1. МАКС
В спальном районе сегодня темно.
— Что ты ползешь? — ворчит один из охранников. — Прибавь газу!
— Не видишь, здесь фонари не горят, — отвечает Вадим.
— Так ночь, нет никого на дороге!
Я их не слушаю, голова забита делами. Открыв ноут, строчу письма партнерам. У меня завтра важная встреча, а я опаздываю на самолет. Задержался у тещи, укладывал дочку спать, теперь придется потратить время, чтобы выбраться из этих кривых переулков.
Парни пристроились на заднем сиденье, я же по привычке занял место спереди, рядом с водителем. Понимаю, что это неправильно с точки зрения безопасности, но поделать с собой ничего не могу. Я бы и за руль сам сел, и ребят вообще дома оставил. Но ведь они не останутся…
Резкий толчок. Визжат тормоза. Меня бросает вперед, и только ремень безопасности спасает от столкновения с лобовым стеклом. Ноут улетает под ноги.
— Что ты творишь?! — шиплю сквозь сжатые зубы.
Вадим с побелевшим лицом вцепляется в руль. Внедорожник съезжает к тротуару и замирает.
— Там… там кто-то стоял!
— Где? — я смотрю на пустую дорогу.
— Н-на дороге. Кажется, я сбил кого-то...
Вадима трясет.
Мы переглядываемся. Каждый думает об одном: это была собака или… человек? Собаки тут часто бродят, бездомные. Иногда на дорогу выскакивают, бросаются под колеса.
Я отмираю первым. Отключаю блокировку дверей. Ремень безопасности уходит на место.
— Надо узнать, что случилось, — киваю охранникам.
Парни выходят вместе со мной, только Вадим остается в машине. На дороге прохладно и тихо, а главное так темно, что хоть глаз выколи. Только “аварийки” на машине сигналят красным светом, но его недостаточно.
— Эй, — Дым стучит согнутым пальцем в стекло, — посвети, ни черта не видно.
Вадим послушно переключает фары на дальний свет.
На дороге в нескольких метрах от нас и правда что-то лежит. Я направляюсь к упавшему телу, все еще надеясь, что это одичавшая псина.
— Черт, — цедит второй охранник — Егор. — Так я и знал!
Мы подбегаем одновременно. Девушка. Худенькая, темноволосая. Лежит на боку, в позе эмбриона, растрепавшиеся волосы прикрыли лицо. Тонкая одежда совсем не по погоде.
Я опускаюсь рядом на корточки, отвожу в сторону длинные пряди. Прикладываю два пальца к вене на шее. А у самого внутри все застыло. Только трупа мне не хватало!
Она издает тихий стон. Сквозь полоску между ресниц ловлю ее помутившийся взгляд.
— Девушка, с вами все в порядке? Вы меня слышите? — касаюсь ее руки.
Она затихает. Пульс слабый, но есть.
Подоспевший Дым быстро осматривает ее.
— Внешних повреждений не видно, — сообщает уверенно. Он по первому образованию медбрат, так что в этом вопросе я ему доверяю. — Дышит ровно. Только, похоже, у нее гематома на затылке. Сильно ударилась об асфальт. Что делать будем?
Мы переглядываемся.
Слышу хлопок двери. Это Вадим наконец-то вышел и закурил. Представляю, как у парня руки трясутся. Сбить человека — это не шутка. За такое до пяти лет дают. Хорошо, что скорость была минимальная, все-таки спальный район. Но вот как он ее не заметил?
Решение принимаю мгновенно.
— Забираем ее с собой и возвращаемся.
— А самолет?..
— Обойдусь. Едем к Евгенычу в клинику. Поднимайте осторожно и несите на заднее сиденье. Нет, дайте я сам! Вам только бревна таскать.
Еще не хватало, чтобы эти олухи окончательно угробили незнакомку. Лучше я сам это сделаю, мне тогда и отвечать.
Подхватываю ее на руки. Она на удивление легкая, наверное сидит на какой-нибудь новомодной диете. В машине устраиваю ее на заднем сиденье. Подумав, сажусь и сам, кладу ее голову себе на колени. Так будет безопаснее.
— Вы останетесь здесь, — приказываю парням. — Приберите следы столкновения. Возможно, были свидетели…
Развивать эту мысль не хочется.
Вадим заводит двигатель. Я изучаю лицо незнакомки. Тонкий нос, полукружья черных ресниц…
Милая. Простые, естественные черты.
Впрочем, какая мне разница? Лишь бы осталась жива. Сдам Евгенычу на руки, пусть осмотрит. Я все оплачу. Надо будет — и ей денег дам, лишь бы скандал не устраивала. Мне перед свадьбой обсуждения в желтой прессе совсем не нужны.
А вот контракт с иностранным партнером, похоже, уплыл.
Достаю телефон, набираю секретаря:
— Сань, отмени бронь в отеле и сдай мой билет.
Отключаюсь, не дожидаясь ответа.
Взгляд снова притягивает лицо незнакомки.
Кажется, я ее где-то видел. Но где?
2. АСЯ
Теплый ветерок ласкает мое лицо. Я лежу на мягком песке, жмурюсь от яркого солнца. Моя ладонь тонет в мужской руке. Чувствую, как немного шершавый палец поглаживает чувствительную кожу на запястье…
Где-то недалеко кричат чайки. Воздух пахнет чем-то приятным, и этот запах идет от мужчины рядом со мной. Я очень хочу увидеть его…
Но крики чаек превращаются в странный писк. Море и пляж исчезают. Острая боль впивается в голову, и я открываю глаза.
Надо мной белый потолок. Инстинктивно дергаю рукой и едва не смахиваю стойку с капельницами.
Что это? Где я?
Нервно сглатываю, ощущая сухость в горле.
Это больничная палата. Рядом с кроватью стоит прибор диагностики. У стены — тумбочка, а на ней ваза с цветами.
Опускаю взгляд на себя. Я лежу поверх одеяла. На мне больничный халат. На указательном пальце мигает датчик, на безымянном — виден след от кольца. Странно, а кольцо куда делось? Я замужем или нет?
Пытаюсь сосредоточиться на ответах, но затылок взрывается болью. Хочу сесть, но тело не слушается. Палата перед глазами плывет. Тянусь рукой к затылку. Нащупываю бинты.
Да что же случилось? Совсем ничего не помню...
Поворачиваю голову в другую сторону. Взгляд натыкается на мужчину в черном костюме с белоснежной рубашкой. У незнакомца светлые волосы и правильные черты. Легкая небритость придает его лицу усталый вид, а поверх широких плеч наброшен белый халат.
1. МАКС
Она ничего не помнит, это моя вина. Но оставить ее в больнице — не выход. Обязательно кто-то узнает и пойдут сплетни, или эта дуреха сама начнет трепать языком.
Врачи в клинике знают свое дело, я им хорошо плачу за молчание. Но не могу заткнуть рот всем пациентам. А мне вовсе не хочется, чтобы просочилась инфа, что Макс Стальнов накануне свадьбы проведывает одинокую симпатичную, да еще беременную брюнетку.
Даже не знаю, что хуже. То, что я ее сбил, или то, что ее беременность мне приписали.
А еще она решила, что я ее муж. Даже жалко стало разочаровывать. У нее такой вид был побитый, когда я правду сказал.
Ладно, надо что-то решать. Пока приставлю охрану к палате и прикажу никого к ней, кроме лечащего врача, не пускать. И ее никуда не выпускать.
Если она за семь дней ничего не вспомнит, то придется забрать ее к себе в дом. Места там достаточно для двоих, уверен, мы даже встречаться не будем. Пусть поживет, пока память не восстановится. Или пока я не решу, что с ней делать.
— Дым, ты остаешься здесь, — сообщаю охраннику. — Присмотришь за ней. Если вдруг объявятся родственники, — что-то мне не хочется, чтобы они объявились, — сразу сообщи.
— Понял, шеф. А долго мне здесь?..
— Пока я не решу иначе.
В кармане вибрирует телефон. Хорошо, что поставил его на “беззвучный”.
Смотрю на экран. Я жду звонок от секретаря, но это не он. На меня смотрит знакомая блондинка в темных очках с мопсом, прижатым к щеке.
И что люди находят в этих мелких визгливых тварях? Я про собаку, не про блондинку.
Отхожу к окну.
— Лариса?
— Пу-у-упсик-Максю-ю-юсик — манерно тянет она. — Ты где? Мне сказали, ты сдал билет!
С трудом сдерживаюсь, чтобы не швырнуть телефон. Говорил же не называть меня так! Бесит. Но Ларке, похоже, это до лампочки. Она если что-то втемяшит себе в голову — то кувалдой не выбьешь.
— Мне пришлось отменить поездку, — отвечаю, беря себя в руки.
— И могу я узнать причину? Что заставило тебя отменить такую важную встречу?
— Дела.
— Дела? Стальнов ты что, рехнулся? Какие еще дела? — переспрашивает удивленно, и манерность сразу слетает с нее. — Где ты сейчас?
— В городе. Такой ответ тебя устроит?
— Максик, ты мне грубишь? — в ее голосе появляются вкрадчивые нотки, которые я ненавижу.
Усилием воли сдерживаю ругательство, готовое вот-вот сорваться с губ. Ларка еще та стерва, лучше ее не злить.
— Не принимай желаемое за действительное, дорогая.
— Ты что-то темнишь, Стальнов! — она тут же идет в атаку и снова меняет тон. — Приезжай ко мне. Я соскучилась...
— Не сегодня. Мне не когда.
— Но, пуся…
Нажимаю отбой. Сжимаю айфон так, что тот начинает издавать угрожающий треск.
Через минуту раздается новый звонок.
Снова она!
— Стальнов! — судя по голосу, Ларка вне себя от злости. — Ты что, решил меня кинуть? Что значит “некогда”?
— Кажется, мы только что это обсудили, — морщусь от ее крика. — Прости, но я очень занят.
— Чем? Что за дела, которые важнее, чем заключение контракта в Лейпциге или встреча со мной?!
— Это тебя не касается.
— Касается, Стальнов, еще и как! Забыл, сколько бабла мой отец вложил в твое дело? Завалишь проект — до конца своих дней не расплатишься!
— Лара, — перебиваю визжащую невесту, — кажется, ты хотела тот гарнитур с черными бриллиантами от Тиффани?
Не люблю, когда мне напоминают, кому и сколько я должен. К тому же Лев Аркадьевич это “бабло” мне не подарил, а вложил в развитие стартапа на весьма выгодных для него условиях. И уже три года получает немалые дивиденты. Пора с ним заканчивать.
Моя фраза сбивает Лариску с мысли. Я даже чувствую, как она делает охотничью стойку на слово “бриллианты”.
— Максик, ты серьезно? — страстно дышит мне в трубку. — Когда?
— А ты где сейчас?
— Собираюсь в салон.
— Отлично. Встретимся завтра в обед. Ничего не планируй.
Отключаю телефон и возвращаю в карман. Если бы не обещание, данное ее отцу, в жизни не женился бы на Лариске. Она как любовница хороша, даже спорить не буду. Но как деловой партнер и жена…
Ларка холодная расчетливая хищница, хоть и выглядит “блондинкой”. И даже в нашем добровольно-принудительном партнерстве ее интересует только прибыль. Пока мы на одной стороне, но кто знает, что будет завтра?
Да, лучше об этом не думать. К тому же, контракт есть контракт. Просто так его не расторгнешь.
— Дым, — подхожу к охраннику, — если будет Лариса Львовна звонить, не отвечай.
Тот понимающе кивает.
Бросаю последний взгляд на дверь палаты, за которой осталась моя головная боль. Семь дней. У меня есть семь дней, чтобы решить, что с ней делать. А пока вернемся к насущным делам.
2. АСЯ
Лежать в больнице, оказывается, самое нудное занятие из всех, что можно представить. Я только и делаю все время, что лежу, смотрю в потолок, борюсь с головокружением и тошнотой и попутно пытаюсь вспомнить о себе хоть что-то.
Лечение, назначенное Петром Алексеевичем, помогает. Головные боли постепенно стихают, с ними уходит шум в ушах и головокружение. Но меня все равно тошнит. По утрам. Врач говорит, это симптомы беременности. Только память не возвращается. Я по-прежнему не помню о себе ничего...
На третий день меня отключают от капельниц. Теперь я могу сама подняться и принять душ, хотя приходится делать это под присмотром сердитой нянечки. Та помогает, но ворчит, что вот таких прытких, как я, дольше всего в больнице и держат. А что делать, если кругом одни больничные стены и телевизор с мелодрамами.
— Лежать тебе надо, девонька! Вон, муж твой такого бугая под дверями оставил, боится, видимо, чтобы с тобой ничего не случилось!
Мне становится любопытно, что там за бугай и от кого меня охраняет? Я ради такого дела даже топаю к двери, хотя покачиваюсь на каждом шагу и цепляюсь за стену.
1. МАКС
С утра позвонил врач. Сказал, что мою потеряшку сегодня выписывают. Правда, он назвал ее немного иначе. Пациенткой, в которой я лично заинтересован. И долго красноречиво молчал в трубку. Как бы намекая, что неплохо было бы подкинуть что-нибудь посущественнее простой благодарности.
Я сухо напомнил, что новый МРТ уже в пути и вот-вот прибудет.
Дым всю неделю сидел рядом с палатой, отгоняя любопытных. И ничего. Она ничего не вспомнила. Даже собственного имени. Интересно, куда она пойдет, если я за ней не приду?
Нет, слишком опасно ее отпускать. Кто знает, может она притворяется, что потеряла память? Не удивлюсь, если ее подослал Лев Радзинский. Как напоминание, что он держит меня в кулаке.
Эта мысль не слишком приятная. Да и вообще вся прошедшая неделя была не слишком приятной. Ларка словно с цепи сорвалась, будто учуяла что-то. Одним бриллиантовым гарнитуром отделаться не получилось.
Пришлось пару раз свозить ревнивую невесту в ресторан и всю неделю ночевать у нее. Хотя обычно я это не практикую. Не люблю спать в чужой постели. Не могу заснуть, если рядом есть кто-то еще, поэтому в брачном договоре с Ларисой четко оговорено наличие двух отдельных спален.
Сейчас я невыспавшийся и злой. И голодный, потому что сорвался с утра пораньше, не позавтракав. С одним единственным желанием — покончить быстрее с этим вопросом и вернуться к нормальной жизни.
— Подъезжаем, шеф, — голос Егора выводит меня из задумчивости.
Поднимаю взгляд. Машина въезжает в больничный двор, останавливается у главного входа.
— Надеюсь, все документы уже готовы и мы надолго здесь не задержимся.
С этими словами покидаю теплый салон.
В холле встречает медсестра.
— Максим Николаевич, прошу за мной, вы должны подписать несколько документов.
— И отказ от претензий, — хмыкаю, просматривая бумаги.
Покончив с бюрократией, поднимаюсь по лестнице на третий этаж к нужной двери. Позади неизменной тенью следует Егор с пакетом в руках. Разумеется, на лифте быстрее, но мне после долгого сиденья в машине хочется размять ноги.
Вот и палата. Со стула возле дверей поднимается Дым.
— Как она? — киваю в сторону входа.
— Странная, — тот пожимает плечами.
— В смысле?
Может, стоит ее показать психиатру?
— Обозвала меня питекантропом.
С трудом сдерживаю улыбку.
— И за что она тебя так?
— За то, что прочитал ее записку.
Я все-таки чувствую, как губы растягиваются в улыбке. Трусы. В записке она попросила трусы. Да будто я знаю, какие ей нужно! Еще ни одна женщина не просила меня купить ей трусы, хотя многие забывали их в моей постели.
Мысль о том, что за дверью палаты ждет хорошенькая девушка без трусов… м-м-м… будит фантазию. Даже жарко становится.
Так, все, не думать об этом. Я не дикарь, а нормальный мужчина. У меня есть невеста и свадьба на носу.
Ладно, пора заканчивать этот спектакль.
Забираю у Егора пакет. Толкаю дверь и вхожу.
Она сидит на кровати. Увидев меня, вздрагивает и вскакивает навстречу. Хватает за руку. Ее ладони маленькие и теплые.
Многозначительно смотрю на нее.
— Собирайся, мы уезжаем. Тебя только что выписали.
В ее глазах светится радость. Вот дурочка. Знала бы, что ее ждет, то так бы не улыбалась.
— Макс… Спасибо...
— Макс? — меня с института никто так не называл.
Кроме женщин в постели.
— Ну… я же могу тебя так называть? — она заглядывает мне в глаза как побитая псина. Берет мою руку и зачем-то прикладывает к своей груди. — Ты же мой муж?.. Бывший?..
Последнее слово произносит совсем тихо. Все еще на что-то надеясь.
Качаю головой. Ну вот что она себе напридумывала?
— Жаль разочаровывать, но я…
Она закусывает губу. Розовую, влажную, пухлую. Мой взгляд прикипает к ней.
В горле внезапно становится сухо.
— Я тот, кто тебя сбил. Это из-за меня ты попала в больницу.
На ее лице шок, неверие. И мучительное осознание истины.
— Если так, то я с вами никуда не поеду! — она внезапно отпускает мою ладонь и прячет руки за спину. — Максим Николаевич!
Последнее произносит с явным сарказмом.
— Не поедешь? — смотрю, как она нахохлилась. Вкрадчиво интересуюсь: — Можно узнать, почему?
— Я вас не знаю!
— Это аргумент, — усмехаюсь. — Но слабый. Только что ты готова была ехать со мной неизвестно куда.
— Я думала, вы мой муж! А вы… Вы меня сбили! — С каждой новой фразой она все дальше пятится от меня, но продолжает бросать сердитые взгляды. — Я вам больше не доверяю!
Что ж, я сам себе порой не доверяю. И с радостью забыл бы о существовании этой женщины, если бы не одно “но”.
— Прости, но выхода у тебя нет. Ты здесь уже целую неделю, и тебя до сих пор никто не ищет.
Она спотыкается о кровать и медленно опускается на нее. В глазах, только что искрившихся от возмущения, теперь застыло недоверие.
— Никто?
А голосок такой жалобный, того и гляди — расплачется. Ненавижу женские слезы.
— Никто, — подтверждаю резким тоном, чтобы она больше не задавала дурных вопросов. — А мне совесть и воспитание не позволят бросить тебя на улице.
Разумеется я бессовестно вру.
Но она сразу скукоживается, будто шарик, из которого разом выпустили весь воздух.
— Собирайся, — грубо бросаю ей, — да не трясись! Ничего я с тобой не сделаю, раз уж до сих пор ничего не сделал. Поживешь в моем загородном доме, там места много.
— И в качестве кого я там буду жить? — бурчит, пряча взгляд.
Вроде и боится меня, но продолжает характер показывать. Боевая. Но глупая.
Ее вопрос меня озадачивает. А в самом деле…
Останавливаюсь в раздумье.
— Готовить умеешь?
— Н… не знаю, — пожимает плечами. — Я же не помню.
— Про память тела слышала? Если умела раньше, то вспомнишь. А не умела — научишься.
1. МАКС
В машине едем молча. Я по привычке рядом с водителем, а потеряшку пришлось усадить на заднем сиденье между Егором и Дымом. Она так странно косится на них, когда думает, что никто не видит. Наверняка уже напридумывала себе всякие ужасы. Это написано у нее на лице.
Но разубеждать ее у меня нет никакого желания. Как и нянчится с ней. Надо же, выскочила на улицу в мороз почти голая. И куда бежать собралась, не помнит ведь ничего! Дура, что с нее взять.
Наблюдаю за ней в зеркало заднего вида.
Парни ухаживают, как могут. Интересуются: не тесно ли ей, может водички подать, пледиком ножки укрыть. Заботливые какие.
Она смотрит так, будто они ее уже четвертуют.
И откуда только взялась на мою голову?
Незаметно для себя начинаю ее изучать. У потеряшки тонкие черты, кожа бледновата, как у человека, который круглый год сидит в офисе. Глаза большие, зеленые, ровный нос, пухлые губы. Причем свои, если я в этом хоть что-то понимаю.
Ощущение, что она ни разу не была у косметолога. Слишком естественная. Таких не бывает. По крайней мере, в моем окружении.
Она нервно кутается в мое пальто. Из-под полы видны пальцы. Ногти чистые, аккуратно подстрижены, без намека на дорогой маникюр. А вот след от кольца я еще в больнице заметил. И, судя по его четкости, это кольцо она носила несколько лет. Что заставило снять его и когда?
— Простите, а долго ехать? — слышу ее тихий голос.
— Опять в туалет хочешь? — спрашиваю, не оборачиваясь.
И вижу в зеркале, как она заливается краской.
— Нет, — шепчет почти неслышно, — но меня тошнит.
Закатываю глаза. Беременная на мою голову!
— Влад, притормози, Егор, открой дверцу, пусть подышит минутку.
Парни выполняют приказ. Я смотрю, как она жадно хватает ртом морозный воздух.
— Тише, — предупреждаю, — простудишься.
Бросает на меня подозрительный взгляд:
— Переживаете о моем здоровье?
— С какой это стати? — выгибаю бровь. — Просто не хочу лишних проблем.
— Ну так отпустите меня — и дело с концом!
Ну вот, только что сидела, боялась, а теперь опять характер вздумала показать?
— Хорошо, — говорю примирительно.
— Хорошо? — в ее глазах вспыхивает удивление. — Вы меня отпускаете?
— Да. Егор выйди, выпусти ее.
Охранник подчиняется.
Зато потеряшка не спешит выпрыгивать из машины. Мнет мое пальто, поглядывает то на заваленную сугробом обочину, то на меня.
— Ну, чего же ты? — усмехаюсь. — Иди, тебя никто не держит.
Она сопит, но продолжает сидеть. Понимает, что идти-то ей некуда.
— Максим Николаевич, тут холодно, — гундит охранник, заглядывая в салон. — Можно я сяду?
Оборачиваюсь и смотрю на потеряшку. Она опускает глаза и придвигается к Дыму, освобождая место для Егора. Тот, стуча зубами, забирается внутрь.
— Поехали, — обращаюсь к Вадиму.
Машина мягко трогается с места.
Через сорок минут мы останавливаемся во второй раз. Теперь уже возле моего дома.
2. АСЯ
Завезли меня далеко.
Если бы кто-то знал, что я почувствовала, когда поняла, что мы покинули черту города! В тот момент мне хотелось выскочить из машины — и плевать на зиму, плевать на снег. Бежать куда подальше от этого Максима. Но я сидела, зажатая с двух сторон бритоголовыми амбалами, и боялась даже пикнуть. А теперь нервно ежусь при виде огромного особняка, к которому меня подвезли. Видно, что тут дома дорогие, видимо район для богачей.
Лай собак по ту сторону забора заставляет напрячься.
— Боишься собак? — усмехается Максим.
Хмурюсь. Нет, я люблю собак, наверное… любила когда-то в той, другой жизни. По крайней мере, отторжения они у меня точно не вызывают.
— Вот еще, — бурчу, пряча страх.
А там гавкают так, что у меня сердце из груди выпрыгивает.
Ворота медленно открываются. Машина въезжает во двор. Заливаясь лаем, со всех сторон к нам несутся натуральные лоси. Я насчитываю штук пять.
— Нравятся? — довольно отзывается Максим, явно гордясь своими питомцами.
— Ага, — киваю, стараясь не показать, что боюсь.
Хватит. Не хочу, чтобы он видел меня дрожащей. Пусть не думает, что меня легко запугать!
Машина останавливается возле крыльца.
Максим выходит первым, его окружают собаки. Ластятся к нему, поскуливают и машут хвостами.
Егор, если я правильно запомнила, открывает мне дверцу. Второй охранник тоже выходит. Морозный воздух проникает в салон.
— Чего сидишь? Со мной в гараж поедешь? — а это уже водитель обращается ко мне.
— Да, сейчас, — вылетаю из машины, кутаясь в пальто Максима.
Один из псов тут же подходит ко мне, начинает обнюхивать. Собачка в холке мне по пояс! Я ей на один укус!
— Не бойся, — подмигивает Макс. — Их сегодня кормили. А может нет…
С ужасом смотрю на него.
— Назад! — рявкает он, и собаки вмиг разбегаются.
Я выдыхаю. Бреду за ним на крыльцо, считая ступеньки.
— Прошу, — Максим открывает дверь и позволяет мне войти первой.
Дом огромный, в три этажа, с широкими панорамными окнами. На втором и третьем этаже нависают балконы. В первом, как я успела заметить, темнеет гаражная дверь.
Внутри нас встречает миловидная женщина лет пятидесяти. У нее короткие крашеные волосы. В ушах — серьги с янтарем, в руках — половник. Стоит увидеть его — и живот начинает бурчать. Я сконфуженно краснею.
— Максим Николаевич, доброе утро. Я подготовила гостевую комнату, как вы сказали, — она обращается к Максу, но смотрит на меня.
И с явным неодобрением.
Да-да, знаю-знаю, наверное ваш Максим Николаевич каждый день кого-нибудь с улицы в дом таскает. И вряд ли это бездомные котята...
— Благодарю, Татьяна Ивановна. Это… — он замолкает и окидывает меня оценивающим взглядом. Будто решает, как обозвать. — В общем, это новая помощница. Ася.
МАКС
Сумасшедшая.
Она определенно сумасшедшая и меня сведет с ума своими выходками.
Надо же, забрала у Татьяны тряпку и полезла сама пол вытирать. Хотела на жалость мне надавить?
В результате только разозлила!
Хотя признаюсь, мне стало не по себе, когда она вдруг побледнела, закатила глаза и начала падать навзничь. После всего, что случилось, оставалось только еще раз затылком приложиться, чтобы не только имя забыть, но и как говорить вообще.
Впрочем, удар мог поставить на место ее мозги, а меня избавить от сомнительного удовольствия нянчиться с ней.
Пришлось отнести потеряшку в выделенную для нее комнату. Уложил ее на кровать. Стою, смотрю, не знаю, что делать дальше. Еще и Татьяна куда-то пропала.
Сажусь на кровать рядом с Асей. Не знаю, почему это имя первым всплыло в моей голове. И почему мне кажется, что я знаю ее? Где мы встречались?
Перебираю в памяти всех знакомых мне женщин. Ларкиных подруг, сотрудниц фирмы, случайных любовниц… Ее в этом списке нет.
У нее на скуле чернеет ресничка. Тянусь, чтобы убрать. Провожу по щеке костяшками пальцев. Кожа на ощупь прохладная и гладкая. Замечаю еле заметную россыпь веснушек. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть. И натыкаюсь на затуманенный взгляд.
— Очнулась? — интересуюсь, пряча волнение. — Как самочувствие?
— А… что со мной было? — тихо произносит она.
— Обморок.
Нас прерывает появление домработницы.
— Максим Николаевич, — она вносит поднос, на котором стоят тарелка с блинами и чашка с чаем, — Егор передал, что вам уже несколько раз звонила Лариса Львовна.
Вспоминаю, что еще в клинике отключил телефон.
— Интересно, и что ей нужно? — бурчу под нос, а сам не могу оторвать взгляд от бледного лица потеряшки. — Сама поесть сможешь?
Та хлопает ресницами и переводит взгляд с меня на Татьяну.
— Д-да, — наконец, выдает.
— Отлично. Оставь это здесь, — киваю Татьяне на тумбочку и добавляю для Аси: — Оставайся сегодня в постели. Врач сказал, что голова может какое-то время кружиться. Если что-то понадобится, Татьяна тебе принесет.
Выхожу из комнаты и достаю телефон. Не успеваю включить, как он начинает вибрировать от пропущенных звонков и смс. Ясное дело, большая часть от Ларисы. Просматриваю последние и морщусь: похоже, она сильно зла, что я отключил телефон. Придется задабривать.
Еще пара звонков от секретаря. Вспоминаю, что должен просмотреть документы.
Телефон в руках снова начинает вибрировать. Даже не глядя, я знаю, кто это по мою душу.
— Здравствуйте, Лев Аркадьевич, — говорю, морально готовясь к нотациям.
Это отец Ларисы. Выходец из 90-х, который продолжает вести бизнес так, как вели тогда. Не гнушаясь использовать силу.
— Макс, что там с партнерами из Лейпцига? Лариса сказала, что ты не приехал навстречу и они отказались с нами сотрудничать, — в ответ раздается грубый голос Радзинского.
Даже поздороваться не соизволил. В этом весь Лев Аркадьевич.
Вечно он лезет не в свое дело, а мне, как мальчишке, приходится отчитываться перед ним. Но ничего, наступит удачный момент. Я выкуплю у его свои акции и стану полноправным владельцем.
— Все верно. Я отменил поездку, но они пошли мне навстречу. Мы все обсудили онлайн. Так что вам не о чем беспокоиться, — заверяю, сохраняя спокойствие.
— Что значит “не о чем беспокоиться”? Ты мне зубы не заговаривай! Почему билет сдал?
— Договор пока у юристов. Мы еще на стадии обсуждения некоторых пунктов.
— Да плевать мне на твой договор! Объясни, почему не поехал?
Отрываю телефон от уха, смотрю на него как на врага. Но выбора нет, придется сознаться. Хотя бы частично. Иначе моя ложь выльется в большую проблему.
— Лев Аркадьевич, это не телефонный разговор. Мы можем встретиться?
Тот сопит в трубку. Видимо думает. У него лишний вес, одышка и слабое сердце. Но он жестокий и хладнокровный делец, и мне не стоит забывать об этом.
— Хорошо, — он выносит вердикт, — через час в твоем офисе.
Закончив разговор, переключаюсь на Вадима. Предупреждаю, чтобы был готов через десять минут. Этого времени мне хватает, чтобы проглотить остатки завтрака, переодеться и находу выпить чашку остывшего кофе под неодобрительным взглядом Татьяны.
— Асю из дома не выпускать! — вспоминаю уже на пороге. — Ни под каким предлогом. К интернету не подпускать и телефон не давать.
Не хочу ее потом искать по всей округе. А звонить и писать ей все равно некому, раз ничего не помнит.
— Куда едем, Максим Николаевич? — Вадим уже ждет за рулем.
Дым и Егор быстро тушат недокуренные сигареты и аккуратно складывают “бычки” в пепельницу. Знают, что я не курю и терпеть не могу, когда окурки швыряют под ноги.
— Сначала в офис. Потом в салон к Ларисе Львовне.
Это для меня она Ларка, а для всех остальных — Лариса Львовна. Владелица престижного салона красоты и светская львица. Ведет свой бьюти-блог в инстаграме, любит визгливую пакость по кличке Пуся и немножко меня.
Хотя нет. Мои деньги
Не могу сказать, что доволен своей невестой. Особенно после того, как она начала “улучшать” свою внешность. В постели с ней хорошо, не скрываю, и когда-то она мне даже нравилась. Но испытывать какие-то живые чувства к этой жертве красоты с силиконовыми губами и сиськами я уже не могу.
Почему мы все еще вместе? Хороший вопрос. Скорее всего, потому что мне так удобно. Все знают, что у Макса Стальнова есть невеста и уже назначена дата свадьбы, а будущий тесть — депутат государственной Думы. Это открывает многие двери и защищает меня от лишнего внимания со стороны незамужних дам.
Но главное, Радзинский пообещал, что мои акции вернутся ко мне в виде Ларкиного приданого. Я согласился. На тот момент просто не видел другого выхода.
В школе я был обычным ботаном, каких миллионы, пошел учиться на программиста. Окончил институт с отличием, несколько лет работал в компании, сначала тестировщиком, потом инженером. Разрабатывал кое-какие программы, пока не создал свою. Именно тогда судьба в лице Ромки Ветрова, давнего друга и одноклассника, свела меня сначала с Ларкой, а потом и с ее отцом.
АСЯ
Просыпаюсь от лая собак.
После ухода Максима, я проспала несколько часов. Всю неделю старалась припомнить хоть что-то, но память по-прежнему возвращаться не хочет. Видимо в моем прошлом есть что-то такое, о чем я подсознательно не хочу вспоминать. Так сказал врач.
Все, что мне известно о себе — я знаю с чужих слов. Знаю, что неделю назад, в час с чем-то ночи Максим ехал куда-то и случайно сбил меня на дороге.
Он сказал, что в том районе фонари не горели, а я появилась там внезапно, выскочила прямо перед машиной. Но я не помню как это произошло! И не помню где именно!
Почему я вообще оказалась на улице в праздничном платье? А где пальто или шуба? И почему на ногах были тапочки, а не сапоги?
А главное, беременная и… замужняя. Или нет?
Есть ли у меня муж?
Смотрю на след от кольца. Он не дает мне покоя.
Что же со мной случилось? Говорят, беременные становятся капризными, но не до такой же степени, чтобы убегать ночью на улицу в мороз, в одном платье!
Значит, что-то произошло. Только что?
В ванной склоняюсь над зеркалом. Хмурюсь, глядя на свое отражение. Но собственное лицо абсолютно чужое и не пробуждает никаких воспоминаний. Разве что в голову начинают лезть разные домыслы.
Вот! Мы праздновали в ресторане пополнение семьи. Я вышла подышать свежим воздухом… в платье… и тапочках, да. Обычно по ресторанам в тапочках ходят. А тут меня сбила машина.
Угу. У ресторана. И никто ничего не заметил? Тоже вариант!
Хотя нет, мне же сказали, что это случилось в спальном районе. Значит, я вышла из дома?
И Максим.
Губы сами собой растягиваются в улыбку, стоит только вспомнить, как вытянулось его лицо, когда я уронила блинчик ему на брюки. Живот бурчит, требуя свою порцию любви и внимания. Ладно, раз уж меня затащили сюда, то и кормить будут. Наверное.
Одно радует: после отдыха мне стало намного легче, чем было до этого.
Я возвращаюсь в комнату. Мое единственное платье помято, но Татьяна Ивановна оставила на стуле байковый халат. Синий, в мелкий цветочек. Такой же необъятный, как и она сама. Сразу видно, что из личных запасов.
Халат выглядит чистым и пахнет стиральным порошком. Да и вообще, не в моем положении привередничать, так что молча переодеваюсь. Не ходить же в несвежем и мятом тряпье? А платье постирать надо, пригодится на смену, раз уж у меня больше ничего нет… Даже белья…
Не просить же у Ивановны еще и трусы? Хватит, уже один раз опозорилась.
На кухне никого нет. За окном валит снег, в духовке запекается мясо, разнося по дому приятные ароматы. На плите что-то кипит в кастрюле.
Закусываю губу, борясь с собой. Мысль, что придется есть то-то, приготовленное чужими руками, вызывает брезгливость, но голод пересиливает. Открываю крышку. Гречневая каша. М-м-м, пахнет божественно!
Так, надеюсь, никто не возмутится, если я ложку каши съем. Я же совсем немножко. Потом отработаю. Вот точно! Я же буду новой помощницей Татьяны Ивановны. Так что все в порядке.
А вдруг прислуга не ест из одной кастрюли с хозяином? Хотя утром он же поделился блинами и даже за стол с собой посадил.
Закрываю крышку и тянусь к кухонным шкафчикам.
Ага, здесь крупы, а здесь чашки. Да где же тарелки? А вот, нашла!
— Ты чего здесь гремишь? — раздается ворчливый голос Татьяны Ивановны.
Оборачиваюсь.
Домработница стоит на пороге, недовольно поджав губы, и смотрит на меня так, будто поймала за воровством!
— Ой, я просто проголодалась, — виновато улыбаюсь.
— Нечего тут по кастрюлям заглядывать! Скоро Максим Николаевич вернется, тогда и поужинаешь, — прищуривается она, не сводя с меня пристального взгляда.
Становится немного не по себе. Когда это он вернется? Я, например, сейчас есть хочу!
— Можно, я сейчас поем, чтобы ему не мешать? — отвожу взгляд.
Она пыхтит, проходит мимо меня, заглядывает в кастрюлю.
— Ладно. Все равно много не съешь, вон какая худая. Небось на диетах сидишь?
Мотаю головой:
— Нет, наверное…
А кто его знает? Может и сижу… сидела...
По ее пристальным взглядом беру тарелку. Прикидываю количество каши.
— Тут немного. А остальным хватит?
— Кому это “остальным”? — фыркает домработница. — Максим Николаевич обычно завтракает и ужинает один. На обед я больше готовлю, еще ж охрану кормить. А так ему одному много не надо, если только дочку не привезет.
Я замираю.
Дочку?
Ох, ну, конечно, у такого мужчины должна быть семья! Жена, дети...
— Дочку? — переспрашиваю эхом. — Она тут живет?
Только что Татьяна разговаривала со мной вполне дружелюбно, а теперь снова нахмурилась:
— Максим Николаевич занятой человек. Его дочь живет с бабушкой. И вообще, не задавай лишних вопросов! Ишь, любопытная!
За окнами сквозь снегопад светят фары. Раздается сигнал клаксона и радостный лай собак
— О, а вот и Максим Николаевич. Давай, накрывай на стол, — кивает Татьяна. — Я пойду за грибочками в погреб, а ты не сильно мешкай. Быстро все разложишь и сможешь у себя поесть. Поняла?
— Да, а вы разве не будете есть?
Кто знает, какие у него правила в доме. Она же сказала, что только хозяин ужинает и завтракает один.
Татьяна Ивановна усмехается.
— Нет. Я домой уже ухожу, да и не ем после шести. А ты набирай себе — и вперед. Только потом не забудь посуду помыть.
Улыбаюсь. Может, и я никогда не ела после шести. Но это было раньше, в той жизни, которую я забыла. И вообще, беременным можно не беспокоиться за фигуру.
— Как ты? — позади раздается мужской голос.
Замираю с тарелкой в руках.
Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Максимом. Он стоит в дверном проеме. От него веет февральским морозом, а на волосах и черном пальто тают снежинки.
— Уже лучше, — отвечаю. — Ваш ужин готов.
Показываю на стол.
2. МАКС
Я ее хочу…
Как пацан, впервые увидевший голые сиськи. Так глупо.
Хорошо, что жизнь научила владеть собой и держать эмоции в кулаке. Очень надеюсь, что не выдал себя. Не хочу пугать ее еще больше.
Ладонь Аси прожигает мою грудь сквозь рубашку и джемпер. Поняв, что я смотрю на нее, она резко отдергивает руку и прячет ее за спину. Лепечет:
— П-простите, я не хотела…
Делаю усилие над собой. Поднимаюсь, осторожно беру ее под локоть и помогаю встать.
— Ничего.
Смотрю на телефон, который она продолжает сжимать.
— Оставь его себе, вернешь, когда определишься с заказом.
Она хлопает ресницами:
— А… а если вам будут звонить?
— У меня есть второй, — улыбаюсь. — Просто не бери трубку. Все поняла?
Ася медлит, но все же кивает. Ловлю ее взгляд. Она мне явно не доверяет, хотя, с какой стати она вообще должна мне доверять? Я ведь сказал, что сбил ее на дороге. Технически, это был не я за рулем, но какая разница, если все расходы по лечению оплачивались с моей карты? Какая разница, если Ася теперь живет в моем доме?
Может я и не прав… Но у Вадима двое детей и жена беременна третьим. Он хороший мужик и водитель тоже. А ошибки… Никто не застрахован от них.
— Спасибо, — тихий голос возвращает меня на землю.
Кидаю на Асю выжидательный взгляд. Она вдруг краснеет и отводит глаза. Добавляет:
— За все…
Меня отвлекает стук по стеклу.
— Шеф! — за окном стоит Егор и машет руками. — Вы новости видели?
Через приоткрытую форточку отлично слышен его прокуренный бас.
— Сейчас выйду, — киваю.
Чувствую спиной, что Ася смотрит мне вслед.
— Ну? — выхожу на крыльцо. — Что за срочность?
Там уже стоит счастливая троица: Дым, Егор и Захар. Вокруг парней радостно прыгают собаки, выпрашивая угощение.
— В новостях показали тот самый район, где мы это… — Дым красноречиво косит глазами в сторону кухни.
— А ну-ка идем, — направляюсь к беседке.
Она стоит на достаточном расстоянии от дома, так что ничьи любопытные ушки ничего не услышат. Захар остается с собаками.
— В общем, шеф, я видел этого Камушкина у нас в офисе месяц назад, — сообщает Егор, когда мы рассаживаемся за столом.
— Ты уверен?
— Да, это точно был он.
— Хм… — пытаюсь припомнить. К нам разные люди приходят, но у Егора феноменальная память на лица. — И чего он хотел?
— Этого я не знаю, — разводит руками, — но он долго ругался и требовал у Санчо, чтобы тот вас позвал. Вы тогда с Ларисой Львовной вдвоем куда-то уехали, а нас с Дымом в офисе на охране оставили.
Хмурюсь, пытаясь припомнить этот скандал. Санчо — это мой секретарь, на самом деле его зовут Александр, но парни в офисе привыкли давать друг другу прозвища. Уверен, у меня оно тоже есть, но как я не пытался его узнать — никто не сказал.
— Странно, Александр ничего мне не говорил. Ладно, я уточню. Что еще?
— Да все вроде.
— Но рожа у этого Камушкина подозрительная, — вставляет Дым. — Я бы его пробил.
— Вот и займись, — усмехаюсь, — а то скоро мхом прорастешь.
Мы выходим из беседки.
— Максим Николаевич!!! — со стороны дома летит истерический вопль.
И следом за ним — лай собак. Кажется, кто-то уже выбрал себе одежду...
2. АСЯ
Первым делом белье. Теперь пару свитеров, джинсы, сапожки, носки. Хм, а точно. Еще теплая куртка нужна, шапка, перчатки. Зима все-таки. Ох, как дорого выходит. Ладно, этот гад меня сбил, значит, пусть за одежду заплатит.
Мысли сами собой перескакивают на Макса. Вспоминаю, как он меня подхватил, когда я едва не упала, какое у него крепкое тело — и забываю про свои покупки. Сердце заходится от волнения, а ладошки потеют.
В руках начинает вибрировать телефон. На экране высвечивается “Твоя секси-кошечка”.
Вздрагиваю от неожиданности. Гаджет выскальзывает из рук. Впопыхах ловлю его на лету, и палец случайно проходит по сенсору…
Меня оглушает манерный писк.
— Маааксюююсиик-пупсиииик! — пищит эта кошечка в трубку голосом маленькой девочки.
Я едва успеваю вытянуть руки, чтобы убрать телефон подальше от уха. Но она верещит так, что ее слышно даже не на громкой связи. Голос высокий, жеманный. Она тянет гласные так, что у меня зубы сводит.
Ой-ой.
— Ма-а-акс? — спрашивает кошечка. — Ты что, игноришь меня? Плохой мальчик…
Ой!
Я бегом лечу на выход из комнаты. Где же Максим Николаевич?
Мужские голоса доносятся с улицы. Вот блин, там собаки. И холод. Я не хочу туда выходить!
— Максююююсииик-пуууупсииик, — мурлычет кошечка. — Я слышу твое сопение. Это такая игра? Или ты не один, гадкий мальчишка?
С перепугу задерживаю дыхание. Что же мне делать?
— Так, Максюююсик, если не ответишь, то я обижусь, а если я обижусь, то мой папочка очень рассердится. Ты ведь этого не хочешь? Правильно. У тебя есть пять минут, чтобы перезвонить. Время пошло!
Ой-ой. Нужно срочно передать телефон Максу!
Но у меня нет ни куртки, ни сапог.
Ладно, придется выскочить в тапочках и халате.
Открываю входную дверь. Макс стоит возле беседки и общается со своими бугаями.
Морозный воздух проникает под халат. Кажется, сегодня “минус двадцать” как минимум. Брр, холодрыга.
Возвращаюсь в прихожую и хватаю с вешалки пальто Макса. Закутываюсь в него. Не нахожу ничего лучше, как влезть в мужские ботинки, в которых моя нога утопает. Видок еще тот.
Выскакиваю наружу. Кричу:
— Максим Николаевич!
Макс оборачивается на мой голос.
Я несусь к нему, насколько позволяют ботинки, сваливающиеся с ног на каждом шагу. Его глаза расширяются.
— Назад! — внезапно рявкает он.
Я резко торможу и едва не падаю в снег на пятую точку. Недоуменно смотрю на него. Позади раздается грозный лай и рычание.