Ксения
Мы стоим в вестибюле у зеркала. Огромное, в позолоченной раме, оно отражает наши слегка встревоженные лица. Я поправляю одну из прядей волос, выбившуюся из прически, и украдкой смотрю на Снежану.
Бедолага выглядит так, будто на собственной свадьбе концы отдаст! Бледная с искусанными губами, она руками сжимает и разжимает юбку белоснежного платья, а взгляд блуждает где-то в пустоте.
— Снежка, ты еще жива? — спрашиваю, стараясь звучать бодро.
Подруга ничего не отвечает, только глубоко вздыхает и поворачивается ко мне. И тут же ее глаза расширяются от ужаса.
— Букет! — восклицает, а потом вскидывает руки. — Где мой букет?!
Мой взгляд машинально скользит по вестибюлю. Нет, на креслах его нет. На столике рядом с вазой — тоже пусто.
— Ты серьезно? — приподнимаю бровь, но моментально беру себя в руки. — Спокойно. Вспоминай. Где ты его видела в последний раз?
Снежка начинает метаться.
— Он был со мной, когда меня красили! Точно, был! — выкрикивает она, почти задыхаясь.
Ага, значит остался в комнате, которую мы захламили всяким женским шмотьем и побрякушками.
— Соберись, — уверенно отрезаю, подхватывая ее за локоть, чтобы не дала слабину. — Ты не на похоронах, а на собственной свадьбе. Точно больше нигде не таскала?
Она кусает губу, мрачно уставившись в пол и качает головой, мол, нет. Вздохнув, бросаю взгляд на часы. Пять минуты до начала церемонии.
— Отставить, панику! Стоишь тут и дышишь ровно. Я за ним, — заявляю, разворачиваюсь на каблуках и мчусь по коридору, чувствуя, как напряжение нарастает с каждой секундой.
Мои каблы скользят по полу, когда я добегаю до нужной комнаты. Останавливаюсь и делаю два глубоких вдоха, держась за бок. Шутка ли скоро тридцатка, а я тут спринтерские бега устраиваю? А уже в том возрасте, когда лучшая сумочка — это мини-аптечка.
Стиснув зубы, дергаю на себя ручку и она неожиданно легко поддается. Залетаю в комнату, и тут же прирастаю ногами к полу.
ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩИЙ!
Клянусь, у меня глаза едва ли не выпадают от шока! А дело собственно в том, что, прислонившись к столу, стоит Кир. Его голова закинута назад в явном блаженстве, а вот между его широко раздвинутых ног на коленях трудится одна из официанток. Сильно трудится. Головой туда-сюда, до самого конца.
Ощущение, будто я попала на реальную съемку порно фильма.
— Давай, малыш, быстрее! Сожми меня губами! — приказывает Кир, зарываясь рукой в светлые волосы девушки.
Извращенец! И часа не может свой член в штанах удержать! Клянусь своими больными почками, будь у меня больше времени, я бы еще на видео засняла и на сайт какой кинула, чтобы бабосиков срубить!
— Дико неловко прерывать вас, но через пять минут церемония и мне нужен букет, — мой голос буквально сочится ядом.
Девушка испуганно дергается и от неожиданности умудряется прикусить Кира за член. Он взвывает, точно раненый на поле боя, и согнувшись, хватает себя за пах, жалобно скавча.
— Ах ты… Блядство! — шипит сквозь зубы, трогая пострадавшее богатство.
— Именно оно! — киваю я, соглашаясь. — До хорошего, как видишь, не доводит!
Официантка тем временем вскакивает на ноги, густо краснея, и закрывает лицо руками, будто это может спасти ее от неловкой ситуации. Поймана, милочка, с поличным. Поздно пить боржоми, как говорится!
Не то чтобы я злорадствую… Но, не удержавшись, язвительно добавляю:
— Вот нечего свой ландыш кому попало под нос сувать, мачо.
Кир бросает на меня такой взгляд, точно хочет свернуть мне шею, и бешено орет:
— Ты нормальная?! Стучаться пробовала?
— А вы не пробовали закрываться? — невозмутимо парирую, пожимая плечами. — Нашли место для утех. Это вообще-то комната для невесты, а не притон!
Кир явно сдерживается, чтобы не взорваться. Венка на лбу пульсирует, а глаза, точно как у быка, перед которым машут красной тряпкой.
— Если все, с вашего разрешения, я возьму букет, — указываю на стол, где среди беспорядка лежит то, ради чего я сюда пришла.
Девушка ничего не говорит. Похоже, мечтает слиться со стеной. Вон, бледная какая стала. А Кир продолжает сверлить меня взглядом, пока я подхожу к столу. Подхватив букет, разворачиваюсь на каблуках и с самым невозмутимым видом направляюсь к двери. Подойдя, как бы невзначай кидаю:
— Ты девушке чаевые не зажми, а то так старалась.
— Обломщица! — рявкает так, что стены содрогаются.
— Пять минут! — невозмутимо напоминаю, нажимая на ручку двери.
— Я успею! — уже буквально рычит Кир.
Честно, пыталась сдержаться, но от этой фразы меня чуть ли не уносит. Я хохочу, как ненормальная, и сквозь этот смех мне удается выдавить:
— Я и не сомневаюсь в твоих талантах!
Пока что-то из тяжелых предметов не полетело в меня, я быстренько выскакиваю в коридор. Из комнаты до меня доносится злобное шипение:
Кир
Я стою, потирая своего младшенького Беркутова. Что не день, то пиздрень. Боль медленно утихает, но раздражение нарастает.
— За что?! — шиплю себе под нос, сверля взглядом дверь, за которой только что исчезла ведьма в человеческом обличье. — Какие грехи я совершил, чтобы на мою голову свалилось это проклятие?!
Опускаю взгляд на свое «достоинство» и морщусь. Спустил пар, называется!
Заправляюсь, застегиваю ширинку и бросаю взгляд на официантку, которая все еще стоит в стороне и чуть ли сопли под носом не жует.
А что я? Козел, конечно, но сопли никому вытирать не обещал. Большая уже девочка. Пару кокетливых взглядов, недвусмысленное предложение и вот — мы уже уединяемся в комнате.
Достаю из кошелька пару купюр и кладу их на стол.
— Можешь быть свободна, — сухо отрезаю, даже не смотря в ее сторону.
Девушка что-то шепчет в ответ, но я не слушаю. Быстро поправляю пиджак, провожу рукой по волосам и выхожу в коридор. До церемонии осталась минута. Выворачиваю в коридор, где уже стоит толпа перед церемонным залом и, разумеется, на пути мне попадается ОНА!
Все, что вам нужно знать о Ксении Воронцовой так это, что она главная кайфоломщица на всем белом свете! Возбудим и не дадим — главный слоган по жизни.
Гадюка стоит у входа и делает вид, что смотрит куда-то в сторону. Но едва я подхожу ближе, как ее глаза опускаются на мой пах. Уголки губ приподнимаются в этой язвительной, до зубовного скрежета, улыбке.
— Ну что, ничего не пострадало? — невинно интересуется, слабо приподнимая бровь.
Мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы не взорваться.
Господи, дай мне сил не прикончить эту женщину до конца вечера! Клянусь, я на грани. Если она не замолчит, я заставлю ее подавиться собственными словами. Известным мне способом! И пусть попробует только укусить!
— Твоими молитвами, — огрызаюсь, откидывая ее колкость, и продолжаю идти дальше, стараясь не показывать, как бешено пульсирует венка у меня на шее.
Еще пару шагов, и на меня налетает Андрей с предъявами. Он с тех пор как обременил себя отношениям, ходит как будто с палкой в заднице.
— Кир! Где тебя черти носят?!
— Расслабься, я успел, — бросаю, махнув рукой, словно прогоняя муху.
Церемония начинается, и я заставляю себя сосредоточиться. На Снежке, сияющей в своем белом платье, на Андрее, который выглядит чертовски счастливым, глядя на свою невесту. Да, день действительно их, и мне нужно держать себя в руках, чтобы не портить момент.
Вряд ли сам я когда-нибудь решусь на подобное. Связать свою жизнь с одной женщиной, когда вокруг куча других — это как есть каждый день борщ. А ведь в меню куча других лакомств… Длинноногих, большегрудых и, самое главное, не парящих мозг.
Тетка в брючном костюме долго распинается, прежде чем молодые произносят клятвы. До гроба и вся подобная хрень. Вот, наконец, звучат заветные слова:
— Объявляю вас мужем и женой!
Все аплодируют. Я хлопаю вместе со всеми, стараясь изобразить хотя бы тень энтузиазма. Молодожены обмениваются кольцами, и начинается традиционное подписание. Андрей подписывает первым, потом его очередь передает Снежке. Она с улыбкой ставит свою роспись и передает ручку свидетелям.
Я делаю шаг вперед, но тут же останавливаюсь.
— Дамы вперед, — говорю, указывая Ксении на стол.
Воронцова бросает на меня взгляд, и в ее глазах вспыхивает нечто, что я не могу расшифровать. Затем змеюка мило улыбается.
— Благодарю.
И меня от этой улыбки буквально передергивает. Не то чтобы она уродливая или что-то такое, наоборот — чертовски обаятельная. Но именно это и раздражает. Улыбка Ксении всегда кажется какой-то… победоносной, что ли. Как будто она уже знает, что в этой невидимой битве между нами победила. Ага, щас!
Затем подпись ставлю я, и мы наконец переходим всей большой компанией в банкетный зал. Свидетели, конечно, садятся за стол вместе с молодоженами. То есть, я и Воронцова.
Сижу за столом, глядя на танцующих гостей, и медленно кручу в руке стакан с виски. Кто-то смеется, кто-то выкрикивает тосты, а на танцполе все больше людей.
А мне? Мне весь этот пафос поперек горла. В отличие от виски, который обжигает горло. Воронцова тоже сидит за столом, скрестив руки на груди.
— Что, никто танцевать не зовет? — криво ухмыльнувшись, бросаю колкость. — Карма та еще сука, что поделать.
Она поворачивает голову, стреляя в меня хмурым взглядом, но ничего не отвечает. Это молчание только подстегивает. Ставлю стакан на стол и, будто жертвуя собой ради великой миссии, встаю.
— Ладно, так и быть, — протягиваю ей руку. — Поддержу в трудную минуту убогих.
Воронцова вскакивает со стула с такой скоростью, что я невольно отступаю на полшага. Глаза сверкают яростью.
— Это меня никто не зовет?!
Небрежно отбрасывает мою руку и, виляя бедрами, уверенно направляется к соседнему столику. Наклоняется к какому-то бедолаге и что-то говорит. Олень явно не догоняет на кого нарвался, потому что поднимается с места с энтузиазмом, точно выиграл джекпот. Ксеня берет его за руку и увлекает на танцпол. Кладет руки на плечи, а сама с дьявольской улыбкой прожигает меня взглядом.
Ксеня
Понедельник день тяжелый, а когда ты личный помощник истерического босса, этот день нужно просто пережить.
Поднимаюсь на последний этаж бизнес центра, где находится кабинет главного. Секретарша стоит за столом, сжавшись в комок, будто ее сейчас выставят вон. Клянусь, у несчастной появились новые седые волосы.
Ясно-понятно. Истеричка, я именно так про себя называю босса, опять не в духе. Там много поводов не надо. Начиная от того, что носки одинаковые с утра не нашлись, заканчивая проверкой налоговой.
— У себя? — спрашиваю, кивком головы указывая на дверь.
— Угум, — шмыгнув носом, бормочет секретарша.
Да поможет мне всевышний!
Расправив плечи, уверенно захожу в кабинет Геннадия Петровича, на ходу натягивая самую лучезарную улыбку. Висит она на мне, точно дешевое платье, но других вариантов нет.
Босс сидит в совсем кожаном кресле, как буря на горизонте: лысина блестит, брови сведены, пальцы нервно постукивают по столу.
— Доброе утро, Геннадий Петрович!
Он медленно поднимает голову от бумаг. Его взгляд острый, точно штык, пронзает меня насквозь.
— Доброе? — рявкает так, что стены содрогаются. — У нас две компании отвалилось, а ты говоришь «доброе»?
Проклятье! Вот это действительно плохое новости.
Голова у меня рефлекторно уходит в плечи, будто я могу избежать прямого попадания его ярости.
— Я в колоссальных убытках! — ударяет ладонью по столу. — А вы все сидите на жопе ровно!
Ну, справедливости ради, я стою… Не то чтобы я сказала это вслух. Жить еще как-то хочется, знаете ли.
— Геннадий Петрович, я уверена, что у нас еще есть варианты…
— Какие, к черту, варианты?! — разряжается бешеным ором, перебивая меня. — Еще раз говорю: прикрою эту лавочку к чертовой матери!
В кабинете воцаряется напряженная тишина. Слышно только как часы тикают. Геннадий Петрович делает глубокий вдох, а затем медленно, почти театрально, достает из-под стола бутылку виски. Наливает себе в граненый стакан, потирает лысину и мрачно уставляется в стену.
Всем приплыли тапки к берегу!
За три года я выучила: если пьет с утра, то вечером я буду прикрывать босса перед женой, что сегодня были крайне «важные» переговоры. Где был мой куриный мозг, когда я устроилась сюда личным рабом, скажите мне на милость?
— Ладно, Ксения. Есть у нас один потенциальный клиент. Но тот еще сукин сын! — босс откидывается на спинку кресла, сверля меня взглядом. — Беркутов. Владелец элитной мебельной фабрики.
Беркутов. Фамилия кажется смутно знакомой, как будто где-то я ее видела. Впрочем, мало ли этих фамилий? Целыми днями ношусь с договорами, как сидорова коза.
— Сложные перевозки для нас что, Воронцова?
— Деньги, — заученно отвечаю.
Он кивает, довольно постукивая пальцем по столу.
— Совершенно верно. Мы им страховку — они нам бабки! — с этими словами он начинает ржать, как конь.
Шутка века, бляха муха! Пардон за мой французский.
— Мне он нужен, Воронцова! Кровь из носу, но чтобы подписал контракт! Иначе я пойду помиру!
Сомневаюсь. Там денег еще правнукам хватит, учитывая, что жлоб не может купить себе носков побольше.
Опускаю глаза на сбитые носки туфель Геннадия Петровича. Из-под задранных штанов виднеются разные носки. Один белый. Другой Серый. И так стабильно несколько раз в неделю.
— Хорошо, Геннадий Петрович, я позвоню в офис Беркутову и попрошу назначить встречу…
— Нет! — рявкает босс. Клянусь, у него аж глаза кровью наливаются. — Иди сама в офис! Жди его! Требуй встречи. Чтобы он мне все подписал, мелкий поганец!
— Ладно, — мямлю, кивая головой.
А что? Я человек подневольный.
— Аллочка тебе папочку даст с подробностями. Чего стоим титьки мнем? Марш работать, Воронцова!
Развернувшись на каблуках, вылетаю из кабинета, точно пробка из шампанского. Аллочка, кажется, уже закинулась успокоительным, а потому ловит дзен.
— Вот, — двигает черную папку на столе в мою сторону. — Ту все.
— Спасибо, — хватая папку, кидаю, после чего захожу в лифт.
Через полчаса уже еду в такси в офис Беркутова. Открыв папку, просматриваю досье.
И что же ты у нас за фрукт такой, Беркутов? С чем тебя едят?
Кирилл Беркутов. Тридцать лет от роду. Не женат. Детей тоже не имеется. Фабрику открыл в двадцать пять лет. Стартовый капитал у нас от дедушки-генерала достался. Личные черты: харизматичен, обаятелен и смышлен.
Прямо не прикопаешься. И что же тебе предложить, Беркутов? Особые условия?
Офис у Беркутова хорош. В самом центре в огромном небоскребе. Хороший понт, дороже денег? Ну-ну…
Вздохнув, я поправляю волосы и иду внутрь. Встречают меня вежливо, но с холодной сдержанностью. Девушка на ресепшене, поглядывая на меня из-под длинных ресниц, осведомляется о цели визита.
Ксеня
Я киплю. Горло сжимается от злости, но все-таки выплевываю:
— Тебя вроде за член прикусили, а такое впечатление, что мозг пострадал. Или он уже давно весь туда перетек?
Кир начинает аплодировать. Громко и наигранно. В демонских глазах пляшет насмешка. Говнюк чувствует себя властителем жизни.
— Какая восхитительная ирония! Может, тебе в юмористы пойти, Воронцова? Петросян скоро на пенсию уйдет, будет отличная замена.
Ага, если этот контракт сорвется, то куда-то я точно пойду. Под мост. С бомжами драться за голубей. Такая себе перспектива, я вам скажу, зато отличная мотивация, чтобы не прихлопнуть Беркутова каблуком прямо сейчас.
Пусть для начала мне все подпишет!
Собираю остатки самообладания в кулак и ровным голосом отрезаю:
— Спасибо за совет, учту.
Кир, распахнув руки, точно самодовольный диктатор, ухмыляется еще шире:
— Обращайся, Воронцова.
Это его снисходительное «обращайся» будто кислотой проливается по моим нервам. Я смотрю на него и понимаю, что если сейчас уступлю хоть в чем-то, козел будет растягивать это «удовольствие» бесконечно.
— Удивительно, как ты вообще в своем плотном графике поиска быстрого, случайного секса и причитающихся к нему венерических холер, находишь время вести реальные дела.
— С трудом, — едко парирует. — И, поправочка, секс не быстрый. Предпочитаю, растягивать удовольствие, — пошло подмигивает.
А вот про венерические заболевания ни слова… Ну-ну…. Ходок несчастный!
— А я предпочитаю вести деловые переговоры, — холодным тоном чеканю, переводя тему в нужное мне русло. — Контракт, Беркутов.
— Ксюш, — даже как-то ласково начинает, вот только чертики в глазах пляшут, — я же свои условия озвучил. Или мне в письменном виде предоставить детали?
Сукин сын! Где я в этой жизни свернула не туда?
А я вам отвечу!
Когда села в машину лучшей подруги и эта самая рухлядь сломалась в чертовом лесу, где нас и «приютили» трое красивых и холостых.
Кир — обаятельный мерзавец, мой бывший все локти себе искусал, когда я скинула ему фотку, как я целуюсь с Беркутовым. Ага, по-взрослому. С языком.
Кто ж знал, что этот придурок захочет продолжения? Да еще настаивал! Вот и получил оплеуху.
Обидчивый оказался. По его мнению — я «кидала», «обломщица» и «кайфоломщица», а по моему мнению — я была просто пьяная в дрова. И не всегда могла дать отчет своим действиям.
— Только не надо выдавать свое больное воображение за деловые переговоры, Беркутов, — раздраженно выпаливаю, закатывая глаза. — У нас с тобой профессиональный разговор, а не цирковое представление.
— Профессиональный разговор? — фыркает он. — С твоей подачи это больше напоминает комедию.
Беркутов резко встает из-за стола и, засунув руки в карманы, медленно приближается. Его взгляд скользит по мне сверху вниз, а потом снова поднимается, задерживаясь на лице. Обходит меня по дуге, точно хищник, изучающий добычу, рассматривает так пристально, что я чувствую себя товаром на витрине.
— Что глаза разул? — грубо бросаю, повернув голову, чтобы встретить его взгляд. — Я, конечно, солнышко, но тебе не светит.
Его губы изгибаются в ухмылке, полной наглого превосходства.
— Тогда сделки не будет.
— Слушай, давай по-деловому, — мой голос звучит твердо. — Я выбью для тебя лучшие условия. Полную страховку, без лазеек, качество на высшем уровне. Твои перевозки будут под личным контролем.
— Не впечатлила, Воронцова, — лениво тянет Кир. — Не интересует. Я могу позволить себе покрыть все расходы связанные с логистикой в полной мере.
Тоже мне, богатенький Буратино нашелся! Так и купил бы себе целый гарем, а не голову морочил приличным девушкам.
— Тогда что? — резко спрашиваю, не выдержав этой игры. — Только без шуток.
Беркутов скрещивает руки на груди и слегка наклоняет голову, будто наслаждаясь моим отчаянием. Его глаза светятся вызовом.
— Снимай трусики, — рубит он, делая шаг ко мне.
— Что?
— Снимай трусики, Воронцова, если хочешь получить этот контракт. У нас с тобой незакрытый гештальт. Или ты думала, я забыл, как ты со мной обошлась?
— С ума сошел, Беркутов?! Даже не мечтай, — ударяю его кулачком в грудь, но эту махину фигушки сдвинешь с места!
Совсем берега попутал!
— А что такое? Помнится, не так давно ты меня целовала с большим жаром…
Да он в край ебнулся, что ли? Пардон за мой французский!
Смотря точно в хитрые глаза, я хватаю Кира за руку. Сжимаю его пальцы полукругом в кулак, медленно подвожу к паху и, делая поступательные движения, стервозно выплевываю:
— Вот твой гештальт, мальчик. Если ручку натрешь, ты на другую поменяй. А мои трусики тебе могут только сниться.
Ксеня
К вечеру я едва ноги волочу, когда захожу в офис. Я нашла одного клиента, но он и рядом не стоит с Воронцовым. Такое впечатление, что это какое-то проклятие! На нем что, свет клином сошелся?
Мне бы всю инфу отдать Аллочке и свалить домой. Отмокать в ванне после тяжелого рабочего дня, но как назло смарт начинает трезвонить.
Я даже не смотрю на экран — итак понятно, кто это.
— Да? — устало отвечаю, закрывая глаза.
На другом конце слышится икота и пьяный голос:
— Где тебя черти носят, Воронцова?
Скриплю зубами, но молчу.
— Я тебе за что деньги плачу? — орет Геннадий Петрович, на последних словах уходя в картавое бормотание. — Бегом в «Императрицу»!
Сбрасывает вызов, оставляя меня наедине с гудками.
Отлично! Просто замечательно!
Босс нажрался в стельку. А мне теперь возись с его пьяной задницей. Работа мечты, чтоб ее!
«Императрица» — это не просто ресторан. Это святилище элиты, где ужинают миллионеры, политики и прочие важные шишки. Если Геннадий Петрович там, значит, не скупился на выпивку, а его щедрость всегда сулит одно — бедствие. Потому что с утра он хватается за сердце и глотает валерьянку, вспоминая сколько потратил.
Через полчаса я врываюсь в ресторан. Интерьер роскошный: золотые люстры, бархатные кресла, хрустальные бокалы. Сразу замечаю босса — он в центре зала, размахивает руками и яро спорит с официантом, брызжа слюной.
— Да не заказывал я эту… эту фигню! — Геннадий Петрович тычет пальцем в чек. Его лицо красное, а лысина блестит под светом люстр. — Это что, новый развод? Знаю я вас, кидал! На лоха меня решили взять? Лишние нолики нарисовали, уроды?
Мда, опоздала… Босс уже в разнос пошел. К нему старая-добрая белочка пожаловала.
Решительно чеканю шаг в их сторону. Подойдя, встаю между Истеричкой и официантом.
— Геннадий Петрович, давайте я разберусь.
Кто бы знал, какими нечеловеческими усилиями мне дается эта видимость спокойствия!
— Воронцова! Явилась! Вот она, разруливай! — радостно восклицает, хлопнув в ладоши. И вдруг икота прерывает весь пафос. — Им тут… это… покажи!
— Официант просто выполняет свою работу, — сквозь зубы цежу, но босс только машет рукой и плюхается обратно в кресло.
Старый. Лысый. Пердун.
Беру чек, изучаю его. Там всякая роскошь: типо черной икры, устриц, элитного алкоголя. Одна бутылка виски, которую он заказал, стоит как моя месячная зарплата.
Снова вздыхаю. Достаю специальную корпоративную карту, которую Геннадий Петрович дал мне «на всякий случай», после чего протягиваю официанту.
— Простите за неудобства.
Он благодарно кивает. Оплатив счет, оставляю чаевые и оборачиваюсь к боссу, который уже дремлет, откинувшись в кресле.
Если мужчина не вырос до сорока, то потом он начинает откатываться назад в развитии. Мой босс — наглядный тому пример. И этот человек, пускающий слюни и со свисающим животом, владелец крупнейшей логистической компании нашей страны.
У меня все. Я просто офигеваю с этой жизни.
Достаю телефон и звоню охраннику:
— Рома, заходи и пакуй пациента. Готовенький уже. Едем домой.
Слышу в трубке вздох, полный понимания. Рома знает этот сценарий наизусть. Не первый год корячится на галерах у Истерички.
— Иду. — коротко отвечает.
Спустя пять минут босс уже лежит на заднем сидении авто, а Рома тяжело дышит, вытирая пот со лба.
— Поехали, — командую я, садясь на переднее сидение.
Рома кивает, обходит машину и садится за руль. Всю дорогу до дома Геннадий Петрович что-то бормочет на заднем сидении, выкрикивает ругательства и порывается принять вертикальное положение. Однако гравитация его не пускает. Он то и дело валится обратно, точно мешок с картошкой.
Вторая часть марлезонского балета начинается, когда мы въезжаем во двор огромного двухэтажного особняка, и на улицу в одном халате и бигудях выбегает жена босса.
Черт бы ее побрал! И не спиться же ведьме!
— Ну что, опять? — орет она с порога, направляясь к машине. — Опять глаза залил, кобелина?!
— Елена Михайловна, извините за беспокойство, — начинаю я, пытаясь объяснить. — Сегодня была важная сделка, так получилось…
— Знаю я ваше получилось! — перебивает женщина, яростно махая рукой. — Сделка у него! Опять скотина глаза залил! Я вам так скажу, ребята! Везите это тело туда, где оно нажралось!
Мы с Ромой тревожно переглядываемся. Таскаться с бухим в щи боссом всю ночь нет ни у него, ни у меня желания. Спасибо никто не скажет, сверхурочные не заплатят. Зато проблемы потом лопатой разгребай.
— Извините, Елена Михайловна, но наше дело босса домой доставить, — отрезает бескомпромиссно Рома.
Он шкаф большой. С Ромой спорить желания отпадает как-то само собой…
Ксеня
День сурка. Не иначе.
Только сегодня босс помятый, как бумага из… Ну, вы поняли. И еще угрюмее, чем вчера. Полагаю, сказывается старое доброе похмелье.
Геннадий Петрович сидит на диване и жадно пьет воду из высокого стакана. Глотки громкие, с каким-то отчаянным надрывом, как у человека, спасенного из пустыни. Допив, он откидывается на спинку и бросает на меня тяжелый взгляд исподлобья:
— Не тяни кота за причинные места, Воронцова. Что там у тебя? — голос сиплый, но уже с нарастающей злостью. — Что с нашим клиентом? Поплыл?
— Не совсем, — осторожно отвечаю. — Ушел в отказ. Полный.
Глаз Истерички начинает нервно дергаться. Щека становится пунцовой, точно у него аллергия на мои слова.
— Как это ушел в отказ?!
Боже правый, и не болит же голова орать, точно резаная свинья!
— Не нуждается в услугах, — по-деловому отрапортываю. — Я нашла нового клиента. Конечно, не такой крупный, как Беркутов, но если мы возьмем еще двоих на подобные условия, то нам не нужен будет этот…
— Зачем трое, когда есть один?! — Геннадий Петрович хлопает рукой по столу так, что стакан подскакивает и переворачивается.
Я вздрагиваю.
— Воронцова, ты, кажется, забыла, что тут деньги не из воздуха берутся!
Ага, забудешь тут…
— Ничего не хочу слышать! — капризно заявляет. — Воронцова, если этого контракта не будет, тогда мне, увы, придется принимать кризисные меры. Начнем с сокращения сотрудников, — тут старый пердун красноречиво косится на меня. — Первыми в ход пойдут самые бесполезные…
Ага, то есть я. Спасибо.
— Доходчиво объясняю?
— Предельно, — киваю головой, на что Истеричка хмыкает. — Я попробую еще раз.
— Вот так-то лучше. Пробуй, Воронцова. И учти: какими угодно способами. Как хочешь, но пусть этот Беркутов все подпишет. Ясно?
— Угум…
Босс машет рукой, мол, можешь быть свободна. И оно к лучшему, потому что прямо сейчас я как никогда близка к убийству своего начальника. Мудак вообще в курсе, что у нас крепостное право отменили?
Проклятье! Если бы мне так сильно не нужны были эти деньги, я бы знаете куда этот контракт ему засунула? Думаю, догадываетесь.
По дороге на этаж ниже, где находится офис с сотрудниками, внутри все кипит.
«Какими угодно способами!»
Что, мне теперь душу продать ради его жалкого процветания? Лысая гнида, вот кто он! Пардон за мой французский.
В офисе шумно. Только начало рабочего дня, а мне уже нужно дерьмо разгребать лопатой. Сажусь за один из свободных столов и открываю ноутбук. Сжав крепко зубы, захожу в почту и открываю контракт, который прислал Кир.
«Личный ассистент Беркутова Кирилла Евгеньевича на особых условиях»
Что, простите?
Дальше — хуже:
«Обязана выполнять любые требования, всегда быть доступной и исполнительной. Срок действия: два месяца».
Меня словно молнией по глазам бьет.
«Доступной и исполнительной»… Не нужно быть гением, чтобы понять что этот кретин имеет ввиду. Хочет на секс меня развести?
Сейчас я тебе такой контракт накатаю, Беркутов, что ты эти два месяца молиться будешь, чтобы я ушла!
Тогда я со всем злорадством и от всей души исправляю текст.
Первым делом добавляю четкий рабочий график: с 17:00 до 21:00. Пускай сам думает, как уложить свои гениальные требования в четыре часа.
Следующим пунктом вношу важное уточнение: «Исполнитель обязуется выполнять требования, за исключением сексуальных и аморальных». Пишу это нарочито официальным языком.
Понятное дело, что все эти доки чистая липа. Ни один вменяемый суд не примет контракт на рассмотрение, однако это наш личный договор.
Хочет меня? Вот, получите, распишитесь! А я хочу его в клиенты.
Если он хоть на секунду думает, что я соглашусь плясать под его дудочку без правил, то сильно ошибается.
Распечатываю два экземпляра. Один себе — другой Беркутову, и уже через час я захожу в его офис, минуя девушку на ресепшен. Иду по протоптанной дорожке.
Секретарша перед кабинетом уже приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но я опережаю:
— По делу, — бросаю резко и прохожу мимо, не сбавляя шага.
На каблуках громко цокаю по полированному полу. Никакого стука. Просто воинственно распахиваю дверь в кабинет.
Проклятье!
Разумеется, там сидит целая толпа людей. Совещание. У Кира лицо как всегда наглое и самодовольное. Увидев меня, козел едва заметно ухмыляется.
— Совещание закончено. Спасибо, коллеги, можете быть свободны, — говорит спокойно, но в голосе слышится скрытая усмешка.
Люди начинают собирать бумаги, торопливо выходя из кабинета. Секретарша бросает на меня испуганный взгляд из-за двери, но я игнорирую. Когда дверь за последним участником захлопывается, я подхожу к столу и, не говоря ни слова, швыряю папку с контрактом прямо перед Беркутовым.
Ксеня
Беркутов сидит в своем кресле, развалившись, точно на троне. Ни дать ни взять царь-батюшка недоделанный! Да еще с такой самодовольной ухмылкой, что хочется просто ее стереть. Кирпичом. Он насмешливо цокает языком:
— Эх, Воронцова… Все за демократию топишь? Может, еще равенство полов тебе подавай?
Щас я ему такое подам! В старости свое имя забудет, а меня — нет!
Я сжимаю кулаки. Это не просто раздражение — это буря. Шторм, который готов вырваться наружу.
Подхожу ближе, чувствуя, как сердце стучит все громче. Беркутов лениво следит за мной взглядом.
— Что, уже к обязанностям приступаешь? — пошло ухмыляется, когда я резко разворачиваю кресло на себя. — Похвально, Воронцова, похвально.
Ах ты, пес сутулый!
Вместо ответа я резко поднимаю ногу, и в следующий момент каблук оказывается слишком близко к его родимым бубенчикам.
Клянусь, у него глаза чуть не выпадают от шока.
— Эй!
Беркутов дергается, но тут же замирает, судорожно сглотнув.
Я наклоняюсь чуть ближе и сладким голоском протягиваю:
— А кто это у нас тут язык проглотил? Не слышу ваших язвительных шуточек, Кирилл Евгеньевич.
— Воронцова, — его голос звучит чуть ниже обычного, в нем странная смесь нервозности и уязвленного эго. — Перестань.
— Перестать?
Кир напрягается и судорожно дергается, словно не знает, как реагировать.
Прижучили, козлину. Как видите, и на этого мудака нашлась управа!
Они вообще за свои бубенцы страшно боятся. Продолжения ж рода, чтоб его! Мужское достоинство, как они гордо называют. Не у всех это, конечно, достоинство. Будем откровенны, у некоторых смех один.
— Ты вообще понимаешь, что делаешь? — пытается говорить уверенно, но в тоне прослеживается тревога.
Правильно. Не знает, чего от меня можно ожидать, вот и опасается. А ожидать от меня можно чего угодно! Я не подарок — я сюрприз!
Наклоняюсь еще ниже, чтобы смотреть глаза в глаза. И, конечно же, ничего не могу поделать с тем, что на моем лице расползается коварная ухмылка.
— Конечно, понимаю, — отвечаю мягко, но мой голос пропитан ядом. — И знаешь, что еще? Я тебе не эскорт, Беркутов. Заруби себе на носу. Я личный ассистент, помощник. И если ты хочешь меня в полное свое распоряжение, то подписывай контракт. Иначе… — я делаю паузу, усиливая давление каблуком, — можешь забыть про эту сделку.
Беркутов сжимает подлокотники кресла. Его взгляд мечется между моим лицом и каблуком.
Дошло до кретина, что я ему не дурочка с переулочка. Мною манипулировать себе дороже. Просто сказочный олень.
— Ладно, Воронцова. Что я получу с этой сделки?
Тихо хмыкаю, переводя взгляд на контракт, который все еще лежит на столе. Медленно снимаю каблук и заявляю с вызовом:
— Меня. И выгодные условия нашей компании.
Я жду, что Беркутов сорвется и начнет вопить о том, что я ему что-то там должна. Однако вместо этого он наклоняется назад, изящно поднимает руку и, отмахиваясь, выдает:
— Ладно. Посмотрим, что там у тебя за компромиссы.
Берет со стола папку, открывает и лениво пролистывает страницы, когда его взгляд падает на выделенные мною поправки, он фыркает:
— «За исключением сексуальных»? Ты меня ограничиваешь, Воронцова!
Выгибаю бровь, складываю руки на груди и спокойно парирую:
— Я устанавливаю рамки дозволенного.
Наглый взгляд скользит вниз, задерживаясь на вырезе блузки. Я чувствую, как напряжение в комнате растет.
— А секс? — хрипло спрашивает, едва ли не облизываясь на мои сиськи.
— А сексом, — отрезаю холодно, — я занимаюсь только в рабочее время. И только с теми, кто мне нравится.
Уголки его губ поднимаются, но эта ухмылка — уже не насмешка, а скорее вызов.
— Это шантаж?
— Это правила игры. Либо ты их принимаешь, либо ищешь кого-то еще.
Беркутов молчит, а я терпеливо жду. Секунды тянутся бесконечно. Затем берет со стола ручку и, не сводя с меня глаз, ставит подпись под двумя экземплярами контракта.
Чернила едва успевают высохнуть, как он бросает на меня быстрый взгляд и произносит:
— Я принимаю.
Я не успеваю ничего сказать, потому что Кир резко дергает меня за запястье, так что между нами почти не остается пространства.
Его губы чуть дрожат от скрытой усмешки, когда он наклоняется ближе и шепчет:
— Только учти, Снежная Королева, правила созданы, чтобы их нарушать.
Резко отпихиваю этого нахала от себя и выпрямляюсь, стараясь выглядеть максимально собранной.
— Договор вступает в силу с завтрашнего дня. Мне пора.
Разворачиваюсь и уверенно направляюсь к выходу, чувствуя, как взгляд прожигает спину.
Ксеня
Когда следующим днем я приношу боссу новости, он от радости чуть ли не писается. Конечно, че ему? Это ж не он подписался на добровольное рабство. Только денежки собирай, а все шишки мне!
— Ну что, Воронцова! — восклицает он, хлопая меня по плечу. — Можешь же, когда хочешь!
— Ага, — растягиваю на губах фальшивую улыбку.
Скрестив руки на груди, я жду, пока босс закончит свой монолог о том, что я, оказывается, способна на великие дела, если захочу. Наконец, вдохновение Истерички иссякает, и мне указывают ручкой на выход. Что ж, свою работу я действительно выполнила. Истеричка даже о премии заикнулся! И ведь не задавила же жаба! И все бы ничего, если бы сегодня мне не нужно было с одной каторги идти на другую…
Я как раз спускаюсь вниз, чтобы попрощаться с коллегами, когда раздается звук оповещения на смарте. Достав из кармана, открываю сообщение от неизвестного:
«Жду тебя внизу»
Какого черта лысого он сюда приперся, спрашивается? И ведь не ответишь, чтобы катился колбаской!
Собрав свои вещи, я направляюсь к выходу. На улице меня тут же ослепляют фары новенькой BMW. Машина сигналит, привлекая внимание.
Интересно, кто бы это мог быть? Догадайтесь с трех раз! Учитывая, что тачка стоит дороже, чем две моих почки. И те не продать. Больные же.
Цокая каблуками по асфальту, я подхожу, открываю дверцу и сажусь внутрь.
Беркутов сидит за рулем и сияет, точно ясное солнышко. В отличие от меня, которая выглядит так, словно меня переживали и выплюнули.
— И зачем ты здесь? — хмуро бросаю.
Не переставая лыбиться в тридцать два, Беркутов заявляет:
— Ты переезжаешь ко мне.
Дико извиняюсь… Он че, йобу дал?
— Ты в край чокнулся? Я не буду!
— Забудь слова «я не буду», малышка, на ближайшие два месяца. Ты моя, разве не так? — Кир оборачивается ко мне с наглым выражением лица. — И сегодня я хочу, чтобы ты собрала все свои трусики и лифчики и переехала ко мне.
Я впиваюсь в него взглядом, ощущая, как во мне закипает злость.
— Может, мне еще ноги барину целовать? — цежу сквозь крепко-сжатые зубы. — У тебя комплекс бога или что? Для особо одаренных, повторяю: я работаю на тебя с 17:00 до 21:00! И переезд к тебе не входит в контракт!
— Да-а? — протягивает с такой коварной интонацией, что у меня под ложечкой начинает сосать. — А что насчет мелкого шрифта?
— Какой еще нафиг мелкий шрифт? — шиплю я, точно змея, готовая броситься в атаку.
Беркутов откидывается на сиденье, сложив руки на руле, и с дьявольской ухмылкой отвечает:
— Почитай контракт еще раз, милая. Внимательно.
Меня тут же пробивает холодный пот. Суматошно открываю сумку, хватаю распечатку контракта и начинаю листать страницы. Глаза лихорадочно скользят по тексту, пока я не замечаю то, что раньше ускользнуло от внимания:
«Исполнитель обязуется проживать по месту, указанному Заказчиком, на время действия договора»
Боги, и как я так лоханулась, скажите мне на милость?
Я ведь далеко не дура! Всегда по тридцать раз перечитывала контракты! А уж сколько я сама втюхала таких вот «мелких шрифтов», и что в итоге?
Этот мужчина — Сатана! Его что, из Ада выперли и мне за какие-то грехи прошлой жизни втюхали? Кем я была? Палачом?
— Ты… Ты специально это сделал! — вскидываюсь я, истерично размахивая бумагой перед его лицом.
— Конечно, — спокойно изрекает, даже не пытаясь скрыть торжество. — Внимательнее нужно быть, милая.
— Не называй меня «милой»! — шикаю, с трудом сдерживая желание отхлестать его этой же бумагой.
Придурок ухмыляется еще шире, а глаза сверкают азартом:
— Я буду называть тебя так, как считаю нужным. Перевари эту информацию, Снежная Королева, пока мы едем. На чай, так и быть, напрашиваться не буду, — он заводит машину и выруливает с места, — Соберешь свое барахло и спускайся. Тебе еще ужин готовить.
— Ужин? — рявкаю так, что, кажется, стекла дрожат.
— Конечно. Я голоден, — бросает на меня двусмысленный взгляд, облизывая губы.
Фуй! Какая пошлость!
— Ты переходишь все границы, Беркутов.
— Нет, Воронцова, я как раз-таки соблюдаю установленные тобой рамки. Разве не так? — вопросительно вскидывает бровь.
И я понимаю, что, черт побери, да! Он прав! Юридически, а вот на деле… Хитрожопый гад, вот он кто!
— Ты просто ищешь лазейки, — сердито фыркаю. — И способ меня нагреть.
— Не совсем, — хмыкает, и тут же с каким-то лукавством добавляет: — я ищу способы тебя разогреть, Воронцова. Кто ж виноват, что ты любишь все усложнять?
Он даже приличия ради не скрывает, что ему нужен только перепихон. И не то чтобы я в этом деле профи, знаете ли. У меня один бывший, и тот мне изменял всю дорогу.
Ксеня
Когда мы подъезжаем к моему дому, Кир паркуется у подъезда. Я с огромным облегчением выбираюсь из машины и, даже не оглядываясь, направляюсь внутрь.
Клянусь, у меня физическая непереносимость Беркутова! Скажите мне на милость, какой адекватный мужик чисто из-за того, что у него чешется в причинном месте, будет делить свою территорию с девушкой? Правильно, адекватный не будет. А Беркутов вполне!
Зайдя в свою родимую двушечку, горько вздыхаю. Мда, не успела обжиться, а уже вещички собираю!
Большая часть моих вещей все еще стоит в коробках, а какая-то часть до сих пор у бывшего… Ладно. Не упоминай черта всуе!
В квартире долго не задерживаюсь. Хватаю небольшой чемодан, кидаю туда только самое необходимое: белье, несколько комплектов одежды, пижаму и пару полотенец. Собственно, это все богатство помещается в чемоданчик, а вот косметика…
Это факт: чем старше ты становишься, тем больше места у тебя в ванне занимают баночки. Шампуни, бальзамы, маски, термозащита… В общем, для этого барахла мне приходится взять еще один чемодан. Побольше…
Уже у выхода, задумываюсь…
Че там еще надо?
И тут в голове созревает коварный план…
Отужинать наш барин желает?
Подхожу к холодильнику и вытаскиваю контейнер с остатками вчерашней пиццы.
Вот, вам! Кушайте — не подавитесь!
Спустившись вниз, замечаю, что Беркутов ждет, облокотившись на машину.
— Это все? — спрашивает, когда я молча передаю ему чемоданы.
— Тут самое необходимое, — хмыкаю, держа в руке пиццу, на которую Кир даже не обращает внимание.
— Тебе этого хватит на два месяца?
Понимаю его недоумение. Хватит ли мне этого на два месяца? Нет, конечно! Но кто сказал, что я действительно собираюсь прожить у Беркутова положенный срок? Он мне еще заплатит, чтобы я свалила.
— В случае чего приеду еще за вещами, — отвечаю, сдерживая раздражение.
Кир хмыкает, хлопает багажником и открывает мне дверь пассажирского сидения. Я усаживаюсь, складываю руки на коленях и пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы не ляпнуть что-нибудь резкое.
Когда мы выезжаем, он бросает на меня короткий взгляд.
— Не переживай, Воронцова, у меня ты в шоколаде будешь.
— Я сладкое не очень люблю, — холодно обрубаю и, откинувшись на спинку кресла, перевожу взгляд на окно.
До пункта назначения, то есть пафосного ЖК Беркутова, мы добираемся за двадцать минут. Кто бы сомневался, что его величество живет в самом центре.
Охранник на въезде встречает Беркутова, точно какого-то короля, широко распахивая ворота. Кир молча кивает, как будто это его вечная обязанность — пропускать его величество. Машина паркуется в подземной парковке, и я вылезаю, осматривая роскошное убранство вокруг. Мрамор, подсветка, все блестит так, что мне даже неловко дышать.
— Идем, — командует Кир, подхватывая чемоданы.
Ну, носильщик из него, надо заметить, более менее.
Лифт поднимает нас на последний этаж, и двери открываются прямо в пентхаус. Он достает ключ-карту, прикладывает к панели и дверь с мягким щелчком открывается.
— Добро пожаловать в мои скромные апартаменты! — с преувеличенной торжественностью объявляет.
Я закатываю глаза, не скрывая сарказма:
— Скромные? Не льсти себе, Беркутов. Ты и скромность — вещи абсолютно противоположные.
— Пока никто не жаловался! — с дерзкой ухмылкой подмигивает.
Видимо, я буду первой.
Хозяин сего великолепия проводит меня через огромную гостиную, где из окон в пол открывается панорамный вид на город. Светлые тона, минимум мебели. Выглядит так, словно здесь живут только для того, чтобы понтоваться перед гостями.
— Твоя комната здесь.
Кир открывает дверь сбоку и закатывает мои чемоданы внутрь. В комнате идеально прибрано, кровать аккуратно застелена, а с полки на меня смотрит абстрактная картина. Ну, миленько.
— А я напротив, — невзначай добавляет с явно читающимся намеком.
Вот же счастье привалило!
— Ну, идем, кухню покажу.
Следую за ним по коридору, и вскоре мы оказываемся в просторной кухне. Все блестит хромом и стеклом. Техника явно премиальная, но, кажется, ей тут почти не пользовались.
— Я мало готовлю. Но хорошо, что теперь у меня есть личный ассистент.
Я тут же огрызаюсь:
— А повара нанять не пробовал? Или не по Сеньке шапка?
— Можно. Но зачем, если у меня есть ты?
Да потому что… Я тот еще повар от бога! Нет, на скорую руку что-нибудь сварганить могу, но… Мать честная, когда? Я все время работаю!
— Ладно. Туалет и ванная там, — указывает рукой, где из коридора виднеется две двери. — Ты осваивайся, а я в душ. — Прежде чем скрыться из поля зрения, наглец заявляет: — В семь жду ужин на столе.
Кир
Стерва!
Изворотливая, болтливая гадина!
Да кем Воронцова себя возомнила, скажите мне на милость?
Я ей тут че, насрано что ли? Да я вообще-то ее начальник! Она куплена со всеми своими потрохами! А еще права качает, коза!
Воистину, женщины — порождение дьявола. Они даже купаются в кипятке! Видимо, в котле им вариться не привыкать…
«Ешь и не вякай!» — вы это слышали? Клянусь, от ее бешеного ора мои яйца скукожились.
Все, что я требую — стандартное выполнение задач. И вообще с каких это пор начальство бегает за сотрудниками, умоляя их выполнять свою чертову работу? Да я пинок под зад сразу даю таким работягам века! В-воронцова… Особенная или че?
Кинула мне эти сухари, как псу бродячему. Совсем нюх потеряла, ведьма?
Кажется, от ярости я сейчас взорвусь к ебеням собачьим! Со всей дури луплю по столу кулаком, но это не остужает моего пыла.
Эта стерва напрашивается на наказание. Ох, я бы ее так наказал! И сбоку, и снизу, и на столе…
Блять. Вот для полного счастья мне еще не хватало стояком ходить отсвечивать. Кто ж знает, что у моей сожительницы в башне? Она уже там давно конкретно так подтекает.
Решительно направляюсь в ее комнату. Даже не стучу — просто открываю дверь чуть ли не с ноги и залетаю внутрь.
Ксеня вскидывается на кровати. Глаза уже сверкают возмущением.
— Эй! Ты что творишь? А если бы я голая тут была?
Вскидываю бровь, мол, серьезно?! XIvqjZiu Это меня, по ее мнению, должно остановить?
— Я не возражаю. Можешь даже по дому голая ходить, — уставившись прямо на ее прекрасные сиськи, дерзко заявляю.
Воронцова закатывает глаза так, что я боюсь, как бы они не застряли с той стороны. Фыркает, а потом язвит:
— Ага, щас! Только шнурки поглажу!
Эх, не повезло не фортануло. Пацан к успеху шел, как говорится.
— Собирайся. Мы едем в ресторан, — тоном не терпящим возражений изрекаю.
— Что? —воинственно складывает руки на, еще раз повторюсь, великолепных сиськах. — Не поеду я никуда!
Господь всемогущий, почему ты создал женщину такой невыносимо упрямой? Маразм просто крепчает… Будет дурында сидеть голодная, но лишь бы не сделать, как я говорю.
Я вздыхаю, чувствуя, как по венам разливается ледяное спокойствие.
— Ты на меня работаешь, — отрезаю холодно, чеканя каждое слово. — Рабочий день еще не закончен.
Она прищуривается, явно готовая спорить до посинения, но я не даю ей шанса.
— Так что у тебя десять минут, Воронцова, на сборы. — Делаю выразительную паузу. — Не успеешь, поедешь так.
Мой взгляд скользит по ее домашнему виду: футболка с принтом какого-то мультяшного персонажа, растянутые шорты и тапочки с пушистыми ушами.
Святая простота! Думает, спугнуть моего удава? Глупышка, я-то знаю, что под всем этим «великолепием» кружевные трусики и ебать какие формы!
— Ты… Да ты… — заикается от злости.
— Я? — поддеваю ее с наигранным интересом. — Я серьезно. Девять минут.
Я выхожу из комнаты, и абсолютно довольный собой иду в гостиную. И за кем теперь последнее слово? За мной, епта!
Все эти девять минут я просматриваю накладные на материалы. Кроме шуток, завтра нужно дать Воронцовой контакты, пусть выбьет лучшие условия. Хоть какая-то от нее должна быть польза, раз уж она не спешит расплачиваться натурой.
Воронцова выходит из комнаты, уже переодетая в обычную одежду: простые джинсы и блузка. Все еще с кислой физиономией, но выглядит прилично.
— Поехали, — командую, поднимаясь с дивана.
В машине едем молча. Мы оба устали от бесконечных перепалок. Хоть, признаться, это весело и заводит. Когда подъезжаем к ресторану, я замечаю как Воронцова бросает взгляд на вывеску, а потом кривит губы.
— Правда? Такое место? — тихо роняет, даже не смотря на меня.
— Да, такое, — холодно отрезаю и выхожу из машины.
Уже и место ей не угодило! А куда мне нужно было приглашать даму? В знаменитый ресторан Макдональдс? Что я, чепух какой-то?
У входа нас пропускают без вопросов. Я давно привык, что здесь меня знают, но Ксеня явно чувствует себя не в своей тарелке. Мы уже направляемся к столику, когда на входе сталкиваемся с женщиной лет пятидесяти. Она окидывает мою спутницу быстрым, колючим взглядом, который скользит по ней, точно лезвие ножа.
— Неужели сюда начали всякий сброд пускать? — произносит с показным презрением, обратившись, очевидно, ко мне. — А такое приличное место было!
Ксеня
Остановите землю — я сойду!
Ну почему, черт побери, мы встретили эту мымру?
Встреча с матерью бывшего, это гребаный парад лицемерия. И, разумеется, эта встреча происходит, когда я не в лучшей своей форме. Она, поди, уже потирает ручки и думает как будет меня поносить в своем террариуме.
Я бы предпочла забыть, как страшный сон, эту семейку Адамсов. Чур меня!
К сожалению, судьба испытывает меня на прочность. Ей богу, такое ощущение, что на меня порчу наложили. Даже есть догадки кто именно…
— Прошу прощения, — Кир поднимает бровь и смотрит на женщину с легким прищуром. Голос холодный, но в нем угадывается скучающая нотка.
Зинаида Георгиевна, женщина лет пятидесяти с идеально уложенной прической и ярко-красной помадой, мило улыбается и отвечает с едва заметной ядовитой интонацией:
— Что вы, молодой человек? Просто мысли вслух.
Кошусь на этот «божий одуванчик», и буквально выжимаю из себя улыбку. Не ручаюсь, что доброжелательную.
— Здравствуйте, Зинаида Георгиевна!
Актриса погорелого театра притворно ахает, точно меня только сейчас заметила. Оскар в студию!
— Оксанка, и ты тут!
Ага, как будто ты, карга старая, не заметила.
— Я Ксения, — спокойно поправляю, хотя внутри все кипит.
Она небрежно машет рукой, будто отмахивается от мухи. Впрочем, ничего нового. Куда ж мне до ее сыночки-маминой-булочки. Не пришлась ко двору барыне простая крестьянка!
— Ой, да ладно… Тоже мне, цаца какая!
Как говорила уважаемая Фаина Раневская: «За самым красивым хвостом павлина, скрывается самая обыкновенная куриная жопа». Прямо как в воду глядела! Точь в точь несостоявшаяся свекровь.
На этот раз я ничего не отвечаю, только сжимаю зубы. Она явно наслаждается этим моментом «славы».
— А это… — Зинаида Георгиевна поправляет очки, переводит взгляд на Кира и буквально сканирует его своими глазами-рентгенами. Особое внимание задерживает на запястье с дорогими часами. Естественно, недовольно поджимает губы, но тут же натягивает притворно-дружелюбную улыбку.
— Кирилл, — спокойно представляется Беркутов, не сводя с нее ледяного взгляда.
Его голос звучит настолько властно и уверенно, что я едва сдерживаю смешок. Кажется, для нее это было неожиданно. Не перевелись еще мужики! А все почему? А потому что пуповину вовремя перерезать надо.
— Извините, нам пора.
Кир подталкивает меня в спину и мы проходим буквально два шага, когда позади себя я слышу едкое:
— Быстро ты… Ну-ну. Как была вертихвосткой, так и осталась! Моего Евгения считай судьба отвела. Не зря я молилась…
Ах она, старая маразматичка!
Гнев вспыхивает во мне моментально. Медленно оборачиваюсь, гордо вскидывая подбородок. Мой взгляд холоден, а голос режет, точно лезвие:
— Именно вашими молитвами, Зинаида Георгиевна, ваш сыночка-присыночка в свои почти тридцать живет у мамочки под юбкой. При этом не имея ни своего мнения, ни жилплощади, ни характера. Вырастили тютю и радуетесь. Тащите его пока можете, только мне потом не звоните и не пытайтесь скинуть ярмо на шею!
Глаз несостоявшейся свекрови нервно дергается, а над алыми губами вздрагивают тонкие усики. Она буквально кипит, как старый чайник, готовый взорваться.
— Хамка! — рявкает Зинаида Георгиевна, чуть ли не прыская ядовитой слюной.
Я фыркаю, дернув плечом.
— Да пожалуйста. И вам не хворать, — бросаю через плечо.
Собственно, ничего необычного. Простой обмен любезностями с пожеланием всех благ.
Затем разворачиваюсь и уверенно иду дальше, слыша за спиной ее приглушенные ругательства. Мой шаг твердый, а внутри наконец становится легко.
Когда мы садимся за стол, я чуть не спотыкаюсь от неожиданности. Кир отодвигает для меня стул. Вежливый, значит. Ну, посмотрим, сколько продлится эта акция.
Едва мы делаем заказ, как Беркутов сразу переходит к делу:
— И кто это был?
Я хмыкаю, скрещивая руки на столе.
— А кто может ненавидеть молодую и успешную девушку?
Кир глядит на меня с прищуром, будто разгадывает загадку.
— Я так понимаю, мама бывшего?
— Бинго!
— И чем ты ей так не угодила? — с любопытством спрашивает, явно развлекаясь ситуацией.
— Тем, что увела сыночку из семьи, — спокойно отвечаю, глядя ему прямо в глаза. — Ну, не беда. Я уже вернула добро обратно. Бракованный оказался.
Беркутов усмехается, склонив голову чуть набок.
— Жесткая ты, Воронцова. Рубишь всегда с плеча.
Смело заявляю, не моргнув:
— А я вообще что-либо терпеть не привыкшая. Не понравилось — встала и ушла. Так что, мотайте на ус, Кирилл Евгеньевич.
Ксеня
Утро начинается с тишины, прерываемой только ритмичным стуком ножа по разделочной доске. Я режу овощи для салата, а на лице у меня плотным слоем нанесена оливковая маска. Напеваю себе под незамысловатую мелодию… В общем, обычное утро.
А что? У меня рабочий день еще не начался. Имею право!
Собственно, мой утренний релакс прерывает грохот, что раздается из ванной, а затем грозное:
— Ебутся утки вторые сутки!
Я вздрагиваю, но нож из рук не выпускаю.
Кхм, кажется, мой сожитель встал не с той ноги… Уже утки ему не угодили, понимаете ли.
Через пару секунд в кухню влетает взъерошенный и разъяренный Беркутов. На бедрах только полотенце, которое держится на одном честном слове.
— Это что еще такое?! — верещит, размахивая руками, точно в воздухе витает какая-то угроза.
Спокойно поворачиваюсь к Беркутову лицом. Бедолага тут же отскакивает, точно увидел перед собой Фредди Крюгера. Таращится на меня так, точно у меня две головы. Надо же, какие мы нежные!
— Что такое? — невозмутимо спрашиваю, поднимая бровь.
— Что за дрянь ты налепила на лицо? — бросает мрачно, хмуря брови.
— Увлажняющая маска, — пожимаю плечами. — Очень полезная штука, между прочим. Хочешь попробовать?
Кир закатывает глаза с таким видом, точно он на грани сердечного приступа. Не в состоянии пережить женщину на своей территории?
— Что за женское царство ты устроила в моей ванной? — рявкает, проводя рукой по мокрым волосам.
Ухмыляюсь, чувствуя себя невероятно довольной. Ей богу, как бальзам на душу.
— Во-первых, Кирилл Евгеньевич, со вчерашнего дня, согласно контракту, ванная комната общая. — Делая паузу, я поднимаю нож и указываю им в его сторону. — Так что прошу уважать границы и правила.
Кир стоит посреди кухни, зло сверкая глазами. Он с нервным тиком указывает на меня пальцем и рычит:
— Ты переставила мой шампунь!
Да он просто капитан очевидность!
Медленно поднимаю нож, как бы обдумывая его претензию, и с легкой насмешкой отвечаю:
— У тебя семь в одном. Какая тебе разница, где твоя единственная бутылка будет стоять?
Потерпевший явно на грани срыва. Я буквально вижу, как он закипает. Еще немного, и пар пойдет из ушей.
— Воронцова! — рычит, размахивая рукой. — Ты собралась слона мыть, что ли? Тебе нахрена столько банок? Там же на целую армию хватит!
Одно слово — мужик. Бьюсь об заклад, Беркутов одним полотенцем вытирает и жопу, и лицо. И что вы думаете? Ни одного прыща! Кожа не пересушенная! А я вот каждое утро встаю на полчаса раньше, чтобы мое лицо в течении дня выглядело нормально, а не как гнилой помидор.
— Чтоб ты спросил.
Шипя себе под нос проклятия, он резко разворачивается и топает обратно в ванную.
Вот и хорошо. Вот и порешали.
Не проходит и десяти минут, как ураган по имени придурок, снова залетает на кухню.
Мокрые волосы прилипли ко лбу, полотенце все еще держится на бедрах. Нет, ну у бедолаги явно утро не задалось. С чего бы это, да?
— Где мой гель для бритья? И бритва! — яростно восклицает.
Я, как ни в чем не бывало, стою у плиты и переворачиваю яйцо на сковороде. Не поворачивая головы, равнодушно отвечаю:
— В нижнем ящике.
Беркутов буквально выдавливает сквозь зубы:
— А почему они там, стесняюсь спросить?
— А ты не стесняйся. Я их переложила. Мой «Дайсон» не помещался в нижний, так что я поменяла местами.
Внезапно до моего носа доносится знакомый сладковатый аромат. Я останавливаюсь, морщу нос и медленно поворачиваюсь к Беркутову. Подозрение сразу же закрадывается в голову. Ах он, гаденыш!
— Кирилл Евгеньевич, вы что, пользовались моей пеной для ванны?
Он замирает. Наглая физиономия приобретает озадаченное выражение.
— Э-э-э… Это был не шампунь?
Я поднимаю глаза к потолку, едва сдерживая желание ударить себя ладонью по лбу. Как этот имбицил смог меня обдурить, скажите мне на милость? Судя по сегодняшнему утру, он совершенно не приспособлен к жизни.
— Господи, ты вообще читать умеешь? Там же написано большими буквами! И вообще, почему ты пользуешься моими средствами?
Кир скрещивает руки на груди, взгляд становится вызывающим. Он говорит громко и грозно, точно это я его довела:
— Потому что свои я найти не могу.
— Я же сказала, что…
— А я не нашел, — нагло перебивает этот гад, даже не пытаясь оправдываться. Еще и лыбится!
— Если что-то не устраивает, ты только скажи. Я сразу же съеду, — с невинным видом лепечу.
— Ага, щас! — фыркает Беркутов. — Съедет она! Парой банок меня не испугаешь, женщина! — гордо отрапортывает и снова уходит.
Ксеня
Завтрак готов. На столе дымятся яйца, рядом стоит тарелка с салатом — ничего особенного, но выглядит прилично. Я ставлю перед собой чашку кофе и наконец присаживаюсь за стол, чтобы нормально поесть.
В этот момент на кухню заходит Беркутов. Уже одетый, но с таким выражением лица, точно ему на голову упал кирпич. Садится за стол, бросает взгляд на еду и хмурится.
— Это че за трава? — ворчит с мрачной гримасой, указав на салат.
— Это завтрак.
Собственно, из того немногого, что нашлось в холодильнике. Какой добытчик, такой и холодильник, собственно говоря.
— Я, по-твоему, козел или что? — резко выдает он, сверля меня взглядом.
Молча поднимаю на этого «не» козла глаза. Гляжу так красноречиво, что он закатывает глаза.
— Ты издеваешься? — грозно рявкает, взмахнув руками. — Я мужик. Я мясо хочу!
— Хотеть никто не запрещает, — парирую невозмутимо и отхлебываю кофе.
Кир недовольно сопит и пыхтит, а затем стучит вилкой по столу, точно маленький ребенок.
Господи, сколько у него извилин? Две? И те, очевидно, работающие по очереди.
— Ты вообще готовить умеешь? — выпаливает с вызовом.
Хочет взять меня на слабо?
Идиот просто еще не понимает, что там где он учился, я преподавала.
Я ставлю кружку и медленно выдыхаю.
Спокойствие, Ксения, только спокойствие. Помни, что этого клоуна терпеть всего два месяца. В конце концов, на своего бывшего я потратила несколько лет. Тот еще Арлекино.
— Умею. Но кормить мужика — это привилегия, а не обязанность, Кирилл Евгеньевич, — дразняще замечаю. — Мой рабочий день еще не начался, поэтому все в ваших руках. Вот, что найдите в холодильнике. Все, что «добыли», — рисую пальцами в воздухе кавычки, — вот из того и готовьте.
— А с каких пор, Ксения, мы с вами перешли на «вы»? — лукаво выгибает бровь Беркутов. — Забыли как мой языке находился у вас в горле?
Вот урод!
Мне кофе поперек горла встает, отчего я давлюсь. Исподлобья злобно зыркаю на Беркутова, но он уже уплетает завтрак за обе щеки.
— А говорил, что не козел!
— Ну, вот. Снова на «ты», — хмыкает. — К чему этот официоз, когда я уже видел ваши панталоны?
Прошу прощения…? Какие нафиг панталоны?
И тут до меня доходит, что называется, как до Жирафа.
Стринги!
Я встаю из-за стола, неспешно беру свою чашку с остатками кофе и направляюсь к раковине. Беркутов продолжает лениво ковыряться в салате, бросая на меня недовольные взгляды из-под бровей.
— Посуда за тобой, — оборачиваюсь на пороге кухни. — Я уборщицей не нанималась. Да и вообще, мне уже пора на работу.
— Я подвезу, — отрезает, точно это приказ, а не предложение.
Этого еще не хватало!
Резко обернувшись, складываю руки на груди и с насмешливым прищуром говорю:
— Нам в разные стороны. Нет необходимости.
Беркутов, конечно, не отступает. Играет своими дурацкими бровями, как будто это способ что-то доказать.
— Для тебя я сделаю круг, — произносит он с самодовольной ухмылкой, будто это великая жертва.
— Мне есть кому подвозить, — отрезаю пафосно.
Пусть не думает, что моя жизнь вокруг него крутиться. Я просто на него работаю. И точка.
Вижу, как лицо Кира резко меняется. Глаза прищуриваются, а челюсть напрягается.
— И кто же этот несчастный? — саркастично интересуется, наклонив голову в сторону.
Я улыбаюсь так, чтобы еще сильнее его взбесить, и парирую:
— Не твое дело. Моя личная жизнь тебя не касается.
Ха! Шах и мат!
Затем плавно разворачиваюсь и выхожу из кухни. Слышу, как Беркутов что-то раздраженно бормочет себе под нос, но не оборачиваюсь. Думал, что я тут же брошусь к его ногам? Трусики сниму и буду ждать? Ага, подавится, а не дождется!
Включаю фен, чтобы собраться, и уже через десять минут выхожу из комнаты, готовая к рабочему дню. Кир стоит в коридоре и явно не собирается так легко сдаваться.
— Я ж сказал, подвезу, — начинает он свою песню.
— А я сказала, что не надо. И в машину я твою не сяду. Не трать свое и мое время.
Я грациозно надеваю пальто и выхожу. Вижу, что Беркутов буквально за шкирку хочет меня втолкнуть обратно и сделать по-своему. Но прекрасно понимает, что я потом ему такое шоу устрою, что он век не забудет!
Собственно, поэтому мальчику-красавчику приходится смотреть мне вслед. Кажется, когда я захлопываю за собой дверь, я слышу стук кулака об стену.
Надо же, какие мы нервные!
Ксеня
К середине дня я готова убивать. А все потому что мой шеф, точно безголовая курица, носится по офису, приводя документы в порядок. Налоговая проверка — это всегда стресс, а когда твой босс Истеричка, то вдвойне.
Почему меня не предупредили, что вместо личного ассистента, мне придется быть нянькой пятидесятилетнему с огромным хвостиком мужику?!
В кабинете Геннадия Петровича гремит его гневный голос, который, кажется, можно услышать даже через несколько этажей. Я стою напротив стола, скрестив руки на груди, и выдерживаю это шоу с терпением святого.
— Это никуда не годится! — оглашено орет, швыряя папку с документами на стол. — Меня за это за задницу возьмут, Воронцова! Ты это понимаешь?!
— Проверка только в пятницу, Геннадий Петрович, — спокойно отвечаю. — У нас есть два дня, чтобы все перепроверить.
— Всего два дня?! — истерически верещит, хватаясь за голову. Его лицо красное, как помидор, отражает весь масштаб катастрофы, которую он себе нарисовал.
Вот, что бывает когда не принимаешь нужные таблеточки в соответствующем возрасте. Фляга слетает.
Тяжело вздыхаю, стараясь сохранять спокойствие.
— У нас все чисто, — заверяю я. — Все проверено, беспокоиться не о чем.
— Поразительная наивность, Воронцова! — фыркает, упираясь руками в стол и глядя на меня с упреком. — Это налоговая! Эти чертовы ищейки найдут к чему докопаться, даже если у нас нимб будет над головой висеть! Наша с вами задача — сделать так, чтобы у них ни одного вопроса не возникло! Понятно я выражаюсь?
Я киваю, пытаясь изо всех сил скрыть раздражение. Каждый раз одно и то же. Это, видимо, такой стиль управления — довести себя и окружающих до нервного тика и заставить переделывать то, что и так уже работает.
— Все будет готово, Геннадий Петрович. Мы справимся, как всегда, — уверенно отрезаю, подхватывая папку со стола.
Собственно, по этой причине я теряю счет времени. Задерживаясь дольше обычного, и прихожу в себя только когда слышу настойчивый звук смарта. Оторвавшись от бумаг, достаю гаджет из кармана и, не глядя на абонента, принимаю звонок.
— Слушаю.
— Воронцова, — слышу недовольный голос сожителя, — ты потерялась по дороге? Или вечером некому подвозить? Все кавалеры сдулись?
— Всмысле? — не сразу понимаю, что Беркутов имеет ввиду.
— В том смысле… Где ты шляешься? Уже семнадцать тридцать, а тебя нет. Или договор отменяется?
Черт! Вот же полная хрень.
— Я заработалась. Прости, скоро буду.
Я скидываю бумаги одним махом в сумку и встаю. Вырубаю комп и иду к вешалке, чтобы взять пальто.
— Ты же в курсе, что рабство отменили?
— Я в курсе, а ты?
Вообще-то вполне логичный вопрос, учитывая, на каких условиях мы подписали «договор».
— Заметь, Воронцова, ты пока ни дня у меня не проработала. И еще ничего абсолютно не сделала.
Еще и издевается, гад! Я тут зашиваюсь с этой макулатурой, а ему лишь бы поржать! Желание убивать возрастает до критической отметки.
— Я буду через двадцать минут. Еще раз извини, — сдержанно отрезаю, потому что это моя работа.
— Уж извольте явиться, — сарктически парирует, после чего сбрасывает.
Проклиная своих боссов до седьмого колена, я накидаю пальто, вызываю такси и спускаюсь вниз. Моя голова готова взорваться и, да осудят меня феминистки, но прямо сейчас я бы хотела на ручки к сильному мужику, который меня пригреет, утешит и сделает массаж ног. Было бы, конечно, отлично, а пока кругом одни упыри и конченные. Масиков на горизонте не видать, поэтому приходится быть сильной и независимой!
Где, спрашивается, взять то плечо, даже когда затюканный мамкин ебобо и тот член в штанах удержать не может?
В конце концов, приезжаю я в офис Беркутова не через двадцать минут, а через сорок. Всему виной пробки. Нормальные люди-то с работы едут, а не на нее.
Вбегаю в офис, на ходу расстегивая пальто. И какую картину я замечаю, когда поднимаюсь на нужный этаж?
Мой босс, чтоб у него глаза выпали, таращится на какую-то бабу! Его мозг явно перетек в другую полость, учитывая, что жадный взгляд не может оторваться от буферов девушки, стоящей напротив.
Вот, собака сутулая! Меня жить позвал, одному богу известно зачем, а сам на других сучек облизывается. Кобель!
Я тебе щас устрою Кузькину мать, глазастый ты мой!
— Кирилл Евгеньевич! — выкрикиваю нарочито громко, чем привлекаю внимания беседующих. — Простите за опоздание!
Девушка оборачивается. К ней претензий ноль. Она даже не заметила, что ее нагло облизывают с ног до головы. Бедная распиналась и что-то рассказывала, показывая документы.
— Кхм, — потерев шею, Беркутов отводит бесстыжие глаза и обращает внимание на меня. — Ксения, ждите меня в кабинете, — по-деловому чеканит.
— Да, конечно, — услужливо киваю головой. Ни дать ни взять, святая простота! — Кстати, звонил ваш врач… Ну, тот самый, — громким «шепотом» произношу.
Ксеня
Не проходит и минуты, как Беркутов залетает в кабинет, хлопая дверью с такой силой, что несчастная едва не слетает с петель.
Я спокойно стою у панорамного окна, наблюдая за этим буйнопомешанным. Кир оборачивается ко мне лицом. Яростно зыркает исподлобья, очевидно, мечтая стереть меня в порошок.
— Какой еще нахрен доктор?!
— Тот, что за мужское здоровье отвечает, — небрежно бросаю, скрещивая руки на груди. — Говоря простым языком, письки лечит.
Нет, все-таки психика у моего босса ни к черту. Клянусь, Кир выглядит так, будто у него сейчас пена изо рта пойдет. Эх, видимо, задела за больное…
— У меня все в порядке! — яростно выплевывает, почти рыча.
— Ну, конечно, — фыркаю, выпрямляясь. — Тогда зачем так нервничать? Слухи о плохих анализах — это всего лишь невинная шутка, Кирилл Евгеньевич. Хотя… — я делаю вид, что пребываю в глубокой задумчивости, — говорят, что нервы — первый признак проблем.
— Я повторяю, Воронцова, — Кир буквально выплевывает слова через зубы, — у меня все в порядке.
Подняв руки в жесте капитуляции, насмешливо бросаю:
— Только не начинай демонстрировать, Беркутов!.
— Воронцова! — бешено рявкает, точно разъяренный медведь, и пинает стул, который с грохотом отлетает в сторону.
Психованный какой-то!
— А может, ты как раз хочешь, чтобы я продемонстрировал? — шипит, подступая ко мне. Его глаза сверкают, а голос становится опасно низким. — Соперниц отгоняешь, да?
— Упаси Господь такого счастья, — с сарказмом цежу, глядя ему прямо в глаза.
И вот тут Беркутов расплывается в кровожадной улыбке. Она настолько хищная, что меня едва не пробирает легкая дрожь. Этот тип явно в своей голове что-то вообразил, потому что его взгляд становится… предвкушающим.
— Однажды «Господи» ты будешь кричать подо мной, — заявляет без тени сомнения, будто это не предположение, а свершившийся факт.
От наглости я теряю дар речи. Ого!
Че он курит? Дайте мне!
— А ты, по всей видимости, от безумия не страдаешь, а им наслаждаешься, да?
— Слишком много болтаешь, Воронцова, — холодно чеканит.
Обидку кинул. Вот незадача.
Беркутов, очевидно, приходит в себя. Иммунитета поднабрался, что ли?
Садится за стол, закидывает ногу на ногу и с видимым удовольствием пристукивает пальцами по поверхности. Его взгляд цепляется за мои глаза, а уголки губ кривятся в едва заметной ухмылке.
— Что насчет штрафных санкций?
Я вскидываю бровь.
— Каких еще штрафных санкций?
Кир невозмутимо бросает взгляд на наручные часы, потом вновь поднимает глаза на меня, произнося с важностью:
— Ты опоздала. Больше, чем на час.
— Я не специально! — начинаю тараторить, слегка повышая голос. — Работа, пробка, город встал, еще и босс со своими истериками!
— Это твои проблемы, Воронцова, — хладнокровно обрывает. Его тон звучит настолько категорично, что я автоматически замолкаю. — Пробки, рожающая кошка, старушка, которую нужно перевести через дорогу. Меня это не волнует. Опоздала — твой косяк.
Ладно. Возможно, теперь я понимаю, откуда у него бабки. Веревки из него не совьешь.
— И что ты предлагаешь?
— Поскольку натурой расплачиваться ты не изъявляешь желания или…? — прикусив губу, скользит по мне откровенным взглядом. От этого я чувствую себя обнаженной.
— Никаких «или».
— Так вот, — пожав плечами, продолжает, — будешь отрабатывать по выходным. Каждый час опоздания равен двум часам работы по субботам. И обсуждению это не подлежит.
Сволочь! Тиран! Мне что, на этой каторге ласты склеить?
— Как скажите, Кирилл Евгеньевич, — цежу сквозь крепко-сжатые зубы, на что козлина расплывается в
триумфальной улыбке.
— А теперь сделай мне кофе, а затем позвони поставщикам материалов. Вот номера, — кладет на край стола распечатанный лист А4. — Твоя задача выбить у них скидки. Кстати, работают до восьми вечера, так что… Времени у тебя мало.
— Поняла, — киваю головой, а затем, подойдя, забираю лист. — Только кофе зачем? У тебя же секретарь есть.
Ублюдок нагло подмигивает и заявляет:
— А я так хочу.
— Сахар? — уточняю по-деловому.
В конце концов, это моя работа. Делать и не возникать. Какой бы ни был, а у нас договор. И я предпочитаю любую свою работу выполнять одинаково хорошо.
— Без сахара. Эспрессо.
Кивнув, я разворачиваюсь на каблуках и шагаю на выход.
— Кстати, Воронцова, — когда я открываю дверь, окликает меня Беркутов, — сделай так, чтобы я в тебе не разочаровался. Ты расписывала себя, как ценного сотрудника, если я не ошибаюсь.
Ксеня
Надо видеть охреневшие глаза Беркутова, когда через сорок минут я приношу ему новость о том, что переговоры с поставщиками прошли успешно.
— Как ты их уломала, Воронцова? — озадаченно хмурится и сверлит меня взглядом, точно пытается просканировать на предмет обмана.
Обидно, между прочим.
— Душу продала, — замечаю с легкой ухмылкой.
— Ха! — фыркает, даже не пытаясь скрыть сарказм. — Чтобы что-то продать, это сначала должно быть в наличии, Воронцова.
Чья бы корова мычала! Как будто это я на златах сижу и от нехер делать терроризирую приличных девушек.
Закатываю глаза, но не могу удержаться от ответной пикировки:
— Остроумно, Кирилл Евгеньевич, как всегда.
Его брови взлетают вверх, но он молчит, очевидно, ожидая продолжения.
Что ж, ты будешь делать! Настойчивый какой! Все нужно знать!
— Ну, пришлось кое-что пообещать, — осторожно бросаю, сдерживая смешок, просто чтобы посмотреть на его реакцию.
Взгляд босса мгновенно становится напряженным.
— Что именно ты пообещала?
— Что в течение пяти лет мы будем закупаться только у них, — невинно произношу, пожав плечами.
— Что?! — рявкает так громко, что я почти подпрыгиваю. — А если они будут хреново делать? Об этом ты подумала?
— Конечно, подумала, — спокойно отвечаю, сложив руки на коленях. — Поэтому добавила пункт о разрыве договора при нарушении сроков или качества. Все прозрачно, Кирилл Евгеньевич. Не переживайте так, а то еще инсульт заработаете. Ко всему прочему…
Глаз босса нервно дергается. Кажется, я слышу как скрипят его зубы. Ну вот, еще и к стоматологу прямая дорога…
— Не стоит так беспокоиться, о моем здоровье, Воронцова. Твоими молитвами, я здоров, как бык! — язвительно замечает, откидываясь глубже в кресле. Замолкает, а потом обреченно выдыхает: — И кто тебе позволил принимать такие решения за всю компанию?
— Ты, — спокойно отвечаю, решительно глядя ему прямо в глаза. — Своим контрактом и должностной инструкцией. Или мне теперь каждое свое действие у тебя на коленках утверждать?
При слове «коленки» у него аж глаза зажигаются. С кривой ухмылкой, Беркутов хитрым голосом протягивает:
— А что? Прекрасная идея! Если что, мои колени в твоем распоряжении! — развязно подмигивает. — На них можно не только утверждать, но и…
— Достаточно! — резко встав с кресла, обрываю фантазии этого озабоченного.
Одни потрахушки на уме, ей богу! Все думает, куда свой стручок пристроить.
— Ладно, Воронцова, будем считать, что на троечку ты справилась.
Троечку?! Серьезно?! Да я весь свой талант переговорщика использовала, чтобы выбить скидки!
— На следующей неделе мы летим с тобой на выставку элитной мебели. Вся инфа у секретарши. Так что, закажи приличный номер и организуй билеты первого класса.
Естественно, первого. Странно, что не личный джет с грудастыми блондинками в качестве персонала. Даже не спрашивайте, что этот персонал будет делать!
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— Тебя хочу на этом столе, — нагло заявляет, явно пытаясь меня выбесить.
Еще и смотрит так, будто я голая стою!
— Не входит в мои обязанности. Вызвать более компетентных дам в данной области? — абсолютно беспристрастно чеканю.
— Попрактикую пока воздержание, — хмыкает Беркутов.
— Правильно, Кирилл Евгеньевич, себя в руках надо держать!
«В руках» выделяю с особой интонацией, отчего он воздухом давится от такой моей наглости. Пока Кир не очухался, быстренько шагаю на выход из кабинета.
***
Беркутов, к моему несчастью, оказался тем еще трудоголиком. Когда все ушли, даже уборщица, мы все еще оставались в офисе. Я, каюсь, по большей части, балду валяла.
Босс новых заданий не дал, а сам закопался в документации. Из кабинета только слышались недовольные рыки вперемешку с: «Ебись оно все конем!».
В конце концов, из офиса мы выходим около девяти вечера, заезжаем во вчерашний ресторан, где очень поздно ужинаем в немой тишине, а затем едем домой. К Беркутову домой.
Казалось бы, мы только и можем, что доползти до кровати и вытянуть ноги, но нет… На скандал, знаете, силы всегда найдутся. А началось с невинного…
— Ты заказала номер? — интересуется Беркутов, как только мы переступаем порог квартиры.
— Да. Только не номер, а номера.
— Это еще че за приколы? — с рычащими нотками в голосе выплевывает.
— Серьезно, Беркутов?! — резко оборачиваюсь к нему лицом, воинственно складывая руки на груди. — Я не вчера родилась! Хотел, чтобы мы в одном номере жили? А потом случайно перепихнулись?
Кир стоит молча. Только глазами молнии швыряет. Очевидно, что его великолепный план пошел по всем известному месту. Конспиратор хренов.
Ксеня
Утро субботы начинается с двух происшествий. И не чтобы чтобы радостных. Во-первых, у меня начались женские дни, что само по себе делает день отвратительным. Поздравьте меня! Низ живота тянет, я распухала, точно свинья перед убоем, и хочется жрать. Именно жрать, а не кушать. А во-вторых, когда я выхожу злющая и голодная, как собака, Беркутов объявляет:
— Час на сборы, Воронцова. Рабочий день, если ты не забыла.
Забудешь тут. Когда он уже одетый под дверью меня караулит.
Сердито зыркаю на этого смертника.
— Беркутов, ты вообще обладаешь инстинктом самосохранения? — раздраженно бросаю. — Я пока не поем, никуда не поеду.
Прохожу мимо, направляясь к кухне, а он остается стоять, ошарашено глядя мне в спину.
— А что я такого сказал-то? — слышу, как он ворчит себе под нос, чешет затылок и недоуменно качает головой.
Сразу видно, этот представитель мужского пола никогда не находился на одной территории с женщиной дольше одного месяца. Иначе, он бы моментально распознал это состояние женщины, когда она хочет убивать. И уж точно не отсвечивал лишний раз. А так, через минуту он заходит на кухню. Хмурится, наблюдая за тем, как я достаю из холодильника яйца и овощи на салат.
— Снова трава? — недовольно изрекает.
— У нищих слуг нет, — сухо припечатываю.
Беркутов громко вздыхает, как будто это у него внизу живота такое ощущение, словно его режут пополам. Мужик, один словом!
Он, должно быть, при температуре тридцать семь уже издыхает. По крайне мере, мой бывший был уверен в том, что его покидают жизненные силы. Мамкин нытик.
— Не приснился принц ночью? — хмыкает Кир, — поэтому такая злая?
Ага. Прынц!
— Нужен он мне, как банный лист. Только корону лопатой сбивать, — фыркаю, закатив глаза.
— Значит, сказывается что-то другое?
Бинго!
Только, разумеется, Беркутов все переводит в горизонтальную плоскость.
Я как раз кладу огурец на доску, когда он дерзко заявляет:
— Да у тебя недостаток секса, Воронцова!
Я резко, даже не разрезаю, а разрубаю огурец пополам. А потом, обернувшись, шиплю, точно кобра перед нападением:
— Женские дни у меня, Беркутов!
Он недоуменно хлопает глазами, явно не врубаясь, что я имею ввиду. Господи, пожалей меня, и дай этому парню немного мозгов и смекалки!
— Э-э-э, а другие дни они разве не женские?
— Критические, так ясно?
Не ясно, судя по тупому выражению лица.
— Всмысле? Что-то критическое у тебя происходит?
— Красная армия наступает! — восклицаю, яростно махая руками в воздухе.
Теперь Беркутов таращится на меня так, будто я слетела с катушек. С долей опаски и непониманием.
Не выдержав, как бы неловко мне не было, я выпаливаю:
— Месячные у меня, Беркутов. Ме-сяч-ные, — по слогам повторяю, чтобы уже наверняка дошло.
— А-а-а, — протягивает он, — так бы и сказала! А то критические, красная армия. Что за детский сад, Ксеня? — вперивается в меня совершенно серьезным взглядом, и от этого я чувствую себя неловко.
— Ничего не детский. Все предельно ясно.
Повернувшись обратно к столешнице, принимаюсь дальше готовить завтрак.
— Нужно называть вещи своими именами, — невозмутимо произносит Кир, отчего я раздражаюсь еще больше. — Ты стесняешься, что ли?
Я застываю, точно каменное изваяние. И знаю, что по моим щекам растекается предательский румянец. Черт!
— Да ладно, Воронцова! — хлопает в ладоши. — Ты засосала меня в первый день знакомства! Чуть ли не с ноги открыла дверь в мой кабинет! А стесняешься совершенно естественных вещей!
Сраный умный. Он не женщина, откуда ему знать? Испокон веков все делали вид, что женщина раз в месяц не истекает кровью. Мой бывший вообще всегда делал вид, что их не существует. А от вида прокладок едва ли не впадал в истерику. Конченный, что сказать.
— Закрыли тему, Беркутов, — шикаю, затем снимаю со сковородки яйца и едва ли не скидываю в тарелки.
С громким стуком ставлю на стол посуду, салат, приборы и сажусь.
Беркутов даже не возмущается завтраку. И выглядит так, точно девственник впервые познавший женщину. Вообщем, неприлично довольным.
— Мда, Воронцова… Получается, ворота закрыты?
— Для тебя они всегда закрыты!
— Ничего, Ксеня, однажды я подберу ключики, — с кривой улыбкой, подмигивает этот развратник.
И весь оставшийся завтрак, неприлично пялится на меня, пока я едва ли не пыхчу от ярости. Клянусь, у меня так подгорает, что я готова разорваться!
Как же… Меня. Все. Бесит.
Ксеня
Мы в офисе. Снова.
Только сегодня он пуст. Как вы понимаете, люди хотят жить, а не пахать, как загнанные лошади. Трудовой кодекс и все такое еще никто не отменял. Конечно, только если вы не в добровольном рабстве у Беркутова.
Месячные — не болезнь, я в курсе. Но, клянусь, я бы предпочла лежать дома в обнимку с подушкой и смотреть комедию с Томом Харди, а не вот это все…
Бумажки, договора. Опять же, кофе принесите его величеству. В итоге, когда проходит три часа каторги. И да! Я ставила таймер. Короче, я без стука залетаю в кабинет Беркутова и нагло заявляю:
— Я ухожу!
— Не понял, — вскидывает бровь Кир, отрываясь от своих бумажек.
— Рабочий день окончен, барин. Дайте вольную! — с сарказмом выпаливаю. — Три часа прошло.
Беркутов хмурится, бросает взгляд на настенные часы и явно удивляется, замечая, что уже как бы одиннадцать часов дня.
Признаться, я полагала, что этот напрочь ипанутый трудоголик тут будет сидеть до глубокой ночи, но каково же мое изумление, когда Беркутов резко захлопывает папку и встает с кресла.
— Ты права, можем ехать домой.
Прошу прощения? А мы теперь что, как ниточка с иголочкой? Вдруг неразлучны стали?
— А кто сказал, что я домой еду?
Беркутов впивается в меня упрямым взглядом. Дыру хочет во мне протереть, что ли?
— А куда ты собралась? — требовательно спрашивает, точно ревнивый муж.
— Я не обязана отчитываться. Мое личное время — это мое личное время. Личное пространство, слышал про такое, Беркутов?
Не поймите меня неправильно, но этот мужик как будто все хочет обо мне знать. Мало того, что мы с ним делим жилплощадь, работу, теперь ему еще отчитывайся.
— Краем уха, — хмыкает. — Может, тебя отвезти куда?
Отвезти меня? Идея хуже некуда. Я скорее станцую ламбаду голой на главной площади, чем потащу Беркутова к бывшему. И да, это именно туда, куда я собралась.
И нет! Это не то, что вы подумали. Я не собираюсь мириться. Упаси господь! Чур меня!
Но вещи забрать нужно. Пылесос честно-купленный, кофеварка, опять-таки, на дороге не валяется. Плазму, так и быть, пусть оставит себе. В кредит взят, и не на меня записан.
— Спасибо, но я сама, — припечатываю таким тоном, чтобы Беркутов и не думал гнуть свою линию.
Всему есть предел. _L3FAiMf И уж точно я не собираюсь впутывать Кира в свои разборки с бывшим и его звезданутой на голову мамашей. Сама разберусь. Че мне впервой, что ли?
— Сама, — мрачно повторяет, сверкнув глазами. — Ладно, Воронцова. Вперед и с песней! Не смею задерживать, — рыкает.
Надо же, грозный какой. И что такого сказала-то? Наоборот не хочу утруждать, так сказать. А говорят, женщины нелогичные.
— Тогда, до вечера! — отзываюсь довольно любезно, чеканя шаг на выход.
— Ага, — доносится мне грубое вслед.
Собственно, спустя, должно быть, полчаса я подъезжаю к дому бывшего с единственным намерением — забрать свои вещи. Никаких эмоций, никаких ностальгий. Только холодная решимость. Да и какая ностальгия? Сильно же я соскучилась по нытью, что его великого никак и никто не может оценить по достоинству.
Естественно, я без приглашения. Иначе бы его мамаша забаррикадировала двери и стояла бы уже настороже, чтобы, не приведи господь, всякая дрянь (то есть я) не просочилась в их двухкомнатные хрущевские хоромы.
Поднимаюсь на этаж, звоню в дверь. Внутри раздается топот, и спустя пару секунд дверь открывает Ипатов.
Знакомьтесь, мой бывший. Немного потрепанный, футболка с каким-то пятном, и, как всегда, этот жалкий взгляд, пытающийся выдавить из меня хоть крупицу сочувствия.
— Ксюша… — тихо тянет он. Ей богу, как будто на последнем издохе.
— Я за вещами, — отрезаю, проходя мимо него в квартиру.
— Ксю, подожди… Ты должна выслушать. — Голос у него дрожит. О господи, неужели опять начнет ныть? — Это была ошибка. Я… не хотел… Это все вышло случайно…
Я оборачиваюсь и прищуриваюсь, будто пытаюсь разглядеть его мозги, которых, кажется, и в помине нет.
— Случайно? — произношу, растягивая это слово. — Случайно тебе на член телка упала, да?
Женя мгновенно краснеет, запинается, пытается что-то сказать, но я его перебиваю:
— Ты хоть раз можешь быть мужиком, а? Просто признай свои ошибки и перестань цепляться за жалкие оправдания.
Он что-то мямлит в ответ, но я уже прохожу на кухню. Пылесос, кофеварка… Отлично. Беру свою кофеварку, как раз ту самую, которую я выбрала и настояла на покупке, и начинаю тащить к двери. Дело нелегкое, кто бы помог…
— Ксюша, подожди!
Я оборачиваюсь с таким взглядом, что, кажется, у него кровь стынет в жилах. Нажимаю кое-как на кнопку лифта, он сразу открывается, и я захожу внутрь. Это недоразумение, естественно, заходит вместе со мной.sm-LiEQ2
Ксеня
Во всем этом цирке Шапито, я краем глаза замечаю, как из своей машины выходит Беркутов.
Ну почему именно сейчас?
Проклятье! Он что, следил за мной?
Высокий, широкоплечий, уверенный в себе и в идеально сидящем пиджаке. На его фоне Ипатов выглядит, как ходячее недоразумение. Кир шагает к нам, сверкая холодным взглядом.
Господи помилуй! Избавь меня от этого позора!
— Воруют! — продолжает орать Зинаида Георгиевна, размахивая руками, будто действительно пытается остановить преступление века. — Полицию вызывайте! А ты, вертихвостка, вообще знай свое место! — ее визг режет слух, и я буквально чувствую, как кровь начинает закипать в жилах. — Да моему сыночке памятник поставить нужно за то, что он из тебя человека сделал!
Воистину, старая кошелка!
Ипатов сам из себя человека сделать не может. Чупакабру никогда не видели? Так это оно стоит! И что-то из себя пытается строить, при этом на самом деле ничего не представляя.
— Имей хоть каплю совести, Ипатов, — шиплю сквозь зубы, ощущая, как мышцы напрягаются от ярости.
Но Женя, словно получив подкрепление от своей громогласной мамаши, делает вид, что я ему больше не указ.
— А чего? — бубнит, упрямо держа кофеварку. — Ты от меня ушла ни с чем. Вот и иди дальше ни с чем!
Я уже открываю рот, чтобы ответить что-то очень и очень ядовитое, но он резко дергает кофеварку на себя. Мои руки почти соскальзывают, и я едва не падаю.
— Ты че, чепушила?! — вдруг раздается рык Беркутова.
Секунда — и он оказывается рядом. Его лицо перекошено яростью, а глаза сверкают так, точно он готов стереть Ипатова с лица земли.
— В себя поверил? — бешено рявкает, хватая Женю за ворот футболки одной рукой, второй же грубо отталкивая его от кофеварки. — Грабли свои нахрен убрал от девушки!
Ипатов, конечно, начинает судорожно дрыгать ногами, пытаясь вырваться, но выглядит это, мягко говоря, жалко.
— Полиция! Сыночку бьют! — начинает орать Зинаида Георгиевна, хватаясь за бигуди так, точно это оружие массового поражения.
Я, стиснув зубы, крепче прижимаю кофеварку к груди. В голове только одно: как бы побыстрее закончить этот цирк.
Но нет, Женя не собирается оставлять меня в покое. Его тон становится ядовитым:
— Что, уже себе нового ебаря нашла? У самой-то рыльце в пушку! Мне мама уже рассказывала, где и с кем тебя видела!
Мои пальцы сжимаются так, что, кажется, кофеварка вот-вот треснет. Но вмешивается Беркутов. Он, не говоря ни слова, резко хватает Женю за шкирку и встряхивает так, что у того чуть глаза из орбит не вылетают.
— Слышь, ты за базаром следи! — натурально рычит, и в его голосе столько неприкрытой угрозы, что Зинаида Георгиевна, продолжая причитать, тут же хватается за сердце.
— Да пошел ты! — шипит Женя, тщетно пытаясь вырваться. Затем он бросает взгляд на меня и выкрикивает: — На бабки клюнула, да? Шлюха!
Беркутов сжимает губы, а его пальцы на шее Ипатова становятся белыми от напряжения.
Ну все. Покойся с миром, Ипатов.
Кир без лишних прелюдий отводит руку назад, а потом кулаком врезается в нос бывшего. Глухой звук удара раздается так резко, что даже я вздрагиваю. Ипатов с грохотом падает на задницу, хватаясь за лицо и прижимая ладонь к носу.
— Ты что, охренел?! — истерически вопит, но в голосе больше жалобы, чем настоящей злости.
Кир лишь кидает на него холодный взгляд, а затем оборачивается к Зинаиде Георгиевне.
— Вы своего сыночку сначала научите с женщинами общаться, — жестко припечатывает. — Или он у вас со зверьем воспитывался?
Зинаида Георгиевна аж рот открывает, точно выброшенная на берег рыба.
Прямо чудо какое-то! Зинаиде Георгиевне и нечего сказать!
Беркутов переводит взгляд обратно на Женю — полный брезгливости, точно на дерьмо под своими ногами.
— Не рот, а помойка, — бросает презрительно. Потом поворачивается ко мне и властным тоном отрезает: — Пошли, Воронцова.
Ну, а я что?
Просто киваю, прижимая кофеварку к себе, как трофей. Я уже готова идти, но Беркутов медленно наклоняется к Жене, который все еще сидит на земле, схватившись за нос.
— Если узнаю, что ты Воронцову донимаешь своим вниманием, — холодно произносит, чеканя каждое слово, — ноги в жопу засуну и скажу, что так и было. Усек?
Женя, не поднимая головы, лишь морщится и мямлит что-то невнятное.
— Отлично, — удовлетворенно кивает Беркутов и выпрямляется.
Я иду к его машине, даже не оборачиваясь. За спиной все еще доносятся ахи Зинаиды Георгиевны и сдавленные жалобы Ипатова, но это уже не имеет значения.
Беркутов расплачивается за меня с таксистом и отпускает восвояси.
Без лишних слов забирает кофеварку из моих рук и закидывает в багажник. Затем открывает дверь переднего сидения своей машины, усаживает внутрь, захлопывает дверь и садится за руль.
Ксеня
В машине гробовая тишина, когда мы едем по дороге. Клянусь, если добавить искорку, то мы с Беркутовым воспламенимся, точно спички.
Я таращусь в окно, как будто вижу там что-то крайне интересное, а не обычный спальный район. Кир ведет машину спокойно. Одна рука расслабленно лежит на руле, вторая на коробке передач, но при этом я ловлю на себе его косые взгляды.
Раз, другой.
Нет. Он же просто издевается!
— Ну что? — бросаю раздраженно, не отрывая взгляда от окна.
— Не могу поверить, что ты встречалась с таким долбоящером, — заявляет он с издевкой. — У него вообще яйца есть, Воронцова? Или он кастрирован? Где ты это чучело подобрала?
Все, понесло Остапа. И ведь не потрудился даже слова подобрать, гаденыш!
Как будто это его собачье дело!
Чтобы не устраивать скандал в машине, я фыркаю и спокойно отвечаю:
— Где подобрала — больше не хожу.
А-то, не приведи Господь, опять говно какое-то прицепится.
Кир хмыкает, но я, повернувшись к нему лицом, добавляю:
— И вообще, со мной он был другим.
На самом деле, это правда. Женя тогда был… Ну, другим. Более уверенным в себе, что ли. Даже одевался нормально, без этих выцветших футболок и растянутых штанов. Мне вспоминается, как он поддерживал меня на первых порах, когда я с трудом втягивалась в новую работу. Он старался быть надежным. Даже на конфликт с мамашей шел, чтобы отстоять наши отношения. Иногда.
Ладно. Очень редко, но попытки были.
Однако все это как будто растворилось. Постепенно. Где-то после того, как он в очередной раз остался без работы, а я стала тянуть, точно лошадь ломовая, все на своих плечах. Тогда и появились его жалобы, нытье, вечные упреки, что я недостаточно его поддерживаю. А потом измены.
— Каким же? Прекрасным принцем, а потом злая колдунья превратила его в болотное чмо?
Скриплю зубами, стараясь не ответить резко. Может, Кир и прав. Может, я просто пыталась разглядеть в Ипатове то, чего в нем отродясь не было.
— Раньше он был… сносным, — нехотя признаюсь.
Кир расплывается в кривой усмешке, не скрывая своего удовольствия от моего ответа.
Как же хочется стереть это самодовольство с его физиономии! Будь он хоть пятьсот раз прав, разве не видно, что мне и так хреново?
Я в курсе, что круглая дура. Давайте, теперь об этом еще на центральном телевидении в прямом эфире повторим: «Ксеня Воронцова — круглая дура!».
— Конечно, это именно то, что хочет услышать о себе каждый мужчина. Сносный. Может, он просто был удобным для тебя?
Сраный умник. Не то чтобы за мной когда-то бегала толпа Бредов Питтов, знаете ли.
— Женя казался мне верным парнем, хорошим семьянином, — наконец отвечаю, чуть приподняв подбородок.
— Этот-то? — Беркутов вопросительно выгибает бровь, кидая на меня взгляд. — Ты хоть знаешь, как быть с настоящим мужчиной?
А вот это уже лишнее…
— А я таких не встречала! — яростно восклицаю, точно дикая кошка. — И вообще, что ты там делал? Ты следил за мной?
Беркутов и на секунду не выглядит пристыженным. Нахально, повернув ко мне голову и сверкнув дьявольскими глазами, заявляет:
— А я мимо проезжал. Смотрю моя сотрудница за кофеварку дерется. Думал, мимо проехать, но решил помочь. Так сказать, протянуть руку утопающему.
Это я-то утопающая, прошу прощения?
Мне кажется, я так зло пыхчу, что скоро взорвусь. Мало того, что этот конченный бывший мне все нервы вытрепал, так еще и Беркутов себе развлекаловку нашел! Заняться нечем, что ли?
— Я тебе не просила! Ясно тебе, Беркутов! — рявкаю со всей яростью, что во мне накопилась.
Он резко тормозит. Так, что я чуть не врезаюсь в приборную панель лбом. К счастью, ремень безопасности спасает.
Беркутов медленно поворачивается ко мне всем корпусом. Прожигает меня своими глазами, точно хочет придушить, а может еще чего…
Он хватает меня за шею и резко притягивает к себе. Не больно, но так что я теряю дар речи.
Мы так близко, что наши губы в жалких сантиметрах друг от друга.
— А меня, Воронцова, просить не нужно. Я тебе не олень рогатый. Без чужих соплей разберусь, когда и что мне делать. Кому помогать и кому не нужно.
Беркутов так же резко отпускает меня. Отцепляет ремень безопасности и грубо кидает:
— Приехали. На выход, Воронцова. А то сейчас ты узнаешь настоящего мужика. Потом не жалуйся, что сидеть не можешь.
Фигасе! Вот это заявочки! Приехали, называется!
И мне бы съязвить, но тело почему-то горит в огне. Ага, «почему-то». Да потому что Кир Беркутов, хоть и козел паршивый, но горячий, как ад! Когда к тебе прикасается мужик, который выглядит как ходящая реклама тестостерона, то мозги утекают в неизвестном направлении.
Ксеня
Вечер перестает быть томным, когда Снежка приглашает нас с Алёнкой в ресторан. Она только вернулась со свадебного путешествия, а мы, по счастливому стечению обстоятельств, оказываемся свободными.
А почему собственно, нет? Бывший Опездал со своей ипанутой мамашей, все настроение испортили, а так хоть развеюсь. Собственно, пока Беркутов проводит вечер субботы в компании ноутбука, я собираюсь в ресторан.
Натягиваю платье и каблуки, а потом мчусь в ванную навести марафет. Опаздываю ведь, черт побери! Залетаю в ванну и достаю косметичку.
Напевая себе под нос незамысловатую мелодию и двигая бедрами в такт, я крашу губы, когда замечаю в зеркале мрачную физиономию Беркутова. Он стоит, облокотившись на косяк двери, и сверлит меня хмурым взглядом.
— Куда намылилась? — рычит, сложив руки на груди.
Хмыкаю, делая вид, что его тон меня совершенно не задевает.
— А мне как перед тобой отчитаться: письменно или в устной форме? — язвительно выпаливаю.
Кир кривится так, точно только что укусил лимон, и шипит:
— Воронцова, не беси. Что за прикид? Ты на свиданку?
Закатываю глаза и поджимаю губы.
О да, конечно, именно на свиданку! По мнению Беркутова, я обязана сидеть дома в растянутых штанах и смотреть на то, как он работает. Вот, веселуха!
Я пытаюсь скрыть улыбку, но чувствую, как уголки губ все равно дергаются вверх. Кокетливо пожимаю плечами и, глядя на него через зеркало, спрашиваю:
— А если на свиданку, то что?
И да, я специально вывожу его на эмоции. Взял моду указывать мне! Пусть сбоку заведет и ей командует!
Беркутов аж меняется в лице. Его лицо — каменная маска, а в глазах вспыхивает холодная ярость.
— Тогда передай своему ухажеру, чтобы нашел себе хорошего травматолога. Он ему пригодится.
Господи, эго этого мужика просто размером с нашу планету. Он вообще в курсе, что не центр вселенной?
Я закатываю глаза, закончив красить ресницы. Повернувшись, хочу пройти мимо, но не тут-то было. Кир делает шаг вперед, перегораживая мне путь. Стоит передо мной, сложив руки на груди, и смотрит сверху вниз, точно надзиратель.
— Ой, да расслабься, Беркутов. Я иду с девочками в ресторан, — прекращаю ломать комедию.
Будет же столбом стоять, еще следом увяжется… А оно мне надо? Всех женихов мне своей мрачной миной отпугнет.
А что? Это для Беркутова я «незакрытый гештальт», а для других свободная красивая женщина.
Конечно, я имею в виду не всякие историю по типу секса на одну ночь, но станцевать пару танцев и обменяться номерами с каким-нибудь красавчиком? Почему нет?
— И в этом пойдешь? — его голос звучит так, точно я собралась устроить променад голышом.
Окидываю себя взглядом. Черное платье по фигуре, туфли на каблуке, волосы уложены. Женщина в лучшем виде! Че, спрашивается, не так?!
— Ну, не в халате же!
Кир хмурится сильнее и вдруг выпаливает:
— Иди сними!
Застываю. Моргаю. А потом прыскаю со смеху.
— Ты серьезно?!
Но Кир не выглядит так, будто шутит. Наоборот, смотрит на меня так, что по спине пробегает холодок.
— Сними, Воронцова. Иди переоденься.
— С какой радости?
Он решительно делает шаг вперед.
— С такой, что если я вижу тебя в этом, то другие тоже увидят. А мне это не нравится.
Вот это заявочки!
— Беркутов, ты что, забыл? У нас рабочий контракт, а не брачный! Ты мне не муж!
Он качает головой, криво усмехается, но глазах у него — два ледяных шторма.
— Я знаю. Но если ты выйдешь в этом, то кто-то, кроме меня, на тебя посмотрит. А если кто-то посмотрит, я сломаю ему челюсть.
Замолкаю. Потому что, черт возьми, меня неожиданно пробивает жаром.
И вроде бы должна разозлиться, но в груди пульсирует что-то слишком горячее.
Так, Воронцова! Отставить это прелюбодейство! Взяла себя в руки!
— Тогда советую найти хорошего адвоката, — похлопав по плечу этого Отелло, я все же между его телом и дверью пролезаю ужиком и бросаюсь в комнату.
Беру маленькую сумочку, кидаю в нее карточку и наличку, а в руку хватаю смарт. В аккурат приходит оповещение, что такси уже ждет внизу.
Отлично. Закрыв комнату, я иду в коридор. Беркутов, разумеется, поджидает меня уже там, точно курица-наседка. Дел у него нет, что ли?
— Ты испытываешь мое терпение, Воронцова, — замогильным тоном изрекает, наблюдая за тем, как я накидываю пальто.
— Ты слишком много на себя берешь, — парирую. — Отойди, в конце концов! Я опаздываю!
— Кто с тобой еще будет? — вместо того, чтобы двинуться с места, требует ответа.
Ксеня
В итоге, допив по второму коктейлю, мы с девочками отправляемся танцевать. Все прилично, не подумайте. Да и в этом ресторане контингент приличный. Просто так не попадешь, Снежка через своего мавра столик пробила.
Начинается медляк, девочки уходят за стол и я тоже хочу туда отправиться, как на моем пути встает красавчик.
Про таких говорят «как с картинки». Высокий брюнет с широкими плечами, в стильном костюме и с самоуверенной улыбкой — убийственное сочетание. От него пахнет свежо и дорого. Мужчина слегка склоняется, взгляд его проникающий, но в нем нет нахальности.
— Прекрасная незнакомка, можно пригласить вас на танец? — спрашивает, кокетливо выгибая бровь.
Очень вовремя в сумочке жужжит смарт. Черт бы побрал моего неугомонного сожителя! Ни на секунду не дает о себе забыть!
Игнорируя это жужжание, с улыбкой отвечаю:
— Рискните.
Глаза мужчины зажигаются азартом. Без лишних слов, он мягко берет меня за руку и ведет в центр танцпола, где мы вливаемся в поток танцующих. Мужчина не из робкого десятка. Не позволяет себе лишнего, но если дать отмашку, медлить не будет. Такой возьмет все и сразу.
Если бы я такого встретила, когда была помладше, непременно бы очаровалась. Опасный тип для сердца, однако сейчас… Когда я уже давно не сопливая девчонка, испытываю только легкий интерес. Иммунитет у меня на красавчиков, что сказать.
— Ваня, — представляется мужчина.
— Ксения, — отвечаю с улыбкой, стараясь не выдать, как мне нравится этот момент. Почему бы просто не расслабиться?
Я в самом лучшем возрасте, когда можно позволить жить для себя. Красивая и уверенная в себе женщина.
— Такой красивой девушке, как ты, — переходит резко на «ты», — должно быть запрещено законом быть одной.
— И почему же?
— Заставляешь мужчин терять голову. Прямо орудие массового поражения, — игриво замечает этот льстец.
Я чувствую легкость от нашего общения. Давненько я ни с кем не флиртовала… Да и как, скажите мне на милость? Я же была в отношениях.
Смарт снова начинает вибрировать в моей сумочке.
Господи помилуй! Какой же херней страдает Беркутов! Заняться нечем, кроме того, как мне смс строчить? Клянусь, судя по оповещениям, он их штук пятьдесят отправил.
И я все до единого собираюсь игнорировать!
Танец плавно заканчивается. Ваня отпускает мою руку и, наклонившись, мягко ее целует, но с едва уловимым намеком на что-то большее.
— Может, обменяемся номерами? Я бы хотел продолжить общение.
Собственно, а кто мне запретит?
— Хорошо, — соглашаюсь, пожимая плечами.
Мы отходим в сторону от танцпола и быстро обмениваемся контактами. Ваня как бы невзначай кладет руку мне на талию и предлагает:
— Может, хотите с подружками за наш столик пересесть?
А вот это уже лишние. В конце концов, я не вправе решать за всех. Снежка глубоко замужем. Андрей меня в леску у своей дачи прикопает, если я его жену втяну в компанию мужиков. Жить как-то хочется, знаете ли.
— Боюсь, не получится.
Мужчина заметно расстраивается, но произносит:
— Тогда я позвоню.
— Звони, — киваю головой.
Ваня делает шаг назад, кидая мне последний взгляд, в котором смешиваются интерес и легкое уважение. Я машу ему рукой и разворачиваюсь, чтобы вернуться к столику.
Обхожу толпу, и тут же застываю, точно приклеенная к полу.
Ебушки-воробушки!
Над нашим столиком нависают три огромных и, судя по испуганным лицам девчонок, злых мужика. Андрей — муж Снежки. Громила, он же Богдан и мудак века… Ну и Беркутов, само собой.
Чтоб ты провалился!
Он резко поворачивается. Меня пока не замечает, но его лицо все равно перекошено от ярости.
Я уже думаю о том, чтобы дать деру, но не успеваю… Меня замечают.
У меня аж позвонки простреливают от его пронизывающего взгляда. И я, точно на казнь, неохотно плетусь к столу.
По мере моего приближения, Беркутов только мрачнеет. Первый его вопрос, когда я подхожу, это:
— Ты где была?
— Танцевала, — ворчу, понимая, что вечер можно считать законченным и испорченным.
— Что у тебя с телефоном, Воронцова? Нахрена, объясни мне, он тебе нужен, если ты не в состоянии мне ответить? — он не разговаривает, а буквально рычит.
— Да что ты себе позволяешь? — уперев руки в боки, шиплю, точно гадюка.
— Угомонись. Или это будет твоя последняя гулянка.
Прошу прощения? Он нюхнул чего? Берега попутал, пес?
И только я хочу возмутиться, как сзади раздается мужской голос…
— Ксеня, все в порядке? К вам пристают?