Моя единственная

Глава 1. Таисия

Нелюбимым приходится быть идеальными. А любимых любят просто так.

Таисия Соболева (Валеева)

— Адель, пожалуйста…

— Нет, систер. Я побуду дома еще три часа и ни минутой больше. Клянусь, уже чувствую себя Вином Дизелем, даже лысеть начала. А мне всего-то восемнадцать.

На ворчание в трубке стараюсь не обращать внимания. Адель всегда такая. Колючая и прямолинейная. Моя полная противоположность.

— Я куплю те кроссовки, — уговариваю. — Помнишь, ты на прошлой неделе заглядывалась?

— Ой, мамочки, это которые разноцветные? Найковские? — заинтересованно спрашивает она.

Вот хитрюга!

— Да, господи, хоть какие, — раздраженно отвечаю, поворачивая на Ленинградский проспект.

По сентябрьским пробкам Москва в этом году побила свой же рекорд. Кажется, круче уже некуда, но этот город каждый раз пробивает очередной потолок. И я вместе с ним. Только, к сожалению, мое достижение заключается в мелких опозданиях и срывах деловых встреч.

— Если я не буду посещать мероприятия студклуба, у меня не будет друзей в колледже, — снова причитает моя младшая сестра.

— У тебя не будет друзей в колледже, потому что ты ужасная зануда, Дель.

— Ну спасибочки. Ох уж этот семейный абьюз. Безжалостный и беспощадный. Я думала ты должна меня уговаривать, а ты обзываешься, Тайка.

Вздыхаю устало, притормаживая.

— Прости, мой хороший, — виновато тяну и тут же ударяю по клаксону, коротко бибикая впереди стоящему «Форду» и обращаясь к нему. — Ты там в телефоне сидишь, да? Сколько можно? Только остановятся на светофоре, сразу ленту проверяют. Что за…

— И кто из нас зануда, Миссис Совершенство? — заливисто смеется Адель.

Каждый раз, когда слышу это прозвище, я впадаю в ужасный анабиоз. Все потому, что мое зависшее в воздухе семейное положение меня… тревожит.

Выбираясь из плотного потока машин, наконец-то паркуюсь возле нужного мне ресторана. Широкая входная группа украшена зелеными кустами в клумбах из ротанга. Пригнувшись, сверяю название, которое отправил Макс в рабочий чат с вывеской над стеклянной дверью. Кажется, здесь.

— В общем, у нас сейчас последняя встреча на сегодня, и я сразу домой. Быстрее ветра, — обещаю. — Опоздаю максимум на полчаса. Задержись, пожалуйста.

— Скину тебе ссылку на кроссовки, — деловито отвечает Адель. — Тридцать седьмой с половиной. Быстрая доставка.

— Ладно.

— И силиконовые шнурки.

— Не наглей.

— Ладно-ладно, я должна была попытаться. Шнурки сама себе куплю. Так уж и быть.

— Ведите себя хорошо, — с нежностью произношу.

— Все будет чикибамбони. Тай, не нагнетай, — смеется с собственного каламбура.

Улыбнувшись своему отражению в лобовом стекле, прячу телефон в объемную кожаную сумку. Провожу ладонями по чуть помявшейся деловой серой юбке и поправляю воротничок белоснежной рубашки.

Перед встречей с новыми субподрядчиками переживаю. Уже, конечно, не так, как в первый раз, но отголоски страха быть непринятой в серьезном, практически состоящем из мужчин строительном сообществе, еще возникают.

Пока иду по асфальту, радуюсь тому, как весело стучат набойки на шпильках. После полутора лет, проведенных в кедах, этот звук ощущается приятно, а заинтересованный взгляд молодого мужчины, с которым я сталкиваюсь у входа, и вовсе льстит, не скрою.

— Вас ожидают? — спрашивает услужливая девушка-администратор.

— Да, — вежливо киваю. — Но я сначала зайду в уборную.

— Конечно, по коридору и направо.

— Спасибо, — подмигиваю ей.

Распечатав упаковку с прозрачными чулками, скидываю узкую туфлю и задираю юбку.

— Ой, — смущенно улыбаюсь симпатичной блондинке, которая выходит из кабинки. — Простите, пожалуйста.

— Ничего страшного, — по-простому отвечает она и включает воду.

— Дресс-код, — закатывая глаза, объясняю, быстро справляясь с чулками и возвращая тесную юбку до приличной длины.

— Понимаю.

Девушка приподнимает платье, и я вижу кружево, облегающее стройную, загорелую ногу.

— Подруга по несчастью, — смеюсь и дружелюбно представляюсь. — Тая.

— Алиса, — отвечает она, чуть хмурясь.

— Классное имя, — хвалю и показываю большой палец. — Мое любимое.

— А твое — мое нелюбимое.

Теперь обе заливисто смеемся. Что ж. Бывает.

Уборную моя новая «подруга по несчастью» покидает первой. А я, выкинув упаковку в урну, подхватываю сумку, тяжелую от папок с чертежами, и стремительно направляюсь в сторону зала.

На входе в него слышу, как за спиной знакомый голос произносит мое имя:

— Та-я?..

Резко оборачиваюсь и замираю. Прошлое никогда не стучится.

Глава 2. Таисия

…Моя свадьба была волшебной.

Не только потому, что я выходила замуж за любимого мужчину. Нет. В настоящие крещенские морозы в прекрасном загородном отеле собрались лишь самые близкие. Позволить себе пышное торжество мы не могли, ведь всего два месяца назад умер мой папа, но и того, что было, мне хватило.

Хватило, чтобы почувствовать себя самой счастливой невестой на свете. Несмотря на холод, было… жарко. От любви. Правда, это чувство было недолгим.

И снова холод…

Таисия Соболева (Валеева)

— А вот и Таисия, — встречает Макс, поднимаясь.

Пока мой босс практически так же, как только что Мирон, целует мою правую щеку, я перевожу дух. Кстати, эта московская мода на «чмоки» даже с малознакомыми людьми мне не очень нравится.

— Добрый день, — здороваюсь сразу со всеми, не глядя ни на кого конкретно. — Я прошу прощения, на дорогах пробки.

Над столом повисает неловкая тишина, которую я заполняю стуком своих папок. Просто поверить не могу, что сейчас мне придется обсуждать проект с тем, от которого я все это время так успешно скрывалась. Странно, что Макс не предупредил.

— Мы пока обсудили инженерный план и сметы, согласованные с городом. Все в порядке. Не переживай, — успокаивает он и указывает на стул рядом с собой.

— Вот и отлично, — приветливо улыбаюсь. Поправив юбку, сажусь и смотрю снизу вверх на Мирона, игнорируя Соболева. — Как дела у Мии?

Абсолютно не изменившийся Громов откашливается, с опаской поглядывает в сторону Вани и тяжело вздыхает. Тоже садится за стол, сбоку от меня.

— Да все отлично у нас, Тая. Я пока, если честно, прихожу в себя. Очень удивлен. Ты давно в «Формуле строительства»?

— Второй месяц, — отвечаю, снова обращаясь за незримой поддержкой к Максиму.

Он кивает мне, подбадривает. Выглядит как самый настоящий московский мажор. В приталенном кежуал пиджаке, под которым виднеется белоснежная футболка. На лице — очки в модной оправе, на руке — черные смарт-часы от «Эппл».

Опускаю взгляд на предательски увлажнившиеся ладони.

— Таисия — сравнительно новый сотрудник, но уже ведет несколько значимых для нас объектов. И заказчики вполне довольны.

— У вас все работники без высшего образования, Максим? — слышу голос Соболева, от которого позвоночник покрывается ледяной коркой.

Смотрю прямо перед собой.

В том, как мы сейчас разглядываем друг друга, есть что-то из прошлого. Всего лишь одна дребезжащая нотка на верхней струне в натянутой в груди. Но как только я понимаю смысл его слов, там становится мертвецки тихо. Снова.

— Мое высшее образование подтверждено дипломом государственного образца, — выговариваю медленно. Практически по слогам, чтобы даже такой, как Соболев, это понял.

Он безразлично переводит взгляд на Макса, будто его недоумение по поводу моей некомпетентности высказано не мне, а прямому руководителю.

— Именно так, — кивает Янковский. — Все наши сотрудники при приеме на работу подтверждают квалификацию документами. Таисия в том числе.

Моя теплая улыбка, предназначаемая ему, сходит с лица, как только я снова смотрю на Ваню.

Думаешь, ты все обо мне знаешь? Ни черта ты не знаешь!..

При этой мысли сердце сбоит.

— Удивительно, что мы снова встретились, — пытается разрядить обстановку Макс. — Как тогда, в Турции. Помните?

Понимая, что у нас с Ваней нет настроения предаваться воспоминаниям, продолжает уже по-деловому:

— В любом случае приятно будет поработать вместе.

— Мы еще не приняли решение, — обрубает Соболев, поднимаясь и застегивая верхнюю пуговицу классического пиджака. — С недавних пор мы с москвичами не работаем. Выйду покурить. Общайтесь, — грубо кидает Громову.

Мир сосредоточенно кивает.

Пока Ваня устремляется к выходу из зала, я жадно отпиваю воду из стакана, любезно предложенного официантом, и украдкой рассматриваю широкую спину.

Два года — не такой большой срок для внешних изменений, если только ты не разнесла в пух и прах свою гормональную систему, но Соболев стал другим. Увы, не хуже.

Взрослее, солиднее и будто выше. Неизменной осталась только коротко стриженная голова и особая выправка десантника.

— Давайте обсудим дизайн, — отвлекает меня Мирон. — Думаю, так мы быстрее поймем объем планируемых работ и уже совместно с Иваном примем решение о сотрудничестве.

— Без проблем, — отвечает Макс, поворачиваясь ко мне: — У нас все готово?

— Естественно. — Открываю папку и выкидываю из головы мысли о мужчине, до которого мне не должно быть никакого дела.

Ваня возвращается через пятнадцать минут, принеся за собой шлейф воспоминаний в виде запаха табака. Я мысленно задерживаю дыхание, чтобы прогнать их. С опаской наблюдаю, как Соболев снова расстегивает пуговицу на пиджаке и садится напротив. Вальяжно откидывается на спинку стула и кладет ладони на бедра.

Глава 3. Иван

Когда я остался один. Когда сбылся самый страшный мой сон.

Я… черт возьми… я искал как мог. Разные адреса, конкурсы, квартиры… И постоянный, сносящий сознание сброс звонка.

Короткие гудки я запомнил на всю жизнь, потому что полгода их слушал. День ото дня. Куча выкуренных сигарет, тысячи километров и тотальное ощущение вины — вот с чем остался. Нет, никто меня не обвинял на словах, но я видел этот предательский блеск в глазах всех вокруг. Даже собаки.

Я дал себе срок — полгода…

Я дал тебе срок — полгода…

А потом принял эту вину на себя. И просто живу дальше… Как умею.

Даже плохим людям надо как-то жить…

Иван Соболев

— Как прошла встреча? — спрашивает Алиса.

Активно разминает мне плечи с заднего сиденья. Это немного, но раздражает.

Мир сосредоточенно рулит, иногда заглядывая в папку, которую я внимательно просматриваю.

— Вы уснули оба? — обижается Алиса.

— Нормально, — отзываюсь, не отрываясь от проекта.

Просто поверить не могу, что она окончила универ. Просто поверить не могу, что сумела это все провернуть так, чтобы я ничего не узнал. В деканате клялись, что Таисия Соболева забрала документы. О переводе никто слова не сказал.

— Мы домой? — снова слышится сзади.

Мир тоже смотрит на меня вопросительно.

— Закинем тебя домой, а я прокачусь до Машки. Обещал заехать.

— Почему мне нельзя с тобой?

Не обращая внимания на гримасу Громова, оборачиваюсь.

— Тебе все можно, Лис. Но к Маше я сегодня заеду один, хорошо? Ты плохо себя чувствовала, отлежись.

— Ладно, Ванюш. Как скажешь. Буду послушной.

Она убирает руки с моих плеч, свободно улыбается и подмигивает. Эта ее легкость — то, что надо.

Наша семейная московская квартира тоже находится в центре. Обычная сталинка со стоимостью в миллион за квадрат, к которой я лично не имею никакого отношения. Она куплена отцом для частых командировок.

Высадив Алису у подъезда, Мирон срывается с места.

— Ебать, она у тебя прям выдрессированная, — шутит. — Как собака-улыбака.

Я сжимаю зубы. Переварив агрессию, отвечаю:

— Прекрати. Когда захочу спросить чье-то мнение, обязательно соберу консилиум.

— Тут и консилиума не надо, — ворчит друг.

Закурив, продолжаю листать страницы.

— Ты как вообще? — слышу. — Я до сих пор в лютом ахуе.

Все бы ничего, но год назад я дал себе зарок — ни с кем не обсуждать свой неудавшийся брак. И даже встреча со своей все еще законной женой в московском ресторане в качестве действующего дизайнера «Формулы строительства», не заставит отойти меня от заданного вектора. Ничто не заставит.

— Я нормально, — отвечаю, смачно затягиваясь и выпуская дым в открытое окно.

Выкинув окурок, подцепляю новую сигарету из пачки. Мир не унимается:

— Тайка вообще не изменилась. Может, чуть поправилась только. Такая же, как была.

— Давай к делу, — киваю на папку. — Что думаешь?

Громов озирается и жмет на поворотник. Перестраивается в крайний левый ряд, поблагодарив «аварийкой» пропустившего. Потом постукивает по рулю пальцами.

— Думаю, что с тендерами связываться смысла нет. Сам знаешь, это долгие деньги. Встрянем по кредитам и лизингу, потом будем ходить с милостыней по банкам...

— Мы возьмемся, — решительно прерываю его, отбрасывая дизайн-проект назад.

Смотрю прямо перед собой и прищуриваюсь. Значит, Москва?..

— Ладно, Ванюш. Как скажешь. Буду послушной, — пищит Мирон, пародируя Алису, и ржет.

Я усмехаюсь. Вот клоун. Бью его кулаком в плечо и хоть немного расслабляюсь, позволяя себе вытянуть ноги, насколько это возможно.

Не знаю, что чувствую. Пусто. Будто в груди форточку приоткрыли и там все время сквозняк. Выкинув сигарету, тянусь еще за одной, но понимаю, что это перебор. Две подряд я давно не выкуривал.

— Ну ок, давай возьмем, — рассуждает мой партнер. — А че мы, с милостыней, что ли, не ходили? Молодость вспомним. По проекту что скажешь? Успел посмотреть?

— В целом дельно. Но надо проверить санпины.

— Да, я тоже сразу подумал.

Потираю виски и смотрю на пролетающую мимо нас улицу.

— Дизайнер — москвичка, сразу видно, — кривлюсь. — Материалы указала неподъемные. С такими только апартаменты в космосе строить, а Министерство образования точно не потянет.

— Согласен. С декоративной штукатуркой Тая загнула.

За разговорами не замечаю, как мы оказываемся в знакомом дворе. Убрав сигареты и телефон в карман брюк, устало вздыхаю.

Глава 4. Таисия

Человек никогда не бежит от любви.

Но если не чувствует взаимности, если в один момент вдруг понимает, что его не любят или любят не его...

Боже…

Тогда он уносит ноги на другой край земли, оставляя следы из слез и осколков.

Осколков разбитого вдребезги сердца…

Таисия Соболева (Валеева)

— Ты ж моя девочка, — с нежностью смотрю на дочь.

— Ма-ма, ма-ма, ма-ма, — лепечет Алиса безостановочно. Бьет ладошками по столику на детском стульчике, выкидывает с него поильник, вслед за которым на пол с грохотом летит разноцветная игрушка-повторюшка.

Малышка удивленно хлопает длинными ресницами и разводит руки, делая расстроенное лицо. Материнское сердце замирает от умиления.

Самая настоящая шкода! Хитрая, как лиса Алиса, и всегда добивается своего, как…

— Элли, детка, — смеюсь, возвращая вещи обратно и целуя пухлую щечку. — Ты тоже считаешь, что маме нужно похудеть, да? Зарядку мне с утра устраиваешь?

— Ма-ма, ма-ма.

Каждый звук ее звонкого голоса бьет током в сердце и распускает по телу мерцающие вибрации. Никогда бы не подумала, что это настолько приятно. Знать, что тебя любят просто так… Да и вообще. Любят.

В моей душе ощущение безграничного поклонения к дочери. На светлой, просторной, недавно отремонтированной кухне нашей с сестрой квартиры вкусно пахнет завтраком, а за окном — самое начало теплой осени.

Несмотря на все это, казалось бы, благополучие, я чувствую себя беспокойно. И всему виной утреннее сообщение от Максима.

Соболев все же принял решение сотрудничать с нами.

Почему-то в том, что это была его инициатива, я не сомневаюсь. Мир еще вчера был настроен позитивно. Сегодня же наберусь смелости и свяжусь с Мией. В последнее время мы совсем редко созваниваемся.

Моя белокурая, пахнущая карамельками тайна, которую я прячу как самый настоящий клад, многое в моей жизни изменила. В первую очередь пришлось отдалиться от близких.

— Ма-ма…

— Боже, да сколько можно? — пропевает Адель, заходя на кухню. — Ребенок, ты меня с ума сведешь. Мама-мама, мама-мама…

— Не завидуй, — смеюсь, убирая кашу с плиты.

Сестра зажмуривается и зевает, потягиваясь. Усевшись на стул, дуется.

— Просто «тетя» говорится труднее. А «Адель» она вообще только к пяти годам выучит. Дал Бог имечко.

— Ну скажешь тоже. Алиса умная девочка, даже невролог на последнем приеме похвалила. Развивается правильно, — прищуриваюсь. — И вообще, ты почему дома? Разве пар в колледже с утра нет?

— О боже, ты как надзиратель, Тайка. Мне молоко должны выдавать за вредность. Сегодня же день первокурсника, со второй смены учимся. А где наша Мэри Поппинс?

— Ярослава придет через полчаса, — сообщаю.

Найти хорошую няню в Москве — задача не из легких. Та, которую отыскала я, в буквальном смысле нарасхват, поэтому пришлось довольствоваться малым — плавающим графиком и почти неподъемной стоимостью за час. Правда, приобрела я тоже много: профессионализм, пунктуальность и отличное отношение к самому дорогому, что у меня есть.

Телефон моргает вспышкой, и я проверяю мессенджер.

— Бабушка приезжает, Алиса, — улыбаюсь. — На следующей неделе будет в командировке. Какая отличная новость с утра.

Радуюсь за себя и за ничего не понимающую дочь, но тут же вспоминаю про вчерашнюю встречу века.

— Ты какая-то расстроенная, — замечает внимательная Адель.

Я сосредоточенно кормлю Алису, отвлекая игрушкой.

— Вчера с Ваней случайно встретилась, — коротко смотрю на сестру.

— Твою мать! Тая! — кричит она на всю квартиру.

Алиса вздрагивает и отшатывается, испуганно прижимая ладошки к груди. Серо-зеленые глаза округляются от страха, взгляд растерянно мечется по кухне в поиске опасного источника.

— Тш-ш, тише, моя девочка, — глажу ее по голове и шикаю на сестру.

— Прости, Эл, — извиняется Делька и шепотом продолжает: — Надеюсь, ты вдарила этому козлу за меня?

— Никому я не вдарила и вовсе не собираюсь, — закатываю глаза.

Прячу взгляд в тарелке с кашей.

— А надо было, Тая. Ну… хотя бы ты не растеклась при виде него тряпкой?

— А-дель! — повышаю на нее голос.

Сестра вскакивает и упирает руки в бока.

— Ты снова его простишь, тут и на «Битву экстрасенсов» ходить не надо, — злится она.

— Мне не за что его прощать, — тихо признаюсь. — Невозможно заставить человека любить, даже если сам его любишь.

— А ты любишь? Все еще его любишь? После всего, что мы тут пережили?

Сжав зубы, мягко толкаю еще одну ложку каши в ротик дочке и слабо мотаю головой.

— Нет, — тихо отвечаю. — Я Ваню больше не люблю. Все прошло.

— Ну сла-ава Богу.

Оставив Алису играть с Адель, принимаю душ и по просторному коридору иду в свою спальню, чтобы собраться.

Когда папа оставил наследство, по завещанию поделенное пополам, между нами, мы с Адель решили вложить свои деньги в недвижимость в столице. Мама хотела оспорить волю отца через суд, поэтому ее долю, как супруги, я отдала собственной квартирой в родном городе. По-моему, мать осталась довольной.

Глава 5. Таисия

— Прошу прощения за опоздание. Я не знала, что ты ждешь.

— Не знала? — приподнимает он брови.

— Нет. У тебя какой-то вопрос ко мне?

Нервно озираюсь. Как назло, никого из коллег еще нет на месте. Звуки наших голосов отражаются от выкрашенных в серый цвет стен и пугающих высотой панорамных окон.

Я думала, что самое ужасное случилось вчера — встретиться с ним впервые. Нет… Гораздо больнее сейчас, когда наедине. Один на один.

В воздухе ощущается наше общее разочарование, когда Ваня переспрашивает:

— Вопрос? У меня?

— У тебя, — сосредоточенно киваю.

Он отворачивается. На фоне потускневшей враз Москвы высокий образ повзрослевшего за два года Соболева выглядит инородным. Это тоже больно.

Боль, так усердно сначала лелеемая, а затем трусливо глубоко спрятанная, детонирует и своими осколками ранит душу.

— Уже нет. Больше никаких вопросов, Тая.

— Ясно, — опускаюсь на стул — ноги подкашиваются.

— Все вопросы к тебе, которые были, исчезли за давностью лет, Тая.

Не шевелясь, смотрю туда, где спрятана фотография дочки. Понимаю, что не смогу долго скрывать свой драгоценный клад, но и чего ждать от Вани… даже предположить не могу.

Мужчина, за которого я выходила замуж, точно был порядочным. Точно не из тех, кто будет унижать женщину или давить на нее с позиции силы.

Есть ли в человеке, который стоит сейчас напротив, тот Иван Соболев? Мой Ваня двухгодичной давности?

Я знаю, что он тоже страдал, знаю, искал меня. Я использовала самые разные каналы связи, чтобы убедить его: этого делать не нужно.

Со мной все в порядке. Я жива и здорова. И я беременна. О последнем, конечно, не говорила. Иначе вряд ли бы что-то Ивана остановило.

— Нет так нет, — сдавленно отвечаю.

До побелевших костяшек вжимаюсь в край стола и наблюдаю, как Ваня снова отходит к окну. Смотрю на коротко остриженный затылок и шею, белоснежный воротник рубашки, выглядывающий из-под пиджака.

Московская осень переменчива, в целом как и все на земле.

За окном начинает накрапывать дождь. Первые несколько секунд моросящий, а после активно бьющий о закаленное стекло. Я автоматически думаю о том, как бы Ярослава с Алисой не промокли на прогулке. Простуды нам сейчас точно ни к чему.

— Ты к Янковскому сбежала? — безразлично спрашивает Ваня.

Взрываюсь.

— Нет, конечно. Дурак? С ума сошел?

Его лица не видно, но плечи превращаются в камень. Кинув на меня мгновенный обжигающий взгляд, словно говорящий, что я не имею права общаться с ним в таком тоне, Ваня снова отворачивается к окну, а я всеми силами подавляю непонятно откуда взявшееся желание доказать ему, насколько он ошибается.

Но зачем? Что это даст?

— Как ты мог так подумать?

— Возможно, если бы ты объяснила, в чем причина… — осекается. — Но сейчас уже и это неважно.

Тяжелые капли, слезами барабанящие в окно, раздражают. Хочется закрыть уши и оказаться дома. Вжимаюсь в кресло, мысленно выстраивая стену между нами. Этой стене пара лет, но сейчас мне хочется ощутить ее поверхность физически. Потрогать твердые холодные кирпичи, чтобы не было так отчаянно больно.

Расставание — это всегда больно. Даже если ты ушла сама. Тому, кто ушел, пожалуй, сложнее. Как бы это ни звучало лицемерно.

Почти два года назад я была счастливой. Самой счастливой. Сейчас былое головокружительное счастье словно перевернулось во мне и болезненно давит на грудь. Сердце сжимается до крошечных размеров, позволяя жалости к себе множиться в геометрической прогрессии, когда слышу от мужа:

— Я хочу с тобой развестись.

— Снова женишься? — выпаливаю на эмоциях.

Ваня, засунув руки в карманы строгих брюк, игнорирует мой выпад и ждет ответа. Расслабленный, мужественный. Все такой же красивый, но чудовищно равнодушный теперь.

Его сегодняшнее безразличие лупит по венам сильнее, чем нелюбовь, о которой я узнала в прошлом. Но самым обидным было не это.

— Хорошо. Я согласна.

— У нас нет ничего общего, — он добивает меня своей правдой. — Ни имущества, ни детей, слава богу. Нас быстро разведут, и мы больше никогда не встретимся. Все как ты мечтала, Таисия.

Словно решившись, Ваня отдаляется от окна.

— К-конечно, — запинаюсь, тяжело дыша. — Ничего общего… Ни имущества, ни детей, — с силой прикусываю губу, чувствуя противное жжение в глазах. — Слава богу, Вань…

И если я ни в коем случае не думаю, что Соболев будет как-то претендовать на часть нашей с Адель московской квартиры, то с Алисой все сложнее.

Когда он узнает, мне будет плохо. Очень плохо.

— Значит, договорились? — спрашивает серьезно, глядя в глаза.

— Значит, договорились.

— Я свяжусь с тобой, чтобы уточнить дату и время. Загс, с твоего позволения, выберу сам. Надеюсь, в этот раз подойдет любой? — не сдерживается от колкости.

Глава 6. Таисия

— Привет, к тебе можно?

— Привет, Тай.

Макс снимает очки и активно потирает переносицу, а затем вытягивает ладонь перед собой, приглашая войти. Сжимаю в руках ту самую папку, захожу и, как обычно, с интересом изучаю обстановку.

Максим — суперсовременный молодой мужчина. Весь его кабинет заставлен различными гаджетами и модной мебелью. Огромное массажное кресло для отдыха, мультимедийный экран во всю стену с навороченным проектором, длинный стол из черного камня для совещаний и встреч, по периметру окруженный стульями и яркой зеленью в горшках, и, в общем-то, само рабочее место. Но главную загадку для меня представляет телескоп у окна.

Когда понимаю, что Максим, пока я разглядываю обстановку, внимательно наблюдает за мной, краснею и поправляю выбившиеся из небрежной косы волосы.

— Прости, засмотрелась.

— Ничего страшного, — смеется он. — Я тоже.

— Я внесла правки, как просил… заказчик, — скромно сообщаю.

Положив проект на стол, сажусь в удобное крутящееся кресло.

— Правки-то годные? — спрашивает Максим.

— Да, — смущаясь, отвечаю. — В первый раз я не учла некоторые нормативы и переусердствовала с фантазией в отделке стен, плюс еще несколько менее значительных моментов. Все исправила, надеюсь, сейчас строители будут довольны.

Янковский, не открывая, убирает папку в сторону и, вытянувшись в кожаном кресле, скрещивает руки на груди. Когда наши взгляды сталкиваются, кивает.

— Как у тебя вообще дела?

— Нормально, — пожимаю плечами.

— Как Эл?

— Элли растет, — улыбаюсь, думая о дочке. — Учит новые слова. Представляешь, вчера назвала «букой» мой ноутбук, и я вдруг поняла, что, наверное, много работаю дома.

— По возможности, конечно, не стоит, — соглашается он. — Дома надо отдыхать, ты привыкнешь, когда работы станет больше.

— Да, — грустно произношу, думая о том, что если увеличить нагрузку, то я просто не потяну. — Я, наверное, и мать плохая, и работник не очень, раз все время бегу, бегу и ничего на свете не успеваю. Вот и… Соболев мне замечание про опоздание сделал. Он тебе не жаловался?

— Нет.

— Это хорошо.

— Думаю, он так тебя задеть хочет. Типа заигрывает.

Вспыхиваю, пытаясь угомонить беспокойное сердце. На флиртуна Ваня и раньше похож не был. Он всегда прямой, как армейский сапог. Упрямый десантник.

— Да зачем ему со мной заигрывать, Максим? У него девушка для этого есть.

— Бах? — приподнимает брови.

— В смысле?

— Алиса Бах. С которой он заявился в ресторан. Мы с ней раньше в одной студенческой тусовке были. Здесь, в Москве. Эх, молодость-молодость.

Гашу желание расспросить Макса об Алисе поподробнее, но он и сам с удовольствием продолжает:

— У нее отец — шишка в Комитете по архитектуре и градостроительству. Да и сама она не промах. Выучилась в МГУ, правда, о дальнейшей судьбе не знаю. Сорри, — разводит руками.

— Ничего страшного.

— Не думаю, что тебе по поводу ее стоит переживать. Алиса — взбалмошная девица, себе на уме. Раньше такое вытворяли — стыдно вспомнить.

— Я и не переживаю, — поспешно его заверяю. — Мне все равно.

— Это тебе так, для информации. Предупрежден — значит вооружен, — Макс подмигивает и стряхивает невидимые крошки с лацкана пиджака. — Может, пообедать сходим? Тут недалеко веранду на днях открыли, обещали вкусные морепродукты и годное безалкогольное вино.

— Мне домой надо, — вздыхаю, поднимаясь из кресла. — Алиса с няней.

— Тогда в следующий раз?

— Ага, обязательно сходим, Макс. Как-нибудь договорюсь с Адель, чтобы посидела.

— Было бы здорово.

Пока еду домой, прокручиваю в голове новую информацию. Если Ванина Алиса из Москвы, значит, она переехала к нему в город и у них все серьезно? Я, конечно, не думала, что муж будет бережно хранить верность бездушному штампу в паспорте, но представлять их вдвоем дико неприятно.

Уговариваю себя, что не быть второй — мое собственное решение. Да, принятое на эмоциях. Жалею ли я? Честно признаюсь, иногда бывало и такое. До зубовного скрежета хотелось позвонить, все рассказать и довольствоваться тем… что дают.

Пожалуй, это судьба, но останавливали меня самые разные обстоятельства. И сейчас я ни о чем не жалею.

С тех пор как Ваня, попросив развод, покинул кабинет, прошло несколько дней, но информации о конкретном месте и времени не поступало. Соболев совершенно точно в Москве, потому что с Максимом они активно работают над документальным подтверждением сотрудничества, но мы больше не виделись.

Освободив няню, провожу совместный вечер с дочкой. Готовлю ужин, запускаю стирку с детским бельем. Пока Адель налаживает связи с однокурсниками, хозяйничаю одна.

Снова обо всем забываю. Материнские заботы вытесняют другие мысли до тех пор, пока не раздается трель домофона.

Глава 7. Таисия

Теплый свет ночника после долгого дня расслабляет. Прислонившись к бортику белоснежной кроватки, задумчиво смотрю на дочку.

— Мне кажется, Алису пора социализировать, — шепотом произносит Яна Альбертовна, глядя на спящую малышку. — Она так быстрее разговорится. Ей нужно видеть деток своего возраста, учиться общаться с ними.

— Ей только год и почти три месяца, — непримиримо качаю головой, отвечая так же тихо. — Да, она очень хорошо развивается, но я пока совсем не готова к детскому саду.

Соболева вскидывает на меня понимающий взгляд и успокаивающе постукивает по руке.

— Тогда, возможно, стоило подождать с работой, Тая? Или у тебя финансовые проблемы? Скажи, я помогу.

— Может, и стоило, — соглашаюсь. — С деньгами все в порядке, Яна Альбертовна, я бережно их трачу. Просто Максим предложил освободившееся в штате место, а я испугалась, что, когда буду искать работу, такого предложения больше не поступит. Еще и учитывая маленького ребенка.

— Да, материнство или самореализация — выбор, конечно, не из легких.

Она снова с умилением смотрит на мою Элли. У меня внутри это же чувство, только с примесью гордости. Я родила самую красивую девочку. Нет ничего такого же волшебного в этом мире, как рождение ребенка.

Алиса, вымотанная вечерними играми и эмоциями от приезда бабушки, спит сладко и безмятежно. Поправляю белую кофточку от хлопковой пижамы и укрываю тонким одеялом.

— Пойдем на кухню, Тая. Хочу поговорить с тобой.

Вздыхаю удрученно, прекрасно понимая тему предстоящей беседы.

Яна Альбертовна о существовании маленькой Алисы Ивановны узнала не так давно. Когда я сбежала от Вани, честно, не могла общаться даже с ней. Слишком горько было понимать, что я к семье Соболевых больше не имею никакого отношения. Все-таки их дом, тепло и уважение ко мне сыграли немалую роль в том, что я согласилась выйти замуж, так и не услышав от любимого главных слов.

Думала, все как-то перемелется, сложится. Моей любви с лихвой хватит на двоих. Любви, может, и хватило бы, а вот сил — нет.

Периодически Ванина мама звонила, чтобы осторожно и не давя на меня узнать, как дела. Я просто не могла ее игнорировать. Не хотела показаться неблагодарной. Она была так добра ко мне, так заботлива. Было бы невежливо вычеркнуть из жизни и ее.

Когда Алисе исполнился годик, Яна Альбертовна предложила встретиться в Москве, чтобы поболтать. Сказала, что соскучилась. Я в порыве отчаяния и необходимости хоть с кем-то поделиться, кроме Адель, пригласила ее в гости.

До сих пор помню, как строго Соболева со мной разговаривала, когда узнала, что у нас с Ваней родилась дочка.

Никогда не забуду ее ошеломленный вид и потухший взгляд с болью за сына. В нем было и разочарование, которое просто убивало меня. И без того уставшую, одинокую и обвиняющую себя во всем, что случилось. Чувство вины, живущее во мне, стало перманентным. Постоянно сопровождающим душу ощущением. Будто бы въевшимся на подкорку мозга и продолжающим безжалостно прорастать.

Я сбежала от мужа, понимая, что не смогу жить с ним, зная, что он хотел бы все то же самое, но не со мной.

Обычный домашний вечер, но не со мной.

Спать, но не со мной.

Завести ребенка… но тоже, увы, не со мной.

Это больно, но если бы я не остановила себя тогда, жила бы так и дальше. Это, я уверена, была бы счастливая жизнь. В достатке и уважении, а еще в плотном коконе, сплетенном из его заботы и горячих объятий, но… Предаваться иллюзиям я не стала, а противостоять напору Соболева все равно бесполезно.

Да, я могла вернуться, когда беременность подтвердилась. Заявиться, во всем признавшись. Но возвращаться с любым оправданием туда, откуда ушла, сжигая мосты, глупо.

Зажигаю свет на кухне и собираюсь поставить чайник, но свекровь останавливает:

— Может, выпьем по бокалу вина? У меня было такое выматывающее совещание, что хочется немного расслабиться и поболтать.

— А давайте, — поддерживаю идею и тянусь к шкафчику за нераспечатанной бутылкой розового игристого, купленного на особый случай. Открывая ее, спрашиваю: — Вы потом к себе поедете?

— Нет, сниму номер в гостинице, неподалеку от Министерства, чтобы завтра успеть закончить дела пораньше. В квартире сейчас живет Иван. А видеться с ним, пока вы не поговорите, я считаю непорядочным.

Пропуская последнее предложение, понимающе киваю и предлагаю:

— Оставайтесь у нас. Мы с Адель устроимся вместе. Я вам постелю у нее в комнате. Если, конечно, Богдан Анатольевич вас не потеряет.

— Не потеряет, — грустно отвечает, разглядывая танцующие пузырьки в бокале, а затем поднимает уставшие глаза на меня и спрашивает в лоб: — Когда ты поговоришь с Ваней, Тая?

— Мы с ним встретились недавно. Думаю, вы знаете. Я догадалась, что субподрядчика по школам Максу предложили вы.

— Скорее, поставила условие, — сознается она.

— Тем более.

Яна Альбертовна качает головой, делает еще один глоток вина и отставляет бокал. Каждый раз, когда я сталкиваюсь с этой замечательной женщиной, меня топит восхищение ее умением решать самые разные проблемы, одновременно сглаживая острые углы. Но такой растерянной я вижу ее впервые.

Глава 8. Таисия

После принятого решения я всю ночь пыталась заснуть, но так и не смогла. Ни на минуту не сомкнула глаз, как бы ни старалась. Та отсрочка, которую я сама себе дала, наполняла мою душу спокойствием. Сейчас оно благополучно помахало мне ручкой, а на смену пришла невообразимая паника.

Соболев, конечно, не поймет.

Никогда не примет и не оценит мотивы моих действий, но ему придется смириться с тем, что у нас есть дочь.

Дочь, которая мгновенно считывает мое настроение и все утро капризничает. Даже присутствие Яны Альбертовны Элли не останавливает. Она отворачивается от завтрака, плачет при виде Ярославы, и на работе я оказываюсь, мало того, что в паршивом настроении, еще и не в лучшем виде.

— Я не смогу, — отрицательно качаю головой на предложение Максима съездить в родной город, чтобы лично посмотреть на строящиеся стены новой школы.

Янковский, подписывая утренние документы, отводит от них взгляд и прищуривается.

— У тебя что-то случилось?

— Нет… да, — сбивчиво отвечаю. — Алиса беспокойно спала, — вру зачем-то.

Одернув серое платье, поднимаюсь и отхожу к окну, чтобы впервые рассмотреть телескоп поближе. Поглаживаю плечи и обнимаю себя, пытаясь успокоиться.

— Я просто не хочу туда возвращаться, — обернувшись, смотрю на Макса. — Как-то все сразу. Я пока не готова. Это ведь необязательно?

— Субподрядчик настаивает, — разводит он руками. — И у меня нет причин, чтобы ему отказать. Когда мы с тобой договаривались о работе, я предупреждал: объекты у нас в основном в регионах. Могут случаться командировки.

Максим выглядит озадаченным. Поднявшись, он снимает пиджак и вешает его на специальную подставку рядом со столом.

— Прости, я не думала, что это будет так скоро, — вздыхаю устало. — Совсем никак нельзя отказаться?

Уловив мой интерес к черной матовой трубе, Максим приближается и выдвигает металлический рычаг. Попутно отвечает:

— Скорее всего, можно, но мне придется заменить тебя другим дизайнером.

— Я подумаю, — испуганно выпаливаю.

Моя заработная плата зависит от количества объектов. Остаться без своего локомотива я не могу.

— Соболев еще не знает? — спрашивает Максим, разглядывая утреннюю Москву.

Вспыхиваю, вспоминая, как попросила его не распространяться в офисе о том, что у меня есть дочь.

— Нет.

Отклонившись, он снова смотрит на меня и открыто улыбается:

— Хочешь взглянуть? — жестом приглашает к телескопу.

— Да, — киваю, отвлекаясь от тяжелых мыслей.

Макс уступает мне место, вставая чуть позади.

Завороженно рассматриваю набережную Москвы-реки и красные стены Кремля, ощущая на талии легкое прикосновение. Забываю обо всем, пытаясь разложить эмоции по полочкам и хоть что-то почувствовать. Хоть что-то похожее...

— Знаешь, что куранты заводит сам президент? — спрашивает Янковский загадочно.

— Да ладно? — хихикаю, оборачиваясь.

— Ага. Каждое утро, — он закатывает глаза. — Это все знают.

Закрыв лицо руками, смеюсь, пока не слышу, как открывается дверь.

— Не помешал? — гремит Соболев. — Секретаря нет на месте.

Кинув взгляд на ничего не выражающее лицо, смущаюсь. Максим без резких движений отстраняется и так же ровно отвечает:

— Нет. Доброе утро, Иван. Сейчас позову юриста.

— Я пойду, — обращаюсь к руководителю. — Спасибо, Макс.

Подхватив свои наброски, стуча каблуками, направляюсь к выходу. Стараюсь выпрямить спину, потому что за мной наблюдают сразу две пары глаз.

Когда обхожу перекрывшего дверной проем Соболева, слышу сухое приветствие:

— Доброе утро, Тая.

— Доброе, — здороваюсь с Ваней, вспоминая свое вчерашнее обещание Яне Альбертовне.

Как я смогу рассказать ему?.. Он меня прибьет, даже недослушав.

Когда оказываюсь в кабинете, снова лелею свою тайну и стараюсь вникнуть в дизайн-проект элитного обувного салона. Пока выбираю подходящий цвет стен, проходит немало времени, но это успокаивает и позволяет забыться до такой степени, что я не сразу вижу перед собой… ту самую симпатичную блондинку, одетую в джинсы и легкую кофточку с миллионом мелких пуговиц.

— Привет, — подмигивает Алиса, падая на стул рядом и кидая сумку на мои папки.

— Привет, — удивленно на нее посматриваю.

— Посижу пока у тебя. Ваню жду.

Неопределенно пожав плечами, отворачиваюсь к монитору и настойчиво продолжаю работать. Мое молчание явно говорит о том, что дружить я не намерена. Можно было бы гостеприимно предложить кофе, но у нее же что-то не ладится с пищеварением? Перебьется, в общем.

— Надеюсь, ты на меня не обижаешься? — слышу сбоку.

Отрывая глаза от проекта, неохотно смотрю на нее.

— Что, прости?

Глава 9. Иван

Я выдыхаю дым в бледно-розовый рассвет,

Мои ноги не идут — ведь им некуда идти,

Никого не спасает никотин из сигарет,

Это придумали для ваших песен о любви…

MACAN, Без названия

Закинув руку за голову, прикуриваю и возвращаю зажигалку на тумбочку. От первой затяжки горло сводит горькой судорогой. Сразу делаю вторую и спокойно выдыхаю дым в потолок.

Когда слышу шаги в прихожей, нахмуриваюсь.

— Ва-ань, — тянет Алиса, появляясь в спальне и развязывая узел на белоснежном полотенце. — Может, на второй круг? Ну его, этот твой город? Оставайся, а?

Окинув мимолетным взглядом стройное гибкое тело, прикрываю глаза, ощущая, как медленно тлеет сигарета между пальцев.

— Нет. Мне надо домой.

— Ну… почему я тогда не могу полететь с тобой? А?

Блядь.

Женщины милы и беззаботны ровно до той поры, пока им не ударит в башку сделать что-то по-своему. Тогда они даже не подумают ни о тебе, ни о ваших общих договоренностях. Просто потому, что ее левая пятка так захотела.

Яркий пример — Алиса Бах.

Выглядит вполне женственно и даже ведет себя послушно. Вела. Ровно до тех пор, пока ей не понадобилось поставить на место мою без пяти минут бывшую жену.

В отговорки типа «тебя искала, милый» я не верю. Только не женщине.

— Я просто хочу все время быть с тобой, — застегнув атласный лифчик, Алиса укладывается под боком и обхватывает мой торс рукой. — Знать, чем ты живешь. Кормить тебя, спать только с тобой, быть преданной только тебе.

— Выгуливать по времени… — продолжаю хмуро.

— Ну почему сразу выгуливать? — насупленно возражает Лиса.

— Тебе бы собаку завести с такими хотелками. А я отдельный человек.

Затушив сигарету в пепельнице, потираю плечо и прикрываю глаза. Договариваю расслабленно:

— Чем я живу — тебе лучше не знать.

Тонкая рука ласково треплет мой заросший щетиной подбородок.

— Собака у тебя тоже есть, Вань, — обиженно выговаривает она. — Ты даже ее доверить мне не можешь… А детей как доверять будешь?

— У меня не будет детей, — безразлично отзываюсь.

Об этом я тоже говорю раз в шестой. Что о стенку горох, ей-богу!..

— Мне иногда кажется, что своего Полкана ты любишь больше, чем меня, — игнорирует Алиса мое признание.

— Я ни-ко-го не люблю, — четко произношу. — Хватит нести чушь. Одевайся, иначе я не успею отвезти тебя домой.

— Я не хочу домой, — снова возражает она.

Это не баба, а сущее наказание.

Подскочив, отбрасываю простыню и подхожу к шкафу, чтобы взять чистые трусы. Следом впрыгиваю в джинсы и натягиваю белую футболку, поправляя швы на рукавах.

— Я не хочу домой, — повторяет Алиса, привлекая мое внимание тем, что сладко потягивается.

Защелкнув замок на часах, снисходительно на нее смотрю.

— А куда ты хочешь? К Полине? — называю первую попавшуюся на ум подружку.

— А при чем тут Полина? — смотрит Алиса с подозрением и приподнимается, опираясь на локти. — Она что, звонила тебе?

— Нет. А должна была? — усмехаюсь.

Пока складываю бумаги в кейс, эта ненормальная напрыгивает сзади и больно кусает за шею.

— Ты охренела, Лис?

— Я больше не буду дружить с Полиной. Не понравилось мне, что ты про нее вспомнил, — смеясь, теперь целует то же место.

— Я даже не помню, как твоя Полина выглядит.

— А все… нет никакой Полины, Ванечка. Забудь.

Зацепившись ногами за мои бедра, Алиса оказывается спереди и смотрит мне в глаза.

— Ты мой, — шепчет она ласково, обнимая ладонями лицо.

— Я свой, — аккуратно скидываю ее на пол. — Одевайся уже. Иначе отвезу к Свете.

— Нет, он и Свету помнит, — ворчит она, пока выворачивает джинсы.

В машине снова заводит тот же разговор.

— Ты с ней едешь, да? — спрашивает прямо.

— Я один еду.

— Но она… твоя бывшая, тоже там будет?

— Возможно, — кидаю на нее предостерегающий взгляд.

Вообще, она в курсе, что на тему Таи лучше со мной не связываться…

— Хорошо, что она раскоровела, иначе я бы ревновала пипец как, — с привычной легкостью произносит гадость Алиса, пока красит губы.

Щелкает солнцезащитным козырьком и смотрит прямо перед собой, а у меня внутри словно красную тряпку вывешивают. Ноль здравого смысла…

— Что ты сказала? — зловеще повторяю.

— Что ревновала бы…

Глава 10. Иван

— Полканыч, иди ешь, — зову пса, пока снимаю турку с кипящим кофе с плиты.

После утренней пробежки мозги будто проветрились. Полный штиль и закрытая наглухо форточка. То, что надо для встречи с женой, которая, вместо того чтобы соблюдать клятвы, данные ею перед грузной регистраторшей в Загсе, через две недели усвистела в неизвестность.

Покачав головой, застегиваю пуговицы на рубашке.

С детства я привык брать планки.

Всегда разные.

Сначала ребяческие, наверное, в чем-то смешные. Несуразные. Вроде олимпиады по географии или краевого кубка по боксу. С возрастом планки становились выше, задиристее, хотелось быть первым. Десант придал этим самодельным рубежам налет мужского и взрослого, что ли.

Планка любви была, пожалуй, самой высокой. Значимой. Оттого, казалось, недосягаемой.

Дети, растущие в счастливых семьях вроде моей, всегда зависимы. Хочется так же. Такого же чувства, такой же близости. Ни сантиметром меньше, ни миллиметром больше. Хотя больше можно. Почему бы и нет.

Когда впервые увидел будущую жену, ничего не екнуло. Это показалось странным. Так быть точно не должно. Отец в красках описывал чувство, которое испытал, увидев маму из школьного окна.

Вспышка, жизнь остановилась, разрыв аорты…

У меня такое тоже было, поэтому плавному течению отношений с Валеевой не придал должного значения. А она всегда была рядом. Открытая, живая, красивая до хрена. Слишком красивая для меня. И слишком нежная королева. Одинокая, но не убитая этим разрушающим чувством.

Я порывистый, нервный, часто загоняющийся. Она, как талая вода, все сглаживала. Заставляла чувствовать себя нужным. Осознание, что любовь бывает разной, прибило уже потом. Когда один остался.

Так бывает. Чего уж теперь?..

Под мерное чавканье дудля, перемешанное с треском сухого корма, набираю Янковского. Таисии Соболевой, в девичестве Валеевой, не звоню. Одинокие гудки в трубке слышать не намерен. Больше никогда. Ничто и никогда не заставит слушать эти дурацкие однообразные завывания динамика.

— Приветствую. Где забрать твоего дизайнера? — без долгих вступлений интересуюсь.

— Привет, Иван, — озадаченно отвечает Максим. — Я не в курсе. Думал, вы там сами как-то договоритесь. Сейчас уточню.

— Уточни.

Хватаю вилку со стола и с остервенением кромсаю подгоревшую яичницу, гипнотизируя при этом экран телефона. Как невротик.

Сказать, что я охренел, когда увидел их вместе с Янковским, — ничего не сказать. И думать забыл про этого московского мажора, который ошивался рядом с ней в Турции. А она, стало быть, не забыла? Обидно. Но переживу.

Все переживу. Уверен.

— Да, — раздраженно отвечаю на входящий звонок.

— Ты там с утра на фоксе, мой мавр? — сонно интересуется Мирон. — Давненько тебя таким бодрым не слыхивал.

— Говори, — пропускаю мимо ушей очередной подкол.

Громов — шут гороховый. Но это часто спасает наш рабочий, не всегда удачный союз.

— У нас малая заболела. Ушки бо-бо.

— Сочувствую.

— Возьму день на подмогу. Подхватишь?

— Пока в городе, без проблем.

— Надо менять бригаду на Сулимова. Не нравится мне их подход. Тяп-ляп все. Материалы жалеют, потом комиссии будем пятки целовать.

— Значит, поменяем, — соглашаюсь, отпихивая благодарного за завтрак Полкана, но он все равно успевает слюнявой мордой изгадить единственные чистые брюки.

— Че там у тебя? — без интереса спрашивает Мирон.

— Ниче. Все как обычно. С Сулимова я порешаю, возьму ребят из области. Помнишь, в прошлом месяце просились? — Хочу попрощаться, но вспоминаю про долгожданную гостью в городе. Внутри вспышками огонь разливается. Не верю, что приехала. — У вас что нового?

— Дочка наша заболела. Ты меня не слушаешь? Тоже ушки бо-бо? — усмехается Громов.

— Это понял. А вообще?

— Но-во-го, — тянет он и обращается, по всей видимости, к жене. — Че у нас нового, Мия? Соболев тут интересуется.

— Машинка стиральная сломалась, — отвечает она тоже озадаченно и сонно.

— Ясно все с вами, голубки, — качаю головой. — Лечите ушки, — взглянув на экран, серьезно сообщаю: — У меня вторая линия.

Подскочив со стула, хватаю сигарету и отхожу к окну. Нетерпение в крови множится. Бурлит. Это странно, потому что кроме напускного равнодушия там давно ничего не мелькало.

— Слушаю.

— Таисия сказала, что до объекта доберется сама, — сухо сообщает Янковский.

— Он на отшибе, — предупреждаю, выпуская изо рта облако дыма в солнечный город.

Кто вообще додумался ставить школу на окраине? Конечно, район строящийся и в ближайшие годы будет похож на многоэтажный вип-муравейник, но сейчас-то выглядит как заброшенная промзона.

— Думаю, Тая, конечно, в курсе, — с издевкой выдает Янковский.

Глава 11. Таисия

— Долго еще? — спрашиваю.

Пробка. На часы посматриваю. Вечером у меня вылет. Как же теперь?..

Хочу удержать внутри жгучие слезы. Они терзают глаза и норовят вырваться наружу. От боли, от унижения, от душераздирающих воспоминаний.

Что за невезение?.. В чем я провинилась?

Потирая гудящую лодыжку и тяжело дыша, пытаюсь занять все системы организма одной единственной задачей — не смотреть на Соболева. Ничего не замечать. Ни оттеняющего смуглую кожу воротника белоснежной рубашки, ни того, как классно Ваня смотрится за рулем своей любимой машины.

И как они ему идут… И рубашка, и «Рендж Ровер». Очень ему подходят. И сигарета тоже, которую он мнет пальцами левой руки. Во всем проявляется присущая Ване мужская энергетика. Густая и концентрированная.

Нет. Я всего этого не забыла.

Но… Не хотела вспоминать.

Когда расстаешься с любимым человеком, у тебя находится слишком много ненужного: информации, фактов, ассоциаций — его любимый цвет, что он обычно ест на завтрак, как он целуется… Как он пахнет…

Боже. Как он пахнет!..

Взгляд непроизвольно скользит в сторону обтянутого черной тканью плеча и заляпанных строгих брюк. Последнее видится мне особенно милым, оттого и одновременно раздражающим. Никогда не считала неряшливость чем-то хорошим.

Внутри меня загораются красные огни. Сирена заходится воем.

Я не хочу.

Не хочу снова ничего к нему испытывать.

То, как этот мужлан только что меня облапал, пока я сидела на капоте и от неожиданности молча хлопала ресницами, — было просто невыносимо. Ужасающе… И… это вряд ли похоже на осмотр поврежденной конечности.

Ну нет.

Наша песня хороша, начинай сначала.

Этот спектакль вновь о том, что Иван Соболев вертел на одном месте все обстоятельства этого мира. Ему по барабану.

Ваня — как блестящая, стремительная, свистящая пуля — не видит никаких препятствий. С напором десантника идет на таран.

Хочет — трогает, гладит, мучает. И смотрит-смотрит-смотрит.

А захотел бы — трахнул прямо у прораба перед носом. И никто бы его не остановил. А главное, не уверена, что я сама была бы против.

Хороша дизайнер в «Формуле строительства». Ничего не скажешь!

Я вроде бы повзрослела. У меня появилась дочь, ответственность за сестру, серьезная работа. Только вот сейчас чувствую себя все той же дурочкой, которую раздели, зацеловали и облапали на жарком пляже в Турции.

Ничего не поменялось.

Мы — такие же…

Все тело дрожит от злости. Это реакция на собственную слабость. А вот Соболев серьезен и спокоен как никогда. Отодвигаюсь как можно дальше и отворачиваюсь, вспоминая знакомые улицы.

Правда, город будто стал меньше. Улицы — уже, проспекты — короче, высотки — ниже. Наверное, после Москвы так кажется. Привыкла.

Человек в итоге ко всему привыкает.

Улыбаюсь, вспоминая, как Ваня отзывается о нас, жителях столицы. Такой смешной, когда сердится.

Потом хмурюсь так, что брови неприятно сводит. Что я делаю? Снова думаю о нем?..

Расправляю плечи. Подобно центрифуге гоняю в голове только одну мысль.

Он. Меня. Обидел.

Сильно.

Не любил меня. И никогда бы не полюбил.

«Буду любить», — говорил Ваня, зная, что этому не суждено никогда сбыться. Увы, он однолюб…

Да, я скрыла нашу Элли. Нашу Алису. Девочку, которую рожала десять часов. В муках и слезах. Одна.

Да, я сбежала.

Соболев все это заслужил своим враньем. Заслужил.

Но…

Лишь иногда моя уверенность становится хлипкой и размазанной. Снова беседы с Яной Альбертовной вспоминаю.

Почему он тогда так страдал?

Пил? Сходил с ума? Много дрался на ринге и вне его?

Он с мамой практически не общается сейчас. Ее тогда чуть с должности мэра не сняли. Так громко шумел Ваня по ночам, что это и в Москве услышали.

В него будто бес вселился.

Или… я?

— Ну что ты ревешь? — прерывает он молчание первым. Улыбается по-доброму. — Хочешь, фотку Полкана покажу?

— Фотку? Ириски? — обернувшись, упрямо переспрашиваю.

— Полкана, — скалится, поправляя, но из внутреннего кармана все равно достает телефон.

Снимает блокировку и протягивает мне. Забираю так, чтобы не задеть его пальцы. Зачем нам лишние проблемы? Это бы разгрести.

Замираю, глядя на яркий экран. Смеюсь звонко. И провожу пальцем по кудрявой мордочке с черным носом. Надо же, сладкий какой вырос! Это похоже на встречу со старым другом.

Приятно.

Улыбаюсь, хоть и не собиралась.

Глава 12. Таисия

Черепная коробка трещит от мыслей, которые Соболев себе сейчас надумывает. Даже предположение, что я могла так поступить с нашим ребенком, абсурдно. Я ни минуты не сомневалась.

Ни секунды. Клянусь Алисой.

Таисия Соболева (Валеева)

— Ты отлично выглядишь, мам. Светишься вся. Я рада за тебя, — игнорирую гневный выпад в сторону Вани. Зятя, которого она боготворила ровно до тех пор, пока я не поделилась своей болью.

Сейчас понимаю, что, конечно, не стоило этого делать.

Глупо получилось.

Я была в раздрае, на эмоциях. Было так невыносимо, что срочно хотелось вывалить боль и смятение хоть на кого-то. Потоком, бурным течением, водопадом из слов и слез.

Ну, не на Мию же?.. Ива тоже мимо.

Будучи в таком состоянии очень важно оказаться рядом с правильными людьми. С людьми цельными. Неполоманными. Важно получить поддержку и сочувствие, чтобы принимать решения не в угоду обидам или слепой мести… Именно сочувствие, а не жалость. Здесь разница принципиальна.

Я ошиблась, приехав к маме. Не буду говорить громких слова о правильности своего поступка, но обратись я тогда к Яне Альбертовне — все бы закончилось по-другому.

Сердце замирает, а потом резко сжимается пружиной. Мясорубка из мыслей останавливается одной-единственной, самой верной: ничего уже не изменить.

Никогда.

Мама, приглаживая густые волосы, отвечает:

— Отлично выгляжу? Правда? Спасибо, дочь.

Быстро осматривает мое лицо, плечи, грудь и бедра. Молчит.

Я усмехаюсь.

Сидя на больничной кушетке, изучаю стройную невысокую фигурку. После смерти папы мама еще больше увлеклась здоровым образом жизни, записалась на танцы. Выглядит как всегда — уверенным в себе хирургом. Специалистом, каждый день спасающим человеческие жизни.

Такой, как она, хочется довериться. Хочется услышать, что все будет в порядке и бороться…

Перевожу взгляд на мамины руки. Тонкие пальцы трясутся, выдавая истинные эмоции. Мои, кстати, тоже. Мы не виделись с той самой ночи… И это самое длительное расставание в нашей жизни. Я, признаюсь, порой скучала. А она?

Хотелось бы, чтобы ответ был положительным. Несмотря ни на что.

Это никак не повлияет на сегодняшнюю Таю: независимую, взрослую и, надеюсь, сильную личность, но хоть капельку накроет трогательными объятиями и погладит по головке вчерашнюю девочку — маленькую и… искренне желающую, чтобы ее любили.

Достаточно юную, чтобы отвечать за ошибки отца, после смерти которого объявилась вторая семья. Еще одна дочь и еще одна любимая женщина.

Тогда, два года назад, мама была на эмоциях. Пережив что-то подобное, я даже больше прониклась к ней искренним уважением.

Мама очень сильная, а сила, подобно огню, выжигает все слабости под корень.

Я приняла, но не поняла.

Никогда не пойму.

Всякое существо на земле хочет любви. Всякое существо имеет на это право.

Моя беременность проходила сравнительно спокойно, если не считать бурных всплесков чувства вины и периодических мучительных метаний с рефлексией. Правильно ли я поступаю? Может, еще не поздно все исправить?

Долгими вечерами мне было чем заняться — я изучала много литературы, посвященной материнству. Тому, что совсем скоро мне предстояло и в чем я совершенно не разбиралась. Дополнительно посещала психолога. Недолго, потому что подготовка к родам — это не то время, когда стоит вскрывать гнойные нарывы в собственном «я».

— Как ты поживаешь? — спрашиваю, разглядывая ухоженное лицо с мелкими, еле заметными морщинками вокруг глаз.

— Как обычно. Дом, больница — больница, дом. А ты?

— Нормально, — пожимаю плечами.

— Что случилось? — кивает мама на мою забинтованную ногу и, заметив на столе снимки, идет прямиком к нему.

— Упала неудачно. Сказали, отек через несколько дней спадет. Буду как новенькая…

— Так и сказали? — Мама подносит один из снимков к свету, чтобы рассмотреть получше. Тут же превращается в серьезного врача. Вынимает из нагрудного кармана очки в тонкой золотистой оправе. — Действительно, все не страшно, Тая. Но тебе должно быть больно. Ногу обезболили?

— Нет…

— Я распоряжусь, сейчас медсестра подсуетится, — бросает на меня взгляд. — И вечером тоже.

Рассматривая удаляющуюся спину, вспоминаю про дочку, близко переживающую наше первое расставание, и подрываюсь с места:

— До вечера я здесь не протяну. У меня самолет, мам…

— Ясно, — она оборачивается и сжимает зубы.

Хочет что-то сказать, но тут же замолкает. Я тоже молчу.

Да где же Соболев?..

Тишина звучит особо остро с каждым мгновением. И она вовсе не о том, что нам с мамой здорово вместе помолчать. Нет. Эта тишина о другом: просто нам нечего сказать. Друг другу. Даже после долгой разлуки…

Глава 13. Таисия

— Же-есть, — тянет Адель шепотом. — Я в шоке. Вот урод этот твой папаша, Эл! И как от такого дебила могло такое чудо родиться?..

— Адель, хватит!..

Грозно взглянув на сестру, я продолжаю монотонно кормить дочь манной кашей. Знаю, что манка — самая пустая и бесполезная еда, но зато моя девочка ее любит. А так как со вчерашнего дня Алиса сопливит, ничего не ест и, вообще, ведет себя слишком нервно, будто вот-вот разболеется, я хочу ее баловать.

— Я просто в шоке, — произношу уже тише. — Так долго пыталась сказать Ване про дочь, что, кажется, опоздала. Просто поверить не могу. Он про меня подумал… подумал, что я могла избавиться от его ребенка.

— Так ему и надо, — зло выговаривает Адель. — Пусть помучается.

— За что, Дель? Я ведь сама ушла, сама все скрыла от него.

— И молодец. Я тобой горжусь, как классно ты его приложила.

Тяжело вздыхаю, поднимаясь.

Мы мусолим эту тему второй год, и позицию сестры я знаю. В силу молодости и категоричности она считает, что я во всем права и Алисе такой папа не нужен.

Находиться в среде с таким анти-Соболевским настроем было довольно комфортно. Но только не сейчас…

— Люди вступают в брак по зову сердцу, Адель. Они чувствуют сердцем, понимаешь? Надеются, что пронесет, даже если видят «красные флаги». А вот разводятся уже по велению разума. Хорошенько все обдумав и закрыв сердце на замок.

— Вот и закрой, — злится она. — Не слушай свое сердце, Тай. Соболев твой все-все-все заслужил. Я бы еще яйцо ему в тачку засунула, чтоб оно там стухло вместе с его физиономией и бабой этой белобрысой.

Останавливаю пламенную речь предупредительным жестом.

— Я ведь все видела, Дель, — вспоминаю. — Когда мы только начали встречаться. Умом понимала, что все не так, как должно быть. Ваня… он не врал. Никогда. Не договаривал, пытался выкрутиться. Но я упорно шла за сердцем. Влюбленный, приставучий слепень…

— Что именно ты видела?

Подозрительный взгляд сестры приводит в чувство.

— Да все, — машу рукой.

В разговоре мы неожиданно ступаем на зыбкую почву. Почву из моих сомнений и вранья самой себе. Мне в одиночку страшно по ней пройти, не зажмуриваясь. Но впускать туда другого человека слишком опрометчиво.

— Как ты со своей ногой доковыляла до аэропорта?

— Вызвала такси.

— А Инга что? Не могла тебя подкинуть?

— С мамой я поругалась, — сжимаю зубы.

В голове до сих пор не укладывается. Она ведь специально сказала про аборт, на который отправила меня два года назад. Я на сто процентов уверена, что это не было случайностью. Она знала, что Ваня услышит.

Я пришла в ярость и наконец-то высказала все, что думаю. Да. Папа обманывал ее много лет, но ни я, ни тем более Соболев в этом не виноваты. Хватит мстить нам за то, что она почти двадцать лет жила в неведении.

А еще я наконец-то сказала правду: мама, как и я, видела в поведении отца «красные флаги». Постоянные командировки, левые оплаченные счета, телефонные звонки — она просто не могла она этого не замечать. Но тоже предпочитала не обращать внимания. Быть слепнем.

Следующие дни я посвящаю дочке.

Отпрашиваюсь у Макса, беру больничный и пытаюсь вылечить Алису от появившегося кашля. Он, несмотря на все мои старания, не проходит. В какой-то из дней даже усиливается.

Я ругаю себя. Ругаю, ругаю, ругаю…

Как в детстве. Маминым голосом.

Если прислушаться, то наш внутренний голос имеет те же интонации и тембр, что и у критикующего родителя. Увы. Так работает психика: стоит несколько раз в детстве услышать, что ты неуклюжая клуша, и до самой старости даже при самом случайном падении коварное подсознание будет проигрывать те самые слова нараспев.

Алиса болеет.

Мучительно кашляет. Просыпается по ночам. Мы делаем ингаляции и промываем носик. Посещаем участкового педиатра, сдаем все необходимые анализы, дожидаемся результатов. Они отличные. К концу недели нас направляют в пульмонологический центр, где кандидат медицинских наук, грузный мужчина лет пятидесяти, тоже не видит патологий.

В полнейшем бессилии я звоню Яне Альбертовне, хоть и избегала в последнее время любого общения с ней. Мы расстались, договорившись, что я расскажу Ване о дочке, но как это сделать, если человек назвал меня сукой и оборвал все контакты?

Не знаю… Да и не до этого сейчас.

Свекровь ругается, что я не позвонила раньше и отправляет нас к лучшему педиатру Москвы. Мы приезжаем в большой медицинский центр и без очереди попадаем на прием. Еще бы. Его стоимость равна оплате за три моих рабочих дня. Я отдаю деньги не задумываясь. Надо так надо.

Врач мне на удивление нравится. Долго расспрашивает об Алисе: как проходили роды, беременность, где мы наблюдаемся. Потом проводит осмотр, назначает необходимые обследования и рекомендует скорректировать лечение. В первую очередь отменить все сиропы от кашля. Я соглашаюсь.

Выхожу в коридор и с облегчением выдыхаю. Ровно до того момента, пока не замечаю девушку с ребенком — девочкой лет пяти-шести. Когда они направляются ко мне, понимаю, что отворачиваться глупо.