Моя единственная Муза

Глава 1.

Эта удивительная история началась в то злополучное лето, когда я, благополучно окончив школу, вопреки воле родителей подал документы не на экономический факультет, как им хотелось, а на журналистский, да еще в ВУЗ соседнего города. Тотальный родительский контроль надоел до чертиков, захотелось вкусить настоящей свободы, а не тех ее крох, что мне иногда перепадали. Да и что это за жизнь студенческая – у родителей под боком?

Удивительно, но по результатам ЕГЭ я не просто поступил, но даже прошёл на бюджет. Свезло так уж свезло. Но я тогда еще совершенно не предполагал, чем этот первый самостоятельный поступок обернётся для меня в дальнейшем. Наивно предполагая, что родные порадуются за меня и вместе со мной, я пребывал в блаженной эйфории и радужных мечтах о будущем. Только вот такое мое состояние продлилось совсем недолго.

Отец, выслушав новость о моем поступлении, жестко и безапелляционно заявил:

— Раз ты уже достаточно самостоятельный, чтобы самому выбрать место учёбы, то и материально себя обеспечить сможешь. А на нас с матерью больше не рассчитывай.

Отец у меня настоящий кремень. Спорить и доказывать что-либо ему бесполезно. Как скажет, так и будет. Так что я молча развернулся, отправился в пока еще свою комнату, где собрал самые необходимые на первое время вещи в старую спортивную сумку. И так же, не проронив ни слова, ушёл из родительского дома. Мама догнала меня уже на лестнице и, всплакнув на прощание, сунула мне в карман пятитысячную купюру.

И я, закинув на плечо ремень тощей спортивной сумки, решительно отправился в новую, самостоятельную жизнь. Предварительно, правда, сделал остановку у ближайшего банкомата и снял со своей карты все имевшиеся на ней наличные. Эту карту мне когда-то отец сделал, привязав к своему расчетному счёту и ограничив доступный для снятия лимит, чтобы я во все тяжкие по недомыслию и скудоумию не пустился. А теперь, когда я пошёл против его воли, он вполне мог эту карту и заблокировать. С него станется. Так что лучше заранее подстраховаться, чем потом совсем без копейки остаться.

Наличных в итоге получилось немного. Мамина пятитысячная купюра, три восемьсот пятьдесят снятых с карты рублей, да ещё двести по карманам мелочью наскрёб. Итого всего девять тысяч. На билет и на первое время мне этих денег должно хватить, а там посмотрим. Может, отец передумает и меня простит, а может, я подработку какую-нибудь себе найду. Живут же как-то другие без родительских подачек? Значит, и я смогу.

Но одно дело с умным видом рассуждать об открывающихся предо мною возможностях, а совсем другое — эти возможности суметь реализовать. Деньги у меня закончились как-то слишком быстро и незаметно. Видимо, экономить не умею. А нормальной подработки я, как ни старался, так и не нашёл. Хотя с энтузиазмом хватался за любую вакансию, которая мне подворачивалась.

Сначала посуду в кафе мыл. Пока однажды туда не нагрянула санитарная инспекция и не обнаружила кучу самых разных нарушений. Кафе тут же закрыли, а все работники в мгновение ока превратились в безработных. Потом рекламные листовки на улице раздавал. Платили, конечно, сущие копейки, но всё лучше, чем вообще ничего. Но и тут мне не повезло. Работодатель неожиданно скрылся в неизвестном направлении, забыв заплатить за последние три дня.

Дольше всего, целых два месяца, я ночным сторожем на стройке трудился. Шикарнейшая была работа: делаешь обход вверенной тебе территории раз в два часа, и до следующего обхода занимайся, чем хочешь. Мой напарник либо боевики смотрел, либо в игры на телефоне рубился. А я усиленно учился. Работа работой, а стипендию терять тоже неохота. Она хоть и совсем нищенская, но какая-никакая, а все же денежка. Я ее и не тратил почти. Сделал карту теперь уже на своё имя, и перечисляемая туда каждый месяц стипендия копилась на чёрный день.

И такая предусмотрительность здорово меня выручила, когда судьба в очередной раз решила испытать меня на прочность. Зима в том году выпала на редкость капризная и переменчивая: то морозы под сорок, то внезапные оттепели практически до нуля. Мой ослабленный лишениями организм не успевал перестроиться, поэтому я простудился и слёг с высокой температурой на целую неделю. А ведь раньше я простуду всегда на ногах переносил, практически не замечая.

Тут же я валялся пластом и больше всего боялся умереть, так ничего в жизни не добившись. Вот тогда-то отец уж точно убедится в моей полнейшей инфантильности и бесполезности. А поскольку работал я на стройке неофициально, то ни о каком больничном и речи не шло. И я снова остался без работы. Да ещё все свои скудные сбережения потратил на лекарство да усиленное питание.

Окончательно выздоровел я перед самой сессией и сдал её только чудом. Голова нещадно пухла от обилия грубо втискиваемых в неё знаний, а живот протестующе бурчал от постоянно подступавшего голода. Питался я жидким несладким чаем да лапшой быстрого приготовления. И то упаковку приходилось на два раза делить, чтобы хоть как-то до стипендии дотянуть. Но я всё выдержал и преодолел. И сессию сдал, и свои скудные продуктовые запасы до стипендии растянул. А что ещё оставалось делать? Не бросать же учёбу и умолять родителей, чтобы простили и приняли обратно.

На каникулы соседи по общажному блоку разъехались по домам, я же остался в городе и бродил по заснеженным улицам и проспектам в поисках работы. Только кому нужен ничего толком не умеющий студент да ещё на неполный рабочий день? В пору было отчаяться и впасть в уныние, но я упрямо брел от кафе к магазину, от магазина к платной стоянке. И сам не заметил, как вскоре оказался возле родного университета. Рассеянно огляделся по сторонам и, увидев на решетчатой железной ограде афишу о встрече в актовом зале популярной писательницы с читателями, решил зайти погреться. Вход-то на мероприятие свободный, а на улице холодно.

Глава 2.

Вначале работа на Дарину Петровну Пташкину (так на самом деле звали мою работодательницу) приносила мне одни только приятные бонусы. По сравнению с предыдущими подработками это и работой-то настоящей не воспринималось, а скорее приятным отдыхом. Садишься за ноутбук, включаешь диктофон, слушаешь глубокий бархатный голос Дарины, рассказывающей о злоключениях героев, ставишь на паузу, печатаешь. Потом снова включаешь, слушаешь, дополняешь пропущенное. И так раз за разом.

Возможно, кому-то другому такое времяпрепровождение могло показалось нудным и однообразным, но только не мне. Во-первых, я чувствовал свою значимость. Это ведь не грязные тарелки мыть или никому не нужные листовки на улице раздавать. От качества и скорости моей работы напрямую зависело, когда будет дописана новая книга Дарины, появление которой с нетерпением ожидали читатели. Приятно согревала душу принадлежность к чему-то нужному и важному. Собственная исключительность — я первым узнаю содержание каждой новой главы — тоже была приятна. А, во-вторых, деньги за это несложное занятие мне платили хорошие. Куда больше, чем я в кафе или на стройке получал. Причём в несколько раз.

Я долго считал, что, наконец-то, мне выпал счастливый шанс. Такой, который выпадает каждому всего раз в жизни. И был искренне благодарен Дарине за возможность нормально питаться, одеваться и учиться там, где хочу. Со своей стороны я пытался как можно качественнее выполнять свою работу. Решив на досуге из любопытства познакомиться со старыми книгами Лады Ласковой, я был буквально очарован открывшимся передо мной чудесным миром, рождённым фантазией Дарины. Писала она в жанре приключенческого фэнтези, и столь необычных и ярких персонажей я ещё нигде не встречал. А ведь читал когда-то запоем.

Мне стало понятно, почему романы Лады Ласковой пользовались такой бешеной популярностью. Любовная линия, как необходимый атрибут подобного чтива, была тщательно выверена. Даже откровенные эротические сцены не вызывали у меня неприятия и отторжения, поскольку автор никогда не опускалась до откровенной пошлости. Чувства героев подкупали своей искренностью и чистотой. А кроме любовных переживаний читатели получали возможность насладиться умело закрученным и многократно разветвлённым сюжетом.

Так, незаметно для самого себя, я присоединился к многочисленной армии поклонников таланта Дарины. Поэтому меня неимоверно злили мелькавшие время от времени в прессе совершенно голословные заявления о том, что Лада Ласковая исписалась и начала повторяться. Неправда это! И я, движимый исключительно благими намерениями, стал вносить в текст рукописи сначала незначительные изменения, а потом начал менять и целые фрагменты. Зачем я это делал? Мне искренне хотелось помочь теперь уже своему кумиру, и если я замечал в записи повторяющиеся фразы либо уже встреченные мною в старых работах эпизоды, то переписывал их по-своему.

Естественно, Дарина вскоре заметила моё самоуправство и тут же потребовала объяснений. Женщина выглядела в тот момент раздраженной и уставшей, и я почувствовал себя настоящим злодеем, покусившимся на святое. Запинаясь и краснея, мямлил что-то маловразумительное. Дарина, видя мою реакцию, поспешила успокоить, пояснив, что исправления получились удачными, ей они понравились, но хотелось бы всё-таки понять причину их появления. Что я мог сказать? Что влюбился в ее книги? И мне неимоверно обидно, когда в ее таланте сомневаются?

Я же не дама бальзаковского возраста, которые преобладали среди поклонников таланта Лады Ласковой, и из моих уст это прозвучало бы весьма двусмысленно. Поэтому я краснел, бледнел, но о причинах, побудивших меня исправлять фрагменты романа, упорно молчал. Отчаявшись добиться от меня внятного ответа, Дарина ещё раз подчеркнула, что моя корректировка текста ей очень понравилась, и в будущем она ничего не имеет против моих дополнений. Я блаженствовал. Мои усилия заметили и оценили. И даже внутренний голос, насмешливо интересующийся: «Может, ты теперь за Дарину целиком тексты писать будешь?» — не мешал мне почти полностью раствориться в пучине безграничного счастья.

Состояние абсолютной эйфории продержалось довольно долго. Даже очередная зачётная неделя мне настроения не испортила. Да и особых проблем с зачётами у меня на этот раз не возникло. Большинство преподавателей у нас были женщины, и значительная их часть, пусть и тайно, но с явным удовольствием почитывала любовные романы. Я этим беззастенчиво пользовался, преподнося в качестве небольшого презента книги Лады Ласковой с ее личными автографами. И зачёт, без особых усилий с моей стороны, сразу оказывался сдан.

Сознаюсь честно: эту успешную комбинацию я не сам придумал, а Дарина мне подсказала. Шевельнувшуюся было в негодовании мою совесть, она быстро успокоила тем, что сдаваемые предметы я и так знаю. Да и тратить столь драгоценное время на зубрёжку никому не нужных дисциплин неразумно. Ведь эти часы я могу посвятить работе! Так для всех лучше: и для меня, и для нее, и даже для самих преподавателей. Они меньше нервных клеток потратят, да ещё и удовольствие от чтения получат. Внутренний голос снова пытался было возмущаться и спорить, но я его уже не слушал. Дарина же права? Права!

Воспользовавшись внезапно образовавшимся у меня свободным временем, Дарина между делом попросила меня немного «подкорректировать» заброшенную ей ранее работу. А чтобы не тратить время на поездки из общежития к ней домой и обратно, предложила временно пожить у нее.

— Я тебе полностью доверяю, но ваша общага — проходной двор. Не хотелось бы, чтобы мои наработки стали достоянием конкурентов, — пояснил она своё неожиданное предложение.

Спорить было глупо, поскольку Дарина и тут была права. И я, немного посомневавшись, все же согласился к ней переехать. Мне было интересно познакомиться с новой работой Дарины. И если для этого нужно какое-то время пожить в ее просторной квартире со всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами, то почему бы и нет?