скорее добыча, которую он ещё не успел раскусить, — смеется Андрэ, а я хмурюсь. — Ваша партнёрша танцует? — спрашивает он скорее меня, чем Исаева.

— Нет, — довольно грубо отрезает Тимур, на мгновения сняв доброжелательную маску. — Ни с кем, кроме меня, — уже более мягко добавляет он.

— О, какая страсть! — фыркают восхищённо французы, а я от смеха поперхнулась шампанским, за что получаю довольно ощутимый шлепок от Исаева между голых лопаток.

— Я убью этого переводчика, если он не явится сию минуту, — рычит тихо Тимур. — Уволю и убью.

— Найдите другого, — отмахиваюсь я и тут же напрягаюсь, так как слышу речь французов, которые почти шепотом переговариваются между собой:

— Ты думаешь, что этот русский будет проверять объекты, что мы ему подсунули? — спрашивает молчавший до этого Жером. — Он может слетать на место и посмотреть.

— Насколько я помню, ушедший в мир иной Борис одобрил эту сделку, зачем новому русскому проверять? — успокаивает его Андрэ.

— Этот не такой, как Борис, — с сомнением смотрит на Исаева Жером.

— Верно, — соглашается тот. — И это сыграет нам на руку, завтра мы всучим ему развалины, что уже десять лет никому не нужны.

— Легко, — улыбается мне Андрэ, видя, как я прислушиваюсь к их разговору. — Мадемуазель знает французский язык? — спрашивает меня на английском.

Глава 19

Тёплая и сильная рука Тимура обнимает меня за талию, и я чувствую его дыхание на своей щеке. Запах его парфюма приятен и ненавязчив. Мне хочется закрыть глаза и наслаждаться музыкой, плавными движениями, но с Исаевым это невозможно. Он не даёт мне расслабиться, и я всегда настороже. Этот человек невыносим в своём цинизме, но именно этим он и привлекает. Невольно возникает желание ответить ему тем же, противостоять и не показать свою слабость, иначе он начнёт откусывать от меня по кусочку, смаковать и наслаждаться.

— Странное у тебя представление обо мне, — словно услышав мои мысли, говорит Тимур, и я закусываю губу от досады. Неужели я произнесла свои мысли вслух?

— О чём вы? — я стараюсь выглядеть невинной, словно ничего не знаю и меня здесь нет.

— О том, что ты позволяешь себе, — невозмутимо отвечает Исаев. — Я пустил тебя в свой дом, доверил тебе наследника, а ты? Взял на встречу, попросил молчать, а вместо этого я вижу…

— Что? — мне почему-то хочется улыбнуться, но я сдерживаюсь.

— Деревня, коровам хвосты крутила… Тебе не кажется, Яна Владимировна, что ты нарушаешь все мои запреты?

— Разве? — притворно удивляюсь я, ставя себе в карму плюсик. — Если господа французы желают общаться больше со мной, а не с вашей угрюмой физиономией, что я могу сделать?

— Запомни, детка, ты моя, и делать с тобой я буду всё, что захочу, — наклоняется ко мне Исаев, слегка щекоча ушко своими губами. — Ещё одна выходка, и ты вернешься домой, к себе, в свою убогую коммуналку. Это ясно?

Тимур отстраняется и заглядывает в мои встревоженные глаза.

— Ясно, — тоскливо вздыхаю я. — Но, а если я знаю то, что сильно повлияет на ваше отношение ко мне? Возможно, повлияет.

— Мне плевать, что ты там знаешь. Я тебя предупредил, — убирает свои руки от меня Исаев. — Никаких больше заигрываний с моими партнёрами.

Музыка заканчивается, и мы возвращаемся к столу.

— А вы уверены, что они вам действительно партнёры? — произношу я сквозь зубы, когда Исаев помогает мне сесть за стол.

— Я тебя предупредил, — не глядя на меня, бросает он.

У стола нас уже ждёт переводчик, и разговор крутится вокруг бизнеса. Я уже особо не вникаю. Всё, что мне было нужно, я услышала и теперь думаю о том, как донести информацию до Тимура. Поверит ли он мне? Весь вечер я не признавалась, что знаю французский язык, а тут вдруг расскажу, что слышала. Да и стоит ли сообщать всё такому надутому индюку, как Исаев?

Но тут в голову приходит мысль, что тем самым я подставляю как бы своего сына, его будущее. Если Исаев потеряет миллионы в евро на одной сделке, то и Саша лишится этих денег. А этого я допустить не могу. Мой сын родился и рос изначально наследником Бориса, пусть всё так и будет.

— Ну что же, вечер был замечательным, а очаровательная молодая женщина значительно скрасила его, — поднимается из-за стола Поль, а за ним и все французы.

Исаев тоже встаёт, снимает со спинки стула свой пиджак и небрежно перебрасывает через согнутую руку.

— Завтра мы заключим сделку в соответствии с оговоренными условиями, — обращается к переводчику на французском языке Жером.

— Ошибаетесь, — мило улыбаюсь я, глядя ему в глаза. — Надеюсь, господин Исаев не совершит такого опрометчивого поступка.

Мой французский звучит как гром среди ясного неба. Несколько пар глаз замирают на моей персоне.

— Что это значит? — забывая переводить, спрашивает меня по-русски переводчик. — Вы в своём уме?

— Что она сказала? — злится Исаев, а французы как-то странно смотрят на меня.

— Сказала, что сделки не будет, — объясняет Тимуру переводчик. — Что мне делать, Тимур Кириллович?

— Ничего, сворачивай разговор, я сам с ней разберусь, — Исаев подхватывает меня под локоть и тащит к выходу.

Я путаюсь в своём длинном платье, не успевая подхватить подол, но Тимур настолько взбешён, что не замечает этого. Каблуки рвут дорогущую ткань, а на плечи опускается шуба. Меня буквально заталкивают в машину, где я окончательно разрываю туфлями дорогущую ткань платья. На глаза наворачиваются слёзы, и я неожиданно для себя начинаю рыдать. Никогда у меня не было такой красивой вещи. Никогда я не чувствовала себя такой женщиной, что может гордиться собой на все сто.

Реву, размазывая тушь под глазами.

— Ты чего творишь, ненормальная? Что ревешь, не выношу, когда плачут!

— Вы мне платье испортили!

— А кто дал тебе право вмешиваться в мой бизнес? — рычит Исаев, когда машина трогается с места и отъезжает от ресторана.

— Это не твой бизнес, — всхлипываю я, переходя с Исаевым на ты. — Это наследство моего сына, и ты не имеешь права его профукать!

— И поэтому ты не дала мне заключить очень выгодную сделку?

— Нет, я не дала им впихнуть тебе развалины на земле, которая ничего не стоит!

Достаю из маленького клатча влажные салфетки и вытираю глаза.

— А ты, прежде чем слепо следовать договоренностям, которые заключал ещё Борис, мог бы и проверить.

— Да кто ты такая, чтобы мне указывать? — взрывается Исаев. — С чего ты всё это взяла?

— Я слышала и знаю, о чём говорили французы, пока отсутствовал переводчик, и не позволю им обмануть моего сына, даже если ты этого хочешь!

— Хочешь сказать, что я пытаюсь обанкротить своего племянника?

— Давай будем честными, Тимур, — внезапно успокаиваюсь я, сжимая в руке почти чёрную от туши салфетку. — У вас с Борисом были натянутые отношения. Я не верю, что ты испытываешь любовь к его сыну, а вот к деньгам — возможно. Поэтому я не позволю распоряжаться состоянием Бориса, если это будет идти в ущерб моему сыну. Ты не имеешь права поступать так неосмотрительно, как тратить деньги Саши по своему желанию. Будь то твоя мать или невеста, да и сам ты!

В машине воцаряется тишина. Исаев смотрит на меня, как будто увидел только сейчас. В темноте салона автомобиля его глаза почти чёрные, сверкают отражением мелькающих улиц. От этого вид у Исаева почти демонический, и меня пробирает до мурашек на руках. Неужели я стала такая смелая? Ведь когда был жив Борис, я и слова не могла сказать в свою защиту, да и в защиту Сашеньки. А чем Исаев отличается от Бориса?

Глава 20

— Отвози! — говорю я, чем вызываю удивление Исаева.

— Бесстрашная? — усмехается он, внимательно меня разглядывая.

— Нет, просто устала всего бояться.

Тимур молчит, смотрит на меня, но в темноте автомобиля я не могу понять, что скрывается в его глазах. Это сбивает меня с толку, делает уязвимой. Я не знаю, как относиться к этому человеку. С Борисом было все просто и понятно: я его ненавидела. Нет, не желала ему смерти, но иногда захлебывалась ненавистью и страдала от бессилия что-либо изменить. С Тимуром все по-другому. Иногда он кажется мне нормальным, а иногда мне хочется его ударить. Вот как сейчас.

— Ладно, — наконец произносит Исаев. — Давай я скажу тебе один раз, и больше мы этот разговор не будем поднимать, хорошо?

Он пытливо смотрит на меня, наблюдает за моей реакцией. Я зачем-то киваю, хотя и не знаю, что он скажет.

— Деньги своего племянника я не трачу, у меня есть свои. Я мог бы купить дом и бизнес Бориса, не особо утруждаясь. Мне не нужно лезть в карман Александру, да я бы и не сделал этого. Зачем? Мне хватает. Но так как Борис назначил меня опекуном своего сына, я должен заниматься его делами, что и делаю. Сейчас, после смерти брата, бизнес висит на волоске. Каждый мечтает отхватить кусок пожирнее, и плевать им на малолетнего наследника. Крысы всегда есть и будут. Насчет этого можешь не переживать, я смогу сохранить состояние племянника. И я сам покупаю своим родным комфортную жизнь, не прибегая к деньгам мальчишки.

— И почему я должна тебе верить? — с вызовом отвечаю Исаеву. — У меня нет никаких доказательств, что ты говоришь правду.

— Можешь не верить, я тебе тоже не верю, — пожимает плечами Исаев. — Но мне нравится, с каким рвением ты защищаешь чужого тебе ребенка. Или ты таким способом себе цену набиваешь? Так вот, детка, можешь не стараться. Если тест окажется отрицательным, ты вылетишь на улицу без разговоров.

— Он будет положительным!

— Уверена? — с какой-то хитрой улыбкой спрашивает Исаев, и я пугаюсь. Он же может сделать все что угодно с моими анализами!

— Ты не посмеешь подсунуть мне липовые результаты!

— Да ни за что, — издевательски произносит Исаев.

— Если так случится, я прямо из дома пойду к журналистам и все расскажу. Новость разлетится как горячие пирожки, а если нужны будут доказательства, то найдутся и те, кто будет заинтересован в результатах теста.

— И тем самым подставишь своего сына? — приподнимает бровь Тимур. — Хорошо, не будем гнать лошадей раньше времени. Скажи мне, что ты узнала о французах?

Пока мы едем, я рассказываю Исаеву все, что слышала. Он хмурится, но не перебивает.

— Какие еще языки ты знаешь и откуда? — внезапно спрашивает он.

— У меня мама — учитель иностранного языка, да и способности есть. Мне просто нравилось это, а потом я поступила, хотела учиться… — Тут я замолкаю, отворачиваюсь к окну.

— И что потом? — подталкивает меня вопросом продолжать дальше Исаев.

— Потом случился Борис, — хрипло отвечаю я, не глядя на него.

Смотрю в окно на мелькающий огнями ночной город, на спешащие куда-то по своим делам машины. Наверное, у всех есть дом, семья, куда эти люди возвращаются каждый день. Их встречают дети, любимые половинки. Почему у меня ничего этого нет? Как будто я проклята кем-то.

— Как ты могла связаться с таким, как он? — тихо произносит Исаев, и я удивленно поворачиваюсь к нему. — Неужели не видела, каким чудовищем он может быть?

— А ты? Чудовище? — спрашиваю прямо, но не получаю ответа.

Мы молчим до самого дома. На этот раз Исаев помогает мне выйти из машины, бросая взгляд на порванный подол, но никак не комментирует. Ну правильно, для него это всего лишь тряпка.

Поднимаюсь в свою комнату, перед этим заглядываю к сыну. Тот сладко спит, подложив ладошку под пухлую щечку. Какое-то время любуюсь сыном, думая о том, что мне плевать на угрозы Исаева. Я с самого рождения Саши боялась, жила нашими с сыном короткими встречами. Теперь хватит, я не могу в этот раз проиграть. Между мной и Сашей всегда стоял Борис, теперь это место занял Исаев. А у меня словно глаза открылись, и силы откуда-то появились. Это мой шанс. И если я снова все испорчу, то грош цена мне как матери. Ничего я не стою в этом смысле.

Иду к себе, снимаю испорченное платье. Со вздохом облегчения стягиваю туфли. Включаю воду в душе почти горячую, что обжигает, но хотя бы немного согревает. Вода смывает волнения этого дня, оставляя лишь легкий привкус какого-то девчачьего восторга. Я первый раз выглядела как женщина того круга, в котором будет когда-то вращаться мой сын. И я не была хуже этих людей, что возомнили себя властелинами мира. Нет. Сейчас мне кажется, что я все смогу, все у меня получится. Не знаю как, но я готова бороться. Даже с самим Исаевым.

Выхожу из ванной в теплом махровом халате и намотанным на голову полотенцем. Замираю, чуть ли не открыв от удивления рот. Исаев развалился на моей кровати, сложив руки на груди, и лежит, закрыв глаза. Что ему нужно у меня в комнате? Не иначе снова какую-то гадость пришел сообщить.

— Я тут подумал, — начинает Тимур как-то лениво, даже не соизволив открыть глаза. — Тебе же нужны деньги?

— Мне хватает того, что мне здесь платят.

— Но я предлагаю работу, которая заинтересует тебя, — поворачивается ко мне Исаев, подложив под голову руку. Его взгляд скользит по моей фигуре, опускаясь к голым ногам, задерживается на пальчиках. Я без тапочек, поэтому зачем-то поджимаю под себя пальцы. Это как-то интимно, волнующе. У меня нет педикюра, мои ногти не покрыты вызывающе красным цветом или еще каким-то. Обычные пальцы, которые чем-то привлекли внимание Исаева. Мне становится немного смешно, так как Тимур разговаривает больше с моими ногами, чем со мной. — Как ты сегодня заметила, мой переводчик — полный кретин.

Тимур наконец отрывает свой взгляд от моих ног.

— Будешь сопровождать меня на встречи и деловые поездки, — одним рывком встает с кровати, поправляет на себе черную рубашку.

Глава 21

Мне хотелось бы погрустить о своей судьбе, но на душе становится как-то легче. Значит, Исаев не собирается меня выгонять из дома, он предложил мне работу, а для меня сейчас любая возможность быть рядом с сыном — лучший подарок. За это я готова сделать для Исаева всё, что он захочет. В разумных пределах, конечно.

Утром мы с Сашей спускаемся к завтраку. Обычно сын ест у себя в комнате, поэтому приказ Исаева меня удивил. Борис никогда не позволял ребенку сидеть за общим столом. Тимур уже сидит, поглощая свой завтрак, и задумчиво смотрит на нас, пока мы входим в столовую.

— Доброе утро, — вежливо говорю я, пододвигая Саше стул. Здесь нет детского стула, но сыну пора привыкать, он уже вырос из него.

— Доброе, — отвечает Исаев, отправляя в рот гренку с плавленным сыром. На его тарелке сосиски, гренки и овощи, а рядом стоит большая чашка с кофе.

Я подхожу к буфету, где стоят специальные подносы с едой, и открываю серебристые крышки. Себе и сыну кладу овсяную кашу, добавляю туда мед, орешки и изюм. Ставлю всё это перед Сашей, пододвигаю к нему чашку с какао.

— А мужчинам не положено с утра мясо? — хитро прищуривается Исаев. — На одной каше далеко не уедешь.

— Мы всегда так завтракаем, — неохотно отвечаю я, а сын уже отодвинул от себя ложку.

— Хочу сосиску, как у дяди Тимура, — заявляет он, а Исаев довольно улыбается.

— Правильно, мужики должны есть мясо. Хочешь мою попробовать?

Саша кивает и получает часть завтрака Исаева.

— Это неправильно, — ворчу я. — Завтра он уже не будет есть кашу.

— Я сам решу, что правильно для Александра, — хмурится Исаев. — После обеда будь готова к приему кандидаток на должность няни, а завтра мы с тобой летим в Санкт-Петербург.

— Я ещё не решила, хочу ли на тебя работать, — возмущаюсь в ответ. — Тем более ребенок должен привыкнуть к новому, чужому для него человеку.

— Мне кажется, мы всё вчера обсудили, — складывает руки на груди Исаев. — Ты отказываешься?

— Не думаю, что это именно то, что мне сейчас нужно. Нам… — киваю на сына.

— Быть привязанным к материнской юбке не вариант.

— Если бы, — горько усмехаюсь. — Я видела сына на протяжении почти четырех лет раз в месяц. Строго пятнадцатого числа. Если пропускала, то мой визит переносился на другой месяц. Поэтому трудно сказать, что он был ко мне привязан.

— Почему ты на это согласилась? — поджимает губы Исаев, а я развожу руками.

— Так захотел Борис.

— А ты не была против?

— Знаешь, иногда нет возможности противостоять. Если бы я возмутилась и потребовала свои права, Борис бы отобрал у меня Сашу насовсем. И никто бы за меня не заступился.

— Ты сама виновата, что связалась с ним. Чем Борис тебя заманил? Деньгами, шмотками, подарками?

— Я похожа на дурочку, которую можно купить?

— Ты похожа на дурочку, которая согласилась на всё это, — обводит рукой столовую Исаев. — А еще на ту, что профукала собственного сына.

— У меня не было других вариантов. Впрочем, как и сейчас, — встаю из-за стола. — Спасибо за завтрак, но я не голодна.

— Ты ничего не ела.

— Аппетит пропал. — Выдавливаю эти слова буквально силой. Мне не хочется говорить с Исаевым, так как он не понимает, в какой я была ситуации. И никогда не поймет.

— Сядь! — приказывает Исаев, а я удивленно смотрю на него. — В этом доме я хочу, чтобы каждый занимался своим делом и подчинялся мне.

— Это не твой дом, и ты мне не хозяин!

— Разве? По-моему, это я тебе плачу и разрешаю здесь оставаться. Может проверим, чья власть здесь больше? Сядь и ешь. На тебя смотреть невозможно, одни кости и кожа.

— Не смотри, — рычу сквозь зубы, но возвращаюсь на место. Однако не притрагиваюсь к еде. — Я не могу есть в ТВОЕМ доме.

— Какие мы нежные, — усмехается Исаев. — Ты в доме своего сына, и это его еда. Будешь устраивать цирк, я быстро решу этот вопрос, выставив тебя за ворота.

Я молча засовываю ложку с кашей в рот и жую, пытаясь проглотить.

— Давай-ка договоримся, Яна Владимировна, — складывает руки перед собой Исаев.

Невольно бросаю взгляд на эти тонкие аристократические пальцы с аккуратно постриженными ногтями. Руки у Исаева красивые, не то, что у Бориса. У отца Саши были короткие пальцы с широкими ногтями.

— Ты не перечишь мне, а я сделаю твое пребывание в этом доме довольно приятным. А еще мы с тобой начинаем работать. Я перенесу встречу на следующий день, чтобы Александр лучше узнал новую няню. Так тебя устроит?

Киваю, проглатывая несчастную кашу, что колом встала в горле.

— А еще мой помощник должен выглядеть соответствующе. Костюм, юбка, туфли, волосы убраны и легкий макияж. Мне не нужны провокационные наряды, что ты выбрала для встречи с французами. В тот раз тебе сошло с рук, следующие я ставлю на контроль. И ввожу санкции.

Приподнимаю удивленно бровь. Что еще за санкции придумал этот клоун?

— Штраф, — коротко объясняет Исаев, довольно откидываясь на спинку стула.

Завожу к потолку глаза, обреченно выдыхаю. Да пусть что хочет делает, лишь бы меня оставил с сыном.

В молчании заканчиваем завтрак. Хотя нет, молчу больше я, а Саша общается с Тимуром по поводу какой-то игрушки. Не ожидала от Исаева таких познаний в компьютерных играх. Но одно радует, что сына не приходится заставлять есть. Обычно с едой у нас проблемы. А тут тарелка девственно чиста, и я подкладываю ему еще сосиску и даже варёное яйцо. Увлеченный разговором сын не замечает, что съедает всё. Может ему действительно надоела каша?

— Ну что, Александр Борисович, отвезти вас в садик на большой машине? — улыбается Тимур, вставая из-за стола и снимая со спинки стула темно-серый пиджак. — Хочешь я тебя отвезу?

Сын радостно взвизгивает, спрыгивая со своего места.

— На вжипе? — спрашивает дядю, берет Исаева за руку.

— Неа, на джипе, — поправляет племянника дядя и смеется, а я удивленно наблюдаю за ними.

Что произошло, твою мать? Почему Исаев себя так ведет сегодня? То угрожает, то становится почти нормальным. Даже с племянником общается. Чудо какое-то, да и только.

Глава 22

Как я могу сказать Саше, что я его мама? Столько лет я мечтала о том, как торжественно объявлю ему эту новость, а сейчас, когда этот момент наконец настал, я не могу произнести ни слова. Я смотрю на играющего сына и не знаю, как найти подходящие слова. Возможно, дети проще воспринимают все происходящее, а мы, взрослые, слишком много значения придаем этому. Но как не думать об этом?

Я сажусь на ковер рядом с сыном и наблюдаю, как он складывает из кубиков какое-то слово. Мои пальцы слегка подрагивают, когда я начинаю выкладывать свое. Первая буква — «М», затем «А»…

— Мама, — читает Саша по слогам. Надо отдать должное его няням и элитному садику — в таком возрасте дети уже знают буквы.

— Мама, — подтверждаю я. — Саш, я твоя мама.

Ну вот, я сказала это, будь что будет. В горле внезапно пересохло, а в глазах словно песок насыпали. Только не расплакаться, ни за что, ни при нем.

— Я знаю, — пожимает плечами сын, не глядя на меня, и продолжает выкладывать слово «клоун».

— Откуда? — удивляюсь я. Меня бьет мелкая дрожь от волнения, я никак не ожидала, что сын все знает.

— Сам догадался, — произносит Саша, и меня затапливают слезы.

Я прижимаю сына к себе, несмотря на его недовольство. Саша не привык обниматься, я раньше не позволяла себе таких нежностей, а теперь словно с цепи сорвалась.

— Я люблю тебя, слышишь, и ни за что теперь не оставлю! — Целую сына в щечки и снова прижимаю к себе, и он обреченно вздыхает.

Теперь я имею право его целовать и обнимать. Нам столько нужно наверстать за прошедшее время. Я познакомлю его со своим папой, который даже не знает, что у него есть внук. Я не говорила своему отцу о том, что попала в такую ситуацию. Да и как бы я все рассказала? Что родила, что оставила ребенка отцу… Папа бы не смирился с такими событиями. Но что он мог сделать? Я сознательно удерживала его от всего, что может расстроить. Может быть, зря, но так мне было спокойнее, прежде всего за папу. Да и дома я за все эти годы появлялась раз пять, ссылаясь на занятость по работе. Мне было стыдно смотреть папе в глаза. Он отправил меня в Москву учиться, а я… Стала тем, кем стала.

Следующие дни все в доме взяли за правило узнать у меня, как так получилось, что я оказалась матерью Саши. Кроме тех, кто работал здесь раньше, никто не мог понять, как это произошло. Когда я жила здесь до родов, то мало с кем общалась. Мне было не до разговоров, а Борис, по сути, не поощрял дружбу между прислугой. Я в тот момент была непонятно кем. Любовницей Бориса я не являлась, хотя вначале все так и думали, прислугой тоже, поэтому многие просто не знали, как меня воспринимать, и обходили стороной. Из старой прислуги остались пара охранников, Светлана и две горничные.

— Наконец-то, — поздравила меня повариха, когда я спустилась за соком для сына. — Я всегда знала, что этот момент настанет. Тебе давно нужно было сообщить сыну, что ты его мать.

— Ты же знаешь, что Борис запрещал, — оправдывалась я, наливая сок в стакан.

— И что? — удивляется Светлана. — Подумаешь, Борис!

— Угу, это ты сейчас так говоришь, когда все изменилось, — улыбаюсь в ответ.

— Да, новый хозяин метет по-новому, — согласилась она. — Ой, прости. Запуталась я, кто у нас тут теперь главный.

— Ничего, Саше еще расти и многому учиться. Исаев по-прежнему опекун моего сына и управляет всем его состоянием.

— А ты не читала завещание? — вдруг спрашивает Светлана. — Может быть, там и тебе что-то Борис оставил?

— С чего бы это?

— Ну как, ты мать наследника, должна, по идее, быть его опекуном, — продолжает гнуть свое повариха.

— Я ни черта не смыслю в бизнесе, как я смогу управлять финансами?

— Научилась бы…

— За такие разговоры я могу и уволить, — в дверях снова появляется сердитый Исаев. — Считаю, что обсуждение финансовой части нашей семьи не входит в ваши обязанности, Светлана…

— Игоревна я, — фыркает повариха. — Мы за мальчонку переживаем, а не за деньги, Тимур Кириллович.

— За это есть кому переживать, а вот у вас, кажется, подгорает, — хмурится еще больше Тимур, а Светлана охает и бросается к плите. — Жду тебя в кабинете, хочу узнать, что ты решила насчет няни для Александра.

Исаев разворачивается и уходит, а я с тяжелым вздохом иду за ним, сжимая в руке стакан с соком. Потом вспоминаю про сына, отношу ему сок и спускаюсь в кабинет Исаева.

— Я предупреждал, что разговоры будут насчет тебя. Попросил бы не распространяться на каждом углу о том, что происходит в доме, — сразу начинает Исаев, как только я опустилась на стул напротив его стола.

— А я и не распространялась, но утаить ничего нельзя, — зачем я перед ним оправдываюсь? Что плохого, это же правда, мне скрывать нечего.

— Ладно, теперь насчет няни. Я видел, на ком ты остановилась. Почему эти две кандидатуры? — Исаев берет со стола две папки. — Одна студентка педагогического университета, заочное отделение. Без опыта, что она может дать ребенку? Вторая предпенсионный возраст, образование бухгалтер. Ты понимаешь, что мы воспитываем будущего наследника, миллиардера, а не просто мальчишку из подворотни?

— Я понимаю и хочу, чтобы у моего сына было нормальное детство, а не тюрьма с изучением иностранных языков и этикета!

— Вот как, значит, ты решила воспитать сына Бориса как обычного ребенка, который потом плюнет на отцовское наследство и промотает его, как только получит? — я вижу, как на лице Исаева играют желваки, а глаза вспыхивают яростными молниями.

Мне немного страшно вступать с ним в войну, но мне кажется, что моему сыну достаточно сидеть взаперти и подчиняться законам, что выставил для него Борис.

— Я хочу, чтобы Саша вырос в обычной среде, общался с мальчиками и девочками. Воспитывался наравне со всеми.

— Наравне это с такими как ты? — вырывается из Исаева.

— А чем мое воспитание было хуже твоего?

Исаев приподнимается из своего кресла и наклоняется ко мне через стол. Смотрит зло, как взбешенный демон, упираясь руками в полированную поверхность. Отчего у меня волоски на голове приподнимаются.

Глава 23

— Не смей меня оскорблять! — я вскакиваю с кресла и встаю напротив Исаева, — Ты ничего не знаешь о моей жизни! Твой брат был дерьмо, ясно? Самое что ни есть вонючее дерьмо! Для которого никаких ограничений не было. Захотел взял, захотел жизнь сломал — все мог сделать, о других даже не думал. Он был способен на все, делал что хотел, и не задумывался о других. И ты такой же, как он! Не сейчас, но ты станешь таким же. Твои запреты — это прямой путь к тому, чтобы стать таким как Борис!

Исаев медленно опускается на свое место, потирает щеку, но не сводит с меня злых глаз.

— Всё сказала? — спокойно спрашивает он.

— Всё, — выдыхаю я, словно весь пар из себя выпустила, сдуваюсь на полуслове.

— Тогда сядь!

— Снова приказ, ты можешь нормально говорить? — однако я сажусь и смотрю на Исаева.

Он словно пытается взять себя в руки, успокаивается. Рассматривает меня с интересом, как зверька в зоопарке.

— Из-за твоих нянь поездку в Санкт-Петербург пришлось отложить. Я дал тебе время определиться с выбором. Ты согласилась работать на меня, чтобы быть рядом с сыном. Или ты думала, что будешь жить здесь, есть за моим столом, и я такой добрый разрешу тебе остаться? На каких основаниях? То, что ты мать моего племянника, не дает тебе никаких прав жить здесь. Может, вернемся к вашему договору с Борисом и к старому графику посещений?

— Нет, нет! — пугаюсь я, — Ты не сделаешь этого?

— Могу. Я опекун Александра, и только я решаю, что для него будет лучше. А чтобы я не отвлекался на проблемы с тобой, будь послушной девочкой. Просто тупо на меня РА-БО-ТАЙ!

Последнее слово он выкрикивает, заставляя меня вздрогнуть. Я понимаю, что в каком-то смысле Исаев прав. С чего бы он должен держать меня в доме рядом с сыном? Только из-за того, что я его мать и вынужденная няня? Но Исаев решил, что я буду полезна ему в качестве переводчика, что же, это его право.

— Прости, ты прав, — признаю я слова Исаева.

— Тогда объясни мне свой выбор с этими чертовыми нянями? — снова раздражается Тимур.

— Они любят детей. Я это видела, когда они общались с Сашей. При разговоре со мной они обе не делали лицо, как другие, уделяя внимание на то, чтобы понравится мне, нет. Эти женщины при виде Саши занимались только им, задавали вопросы именно о нем: что любит, когда спит, куда мы ходим гулять. Понимаешь? Они будут относиться к моему ребенку хорошо не из-за меня или тебя, так как ты платишь им деньги. Они будут относиться к нему с душой и сердцем, а это важно. А учебы Саше и в садике хватает. Они там уже читать учатся, представляешь? Дома ребёнок должен отдыхать, быть с родными, чувствовать, что это именно его дом, а не еще один этап обучения и взросления. Не знаю, поймешь ли ты меня или нет…

Исаев какое-то время молчит, рассматривает свои руки, зачем-то берет ручку, щелкает колпачком.

— Я понял тебя, сделаем как ты хочешь, — наконец произносит Тимур, а я едва сдерживаю облегченный выдох, что уже готов сорваться с губ, — Но мне действительно нужно, чтобы ты завтра поехала со мной в Санкт-Петербург. Я не могу больше откладывать эту встречу. Мои партнеры, а точнее будущие партнеры Александра, могут не понять такого пренебрежения.

— Да, конечно, поедем, — соглашаюсь я, — Эти женщины могут выйти завтра, а сейчас я приглашу их, чтобы провести вечер с Сашей, чтобы познакомились. Во сколько ты хочешь выезжать и что мне для этого брать?

— Вот это уже другой разговор, Яна Владимировна, — усмехается Исаев, — С собой дежурный набор, расческу, трусы…

Наблюдает, как я кривлюсь над его юмором.

— Одежду там подберем, я договорюсь о доставке всего необходимого в гостиницу. Надеюсь, у тебя кроме джинсов еще что-то есть?

— Дома, да, — вздергиваю упрямо подбородок.

— Ну так тебя отвезут домой, возьми костюм какой-нибудь, блузку, — раздраженно произносит Тимур, — Не нужно мне вот этим всем заниматься, Яна Владимировна, и без тебя дел выше горла!

Сбегаю из кабинета Исаева и направляюсь в комнату сына. Затем появляются выбранные няни, я провожаю их в кабинет Тимура, чтобы подписать контракт. Позже мы общаемся, я наблюдаю, как они ладят с Сашей, пока за мной не приходит водитель Исаева.

В нашей с Ниной коммуналке тишина, подруга на работе. Пишу ей краткую записку, что работаю теперь на опекуна Саши и пока буду жить там. Нужно решить вопрос с жильем. Если я не буду здесь жить, то стоит ли мне платить за комнату? Для меня сейчас любые расходы неприемлемы, но и без жилья я панически боюсь остаться. Плата здесь не особо высокая, да и соседка мне попалась каких поискать. Очень жаль с ней расставаться. Ладно, подумаю об этом позже, а пока распахиваю старенький шкаф у себя в комнате, задумчиво оглядываю полупустые вешалки.

Когда я устраивалась на работу в офис Бориса, да и начинала учебу, купила два довольно приличных костюма. Стоили они не очень дорого, попала на распродажу коллекции в каком-то фирменном бутике. Костюмы классика, никогда не выйдут из моды. Один темно-серый в тонкую белую полоску, юбка-карандаш, приталенный пиджак. Второй голубой, с широкими брюками, цвет приятный, не яркий. К ним у меня и блузка имеется, правда одна, но тоже классика под белую рубашку.

Бережно снимаю костюмы с вешалки, добавляю блузку, беру несколько мелочей, аксессуаров типа серебристого шелкового платка на шею. Этот платок мне привезла в подарок Катя, когда отдыхала в Турции. В последний момент засовываю туфли-лодочки черного цвета. Что же, надеюсь, я буду одета прилично, главное, чтобы костюмы мне подошли под нынешний мой размер. После родов я похудела от переживаний, даже грудь усохла, как сказала Светлана. Но выбора другого у меня нет. Берем, что имеем.

Вытаскиваю из подъезда спортивную сумку с вещами, водитель помогает мне загрузить все в машину. Возвращаемся в дом моего сына. Поднимаюсь к себе, по пути заглядываю в комнату сына и с удивлением рассматриваю открывшуюся мне картину. Исаев и Саша увлеченно играют в какую-то игру, даже не замечают, что я стою и наблюдаю за ними. Какое-то время слушаю их разговор, затем тихо закрываю дверь и ухожу к себе, чтобы разобрать вещи.

Глава 24

Я всегда боялась летать на самолёте. За всю свою жизнь я ни разу не летала. Домой я добиралась на поезде, а до этого меня никуда не возили. Мои сверстники ездили на моря и за границу, а мои родители предпочитали проводить время на даче.

Я не жаловалась, мне нравилось на даче. Её давали на заводе, где до травмы работал мой папа. Все друг друга знали, и дети тоже дружили. Мы приезжали туда чуть ли не в конце апреля, перед майскими праздниками, и оставались почти до первого снега. Родители ездили на работу, а я оставалась с бабушкой, мамой моей мамы. Бабушки не стало за пару лет до смерти её дочери.

С дедушками у меня была проблема. Их не было ни с одной стороны. Почему? Я не задавалась этим вопросом. Когда я впервые спросила об этом у бабушки, она сказала, что дед улетел на Марс и вряд ли уже вернётся. Лететь туда слишком далеко.

«Помрёт в дороге», — с каким-то удовлетворением произнесла бабушка, и я тут же забыла об этом. Про второго деда мне уже было неинтересно, скорее всего, он тоже куда-нибудь улетел. У папы была мама, но я её никогда не видела. Позже мама рассказала, что они поженились против воли родителей отца. Поэтому никто из моих родных никогда не вспоминал родителей папы, да и те не спешили навестить моего отца и меня, свою внучку. Я даже не пыталась их искать.

Вот так и получилось, что летать я боялась, но никогда не летала. Мне казалось, что поднять такую железяку в воздух нереально. Но Исаев почему-то выбрал «Сапсан», и я восхищённо вертела головой, когда мы устроились в салоне бизнес-класса.

— Первый раз? — спустил на нос солнцезащитные очки Тимур.

— Ага, — кивнула я, даже не глядя на него.

— Ясно, — обречённо вздохнул он. — Ты тут располагайся, а я поработаю.

И разложил на столике свой макбук. Через час Исаев меня вообще не замечал, и мне стало скучно. Даже книга на французском языке, страстный и яркий роман, не привлекала меня своей историей. Я была возбуждена новыми впечатлениями. Для меня поездка на таком поезде уже была сравнима с чудом. А когда Исаев мельком указал на световое табло над дверью и сказал, что это скорость поезда, я вообще минут пять сидела и боялась шелохнуться. Дурочка, да.

От работы Тимур отвлекся только тогда, когда принесли еду. Мы не успели позавтракать дома, так как выехали очень рано, и теперь я с удовольствием уплетала омлет и салат. Всё было вкусно и необычно. Не знаю, как Исаев, привыкший ко всему, а я точно была в восторге.

— Так, программа на сегодня, — начал Тимур, когда нам принесли кофе и десерт. — Заселяемся в гостиницу, у нас смежные номера, сразу предупреждаю, чтобы не возмущалась на ресепшене.

— И не собиралась, — надулась я. О номерах в гостинице я сейчас вообще даже не думала.

— Затем тебя отвезут в бутик, купишь себе вечернее платье. Только давай в этот раз без вот этого вот всего… — Тимур указал на себе границу низкого декольте.

Я фыркнула, но слушала его указания. Мы или нормально работаем вместе, или будем придираться к каждому слову.

— Да и костюмы эти твои пахнут нафталином, — поморщился Исаев.

— Чего? — лязгнула я челюстью вниз. — Каким ещё нафталином? Это мои костюмы, а не бабушки!

— Да? — непритворно удивился Исаев. — Да плевать, короче, от них несёт старьём.

— Ах вот как! Можно подумать, ты одет как… — не нахожу слов, чтобы поддеть Исаева. В отличие от меня он красавец. Ну да, что тут скрывать. Мужчина в серых брюках, замшевой куртке, очень красивой, стилизованной под пиджак, и белом джемпере под горло. Прическа волосок к волоску, гладко выбрит, а пахнет уж точно не нафталином.

— Обалденно, — подсказывает, улыбаясь, Исаев.

— И я неплохо, — складываю руки на груди, кидая на Исаева возмущённый взгляд. — Если тебе не жаль тратить свои деньги на своего же помощника, то я не против. Я передумала, воспользуюсь щедрым даром.

— Кстати, да, — оживляется Тимур. — Тебе бы неплохо сделать апгрейд. Раз уж ты теперь работаешь на меня, то мне и решать, как ты должна выглядеть.

— Ну уж нет!

— Да вот уж да! — в тон мне отвечает Исаев, добавляя совсем не то, что мне нравится. — Я поеду в бутик с тобой.

— Ни за что!

— А кто меня остановит? — широко открывает он глаза, притворно удивляясь. — Я сам и выберу тебе одежду. Давно этим не занимался, впрочем… Дай подумать… Никогда!

— Вот и не стоит начинать! Я сама могу подобрать себе костюм.

— Судя по твоему платью, что ты выбрала до этого — не можешь.

— Да и пожалуйста!

— Ну вот и отлично, — удовлетворенно откидывается Исаев на спинку кресла и берёт в руки чашку с кофе. — Можешь съесть мой десерт, разрешаю. Я же вижу, как ты на него смотришь, а мяса нарастить тебе не помешает.

— Одни комплименты, — ворчу я, пододвигая к себе тирамису. Обожаю тирамису! — Если так пойдёт дальше, то на мне нарастёт жир, а не мясо.

Пробую десерт, закрывая от удовольствия глаза, слизываю крем с ложечки. Открываю и сталкиваюсь с нечитаемым взглядом Исаева, который внимательно наблюдает за моими действиями.

— В нашем доме есть спортивный зал, ты знала об этом? — как-то хрипло произносит Тимур, не отрывая взгляда от моих губ.

— И что? — замираю с ложкой в руке.

— Можешь согнать свой жир, если начнёт появляться. И ты измазала губы, — протягивает мне салфетку, словно пытается сам стереть крем.

— Я в хорошей форме, — сглатываю, не отводя от Исаева взгляда.

— Ага, кожа да кости, — смеётся Исаев.

— У меня?!

— Да.

— Кожа и кости?!

— Ну я же сказал.

— Вот ты козел, — совсем не соблюдая субординацию, вырывается из меня, на что я слышу громовой хохот Исаева на весь вагон. Обменялись комплиментами, называется.

Глава 25

Я чувствовала себя как маленькая девочка, которую привезли в другое королевство и привез почти прекрасный принц. Почти, потому что принц мне достался наглый и очень занятой. Однако своих планов насчёт бутика не изменил. Я даже не помню на какой машине нас везли с Московского вокзала, куда везли, тоже не помню. Все это время я сидела, прильнув к окну чуть ли не с открытым ртом.

Гостиница, в которой мы остановились, находилась на Невском проспекте, как сказал Исаев, и была довольно старой. Не в смысле ремонта, а само здание было построено в каком-то веке.

— Здесь, в центре города, почти все здания сохранились со времён революции, — провёл мне небольшую экскурсию Исаев, — Мы остановимся в гостинице, которой почти 150 лет. Гранд-отель Европа. Я всегда здесь останавливаюсь, мне нравится думать, что когда-то по соседству со мной жили Чайковский, Готье и Тургенев. Раньше гостиница называлась просто Россия. Я специально взял семейный номер с двумя спальнями, чтобы ты погрузилась в эту атмосферу элегантности и стиля.

— Не думаю, что ты это делал ради меня, — улыбаюсь в ответ, но, чёрт побери, как же приятно, когда человек делает что-то для тебя, пусть это и неправда.

— Почему? — искренне удивляется Исаев, — По сути, ты мать Александра, и это, будем считать, его забота о тебе, — Тимур сдержанно хохочет, подмигивая мне, а я смотрю на него во все глаза.

— А знаешь, с этой стороны я не думала, хочешь сказать, всё это на деньги моего сына? Не могли бы мы остановиться в гостинице подешевле? Мне как-то неприятно, что Саша ещё не может контролировать свои расходы, тем более для меня.

— У тебя явно пунктик насчёт денег, — обречённо вздыхает Исаев, — Конечно, нет. За всё я плачу из своего кармана. Думал, что тебе будет легче принять это.

— Не надо мне этого, я отдам тебе… Когда-нибудь… — ворчу я, снова прилипая к окну иномарки, и машина останавливается около гостиницы.

— Отдай, я разве против, — вздыхает Исаев и выходит из машины, подавая мне руку, — Сейчас заселимся и поедем в бутик. Затем я оставлю тебя в салоне и встретимся через два часа в ресторане. Справишься без меня?

— С чем? С прической? — фыркаю в ответ, входя в двери отеля.

Первое, что меня поразило, — это витражи. Я готова была как дурочка встать посреди холла и рассматривать, что на них изображено. Колонны из коричневого мрамора, сверху украшены причудливыми люстрами и еловыми ветками, в центре огромная сверкающая огнями ёлка. Только сейчас я вспомнила, что ещё продолжаются новогодние праздники. Здесь ощущался дух Рождества, и настроение само собой поползло вверх.

Я была благодарна Исаеву за то, что он показал мне такое место, и в то же время задумалась о будущей работе с ним. Если он каждый раз будет брать меня с собой в поездки, я увижу много нового, но тогда снова буду оставлять своего сына. Мы и так потеряли много времени за эти годы с Сашей. Но какой у меня был выбор?

Исаев быстро оформил все необходимые документы, забрав у меня паспорт, и мы направились в номер, куда нас проводил служащий в форме. Широкая двойная лестница, лепнина на потолке, хрустальные люстры и светильники, ковровые дорожки… Я словно оказалась в другом мире, где правят богатство и власть.

— Очень красиво, спасибо, — невольно вырвалось из меня, а Исаев кивнул, понимая, за что я благодарю.

Наш номер был на втором этаже и состоял из двух смежных комнат. Даже здесь всё было в духе дореволюционных богатых домов: лепнина, мрамор, кожа, красное и тёмное дерево, хрусталь. Исаев показал мне мою комнату, и как только он вышел, я плюхнулась на широкую кровать, раскинув руки. Провела ладонью по атласному покрывалу и счастливо зажмурилась. Кайф. Мне всё ужасно нравилось, вот прямо всё, даже придраться не к чему.

— Нам некогда прохлаждаться, — недовольный голос Тимура вывел меня из нирваны, — Через пять минут выходим.

— Как ты можешь быть таким… — поморщилась я, слезая с высокой кровати.

— Каким? — вскинул брови Исаев.

— Это же так красиво, так… — оглянулась вокруг, обвела комнату рукой, — А ладно, приходиться принять суровую действительность.

Со вздохом поправляю на себе одежду, одергивая белую блузку и брючки.

— Это ты о чём? — хмурится Тимур.

— Такая красота, а ты воспринимаешь её как должное, — пройдя в свою ванную, помыла руки и освежила лицо. Полюбовалась бронзовыми кранами.

— Я привык, — последовал ответ Исаева, чему я нисколько не удивилась.

— Конечно, привык, — тихо проворчала я, возвращаясь в нашу общую гостиную, — Я готова.

— Поехали, — произнёс Тимур, открывая передо мной дверь из номера.

Бутик, куда меня привез Исаев, тоже находился на Невском проспекте, и, если бы у нас было время, я бы с удовольствием прошлась туда пешком, но Тимур торопился. Когда мы вошли в красивый павильон, который почти не отличался от нашей гостиницы по люстрам, диванам и мрамору, Исаев дал указание:

— Одеть, два вечерних платья, всё к ним и костюмы, парочки тоже хватит, — а сам достал свой макбук и уселся в кресло, куда вскоре потянулись девушки с подносами, уставленными кофе, пирожными и ещё какими-то закусками.

Меня же отвели в другую комнату, и началось безумство. Вокруг меня буквально летали блузки, платья, туфли. Я не успевала снимать одно, как приходилось переодеваться в другое. Между этим я выходила к Исаеву, и тот или кивал, или отмахивался царственным жестом. Вначале я ещё пыталась возражать, но потом плюнула на это дело, так как на споры уже не было сил.

В итоге где-то через полтора часа я стала обладательницей трёх деловых элегантных костюмов, пяти блузок, нескольких пар обуви, аксессуаров и вечерних платьев. Всё это обещали прислать через час в наш номер, а я, уставшая и злая, поплелась за Исаевым в другое здание, где находился какой-то, видимо, крутой салон красоты.

Исаева там встретили как родного, чему я несказанно удивилась. Какая-то разодетая и вся утянутая лицом фифа чуть ли не запрыгнула Тимуру на шею.

Глава 26

Я выхожу из кабинета в салоне, чувствуя раздражение по отношению к Исаеву. Мне кажется, что он совсем забыл о своих делах и всё время проводил в приемной с Розалин, болтая и выпивая кофе. Я же, наоборот, была занята, пока мне делали педикюр, маникюр и причёску, всё это одновременно. Это было для меня в новинку: одна мастер красила и стригла мне волосы, вторая работала над ногтями, а третья полировала пятки. Настоящий конвейер, честное слово!

— А вот и наша славная девочка, — слышу я сладкий голос Розалин из-за приоткрытой двери в её кабинет.

— Где? — басит Исаев, а я демонстративно иду к выходу, покидая салон под звон дверного колокольчика.

Машина, на которой мы приехали, уже стоит в ожидании шефа, и водитель выскакивает, чтобы открыть мне дверь.

— Я сам, — останавливает его Исаев, накидывая на ходу пальто. — И что это было?

— Где? — повторяю я его же тоном, а Исаев даже бровью не ведёт.

— Почему ты ушла, не дожидаясь меня?

— Да что вы говорите? — притворно удивляюсь я. — Думала, вы уехали по своим делам.

— Ты прекрасно видела, что я остался в салоне, — злится Исаев, открывая мне заднюю дверь.

Я молча сажусь в машину и отворачиваюсь к окну, как только она трогается с места.

— Молчать будем? — насмешливо спрашивает Тимур. — А, я понял, ты ревнуешь!

— Я? — смотрю на него, широко открыв от удивления глаза. — Больно надо! Мне неинтересно, с кем ты спишь.

— А я с ней и не сплю, — смеется Исаев.

— Ну спал.

— Девочка, с Розой вряд ли уснешь, — наклоняется ко мне Исаев, нависая надо мной и приблизив губы почти вплотную к моим губам.

От него пахнет волшебно: это и парфюм, который кружит голову, и едва уловимый запах коньяка и кофе. Исаев пахнет как мужчина моей мечты и в то же время как властный засранец! Наглый и самоуверенный тип.

— Хочешь, я покажу тебе, из-за чего ты ревнуешь? — продолжает Исаев. — Ты хочешь того, что когда-то я дал Розе, всего пару раз.

— Избавь меня от своих математических оргазмов, — отодвигаюсь от Исаева, почти впечатываясь в дверь машины.

— Каких? — из груди Тимура поднимается гул зарождающегося хохота. — Математических?

— Ну да, это когда мужчина считает свои встречи с женщиной, а главное, их помнит. То, что ты помнишь, сколько раз в прошлом ты переспал с этой Розалин или Розой, как ни обзови, говорит о том, что она превосходна в постели и запомнилась тебе.

Воздух в машине взрывается от смеха Исаева, а я снова отворачиваюсь к окну. Пусть веселится, я ему устрою сегодня в ресторане встречу.

Больше разговора о Розалин мы не заводим, точнее я. На все попытки Исаева как-то объясниться демонстративно отворачиваюсь. А в номере и вовсе закрываю перед его носом дверь, поворачивая замок.

— Ну и ладно, через час будь готова, — раздается обиженный голос Тимура, а затем наступает тишина.

Мои наряды уже доставили, и я выбираю длинное шелковое платье с расходящейся к низу юбкой. Ткань просто восторг: насыщенного глубокого синего цвета с мельчайшими блестками, как ночное небо. Мне очень нравится этот наряд, а сверху полагается широкий палантин из горностая. Как мне сказали в салоне, довольно редкий мех. Для чего Исаеву наряжать так свою помощницу, я не понимаю. Но это была его причуда, пусть платит, мне-то что.

Натягиваю тонкие дымчатые чулки, нижнее белье серебристого цвета. Ныряю в само платье, которое льётся по мне мягким синим шелком. Прическу и макияж мне тоже сделали в салоне, и теперь я встаю напротив большого зеркала и не узнаю сама себя. Кто эта элегантная и очень даже красивая молодая женщина? Никогда не думала, что могу выглядеть вот так, как с обложки журнала. Я знаю свои недостатки, в том числе излишнюю на данный момент худобу, но платье умело скрадывает это за счёт покроя.

Сюда даже не нужны драгоценности, так как платье подведено под стойку на горле, но открывает спину, талия занижена, а юбка расходится словно лепестками. Прелесть однозначно. И прическа забрана вверх, открывает мой, скажем так, изящный позвоночник. Хихикаю сама над собой. Изящный позвоночник — это так я назвала выступающие острые лопатки и позвонки. Льстить себе можно, но и правду знать нужно. Ладно, поехали работать, Яна Владимировна. В таком виде мне такая работа ещё больше нравится.

Решительно открываю дверь в соседнюю комнату и замираю на пороге. Исаев тоже стоит напротив зеркала ко мне спиной в черном смокинге и бабочке на шее. Поглядывая на меня в зеркало, пытается застегнуть запонки на рукавах рубашки. Его взгляд проходит по мне, медленно поднимаясь от кончиков туфель и заканчивая зардевшимися от смущения щеками. Я чувствовала, как по моему телу за этим взглядом следовала огненная волна, которая моментально разрумянила мое бледное до этого лицо.

— Прекрасно выглядишь, Яна Владимировна, — прерывает молчание Исаев. — Я решил загладить свою вину и вот…

Он отходит от зеркала, приближаясь к низкому журнальному столику с выгнутыми золотыми ножками. На полированной поверхности стоит серебряный поднос с ведерком, откуда торчит горлышко шампанского.

Тимур наливает в высокие фужеры напиток, который тут же обрастает танцующими пузырьками. Я как завороженная наблюдаю за этим танцем, принимая из рук Исаева хрустальный фужер.

— За бабочку, что неожиданно вылупилась из пугливой и зашуганной женщины, — чокается своим фужером с моим Исаев. — Не удивлен, что Борис на тебя тогда запал, если ты так выглядела. Я бы и сам с такой… Провел время.

— Что? — отрываю от танцующих пузырьков свой взгляд, сталкиваясь с теплым серым, что притягивает меня к себе своим магнетизмом. Взгляд Исаева обволакивает словно защитная пленка, заглушая все вокруг: краски, звуки…

— Говорю, что Борис не зря положил на тебя взгляд. Думаю, что, когда ты спала с ним, была ещё аппетитнее, — усмехаясь, повторяет Исаев, а я резко двигаю рукой, выплескивая ему в лицо шампанское из своего фужера. Ну вот и доигрались, а так хорошо день прошел!

Глава 27

— Заслужил… Наверное… — слизывает капли шампанского с губ Исаев, пока я стою бледная и испуганная тем, что сделала.

— Еще раз скажешь что-нибудь в таком духе… — начинаю я.

— И что сделаешь? — усмехается Исаев, сдергивая с себя мокрую бабочку и снимая смокинг.

— Не знаю, но ты не прав в своих предположениях. Мы с Борисом никогда не были любовниками, — отворачиваюсь от Исаева и иду в свою комнату.

Судя по всему, ему нужно или переодеться, или мы никуда не идем.

— Что значит «не были любовниками»? — идет за мной Исаев, расстёгивая рубашку. — Может, еще скажешь, что и ребенок не от него? Борис никогда бы не оставил свое состояние чужому сыну.

— А то, что твой брат был полнейшее дерьмо, извини, — хочу сесть на кровать, ноги меня не держат, но предупреждение Исаева опережает меня.

— Не садись, сейчас поедем. Я как знал, что нужен еще один смокинг на запас, — он вроде бы должен уйти из моей комнаты, чтобы переодеться, но почему-то стоит в дверях. — Борис взял тебя силой?

Я поднимаю взгляд на Исаева, и тот сам все видит. Не знаю, что там можно прочесть по моим глазам, но Тимур вдруг все понимает.

— Вот сволочь, — вырывается из Исаева рык. — И ты ничего не сделала, так?

— А что я могла сделать? Борис пригрозил, что если я избавлюсь от ребенка, то мой отец проживет недолго.

— И поэтому ты оставила наследника Борису? — хмурится Тимур.

— Не оставила, а меня выбросили после родов на улицу, позволяя встречаться раз в месяц, — отворачиваюсь от Исаева, который все же снял с себя мокрую рубашку и теперь стоял, комкая ее в руке.

— Ты обращалась куда-нибудь? К адвокатам?

— Извини, но ты не понимаешь, в каком положении я была, — стреляю в Исаева злым взглядом. — Это хорошо, когда у тебя есть деньги и власть, а у меня не было ничего, понятно? Я студентка из другого города, с больным отцом и…

— Он сломал тебя, да? — догадывается Тимур.

— Да, сломал! — выкрикиваю я. — Ты тоже этого хочешь?

Какое-то время молчим, пока Исаев сверлит меня внимательным взглядом.

— Я буду готов через пять минут, выпей успокоительное и выходим, — он покидает мою комнату, а я все же сажусь на кровать, наплевав на платье.

Вот я и рассказала все Исаеву. Что теперь со мной будет? Он знает всю правду про меня и Бориса, знает причину, по которой появился Сашенька. Как Тимур к этому отнесся? Если он сразу догадался обо всем, то примерно понимает, каким был его брат, и я почему-то уверена, что в этот раз Исаев мне поверил. В его глазах не было сомнений, а это значит, что Тимур знал, на что способен Борис. Знал и обвинял меня в доступности и алчности. Да и бог с ним. Мне нечего скрывать.

— Я готов, — появляется Тимур, осуждающе смотрит, как я сижу на кровати, но молчит.

Подхватываю свой палантин, закрываю голые плечи, и мы выходим из номера. В машине я больше молчу, пока Исаев разговаривает по телефону, обсуждая свое расписание.

— Получается, что завтра у меня свободный день? — спрашивает он своего секретаря. — Отлично, поменяй нам билеты на послезавтра и продли гостиницу, — видимо, он получает положительный ответ.

Тимур отключает телефон и кидает озадаченный взгляд на меня.

— Что? — морщится он, словно проглотил кислое.

— Ты даже не спросил, могу ли я остаться еще на день? — возмущенно отвечаю ему.

— А нужно было? — вскидывает брови Исаев.

— Конечно, у меня там Саша, няни…

— И что?

— Ты действительно не понимаешь?

— Ладно, сейчас все улажу, — отвечает Тимур и снова берет телефон.

Звонит няням, договаривается, разговаривает с Сашей. Предупреждает МОЕГО сына, что его мать завтра не приедет.

— Какой идиотизм, — фыркаю я, когда Исаев заканчивает разговор.

— Что опять не так? — заводится Исаев. — Ты когда-нибудь бываешь довольна?

— Это мой сын, а не твой. Я сама должна была предупредить его!

— Знаешь что, Александр не только твой сын, но и мой племянник. Ничего нет такого в том, что именно я ему сообщил о нашей задержке!

Мы оба обозлились друг на друга и остаток пути едем в полном молчании, а когда входим в ресторан, Исаев даже слова не произносит. Ну и ладно, мне плевать. Все равно ему придется говорить со своими партнерами. Однако он не забывает ухаживать за мной, подает руку, снимает с плеч палантин, ждет, пока я поправлю прическу у большой зеркальной стены в холле.

Ресторан «Метрополь» тоже поражает меня своим изысканным интерьером под старину. Хрустальные люстры, белоснежные скатерти. Нас проводят к столику у сцены за небольшой ширмой из витого золота, где уже встречает пожилая пара. Мужчина тоже в смокинге, солидный, улыбчивый. Его спутница — красивая женщина в платье пудрового цвета с небольшим шлейфом, на шее и в ушах сверкают бриллианты.

— Господин Исаев, — пожимают друг другу руки. — Позвольте представить вам мою жену Ольгу.

Мы все мило раскланиваемся, дамам целуют ручки.

— Моя невеста, Яна, — представляет меня Исаев, и я получаю незаметный тычок в бок, когда открываю рот, чтобы опровергнуть слова Тимура.

Замолкаю, лишь украдкой бросаю на Исаева сердитый взгляд. Вот гад какой, невеста, значит! Ну я устрою тебе вечером, когда вернемся в отель. Уже понимаю, что Исаеву нужен был не переводчик, а спутница на вечер, но это меня мало успокаивает. Я не хочу вставать на место его невесты, даже если бы он меня предупредил. Может, поэтому и не сказал ничего, поставил перед фактом, уже зная мое отношение к происходящему?

Вечер проходит на удивление отлично. Мне приятно общаться с Ольгой, у которой свой косметический салон, а мужчины обсуждают бизнес. Муж Ольги, оказывается, знал еще Бориса и теперь присматривается к Тимуру, чтобы принять решение о продолжении сотрудничества.

— Вы обязательно должны побывать у нас в гостях, Яночка, — улыбается Ольга, когда мы прощаемся стоя в дверях ресторана.

За ними уже подъехала машина, да и водитель нашей уже ждет.

Глава 28

— Вот так, ставишь на локоть, подводишь к губам и одним глотком, — показывает мне Исаев, перекрикивая шум музыки.

— У меня не получится, у тебя локти широкие, — смеюсь в ответ, но всё же ставлю маленькую рюмку с каким-то адским пойлом на свой локоть и наклоняюсь, придерживая её губами.

— Раз, два, три… — хохочет Тимур, а я опрокидываю в себя эту горючую смесь.

Чувствую, как всё внутри горит, в глаза сразу ударяют слёзы.

— Это что было? — запинаясь, спрашиваю я, пытаясь отдышаться. Но мне в рот запихивают дольку лимона.

— Закусывай, — кричит Исаев, — это был джин.

— А то, что мы солью зализывали или слизывали? — уточняю я на всякий случай, хотя какая уже разница.

— Это текила была, — охотно поясняет мой как бы всё ещё босс, и его прерывают просто чудовищные басы. — О, моя любимая песня, пошли петь!

Исаев тянет меня из-за высокого стола, и я буквально съезжаю с барного стула.

— Сейчас не наша очередь, — пытаюсь сообщить Тимуру, но в таком грохоте меня никто не слышит.

Надо сказать, что обстановка в этом клубе очень даже уютная. Столик с диванчиками нам пока не достался, поэтому мы сидим вдвоём за высоким круглым столом и пробуем все напитки. Тимур уточнил, когда мы пришли, что я буду пить, и я ответила, что шампанское, так как ничего другого не пробовала.

— Да ладно! — обрадовался Исаев. — Так в этом смысле я у тебя первый? Вот мне повезло!

И началось… Исаев заказал по бутылке разных напитков, и на третьей я уже перестала понимать, что мы пьём. Нет, мы не пили всё сразу и до дна. Тимур наливал нам по паре рюмок, рассказывал немного про сам напиток, как его пить и чем закусывать. Но когда начали носить между столами микрофон и пошла музыка, объяснять что-то стало просто невозможно. Я только успевала пробовать налитое в разные бокалы, стаканы, рюмки или шоты. Ну а если учесть, что в ресторане я почти ничего не ела, да и мой на данный момент птичий вес, то через час перестала соображать, где я и кто.

Следующий час мы полностью сошли с ума, причём сразу оба. Микрофон почти не выпускаем из рук. У Исаева оказался очень красивый баритон, я на фоне его голоса издаю как бы писк, который, впрочем, никто и не слышит в этом адском шуме. Но я пою, чем не занималась никогда. А Исаев, видимо, часто практикует такое пение, мы даже сорвали пару раз аплодисменты на особо лирических композициях. И да, Тимур может петь и такое. Если честно, я в восторге, но осознать масштабы всей катастрофы мне удаётся едва ли с трудом.

Дальше полный провал. Я только помню, что машина с водителем ждала нас на выходе из клуба, и всё. Сознание полностью отключилось до следующего утра, которое было словно мой последний день на земле. Если бы я хотела выжить, то приложила все усилия к этому, но я не хотела. Мне было так плохо, что впору застрелиться. И дело не в физическом состоянии.

— Мы переспали? — со стоном залезаю под подушку, чтобы стать маленькой мышкой и уползти в норку и там умереть.

— А как же, — радостно произносит Исаев, который лежит рядом со мной на кровати, причём в моей якобы комнате.

— ****, — издаю я невнятно, зарываясь ещё глубже в подушку.

— Я в душ, таблетки на тумбочке, через час завтрак и идём гулять, — словно такое в порядке вещей, переспать с подчиненной, объявляет Исаев.

Он действительно уходит в свою комнату, и я слышу, как закрывается дверь душа.

— Мне конец, — хнычу, выбираясь из-под подушки.

Ощупываю себя под одеялом, мой кружевной комплект на месте, даже чулки я не снимала, что почему-то оставила под джинсами. Хотя кому мешают в этом деле чулки! Первый порыв — быстро собрать свои вещи и сбежать из номера, гостиницы, страны…

Закрываю глаза, чтобы провести ревизию своего тела. Да вроде всё как обычно. Должно же что-то измениться, если я провела ночь с мужчиной? Мой опыт настолько маленький, что опытом это не назвать. Один раз с Борисом сюда не входит, а больше я просто не могла сделать это ни с кем.

— А вот с Исаевым смогла, — сквозь стон произношу я, закрывая лицо ладонями.

Что же я наделала? Что теперь будет?

Пока ругаю себя на всех языках, которые знаю, тянусь за таблетками и выпиваю целый стакан воды. Снова ложусь, закрываю глаза и жду, пока лекарство осядет в желудке и начнет действовать. Иначе моя голова просто расколется на части от боли. В таком состоянии я всё равно ничего не смогу вспомнить, но, черт возьми, должна же я хоть что-то была почувствовать?

Мой почти первый раз с мужчиной, и я ничего не запомнила? Где были твои мозги, Яна? Ты переспала с опекуном своего сына! Даже не снимая бельё, ладно хотя бы футболку и джинсы сняла. А вот чулки оставила. Это такой разврат. О чем я думаю, господи? Это же просто кошмар!

— Долго будешь истязать себя? — в дверях снова появляется Исаев.

На его коже блестят капли воды, бедра обернуты белоснежным полотенцем. Невольно бросаю взгляд на его голый торс, отмечая кубики на животе, загорелую кожу. Вот же угораздило быть таким…Таким соблазнительным, чтоб его! Неудивительно, что я не смогла отказаться ночью. Но я даже не думала про Исаева в таком смысле. Да я вообще о нем не думала, как о мужчине!

— Дуй в душ, сейчас принесут завтрак. Машину я вызывал. Через сорок минут будет, — приказывает Исаев, а я видеть его не могу. Он что, не понимает, что между нами произошло?

Тимур уходит, а я, постанывая, встаю с кровати и иду в ванную, закутавшись в одеяло с кровати. Там снимаю с себя белье, рассматривая серебристые кружева, словно хочу на них что-то увидеть. Встаю напротив зеркала и придирчиво выискиваю хоть какие-то признаки бурного секса на своем теле. После того, как меня взял Борис, у меня всё тело было в синяках, а тут ничего. И я не знаю, что теперь со всем этим делать!

Глава 29

За завтраком мы почти не разговаривали, и это только усиливало мои переживания. Исаев сидел напротив меня, усмехаясь и с какой-то веселостью поглядывая на меня. Мне хотелось дать ему в нос за это явное мужское превосходство.

У меня не получалось съесть ни кусочка, кусок не лез в горло. От волнения снова разболелась голова, и я пила только апельсиновый сок, заедая гренкой с чесноком и сыром — это единственное, что могло меня сейчас удовлетворить.

В своей комнате я сняла гостиничный халат и надела новый костюм. Он был скорее повседневным, чем офисным: узкие светло-серые брючки, приталенный пиджачок и изумрудная водолазка. Я покрутилась у зеркала, но, вздохнув, сняла всё, оставив только водолазку. Для кого я наряжаюсь? И куда?

Исаев явно собирался на экскурсионную программу, а погода была не очень хорошей: ледяной ветер и гололёд. Я сменила брючки на джинсы, надела вниз тёплые колготки и сверху на водолазку джемпер. Забрав волосы в высокий хвост, я вышла к Исаеву, который уже ждал меня у порога, одетый примерно так же, как я. На нём была красная аляска с белым мехом на капюшоне, тёмные джинсы и ботинки на толстой подошве.

Значит, мы идём гулять, но мне совсем не хотелось. Пусть даже я и мечтала о прогулке по Санкт-Петербургу, но не зимой и не в компании Исаева. Нас уже ждала машина, и Тимур галантно открыл передо мной дверь, впуская в тёплый салон. Мы ехали молча, я отвернулась к окну и прокручивала в голове вчерашний вечер. Я не знала, что сказать Исаеву в такой ситуации.

— Ладно, вижу, как ты мучаешься, — произнёс он, когда мы уже ехали минут десять в полной тишине. — Не было у нас ничего.

— В смысле?! — я повернулась к нему, удивлённо открыв глаза.

— Ну а как ты себе это представляешь? — усмехнулся он. — Два трупа должны как-то ерзать в таком состоянии, чтобы хоть что-то получилось?

— Слава богу, — облегчённо выдохнула я, а Исаев нахмурился.

— Тебе так неприятно, если бы это случилось?

— Но не с тобой же, — вырвалось у меня, и я прикусила себе язык. Ляпнула так ляпнула.

— А чем я тебе не угодил?

— Да дело не в тебе… Точнее, в тебе… Я запуталась, — призналась я Исаеву, пытаясь собрать разбежавшиеся от радости мысли. — Мы не подходим друг другу, и мне не хотелось бы, чтобы между нами была такая близость.

— Какая? — нахмурился Тимур.

— Никакая, — честно ответила я. — Мне кажется, что между мужчиной и женщиной должны быть хоть какие-то чувства для близости, они должны как минимум нравиться друг другу.

— А я тебе не нравлюсь?

— Да причём тут нравишься или не нравишься, — начала сердиться я. — Мы просто не те люди, у которых что-то может быть.

— Вот как, — задумчиво рассматривал меня Исаев. — Понял, ладно.

Так просто? Тимур всё узнал и решил, что я права? Согласился с тем, что между нами ничего нет? А что я хотела, чтобы он начал убеждать меня в обратном? Нет, или хотела…

— Ненавижу тебя, — сказала я тихо, но Исаев услышал.

— Это вряд ли, не думаю, что ты будешь отрицать, что я тебе нравлюсь.

Ну да, ну да… С меня словно свалилась тяжесть, когда он сказал, что между нами ничего не было. Я ведь подозревала это, но сомневалась. Было бы обидно ничего не почувствовать, не понять, как это бывает между мужчиной и женщиной, когда по согласию. Когда оба хотят или испытывают влечение. Не зря же вокруг этого столько разговоров. Жаль, что мне это не дано. Или я просто не думала о близости, не до этого было.

У нас оказалась индивидуальная экскурсия, и следующие пару часов я неожиданно получала удовольствие, осматривая старинные здания и слушая интересного гида. Молодой человек с колоритной внешностью, в шляпе и пальто, с тростью в руке, рассказывал нам о том, как строился этот город. Я увлеклась, слушала и даже забывала про ледяной холод, пока Исаев не объявил перерыв и мы не зашли в какой-то ресторан, где я буквально таяла от тепла.

Горячий борщ сделал своё дело, а вкусная наливка поправила моё состояние. Почти целый день мы гуляли по достопримечательностям Санкт-Петербурга, и, вернувшись в наш номер, я буквально упала на кровать и заснула, счастливая и удовлетворённая.

Утром после завтрака мы поехали на Московский вокзал и сели снова в Сапсан. Исаев занимался делами, открыв свой ноутбук, а я спала, укутавшись в плед. В особняк мы вернулись ближе к вечеру, и я первым делом побежала к сыну, чтобы обнять его и расцеловать. Саша радовался, рассказывал, как провёл эти два дня, что ему нравятся новые няни, и я успокоилась. Действительно, ничего страшного не случилось, всё хорошо.

Меня радовали эти два дня, проведённые в другом городе. Я узнала Исаева с другой стороны, посмотрела красоту Санкт-Петербурга и первый раз путешествовала на Сапсане. Я позвонила папе, чтобы поделиться с ним своим восторгом. Объяснила, что ездила туда по работе.

— Я очень рад за тебя, что ты наконец нашла достойную работу, — рассмеялся папа. — А ко мне не собираешься?

— Приеду, пап, скоро приеду, — посмотрела на сына, который увлечённо раскрашивал рисунки в раскраске с машинками. — Я тебя хочу познакомить кое с кем.

— Неужели молодой человек появился? — обрадовался папа.

— Почти, — уклончиво ответила я. — Скоро всё узнаешь.

После разговора с папой настроение заметно поднялось ещё больше. Я была рада, что наконец-то смогу познакомить сына с дедушкой. Спускаясь вниз, чтобы налить Саше стакан тёплого молока перед сном, я увидела внизу незнакомых людей. Двое были в полицейской форме, а один в обычном костюме и пальто. Что у нас в доме делает полиция?

— Вы уверены, что у вас на это есть все полномочия? — Исаев резко разговаривал, отчего я испугалась. — Вам придётся объясняться с моими адвокатами.

— Господин Исаев, не нужно нас пугать, — ухмыльнулся один из трёх мужчин. — Не переживайте, у нас всё имеется.

— Тогда я должен позвонить адвокату, — достал из кармана свой телефон Исаев.

— Успеете, позвоните из машины, — перебил Тимура другой.

Глава 30

— Я не желаю слышать, что мой сын убийца! — Изольда Викторовна ходит по гостиной, словно пытаясь донести до меня эту мысль. Как будто это я обвинила Исаева в преступлении.

Мать Тимура приехала утром, когда мы с Сашей только проснулись. Точнее, проснулся Саша, а я так и не ложилась. Почти всё время я провела в гостиной на широком диване, поджав под себя ноги. Я не могла ни спать, ни говорить. Все мои мысли крутились вокруг Исаева, не укладываясь в голове, как такое могло произойти.

Верила ли я в виновность Тимура? Скорее нет, чем да. У Бориса могло быть много врагов с его непростым характером. В бизнесе Завьялов был настоящей акулой, не оставляя пощады проигравшим и недостойным по его мнению. Он сам не любил выглядеть слабым и другим не позволял, презирая эту черту. Возможно, это и хорошо, когда у тебя такой бизнес, где нужно уметь бороться за свое место, но, к сожалению, Борис и в жизни был таким же.

Сейчас я сидела и наблюдала за матерью Исаева в состоянии полной прострации. Бессонная ночь дала о себе знать: в глазах как песок насыпали, а в голове царило полное отупение. Слова Изольды проникали в меня, словно сквозь вату, не затрагивая сознания. Мать Исаева могла говорить и говорить бесконечно, но всё было напрасно.

— Надо что-то делать, но что? — ломала красивые пальцы в беспокойстве Изольда. — И Милана ещё не знает… Бедная девочка связалась с уголовником… Как воспримет её отец эту новость!

— Тимур Кириллович никого не убивал, — хрипло выдавливаю из себя, чувствуя боль в горле.

Так вот что со мной: я элементарно заболеваю. Видимо, это после прогулки на ледяном ветру. Надо бы держаться подальше от Саши несколько дней.

— А ты вообще молчи! — крысится на меня мать Исаева. — Что ты вообще здесь делаешь? У тебя нет обязанностей или ты тут на особом месте?

— Действительно, пойду к себе, — встаю с дивана, чувствуя, как меня немного пошатывает.

Ого, кажется, ещё и температура поднялась.

— За что мне всё это? — жалеет себя мать Исаева. — Мало мне смерти Бориса, теперь ещё и сына подозревают…

Оставляю её предаваться страданиям и ухожу к себе. Как мать, я её понимаю: переживать за сына — это естественно. Но как-то выглядит это всё наигранно, театрально. Борис Изольде был никто, что за него переживать? Я тоже беспокоюсь о Тимуре, но не хожу по дому, не говорю о себе. Изольда же ходит по коридорам как привидение и стонет: «Ах, какой позор, ах, как я буду жить?» Как-то выглядит это не очень правдиво. Конечно, если Исаева обвинят, то, скорее всего, конфискуют имущество, посадят… Тяжело Изольде будет в таком случае, мать, я предполагаю, живёт на деньги сына или нет?

Впрочем, какое мне дело до всего этого? Я здесь никто и звать меня никак, Изольда верно сказала. Но вот что будет теперь с Сашей? Получается, что Исаев как опекун потерял свои права или нет? Я мать Саши, а это значит…

От этих мыслей буквально падаю на кровать и, как Изольда там внизу, готова стонать о возможном исходе событий. Сашу отдадут мне? А кому ещё, я ближайшая родственница. Но нет, не таким способом я получу сына себе, это выглядит эгоистично. Но как заманчиво, господи!

Закрываю горящие щеки ладонями, смотрю перед собой в одну точку, как ненормальная. Если Исаева обвинят и посадят, у меня есть шанс стать матерью Саши по всем документам. Это так некрасиво и так желанно, что я чувствую, будто меня соблазняет сам дьявол. Я не хочу желать зла Исаеву, особенно если он не виноват, но какая-то тёмная часть моей души мечтает об этом. Я плохая, очень плохая!

— Ты уволена! — влетает в комнату мать Исаева. — Собирай свои вещи и проваливай отсюда!

— Вы не можете меня уволить! Тимур Кириллович принял меня на работу, и только он может…

— В отсутствие моего сына я сама решаю, что мне и как делать! — сердито заявляет Изольда. — Если не хочешь по-хорошему, я выставлю тебя за ворота силой.

Смотрю на эту женщину, красивые черты которой исказились в приступе злобы. Я её понимаю, ей тоже сейчас плохо, она переживает за сына и от этого совершает глупости. Не знает, на ком сорвать свою злость.

— Изольда Викторовна, вы же тоже мать, — начинаю я умолять её, лишь бы только заставить мать Исаева переменить отношение ко мне. — Поймите меня, я очень хочу, чтобы Саша был со мной. Я так долго этого ждала. Не прогоняйте меня, я буду работать, делать всё, что вы скажете, только бы быть рядом с Сашей.

— А мне-то что с этого? — удивленно приподнимает брови Изольда. — Почему я должна терпеть тебя в доме? Саша наследник, а ты всего лишь мать. Борис ясно дал понять в завещании, что ты никто. Поэтому и оставил всё на Тимура. Чем реже я тебя буду видеть, тем лучше. Ты портишь мне настроение.

— Пожалуйста! — я начинаю плакать.

Да, я не хотела бы унижаться перед этой женщиной и понимаю, почему она решила отыграться именно на мне. Но как я уйду от сына? Опять!

— Я мама Саши, мне ничего не нужно, просто быть с ним рядом!

— Ты живёшь в этом доме на птичьих правах, если Борис тебя терпел, то я не буду, — произносит Изольда. — Собирай свои вещи, и чтобы через пять минут тебя не было здесь. Или я велю выкинуть тебя на улицу в чём ты сейчас и без всего. Решай быстро, Яна. Мне некогда заниматься тобой.

Изольда разворачивается на каблуках и выходит из моей комнаты. Вот так всё снова рухнуло, сломалось. Опять меня лишают сына, и я ничего не могу сделать, ничего! Да сколько это будет продолжаться? Почему моя жизнь похожа на какую-то темную яму, куда меня засасывает всё больше и больше? Где я так согрешила, что судьба так издевается надо мной? Я только поверила, что могу жить нормальной жизнью, быть рядом с Сашей, и всё, опять безысходность. Как Исаев сказал? Из всего есть выход? И где же он!

Глава 31

Мне ничего не остается, как идти к себе и собирать вещи. Глотаю слезы, стараясь не расплакаться, не хочу, чтобы Изольда торжествовала, видя, как мне плохо. Но когда захожу в комнату к Саше, меня все-таки пробивает. Слезы текут по щекам, не прекращая свой поток, ладно хотя бы рыдания удается пока сдержать.

— Мама Яна, ты чего? — сын забирается ко мне на колени, обнимает за шею. Саша еще не привык называть меня мамой, столько лет я была для него просто Яна. И сколько лет ждала, пока услышу от сына это слово.

Прижимаюсь мокрой щекой к его щеке и снова беззвучно плачу. Как мне объяснить Саше, что мы снова расстаёмся?

— Не плачь, — просит сын, а я стараюсь взять себя в руки.

— Нам нужно расстаться на какое-то время, — пытаюсь хоть что-то сказать сыну. — Ты у меня уже большой, потерпишь?

— А ты когда вернешься? — хмурит бровки Саша.

— Как только смогу.

— Завтра?

— Боюсь, что не так скоро. Мне нужно уладить кое-какие взрослые дела, чтобы мы всегда были с тобой вместе, -вспоминаю, что теперь у меня есть результаты теста ДНК и я могу обратиться всуд, чтобы меня восстановили в правах.

— Ладно, — дует губешки Саша, а я еще крепче его обнимаю.

— Мне пора, веди себя хорошо, -целую сына в щеку и отпускаю, а так хочется схватить его в охапку и бежать со всех ног отсюда.

Однако я понимаю, что мне даже не позволят вывести Сашу из дома, не говоря о том, чтобы куда-то с ним уйти.

Оставляю Сашу с няней и спускаюсь на первый этаж, где уже ждет Изольда.

— Надеюсь, мне не нужно осматривать твою сумку, ты же ничего не стащила? — спрашивает она, а я демонстративно опускаю спортивную сумку на пол, раскрывая молнию.

— Ищите, если так во мне сомневаетесь, — мать Тимура явно перегибает, но я сейчас не в том положении, чтобы спорить с ней.

— Если что, я узнаю, где ты живешь, — угрожает мне Изольда. — Забирай свои вещи и уходи!

Поднимаю с пола сумку, направляясь к двери. Но не успеваю дойти, как дверь открывается и входит Тимур. Обводит меня и свою мать подозрительным взглядом.

— Что здесь происходит? — хмурится он.

— Сынок! — бросается ему на шею Изольда, а я еле сдерживаюсь, чтобы не повиснуть с ней рядом от радости.

Исаев вернулся! И я даже не знаю, чему рада больше. Тому, что он здесь, или что мне теперь не нужно уходить. Исаев же не прогонит меня из дома или прогонит?

— Я спросил, что здесь происходит? — Исаев убирает со своей шеи руки матери. — Почему Яна с сумкой?

— Потому что я ее выставила из дома, она здесь больше не работает! — торжественно сообщает Изольда сыну.

— Кто это решил? — сердито спрашивает Исаев. — Меня не было всего ночь, а ты уже устанавливаешь свои порядки в этом доме?

— Я не знала, что с тобой будет, -заламывает руки Изольда. — Ты в тюрьме, счета скоро арестуют, нечем платить слугам…

— Мама, перестань пороть чушь, -морщится Тимур, проходит в гостиную. — Меня отпустили под залог, пока идет следствие. Еще ничего не доказано.

— Ты не убивал Бориса? –спрашивает Изольда, и Тимур бросает на мать усталый взгляд.

— А ты как думаешь? Зачем мне убивать своего брата, подстраивать катастрофу, где еще погибли люди? Для чего? Ради денег? У меня своих полно.

— Ты прав, прав, — гладит Тимура по плечу Изольда. — Но за порядком в доме должен кто-нибудь приглядывать. Тебе сейчас не до этого. Да и наследник остался один. Но ничего, я все возьму на себя. Кто как не мать тебе поможет.

— Мне поможет Яна, — заявляет Исаев, чем вгоняет свою мать просто в ярость, а меня заставляет удивленно посмотреть на него.

— Эта пустышка? Любовница Бориса? Ты доверишь ей наследника? — возмущается Изольда.

— Яна мать Александра, и никто не позаботится о нем лучше, чем родная мать, — потирает устало переносицу Тимур. Яодна замечаю, как плохо он выглядит, словно провел бессонную ночь. Исаеву бысейчас хорошенько выспаться, отдохнуть.

— Ты зря принимаешь эту голодранку, — истерит Изольда.

— Мама, покинь этот дом, -произносит Исаев.

— В смысле? — мне кажется, что у Изольды сейчас случится инсульт от неожиданности. — Ты хочешь, чтобы я уехала и бросила тебя одного в такой ситуации?!

— Да, именно этого я и хочу.

— Ну знаешь ли, спасибо, СЫН! Я уеду и буду ждать, пока ты придешь в себя и извинишься, — поджимает сердито губы мать Исаева. — Еще неизвестно, как воспримет эту новость Милана. Я бы могла поговорить с девочкой, успокоить ее. Она очень волнуется, что случилось что-то страшное.

— Не переживай, Милана уже все знает, — усмехается Исаев. — Ей сообщили.

— И что? Девочка, скорее всего, в ужасе, — снова нервничает Изольда. — Нужно срочно ей позвонить! Или она уже летит сюда?

— Мама, никто и никуда не летит, -заявляет Исаев. — Милана все решила за нас.

— Что это значит?

— Она разорвала помолвку, мне только что об этом сообщил ее отец.

— Да как Милана посмела! Вот дрянь какая! - снова истерит Изольда. — Да я поговорю с ее отцом, да я…

— Мама, ни с кем говорить не нужно. Милана сделала свой выбор, и поверь мне, никто от этого не пострадал, -тихо смеется Исаев. — А теперь успокойся, и тебя отвезут домой.

— Хорошо, я рада, что ты дома, но все же послушай меня и избавься от этой… — смотрит на меня Изольда, словно ищет подходящее слово. — Она ищет только выгоду, ей и сын не нужен.

— Может вы перестанете говорить о том, что не знаете, — вырывается из меня. — Я уже вам сказала, что я мать Саши и не собираюсь больше оставлять своего сына.

— Слышишь? Нет, ты слышал, что она говорит? Да ей только твои деньги нужны, да и сын нужен ради этого! Где она была, пока был жив Борис? Может это она его и убила?

Я вздрагиваю от этого обвинения и перевожу взгляд на Исаева, который тоже внимательно смотрит на меня, словно изучает.

— Признайся, это ты сделала, да? Только тебе было выгодно, чтобы твой сын стал наследником Бориса сейчас, а некогда-то намного позже. Что ты сидишь, Тимур? Пусть ее забирают, это же явный мотив для убийства!

Глава 32

— Мама, я тебя просил уехать, — слишком спокойно произносит Тимур, и Изольда замолкает, лишь бросая на меня злобные взгляды, — Я сам разберусь с Яной и попрошу тебя больше не вмешиваться в дела, которые находятся под моим руководством.

— Какие еще дела? — взвизгивает Изольда.

— Любые, мама, — невозмутимо отвечает Тимур, — Особенно все, что касается этого дома и людей, которые работают здесь.

— Но эта… Она же бомба замедленного действия, ты разве не понимаешь этого?

— Я сам разберусь. Прошу, оставь нас, или нам придется уйти в мой кабинет.

Изольда какое-то время стоит, осматривает меня и Тимура взбешенным взглядом, затем сердито фыркает и уходит в свою комнату на второй этаж.

Исаев провожает мать нечитаемым взглядом и затем встает с дивана, делает пару шагов ко мне, встает напротив.

— Скучала? — невозмутимо спрашивает меня, я бы даже сказала, без всякого интереса, чем ошарашивает меня еще больше.

— Я?! — моему удивлению просто нет предела, — С чего бы мне скучать по вам… По тебе…

— Может, потому что я хорошо пою? — улыбка расцветает на лице Исаева, такая мальчишеская, задорная, что я невольно фыркаю, махнув рукой.

— Какой бред, меня чуть из дома не выкинули, в очередной раз лишили сына, а я должна скучать?

— Так нет или да? — ох и наглец!

— Конечно, нет!

— Жаль, — деланно огорчается Исаев, — Думал, что хотя бы ты будешь скучать, а то все через п… — он замолкает, впиваясь в меня тяжелым взглядом, — Невеста бросила, няня племянника чуть не сделала ноги, а мать ввела в доме чрезвычайное положение.

— Чо, правда бросила? — издеваюсь я.

— Ну да, как только меня арестовали, сразу посыпались отказы в сделках, расторжение договоров и как итог, разорванная помолвка.

— Будешь плакать?

— Яна Владимировна, вы вроде бы забыли, что на меня работаете? — строго произносит Исаев, думая, что на меня подействует этот его тон.

— А меня вроде бы и уволили, — пожимаю плечами, поднимая сумку с пола, — Так мне куда идти? Туда или туда?

Киваю на входную дверь и на лестницу, что ведет на второй этаж.

— А вам куда хочется? — хитро прищуривается Исаев.

— К сыну, больше я никуда не хочу.

— Тогда хватит вашего змеиного яда, уже наелся чужого, -вдруг морщится Исаев, и мне внезапно становится его жалко.

Ну в самом-то деле, что я за человек такой. Тимур наверняка переживал, сидел всю ночь в камере или где там его держали, а я тут со своими поддевками.

— Значит, между нами все остается как и прежде? — смотрю выжидая на Исаева, который разглядывает свои руки. Что в них интересного я не могу понять. Ну да, пальцы красивые, длинные, сами руки с аристократическим намеком, как сказала бы Нина.

— Между нами? — задумчиво произносит Исаев и прячет руки в карманы джинс, — Между нами ничего нет, Яна Владимировна. Вы моя подчиненная имать наследника. На этом все.

— Ох, ты ж, — вырывается из меня, но я вовремя замолкаю, прикусив свой начинающий раздваиваться язычок, — Поняла, не дура. Только ВЫ определитесь уже, мы с вами на «ты» или на «вы»?

Подхватываю опять свою сумку и иду к лестнице, встаю на первую ступень.

— Вы мне верите? — оборачиваюсь к Исаеву, который стоит и смотрит мне в след, перекатываясь с носка на пятку.

— Что не ты убила моего сводного брата?

— Да.

— Конечно, не ты.

— Почему?

— Кишка тонка, и финансы маловаты, — усмехается Тимур.

— Ах вот как!

— Я ошибся?

— Нет, кажется, я ошиблась! У вас-то все это есть в наличии! — сама понимаю, что ляпнула что-то не то, когда глаза Исаева сужаются и лицо становится маской без какого-либо выражения.

— И что будет, если я убил брата? Ты станешь ко мне относится… Как ты станешь относиться?

Смотрю на Тимура и понимаю, что ему никто не оказал поддержки. Все только что-то от него требуют: мать, подчиненные, следователи. Никто не посочувствовал, не поддержал. Не сказал, что верит в его невиновность. А иногда простые слова так много значат, силы дают, чтобы жить дальше.

— Пару недель назад я бы сказала вам спасибо, — тихо произношу я, всматриваясь в глаза Исаева, — в которых поднимается шторм, тяжелый, темный, — Но сейчас я скажу просто: не верю и… Это не вы. И все-то у вас есть, чтобы это сделать: возможности, финансы, но вот причины я не вижу. Чтобы все это подстроить у человека должна быть одна цель.

— И какая?

— Месть, — хрипло отвечаю ему, чувствуя, как спазм стягивает мое горло. Что я творю? Я же сама себя закапываю! Зачем я все это объясняю Исаеву, делая такие намеки? С его острым умом легко собрать все пазлы и сложить все за и против. И что тогда будет со мной и Сашей?

— Месть и деньги? — усмехается Исаев.

— Возможно, но здесь такая месть, что убийца не посмотрел на других погибших. Решил, что это будет достойная жертва во имя справедливости.

— Ого, да ты много об этом думала, — рассматривает меня Тимур, — Представляю, какие мысли были в твоей хорошенькой головке, когда Борис издевался над тобой.

— Ну да, любви к вашему брату у меня не было, — хмыкаю я, -И да, признаюсь честно, меня его внезапная смерть не-то чтобы обрадовала, как бы радости от такого события мало и неважно, какого человека не стало.

— Разве? — приподнимает одну бровь Исаев, — Ты будешь жалеть любого?

— Конечно, нет. Борис был… Он был и все на этом, — отрезаю я, пытаясь прекратить разговор, и начинаю подниматься.

Исаев остается внизу, провожает меня взглядом, а я иду наверх, толкаю дверь в свою комнату. Первый порыв запереться в ванной и дать волю слезам. Этот разговор разбередил что-то в моей душе. Это не жалость к Борису и даже не ненависть к нему. Глупо ненавидеть того, кого уже нет, но я внезапно вспомнила, как он постоянно издевался надо мной. Не физически, нет, морально. Эти постоянные унижения, запреты видеться с сыном. Исаев, сам не понимая, разбередил мои раны, что уже начали зарастать, снова вернул меня в то состояние, когда я жила в отчаянии и не знала, что делать. Моя жизнь словно разделилась до смерти Бориса и после. И я не хотела вспоминать то, что было до, а вот Исаев напомнил.