Моя единственная

Глава 1

Яков.
Всю дорогу домой меня не отпускали мысли о ней. О Светлане. Внутри бушевал ураган из стыда и досады. Я вновь и вновь прокручивал наш сегодняшний разговор, сжимаясь от внутренней боли: как я мог быть таким бестактным, таким черствым?.. Ладно, завтра со всем разберусь. Обязательно разберусь.

Завтра… Суббота. Вернее, уже сегодня: на часах первый час ночи. С утра дам задание службе безопасности — пусть составят на мою помощницу исчерпывающее досье. А там видно будет.

Домой я приехал глубоко за полночь. Жене говорил, что вернусь только завтра, после обеда, но никто не мог предугадать этот форс-мажор.

В прихожей моё внимание привлекли чужие мужские ботинки. В шкафу висела незнакомая кожаная куртка. «Наверное, брат жены заночевал», — мелькнула привычная, успокаивающая мысль. Я отмахнулся от лёгкой тени подозрения.

Разделся и, проходя в гостиную, споткнулся обо что-то мягкое. Даже в полумраке было видно, что весь пол усеян разбросанной впопыхах одеждой. Мужской и женской.

Меня будто током ударило. Тот самый ураган в душе мгновенно стих, сменившись леденящим, пронзительным вакуумом. Я медленно возвращался из своих мыслей о Светлане в жутковатую реальность, как будто выныривая из глубокого сна в кошмар. В мозгу, отказываясь верить, уже рождалась отвратительная, чудовищная догадка.

Мужские и женские вещи… в беспорядке… в моём доме?! Где же эти страстные любовники? И, главное, кто они?

Прохожу мимо спальни жены — и замираю, услышав оттуда приглушенные, но совершенно недвусмысленные звуки. Мозг уже кричал мне разгадку, но я изо всех сил цеплялся за последние крупицы сомнения, за призрачную надежду, что ошибся.

Я распахнул дверь… и мир перевернулся. Моя жена, Ангелина, в исступлении скакала на каком-то мускулистом незнакомце в позе наездницы.

Сердце бешено заколотилось, в висках застучало. Я машинально, будто оправдываясь, прикрыл дверь — виноватым оказался я, за то, что увидел, за то, что помешал. Ошеломленный, я стоял в коридоре, не в силах сдвинуться с места, парализованный этой картиной.

На кухне я с дрожащими руками налил себе коньяку и залпом опрокинул одну, затем вторую рюмку. Огненная волна ударила в желудок, но не смогла растопить лёд внутри.

И только теперь пришло жуткое, холодное осознание: какой-то ублюдок посмел прийти в мой дом, в мою крепость, и трахает мою жену. С ней я разберусь позже… А сейчас во мне закипела первобытная, слепая ярость. Я должен был выместить её на нем.

В коридоре я заметил на полке чужой телефон. Со злостью смахнул его в ящик и задвинул. Вернувшись в гостиную, с отвращением пнул валявшиеся на полу мужские трусы, зашвырнув их под диван.

Поднял с пола брюки. Дорогая ткань, качественный пошив. Судя по длине, этот смертник был высоким, почти как я. Резким, яростным движением я разорвал штанину — ткань треснула с удовлетворительным звуком. Но этого было мало. Я сплел брючины в тугой, немыслимый узел и швырнул этот комок обратно на пол.

Я снова вошел в спальню. Любовники, увлеченные друг другом, даже не заметили меня сразу… Теперь он был сзади. И тут мой взгляд упал на лежавшие на тумбочке наручники.

Мужик был ко мне спиной, голый, скользкий… и я с яростью понял, что даже вцепиться не во что — даже волосы на его голове были коротко подстрижены ёжиком.

Но черная энергия во мне искала выход. Я со всей дури, с накопленной яростью, ударил его в висок. Он был мускулист, как горилла, но моего удара не ожидал. С оглушительным стуком рухнул с кровати на пол, беспомощно вращая глазами.

Я схватил наручники и молниеносно пристегнул Ангелину к кровати. От неожиданности она завизжала, как резаная. Я дал ей пощечину, чтобы остановить этот визг. И она действительно мгновенно умолкла, глядя на меня расширенными от ужаса глазами. Я никогда в жизни не поднимал на женщин руку.

В этот момент её кавалер пришел в себя и, поднявшись, бросился прочь. Я не стал его останавливать. Спокойно, с мертвой пустотой внутри, я пошел за ним.

Ошеломленный «олень» на бегу подхватил с пола свои стянутые узлом брюки, схватил куртку с вешалки и, не успев обуться, выскочил на улицу босиком.

Я закрыл за ним дверь и побрел на кухню. Трясущимися руками допил коньяк. Мне нужно было убедиться. Я запустил запись с домашних камер. Немое кино. Моя жена — ну, теперь уже бывшая — и её фитнес-тренер страстно зажигали прямо в гостиной. Она идиотка! Она совсем забыла, что в доме везде стоят камеры! Нет их только в спальне и ванной.

Переключил на уличную камеру. Из-за декоративного куста на моем участке торчал голый зад. Этот уродец пытался развязать свои брюки, но узел, завязанный моей яростью, не поддавался.

На улице в это время появилась женщина — кажется, домработница моего соседа. Видимо, мужик окликнул её из кустов, потому что женщина вдруг набросилась на него и начала лупить сумкой по голове, после чего пустилась наутек.

Я сидел и смотрел. Во мне не было ни капли мужской солидарности. Это животное посмело прийти в мой дом. Неужели у него не хватило ума снять номер в отеле? Как долго это длилось?

Я допил коньяк до дна. Целая бутылка — а ни в одном глазу. Только ледяная пустота внутри. На экране мужик наконец-то распутал узел и попытался надеть брюки. Сюрприз! Они же порваны. Он надел их, но все его «достоинства» оказались снаружи.

И тут, как по заказу, подъехал полицейский патруль. Наверное, та женщина вызвала. Стражи порядка с трудом сдерживали смех, грузя полуголого, прикрывающегося руками увальня в машину. Представление окончено.

Иду спать. Не хочу даже смотреть в сторону комнаты Ангелины. Пусть сидит пристегнутая. Пусть подумает о своей прекрасной жизни. Жестоко? Возможно. Но это был её выбор. Я боялся, что если зайду туда сейчас, то просто задушу её.

Утром, после ледяного душа, я пил на кухне кофе. В голове — хаос. Пытался разобраться в своих чувствах.
Не каждый день обнаруживаешь жену в постели с любовником. В твоём же доме. В её комнате было тихо. Затаилась? Или сбежала?

Глава 2

Светлана. (Раньше, во вторник)
Весна ворвалась в город стремительно и властно, словно пытаясь нагнать упущенное за долгую зиму тепло. Последние числа апреля, а уже по-летнему ласковое солнце растопило последние грязные островки снега и залило улицы ярким, почти осязаемым светом.

Казалось, весь этот обновляющийся мир улыбается лично мне. Воздух звенел от птичьего щебета, и в груди трепетало что-то легкое и радостное — непременная спутница настоящей весны.

Я спешила на собеседование, и мне хотелось верить, что это не просто очередная попытка, а тот самый поворотный момент, после которого наконец-то закончится череда неудач.

Эта мысль согревала сильнее апрельского солнца. Мне отчаянно нужна была эта работа. Деньги, оставшиеся со времен детдома, таяли на глазах, а на руках — маленький Антошка.

Надо было кормить его, одевать, да и ремонт в доставшейся в наследство квартире застыл на полпути, уставившись на нас оголенными проводами и голыми стенами.

Соседка Аня, моя кума и ангел-хранитель, подбросила спасительную идею. Она работала в экономическом отделе солидной компании и шепнула, что сам босс, Яков Федорович, срочно ищет помощницу.

Прежняя попала в аварию и уже неделю лежала в коме. Меня охватила странная смесь жалости к незнакомой девушке и жгучей, щемящей надежды занять ее место.

— У тебя нет опыта, а значит, ты не шпионка, — пошутила тогда Аня. Для меня же это был единственный шанс.
Образования у меня не было, я была всего лишь студенткой-заочницей. Но был Сергей, мой лучший друг из детдома, который вложил в меня все свои знания.

Благодаря ему я чувствовала себя уверенно за компьютером, зная, что многие программы мне покорялись. Я была готова учиться, схватывать на лету, грызть гранит науки — лишь бы дали шанс.

На мне была одолженная у Ани блузка и моя собственная, скромная юбка. Волосы стянуты в строгий хвост, минимум косметики. Туфли на низком каблуке — спасали еще с времен беременности, когда Антон тяжелел с каждым днем.

Сейчас ему уже годик, а весил он целых двенадцать килограммов! Как же я боялась не удержать эти двенадцать килограммов, ведь на руках его таскать было все сложнее, а отказать, когда он тянет ко мне свои маленькие ручонки, я не могла.

Сейчас он остался с бабой Любой, нашей соседкой с третьего этажа, бывшей воспитательницей. Добрая душа, никогда не отказывала, но ноги у нее болели, и гулять она с ребенком не могла.

«Если возьмут на работу, первым делом найму няню», — теплилась у меня в голове мысль. Тогда и ремонт можно будет доделать, и у опеки не будет ни единого шанса отобрать у меня моего сына. Этот страх жил во мне с самой беременности, холодный и цепкий.

Я успела на маршрутку, доехала до площади Героев и почти бегом преодолела оставшуюся сотню метров до внушительного стеклянного здания.

Охранник вежливо, но строго записал мои данные и проводил до лифта. В кабине, ловя свое отражение в зеркальных стенах, я пыталась придать себе вид деловой и уверенной.

Рядом со мной ехали две шикарно одетые девушки. Они с нескрываемым любопытством, даже с легкой насмешкой, оглядели меня с ног до головы и вышли на пятом этаже.

Моя шаткая уверенность тут же рухнуло. Внезапно я ощутила себя серой мышкой, голодной и неумелой, ворвавшейся в чужой, блестящий мир. Сердце забилось чаще, ладони вспотели.

Выйдя из лифта, я сделала глубокий вдох, пытаясь загнать обратно нахлынувшую робость. «Мне нужна эта работа. Ради Антошки. Я справлюсь», — твердо сказала я себе мысленно, разгладила невидимые складки на юбке и вошла в приемную.

Уверенность испарилась в один миг. За столом сидела милая девушка с красными, заплаканными глазами. От нее исходила такая аура отчаяния, что невольно я перешла на шепот.
— Здравствуйте…

Она вздрогнула и испуганно посмотрела на меня, тоже прошептав в ответ:
— Здравствуйте…

Я уже хотела представиться, как из кабинета, словно ураган, выплеснулся мужчина с атлетической фигурой. Он не заметил меня вовсе, вся его ярость была направлена на бедную плачущую секретаршу.

— Олеся, ну что там?! Ты скоро?! У меня через полчаса совещание! Где моя презентация? Ты бьешься над ней с самого утра! — его голос был не криком, а низким, опасным рыком.

Девушка, Олеся, просто закрыла лицо руками и бессильно всхлипнула. Босс чертыхнулся и стремительно скрылся в коридоре.

Я замерла на месте, парализованная этой сценой. Внутри все сжалось в комок страха. «Всё, — пронеслось в голове, — я опоздала. Он в ярости, сейчас меня просто сметут». Но какая-то сила, вероятно, то самое «детдомовское» желание выжить любой ценой, заставила меня сделать шаг вперед.

— Олеся, — тихо сказала я, подходя к ее столу. — Что с презентацией? Покажите мне.
Она молча, с потухшим взглядом, ткнула пальцем в папку на мониторе, а потом схватила с полки пузырек с валерьянкой. Я принялась листать слайды, пытаясь вникнуть.

Сердце стучало где-то в горле. Через несколько минут вернулся босс, еще более мрачный. Его взгляд скользнул по мне, как по неодушевленному предмету, который мешает проходу.

Он резко развернул монитор, пробежался глазами по экрану, молча вернулся в кабинет и швырнул на стол передо мной лист бумаги.
— План. У тебя полчаса, — бросил он и скрылся за дверью.

В кабинет начали собираться люди на совещание. Я понимала, что попала в самую гущу хаоса и что бежать уже поздно. Сжав дрожащие пальцы в кулаки, я погрузилась в работу. Олеся, успокоившись, с любопытством наблюдала за мной.

Ровно через полчаса босс вышел, бегло просмотрел то, что получилось, без эмоций переслал файл себе и кивком головы указал мне следовать за ним в кабинет.

Мои ноги стали ватными, в ушах зашумело. Я плетусь за ним и сажусь на указанный стул, хочется стать невидимкой.

Совещание было жарким. Яков Федорович был безжалостен, его вопросы, точно скальпели, вскрывали все недочеты и промахи подчиненных. Особенно досталось плотному мужчине в дорогом костюме, с которого буквально катился градом пот.

Глава 3

Глава 3. Светлана
Покинуть детский дом после совершеннолетия — не начало новой жизни, а прыжок в ледяную воду неизвестности. Государство выдавало ключи от крошечных квартир-студий, и мы, восемнадцатилетние «старики», должны были как-то в них выживать.

Сергею повезло чуть больше: его восемнадцать исполнилось в апреле, и он одним из первых получил свою заветную однокомнатную «крепость». Я, с моим июньским днем рождения, переехала к нему сразу после выпускного.

У меня-то была своя, родительская трехкомнатная, но в таком состоянии, что заходить туда было страшно — там пахло тоской, смертью и разрухой. Мы с Сергеем решили, что сначала обустроим его жилье.

Те недели были самыми счастливыми за долгое время. Мы с азартом подбирали обои в магазине, потом, перепачканные клеем, хохотали, когда они отклеивались, и снова пытались их прижать.

Мы купили по скидке диван, стол и два стула. И в этой маленькой, но новой квартире пахло не казенщиной, а нами. Нашей общей мечтой. Нашей семьей.

Семья… У меня она когда-то была большой и шумной. Дедушка с бабушкой, мама, папа, дядя Коля… Но они уходили один за другим, словно костяшки домино.

Сначала дядя — тихо и медленно, от последствий какой-то химической аварии на заводе. Я помню его бледное, прозрачное лицо на подушке. Потом, не вынеся горя, за ним последовали бабушка с дедом. А затем в один миг рухнул и мой мир — родители погибли в автокатастрофе. В двенадцать лет я осталась одна.

Сергей стал моим якорем. Он появился в моей жизни в тот самый серый, промозглый осенний день, когда меня привезли в детдом. Он, не помнивший своих родителей, взял под опеку меня, «домашнюю» девочку, которая плакала по ночам.

Он отбивал мои завтраки у старших ребят, дрался за меня, а потом мы сидели в углу, и он рассказывал мне фантастические истории о звездах и инопланетянах.

Это стало нашим побегом от реальности. Мы зачитывались книгами о непознанном, мечтая стать учеными и разгадать тайны вселенной.

Но жизнь, как всегда, внесла свои коррективы: я подала документы на экономический, он — на факультет компьютерных технологий. Земные, денежные, практичные специальности. Мечты о звездах остались где-то на пыльных полках нашего детства.

У нас на двоих скопилась приличная сумма — сиротские деньги, пенсия по потере кормильца. Мы тратили их с умом, берегли на учебу. А потом Сергею улыбнулась удача: его, как призера многочисленных олимпиад, пригласили на летние курсы в столицу. По гранту. Место в общаге давали только ему.

Мы не могли расстаться. Нашли по объявлению комнатушку на другом конце города и переехали туда. Две недели я была счастлива: мы гуляли по огромному, шумному городу, держась за руки, как настоящие туристы.

Но потом курсы стали серьезнее, Сергею задавали тонны заданий, и он пропадал с утра до ночи. Я слонялась по музеям одна, чувствуя себя самой одинокой на всей планете. Он постоянно опаздывал, уставал, злился. Мы поняли, что так нельзя, и я уехала обратно, пообещав ждать его дома.

А потом грянул гром. По окончании курсов ему предложили то, о чем мы даже не мечтали, — бюджет в ведущем столичном вузе. Мы сидели на скайпе, и он с горящими глазами говорил, что это шанс, который выпадает раз в жизни.

Я пыталась радоваться за него, а внутри все сжималось в холодный комок. «Потерпи год, — уговаривал он меня, — потом переведешься ко мне». Я соглашалась, уже тогда смутно чувствуя, что наши пути начинают расходиться.

Осень я встретила одна. На линейке первого сентября, в толпе незнакомых лиц, у меня закружилась голова. Не было рядом его плеча, на которое можно было опереться. Я рухнула в обморок — впервые за семь лет мы не были вместе в этот день.

А потом я узнала, что ношу под сердцем ребенка. Нежность и ужас смешались во мне в одно целое. Я тут же попыталась дозвониться Сергею, чтобы поделиться новостью, но он трубку не брал.

Позже, позвонив еще раз, я услышала в трубке жизнерадостный женский голос: — Алло! Сергей в душе, ему что-то передать?

Мир накренился. Я молча положила трубку, убеждая себя, что ошиблась номером. Но сомнения точили изнутри. Он стал отвечать реже, ссылался на занятость. А когда я набралась смелости и написала о беременности, в ответ повисла оглушительная тишина.

Дни тянулись в мучительном ожидании. Он ответил лишь через сутки: «Приеду на Новый год». И снова — ни звонков, ни сообщений. Стена молчания росла, между нами, а я разбивалась о нее в попытках до него достучаться.

Развязка наступила в середине ноября. В дверь позвонили. На пороге стояла незнакомая девушка — яркая, уверенная в себе, с дорогой сумкой через плечо.
— Я Юля, — сказала она, с любопытством оглядывая меня и нашу с Сергеем уютную квартирку. — Невеста Сергея.

У меня перехватило дыхание. Она вошла, не дожидаясь приглашения, и положила на наш общий стол конверт.

— Это от Сережи. На… решить твою проблему, — она брезгливо поморщилась. — И освободи квартиру к следующим выходным. У тебя же своя есть. Ключи можно в почтовый ящик положить.

Она ушла, а я осталась стоять посреди комнаты, которая еще минуту назад была моим домом. В ушах стоял оглушительный звон. Сергей. Мой Сергей, который дрался за меня, который знал всю мою боль, который клеил со мной эти дурацкие обои… Он прислал невесту и деньги на аборт.

Предательство обожгло так, что слез не было — они просто испарились, не успев родиться, выжженные каленым железом обиды.

Я смотрела в окно. За ним была та самая серая, промозглая осень, что забрала у меня родителей. Теперь она забрала и его. Я плакала после только один раз — в роддоме, глядя, как счастливых женщин с цветами встречают мужья.

Я плакала не от одиночества, а от обиды за своего сына. За то, что он никогда не узнает силу отцовских объятий.

Я собрала вещи с механической, машинальной точностью. Забрала часть мебели — не из жадности, а из холодного расчета. Мне не на что будет покупать новую для ребенка, а в моей квартире стояли лишь старые, пыльные шкафы былой жизни.

Глава 4

Глава 4. Светлана
Так… Завтра мой первый рабочий день. Первый шаг в новую, взрослую жизнь. Сердце сжимается от тревоги за Антошку. Нужна няня. Хорошая, добрая, надежная.

Я засела на сайты, вглядываясь в фотографии и отзывы, но торопиться нельзя — это слишком важно.
На завтра договорилась с соседкой с четвертого этажа. Наталья работает удаленно и может присмотреть за сыном.

Пока сегодня Антошка у бабы Любы, я мчусь в магазин. Нужно купить еды, а главное срочно нужно найти хоть что-то подходящее для офиса из одежды. Пару блузок, брюки… Юбка есть, но одна.

На пороге торгового центра я буквально сталкиваюсь с… бабой Клавой! Нашей нянечкой из детдома! Она расцветает в улыбке, обнимает меня так крепко, что аж дух перехватывает, целует в щеку.

От ее знакомого, чуть сладковатого запаха духов и заботливых рук на глаза наворачиваются предательские слезы. Баба Клава… Ей всего шестьдесят, а нам, детдомовцам, она казалась древней, мудрой хранительницей.

Она всегда была для нас лучиком добра: то конфетку в карман сунет, то на выходные заберет к себе на дачу. Мы с Сергеем копались на ее грядках, собирали ягоды, а потом до тошноты, до головокружения качались на самодельных качелях из веревки и дощечки, что Сергей мастерил для меня. Эти качели были для нас полетом к солнцу, побегом от серости.

Оказалось, бабу Клаву проводили на пенсию, и она сейчас ищет себя в этой новой, тихой жизни. Гуляет, встречается с подругами, но в глазах — та же тоска по кому-то, о ком можно заботиться.

Мне стало вдруг дико стыдно называть ее «бабой». Мы попрощались, и я побежала дальше, с теплым, но щемящим чувством где-то под сердцем.

Утро первого рабочего дня начинается с кофе и суматошных сборов. Готовлю завтрак и обед не только себе, но и Антошке, аккуратно раскладывая по контейнерам. Никогда не расставалась с ним надолго.

Отвожу Антона к Наталье, и каждый шаг от ее двери до лифта дается с трудом. Сердце ноет, как будто я оставила там частичку себя. Выхожу на улицу — весна играет яркими красками, но мне не до красоты.

В голову лезут самые дурные мысли: а справлюсь ли? А что за человек этот бос? Вдруг он окажется таким, как все эти «начальники», о которых ходят похабные истории?

Я даже не подумала об этом! Страх, липкий и холодный, снова сковывает меня. Но отступать нельзя. Работа нужна позарез.

Захожу в приемную без пятнадцати девять. Из-за двери кабинета доносится его низкий, уверенный голос — он уже здесь. Снимаю куртку, делаю глубокий вдох и вхожу.
— Здравствуйте, Яков Федорович. Чем могу быть полезной?
Босс интересуется, есть ли у меня знакомые в офисе. И, узнав про Аню, вызывает ее. Пока ждем, он кратко и четко знакомит меня с распорядком дня. Его тон деловой и официальный — и это немного успокаивает меня.

Аня приходит, и Яков Федорович просит ее провести для меня экскурсию по офису. День пролетает в водовороте новых лиц, названий отделов и попыток все запомнить.

Обедаем с Аней в кафе на первом этаже, и ее спокойный голос помогает разрядить обстановку. После обеда — первое настоящее задание: составить отчет. Я, стиснув зубы и перебарывая дрожь в пальцах, погружаюсь в цифры и шаблоны. Получается!

В половине шестого босс отпускает меня. Я лечу домой, как на крыльях. Распахиваю дверь, и меня обнимают маленькие, но такие крепкие ручонки.

Антошка прижимается ко мне, целует в щеку мокрыми губами и не хочет отпускать. Это лучшая награда на свете.

Четверг и пятница пролетают в таком же ритме: бег по утрам, погружение в работу, счастливые вечера с сыном. К субботе я уже договорилась с агентством о встрече с няней.

Забираю Антошку у Натальи, благодарю ее от всей души. Она говорит, что всегда готова помочь в крайнем случае — это глоток моего спокойствия.

Вечером, когда я почти валюсь с ног от усталости, но довольная, готовлю ужин, раздается телефонный звонок. Смотрю на экран — и кровь стынет в жилах. Бос. В девять вечера в пятницу?

С трепетом подношу трубку к уху.
— Светлана, извините за беспокойство, — его голос собран и сух. — Срочно нужна ваша помощь. Форс-мажор.

Шеф в командировке, но нужен приказ для его зама, который уезжает в регион. Объясняет, что делать. Голос у меня предательски дрожит, но я соглашаюсь. Мне нужна эта работа.

Беру сонного Антона, заворачиваю в плед и ловлю такси. В офисе тихо и пустынно. На вахте удивляются, но пропускают — шеф предупредил.

В кабинете начальника укладываю сына на большой кожаный диван. И меня на секунду пронзает брезгливая мысль: «Сколько же женщин тут побывало?» Снимаю с шеи свой платок и подстилаю ему под голову.

Погружаюсь в работу. Объем оказывается огромным. Я уже заканчиваю, когда слышу шаги и голоса в приемной. В кабинет входят он и его зам, Кирилл Петрович.

Ужас! Я совсем забыла, что там спит Антон! Сердце падает куда-то в ботинки. Я влетаю в кабинет за ними с оправданиями на губах:
— Извините, я сейчас заберу его!
Кирилл Петрович, добродушный мужчина с сединою на висках, останавливает меня:
— Тихо, Светлана, не будите мальца. Где вы его в приемной положите? - И уводит меня проверять документ.

Я замираю, смотря на Якова Федоровича. Тот молча, с каменным лицом, вешает пиджак в шкаф. Возвращаюсь к компьютеру, дрожащими руками вношу правки с Кирилл Петровичем.
И тут поднимаю глаза… и у меня перехватывает дыхание.
Шеф стоит с моим сыном на руках.

Антон, сонный, щекастый, удобно пристроился у него на сгибе локтя. Яков Федорович слегка покачивает его, а сам внимательно читает документ на мониторе. В голове звучит оглушительная тишина. Это сюрреалистично.

— Распечатай в трех экземплярах, — его голос ровный, без единой эмоции.
Я парализована. Он, не выпуская моего ребенка, левой рукой придерживает его, а правой — подписывает бумаги. Кирилл Петрович, забирая свой экземпляр, с ухмылкой бросает:
— Яков, тебе идет. Пора бы уже и наследником обзавестись.

Глава 5

Светлана.
Босс сказал, что отвезет нас домой сам. В его голосе прозвучало нечто новое – не привычная властность, а какая-то виноватая забота.

— Я виноват, что выдернул вас из дома ночью с сыном. Приношу свои извинения, я не подумал, что вам не с кем его оставить. Небезопасно ночью в такси, да еще с ребенком. С кем вы живете? Муж не мог посидеть? — но в последних словах снова прорвалось легкое недовольство.

— Мы живем вдвоем с сыном, — тихо ответила я, и в воздухе как бы повис немой вопрос, на который я не стала давать ответ.

На дворе стояло начало мая, но ночь была по-весеннему колючей. Шеф, не говоря ни слова, чтобы не будить малыша, замотал его в свой пиджак. Так и пошел к машине – в рубашке, насквозь продуваемый ветром.

Он нес Антона на руках, не предлагая мне его взять. И только когда я устроилась на заднем сиденье, бережно, словно хрустальную вазу, передал мне сонного малыша.

Затем вбил в навигатор мой адрес, и мы поехали под мерный гул мотора. Остановившись у подъезда, босс вышел, чтобы открыть мне дверь. Забрал у меня сына и уверенной походкой направился к дому.

Я засуетилась, пытаясь его отблагодарить и отпустить, но он мягко, но твердо возразил:
— Хочу быть спокоен, что вы дома и в безопасности. Ведите, куда идти, — кивнул он в сторону подъезда.

В горле комом, внутри встала паника. Я на миг представила, что он увидит мою квартиру, всю в облезлых обоях прошлого века, и мне стало жгуче стыдно. Лихорадочно пыталась придумать, как его остановить у порога, но мысли безнадежно путались.

Зайдя в прихожую, он так же тихо спросил, куда нести ребенка. Антон сладко посапывал у него на груди, и эта картина была трогательной. Он уложил моего сына на большую кровать в гостиной, кивнул на прощание и вышел, еще раз извинившись.

Шеф не осматривался — убожество квартиры бросалось в глаза без всякого осмотра. Чисто, но бедно. Обои, некогда модные, выцвели и пожелтели от времени. Беременность, потом ребенок, вечная нехватка денег — ремонт так и оставался несбыточной мечтой.

Мы с сыном ютились в гостиной; две другие комнаты стояли пустые, с голыми стенами. Всю старую мебель, которая воняла сыростью и разваливалась, я выбросила.

Оставила только кровать и шкафчики для кухни, которые я забрала от Сергея. Остальное были подарки соседей, добрые, но такие разные, что интерьер напоминал лоскутное одеяло.

Утром в субботу я ждала няню. Пришла девушка лет тридцати, с безупречным маникюром и ухоженными бровями. Она сморщила носик еще на пороге, и я с тоской поняла, что это не я буду выбирать, а меня.

В общем, потенциальную няню не устроило всё: график, оплата, район. Хотя по телефону она со всем соглашалась. Проблема с няней встала ребром.

После обеда мы с Антошкой отправились в супермаркет. Он сидел в тележке, тыкал пальчиком в яркие упаковки и что-то увлеченно лопотал на своем тайном языке.

Я набирала только самое необходимое, ведь тащить много одной с ребенком на руках было нереально. У кассы мы снова наткнулись на бабу Клаву.

Она просто светилась, увидев Антона, и начала с ним общаться, а он, к моему удивлению, будто отвечал ей, размахивая ручками. Было забавно и до слез трогательно наблюдать за ними.

Мы вышли вместе, пересадила сына в коляску, и Клава пошла нас провожать. Я пригласила ее на чай, и она с радостью согласилась. Мы сидели на кухне, пили чай с пирогом, который я пекла для несостоявшейся няни.

Антошка возился рядом, потом залез к Клаве на колени и незаметно уснул, доверчиво уткнувшись в ее мягкое плечо. Уложив его, мы продолжили беседу.

И как-то само собой, я рассказала ей всё. О Сергее, который исчез, едва узнал о беременности. О том, как отчаянно я ищу работу, чтобы обеспечить сына.

О вчерашнем вечере и начальнике, который нянчился с Антоном, и о моем страхе, что теперь он меня уволит, решив, что я для него сплошная проблема.

Я говорила, а Клава молча слушала, лишь качая головой, и в ее глазах не было ни капли осуждения, только участие.

Помолчав, она взяла мою руку в свои теплые ладони:
— Света, дочка, я могу тебе помочь. Буду сидеть с твоим солнышком, пока ты на работе. Мне это только в радость, поверь. Одиночество — вот что тяжело в мои годы. А с ним, — она кивнула в сторону комнаты, где спал Антон, — помогу, справлюсь. И ни о каких деньгах речи быть не может. Зови хоть днем, хоть ночью.

У меня внутри что-то оборвалось и расправилось, словно туго натянутая струна. Я была несказанно рада! Клава жила всего в паре остановок, и было удивительно, что мы не встретились с ней раньше.

Мы допивали чай, болтая как две старые подружки, и впервые я почувствовала, что не одна.

На следующее утро понедельника я зашла в офис с замиранием сердца. Я ждала косых взглядов, намеков или даже выговора. Но всё было как обычно. Босс вызвал меня к себе ближе к обеду. Он сидел за своим массивным столом и просматривал документы.

— Светлана, насчет вчерашнего... еще раз прошу прощения за поздний вызов, — он поднял на меня взгляд, деловой и собранный. — Вы хорошо справились с задачей. И как мальчик? Все в порядке?

— Да, спасибо, все хорошо, — улыбнулась я, чувствуя, как тревога отступает.

— Хорошо. Тогда вот новое задание, ознакомьтесь, — он протянул мне папку. И больше ни слова о том вечере.

Выходя из кабинета, я поймала себя на мысли, что в его тоне не было ни раздражения, ни снисхождения. Была обычная рабочая строгость. И это было лучшим, что могло произойти.

А вечером меня ждал настоящий сюрприз. Забрав Антона у сияющей Клавы, я застала дома маленькое чудо. Пока я была на работе, Клава не только гуляла и играла с сыном, но и успела приготовить вкусные ароматные щи, которые еще булькали на плите.

— Дочка, ты не обижайся, я тут немного похозяйничала, — смущенно сказала она. — Вижу, что ты усталая с работы приходишь.

Я не могла сдержать слез. Слез благодарности. Это была не просто помощь посидеть с ребенком. Это была та самая опора, поддержка, которой мне так не хватало.

Глава 6

Про Клаву.
Историю свою Клава рассказывала нехотя, с долгими паузами, будто перебирая в памяти пожелтевшие фотографии, к которым больно прикасаться.

Ее голос, обычно такой бодрый, понижался до шепота, а в уголках глаз собирались влажные блестки.

Она рано вышла замуж. За своего же одноклассника, Влада. Они дружили с седьмого класса, и их юность была такой же ясной и безоблачной, как майское небо.

После школы Влад не поступил в институт и осенью ушел в армию. А Клава выучилась на парикмахера. Ждала. И когда он вернулся, загорелый, повзрослевший, то первым делом, прямо на пороге ее дома, сделал предложение.

Жили они душа в душу первые пять лет. Родители Влада помогли с квартирой, он сам заочно окончил институт, устроился на завод. Жизнь налаживалась, денег хватало, но вот одного чуда никак не происходило.

Деток Бог не давал. Обследования поставили жестокий диагноз: Клава не сможет родить сама.
И что-то в их с Владом отношениях надломилось, будто хрустальный бокал, на котором появилась первая, почти невидимая трещинка. Муж стал задерживаться на работе, его взгляд стал скользить мимо нее.

Свекровь как-то сказала:
— Сходи, встреть мужа с работы, милая... — намекнула так, что у меня внутри всё похолодело, — Клава глубоко вздохнула, глядя в окно. — Но я отмахнулась, не пошла. А потом коллега в парикмахерской рассказала, что ее соседка забеременела от женатого. И снова у меня сердце екнуло, но я себя убедила: «Не может этого быть...»

Роковая встреча произошла у дверей женской консультации. Она увидела своего Влада. Он бережно, с какой-то новой, незнакомой ей нежностью поддерживал под локоть женщину с округлившимся животом. Их взгляды встретились. Влад на миг застыл, но не подошел. Просто отвел глаза.

Вечером был разговор. Короткий и беспощадный. Он, оказывается, «давно хотел всё рассказать». Ребенок должен родиться в полной семье. Им нужно развестись.

Так она и осталась ни с чем. Квартира была его. У Влада родилась дочь. А Клава, сжав в комок свое горе, сняла комнату и ушла с головой в работу.

Последующие романы не складывались — ей хотелось не увлечения, а семьи, того самого тепла, что навсегда ушло из ее жизни.

Судьба, впрочем, улыбнулась ей. Однажды к коллеге на работу зашел ее брат с пятилетним сынишкой. Пока взрослые разговаривали, мальчик с любопытством разглядывал парикмахерские инструменты на столе Клавы. Она, чтобы развлечь его, достала горсть конфет.

Мальчик вежливо поблагодарил и спросил с детской непосредственностью: — А ты своей детке купила такие конфеты? Очень вкусные. Мне папа такие не покупает.
— Попроси маму, она купит, — автоматически ответила Клава.
— У меня нет мамы, — просто и грустно сказал ребенок.

В этих словах была такая бездонная тоска, что у Клавы сжалось сердце. Она, пытаясь сгладить неловкость, напоила мальчика чаем с печеньем, а потом нашла оставленную кем-то книжку сказок и стала читать.

Ребенок притих и слушал, широко раскрыв глаза. В тот момент что-то щелкнуло в ее душе. Это была та самая потребность заботиться, отдавать любовь, которая тлела в ней все эти годы.

Так Клава вышла замуж за вдовца с ребенком. Это был брак по взаимному уважению и общей потребности любить. Они прожили пятнадцать лет в достатке и согласии. Вырастили сына. Мальчик стал спортсменом, подавал большие надежды... но погиб в автомобильной аварии. Ее муж не пережил этого удара, умер от инфаркта.

И вот уже десять лет Клава живет одна. Со своим тихим горем, с памятью о двух семьях, которые у нее отняла судьба.

Она тяжело вздохнула и вытерла скупую, выдавленную болью слезу.
— Никогда никому не рассказывала, — прошептала она. — Зачем? У людей своих проблем хватает. А тебе, Светочка, видно, доверилась. Ты сейчас как я когда-то... одна с бедой. Только у тебя Антошка есть. Это такое счастье, ты сама еще не понимаешь какое.

Эти слова повисли в воздухе, наполненном ароматом чая и тихим по сапыванием Антона за стеной. Я смотрела на Клаву, на ее натруженные руки, на морщинки у глаз, в которых читалась бездна пережитого, и чувствовала, как комок подкатывает к горлу.

Мои собственные проблемы — квартира, неустроенность, страх перед начальником — вдруг показались мелкими и преодолимыми по сравнению с тем, что вынесла эта женщина.

— Клавдия Петровна... — начала я, но она мягко перебила меня.
— Просто Клава, дочка. Не надо церемоний.
— Клава... Я даже не знаю, что сказать. Просто... спасибо, что рассказали. И что вы теперь есть у нас.

На ее лице проступила теплая, светлая улыбка, которая на мгновение стерла все следы прошлой боли.

— Вот и хорошо. Теперь-то я не одна. У меня есть вы двое. Ты не бойся, ничего. Всё у нас наладится. Главное — чтобы сынок был здоров и счастлив. А все остальное — суета.
С такой поддержкой, как баба Клава, я была готова горы свернуть

Глава 7

Яков.
Черт возьми, как же бесит эта курица Олеся! Каждый раз, глядя на нее, я с тоской вспоминаю Вику. Моя помощница... Кажется, она уже вряд ли вернется. А я без нее как без рук. Чувствую себя инвалидом, у которого ампутировали обе конечности.

После той дурацкой аварии у Вики — перелом позвоночника и куча других травм. Она уже неделю в коме. Я, конечно, позаботился, определил ее в лучшую клинику, деньги не проблема. Но теперь могу только ждать. Ирония судьбы: ее ребенок отделался царапинами, а Вике так не повезло...

Довольно странная эта авария. Следователь намекает, что похоже на заказную. Но кому могла помещать моя помощница? Мысли путаются, в голове каша. А дел — горы.

Мне срочно нужна замена, но где найти толковую? Приходят одни куклы: ноги от ушей, полуголые, с пустотой в глазах. Сразу отправляю куда подальше.

Последняя, Ирен, была «протеже» моего заместителя — племянница его жены. Так эта, в первый же день к вечеру, попыталась буквально залезть ко мне в штаны. Выпроводил, еле сдержавшись, чтобы не вышвырнуть в окно.

Где, интересно, их таких учат? Элементарную презентацию составить не может! Ну, Олеся! Я бы ее прибил на месте, честное слово!

Вышел из кабинета, чтобы остыть, а в приемной — картина маслом: та самая Олеся, вся в слезах и соплях. И что она может делать в бухгалтерии? Решил не ввязываться, лучше пройтись по отделам, успокоиться. Иначе точно совершу что-нибудь непоправимое.

Вернулся минут через десять. Твою мать! Теперь их две! Две курицы на мою голову! Открываю файл с презентацией... и вижу кое-что интересное. Структура появилась, цифры встали на свои места. Кто это сделал? Неужели Олеся одумалась?

Выношу ей ультиматум:
— Полчаса у тебя есть. Доделать по плану.
На совещание уже начали сбираться замы. Второй вопрос самый сложный, по провальному филиалу. Без наглядной презентации для сравнения показателей не обойтись, просто болтовня ни о чем.

После первого вопроса у нас небольшой перерыв. Выхожу и обалдеваю. Неужели эти курицы... справились? Файл в общем доступе обновлен. Быстро перекидываю на свой компьютер и подзываю ту, что не Олеся. Надо задержать, чтобы не сбежала.

Присматриваюсь мельком: худющая, как подросток. Но глаза... Стальные. Упрямые. «С характером», — проносится в голове.

После совещания оставляю ее для беседы. Лицо незнакомое. Оказалось, пришла устраиваться моей помощницей. Анна из экономического отдела ее хвалила, вспоминаю.

Смотрю резюме: Светлана. Девятнадцать лет, ребенок, нигде не работала, учится заочно. Информация — кот наплакал. Одета бедно и скромно. Никаких вызывающих деталей.

Я спешил на встречу, поэтому, сам не поняв зачем, выпалил про две недели испытательного срока. Хотя обычно мне хватает и дня, чтобы понять, годен человек или нет. Но с ней... что-то зацепило. Решил, пусть поборется.

В оставшиеся до выходных дни наблюдаю. Девчонка — толковая. Старается, вникает, не витает в облаках. Ко мне не подкатывает, наоборот, кажется, побаивается. И слава Богу.

Только кофе варит отвратительно. Какая-то жижа, которую пить невозможно. Но это мелочь. Научу, если докажет, что способна на большее. Терпеть не могу, когда в офисе вместо работы — женские журналы и бесконечное прихорашивание.

В пятницу после обеда пришлось срочно выехать в тот самый проблемный филиал. Картина оказалась еще хуже, чем я думал. Пришлось на месте отстранить руководителя и срочно ставить на его место своего зама.

Время поджимало, нужен был срочный приказ из головного офиса. Позвонил Светлане и вызвал в офис. Для Вики такие внезапные вызовы были нормой. Посмотрим, что из этого выйдет.

Час спустя я уже сидел в своем кабинете, просматривая черновик приказа, который Светлана успела подготовить до моего приезда. Текст был суховат, но юридически грамотен, все основные моменты учтены. Неплохо для первого раза.

Глава 8

Яков.
У меня совершенно вылетело из головы, что у Светланы может быть ребенок. Когда я увидел в своем кабинете этого спящего малыша, у меня в голове на секунду перемкнуло. Просто офигел.

День был адский, ноги гудят, я устал как последняя собака. С утра — летучки, потом разборки в том провальном филиале, даже нормально поесть не удалось.

В голове — одна сплошная черная злоба. Предательски сверлила мысль, что отец был прав, когда предупреждал насчет Филиппа: «Не справится парень, доверишь — проблем наживешь». Теперь эти проблемы приходится разгребать мне.

И вот, в довершение всего, ночь на дворе, а моя новая помощница сидит здесь с младенцем! Что за безответственность? Какая же мать тащит ребенка в офис ночью? Волна раздражения подкатила к горлу, едкая и горячая.

Малыш спал, разметавшись на диване, в расстегнутой куртке. Щеки раскраснелись. Ему видно было жарко, алые губки подрагивали во сне. Выглядел он хрупким, как фарфоровая куколка. Совсем игрушечный.

У нас с Ангелиной не было детей. Она с самого начала четко дала понять: «Карьера и фигура прежде всего». Мы женаты девять лет. Жили, как соседи по роскошной гостинице: ее мир — салон красоты и спортзал, мой — завод и бесконечные командировки.

Иногда не виделись по несколько дней. Секс был, да... регулярный, но больше по графику, для разрядки. Часто я засиживался допоздна и ночевал в своей комнате, чтобы ее не будить.

Мы с Ангелиной... мы выросли вместе. Одна школа, институт. Родители наши дружили, и с пеленок мне вбили в голову: «Ты должен заботиться об этой девочке, Яков. Ты — ее защита».

Нас даже в детстве укладывали спать в одной кровати, когда семьи собирались вместе. Это была какая-то предопределенная судьба, в которой я уже к тридцати годам начал задыхаться.

Сейчас, глядя на этого малыша, я с горечью подумал: а ведь если бы у нас был ребенок, все могло сложиться иначе. У друзей — дети, у кого-то уже двое, трое. А у нас — тишина и стерильный порядок в огромной квартире.

Пока я стоял в раздумьях, малыш завозился и тихо хныкнул. Я, не раздумывая, на автомате подошел, взял его на руки, стянув с него куртку. Он бы совсем легкий, почти невесомый.

Парень уткнулся носом мне в плечо, его тельце было горячим и доверчивым. Я начал медленно покачивать его, и он, успокоившись, снова погрузился в сон, устроившись у меня на руках как у себя дома.

В груди что-то защемило. Появилась острая, щемящая тоска. Я представил, что это мой сын. Что я прихожу домой не в пустоту, а к нему. Желание было таким острым и нелепым, что я мысленно одернул себя: «Чушь какая. Выспись, и все пройдет».

Решил отвлечься и вышел в приемную. Подошел к Свете и Кириллу Петровичу, встал за их спинами, делая вид, что изучаю документ на мониторе.

Когда Светлана обернулась и увидела меня с ее сыном на руках, на ее лице застыла паника. Она вскочила и хотела забирать ребенка, но я не отдал.

Прижав малыша левой рукой, правой я подмахнул документ. Кирилл Петрович, мой зам, с ухмылкой заметил:
— А тебе, Яков, отцовство к лицу. Прямо светишься. Пора бы о наследнике подумать.
Да, если бы...
После его ухода мы остались вдвоем с помощницей. Света закрыла офис, заерзала, собираясь вызывать такси. Я резко оборвал ее:
— В такси ночью с ребенком? Ни в коем случае.
Повез их сам.

В машине извинился за поздний вызов. Спросил, с кем живет, почему ребенка не оставить дома. Ее короткое «Мы вдвоем» прозвучало как приговор. Я не стал расспрашивать дальше — в голосе слышалась такая усталая обреченность, что стало не по себе.

Доехали. Я помог донести сонного Антона до квартиры, хотя Света и протестовала. Квартира... Трехкомнатная, но бедность сквозила в каждой детали: выцветшие обои, старенькая, разношерстная мебель. Но чистота была идеальная, пахло пирогами и детством. Чтобы не смущать ее еще больше, я быстро попрощался и ушел.

По дороге домой я не мог выбросить из головы эту картину. Почему она в таких условиях? Где отец ребенка? Мысли лезли одна мрачнее другой: а вдруг она запойная? Или наркоманка? Но нет, в глазах не было того отрешения... Хотя кто его знает. Решил, что завтра же поручу службе безопасности деликатно все выяснить. Могу ли я доверять такой помощнице? С одной стороны, ее обстоятельства вызывали жгучую жалость, с другой — профессиональная подозрительность брала верх.

Приехал домой далеко за полночь. Я предупредил Ангелину, что буду только завтра, так что меня никто не ждал. В прихожей меня встретили чужие мужские ботинки. На вешалке — незнакомая куртка. По дороге в спальню на полу валялись разбросанные вещи...

Следующее, что я помню, — это моя жена в постели с незнакомым мужчиной. Что было дальше... На эмоциях я натворил дел. Теперь наш с Ангелиной брак, и без того давно трещавший по швам, окончательно рассыпался в прах.

Утро встретило меня тяжелым похмельем эмоций. Голова раскалывалась, но не от алкоголя — от бешеной карусели мыслей. Я стоял в своем кабинете, смотрел на залитый солнцем город и не видел его. Перед глазами стояли то разгромленная гостиная, куда я в ярости швырнул вазу, то испуганное лицо Ангелины, то... спокойное, уставшее лицо Светланы и ее маленький сын, уютно устроившийся у меня на руках.

Этот контраст сводил с ума. Одна женщина, которой я дал все, предала меня в моем же доме. Другая, которую я едва знаю, ночью пыталась спасти свою работу, таская с собой ребенка, и в ее полупустой квартире было больше тепла, чем во всей моей роскошной с евроремонтом.

Раздался осторожный стук в дверь.
— Войдите.
Вошла Светлана. Бледная, с синяками под глазами, но собранная. В руках — чашка кофе.

— Доброе утро, Яков Федорович. Кофе... я старалась, как вы показывали.
Я взял чашку. Запах был уже получше. Сделал глоток. Да, все еще далеко от идеала, но прогресс налицо.

— Садитесь, — кивнул я. Она опустилась на край стула, готовая вскочить по первому слову.
— Как сын? — неожиданно для себя спросил я.

Глава 9

Яков.
С утра в субботу служба безопасности по моему личному поручению собирала сведения о новой помощнице. К обеду начальник СБ вошел с отчетом. Бумага была сухой и лаконичной, но за каждым пунктом стояла целая жизнь. Непростая жизнь.

Выяснилось, что Света — сирота. С двенадцати лет детский дом стал ей родным домом. После выпуска ее приютил друг, Сергей. Тоже детдомовец. Они жили в его квартире, были неразлучны все семь лет.

Два ярких человека: оба отлично учились, с безупречными характеристиками. Он — прирожденный гений IT, студент престижного столичного вуза.

А потом что-то сломалось. Они расстались, и Света осталась одна с мальчиком на руках. Сергей исчез из их жизни. Полная тишина.

Девушка оказалась кристально чистой — ни намёка на дурные привычки. Просто пытается выжить, одна тянет сына. У нее есть трехкомнатная квартира, но та выглядит больше обузой, чем благом — требуется капитальный ремонт.

Чтобы работать полноценно, ей срочно нужна няня. Первая попытка найти ее провалилась — сегодня они не договорились. Пока за ребенком приглядывает соседка.

Меня поразило главное: все вокруг её искренне жалеют и помогают. У нее много друзей, хорошие соседи. И, как оказалось, наша экономист Анна Николаевна тоже её соседка по лестничной клетке.

Что творилось у меня внутри? С одной стороны — облегчение. Девушка порядочная, можно не сомневаться. С другой — острая, щемящая жалость. Захотелось помочь, поддержать, но так, чтобы не задеть её гордость. Не превратить помощь в подачку.

Решил начать с премии. В понедельник выпишу ей оклад за работу в нерабочее время... нужно найти подходящую формулировку...

Потом позвонил Филиппу. У него трое детей, он должен знать толк в нянях. Друг на другом конце провода на секунду завис, а потом рассмеялся:

— Ну наконец-то решились! — его добродушный подкол резанул по живому. Он позвал свою жену, и та дала номер проверенного агентства для подбора няни.

Я поблагодарил и положил трубку. Было ясно, о чем он подумал... Ладно. Теперь это не имеет значения. Мы с женой все равно разводимся.

Чтобы заглушить неприятный осадок, я позвонил заместителю и сообщил, что «Выезжаю в проблемный филиал, буду на месте через пару часов». Ехать домой не хотелось. Не мог видеть её. Ту, что была моей женой.

Весь остаток субботы и все воскресенье мы «тушили пожар» в нашем филиале. К вечеру в воскресенье я вернулся. Усталость валила с ног, мечтал только о душе и кровати.

Прошел в свою спальню, даже не взглянув на дверь её комнаты. Сквозь стену доносились приглушенные звуки телевизора. К горлу подкатил ком отвращения. Противно. Мы до сих пор не поговорили. И сейчас не мог — был выжат как лимон. Да и не хотел.

Мы буквально не встречались с субботнего утра. Тогда я уехал, когда она еще спала, после той самой безумной ночи. Я просто бросил ей на кровать ее телефон. Была суббота.

Не знаю, кого она потом звала, чтобы её «отстегнули». После обеда, получив отчет о Свете, я сбежал в филиал и вернулся только этой ночью.

В понедельник я снова уехал на рассвете, пока она спала. Пора заканчивать этот фарс. Нужно заняться разводом.

В офисе я уже был к восьми. Разобрал утренние отчеты. Первым делом дал распоряжение бухгалтерии: выписать Киреевой Светлане Алексеевне премию в размере оклада из моего личного фонда.

Формулировка: «за готовность к интенсивной работе и высокую личную ответственность». Света уже была на месте, тихая и собранная.

Ближе к обеду в дверь постучали. Разрешил войти.
На пороге стояла Светлана. Щеки пылали, а глаза... Глаза, отливали холодной сталью. В руках она сжимала пачку купюр.

— Яков Федорович, это вы распорядились выписать мне премию? — выпалила она с порога.

— Да, уже получили? — сделал вид, что не замечаю её состояния.
— Но... здесь целый оклад! За что? — она растерянно лепетала, не в силах найти объяснение.

— Вы выпускница детского дома, только начинаете самостоятельную жизнь. В нашей компании это что-то вроде подъемных, — соврал я с максимально невозмутимым видом.

Она посмотрела с немым недоверием, пробормотала «спасибо» и выскочила из кабинета.
Я вдруг вспомнил про няню и агентство. Но внутренний голос остановил: «Перебор. Не сейчас». На Светлане и так лица не было. Смешная и гордая девчонка... Пусть для начала переварит этот «подарок». Хватит с неё стресса на сегодня.

После обеда в офисе появилась Она. Моя жена.

Глава 10

Ангелина.
В обед я решил немного развеяться и пойти пообедать. Война войной, а обед, как говорится, по расписанию. Нужна была передышка.

Погода стояла дивная, весна вступила в свои права окончательно и бесповоротно. Солнце светило так ярко и радостно, что глазам было больно, и я щурился, выходя на улицу. Воздух — свежий, пьянящий, пахнет талым снегом и чем-то новым.

По пути к служебной стоянке поймал себя на мысли: а зачем машина? И свернул в сторону парка. Шаг замедлился, дыхание выровнялось.

На тротуаре, в небольшой искрящейся лужице, купалась стайка воробьев — такие довольные, шумные, абсолютно счастливые. И их простое птичье веселье почему-то отозвалось в душе теплой волной.

Настроение и впрямь стало отличным. Да, проблемы никуда не делись, но в такой день они казались решаемыми. Жизнь, оказывается, не состояла из одной лишь работы и супружеских драм.

Возвращался в офис почти обновленным, с легкой грустью. Жаль, не догадался позвать с собой Светлану. Мне ведь не трудно. Пусть бы и она глотнула этого воздуха, отвлеклась от своих забот.

Ребенок, небось, выматывает так, что ни о чем другом думать не получается. У моей сестры Ольги сын-ровесник, так она вечно как выжатый лимон, хоть и может поспать днем, и няня у нее есть. А каково Свете одной?

Войдя в офис, я сразу увидел, что помощница на месте. Сидит, склонившись над бумагами. Может, она и не отлучалась вовсе? Прошел к себе, но ощущение легкой вины не отпускало.

Прошло полчаса, и с вахты запросили подтверждение пропуска для Ангелины. Всю солнечную легкость внутри как ветром сдуло. Настроение мгновенно испортилось, будто набежала туча.

Странно, зачем она? Ждал в кабинете, но потом нервы не выдержали — решил выйти в приемную. И вовремя!
Ангелина, в своей коронной позе, стояла напротив Светланы и с откровенным, вызывающим презрением оглядывала ее с ног до головы.

Выглядела она, как всегда, безупречно — дорогой костюм, идеальная укладка. Но смущал взгляд: непривычно блестящий, острый, с каким-то мутным оттенком безумия внутри.

Она явно пришла в себя. Ни тени раскаяния после той ночи с тренером — одна сплошная наглая уверенность. Возможно, это была ее защитная маска.
— Сделай мне, милочка, кофе. Надеюсь, умеешь? — бросила она свысока и, не дожидаясь ответа, проследовала в мой кабинет, словно так и надо.
— Где ты нашел это «чудо»? — обратилась она ко мне уже внутри, с нарочито легким тоном, как будто, между нами, ничего не произошло. Как будто не было чужого мужика в нашей постели.

Игнорируя ее колкость, я спросил спокойно, с ледяной вежливостью:
— Ты зачем пришла?
— Пришла посмотреть на твою новую помощницу, с которой ты расплачиваешься премией за работу в ночную смену, — язвительно протянула она.

Самое мерзкое было в том, что в этот момент Светлана как раз зашла с кофе. Она все слышала. Но не дрогнула, не подняла глаз. Поставила чашку на стол с таким достоинством, будто это был не кофе, а королевская регалия, и бесшумно вышла. Ее сдержанность была красноречивее любых слов.

— Ты уже и ребенка ей сделал? Бессовестный ты, Яков, — с фальшивой укоризной произнесла Ангелина. — Ты у наших общих знакомых интересуешься услугами няни! Какой же ты потаскун! — ее голос взвизгнул, став пронзительным и вульгарным.

Я будто впервые услышал его. Противный, визгливый. И эти манеры — как у взбешенной рыночной торговки. Меня сейчас отталкивало в ней все: от идеального маникюра до дорогих духов. В этой ухоженной, стильной женщине не осталось ничего от той, кого я когда-то любил.

До меня дошла ее тактика. Лучшая защита — нападение. Она нервничала и отчаянно пыталась выяснить, что я думаю, нащупать почву.

Догадываюсь, откуда ветер дует. Кристина, жена Филиппа, тут же, кажется, набрала ей. Я не придал значения тому звонку о няне, а зря. А про премию она узнала, видимо, от своей подружки из бухгалтерии. Инку уволю сегодня же, чтобы неповадно было сплетничать и сливать информацию.

Пока я молчал, Ангелина умолкла и уставилась на меня, ожидая ответа. Ее взгляд был полон злобы и страха. Я понял: этот маскарад пора заканчивать.
Нет смысла скрывать, что я не прощу ее измену. И нечего втягивать в это невинного человека.

Глава 11

Яков.
Я молча достал телефон, нашел то самое видео из гостиной — где моя дорогая супруга и ее фитнес-инструктор занимаются отнюдь не спортивными упражнениями. И отправил файл на ее номер. Вслед за ним полетело и напоминание — скан нашего брачного контракта.

Когда-то, по настоянию отца, мы его подписали. Похоже, это была не шутка, а пророчество. В случае измены виновная сторона уходит ни с чем. Тогда у нас и общего-то ничего не было.

— Если ты еще раз где-то ляпнешь про меня и мою помощницу какую-нибудь гадость, это видео увидят все твои подружки и партнеры, — пообещал я с ледяным спокойствием. — Я не буду жить с бл... мы разводимся. Детей нет, так что все быстро. Согласно контракту, претензий по имуществу у тебя быть не может.

Я наблюдал за ней, и это зрелище было почти пугающим. Ангелина вспыхнула, ее щеки покрылись нездоровым багрянцем, который не скрыл даже тональный крем.

Она нервно сглотнула, ее глаза забегали по комнате, ища поддержки или выхода. Потом она резко побледнела, словно из нее выкачали всю кровь. Казалось, она потеряла дар речи. Она явно не ожидала, что у меня есть такие... вещественные доказательства.
Ангелина потянулась за чашкой кофе, принесенным Светланой, и залпом выпила его, будто это был стакан водки. Затем с резким звоном опустила фарфор на блюдце, встала и, не сказав больше ни слова, вышла. Ее гордая осанка теперь выглядела надломленной.

Она пришла сюда, в офис, потому что боялась разговора с глазу на глаз дома. Расчет был на публичность, на мое сдерживание. Но она жестоко просчиталась.

После ее ухода я почувствовал себя опустошенным. Будто из меня выкачали всю энергию. Она действовала на меня как энергетический вампир, оставляя после себя лишь выжженную пустыню.

И меня с невероятной силой потянуло в приемную. Словно там, за тонкой перегородкой, находился источник света и свежего воздуха. Там была Светлана.

Мне отчаянно хотелось увидеть ее — не как подчиненную, а как живое доказательство того, что в мире еще есть порядочность, достоинство и тихая сила. Увидеть ее — и снова почувствовать себя человеком.
Я сделал шаг к двери, рука сама потянулась к ручке...

Сердце заколотилось с непривычной частотой, как у мальчишки. Я замер у двери, внезапно осознав всю нелепость своего порыва. Что я скажу? «Извините за мою жену»? Или «Как там ваш ребенок?». Любой вариант звучал бы фальшиво и неуместно.

Вместо этого я резко развернулся, подошел к окну и уперся лбом в прохладное стекло. За ним кипела жизнь — та самая, настоящая, а я здесь, в своей стеклянной клетке, разбираюсь с последствиями собственного разбитого прошлого.

«Нет, Яков, — строго сказал я себе. — Хватит. Нельзя делать из этой девушки спасательный круг. У нее своих проблем хватает».

Я глубоко вздохнул, заставил себя вернуться к рабочему столу и открыл отчеты. Нужно было сосредоточиться на цифрах, на фактах, на чем-то твердом и осязаемом.

Но мысли упрямо возвращались к Светлане. К тому, как она молча поставила чашку, с какой немой гордостью приняла этот удар. В ней была какая-то фундаментальная, несгибаемая крепость.

И тут до меня дошло. Мое желание видеть ее — это не просто поиск энергии. Это потребность убедиться, что такая крепость вообще существует. Что я не окончательно погряз в этом циничном мире интриг и предательств.

Через пару часов, собравшись с духом, я все же вышел в приемную под предлогом отдать подписанные документы. Светлана сидела за своим столом, сосредоточенно работая за компьютером. На ее лице не было и следа утреннего потрясения — только спокойная деловая концентрация.

— Светлана Алексеевна, — начал я, и мой голос прозвучал чуть хрипло, чем я хотел. Она подняла на меня взгляд. Глаза чистые, ясные, без тени лести или страха. — Прошу прощения за... ту неприятную сцену. Не стоит обращать внимания на глупости.

Она чуть заметно улыбнулась, скорее глазами, чем губами.
— Ничего страшного, Яков Федорович. Бывает.

Ее простой, лишенный всякого подобострастия ответ обезоружил сильнее любой истерики. В ее взгляде не было ни жалости, ни любопытства — лишь понимание.

— Если будут какие-то вопросы... по работе или... другим делам, — я запнулся, чувствуя себя опять нелепо, — знаете, где я.
— Спасибо, — кивнула она и снова погрузилась в работу.
Я вернулся в кабинет с странным чувством. Опустошение от разговора с женой никуда не делось, но к нему добавилось что-то новое — тихая, твердая уверенность.

Мир не рухнул. Он просто стал другим. И, возможно, в этом новом мире стоило быть более человечным. Начать, например, с того, чтобы наконец-то помочь сотруднице найти хорошую няню. Но на этот раз — без глупых секретов и через надежное агентство.

Глава 12

Светлана.
Эти деньги жгли мне карман, словно раскаленные угли. Непривычная тяжесть купюр, их бумажный шелест в конверте — все это казалось нереальным.

По дороге домой я забежала в магазин и с непривычной щедростью накупила вкусняшек и маленьких подарков для Антона и Клавы. Неожиданно свалившееся богатство кружило голову, и мысли метались с бешеной скоростью, опережая друг друга.

Я пыталась поймать хоть одну, ухватить за хвост, как ускользающую ящерицу. Мне отчаянно нужен был совет — как потратить эти деньги с умом, а не закопать их в землю, как легкомысленный Буратино.

Больше всего на свете хотелось сделать ремонт в детской, превратить ее в сказочный уголок для сына. Но я никогда не сталкивалась с этим! С чего вообще начинают?

Всю неделю мы с Клавдией Ивановной, как два стратега, планировали операцию «Ремонт». Искали бригады, изучали заоблачные расценки, скрипели карандашами над чертежами.

Цены повергали в легкий шок, но настроение от этого не портилось. Наоборот! Потому что моя жизнь, долгое время стоявшая на мертвой точке, наконец-то сдвинулась с места.

И Клава стала тем самым волшебным винтиком, который скрепил нашу маленькую семью, сделал ее полноценной, настоящей. Она окружила нас такой теплой, материнской заботой, что хотелось отвечать ей тем же.

Я снова чувствовала себя как в детстве, когда за спиной были крепкие стены родительского дома.
Теперь, возвращаясь с работы, я знала — меня ждут. Мой сын ухожен, накормлен, счастлив, а на плите дымится тарелка горячего ужина.

Идиллия омрачалась лишь одним — странным поведением босса. Иногда я ловила на себе его пристальный, тяжелый взгляд, а чаще — его полное отсутствие, будто я пустое место. Это смущало и настораживало.

В ту пятницу все пошло наперекосяк. Я вернулась домой, и сразу поняла — Клава чем-то расстроена. Мы, как обычно, поужинали, я наигралась с Антоном, уложила его спать и вернулась на кухню. Клава сидела за столом, перебирая краешек бумажной салфетки.

— Светочка, приходили сегодня, — тихо сказала она и отодвинула в мою сторону сложенную записку.
«Уважаемая Киреева С.А.! В следующий понедельник Вас навестят представители органов опеки. В Ваших интересах быть дома в 10 часов».

Мир сузился до этого бездушного текста. Даже два выходных впереди не радовали. Сердце упало в пятки, по телу разлилась леденящая тревога. Мы с Клавой долго говорили, гадали, чего им от нас нужно, и в итоге решили не накручивать себя раньше времени. В понедельник я отпрошусь с работы, и будь что будет.

Еще днем, выходя из офиса, я с Аней обсуждала наш возможный поход в клуб. Она давно меня звала, но я всегда отмахивалась — Антон маленький, оставить не с кем. Теперь же, после новости от опеки, мне было не до веселья. Но Клава и Аня оказались тверже скалы.

— Хватит тебе киснуть! — убеждала подруга, врываясь в квартиру с охапкой платьев. — Надо развеяться!
Клавдия Ивановна лишь одобрительно кивала:
--- Иди, дитятко, отвлекись. Я с Антошкой управлюсь.
Меня принарядили, накрасили, Клава перекрестила на дорожку — и вот я уже стою у входа в клуб, сжимая в потной ладони сумочку и чувствуя себя Золушкой, забредшей на бал к чужим феям.

Первый раз в жизни. Волновалась до тошноты. В голове крутилась карусель из страшилок, подслушанных у других девчонок: и в напитки что-то подсыпают, и в темные комнаты утаскивают, и обижают. Я решила держаться за Аню как репей.

В клубе к нам присоединились ее подруги и пара знакомых парней. Оказалось, у одного из них — Андрея — был день рождения. Сначала я чувствовала себя гадким утенком, но постепенно скованность стала уходить. Музыка, смех, танцы... Алкоголь я не пила, ограничиваясь соком, но атмосфера все равно затягивала.

Андрей — высокий, улыбчивый — начал проявлять ко мне внимание. Он несколько раз приглашал меня на танец, угощал коктейлями. Его легкие, почти невесомые прикосновения к талии были... приятны.

Они давали ощущение защиты, позволяли мне и окружающим думать, что я не одна. И я не сопротивлялась. Он вел себя галантно, и его компания согревала меня изнутри.

Я так увлеклась, что даже не заметила, когда в клубе появился... он. Мой босс, Яков. А вот на выходе мы столкнулись буквально нос к носу. Андрей как раз предложил меня проводить.

Яков спускался по лестнице сверху, ведя под руку эффектную брюнетку. Он сделал вид, что не узнал меня, скользнув взглядом по мне и Андрею как по пустому месту. Укол обиды был острым и неожиданным.

На улице их уже не было. Мы с Андреем сели в такси, я попросила ехать домой — переживала, что утомила Клаву. Он проводил меня до подъезда.

— Давай встретимся еще? — спросил Андрей и обнял меня.
Его объятия были теплыми, а взгляд — искренним. Он наклонился для поцелуя, но я инстинктивно отстранилась, смущенно улыбнувшись.
— Давай, — прошептала я, и мы обменялись номерами.

Расставшись с ним, я летела на крыльях в свою квартиру. Андрей мне понравился. Очень. Во мне проснулась жажда простого человеческого счастья: ходить на свидания, смеяться, чувствовать себя желанной и любимой.

Я видела сегодня своих ровесниц, для которых все это — норма жизни. А я сама заперла себя в четырех стенах, за высоким забором долга и ответственности. Но сегодня я расправила крылья. И мне безумно понравилось это чувство.

Дома было тихо и пахло спасительным чаем. Клава дремала в кресле, а в комнате сладко посапывал Антон. Я присела на краешек стула, все еще находясь под властью клубной музыки и тепла от прощальных объятий Андрея.
— Ну как? — тихо спросила Клавдия Ивановна, открыв один глаз.
Я расплылась в счастливой улыбке, какой у меня не было, кажется, сто лет.

— Хорошо, — просто ответила я. И этого одного слова было достаточно, чтобы на лице старушки заиграла ответная улыбка понимания.

Но когда я легла в кровать, радостное возбуждение стало понемногу уступать место тревоге. Из темноты на меня снова смотрели строгие строчки из записки опеки. «Что им нужно? — лихорадочно думала я. — Антон ухожен, сыт, здоров. Квартира в порядке...»

Глава 13

Яков.
Жена затаилась, как тень. Мы живем в одном доме, но это два враждебных лагеря, разделенные молчаливыми коридорами. Ее либо нет, либо она заперта в своей спальне. Дверь всегда прикрыта. Я отключил ее карту от своего счета. На что она надеется? Развода не избежать, это аксиома.

Мне достаточно той картинки, что выжжена в мозгу: ее голое тело вперемешку с чужим на нашей постели. Я видел проституток, но такого физиологического отвращения, какое сейчас испытываю к бывшей супруге, у меня не было никогда.

Прошла неделя. Целая неделя игнорирования и пассивного сопротивления. Она упрямится, не дает развод, не подписывает заявление. Хорошо. На следующей неделе пусть займется этим адвокат. Она не посмеет проигнорировать закон.

А по ночам ко мне приходят странные сны, будто душу выворачивают наизнанку. То Филипп с своей тройней уселись в моем кабинете, как на пикнике... То я плаваю с этими карапузами в бассейне, а они визжат и брызгаются.

А сегодня... сегодня приснилось, что я всю ночь укачивал малыша. Он не хотел спать и смотрел на меня своими глазками-пуговками, серьезно так, изучающе. Проснулся я с пустотой в руках, обнимающий подушку, весь в липком, холодному поту.

На этом фоне Светлана для меня глоток свежего воздуха, хоть я себе в этом и не признаюсь. Она старается, вникает, строчит в своем блокнотике шпаргалки, чтобы не ударить в грязь лицом.

Решил оформлять ее в штат. Держится от меня на расстоянии, настороженно, как дикий зверек.
Я тоже лишний раз не подхожу. Но мне... черт возьми, смешно. И забавно. Смотрю, на эту строгую и неприступную девчонку, и дико хочется это крепость нарушить.

Вспоминаю претенденток на ее место — небо и земля. Интересно, что будет, если я просто возьму ее за руку? Или положу ладонь на ее талию? Получу по лицу? Очень хочется проверить... но не буду. Самому странно… Раньше даже мыслей таких не допускал.

В пятницу был в клубе с сестрой и ее мужем. И увидел эту «скромницу». Наблюдал за ней весь вечер, не отрываясь. Какой-то прилипала к ней подкатил, а потом и вовсе на такси повез провожать.

Я, будто примагниченный, поехал следом. Видел, как он высадил ее у подъезда и, не задержавшись, укатил. Сидел потом в машине и думал: а что бы я сделал, если бы он вошел? Остался на ночь? Или просто поцеловал ее? И какое, в сущности, право я имею следить за своей помощницей? За своей собственной женой-то не уследил.

Сегодня понедельник. Света с утра пришла вся как сжатая пружина. Отпросилась по «семейным обстоятельствам», сказала, выйдет после обеда. Вижу, что на грани, глаза блестят, голос дрожит. Попытался выяснить причину — наткнулся на глухую стену. Не настаивал. Мало ли, ребенок приболел или сама.

После обеда она вернулась — и это была тень прежней Светланы. Бледная, разбитая, все валится из рук, в документе сделала ошибку. Я больше не выдержал. Вышел в приемную, подошел к ее столу.

— Светлана, что случилось?
Она вскочила, будто ошпаренная, оттолкнула меня с такой силой, что я отшатнулся, и пулей вылетела в дамскую комнату.

В голове что-то щелкнуло. Вспомнил, что ее соседка, Анна Николаевна, работает в экономическом отделе. Позвонил, попросил зайти.

Она вошла, вопросительно глянув на меня. Я вдруг поймал себя на мысли: «Яков, ты что делаешь? Какое тебе дело до этой пигалицы?» Но было поздно.

— Анна Николаевна, что случилось у вашей соседки Светланы? — выпалил я, минуя всякие церемонии. — С утра отпрашивалась, а теперь сама не своя. Может, у нее ребенок заболел?

Женщина отвела взгляд и посмотрела в окно.
— Я ничего не знаю, Яков Федорович. Света нашла хорошую няню, малыш под присмотром... — Она замолчала, перебирая в руках файл с документами, и вдруг подняла на меня взгляд. — Хотя... нет, не знаю, могу ли...

— Анна Николаевна, — голос мой прозвучал тише, но тверже. — Говорите.
— К ним сегодня должна была прийти опека, — выдохнула она, отводя глаза в сторону. — Может, там какие проблемы? Я зайду к ним вечером. И, если позволите, позвоню вам после.

На том и порешили. Свету я сразу же отправил домой — работник из нее сегодня все равно был никакой.

Весь оставшийся день я не находил себе места. Словно под кожу насыпали колючих иголок. «Опека». От этого слова пахло казенщиной, бесправием и чем-то по-настоящему плохим.

Что она могла натворить? Неужели та, что строчит шпаргалки и боится моего прикосновения, — плохая мать? Не верилось. А эта дрожь в руках, это побелевшее лицо... Это был не просто испуг. Это был ужас.

К семи вечера нервы мои сдали. Я схватил ключи и поехал к ней. Без плана, без цели. Просто сидел в машине напротив ее подъезда, тупо глядя на свет в окнах.

Руки сами сжались в кулаки. Какая-то первобытная, иррациональная ярость поднималась из желудка к горлу. Кто-то обижал ее. Ее. Мою... сотрудницу. И это вызывало во мне звериный рык.

В половине девятого из подъезда вышла Анна Николаевна. Я вышел из машины, перегородив ей дорогу. Она вздрогнула, увидев меня.
— Ну что? — спросил я, и голос прозвучал хрипло.
— Яков Федорович... — Она оглянулась, будто боясь быть услышанной. — Там... там комиссия была. Из-за заявления.
— Какого заявления? — во мне все похолодело.
— Анонимного. На нее написали, что она ведет аморальный образ жизни, пьет, ребенка забросила... Чушь собачья, конечно! Но они проверяли, осматривали квартиру... предупредили — будут наблюдать.

Глава 14

Светлана
В квартире чисто, я до блеска протерла каждую полку. В холодильнике — разнообразная детская еда, фрукты, овощи. Все как по учебнику для образцовой матери.

У Антона есть все: и развивающие игрушки, и манеж, и стульчик для кормления, и кроватка-«домик», и целый гардероб на вырост. Я все проверила и перепроверила. Кажется, дышу слишком громко — вдруг это тоже сочтут нарушением?

Еще в субботу баба Клава, видя мое изможденное лицо, буквально за руку отвела меня к заведующей детским домом, Вере Ивановне за советом

Вера Ивановна выслушала меня внимательно, задавала вопросы про быт, работу, про Антона. Ее лицо выражало растущее недоумение.

— Света, кому-то ты сильно перешла дорогу, — покачала она головой. — К таким мамочкам, как ты, вопросов обычно не возникает. Если бы отбирали детей у всех, кто в одиночку тянет дитя и ищет работу, у нас бы каждый третий ребенок в детдоме воспитывался. Будь настороже. Может, кто-то на твою квартиру позарился? Какая-то сволочь написала кляузу.

От ее слов не стало легче. Наоборот, внутри поселился леденящий страх. Неизвестный враг страшнее явного. Вера Ивановна попросила позвонить ей сразу после визита комиссии и пообещала помочь, чем сможет. «

— Дело пахнет серьезным, — добавила она на прощание. — Неизвестно, какого уровня чиновник на тебя глаз положил.

В понедельник, отпросившись с работы, я ждала комиссию, замирая при каждом шорохе за дверью. Пришли двое — женщина с лицом бухгалтера и мужчина в слишком дорогом костюме для такой миссии. Они представились, но я так волновалась, что их имена пролетели мимо моих ушей.

Они проверяли все: заглядывали в холодильник, щупали детские вещи, открывали шкафы. Прошли по всей квартире, включая те комнаты, что были заперты и пылились в забвении.

На их лицах я не читала ни осуждения, ни одобрения — лишь холодную, профессиональную отстраненность. Они переглядывались, и этот безмолвный диалог был мне непонятен и оттого еще страшнее.

Записали, где и кем я работаю. Поинтересовались, кем нам приходится баба Клава. Мужчина сухо сказал:
— О своем решении сообщим, — и вся группа, как по команде, развернулась и ушла.
Дверь закрылась, а я еще минут пять стояла посреди комнаты, не в силах пошевелиться. Потом, с трясущимися руками, набрала номер Веры Ивановны.

К счастью, имена представителей запомнила баба Клава. Выслушав меня, Вера Ивановна вздохнула:
— Комиссия и впрямь представительная. Скорее всего, дело в жилье. Если решат, что условия не соответствуют, варианта два: либо срочно делать капитальный ремонт, либо искать хорошее съемное жилье. Иначе... ребенка могут изъять. Временно.
Слово «изъять» прозвучало как приговор.

Ни жива ни мертва, я вернулась на работу. Все валилось из рук, буквы в документе расплывались. Когда я сделала ошибку и ко мне вышел Яков Федорович, со мной случилась истерика.

Я оттолкнула его и выбежала, заливаясь слезами. Позже он отпустил меня домой, сказав, что я свободна до завтра. В его взгляде я прочла не привычную строгость, а что-то другое... недоумение? Участие? Не до того было.

Вечером, когда я уже почти погрузилась в пучину отчаяния, пришла Аня. С гостинцами, с чаем, с готовностью помочь. И я, вся изломанная страхом, выложила ей все. Про анонимку, про комиссию, про вердикт Веры Ивановны и про ремонт, на который у меня просто нет денег.

Аня не стала меня утешать. Она действовала и сказала:
— У меня есть знакомые, они ремонтами занимаются. Я с ними свяжусь. И денег дам в долг, сколько надо. Если не хватит — попросим рассрочку.

В ее словах не было жалости, была решимость. И в мою разбитую душу прокрался маленький, робкий лучик надежды.
Через пару дней пришли ее знакомые — двое мужчин средних лет, с рулетками и серьезными лицами. Они осмотрели все комнаты, что-то обмеряли, цокали языками, делали записи в блокнотах.

Выпили с нами чаю, поговорили о жизни, о детях. Обещали все просчитать и дать ответ. Было в них что-то надежное, деловое.

А из опеки по-прежнему не было ни звука. Это ожидание было хуже любого приговора.

И вот, словно глоток свежего воздуха в этом жестоком мире стал для меня Андрей. Он позвонил в субботу. Его голос в трубке был таким спокойным, таким доброжелательным и далеким от моих кошмаров.

— Светлана, я не могу перестать думать о нашей прогулке. Давайте встретимся снова? Хотя бы на часок, выпьем кофе.

И к своему удивлению, я согласилась. Потому что в его предложении не было ни жалости, ни давления. Была простая человеческая надежда на то, что в жизни может быть что-то хорошее. Что-то, ради чего стоит жить.

_______________

Дорогие читатели!

Хочу пригласить вас в новинку моего соавтора."Развод. Я просто пошутила". Сегодня выйдет первая глава.

Глава 15

Светлана.
В субботу я не смогла встретиться с Андреем. День был расписан по минутам: днем — визит к Вере Ивановне в детский дом за советом и поддержкой, вечером — генеральная уборка.

Встретились мы только в воскресенье. Парк, кино, прогулка... И тот первый, нежный поцелуй на прощание, от которого по всему телу разбежались трепетные мурашки. Он был словно глоток свежего воздуха в моей жизни, полной страхов и тревог.

Мы виделись еще пару раз на неделе. Простые, легкие встречи: прогулки в парке, его бесконечные истории и шутки, от которых я смеялась по-настоящему.

Мы ели мороженое, и сладкий холод щипал язык, а летний вечер казался безмятежным и бесконечным. Андрей был студентом последнего курса, будущим финансистом, иногородний, снимающий квартиру с другом.

В его мире не было места анонимкам и комиссиям по опеке, и я, как мотылек на огонь, тянулась к этой простой, нормальной жизни.

Сегодня мы договорились зайти ко мне и посмотреть, как продвигается ремонт. Мастера встретили нас приветливо, с шутками. Андрей сразу взял на себя роль хозяина, прошелся по комнатам, заглянул в каждую щель, его взгляд был оценивающим и деловым.

Когда мы вышли на улицу, он спросил с непринужденной небрежностью, которая потом покажется мне наигранной:
— А чья это квартира? Ты собственник?

Я ответила, что родительская.
— А где сейчас живешь?

— Вчера переехали на время ремонта к знакомой, — выдохнула я, не видя в этом вопросе никакого подвоха.

Мы медленно брели в сторону парка. В тенистой аллее он привлек меня к себе, усадив на лавочку, обнял. Я прильнула к его груди, слушая ровный стук его сердца.

От него исходил теплый, пряный запах — смесь свежего пота, одеколона и чего-то неуловимого, только его. Этот запах кружил голову, вызывая сладкое, щемящее волнение где-то под сердцем.

Его рука нежно поглаживала мое плечо, и мне хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Чтобы никогда не приходилось возвращаться в суровую реальность.

Он развернул меня и посмотрел прямо в глаза. Его взгляд был темным, глубоким. Он медленно начал покрывать мое лицо легкими, словно бабочка, поцелуями, пока не добрался до губ.

Его поцелуй был нежным, вопрошающим. Андрей отстранился, давая мне возможность подумать. Но я, смущенно краснея, лишь глубже уткнулась лицом в его грудь, снова вдыхая этот дурманящий запах.

Потом все изменилось. Он усадил меня к себе на колени, и его поцелуй стал властным, требовательным. Его язык проник в мой рот, и я, опьяненная близостью, отвечала ему с той страстью, что копилась в одиночестве. Я кайфовала от каждого прикосновения, забывая обо всем на свете.

— Поедем ко мне, — прошептал он мне в губы.
Трезвость накатила, как ушат ледяной воды.
— Мне надо домой, — слабо попыталась я сопротивляться.

— Позвони своей знакомой, скажи, что ночуешь у подруги.
— Не могу, мне неудобно врать, — выдохнула я, и в горле встал ком. Я не сказала ему о сыне. Этот страх, что он узнает, уйдет и не вернется — был сильнее желания.

Я снова отказалась, сославшись на то, что мы мало знакомы. На его лице мелькнула тень раздражения, но он скрыл ее. Провожая меня до дома Клавы, он прижал меня к стене в подъезде, и его поцелуй был уже не нежным, а жадным, почти грубым. Я почувствовала его возбуждение, и живот свело странной судорогой — смесью желания и страха.

— В следующий раз я все ему расскажу, — поклялась я себе, засыпая. Но жизнь распорядилась иначе.

На следующий день Андрей встретил меня у офиса. Мы шли домой, и я ловила себя на мысли, что его поведение изменилось — в нем появилась какая-то отстраненность, холодок.

И тут, словно по злому умыслу судьбы, нам навстречу вышла Клава с Антоном. Сын, увидев меня, радостно потянул ручки и пронзительно крикнул:
— Мама!
Краем глаза я увидела, как лицо Андрея исказилось удивлением, а затем — пониманием. Он поздоровался с Клавой, я их представила, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Клава с Антоном пошли гулять, а мы остались с Андреем вдвоем.

— Ты живешь с сыном одна? — его голос был ровным, но в нем слышалось напряжение.
— Да. Нам помогает Клава.

— А она тебе кто? Родственница? Сестра?
— Просто хорошая знакомая. Близких родственников у меня нет.

Мы сходили в кино, погуляли. Он снова пригласил к себе. На этот раз, поддавшись какому-то внутреннему порыву, чувствуя, что должна что-то исправить, я после недолгого сопротивления согласилась.

Его друга дома не было. Пока Андрей хлопотал на кухне, готовя чай, я устроилась на диване, а он включил фильм. Уже в первых титрах мелькнуло пугающее слово — «порно». Меня бросило в жар. Я не смотрела на экран, чувствуя, как по щекам разливается краска.

Когда Андрей сел рядом, и мы начали пить чай, на экране разворачивались откровенные, грубые сцены. Я не знала, куда деть глаза, хотелось заткнуть уши.

— Ты вроде не девочка, ребенок есть, — усмехнулся он, глядя на мою реакцию. — Любишь поиграть в невинность?

Его слова прозвучали как пощечина.
— Я хочу уйти, — сказала я, вставая. Но он схватил меня за руку.
— Никуда ты не уйдешь.

От нежных чувств не осталось и следа. Их сменил леденящий, животный ужас. Я пыталась вырваться, но он был сильнее. Одной рукой он скрутил мне обе кисти, а другой стащил через голову мою футболку.

Ткань застряла, завязалась узлом, ослепив и сковав меня. Я ничего не видела, лишь слышала его тяжелое дыхание и чувствовала его руки на своем теле.

И тут я услышала другие голоса — мужские, хриплые, с похабным смешком. Их было двое.
— Присоединяемся? — донеслось до меня.

В этот момент во мне что-то сорвалось. Я собрала весь воздух в легкие и закричала, что было сил:
— Помогите! Помогите! — Я визжала, вырывалась, падала, натыкалась на мебель, пытаясь поднять как можно больше шума.

На секунду они опешили от такой ярости. Этого мгновения хватило, чтобы я, ослепленная, по памяти рванулась к тому месту, где, как я помнила, была дверь. Меня поймали, скрутили, в рот впихнули какую-то тряпку.

Глава 16

Я чувствовала на себе множество чужих, цепких рук, скользящих по коже, и прощалась с жизнью. Мысли о Антоне пронзили мозг острой, невыносимой болью.

И вдруг — звонок в дверь. Они замерли. Руки, державшие меня, сжались сильнее.
— Откройте! Полиция! — раздался за дверью властный, незнакомый голос. Стук в дверь усилился, ее затрясло от ударов.
Парни засуетились. Слышались обрывки фраз:
— Связать... в шкаф...
— С балкона ее...
От этих слов мир сузился до точки, сердце кажется остановилось.
— Молчи, тварь, — прошипел кто-то прямо в ухо. — Сейчас тебя оденем, сядем пить чай. Скажешь, что все в порядке, и к нам никаких претензий. Или...
Пальцы сдавили мое горло. Я могла только безвольно кивать, обезумев от страха.
Дверь открыли. Я, полуголая, стояла посреди комнаты, прикрытая чьей-то курткой.
— Вот так всегда, — фальшиво рассмеялся Андрей. — Девушка немного пошутила...
Вошедший мужчина, не слушая его, молча подошел ко мне, крепко взял за руку и вывел из квартиры. Никто не посмел его остановить. Он открыл дверь в соседнюю квартиру, и мы вошли втроем — я, он и женщина лет пятидесяти с умными, уставшими глазами.

Меня трясло так, что я не могла говорить. Зубы выбивали дробь. Женщина подошла ко мне, накинула на плечи плед и спросила тихо, но очень четко:

— Слушай меня внимательно. Был ли факт изнасилования? Готова ли ты прямо сейчас вызвать полицию, пройти освидетельствование и потом, возможно, давать показания в суде? Решение должна принять только ты сама.

Я подняла на нее глаза, полные слез, стыда и ужаса. Готова ли я? Нет не готова... Я сжала кулаки, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы.
— Нет, — прошептала я, и это слово стоило мне невероятных усилий.
Светлана.
Как же плохо…Вот такая же разбитая и одинокая, я была, когда погибли родители. Я была потерянная и никому не нужная, но тогда обо мне позаботились взрослые чужие люди.

Сейчас я должна сама о себе позаботиться. Хорошо, что эти люди, которые пришли мне на помощь не вызвали полицию. Приходит в голову здравая мысль.

Мне не пришел еще ответ из опеки, а тут еще бы дело об изнасиловании. И хоть до изнасилования не дошло, я действительно не готова разговаривать ни с кем об этом.

Меня трясет, и я снова как болванчик мотаю головой и шепчу:
- Не надо… не надо… ничего не было…-

Мне дают полный стакан воды, в который накапали успокоительных капель.
Мужчина приносит из соседней квартиры мою сумку с телефоном. Он предлагает позвонить родителям.

Я выдавливаю из себя:
- Нет… -

Он понимает по-своему, что я не хочу звонить родителям. И говорит:
- Ну позвони брату или сестре, чтобы тебя забрали. Кому хочешь? –

Я пытаюсь вызвать такси, поеду домой. Клава должна уже спать. Возможно, проберусь незамеченной.

Мои спасители понимают, что я вызываю такси и протестуют. Не хотят отпускать одну.

- Совсем некому позвонить? Ты иногородняя студентка что ли? С ними учишься? – Кивает мужик в сторону соседней квартиры.

- Нет. Нет не студентка. Я работаю, - отвечаю не подумав.

- Где работаешь? –

- Помощником генерального…, - и осекаюсь, приходит понимание, что эта информация для них лишняя. Я должна остаться неизвестной.

- Как фамилия генерального? –

Молчу не хочу и не скажу. Встаю дрожь внутри уже прошла, но слабость в ногах сохраняется, колени подрагивают.

Хочу поблагодарить и уйти, но вспоминаю, что могу встретиться на улице или в подъезде со своими мучителями. Прошу мужчину проводить до такси.

Надеюсь, что они не будут ждать меня около моего дома…

Принимаю ванну, хочу смыть с себя прошлый вечер. Утром понимаю, что скрыть от Клавы ничего не получится.

Синяки по всему телу и даже под глазом на лице. Клава молча обнимает, крепко прижимает к себе.

Хорошо, что сегодня суббота, а значит выходной. Не долгим было мое счастье…

Синяки на теле можно прикрыть, а вот на лице…

Яков Федорович останавливается как вкопанный, смотрит на меня с недоумением и сочувствием:
- Света, что случилось? –

Я уже дома заготовила отмазку, что играла с сыном и нечаянно так получилось…

Но неожиданно даже для самой себя, слезы сами хлынули из глаз, и я убежала в дамскую комнату.

Когда вернулась к себе в приемную, боса уже не было. Уехал по делам, его не было весь день. Я была рада, что не придется объясняться. Рабочий день закончился, и начала собираться домой.

Еще днем мы договорились что пойду с Аней, посмотрю на ремонт. Еще все жду весточку из опеки. А Клава с сыном меня встретит.

Я опасаюсь ходить одна по улице. И не зря. У подъезда меня ждал Андрей. Вид у него был помятый под глазом синяк, на распухшем носу пластырь телесного цвета.

Боязливо оглянувшись по сторонам, он плюхнулся передо мной на колени. Я ожидала чего угодно только не это.

Стояла и смотрела, не мигая на него, буквально разинув рот. Андрей в полном смысле слова валялся у меня в ногах и просил прощения.

В чувство меня привел сын:
- Мама, дядя пал... бобо…-

Клава тоже пришла в себя и втиснувшись между нами оттеснила меня к двери. Мы зашли в подъезд, оставив Андрея на улице.

Зачем он пришел? Я же не написала заявления в полицию?

Глава 17

Яков.
Когда увидел Светлану с синяком под глазом, даже растерялся. А после того, как она расплакалась и убежала, начал соображать.

Если бы это был случайный бытовой синяк, она бы так себя не вела…
Студент?
Закопаю!
Вызвал Николая начальника службы безопасности и отправил его найти студента. Я еще когда первый раз их со Светой увидел, навел про него справки.

Когда мой начальник службы безопасности его нашел и отзвонился, я поехал сам. Студент сразу испугался… Что-то там начал скулить, что она сама такая… и у нее уже есть ребенок…

Я не собирался его бить, я же не бандит какой, хотел поговорить, возможно пригрозить. Но после его блеяния по поводу облика моей девочки… не выдержал.

Когда студент познакомился с моим кулаком, песню сменил, что девчонка понравилась… влюбился…согласен жениться…

Жениться? Да кто же тебе даст на ней жениться? Сосунок! Щенок, ущербный! Ты свой шанс упустил… а я тебе его давал…

Приволок его к подъезду, чтобы вымаливал прощение на коленях.
- А если не простит, то закопаю. – Пригрозил ему.

Сам сидел в машине, наблюдал со стороны, как он ползал у ее ног. Хотелось увидеть, что она хотя бы пнет его ногой, но она сбежала в подъезд…

Больше этот сосунок к ней не сунется. Он мне клятвенно обещал…
Терпению пришел конец. Пора было решать вопрос с женой. Подошел к ее двери и с силой врезал в нее кулаком. Вдруг опять не одна.
Эта стерва открыла и сияет улыбкой до ушей, будто у нее амнезия, и она забыла, как я застал ее с тем мужиком.
— Мой муж, решил постучать ко мне в дверь? С чего бы это? — говорит сладким голоском, пытаясь флиртовать.

— Просто не хочу видеть в твоей постели очередного мужика с голым задом. Вот и стучу, — прорычал я, чувствуя, как кипит желчь. — Завтра к десяти жду в загсе. Разводимся. Хватит с меня этой комедии.
Развернулся и ушел, хлопнув дверью.
Через минуту на телефон пришло сообщение. Открываю вижу видео. Я выхожу из лифта с ребенком Светланы на руках, она идет следом, поправляет мне пиджак, заботливо укрывая малыша. Выглядим и правда, как идеальная семейная пара.
Господи, на что надеется Ангелина? Это видео — как сказка про Красную Шапочку по сравнению с ее порно-роликом. Хотя... формально тоже тянет на «измену». Но я-то знаю, что могу хоть завтра сделать тест ДНК и доказать, что ребенок не мой. Эта сука просто хочет затянуть развод и потянуть время для дележа имущества.

Вечером позвонила Анна Николаевна. Ее рассказ про Светлану и опеку вогнал меня в ступор. Надо помочь с ремонтом. И Аня уже все придумала: нашла рабочих, которые сделают все дешево и в рассрочку.
А ведь разницу я доплачу тайком? Пусть Аня будет связующим звеном, а я — кошельком. Лишь бы Светлана ничего не узнала.

Утром жена на звонки не отвечает, в загсе не появляется. Плюнул, поручил развод юристу. Общаться с ней — себя не уважать.

Стал искать знакомого человека в опеке. Мне нужно было выяснить, почему вообще заинтересовались Светланой. Она ведь моя сотрудница, а значит, под моей ответственностью… Я, кажется, просто пытаюсь оправдаться перед самим собой?

Все оказалось до банального просто. И снова без моей дражайшей супруги не обошлось и тут. Это она написала заявление. Точнее натравила свою клиентку из опеки, которую обслуживала в своем салоне красоты.

Напела, что ребенок в ужасных условиях, а мать женщина легкого поведения. Адрес и прочее ей сообщила Инка, которую я уже уволил. Но как она проникла в квартиру к Светлане? Не иначе, подкупила кого-то из соседей. Энергии у нее на подлости хоть отбавляй.

Я не понимал, как я жил столько лет с таким исчадием ада. Приехал домой, собрал ее вещи в чемоданы и отвез их ей в салон. Она визжала, как резаная, но я ее не слушал. Оставил сумки и молча развернулся к выходу. Ангелина выскочила за мной и зло прошипела в спину:

— Только избавилась от одной, сразу завел другую. Но я разберусь и с ней, и с тобой!
Я, не оборачиваясь, сел в машину и уехал. В голове стучало: когда она превратилась в такую тварь? Как можно так гадить незнакомому человеку? Светлана бьется из последних сил, тянет сына, а какая-то высокомерная шлюха одним росчерком пера может все уничтожить.

Меня разрывало от бешенства. Я поехал в спортзал, чтобы не разнести собственный офис. Выходило, что у Светланы опять проблемы из-за меня.

Ситуация с ремонтом и жильем не давала покоя. Позвонил Ане, попросил, чтобы ее мастера зашли ко мне в офис после шести. Пришли русские ребята, с виду надежные. Обрисовал задачу, попросил сделать качественно и быстро. За скорость пообещал хорошую премию.

После обеда пришла новость. Моя бывшая секретарь Виктория вышла из комы, но надолго выбыла из строя. Велел юристу выяснить, как у нее дела, можно ли навестить, и продвинулось ли следствие по ее делу. Водитель, сбивший ее, так и не нашелся.

Во время обеда поймал себя на мысли, что хочу купить Светлане сладостей. Может, подниму настроение? Водителю заказал целый ассортимент — печенья, конфет, фруктов. Пусть порадуется. И малышу витамины полезны.

Было дико интересно, как идет ремонт. Мог бы заехать, хозяев-то нет. Но удержался. Позвонил Ане. Та съездила, прислала фото: работа кипит, в каждой комнате работают люди. Выписал Ане премию.

Работать у меня никак не получалось. В голове сверлила мысль об опеке. Светлана была как струна, вот-вот лопнет. Смотрел на нее и дико хотелось подойти, обнять, заправить эту выбившуюся прядь волос за ухо, прижать к груди и сказать: «Я все решу». Руки так и чесались это сделать.

Стоп, Яков, тормози! — кричал я сам себе. — Она почти ребенок! И вообще не в твоем вкусе!
От этих мыслей не было спасения. Я блуждал по офису, зависал в кабинете, не мог сосредоточиться. Снова захотелось выйти к Светлане и все ей рассказать про опеку, и что ей не чего опасаться. Но она даже не знала, что я в курсе. Нет, пока рано.
— Хватит бездельничать, — буркнул я сам себе. — Пора работать.