Друзья, прежде чем приступить к изложению этой странной, местами смешной, порой трагичной, но очень волнующей истории, я хотел бы сделать несколько заявлений, которые вы, как люди взрослые и, разумеется, здравомыслящие, не обязательно должны принимать на веру.
Первое. Все события в моем рассказе реальны.
Второе. Я записал все это без какого-либо принуждения или внешнего воздействия.
Третье. Моя жена — инопланетянка.
Ну вот и все. Теперь пожалуй, можно начинать.
Все до единого жители планеты Земля уверены, что контакт с инопланетным разумом рано или поздно состоится. Событие это подается под разными соусами, приправами и выглядит порой совершенно неудобоваримо. Неприглядные ящероподобные гуманоиды с серой кожей, круглыми глазами с кошачьими зрачками и без век, длинными пальцами в количестве от трех до десяти и так далее. Иногда бывают хвосты, иногда чудовищные наросты на голове, спине и в других неожиданных местах.
Инопланетяне обычно разговаривают птичьим клекотом, могут верещать в ультразвуковом и других диапазонах, чем вызывают у нас, землян, неприятные ощущения. В некоторых фильмах диалог с инопланетным разумом удается наладить только после привлечения невероятно прозорливых лингвистов и языковедов.
Все это так. Это действительно правда. Бывают такие инопланетяне, разговор с которыми короткий или вовсе невозможен по причине абсолютного несовпадения нейронных цепочек в мозгах.
Моя жена как раз из таких. Будущая, как вы уже догадались.
Как обычно представляют первый контакт? Разумеется, это должно произойти в каком-то исключительном, имеющем отношение к науке, месту — обсерватории, режимном объекте, на худой конец — зоопарке, где инопланетяне, затерявшись в пестрой галдящей толпе, могут спокойно рассматривать различные формы жизни, не боясь неадекватной реакции обитателей. После встречи с человеческими детенышами земные животные не боятся даже разумных червеподобных кротоидов из Тау Кита, искусно замаскированных под людей — вы можете узнать этих нервных товарищей по характерным причмокиваниям и постукиваниям зубов (если честно, они им просто жмут).
Нет, все было не так. Я снимал квартиру на центральной улице и влачил холостяцкое существование.
Тот день выдался на редкость поганым. Мало того, что я сильно порезался, когда брился, так что кровь не останавливалась почти час, так в довершение всего, я обнаружил, что когда утром ходил в прачечную, посеял свой кошелек со всеми карточками и приличной суммой денег.
Судьба настаивала, чтобы я сидел дома и не высовывался, но я не послушал.
Достал из книжки заначку в двадцать баксов и пошел на проспект, где не придумал ничего более лучшего, чем попытаться обыграть казино.
Нельзя играть в расстроенных чувствах, нельзя даже думать об игре, если ты рассчитываешь выиграть. А я ой как рассчитывал!
В результате я проиграл все. Оставшись с одной самой ничтожной по достоинству фишкой, я сидел у стола с рулеткой, проклиная прошедший день, казино и себя самого. Настроение скатилось под плинтус и не собиралось возвращаться, когда кто-то над самым ухом сказал, точнее шепнул: «Ставь на зеро».
Совет, конечно, так себе. Сродни «достань револьвер и застрелись, чтобы не мучиться», но рука сама собой потянулась к столу и я медленно закрыл фишкой цифру «0». Затем оглянулся, чтобы посмотреть, кто же этот доброжелатель, но позади меня никого не было. Лишь легкое дуновение…
Крупье глянул на меня так, словно я украл у него кошелек с деньгами, что-то буркнул и уставился на шарик, прыгающий по колесу.
Я оглянулся еще раз, мне показалось… но в этот момент шарик наконец допрыгал до своей цели и замер. Сквозь туман в глазах я не сразу понял, на какой именно цифре.
— Зеро, — объявил крупье.
Я не поверил своим ушам. Этого не могло быть, потому что день был не мой! Но все же... это случилось.
Я снова оглянулся, возле стола сидело всего три игрока, и они явно не походили на тех людей, которые могут подать руку в трудную минуту.
— Делайте ваши ставки, господа, — объявил крупье, запустив рулетку.
— Зеро… — тот же шелест в ушах, похожий на… ни на что не похожий.
Я снова резко обернулся, рискуя привлечь внимание крупье, да и вообще службы безопасности. И опять никого.
Решив, что на этот раз слух явно подвел меня, я поставил было на десятку, но когда шарик замедлился и крупье открыл рот, чтобы сказать: «Ставок больше нет», я уверенно передвинул весь мой выигрыш с предыдущей ставки на зеро.
Наверняка, со стороны, это было похоже на жест последней надежды. Обычно в таких случаях игрок заканчивает игру, медленно вылазит из-за стола и покидает заведение, ступая ватными ногами и глядя перед собой бессмысленным взглядом.
В общем-то я так и сделал. Слез со стула и не дожидаясь позорной концовки, направился к выходу, когда голос крупье, четкий и слегка удивленный возвестил:
— Зеро!
Я замер, медленно повернулся. Может быть, я ослышался?
Крупье смотрел на меня исподлобья. Потом он медленно собрал фишки и придвинул к моему пустующему месту.
Зеро выпало пять раза подряд.
У стола собралась группа игроков, наблюдая, как какой-то сумасшедший сейчас проиграет очень приличную сумму. Тут же появилось двое дюжих охранников, я чувствовал на себе их пронизывающий взгляд.
Крупье сменили перед пятым зеро — он ушел, пронзив меня ненавидящим взглядом.
И когда новый крупье, теперь уже девушка, запустила шарик в игру, я услышал смешок, хихиканье.
— Зеро, — снова раздалось у меня в ухе. Голос почти зримо рассмеялся.
Я похолодел. Что это? Шизофрения? На кону действительно стояли приличные деньги, но… я собрал фишки в столбик и дрожащей рукой передвинул их на зеро.
Люди вокруг меня вздохнули, будто бы прощаясь. Толпа сначала зашевелилась, потом замерла. В полной тишине шарик скользил по цифрам, перепрыгивал с одной на другую и, казалось, время остановилось.
Элеонора Владиленовна, директор Центрального Загса уже собиралась домой. Вообще-то, домой она собиралась прямо с утра. Как и любой другой день возглавляемого ею учреждения записи актов гражданского состояния, этот конкретный вторник не обещал ничего интересного.
Обычная рутина — регистрация череды браков, рождений, смертей, установлений отцовства, усыновлений, перемен имени — все это Элеоноре Владиленовне обрыдло до такой степени, что единственным средством придать действительности слегка розоватый оттенок был пятизвездочный допинг Ереванского коньячного завода.
Элеонора Владиленовна подобно прорицательнице из древнего Дельфийского оракула, знала судьбы проходящего перед ее чуть расфокусированным взором людей.
— Как же это скучно и однообразно, — говорила она, глядя сквозь стеклянную дверь приемной на очередную пару, счастливо улыбающуюся в отражениях бесконечных сверкающих зеркал. — Верочка, сколько дадите этим?
Вера, молодящаяся одинокая секретарша Элеоноры Владиленовны, по какой-то странной причине еще не утратившая в горниле судеб некоего романтического флера, коротко всматривалась в указанном направлении.
— Ой, ну бросьте вы, — отвечала она. — Все у них будет хорошо.
— Хорошо, да недолго, — парировала начальница. — А точнее, два месяца, три недели и шесть дней. В пятницу он с мамой принесет заявление на развод. Можешь пометить в календаре.
Секретарша украдкой вздыхала.
— А с виду хороший мальчик.
— К сожалению, судьбе наплевать — хороший он мальчик или так себе. А вот о девушке своей он знает далеко не все.
— Не все? — эхом переспросила Вера скорее автоматически, чем действительно желая услышать правду.
— Если бы он знал, что скрывается под личиной этой белокурой… — директриса задумалась, подыскивая слово, — …козочки, вряд ли бы сейчас смотрел на нее таким подобострастным взглядом. Эх, молодость…
Секретарша вскинула голову в направлении расплывающихся (по причине близорукости на минус шесть) силуэтов счастливой пары.
— Можно подумать, сам он лучше, — фыркнула Вера.
И хотя еще не было случая, чтобы Пифия, так украдкой звали Элеонору за глаза, ошибалась, Вера почти всегда ей оппонировала. Пифии намекали на поездку к братьям Сафроновым в передачу про экстрасенсов, но директриса лишь загадочно усмехалась, будто бы зная наперед не только, чем все может закончиться, но даже судьбу самих Сафроновых.
— Эти последние? — Элеонора кивнула в сторону подростков, удаляющихся в зал торжественных церемоний.
— Да, — ответила Верочка, и в знак правоты постучала по циферблату позолоченных наручных часов, показывающих половину пятого. Она перевернула страницу большой тетради в дряблой обложке, на которой печатными буквами было написано «ЖУРНАЛ РЕГИСТРАЦИИ» и чуть ниже, помельче, «отв. В.А. Ракитина».
Тем временем влюбленные скрылись за украшенными позолотой дверьми, откуда тотчас раздался голос Анны Семёновны, ведущей церемонии: «Дорогие жених и невеста! В этот торжественный день…»
Стрекот затвора фотокамеры в паузах между высокопарными фразами, смысл которых никто не понимал, походил на перекличку любопытных сверчков.
— Брак это серьезный поступок. Готовы ли вы легко и не раздумывая дать друг другу клятву любви и верности? — звенящий голос ведущей оборвался.
Всякий раз на этом месте сердце Веры сжималось. Она вслушивалась в наступившую тишину и пыталась понять — если кто-то, хоть кто-нибудь, ответит на этот вопрос — «НЕТ». Что тогда случится?
— Нет.
Веру словно током ударило. Она быстро взглянула на своё отражение в зеркале, ожидая, что вот-вот над ней разверзнутся небеса. Жених сказал «нет»! Это значит, пророчество Пифии впервые не сбудется — и пока все эти мысли лихой прытью проносились в ее не очень светлой (у корней) голове, Вера поняла, что вовсе не жених произнес НЕТ, а она сама!
И вырвалось данное отрицание вовсе не просто так.
— Час назад тут было… пусто… — Вера перелистнула страницу журнала и застыла.
Из кабинета Пифии донесся слабый звон хрустальной рюмки, по стертому до дыр паркету пронеслись шаги, дрогнула стена — тяжелая дверца сейфа встала на место, скрежет проворачиваемого ключа означал конец рабочего дня.
Пифия собиралась домой.
Когда через пять минут из дверного проема показался начес, а вслед за ним и сама Элеонора Владиленовна, Верочка испуганно всматривалась в хищно раскинувший дряблые страницы журнал регистрации клиентов и при этом чуть не плакала. Она походила на человека, опоздавшего на собственную свадьбу.
Секретарша не заметила, как возле стола появилась Анна Семеновна, только что отпустившая счастливых молодоженов, а буквально через пару секунд над ними нависла тень Пифии.
— Фу-ух, — выдохнула Анна Семеновна. — Все!
— Не все, — тихо сказала Верочка и качнула носиком в сторону журнала. — Тут еще запись. Откуда-то.
— Какая еще запись? — спросила Пифия.
— Вот. — Верочкин палец с облупившимся маникюром недельной давности ткнул в ровную строчку напротив цифр «17:30». — С утра это время было свободно. Никто не записывался, клянусь!
Анна Семеновна покачала головой. Она давно хотела протолкнуть на Верочкино место невестку, но Пифия души не чаяла в своей секретарше. Кажется, они работали вместе с момента постройки Загса, а может и с момента сотворения мира, никто точно этого не знал.
Еще секундой спустя в приемную влетел штатный фотограф по кличке Пряник. Звали его так по фамилии Пряников. Худой, длинный как жердь и меланхоличный до невозможности, Пряников производил впечатление человека не от мира сего. Впрочем, почти все фотографы такие. Возможно они видят то, что не видят или не хотят видеть другие, а может просто потому, что не успевают нормально перекусить. Плохое пищеварение так или иначе придает человеку философский вид.
Собравшаяся компания уставилась в журнал, потому что планы каждого были расписаны с учетом того, что последняя регистрация приходилась на семнадцать часов.