— Смотри Кир, новенькая? — толкнул меня в плечо мой друг, Валерка Семенов или просто Семеныч, — Ничего так.
Я обернулся, оглядывая взглядом шумную толпу школьников, но не нашел ничего интересного, снова уткнувшись в свой смартфон.
— Да вон там, не видишь? — продолжал меня толкать Семеныч.
— Да что там такого? — сердито спросил я, — Ну новенькая и ладно.
— Да ты посмотри какая.
Снова повернулся и встретился взглядом с девчонкой в школьной фирменной форме и каким-то испуганным взглядом. Ничего в ней особенного не было: рост невысокий, худенькая, волосы заплетены в толстые соломенные косы и уложены короной на голове. Глаза большие, испуганные.
— Обычная, — буркнул я, отводя взгляд.
— Да я бы не сказал, — ответил Денис, — Пойду, познакомлюсь.
— А ну стоять, — проворчал я, — Никто никуда не идет, посмотрим кто такая, а там решим.
— Я уже решил, — ответил Денис и стал пробираться через толпу.
— Лукин поплыл, — кивнул мне Семеныч, — Хорошо год начинается, новая игрушка.
— Кир, ты с нами идешь в кафе? — оказалась рядом Ксюха, я с ней мутил в том году, сходили пару раз в кино, потом плавно перешли к тисканью и поцелуям, которые мне быстро надоели. А вот Ксюхе по-видимому, нет, все лето доставала меня своими звонками.
— Не иду, — не отрываясь от телефона, буркнул я.
— Ты все еще дуешься? — прижалась ко мне девчонка, обдавая запахом сладких духов. Ее черные волосы длиной до плеч были эффектно уложены мягкими волнами, губы призывно надулись, блестя розовым перламутром.
— Ксюх, отвали, — огрызнулся я, — Сказал же уже все сто раз.
— Фу, какой противный Кир, — надула губы Ксюха, — Валер, а ты идешь? — обернулась она к моему другу.
— Не, я как Кир, — отмахнулся товарищ.
Линейка началась, выступила директор школы, потом какие-то пиджаки из мэрии.
— Кирилл, где ты? — пробралась ко мне наш классный руководитель с седьмого класса, — Пойдем, понесешь девочку.
— Какую девочку? — удивился я.
— Со звонком которая.
— Э, нет, сами как-нибудь, — отказался я, стараясь скрыться в толпе одноклассников.
— Семенов, — перевела взгляд класснуха на моего друга, а я пихнул его в спину.
— А че сразу я? Вон Кир самый высокий и спортивный, — заныл товарищ.
— Так, Высотин, быстро иди сюда, — разозлилась Валентина Михайловна, — Я вас что, уговаривать буду?
- Ладно, — сунул я телефон в карман пиджака и подошел к ней.
— Вот, бери ее на руки, сажай на плечо и как я скажу неси по кругу, — подтолкнула ко мне классный руководитель маленькую девчонку с пышными белыми бантами по бокам.
— Да кому это нужно? — попытался я снова увильнуть, глядя в испуганные глаза мелкой, — Она того гляди заплачет.
— Потому что ты ее пугаешь, Высотин, — скривилась Ксюха, — У тебя еще больше татуировок, что ли стало? — и она провела пальчиком с длинным красным ногтем по моим рукам, обрисовывая контур рисунка с драконом. Я убрал от нее свою руку и присел напротив девочки, в глазах которой уже плескались слезы.
— Боишься меня? — спросил ее. Девочка кивнула, сжимая маленькими пальчиками золотистый колокольчик в руке, что был больше ее ладоней, — Я мелких не ем, — сказал ей, отчего ее глаза еще больше раскрылись от страха.
— Почему? — чуть слышно спросил ребенок.
— Мяса мало, — ответил я, выпрямляясь.
— Кирилл, ну что в самом деле за разговоры! — возмутилась Валентина Михайловна, — Все, Семенов, помоги ему.
Друг подхватил девочку в свои огромные лапищи и закинул мне на плечо. Я крепко держал ноги ребенка, направляясь широкими шагами в центр площадки перед школой.
— Кир, какая честь, — послышались крики со всех сторон, а я стиснул зубы, пусть глумятся.
— Лицо школы, — заржали друзья, намекая на мои почти черные от татуировок руки.
Глянул гневно в их сторону, чем вызвал еще больший смех. Вот повезло мне сегодня, хотел не идти на линейку, что приперся. Сделал круг с девчонкой на плече и вернулся к своим, опустив ребенка.
— Теперь все в класс, — окинула нашу толпу Валентина Михайловна, — Все за мной.
И мы направились к крыльцу, где уже столпилась куча народа.
— Кир, пошли, подождем пока все зайдут, — дернул меня за плечо Семеныч и мы вынырнули из общего строя, скрываясь за углом школы. За нами увязался Денис.
— Ну что, как новенькая? — заулыбался Валерка.
— Короче, я ее застолбил, — сказал Денис.
— С чего бы это? — удивился Валерка.
— Понравилась.
— О как, ты слышал, Кир? — толкнул меня Семеныч в плечо.
— Да что ты меня толкаешь весь день? — обозлился я, — В ответку могу!
— Да ладно, чего злой какой?
— Ничего, — сплюнул я на землю.
— Ты с Ксюхой все? Тогда я к ней подкачу?
— Я ей что нянька что ли, чтобы пасти ее?
— Тогда договорились, — обрадовался Семеныч, Тебе, Кир проще, ты у нас спортсмен, красавчик и брутальный парень, — заржал он, — Выбирай любую.
— Сдались они мне, — оглянулся по сторонам, — Домой пойду, не останусь на классный час.
— Нельзя, — отозвался Денис, — Михайловна допрос устроит.
— Хотя ладно, час отсижу как-нибудь, — сказал я, вспоминая, что у меня дома творится.
— Пошли, — Валерка встал с корточек и мы все направились в школу. Охранник на посту был новый и придрался к нашим пропускам, которые все забыли обновить. Пока разбирались, пока получили новые, классный час начался. Ввалились в класс втроем, прерывая тем самым урок. У доски стояла новенькая, видимо мы вовремя пришли.
— Наконец-то, а мы вас ждали, без ваших королевских персон не начинали, — недовольно сказала Валентина Михайловна. Я прошел, как всегда, на заднюю парту, где всегда сидел один и плюхнулся на стул, разваливаясь.
— Так, представляю вам новую ученицу, Дарья Резник. Дашенька пришла к нам из другой школы, так как теперь живет в этом районе. Расскажи нам немного о себе, чем занимаешься, увлекаешься, — начала класснуха, а я подпер рукой подбородок, рассматривая девчонку.
У меня с утра все валилось из рук. Пролила мимо чашки кипяток, обвалила руку, пока искала крем от ожогов, уронила на ногу выдвижной ящик письменного стола. Прямо на пальцы. Теперь они ныли, и я не знала, как буду сегодня выступать на приветственном концерте в школе. Пальцы — это моя головная боль, мне нельзя их травмировать, впрочем, как и ноги. Сняла тапочку и размяла немного, затем перебинтовала туго, вроде стало легче. В новую школу я перевелась спонтанно, даже еще не полностью осознала весь масштаб проблемы. Развод родителей назревал давно, папа уже и не жил с нами. Все банально, он встретил другую, моложе, красивее, хотя моя мама тоже была очень красивой, но... Кто спрашивает в этом деле детей?
— Дочь, помогать буду, нянчиться с тобой нет или ты принимаешь мой развод или сведем общение к минимуму, — сказал отец когда, уходил с вещами из дома. Точнее мы уходили. Наш дом в Подмосковье полностью оставался отцу, маме он купил квартиру в другом районе.
— Чтобы меньше тебя видеть, Наталья, — так он сказал ей. Получалось отец попрощался с нами обеими, просто завел себе новую семью. А вина матери была в том, что за 17 лет после моего рождения та так и не подарила отцу наследника. Всего-то лишь не родила сына, как-то так. А новая жена уже светилась в газетах своим интересным положением, как писали СМИ бизнесмен Петроничев ожидал сына. Папа тоже с улыбкой стоял рядом с новой женой. При разводе нам досталась двухкомнатная квартира, счет в банке на мое имя по достижению 21 года, старый кот Барс и новая фамилия. Отец выдвинул условия, что мама сменит его фамилию на свою, девичью. Теперь я — Резник, законно это или нет я не узнавала, да и не хотела. Если отцу так лучше, пусть так и будет.
Новая квартира и район были обычными, я быстро привыкла ездить на автобусе, а не с водителем. Привыкла не заходить в кафе, чтобы выпить кофе и съесть чизкейк, который мне нельзя. Единственное по чему я сильно скучала это конечно отец и моя спортивная комната. В доме мне оборудовали целый зал где я могла заниматься, станок и все, что нужно. В квартире я сделала себе небольшой уголок, но это было не то. Зеркало было одно и в пол роста, а пол тоже желал лучшего, но это не главное. Мама... Она ка-то сразу потеряла себя и забросила на высокую полку. Я не хотела ее спрашивать, что она чувствует к отцу, но ее плач по ночам и опухшие с утра глаза выдавали. А еще она пошла работать. Когда я родилась мать, уже сидела дома, в особняке и занималась домашним хозяйством и светскими приемами. Сейчас только работа. Маникюрша — это плохо или хорошо, я не знала. Наверное, плохо, раз мама эту работу не любила.
— У нас нет других вариантов, — часто говорила она мне, и я почти сделала это своим девизом, как сейчас, когда этот парень засмеялся на весь класс. У меня нет других вариантов, подумала я и снова посмотрела на него. Красивый, тут не поспоришь, высокий, мускулистый, с челкой из каштановых волос и все руки в татуировках. Зачем так себя разрисовывать? Непонятно.
— Высотин, выйди из класса, — строго сказала Валентина Михайловна. Парень встал, подхватил свой рюкзак и вышел намеренно не торопясь, — И что на него нашло? — обернулась к классу руководитель и продолжила.
— Итак, Даша, ты занимаешься балетом, а еще чем?
— Ничем, — произнесла я и поняла, что что-то не то. Но балетная студия занимала у меня все время, кроме вышивки, конечно, — Еще я вышиваю.
В классе раздались смешки и фырканье. Девочки на первой парте захихикали и посмотрели на меня, как на удивительное явление природы.
— Что ты вышиваешь? — спросила Валентина Михайловна.
— В основном цветы, бабочек, — продолжила я.
— А на трусы можешь вышить? — спросил один из парней, — Я серп и молот хочу.
— Семенов, помолчи, — сказала классный руководитель, и парень заржал, переговариваясь тихо с соседом по парте, — Садись, Даша, думаю все с тобой познакомились.
Я прошла между рядами и села на свободную парту, которую недавно покинул тот парень, Высотин кажется.
— Ну все, ты попала, — обернулся ко мне тот, что спрашивал про вышивку, Денис кажется.
— Почему?
— Кир свое место никому не дает, а ты пометила, — заулыбался парень и отвернулся.
Что у них тут за порядки? Там где я училась такого не было.
— Начнем наш первый урок Мира и добра, — произнесла Валентина Михайловна и по классу пронесся гул недовольства, — Начнем, — повторила учитель.
Первый урок начался, как обычно, это было просто напутствие учиться, не лениться, готовиться к экзаменам и контрольным. Я сидела и слушала, осматривая одноклассников с которыми мне пришлось учиться оставшийся год. Обычные вроде, не элита конечно, как в прежней школе, но может оно и к лучшему. С ними должно быть проще, здесь никто не кичится своими айфонами последней модели или одеждой. Хотя пару я отметила, чисто по привычке, эти могут быть проблемными, как везде. Две девочки выделялись дорогими часами на руке и сумочками в виде рюкзачков. Когда-то и у меня были такие, но сейчас все изменилось. Теперь я многое не могла себе позволить, а ведь это не главное? Только один вопрос волновал меня — это парень, тот, Высотин и его реакция на мое занятие. Да, я — балерина и что? Почему он так смеялся?
Вышел из класса и пошел по длинному коридору, но потом вернулся. И чего я так среагировал? Ну балерина и что тут такого? Но в тот момент смех просто разбирал меня, сам объяснить не могу. Уж больно эта хрупкая мелкая казалась мне каким —то воробушком, но явно не балериной. Да еще сказала так, словно знаменитость какая. Ну танцует где-то там и что теперь? Тоже мне хобби.
Облокотился на подоконник и залез в телефон, Денис мне скинул пару фотографий новенькой. Та стояла у доски в своей форме, которая явно была ей велика и что-то говорила.
— И что там? — написал другу.
— Вышивает, говорит, — прилетел ответ.
— Чего?!
— Бабочки и цветочки.
— Ты там что, прикалываешься что ли?
— Не, так и есть.
— Жду на нашем месте, — написал ему, поправляя на плече лямку рюкзака. Сидеть здесь еще полчаса не было смысла.
— Задержусь, — написал Денис и я притормозил. Это еще что за новости.
— В смысле?!
— Новенькую до дома провожу, — прилетел ответ.
— Да пошел ты!
— Сам иди.
Сердито фыркнул, сунув в карман телефон и направился к выходу.
— Ого Высотин, делаешь успехи. Часа не прошло, а уже на выход, — засмеялся на выходе Иваныч, один из охранников.
— Сам ушел, — буркнул я, проходя мимо него.
— Ну-ну, — не согласился он, — Ты давай в этом году чтобы без эпизодов, — предупредил он, а у меня даже руки зачесались. Как на старт, внимание сказал.
— Морду что ли не бить никому? — огрызнулся я, остановившись у дверей в школу.
— И это тоже, — подтвердил мои догадки Иваныч.
— Как получится, — сказал я и толкнул дверь, выходя на крыльцо.
На крыльце встал, привалившись к перилам и смотрел по сторонам. У школы никого не было, я один тут стою в ожидании конца классного часа. Ворота были открыты и около них остановилась зачетная тачка, новая серебристая Ауди. Из нее вышел высокий стройный парень с какой-то нереально прямой спиной, достал с заднего сидения пакет и пошел к крыльцу школы. Походка у него была немного странной или мне показалось. Парень зашел на крыльцо и подошел ко мне.
— Привет, там классный час сейчас? — спросил он вежливо. Я оглядел его с головы до ног, отмечая серый пиджак, черную рубашку, джинсы и дорогие часы на руке. Его каштановые волосы были забраны в хвост. Он был старше меня года на три. Из пакета торчало что-то розово-воздушное, шторы что ли?
— Ты кто? — спросил его, понимая, что веду себя грубо.
— Мне Даша Резник нужна, как ее найти? — спросил парень. Вот, как и что же ему нужно?
— Она со мной в одном классе учится, — ответил ему и тот заулыбался.
— Отлично, какой кабинет?
— Второй этаж, 25 кабинет. Только тебя Иваныч без пропуска не пустит, — сказал, предвкушая, как обломает охранник этого красавчика в модных шмотках.
— Меня? — удивился тот, — Меня пустит.
— Ну-ну, удачи, — хохотнул я.
Парень отошел от меня и направился к дверям школы. Немного о чем-то поговорил с Иванычем и прошел дальше поднимаясь на второй этаж. Я ленивой походкой, делая вид, что мне все равно подошел к Иванычу.
— Кто такой? — спросил его.
— Ты, Высотин вышел из школы, вот и иди гуляй, — ответил охранник.
— Сказать то можно? — огрызнулся я.
— На концерт не остаешься, знать не желаешь и смотреть тоже, иди тогда.
— Какой концерт?
— В честь праздника, после классного часа будет.
— Что это я не остаюсь, я остаюсь, не знал просто, — возмутился я, снова прикладывая свой пропуск и проходя в школу.
Прошел сразу в актовый зал, куда оказывается уже собрались родители учеников, приглашенные гости. Директор что-то говорил со сцены, а я сел на последний ряд и уткнулся в телефон. Вскоре раздался звонок и в зал потянулись ученики с учителями. Дениса с Валеркой я заметил уже последними и крикнул им, чтобы садились рядом. Те пробрались ко мне, сели, занимая места.
— Ты откуда про концерт узнал? — спросил Семеныч, — Нас Михайловна сразу после классного часа построила по парам и повела сюда. Я так с первого класса не ходил, — хохотнул друг.
— Иваныч сказал, а что за концерт? — спросил я.
— Шишки сегодня какие-то из мэрии приехали, показывать будут наши таланты, — усмехнулся Денис.
— Это надолго, — проворчал я, оглядывая пути отступления. Свалить может по-тихому? Но Валентина Михайловна стояла в дверях зала, охраняя выход.
— Да ладно тебе, поржем, — сказал Денис и свет в зале погас.
Занавес пополз в стороны, открывая декорации озера и камышей.
— Танец лягушек что ли? — засмеялся Семеныч и на него зашикали.
Сцену осветили и показалась фигура парня, которого я встретил на крыльце. На нем белое обтягивающее трико, гульфик топорщится, сверху голубой какой-то камзол с широким гофрированным воротником. На голове черный кудрявый парик с завязанным голубой лентой хвостиком.
— Это что, балерун что ли? — удивился Денис, и заиграла музыка. Парень начал двигаться, сделал несколько прыжков по сцене, а я стал тихо сползать с кресла, загибаясь от хохота и держась за живот. За мной поползли Денис с Семенычем. Парень подпрыгивает еще несколько раз, крутится с выкинутой ногой и замирает посреди сцены, руки в бока, взгляд в зал. Я уже согнулся в тихом хохоте, держусь из последних сил. Вижу, как Денис жует губы, пытаясь скрыть улыбку, и от этого мне хочется ржать еще больше.
— О, смотрите, Дашка! — вдруг вернулся в прежнее положение Денис, и мы тоже подползли обратно.Музыка стала приторно-романтичной и на сцену выбежала девушка. На ней пышная длинная юбка, розово-белая и воздушная, будто в капельках росы. Атласный белый лиф, обшитый по верхнему краю дорожкой из сверкающих камней, а на голове тонкий веночек из белых перьев. Волосы распущены и струятся серебристой волной почти до талии, а я узнаю в ней нашу новенькую.
Оглядываюсь на Дениса и вижу, как он смотрит на сцену, да и сам невольно замираю. Руки Даши порхают, она, словно летает по сцене, в умелых руках партнера. Они играют любовь, да так, что в зале стоит мертвая тишина. Я не особо любитель балета, но и меня пробивает эта красота. Я будто по-новому посмотрел на новенькую, да и на сам балет. Словно первый раз услышал Лебединое озеро и на удивление проникся. Слежу за этими двумя, которые творят на сцене волшебство и понимаю, что это финиш. Теперь я могу понять Дениса, который восторгается этой девчонкой, что сейчас царит на сцене, грациозная, изящная, великолепная. Сам удивляюсь таким словам в моей голове и когда зажигается свет, хлопаю, кричу браво, как и все остальные. Перед глазами все еще стоит этот танец и Даша в белой воздушной дымке.
Роберт приехал вовремя и встречал меня у дверей класса, когда прозвенел звонок. Все ученики высыпали в коридор, но тут же были остановлены Валентиной Михайловной.
— Все построились по парам и идем в актовый зал, — грозно сказала она, перекрывая гул недовольства.
Я подошла к Роберту, поймав на себе заинтересованные взгляды одноклассников. Мой партнер по балету и друг, смотрелся здесь конечно очень импозантно. Старше одноклассников, одет, как обычно, дорого и с иголочки. Девчонки позади меня зашушукались и проводили нас завистливым взглядом, когда Роберт чмокнул меня в щеку и забрал мой рюкзак.
— Теперь, ты — звезда, — сказал он, улыбаясь мне и обнимая за талию.
— Ты специально это сделал? — тихо засмеялась я.
— Конечно, я знаю, какой эффектный парень. Новая школа, новый класс, тебе нужна поддержка обалденного парня. Теперь тебе будут завидовать все девочки в вашем классе, радость моя.
— Да, с твоей внешностью ты и так их покорил, а как увидят на сцене, в обмороки попадают, — снова засмеялась я, и мы направились в актовый зал. Прошли через черный ход и оказались за кулисами. На сцене уже шло выступление директора и нас обрадовали, что мы выступаем первыми, открываем, так сказать, торжественную часть.
— Я вам так благодарна, Роберт Валентинович, что вы согласились выступить на нашем концерте, — щебетала заведующая школой, провожая нас с Робертом в комнату, где мы могли переодеться и немного размяться.
— Ну что вы, нам, не трудно, — подчеркнул Роберт слово нам, и заведующая посмотрела на меня, словно только увидела, что я тоже здесь.
— Дашенька, вы тоже здесь, — сказала она, снова поворачиваясь к моему партнеру, а где мне еще быть? Главный у нас Роберт, а я так, рядом прыгаю.
— Сцену не попробовали, — опечалилась я, когда мы остались с Робертом одни и стали переодеваться в концертные костюмы.
— Это плохо, но я постараюсь тебя далеко не носить, — усмехнулся он, стягивая с себя джинсы и рубашку с пиджаком. Я тоже сняла свою форму, оставшись в одних трусиках и лифчике. Мы давно уже привыкли друг к другу, постоянные гастроли, выступления сделали нас равнодушными к раздеванию. Когда в одной гримерке переодеваются пятнадцать человек разного пола, как-то быстро привыкаешь, тем более у Роберта давно была невеста. Отец моего партнера был очень богатый и влиятельный человек, владел заправочным бизнесом почти по всей стране. Роберт, несмотря на блестящее образование за границей, не спешил вступать в правление семейным бизнесом, за что постоянно получал от своего отца выговоры. Но балет для Роберта был всем, он им жил, дышал, и бросать не собирался. Мне нравилось танцевать с ним, отдаваться волшебному танцу, жить практически балетом, но в будущем я не мечтала стать какой-нибудь примой театра или знаменитой балериной. Я видела много искалеченных судеб этих самых балерин, их ноги, больные и разорванные связки, нет, это не для меня. Однако Роберт постоянно уговаривал меня поступить в балетное училище.
— Ты же можешь, у тебя большой талант, просто ты лентяйка, вот и все, — иногда ругался он на меня и я соглашалась. Хотя назвать меня лентяйкой с шести часовыми репетициями почти каждый день было бы неправильно.
— Ты видел мои ноги? Я летом босоножки не могу надеть, — возмущалась я.
— А ты мои? — отвечал он.
— Ты мужчина, тебе можно, — взбрыкивала я, — Впрочем, не важно, я не хочу жить одним балетным днем, век балерины недолог и чем я потом буду заниматься?
— Вышивать, — как правило, огрызался Роберт, заставляя меня смеяться.
— Ну, если только так, — согласилась я, натягивая белые колготы и сверху корсет, который сама украшала блестками и перьями по верху. Юбку я тоже расшивала и приклеивала стеклярус. Пачка посаженная на кольца крепилась сзади крючками к корсету и Роберт помог мне пристегнуть ее.
— Кстати, можешь мне посочувствовать, — улыбнулся друг, который уже надел белые плотные колготы с бандажом и обтягивающей майкой. Сверху накинул голубой камзол с вышитыми золотыми узорами, — Я кажется, женюсь.
— Да ладно?! После стольких лет? — удивилась я. Роберт со своей невестой встречались наверное уже лет пять, если не больше, — А не рано вам? Тебе только двадцать исполнилось, а Марине сколько?
— Восемнадцать, но дело не в этом, — отклонился от ответа Роберт.
— А в чем? — насторожилась я, что-то мой друг мутит воду.
— После концерта расскажу, хорошо?
— Ладно, а почему ты не привез мне «Шопенку»? — проворчала я, имея в виду длинную воздушную юбку до щиколотки.
— Не нашел, — просто ответил Роберт и я тяжело вздохнула, мужчина, что с него взять, — Да и Лебединое озеро нужно танцевать в пачке, — проворчал Роберт надевая вкладыши на пальцы и пуанты.
— С чего ты это взял? — удивилась я, — Начальная партия, как правило, в пачке, потом в шопенке идет.
— Вот давай ты со мной сейчас не будешь спорить, что это у тебя? — Роберт наклонился, рассматривая красное пятно на моей ступне.
— Ящик уронила утром, — пожаловалась я.
— Болит?
— Немного, но танцевать могу.
— Вот сколько раз тебе говорить... — завелся друг.
— Не начинай, а? — попросила я и Роберт замолчал.
— Ладно, идем, горе ты мое, луковое, — вздохнул Роберт, вставая, сгибая и выпрямляя ноги. Я тоже сделала наклоны в сторону, прогнулась вперед и назад, сделала растяжку, утыкаясь носом в колено поднятой к голове ноги и пошла за Робертом.
Мы подошли к сцене и ждали, когда закончится речь директора школы. Вскоре тот завершил свое приветственное слово и спустился в зал, свет погас, и Роберт приготовился выйти на сцену.
— Будешь делать куп жетэ (1), сократи манеж (2), — посоветовал он мне, — Думаю, на пару прыжков будет достаточно.
— Хорошо, мамочка, — засмеялась я, получила легкий щелчок по носу.
Заиграла музыка, и Роберт вышел на сцену. Я стояла и ждала своей очереди, наблюдая за полным залом. Где-то там сидели мои новые одноклассник и возможно тот, которого так рассмешило то, что я — балерина.
После концерта вышли на улицу и застряли на крыльце. Валерка хотел дождаться Ксюху, а Денис свою балерину.
— Вы как хотите, а я пошел. — сказал им я, направляясь в сторону дома.
— Стой, Кир, — остановил меня Денис, — Что с нами не постоишь даже?
— А смысл? Вы по девчонкам, а у меня дела.
— Какие у тебя дела? Домашку пошел делать? — засмеялся Семеныч, — Так не задали ничего пока.
— Нет, у меня свои дела, — ответил я, уже спускаясь с крыльца, когда из школы вышла новенькая под руку со своим балетным парнем. Они шли, о чем-то увлеченно разговаривая, даже не посмотрели в мою сторону.
— Давай ему морду набьем? — подошел ко мне Денис, а Валерка встал рядом, хрустя костяшками пальцев, разминая кулаки.
— С чего бы это? — проворчал я, видя, как парень открыл новой однокласснице дверь своего автомобиля и ждал, пока она сядет.
— Какая галантность, — возмутился Денис. Мы с Валеркой обернулись удивленно на него, — Что такое?
— Не думал, что ты такие слова знаешь, — сказал я. Валерка рядом заржал, но тут увидел, как на крыльцо вышла Ксюха в окружении своего цветника из девчонок и побежал к ней.
— Так, я сматываюсь, — быстро сказал я, чтобы не встречаться с бывшей. Денис тоже пошел со мной. Мы миновали машину, где сидела эта Даша и прошли мимо, одновременно сплюнув рядом с тачкой на асфальт, выражая все свое презрение.
— Вот, что она в нем нашла? — возмущался Денис, пока мы шли по домам. Жили практически рядом, дома стояли через детскую площадку, поэтому ходили всегда вдвоем.
— В ком? — машинально ответил я, вспоминая, что есть дома из еды. Скорее всего, ничего. Вчера я покупал палку колбасы и консервы кильку в томате, но утром оставалась только половина буханки хлеба. Понятно, все утащили на закуску.
— Да в этом, балеруне, — проворчал Денис.
— Он вроде как-то по другому обзывается,
— А как?
— А есть разница?
— Нет, но... Если я хочу ухаживать за Дашей, наверное, должен знать, — с сомнением в голосе ответил Денис и я остановился, поворачиваясь к нему.
— Ты сейчас серьезно? Ты решил приударить за этой полудохлой курицей?
— Не называй так Дашу, — огрызнулся друг.
— А как ее называть? На ней же все кости видны, груди нет, ноги кривые, — я говорил какую-то чушь, понимал это сам, но меня, как говорится, понесло.
— О чем ты говоришь? Даша очень красивая, — пытался оправдать девчонку друг, — Просто у нее тип такой, балерина как-никак.
— Доска с длинными ногами, — отвернулся я от Дениса и пошел дальше. Сделал пару шагов и заметил, что тот не идет рядом. Обернулся и увидел спину друга, что сунув руки в карманы, уходит в сторону своего дома. Ничего себе, он что, обиделся что ли? Да и ладно, не больно-то и хотелось. Я зашел в свой подъезд, поднимаясь на четвертый этаж. На пятом этаже слышались разговоры и музыка из телефона. Заглянул туда. На полу, расстелив картонки сидели два брата-близнеца из соседней квартиры.
— Здорово, Фомичевы, вы что опять тут? — спросил их. Братьям было по двенадцать лет и судьба у нас с ними была похожа практически один в один. Они тоже пару лет назад потеряли отца, на стройке случился несчастный случай и его не стало. Мать близнецов погоревала, да начала заливать горе водкой, вместе с моей на пару. Мой отец погиб по пьяному делу пять лет назад, мать до сих пор пила, скатываясь все ниже, — Опять пьют?
— Привет, Кир, — сказал один, Димка, отрываясь от игрушки в телефоне, — С утра начали. Мы в школу ушли, они уже на кухне сидели, сейчас к вам перебрались.
— А что домой не идете?
— Там жирный спит, боимся, проснется, — ответили мальчишки, снова утыкаясь в экран телефона.
Жирным здесь называли такого же алкаша с соседнего дома, что еле пролазил в дверь из-за своего объемного живота. Когда тот засыпал и потом просыпался после пьянки, то становился бешеным, пока не вливал в себя хотя бы пару литров пива.
— Жрать дома что есть? — спросил пацанов.
— Нет, все поели, к вам пошли доедать, — улыбнулся Артемка.
— Ладно. Пошли в магазин, купим что-нибудь, — позвал я парней, а сам спустился на свой этаж. Нужно было закинуть рюкзак в квартиру или не рисковать? Сейчас кто-нибудь из дружков матери увидит, снова придется выталкивать всех, а драться сегодня не хотелось. Или разогнать всю их банду? Ладно, сначала в магазин сгоняем, есть хотелось невыносимо. Прошел мимо своей квартиры, а выходя из подъезда столкнулись еще с одним соседом.
— О, парни! — заорал тот, держа в руках две бутылки водки и тут же спрятал их за спину, увидев позади близнецов меня.
— Куда бежишь? — спросил его, отстраняя парнишек с дороги.
— Слушай, Кир, отвали, — начал тот, за что тут же получил под дых, согнулся пополам. Я умею бить так, что движения почти незаметные, а точки куда бью, знаю наизусть и на ощупь. Сосед выронил бутылки и те разбились, наполняя спиртовой вонью все вокруг и растекаясь лужей на асфальте.
— Через полчаса вернусь, чтобы духу вашего в квартире не было. Понял? — прорычал мужику в лицо, приподняв его голову за куцые волосы.
— Нарвешься ты, Кир на темную, это я тебе обещаю, — огрызнулся мужик, пытаясь распрямиться.
— Тебе добавить, что ли? — замахнулся я на него, — Полчаса!
— Да пошел ты, — ответил сосед и поковылял в подъезд.
— Кир, ты обещал научить нас, — сказал Димка, когда мы пошли вдоль дороги в сторону магазина, — Чтобы также могли, как ты.
— Научу, вот сегодня и начнем, сейчас поедим что-нибудь, — кивнул я, — Только у меня всего три часа, не больше.
— Ты потом на станцию?
— Да.
— Можно с тобой? — попросил Артемка и я кивнул.
Зашли с близнецами в магазин, купили пачку кефира, батон и разделили на троих на лавочке за магазином.
— Вечером деньги получу, зайдем, еще жрачки купим, — сообщил пацанам, и те кивнули, довольно запивая булку кефиром.
Роберт пригласил меня в кафе, и я согласилась. Мама была дома и вряд ли в хорошем настроении, а мне не хотелось снова видеть ее несчастное лицо и выслушивать гадости про отца. После развода она взяла за привычку выливать всю грязь о нем в моем присутствии, видимо больше некому было пожаловаться на то, как с ней поступил муж после восемнадцати лет брака. Я ее понимала, с женской точки зрения, но постепенно начала раздражаться, выслушивая каждый день одно и то же. Какой мой отец плохой и поступил некрасиво — это я еще мягко сказала. Я и сама знала все, но мама почему-то не замечала. Я тоже оказалась на ее стороне, от меня отказался отец, хотя, казалось бы, дочь тут вообще ни при чем. Мои чувства роли не играли для обоих.
— Тебе сегодня нужно на занятия? — спросил друг, намекая на балетную студию.
— Нет, первое сентября, сегодня отменили.
— Тогда поехали в кафе, поедим что-нибудь, да мне с тобой поговорить нужно, — я кивнула и мы вышли из школы.
На крыльце толпился народ, кто фотографировался, кто просто разговаривал со знакомыми. Мы прошли с Робертом к его машине, и он открыл мне дверь. Сам сел за руль и тут ему позвонила Наталья, и они пообщались несколько минут. Я передала ей привет, смотрела, как мимо проходят двое парней из моего класса Денис и еще один, Высотин, кажется. С Денисом познакомилась еще на линейке, симпатичный такой парень, вежливый, не то, что этот с черными руками от татуировок. Посмотрели на нас с Робертом, но прошли мимо, лишь Высотин мазнул по мне презрительным взглядом. Что я ему сделала, непонятно.
— Ну, все, поехали? — закончил разговор Роберт, и мы выехали от школы, направляясь в кафе. В ближайшей Шоколаднице было все занято, школьники с родителями оккупировали все столики. Пришлось идти в соседнее кафе, там с трудом нашли столик в углу зала.
— Я забыла, столько людей в кафе пойдут сегодня, — сказала я Роберту, который сделал заказ за обоих. Меню у нас примерно было одинаковое, греческий салат, да смузи из фруктов.
— Рассказывай, как твой первый день прошел, — спросил Роберт, когда нам подали салат.
— Да что рассказывать, еще не познакомилась ни с кем, вроде нормальные ребята, — уклонилась я от подробного ответа. Но друг давно знал меня.
— Что случилось? Говори, — пригрозил он мне вилкой и я рассмеялась. Умел Роберт меня вывести из печали, это точно. Когда отец ушел, только помощь друга, да еще моей подруги, которая осталась в старой школе, не дали мне совсем затосковать и отчаяться.
— Да, правда, все хорошо. Один парень только, как-то странно среагировал, когда я сказала, что балерина.
— Кто? Это не тот, что в татуировках на все руки?
— Да, он, откуда ты знаешь? — удивилась я.
— Когда приехал, он на крыльце стоял, все в школе были. Я так и подумал, что его с урока выгнали, — ответил Роберт, цепляя вилкой кусочек помидорки и отправляя в рот.
— Он засмеялся, услышав, что я — балерина и Валентина Михайловна попросила его выйти из класса, — вспомнила я издевательски громкий смех Высотина, — Скажи мне, почему он смеялся?
Роберт пожал плечами, продолжая жевать салат.
— У меня только две версии: первая, ты ему понравилась и не морщись так. Как правило, в школе мальчик показывает свое пренебрежение девочке, которая нравится ему, по себе знаю. Мы дергаем за косички, льем на стул клей, рвем тетради, только из-за этого, — усмехнулся Роберт.
— Зачем?
— Потому что признаться, что кто-то нравится смерти подобно, сразу засмеют.
— Ужас какой, а вторая причина?
— Что-то у него связано с балетом, пунктик в голове. Травма детская или еще что, но это вряд ли. Возможно, он связан был раньше с балетом, там что-то произошло плохое, но это так, версия.
— Вот и все новости, — ответила я, допивая свое смузи, — А у тебя что?
— Ты только не делай поспешные выводы, — сразу перестал есть Роберт, — И не волнуйся так.
— Ты меня пугаешь, — напряглась я.
— Кроме того, что женюсь, как ты сказала рано, есть еще одна новость и тебе она точно не понравится.
— Говори уже.
— Мы с Натальей уезжаем, в Америку. Я получил гранд на обучение в лучшей школе балета там и последующим выступлением в Miami City Ballet (1).
— Вот как, — тихо произнесла я, понимая, что Роберт не шутит.
— Что ты молчишь? Скажи, ты не рада? — заволновался мой друг.
— Я рада за тебя, но как же быть теперь мне? Мы столько лет выступаем. Мне придется искать нового партнера, — загрустила я и на глаза навернулись слезы.
— Ну не плачь, Дашка, — обнял меня за плечи Роберт, — Я буду тебе звонить каждый день, хочешь?
— Хочу, но у тебя не получится, — шмыгнула я носом, вытирая салфеткой слезы, — Представляю, какая там загрузка ляжет на тебя. Ты хорошо подумал?
— Да, ты заешь, что я могу больше и лучше. Здесь мне не дадут идти дальше. В том числе и отец.
— А он отпускает тебя? — удивилась я.
— Я его не спрашивал, скажу перед отъездом, иначе с его влиянием он мне все перекроет, — пожаловался Роберт.
— Но с кем я буду танцевать, и когда ты уезжаешь?
— После Нового года, — ответил Роберт, и я облегченно вздохнула, еще четыре месяца он будет здесь, — А насчет партнера сам посмотрю парней в ближайший месяц, подберем тебе самого лучшего, не плач. На свадьбу ко мне придешь? — улыбнулся он.
— Приду, — всхлипнула я, успокаиваясь, — Когда?
— Через месяц, пятнадцатого октября, потом принесу тебе приглашение. Наталья сказала, что без твоего присутствия замуж не выйдет, — усмехнулся Роберт.
— Прямо так и сказала? — рассмеялась я, почти успокоившись.
— Да,
— Скажи, что приду, чтобы не было возможности у нее передумать,
— Думаешь, может передумать? — взволновался Роберт.
— За тебя? Замуж? Да никогда! — засмеялась я, целуя его в щеку.
— Вот честно тебе говорю, не была бы ты мелкой и не встреть я Наталью, женился бы на тебе, сто процентов! — заявил друг, и я покатилась со смеху.
Подкрепились булкой с кефиром, и пошли на пустырь за домом. Там я кинул свой рюкзак под ближайший куст и встал напротив мальчишек.
— Кое-что я вам уже показывал. Точки помните? — спросил их, и те кивнули.
— Дима, покажи на Артемке, — попросил я и один из близнецов безошибочно показал на брате, тыкая в него пальцем.
Дальше тренировали силу удара. Сначала просто по воздуху, потом я им подставлял свои руки.
— Можно тренироваться дома. Берем газету и держим перед собой за верхние углы, второй начинает бить. Нужно ударить с такой скоростью, чтобы газета порвалась, а не отлетела от ваших пальцев под движением воздуха. Так вы будете развивать скорость удара. Но нужна еще и сама сила в руках. Чтобы это развить, без меня выполняйте несколько упражнений: отжимания на кулаках или пальцах, на ладонях, делая хлопок между подходами и на одной руке, поочередно. Если хотите работать ногами, то приседания, бег и растяжка. Например, вот так, — я без труда поднял свою ногу, фиксируя ее над головой, даже не придерживая руками, поймав восхищенные взгляды мальчишек.
— Точки вы знаете хорошо, но нужно уметь по ним бить и контролировать скорость и силу удара. Если добьетесь того, что порвете газету, ваш удар стал смертельным, а это уже опасно. Чтобы не убить человека вам придется сдерживать себя, готовы вы к этому или нет, решать вам, — сказал я парням и побежал медленно, контролируя ширину шага и не сгибая сильно ноги, — Пять кругов, далее отжаться.
Близнецы бежали за мной, а я вспоминал того, кто научил меня всему этому. Этажом выше раньше жил парень, Санек, он был старше лет на пятнадцать. Прошел в спецназе весь Афганистан, много где был в горячих точках. Комиссовали его из-за ноги, оторвало на мине, когда освобождали деревню от противника. Знал он много, особенно то, что связано с боевыми искусствами. Я часто видел его во дворе, он выходил из дома на костылях, принципиально не надевая протез. Подтягивался на турнике, или просто отжимался на земле, стоя на кулаках или одной руке. Я себя все время спрашивал, будучи пятилетним пацаном, зачем ему это? У него нет ноги, для чего ему такие занятия?
Однажды днем, мы что-то не поделили с мальчишками из соседнего двора и мне здорово досталось. Я сидел и тихо скулил около качелей, вытирая кровь из носа, размазывая по щекам и подбородку. Когда вышел Санек и стал подтягиваться на турнике, я забыл о своей обиде и сидел, считал, сколько раз. После ста начал путаться, сбился, так как не знал еще все цифры, но подтягивался он долго. Потом подошел ко мне и сел рядом на лавку, отставляя костыли в сторону. Его руки все бугрились мышцами, на плечах и шее были наколки.
— За что побили? — спросил меня, разглядывая мое испачканное лицо.
— Территорию делили, — буркнул я.
— Вам по шесть лет, а вы территорию между домами делите? — хохотнул Санек. Я насупился и промолчал, отвернувшись, — Ладно, хорош слезы лить. Хочешь, научу драться? — сказал он и я повернулся к нему.
— А что нужно делать?
— Тренироваться, много и долго. Хочешь?
— Можно попробовать, — согласился я и с тех пор так и повелось. Каждый день, при любой погоде, час, а то и два мы с Саньком тренировались во дворе. Бывало и у него дома, где в комнате были нужные предметы, начиная со штанги, гирями и заканчивая боксерской грушей.
Мы прозанимались с ним девять лет, пока Сашки внезапно не стало. Вечером был, а ночью остановилось сердце. Почти год прошел, а я помню все, как сейчас, когда через день ждал его во дворе, после уроков, а вместо этого к подъезду привезли гроб и занесли в дом, оставляя крышку у двери. Я сидел и ждал, думая, что Сашка сейчас спустится, но того все не было. Ждал, пока не вышла его мать в черном платке на голове, и не села рядом со мной на лавку.
— Ты, Кирилл иди, простись с ним, — сказала она, а я не понял, как это проститься, зачем? — Не стало Сашеньки моего, — каким-то заторможенным голосом сказала она, глядя сухими глазами перед собой, — Тромб какой-то оторвался, в секунду не стало.
— Кого не стало? — спросил я, чувствуя, как пересохло в горле и подкатил какой-то ком, который я не мог проглотить.
— Сашеньки моего не стало, — сказала она, странно раскачиваясь из стороны в сторону.
Я вскочил с лавки и понесся в подъезд, пулей проскочив мимо красной с черным крышки. Дверь в квартиру Саньки была открыта, и я зашел, увидел зеркала занавешенные черным и такой страх на меня накатил, что ноги затряслись. Медленно прошел в зал и увидел Сашку, на себя не похожего, с серо-синим лицом. Дальше я что-то орал, плакал, стены кулаком бил, пока меня отец Сашки, дядя Митя домой не отвел.
— Ты молодой еще, Кирюха, жизни не видел. Горе выплеснул и хорош, Сашку главное моего помни и мразью не становись, жизнь она такая штука, всех на прочность проверяет. Сашка не сдался, Афган прошел, выжил, после травмы не сломался. И ты, Кирюха человеком будь, — говорил мне дядя Митя, успокаивая себя и меня.
Я тогда крепко его слова запомнил, почудил, конечно, немного после смерти старшего друга, с кем не бывает, но быстро в чувство пришел. Тогда мои первые наколки и появились, друг Сашки, что иногда был с нами, занимался татуировкой, такие шедевры делал. Я так увлекся, что остановился, когда на руках места открытого почти не осталось, да на шею уже поползло.
Дядя Митя меня на станцию взял, машины чинить научил, там я и пропадал все время после школы, да и деньги нужны были. Мать все пропивала, а я и есть хотел, и одеваться, да за квартиру платить нужно было. На отцовскую пенсию не прожить, тем более, если она домой только в виде водки доходит. Пробовал уговорить на почте, чтобы мне выдавали, не положено сказали. Я думал, продукты покупать буду, да за свет и газ платить, чтобы мать все не пропивала, но не получилось.
Когда сам стал зарабатывать, совсем от матери отдалился, дружков да подруг ее только из дома гонял, когда наглели сильно, каждый день со своими пьянками. Часто после этого Сашку вспоминал, если бы не он, сидеть мне, как близнецы в подъезде, боясь домой зайти. А так с четырнадцати лет уже выставлял из дома пьянь всякую, да толку не было. Они перемещались на время в другую квартиру, возвращаясь, пока я был на работе или в школе. Каждый день все повторялось, почти каждый день.
Роберт подвез меня домой, и я вышла из машины, чмокнув его в щеку.
— Завтра у тебя сколько уроков? — спросил он.
— Пока не знаю, расписание сказали вечером, будет на сайте школы. — Ответила я, поправляя на плече сумку с выданными учебниками.
— Тяжело? Давай, провожу, — схватил за ручку сумки Роберт и мы вошли в подъезд, останавливаясь у лифта, — Напиши мне тогда вечером, заберу тебя у школы, отвезу в студию. Тебе далеко отсюда ехать.
— А тебе? — улыбнулась я, — Сам живешь в другом районе, а за мной приедешь.
— Ты мне, как сестра, мелкая, — улыбнулся Роберт, — Тем более кто еще если не я?
— Ты прав, больше не кому, — вздохнула я. У меня не было парня, который бы провожал и встречал меня со студии.
— Нужно найти, тебе задание, до Нового года обзавестись надежным и хорошим парнем, чтобы вечером хотя бы встречал тебя на остановке, я то я буду переживать.
— Ты знаешь, что ты идеальный, Роберт? — улыбнулась я, заходя в лифт.
— Знаю, — ухмыльнулся он и мы попрощались у дверей моей квартиры. Мама не переносила любого присутствия мужчин в своей, да и моей жизни. Я зашла, скидывая туфли на низком каблуке в прихожей и попыталась незаметно прошмыгнуть в свою комнату, но мама услышала.
— Даша? Подойди сюда, — сказала она и я зашла в зал. Мама сидела на диване и смотрела свой очередной сериал. Последнее время она увлеклась этими фильмами похожими друг на друга, где были измены, предательства, несчастная любовь. Ее невозможно было оторвать от этого. Причем смотрела она в записи, так как два рабочих дня выбивали ее из графика просмотра.
— Да, мама, — встала я на пороге, прислонившись к косяку и рассматривая женщину, что сидела передо мной. За последний год мать сильно изменилась внешне, да и внутренне. Я могла ее понять, из особняка с домработницей и горничными, из салонов и бутиков, оказаться вдруг на окраине Москвы в двухкомнатной квартире и еще прислуживать богатым клиенткам, которой она была когда-то, делать им ногти. Тут любой, наверное, с ума сойдет. Она по-прежнему была высокая и стройная, но лицо утратило былую стать, стало бледным, глаза ввалились, она сильно похудела. Волосы вечно стянуты в узел на затылке с давно не прокрашенными корнями. Дома мама ходила теперь не в шелковых халатах, а обычных трениках с футболкой.
— Отец звонил? — спросила она и я пожала плечами в ответ.
— Зачем?
— Поздравить, первое сентября, — недовольно поджала губы мать.
— Ты тоже...
— Что я тоже?
— Не поздравила, — сказала я, рассматривая свои коротко постриженные аккуратные ногти, только бы не смотреть на нее, не видеть осуждающего взгляда.
— Ты должна наладить с ним контакт, только ты, — горячо заговорила мать, и я вздохнула «Опять начинается!»
— Зачем?
— Ты его дочь, он должен принимать участие в твоей жизни! Он обязан! — мать почти кричала, вскочив с дивана.
— Никто, мне ничего, из вас не обязан, — сказала я и молча вышла из комнаты.
— Я с тобой не договорила! — донеслось мне вслед, но я уже не слушала. Это повторялось изо дня в день, только мать не понимала, что отец не должен был любить меня или ее, не обязан. А заставлять его я не собиралась. Материально он меня обеспечил, открыв счет и все на этом, дальше сами. Я стянула с себя форму, повесила в шкаф и упала на кровать, уткнувшись в подушку. Слез не было, причем уже давно. Было ощущение пустоты и тоски по тому, что уже прошло и никогда не повториться.
То, что меня не любил отец, было больно, но я не могла его заставить полюбить, так же, как и мать, не могла. Он не мог любить больше маму, да и не было там скорее всего этих чувств, возможно, их вообще нет. Хотя Роберт любит Наталью, это сразу видно, особенно когда они вместе. Он заботится о ней, ухаживает, замечает ее настроение, желания. Но это Роберт, возможно мужчины разные, как и женщины. Одни могут любить, другие нет. Мой отец не может любить никого, в том числе и меня, свою дочь.
— Позвони ему, — мать возникла в дверях, комкая края своей футболки на животе.
— Зачем? — подняла я голову от подушки.
— Он должен знать, что первое сентября и помнить о тебе, — сказала мать с каким-то безумным взглядом, глядя на меня, — Ты его дочь, он должен!
— Мама, прошу тебя, успокойся.
— Нет, это ты послушай меня! Если не напоминать о себе, твой отец забудет, что у него дочь!
— Он уже забыл, — проворчала я, пытаясь как то успокоить мать и сама, но это все равно, что раздувать угли в костре.
— Звони ему!
— Нет.
— Звони говорю!
— Мама, зачем тебе все это нужно? У него другая семья, жена беременна, мы ему просто не нужны! Понимаешь?
Звонкая пощечина прилетает по лицу, и мать замирает.
— Звони, — говорит тихо.
— Что я ему скажу? — говорю, прижимая руку к щеке, что горит огнем.
— Спроси почему не позвонил, расскажи, как встретили в новой школе, — бубнит мать, словно заученный текст.
— Ему это не нужно.
— Я лучше знаю, что нужно твоему отцу, звони!
Мне легче позвонить отцу, чем видеть ее такой, полубезумной, практически сумасшедшей. Взгляд сверкает, руки дрожат, что она от меня хочет? Подхожу к своей сумке и достаю телефон, нахожу контакт отца и набираю. Мать стоит рядом и не собирается уходить, будет слушать весь разговор.
— Даша? Что тебе? — слышу голос отца, словно в тумане, руки подрагивают, мне больно!
— Привет, пап, ничего, первое сентября. Хотела сказать, что в новой школе все хорошо, — пытаюсь сказать быстро, но губы предательски дрожат. Произношу слова скомкано и еле слышно.
— Я рад, что тебе нравится, у меня много дел, — отвечает отец и кладет трубку.
Тишина, что стоит в комнате, превращается в масло. Она стекает по мне, обволакивая и глуша все звуки. Я ничего не слышу и практически не вижу, только мать смотрит на меня, словно я гадкая лужа под ее ногами.
— Дура, — говорит она мне и разворачивается, выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. Слезы все-таки прорвались, обжигают солеными и горячими дорожками щеки. Я не понимаю, что делаю не так, не могу понять.
Близнецы увязались за мной на станцию, и я не стал их прогонять, пусть идут, может чему научатся. В жизни все пригодится. После пришел домой, надеясь, что разошлись все. Мать спала на кухне, привалившись головой к стене. На столе стояла пустая бутылка, банка из-под кильки полная окурков, шкурки от колбасы, рюмки. В кухне пахло перегаром и чем-то кислым. Дружков ее не было, видимо моя угроза подействовала. Встал у входа на кухню и прислонился плечом к косяку, глядя на мать. Что мне с ней делать?
Когда-то, лет девять назад это была самая красивая женщина, которую я когда-либо знал и дело не в том, что она мать, не в этом. Она действительно завораживала даже меня, ребенка. Я думал, что мать фея из сказки, гордился этим. Мать выступала в театре, танцевала сольные партии, и я не пропускал ни один ее концерт. Вначале мы ходили вместе с отцом, потом я один, но каждый раз я замирал, когда видел, как она выбегает на сцену в белой воздушной юбке и порхает, словно бабочка. Мать была балериной, да, поэтому я так среагировал, когда новенькая назвала себя так, будто одной балерины мне в жизни не хватает.
Сейчас за столом, привалившись к стене спала, чуть похрапывая совсем другая женщина. Исчезли, стали тусклыми черные волосы, что раньше еле держались от тяжести в пучке на затылке. Лицо стало серым, щеки обтягивали скулы. И так не особо в теле, как балерина, мать стала словно тень, тонкие руки, почти просвечивали венами, ноги, обтянутые кожей. После смерти отца, мать словно ушла вместе с ним, ее просто не стало. Самое интересное то, что отец был обычным, ничего сверхъестественного. Офисный работник, чуть выше некоторых по должности, руководил отделом маркетинга в крупной компании, но он полюбил мать с первого раза, как увидел на сцене.
Мать, когда была относительно трезвой часто рассказывала, как отец ждал ее с цветами у гримерки после выступления. Как долго она не соглашалась встречаться с ним, хотя он сразу понравился ей.
— Матвей, он был такой смешной, не в смысле внешности, а озорной какой-то. Я с ним смеялась до колик в животе, — рассказывала мать, — Он мог сделать мой день лишь одной фразой, скажет так, что я весь день не танцую, а летаю по сцене, а еще он меня любил, очень сильно, — говорила она, наливая в рюмку и выпивая залпом.
— Мам, хватит пить, — просил я, пока был маленьким, потом молча отбирал бутылку и выливал в раковину под ее грозные крики.
— Ты не понимаешь, Кир, как болит вот тут, — стучала она себя по худой груди, — Невыносимо, Кир, — пьяные слезы текли по ее лицу, а я смотрел, как булькает прозрачная жидкость в бутылке, выливаясь в раковину. Драться со мной она не смела, после того, как пару раз скрутил ее и замотал в плед, оставляя на вечер в комнате. Она выла там и плакала, грозила мне, но потом затихала. После этого уже не боролась со мной, когда я избавлялся от спиртного в доме, смотрела и молча уходила из квартиры.
Раньше приезжала бабушка, мать моей матери и в эти дни я отдыхал. Приходил домой, где не пахло перегаром, а сладким запахом пирожков с брусникой или беляшами с ароматным мясным. Бабушка приезжала не часто, раз в пару месяцев и все звала меня к себе, на Урал, но как я оставлю мать?
— Ты Кирюшка, не смотри на нее, она пропащая, — говорила бабушка, гладя меня по каштановым кудрям.
— Мама не пропащая, — огрызался я, вырываясь из ее рук. Тогда я верил, что все пройдет, станет лучше. Мать успокоится, перестанет пить, пропивать все деньги, оставляя меня без еды. Я ходил в драных штанах и кроссовках, ловя укоризненные взгляды учителей. Одноклассники не могли смеяться надо мной, после того, как я пару раз приложил самых наглых, показывая свои способности, которым научился благодаря Сашке.
— Конечно нет, ты ее любишь, и она тебя, — отвечала бабушка, смахивая слезы с глаз, а я вырывался и уходил в свою комнату. Бабушка перестала приезжать полгода назад, потом пришло письмо, мать пила месяц не приходя в себя. Только из ее завываний я узнал, что бабушки не стало.
— Мама, — рыдала пьяная мать, сидя на кухне, — Ты тоже ушла, оставила меня, — завывала она. Мать не ездила на похороны, все сделала сестра бабушки, которую я никогда не видел, но мать ее называла по-всякому, в основном плохими словами.
— Лидка, с***ка бездетная, всю жизнь мою мать против меня настраивала, — говорила она, — Даже проститься не дала, а я бы поехала на похороны, ты веришь мне Кир? — глядела она мутными глазами.
— Верю, спасть иди, — огрызался я.
— А что ты мне рот затыкаешь? Я может по матери скучаю! Вот ты будешь скучать по мне, Кир?
— Буду, иди спать, — пытался я успокоить мать, но та снова начинала плакать, а я опять уходил из дома.
Сейчас мать казалась такой хрупкой, родной. В чем только ее жизнь держится? Подошел к ней, взял на руки и понес в комнату, положил на диван и накрыл пледом. Весу в ней осталось легче мешка с картошкой, вся высохла. И жалко ее и как остановить, не знаю. Сел рядом, задумался. Она все, что у меня есть, больше никого. Может я что-то делаю не так, что не могу ей заменить отца? В смысле не любит она меня. Я как сын, наверное, не достоин этого или все же это ее вина, а не моя?
— Мотя... — простонала мать, переворачиваясь на другой бок. Пять лет прошло, а она там, с ним, с отцом...
Вышел из ее комнаты, тихо прикрыв дверь, достал из прихожей свою сумку. Дядя Митя выдал сегодня аванс за машину, что я делал, купил продуктов себе и близнецам. Пока выгружал в холодильник и жарил нам с матерью котлеты из пачки, думал о том, что завтра ничего этого не будет. Появилась мысль спрятать, но что я, крыса какая, чтобы еду по углам рассовывать? И рука не поднималась спрятать и знал, что завтра вечером будет нечего есть. Сгреб из холодильника пару банок с тушенкой обратно в сумку. Хоть это останется. Мать в сумку не полезет, знает, что денег там нет, а я завтра макароны куплю, ужин будет. С этими мыслями съел пару котлет с хлебом и завалился спать. Мысли сами собой вернулись к новенькой, балерина, надо же.
Весь вечер мама со мной не разговаривала и утром даже не вышла к завтраку. Ну, пусть так, чем скандал. Наскоро поела и собралась в школу. Расписание вчера появилось на сайте вечером, и я приготовила все заранее. Утром заплела волосы в косу, закрепив красивой заколкой кончик и надела форму, которую нужно немного ушить. Форма висела на мне и была широка в плечах, но это теперь до выходных, может, что-нибудь придумаю.
В школе, как всегда, было людно перед началом уроков, и я долго искала свой кабинет. Первым предметом был иностранный язык, зашла в класс практически со звонком и оглядела занятые парты. Лишь последняя была свободна, и там сидел Высотин. Прошла к пустому месту и уже хотела повесить свой рюкзак, но на свободном стуле появилась сумка парня.
— Можно убрать? — вежливо попросила я, на что парень скривился, словно съел кислый лимон.
— Мимо иди, — буркнул он мне, что-то рисуя в своей тетради.
— Больше нет свободных мест, — я честно пыталась быть вежливой.
— Меня не волнует, — все так же, не отрываясь от своей тетради, проворчал он. Его руки были прикрыты рукавом серой водолазки, и татуировок не было видно. Каштановые волосы чуть вились на кончиках, правильные черты лица, черные брови, чуть полные упрямо сжатые сейчас губы. Он был красив, но возможно именно это его и испортило. Почему Высотин не дает мне сесть? Я ему ничего плохого не сделала.
— Почему ты такой? — тихо спросила я.
— Какой? — посмотрел он на меня своими карими глазами, цвет горького шоколада, ресницы длинные, черные, — Что тебе нужно? Я сказал здесь занято, значит занято! — повысил он голос. На нас уже начали оглядываться остальные. За впереди стоящей партой сидел парень, Денис, кажется, это он знакомился со мной вчера на линейке. Он пихнул локтем своего товарища.
— Семеныч, сгинь, — сказал ему, на что тот огрызнулся, но встал из-за стола.
— Прошу, — кривляясь, произнес он, и я села, отбросив косу на спину. Сам парень, что уступил мне место, сел рядом с Высотиным.
Я достала из рюкзака учебник, тетрадь и ручку. В глазах плескались слезы. Почему-то стало так обидно, когда вот так, ни за что. Ну не пустил за свою парту, что такого, но обида все равно стояла комом в горле.
— А ты еще заплачь, балерина, — наклонился сзади через парту Высотин.
— Кир, отвали, — сказал другу Денис, — Обидел девушку, сиди теперь тихо.
— Нежная слишком, обижаться, — ответил Высотин.
В класс вошла учительница английского, и урок начался. Я уже ожидала, что как новенькую меня будут спрашивать на каждом уроке, чтобы понять мой уровень знаний. С английским языком у меня было просто отлично, благодаря Роберту. Тот владел английским очень хорошо и часто подтягивал меня, заставляя говорить на этом языке во время тренировок.
— Дарья Резник, я Светлана Игоревна, учитель английского и французского. Ты изучаешь французский? Здесь в школе он представлен как факультативный урок, — обратила сразу на меня свое внимание учительница.
— Bonjour, ouijeparlefrançais (1), — ответила я и учитель обрадовалась. Не говорить же ей, что я училась в элитной гимназии, где знание двух языков было обязательным чуть — ли не с первого класса.
— Очень хорошо, — улыбнулась Светлана Игоревна, — Итак, тема нашего сегодняшнего урока потребление настоящего простого времени Present Simple, — учитель подошла к доске. — Открыли первый параграф, и прошу выйти к доске тебя, Высотин.
— Я не могу, — небрежно произнес парень.
— Почему? — удивилась учительница, поворачиваясь к нему.
— Боюсь, мое место сразу займет новенькая, она неровно дышит к этой парте, — ухмыльнулся Высотин, а я обернулась, чтобы посмотреть на него. По классу пронесся тихий смех.
— Кирилл, не заставляй повторять меня дважды, — сдвинула брови Светлана Игоревна, — Быстро к доске!
Парень встал и медленной походкой, специально не торопясь пошел, давая несколько подзатыльников смеющимся пацанам.
— Кир! — возмущались те, а парень шел и улыбался.
— Вижу, Высотин, за лето твой характер не поменялся. Может быть, в английском языке появились успехи? — сказала Светлана Игоревна.
— Это вряд ли, — улыбаясь, произнес тот, поворачиваясь к классу и кланяясь, как шут, — Бонжурно, товарищи! — крикнул он, и все засмеялись и заулюлюкали.
— Клоун, — улыбнулась лишь уголками губ учительница и снова взяла себя в руки, — Первое задание Кирилл, начинай.
Надо отдать должное парню, урок благодаря ему превратился в несколько минут смеха. Вместо того чтобы учить или выполнять задание, все сидели с улыбками и наблюдали, как Кирилл пытается читать по слогам. Даже в первом классе так не читают, а парень старательно произносил английские слова, но словно только учился читать.
— Зе из...фо..донц... — бурчал он, отчего все покатывались со смеху. Даже я улыбнулась.
— Зачем он это делает? — обернулась я к Денису, который сидел, и смотрел на Кирилла, нахмурившись, — Он не знает язык?
— Кир, как всегда, кривляется, не обращай внимания, — обернулся Денис ко мне и улыбнулся, — А ты неплохо знаешь французский.
— Да, было интересно одно время выучить его, — уклончиво произнесла я.
— Можешь сидеть со мной, Валерка пусть с Киром сидит, — разрешил мне Денис.
— Спасибо, я не понимаю, почему он меня так принял, я ему ничего плохого не сделала, — снова опечалилась я.
— Кир у нас не любит балерин, — разглядывая меня, произнес Денис.
— Почему?
— Сама спроси его, — пожал плечами Денис.
— Легко сказать, спроси.
— Так, Кирилл, хватит, садись, — не выдержала учительница, и парень вернул ей учебник и пошел на свое место, все также улыбаясь.
— Дарья, можешь продолжить? — пригласила меня к доске Светлана Игоревна.
— Да, конечно, — начала подниматься я и ойкнула, чуть не сняв скальп с головы. Начала поворачиваться и волосы оказались на свободе. Но уже без заколки. Я посмотрела на Высотина и пошла к доске, а тот сидел и вертел заколку в виде серебристой бабочки в своей руке.
Эта балерина села спереди и ее толстая коса белой змеей легла прямо напротив меня, так и вынуждая что-нибудь с ней сделать. Я смотрел на эту косу с пушистым кончиком и представлял, как беру ножницы и отстригаю, кромсая концы. Почему меня так взволновала эта коса, я не понял, да и не было возможности. Меня пригласили к доске, нашли кого, я за лето все слова забыл, а точнее и не вспоминал даже. Покривлялся конечно, ради того, чтобы потянуть время да и просто так.
Потом вернулся за парту и руки сами собой потянулись к этой косе. Схватили ее, сжав в кулаке вместе с заколкой, отчего внутри кулака что-то хрустнуло. Тут девчонка встала, и тут же села, охнув, а в не успел сразу выпустить этот тугой пучок волос из руки, разжал кулак. Откуда посыпались запчасти серебристой бабочки. Черт, сломал. Снова сжал и замотал резинкой, на которой осталось лишь тело несчастного насекомого без изящных крылышек. Заколка была красивая, и я не хотел ее ломать, но получилось машинально, когда коса стала выскальзывать из моих рук.
Девчонка что-то говорила у доски, а я смотрел на нее, вспоминая свою мать. Когда то она тоже была такая красивая, хрупкая, изящная и ноги так ставила, словно в стойку у станка, чуть в стороны. Я часто наблюдал за матерью, когда она, бывало, тренировалась дома, и сидел, замерев в углу комнаты. Мама мне казалась волшебной феей из сказки, особенно когда выступала на сцене в белоснежном воздушном наряде. Тогда все это казалось таким нереальным, красивым.
Я разжал кулак, осматривая мелкие осколки бабочки, и снова посмотрел на новенькую, что отвечала у доски. Вот что бывает с, такими как она, мелкие осколки сломанной балерины. Сунул руку в карман брюк и разжал там кулак, зачем мне нужно это крошево я не мог понять, но хотелось сохранить эту былую красоту пусть и в сломанном виде.
Звонок прозвенел внезапно, и я сорвался с места, выбегая первым из класса, подхватив свою сумку. Широкими шагами пошел по коридору, направляясь к лестнице.
— Кир. Стой, ты куда? — догнал меня Денис.
— Ухожу, — буркнул я, чуть замедляя шаг.
— Но у нас еще четыре урока, — дернул меня за рукав водолазки Денис.
— Слушай ты, если я объявил новенькую парией, почему помогаешь ей? — встал я напротив друга, сердито сверля его взглядом.
— Она мне нравится, я тебе говорил, — пожал плечами Денис.
— Мне она не нравится, — произнес я по слогам.
— Жаль, — взгляд Дениса тоже стал острым и в голосе появились стальные нотки.
— Вот как, — ответил я, — Значит, тебе дружба со мной не так важна, как внимание новенькой?
— Ты не прав, Кир и сам это знаешь, — огрызнулся Денис, — Если твое условие, чтобы дружить, это не общаться с Дашей, то я пас. Делай что хочешь, но обижать ее не позволю, — сказал друг и прошел мимо меня, саданув своим плечом по моему плечу.
— А когда она тебя кинет, можешь не приходить жаловаться! — крикнул ему вслед, на что Денис даже не обернулся, — Да и вали!
Развернулся и пошел на выход.
— Высотин. Куда?! — крикнул позади Иваныч, когда я миновал пропускник, — Уроки еще не кончились!
Я не стал оборачиваться, вышел из школы и встал на крыльце. Моросил дождь, небо хмурилось, гоняя свинцовые облака. На душе было погано и также серо все, словно исчезли все краски. Сунул руку в карман и вывернул его, вытряхивая осколки сломанной заколки, провел по блестящему мусору ботинком, расшвыривая в разные стороны. Немного постоял, подставляя лицо под дождь, который остужал горящие щеки и неожиданно для себя снова повернул к дверям школы.
Второй урок у нас был алгебра, я вошел самый последний, когда урок уже начался.
— Королевское величество пожаловало, — поприветствовал меня Виктор Петрович, учитель алгебры, — Ты. Высотин, тогда и не садись, а иди прямо к доске, вспомним, что за лето забыл.
Я молча кинул свой рюкзак за парту, мазнув сердитым взглядом по балерине, которая о чем-то тихо разговаривала с Денисом, даже не глядя на меня.
— Не забыл я ничего, — проворчал, подходя к доске. Уж в чем, а в алгебре я был одним из лучших, даже на олимпиаду пару раз ездил. В призеры не попал, но очки для школы заработал, да и себе в карму добавил. Задание Виктор Петрович дал не сложное, из старого, и я быстро решил, заработав первую пятерку. Если отнять тройку, что я получил до этого на английском, то год начался удачно, пять минус три получается два. Я опять двоечник. Нет не все так плохо, по алгебре, геометрии, физике и физкультуре я был стабильно в отличниках, а вот с остальными предметами полный замес. Как говорила классный руководитель:
— Ты, Кирилл не желаешь середины, у тебя или хорошо или плохо, другого не дано.
Возможно, она и права, но мне так проще и жить и учиться, есть черное и есть белое, без вариантов.
Дальше уроки пошли без особых происшествий, пока в конце дня все не вывалили на крыльце, где стоял вчерашний танцор. Снова его крутая тачка у ворот и сам он, ожидающий свою балерину. Новенькая легкими прыжками подскочила к нему и чмокнула в щеку, тот приобнял ее за талию, повел к машине.
— Не нравится мне этот пижон, — подошел ко мне Денис, видимо сменив свой гнев на милость.
— Пусть делают, что хотят, — сказал я, направляясь к воротам. Денис шел молча позади меня, нам все же в одну сторону, дорога одна.
— Я тут подумал, — сказал друг, обгоняя меня, — Ну не нравится тебе Даша, давай просто не будем о ней говорить, и обижать ее ты больше не будешь, тогда мир?
— Мир, — согласился я, в мои планы точно не входило терять друга из-за девчонки.
— Вот и отлично, — повеселел Денис и дальше мы уже пошли вдвоем, болтая обо всем на свете, кроме девчонок.
Маргарита Владимировна нас сегодня загоняла на тренировке. Вначале мы с Робертом потели у станка, потом повторяли прыжки. Через три часа тренировка закончилась, и я повалилась на пол, разминая руками икры.
— Дарья и Роберт, у меня для вас объявление, — сказала Маргарита Владимировна, выключая музыку, что играла через колонку, плей-лист из ее телефона.
— Слушаем, — Роберт сел со мной рядом, немного подумал и вообще лег, повернув ко мне голову. Я посмотрела на него и тоже откинулась на спину, чувствуя, как ноет каждая мышца.
— Ой, вот только не нужно изображать из себя умирающих лебедей, — нависла над нами Марго, как мы ее называли за глаза, — Хотя, на лебедей вы мало похожи сейчас, согласна, — фыркнула преподаватель.
— Маргарита Владимировна не тяните, — наигранно проворчал Роберт, подмигнув мне.
— Так вот, сейчас у нас сентябрь, но не за горами Новый год. В этом году у нас уже есть несколько заявок на выступление, а так же... — Марго замолчала и мы с Робертом приподняли головы, чтобы посмотреть на нее, — Есть заявка на участие в конкурсе «Снежная сказка». Он проводится раз в году в разных городах-победителях. В этом году право проводить его, получил город Санкт-Петербург. Москву будут представлять два коллектива, точнее две пары, юниорская группа и старшая. Вы участвуете в отборе на юниорскую.
— О, нет, — застонал Роберт снова укладываясь на теплый пол.
— Да, Роберт, да, я в вас верю с Дашей, вы обязательно победите, — заявила Марго, — Поэтому в течении пары недель я подберу музыку, программу и начнем.
— А можно это будем не мы? — попыталась отказаться я.
— Почему? — удивилась преподаватель. И действительно, почему? Я посмотрела на Роберта, а он на меня. Если ему скоро уезжать, то о каком выступлении может идти речь? Но Маргарите Владимировне об этом должен сказать он сам, а не я.
— Почему ты ей не сказал, что уезжаешь? — спросила я Роберта, когда он подвозил меня до метро после тренировки.
— Не знаю...Но ты права, нужно сообщить. Тем более еще нужно время, чтобы подобрать тебе партнера, — согласился Роберт, подъезжая к карману у метро, — Доберешься сама? Точно? — повернулся он ко мне.
— Доберусь, что я маленькая что ли? — фыркнула я, выбираясь из машины, — Всего-то немного на метро, а потом маршрутка.
— Темными улицами не ходи! — начал напутствовать Роберт.
— Хорошо, папочка, — чмокнула я его в щеку и помахала рукой, скрываясь в подземке.
В метро у меня была одна пересадка с ветки на ветку, а потом пришлось ждать свою маршрутку. К вечеру похолодало, дул ледяной ветер, раскидывая вокруг листья и мусор. Я подтянула шарф на шее и накинула капюшон, погода была так себе для начала сентября. Маршрутка забилась до отказа, хорошо, что моя остановка была почти в конце маршрута. От сидящего рядом дядьки нетерпимо воняло потом и старым перегаром, я старалась дышать через раз, но получалось плохо. В наушниках играла музыка, мне нравился мелодичный рок, и я попыталась полностью отвлечься, даже прикрыла глаза.
— Выходишь? — ощутимо толкнул меня дядька, навалившись плечом. Я открыла глаза и увидела, что маршрутка почти пуста, следующая остановка моя.
— Выхожу, — буркнула я, пересаживаясь на другое сидение, ближе к выходу.
На улице уже было темно, фонари горели через раз, и я пошла быстрым шагом через парк. До моего дома было не так далеко, но темнота в парке и отсутствие людей, нагоняли на меня чувство тревоги. Нащупала в кармане пальто перцовый баллончик и пошла чуть увереннее, я всегда носила его с собой, мало ли.
У выхода из парка, где тропинка извивалась между густыми деревьями и фонарей не было совсем я услышала позади себя тяжелый топот и не успела среагировать, как меня обхватили чьи-то огромные руки, зажимая мне большой ладонью рот, а другой за талию и потащили в кусты. Я брыкалась и пиналась, стараясь укусить толстые как сардельки пальцы, но рука лишь сильнее сжала меня, до хруста в ребрах. Я не могла даже вытянуть руку, чтобы достать из кармана баллончик.
Мужчина затащил меня за широкий ряд кустов и повалил под дерево, наваливаясь сверху. Рука по-прежнему зажимала мне рот, а вторая начала шарить по моему телу, разрывая пальто вместе с пуговицами, вырывая их с мясом. Его ноги пригвоздили меня к земле, раздвинув мои, и я с ужасом поняла, что он уже забрался мне под юбку и разорвал колготки, проникнув между ног. Ужас заставил меня закричать еще сильнее и извиваться под ним, пытаясь сбросить с себя эту тушу. Противный запах, который был в маршрутке, подсказал, что это и есть тот толстый мужчина. Я не могла даже дышать под этой тушей, чувствуя, что задыхаюсь. Перед глазами мелькали черные точки и еще немного, я потеряю сознание, просто отключусь от нехватки воздуха. Собрав последние силы, я снова попыталась закричать, но удалось лишь тихо мычать.
Мужчина тяжело дышал, обдавая меня запахом пота и несвежим дыханием, его рука шарила по моему голому животу, подбираясь к груди. Больно стиснула ее, отчего на моих глазах выступили слезы. Рука на губах чуть ослабла, я резко дернула подбородок вверх и заорала, за что ту же получила удар кулаком по скуле. В глазах запрыгали звезды, губу полоснуло болью, а во рту появился соленый привкус. Он снова накрыл мой рот своей ладонью и второй начал стягивать с себя брюки, возясь с ремнем.
— Нет, нет, — пыталась вырваться я, сотрясаясь в рыданиях и старалась согнуть колени, чтобы пнуть мужика или хоть как-то сбросить его с себя. Но куда мне, с моим птичьим весом против центнера? Я понимала, что сейчас меня просто изнасилуют и вряд ли оставят потом в живых. Ужас накатил на меня такой волной, что я держалась лишь краем своего сознания за реальность, когда мужика словно сдуло с меня, и он повалился рядом на землю, а я смогла сделать вздох.
Дядя Митя сегодня новую работу подогнал, задержался дольше обычного. Пришлось с проводкой в машине возиться, устал, как собака. Пока руки отмывал в туалете всю пасту специальную извел, но все равно чернота осталась в углах ногтей и на истертых подушечках. Завтра в школу пойду, как гамадрил с черными руками.
По пути зашел в магазин, купил яйца, хлеб и молоко. Утром хоть яичницу сделаю себе или даже омлет. Мать вообще непонятно чем питается, дома снова продуктов нет, даже чай кончился. Кстати да, чай. Снова вернулся в магазин, прихватил пачку чая и сверху упаковку сосисок, жрать хотелось, даже желудок к спине прилип. С утра ничего не ел по сути, успел остатки чая дома хватануть и все. Пока стоял у кассы взял близнецам пару шоколадок, пусть пацаны порадуются. У них мать получала двойную пенсию по потере кормильца, но тоже мало что домой доносила. Жаль мальчишек. Сунул еще в рюкзак пару пачек макарон, гулять, так гулять.
Домой шел, слушая музыку в наушниках. Когда зашел в парк, на телефоне пропал интернет, сел на лавку, возился в телефоне. Пока настраивал один наушник, упал второй, а там за что-то зацепился в траве и ветвях под лавкой. Достал его и расстроился, оторвал провод. Черт! Как я теперь без музыки буду, а новые купить еще не скоро смогу, если только самые дешевые у метро опять взять. Да они сломаются через неделю. Пришлось вставить один наушник в ухо, что еще работал с горем пополам.
Почти у самого выхода показалось, словно мычит кто-то. Остановился, прислушался, да вроде нет, видимо в наушниках посторонние звуки появились. Снова вставил в ухо пластиковый кружок, сделал пару шагов и тут уже явственно услышал сдавленный крик. Оглянулся по сторонам, темно, фонари горят на центральной дорожке, здесь темень, почти ничего не видно. Лезть за кусты было лень, но что-то тревожно стало на душе, а вдруг? Хотя, зачем мне неприятности. Ну их, снова ступил на дорожку и сделал шаг. Да ну на фиг, что я как слизняк какой, боюсь непонятно чего. Да и не боюсь я, просто лень, а вдруг там помощь нужна?
Шагнул за густые кусты, раздвигая ветви и увидел, как большой толстый мужик лежит на земле, а под ним, что-то возится. Мужик был с голой белой задницей и с приспущенными штанами, пыхтел, как паровоз, шумно дыша. Недолго думая, подскочил к нему и сгреб за шиворот. Такую тушу мне не поднять, но и не нужно было. Саданул ему по шее, по одной точке, что отключала его на полчаса и отпихнул тело в сторону. Не разглядывая, кто там, схватил человека за плечи и дернул вверх, поставил на ноги. Бог ты мой, девушка! Так вот, чем этот хрен тут занимался, вовремя я, конечно.
— Ты как? — спросил ее, а она вдруг повалилась на меня. Ее ноги подкосились, глаза закатились и рухнула мне на руки. Весу в ней было всего ничего, но попытался ее удержать, а она словно жидкость растекалась по моим рукам. Подхватил ее на руки и направился к выходу из кустов, сел на лавку, рассматривая откинутое лицо. Новенькая что ли? Вот тебе на! Провел рукой по ее ледяным рукам, и осмотрел ниже. Пальто разорвано, юбка тоже, колготки болтались на честном слове. Ее что успел этот гад... Не смог даже про себя произнести это слово. Дрожащей рукой достал из кармана телефон и набрал полицию и скорую. Новенькую прижал к себе, натягивая свою куртку на обоих, стараясь согреть. Почти скрыл ее вместе с головой у себя на груди, чувствуя, как колотится сердце внутри. Большими ударами бьет по ребрам. Щеки новенькой были ледяные и мокрые, губа кровоточила, и я пожалел, что не ношу с собой платок.
Первой приехала скорая и Дашку у меня вытащили из рук, унесли в машину. Я сидел и смотрел вокруг, когда приехала полиция и вывели качающегося из стороны в сторону мужика. Я рассказал, все как было, но пришлось ехать с полицейскими, которые не могли найти мою мать. Так, как я несовершеннолетний то и показания должен был давать только в ее присутствии. Интересно, найдут или нет? Я и сам не знаю, где она сейчас.
Просидел в участке часа два, когда вернулись полицейские, что ездили за моей матерью.
— Матвеич, отпускай его, завтра еще допросим, подпишет мать все завтра, — сказал один из них, тому, кто привез меня в участок.
— А мать что?
— Да там, неадекват, — проворчал другой, — Как только опека еще тобой не занялась? — посмотрел он на меня.
— Не нужно опеку, — окрысился я, прекрасно понимая, куда он клонит, — Мать нормальная, вечер просто, расслабилась после работы.
— Какой работы, пацан? — встал напротив меня самый высокий из них, рыжий и с крупными веснушками на лице, — Мы нашли ее в подвале, там еще десяток таких неадекватов и все еле языком ворочают. Я просто обязан сообщить в опеку, ты понял? — наклонился он ко мне.
— Не говори ничего про мою мать, — сквозь зубы произнес я, глядя ему в глаза, — И в опеку не надо, сам разберусь.
— Разобрался уже, — распрямился парень, — За девчонку спасибо, нормально все с ней, сейчас домой отпустят.
— Этот... успел? — спросил я, сам не понимая, почему это было так важно для меня.
— Нет, ты вовремя мимо шел, — улыбнулся рыжий и я вздохнул, словно камень свалился с груди, — Но ей просто повезло. Будем проверять, но видимо, это тот, кто нам нужен, уже два года ищем. Слыш, Михалыч, отвези малого домой, — крикнул он своему напарнику.
— Сам доберусь, — буркнул я, вставая.
— Отвезет, заодно и девушку заберете, — подмигнул мне рыжий. Вот еще, обрадовал, нужна мне сейчас новенькая с ее рыданиями, — Кстати, как ты эту тушу отключил? — спросил он, оглядывая мою спортивную фигура.
— Секрет фирмы, — проворчал я, направляясь на выход. Что мне ему рассказывать, может урок еще провести?
Когда мужчина скатился с меня, я сразу сделала первый глубокий вздох. Тут чьи-то руки вздернули меня в верх, отчего голова закружилась и в глазах потемнело. Тот, кто меня поднял, задал какой-то вопрос, но я его почти не слышала, стремительно падая в темноту. Очнулась уже в машине скорой помощи, на плечи мне накинули плед и перед носом водили вонючей ватой с резким запахом.
— Пришла в себя, умница, — сказала пожилая женщина - врач в синей форме, убирая вату и оглядывая меня, — Как себя чувствуешь?
А я не могу ей ничего сказать, зубы начали выбивать такую дробь, что боялась прикусить язык.
— Тихо, тихо, девочка, — тронула врач мою скулу, ощупывая ее, — Все хорошо, дыши, давай, дыши.
Я сделала вздох, чувствуя, как больно по бокам, ребра словно стиснули меня своим панцирем.
— Дышишь нормально? — спросила она.
— Нет, — попыталась ответить я, чувствуя, как снова кружится голова.
— Что же ты худенькая какая, кожа да кости, — проворчала женщина. Взяла мою руку и отодвинула рукав пальто на тонком запястье, — Вот гад какой, но хорошо, что поймали. Если бы не паренек тот... — дальше она не продолжила, да мне и было уже все равно. Тонкая игла вошла в вену, а я провалилась в какой-то транс, не понимая, что происходит.
— Сейчас приедем, врач осмотрит и все будет хорошо, — приговаривала женщина, пока мы ехали в скорой.
В приемном покое я долго ждала, сидя в коридоре, пока освободится врач и осмотрит меня. После укола в машине скорой навалилась какая-то сонливость и я прислонилась к стене, почти засыпая.
— Резник Дарья? — позвали из кабинета, и я с трудом встала, все еще кутаясь в плед, наброшенный поверх моего пальто, — Проходи, — сказала молодая медсестра, пропуская меня.
— Так, Дарья, адрес, дата рождения? — начал меня спрашивать врач, мужчина лет сорока. Я быстро все назвала, в том числе и телефон мамы.
— Сейчас у тебя возьмут кровь на анализы и пройдешь осмотр гинеколога, — сказал врач, что-то записывая быстрым почерком в карточке, — Жалобы какие есть?
— Дышать тяжело, — сказала я.
— А еще, по женской части?
— По какой? — удивилась я.
— При изнасиловании сильная боль была? Кровотечение есть? — продолжил тот.
— Он, этот мужчина... — мне неудобно было говорить такие вещи, но я понимала, о чем спрашивает врач, — Я думаю, что он не успел, — ответила я, чувствуя, как пылают щеки.
— Вот как, думает она, а потом окажется, что все успел, на осмотр иди в шестой кабинет, — он протянул мне карточку, и я вышла снова в коридор. Шестой кабинет был на втором этаже и мне пришлось подниматься, с трудом передвигая ноги. На лестнице меня догнала медсестра и протянула еще направление на рентген.
— Как все сделаешь, вернешься к нам, маме твоей мы позвонили, — сказала она и снова ушла. Вот мамы мне сейчас не хватало.
В кабинете у гинеколога я пробыла недолго, врач осмотрела, подтвердила, что самого акта не было, чем успокоила меня. Я конечно, подозревала, что если бы насильник довел свое дело до конца, то я бы это почувствовала, уж точно. Рентген тоже сделали быстро, и я спустилась снова вниз, постучавшись в кабинет к врачу. Там уже сидела моя мать, подписывала какие-то документы. При моем появлении мать встала, стремительно подошла ко мне, размахнулась и влепила пощечину. Болезненную скулу словно обожгло огнем, из глаз брызнули слезы.
— Сама виновата! — крикнула она, словно брызгая в меня своим ядом.
— Э-э, женщина, — встал врач из-за стола, — Вы с ума сошли? Ребенок пережил такой стресс, а вы рукоприкладством занимаетесь.
— Если бы не ее папаша со своим балетом, сидела бы дома и не пришлось бы ноги перед первым попавшимся мужиком раздвигать!
— Мама, о чем ты говоришь! — возмущенно сказала я, прижимая руку к щеке.
— Я даже не знаю, что сказать твоему отцу! Его дочь изнасилована каким-то грязным мужиком! — продолжала мать.
— Насильник не осуществил акт, — сказал врач, достал из холодильника в кабинете пакет со льдом, завернул в полотенце и дал мне, — Вот, приложи, а вы выйдите из кабинета! — это уже матери. Та возмущенно фыркнула и вышла, хлопнув дверью.
— Н-да, — произнес врач, — Ладно, ждем снимки и можешь отправляться домой, если все хорошо. Дышать легче стало?
— Немного, — кивнула я, стараясь перестать лить слезы. Стало так обидно, что мать поступила со мной таким образом. Хотелось, чтобы меня пожалели, посочувствовали, а не били по лицу. Я вышла в коридор, снова села на лавочку, обтянутую коричневой кожей. Мать нервно ходила по коридору, разговаривая по телефону.
— Ты должен приехать! Это твоя дочь! Ее чуть не изнасиловали, а тебе все равно? — мать почти кричала в трубку, и я поняла, что она разговаривает с отцом, — Ты знаешь, кто ты после этого? — выслушав ответ, она закричала еще громче: — Да тебе плевать на нас, на меня! — но отец видимо, уже отключился. Мать стала набирать снова его номер, ругаясь последними словами, но ей никто не ответил.
— Вот мразь! Даже телефон отключил! — сердито произнесла она, — Что сидишь? Домой поехали, нам ночевать здесь что ли? — обратилась она ко мне.
— Жду результатов, — проворчала я.
— Вот за что мне все это? Ночь не спать, с тобой тут сидеть, а мне на работу завтра! Еще неизвестно, что будет, сорвалась, бросив клиентку. Если бы знала, что тут ничего серьезного, работу бы доделала и приехала, — возмущалась мать.
— Ничего серьезного? Это ты так называешь? Словно все, что произошло моя вина! — наконец вывела она меня из себя.
— Ты как со мной разговариваешь? — мать посмотрела на меня каким-то бешеным взглядом, — Не нравится что-то? Можешь идти жить к своему отцу, ему ты точно нужна, судя по всему!
— Я вам обоим не нужна! — вскочила я с лавки и понеслась на выход, стараясь унять слезы из глаз. Пробежала приемный покой и вылетела на крыльцо, угодив в объятия какого-то парня.
— Стой, балерина, куда летишь? — знакомый голос проник сквозь мои рыдания, и я уткнулась в куртку от которой почему-то пахло машинным маслом. Крепкие руки обняли меня за плечи и осторожно прижали к себе.
Полицейские довезли меня до больницы, а дальше я сказал, что отвезу девушку домой на такси. Те спорить не стали, развернулись и уехали. Только тут я вспомнил про свой рюкзак с продуктами, где он? В участке вроде был, в машине что ли оставил? Жалко, без еды теперь остались. Зашел на крыльцо больницы, когда дверь распахнулась и выбежала новенькая, налетев на меня. Машинально поймал ее и прижал к себе. Она такая маленькая, хрупкая, содрогается всем телом, рыдает в голос. Уткнулась в мою куртку и вздрагивает, завывает.
— Ну ладно, рыдай, потерплю, — сказал ей, а рука гладит ее волосы, другая к себе прижимает. Стало так горячо в душе, словно она своими слезами все затопила там. Жалко ее, представляю, как испугалась. Девчонка начала успокаиваться, отняла заплаканное лицо от моей груди, глазами своими смотрит на меня, а там слезы плещутся, словно море.
— Это был ты, там в парке? — спрашивает меня сквозь всхлипы.
— Я, — отвечаю просто, только сейчас понимая, что все еще обнимаю ее. Убираю руки и отстраняюсь.
— Спасибо, — шепчет новенькая, кутаясь в какой-то плед, — Если бы не ты...
Дальше она замолкает, а я понимаю, что хотела сказать.
— Забыли, главное, что все закончилось, — говорю ей, а руки сами тянутся к ее волосам. Убираю пряди от лица, замечаю красную скулу и припухшую губу, — Он тебя ударил?
— Да, один раз, — кивает она, а у меня в душе такая ярость поднимается, что убить готов, глотку порвать, зубами эту тушу растерзать. Кого ударил? Вот эту? Которую убить ничего не стоит? Подонок.
— Руки убери от моей дочери! — я оборачиваюсь и смотрю на женщину, что вышла из больницы, высокая, стройная, красивая, но какая-то злая что ли. Губы сердито поджаты тонкой ниткой, глаза прищурены.
— Я успокаивал, — начинаю зачем-то оправдываться, отступая от девчонки.
— Знаем мы таких, сегодня успокоил, а завтра под юбку залез.
— Мама! — укоризненно восклицает Даша.
— А ты вообще молчи! Не дала бы повода, мужик бы не полез на тебя!
— Да что вы такое говорите? — удивляюсь я, — Она не сама к нему пристала!
— Не знаю, что там было, но почему-то именно к ней мужик полез, — огрызается мать новенькой, и я замираю с открытым ртом, мне даже сказать на это нечего.
— Пойдем, — хватает мать за руку девчонку, но та вырывается, — Там врач зовет, — говорит ей мать, и они направляются в больницу. В дверях Даша оглядывается и смотрит на меня, словно извиняясь. А машу ей рукой «Иди мол» дверь за ними закрывается.
— Эй, Ромео, рюкзак свой забыл, — подходит к крыльцу один из полицейских, который меня привез в больницу. Протягивает мне рюкзак и смотрит внимательно, — Драться кто научил? Мужика вырубил так, что до сих пор в участке сидит, головой мотает, двух слов связать не может.
— Учитель был, хороший, — ворчу я, заглядывая в рюкзак, так и есть, яйца все всмятку. Лежат в пакете желтой лужей. Достаю его и кидаю в урну рядом.
— Кто учитель? — не отстает полицейский, — Я знаю таких всех в нашем районе.
— Санька Осипов, — отвечаю ему и застегиваю рюкзак, вешаю себе на спину.
— Санька... да, — тянет полицейский, — Хороший мужик был. Ладно, давай. Завтра в участок приходи, показания дашь.
— Я учусь.
— После уроков и приходи. — говорит полицейский и идет в сторону дверей в больницу.
— С мужиком тем что будет, отпустите?
— Думаю, что нет. У нас три дела нераскрытых. Девчонки изнасилованы и убиты, проверим его.
— Три? Как убиты?
— Задушены, — отвечает полицейский и тут же спохватывается, — Иди домой, все.
Я киваю и спускаюсь с крыльца. Может новенькую подождать? Хотя там с ней мать, сами доберутся. Что-то нет у меня желания встречаться с этой женщиной. Это надо дочь во всем обвинить? А отец где? Странная семейка. Хотя моя не лучше будет.
Домой иду пешком, три квартала до дома, не расклеюсь. Захожу в подъезд и поднимаюсь вначале к близнецам. Стою у двери, жму на звонок, тишина. Куда делись? Ночь на дворе. Уже хотел уходить, как дверь открывается и в щелку выглядывают две пары глаз.
— Кир, ты? А мы думали эти, вернулись, — мальчишки стоят на пороге, в старых трусиках и футболках. Худые какие-то, на ногах и руках синяки.
— Это что? — говорю грозно, — Мать бьет?
— Бывает, — отвечает Димка, — Сегодня с вечера где-то пропадают, вот ждем, когда явятся.
— Я тут шоколадки вам купил, — сдергиваю рюкзак и роюсь в нем, отыскивая шоколад, — Ели что вечером?
— Нет, — дружно мотают светлыми головками пацаны.
— Ладно, пошли ко мне, макароны с сосисками будем есть, — говорю им и те скрываются за дверью, а я спускаюсь на свой этаж, открываю дверь в квартиру. Матери нет, само собой, возможно, успеем поесть спокойно. Сейчас мне только скандала с ней не хватает для большей радости. Ставлю кастрюлю с водой на плиту и достаю сковороду для сосисок. Пацаны пришли и сидят на одном стуле прижавшись друг к другу. На них тренировочные штаны и футболки, ноги голые.
— А что без обуви? Тапочки где? — спрашиваю их.
— Мы в ботинках, в прихожей оставили, — говорит Артемка и я вздыхаю. Прохожу в ванную и стягиваю с батареи пару своих носков, протягиваю им.
— Надевайте, еще не хватало чтобы с соплями начали ходить, — те дружно натягивают носки, а через полчаса смотрю на них, как уплетают макароны с сосисками. Ем сам, оставляя им побольше. Голодные какие. Вот что за жизнь у пацанов? Я то ладно, сам уже могу себя обеспечить, а им как?
После ужина кладу их у себя в комнате на диван, пусть поспят спокойно. Завтра накормлю и сам в школу провожу. Укладываюсь на пол, кинув старое одеяло. Чувствую себя многодетным отцом и ухмыляюсь, когда засыпаю.
Врач получил снимки и наложил мне тугую повязку.
— Есть маленькая трещина в одном ребре, но ничего страшного. Минимум физических нагрузок и максимум покоя, — сказал он.
Я вышла из кабинета и угодила в лапы полицейскому, что еще час задавал мне вопросы в присутствии матери, которая сидела молча, поджав губы. Чувствую, дома меня ждет скандал. Но на удивление все обошлось, только были даны наставления насчет Кирилла.
— Чтобы этого парня я больше не видела рядом с тобой, — сказала мать, когда мы приехали домой. Я тяжело вздохнула и прошла в свою комнату. Врач выдал мне обезболивающее и успокоительное. Так как ребро нестерпимо ныло, то выпила сразу две таблетки и легла спать. Уснуть удалось не сразу, все думала о Высотине. Я была ему очень благодарна, он спас меня. Возможно, и не хотел этого, но так получилось. Когда мы стояли на крыльце, мне показалось, что между нами возникла даже симпатия. То, как он успокаивал меня, обнимал, нужно мне было в тот момент намного больше, чем просто слова утешения. Хотелось почувствовать сильные руки, которые защищали и дарили безопасность, а не грубо терзали тело, прижимая к земле. Думать о том, кто напал на меня, я не хотела и старалась отбросить эти мысли, иначе боялась снова впасть в истерику.
Уснуть удалось ближе к утру, и меня разбудил звонок телефона, звонил отец:
— Что произошло? — спросил он сухо, даже не интересуясь, как я себя чувствую. Я вкратце рассказала ему, заново возвращаясь во вчерашний вечер, — Моя фамилия, надеюсь, нигде не фигурировала?
— Нет, папа, — ответила я, понимая, что ему нет до меня никакого дела. Главное, чтобы ничего не попало в газеты.
— Ладно, я этим займусь. Еще не хватало, чтобы меня каким-то образом сюда приплели, — сердито ответил отец и отключился не прощаясь. Я проглотила ком в горле, смахивая неожиданные слезы с глаз. Я не буду плакать, нет, не буду.
Направилась на кухню, чтобы сделать себе завтрак. Сварила пару яиц и налила чай без сахара. Посмотрела на этот скудный завтрак и сделала себе бутерброд с толстым куском копченой колбасы. Смерть балету называется. Я не представляла себе, как буду дальше ходить на тренировки, да и нужно ли это мне? Я не болела балетом, это была скорее прихоть отца, когда он отвел меня в балетную студию в пять лет.
— Моя дочь должна быть лучшей во всем, запомни. Если из тебя не получится знаменитой балерины, то осанка, грация и изящество будут в наличии. У меня будет самая красивая дочь, — это были его слова, а потом все куда-то делось. Отцу захотелось сына, дочь стала не нужна. Странно, но это так. После обеда позвонил Роберт, я и забыла, что он ничего не знает.
— Мелкая, а ты где? Жду тебя уже полчаса у школы, — удивленно спросил он, когда я ответила на звонок.
— Я дома, заболела, на тренировку не пойду.
— Что случилось? — встревоженно спросил он, а я вдруг расплакалась, — Понял, сейчас буду, — Роберт приехал через полчаса, вваливаясь в мою квартиру, держа в руке пакеты с чем-то и воздушный шарик в виде сердечка.
— Так, мелкая, тут лимоны, апельсины, соки, яблоки, короче витамины. У тебя лекарства есть? Я тут купил на всякий случай капли в нос, спрей от горла, — вываливал он мне все на кровать.
— Спасибо, — засмеялась я, — Но у меня другое.
— Что? — спросил он, присаживаясь рядом. Я прижалась к нему и рассказала все, что случилось вчера.
— Так что в ребре небольшая трещина, да вот синяк на подбородке, а так я цела.
Роберт встал, взволнованно заходил по комнате, ероша свою идеальную прическу длинными аристократическими пальцами.
— Вот как знал, что нужно было тебя отвезти! Вот я осел! Если бы не я, ничего бы не случилось, — ругался он.
— Ничего не случилось. Сядь. Успокойся, — пыталась я сказать Роберту.
— Ничего не случилось?! Ты серьезно?! Лежишь тут со сломанным ребром и после такого стресса? — возмутился друг. — А если бы не тот парень, что было бы?
— Я не хочу об этом думать, — ответила я.
— Не хочет она, все, теперь буду забирать, и увозить тебя сам, — твердо сказал он, снова усаживаясь рядом со мной. Я обхватила его руками за талию, прижимаясь к сильной груди.
— Ты скоро уедешь, — всхлипнула я.
— Да, мелкая, уеду, — согласился он, гладя меня по голове, — Я знаю тебя уже сколько лет? Восемь?
— Девять, — ответила тихо я, слушая, как стучит его сердце в груди. Мне так было с ним хорошо.
— Девять и за все эти годы я так не переживал за тебя, как теперь, перед своим отъездом, — сокрушался Роберт, — Но я должен ехать.
— Должен, — согласилась я.
Роберт побыл еще немного со мной и уехал на тренировку, пообещал все рассказать Марго. Я зашла на сайт школы и просмотрела задания, что задали сегодня, придется пока заниматься онлайн. Быстро все сделала и отправила учителям. Сама не заметила, как прошел день, а потом и целая неделя. Со школы мне никто не звонил, не писал, да я там еще никого толком не знала, не успела обзавестись друзьями. Жаль, что и Кирилл мне не писал. Я ему не давала свой телефон, но почему-то хотелось услышать именно его голос и увидеть его. Роберт приезжал почти каждый день, пока я не начала ругаться. Кататься ко мне через всю Москву, то еще удовольствие, да и мама сделала мне замечание, когда тут был Роберт, что нечего почти женатому человеку дурить мне голову. Пришлось прекратить эти посещения.
Отец больше не звонил, и я для себя сделала вывод, что отца для меня нет. Как бы не было больно, но я ему не нужна, пусть так и будет. Он мне нужен, но я постараюсь о нем забыть, чтобы не ждать его звонков или внезапного приезда. Есть где-то чужой человек, которого я когда-то знала, больше ничего.
Мать не пришла ночью и утром тоже. Близнецам на завтрак сварил кашу, да и себе. Потом отправил их домой одеваться, а сам пошел в душ. Стоял под горячими струями воды и вспоминал новенькую, как там она? Добрались вчера они с матерью до дома? Сам поймал себя на том, что думаю о ней, хотя не хочу. После вчерашнего было странное ощущение, словно защитить ее хочу от всех, от мира этого, от грязи всякой, что по улицам ходит. Вот оно мне надо? Мало мне своих проблем с матерью, да и близнецов еще на поруки взял. Самое плохое, что пацанов жалко. Ими и так уже опека интересуется, хорошо последний раз пришли с проверкой, их мать трезвая была, а если бы вчера пришли? Сам на нитке вишу и они вместе со мной, да сделать ничего нельзя.
В школу пришли почти вовремя, заходили, когда звонок уже надрывался.
— У вас, сколько сегодня уроков? — спросил близнецов, те пожали плечами. Вот ведь, слов не хватает, — Ладно, вечером спрошу, — пригрозил им, и те унеслись в свой класс.
— Высотин, что стоим, кого ждем, у тебя свое расписание? — Иваныч, как обычно, был сама доброта с утра.
Молча прошел мимо него и пошел на физику, которая была первым уроком. В класс вошел, когда урок уже начался. Дмитрий Михайлович при виде меня сложил руки на груди, и я понял, что можно опять сразу идти к доске. Кинул рюкзак и направился в заданном направлении, когда учитель сменил тактику:
— Так, Высотин, у тебя с самого начала года другое расписание, я так понимаю, никак у всех, — проворчал учитель, — Поэтому я применяю другую тактику. Лукин к доске.
— А что я сразу? — попытался восстановить справедливость Денис.
— Каждый раз, когда Высотин будет опаздывать ты или Семенов будете заменять его у доски, — пояснил физик, посмеиваясь в свои шикарные усы, за что получил прозвище таракан.
— Ничего себе методы! — возмутился Денис и пошел к доске, сердито глянув на меня. Я внутренне хохотнул, сел на свое место на задней парте.
— Ты это, Кир, на физику больше не опаздывай. Я вообще в ней ничего не понимаю, — повернулся ко мне Семеныч, который с двойки на тройку стабильно переваливался по физике.
— Как получится, — заулыбался довольно я, представляя, как теперь буду глумиться над этими двумя, я то предмет знал, а вот они средне.
Дальше все, как обычно, и если бы не Ксюха, день бы прошел отлично. Прицепилась ко мне после второго урока, когда мы с Валеркой стояли в коридоре школы и играли в игру на его смартфоне.
— Кир, можно тебя на минуту, — подошла она к нам.
— А что сразу Кир, я сегодня за него, — убрал телефон в карман Валерка.
— Семенов, отвали, — огрызнулась ему Ксюха, — Мне Кир нужен, я тебе уже все сказала.
— Чего тебе? — спросил я, вешая рюкзак на плечо и собираясь идти на следующий урок. От Ксюхи чем быстрее отвяжешься, тем лучше. Хотя... План в голове созрел мигом, вытянул руку и обнял девчонку за талию, прижимая к себе, — Что хотела? — улыбнулся ей, вдыхая запах сладких духов.
— Кир, давай ты пересмотришь свое решение больше не встречаться со мной? — Ксюха обняла меня за шею, касаясь губами щеки, — Я скучаю, — томно прошептала мне в ухо.
— Я подумаю, — отстранил ее от себя, встречаясь с сердитым взглядом Валерки. Обреченно развел руками, на что тот фыркнул и удалился в кабинет истории.
— Пойдем сегодня в кино, — спросила повеселевшая Ксюха.
— Я сегодня занят, — ответил ей, направляясь вслед за Семенычем.
— А завтра?
— Посмотрим, — почти согласился я. В кино с Ксюхой не хотелось, но может так мысли о новенькой выйдут из моей головы? Надоело думать о ней весь день, — Ксюх, не нажимай, а? Сказал, подумаю, значит, подумаю, не все сразу, — обернулся к девчонке, что обиженно дула губы.
— Ладно, — согласилась Ксюха и вошла в класс.
Валерка снова сидел за партой Дениса и они о чем-то говорили, когда я расположился позади них.
— Кир, а где новенькая? — спросил меня Денис.
— А я откуда знаю? — удивился я. Рассказывать о том, что произошло вчера, мне не хотелось, да и незачем.
— Так ее же изнасиловали, — обернулась к нам Ксюха, — Все, ей теперь можно с кем хочешь и когда хочешь, — засмеялась девчонка. Не думал, что слухи дойдут до всех так быстро. Я подскочил и навис над ней, схватил за подбородок, крепко сжимая его пальцами, и поднял к себе:
— Еще одно слово о новенькой и я не знаю, что с тобой сделаю? Поняла меня? Поняла, я сказал?! — дернул ее на себя.
— Э-э, Кир, остынь! — оттолкнул меня от зарыдавшей Ксюхи Денис.
— Ничего там не было! Понятно всем! — заорал я, и одноклассники дружно закивали, хотя вряд ли поверили. Ксюха сделала свое черное дело и теперь неизвестно, что будут говорить о Даше, — Если уж ты откуда-то узнала про вчерашнее, то говори правду.
— Мне мама сказала, а ей знакомая, — размазывала косметику по лицу Ксюха, — У той муж в полиции работает. Сказал, что из нашего класса новенькую в парке маньяк какой-то поймал.
— Я там был, ясно тебе! Ничего не было! Поймали того мужика, а новенькая не пострадала.
— Кир, сядь, — попытался успокоить меня Денис.
Я отпихнул его плечом и сел за свою парту. Бешенство так и бурлило в крови. Теперь мне никто не поверит. Чтобы я не говорил, как не убеждал, недоверие останется. Сердито посмотрел на Ксюху, что вытирала размазанную под глазами тушь салфеткой, эта не успокоится теперь. Будет про Дашку слухи распространять, а новенькой еще учиться целый год.
— Ксюх, садись сюда, — похлопал по свободному стулу рядом со мной. Та удивленно посмотрела на меня и заулыбалась. Тут же подхватила свой розовый рюкзак и учебники, пересела ко мне.
— Я подумал насчет кино, пошли сегодня, — сказал ей, обнимая за плечи, — И чтобы я не слышал больше ни одного слова о том, что произошло с новенькой, ясно? — это уже ей на ухо, шепотом, но с такой угрозой, что Ксюха тут же кивнула соглашаясь.
Вторую неделю я уже была дома и готова была лезть на стену от скуки. Днем приезжал Роберт, когда мама была на работе, но не часто. У него тоже учеба и тренировки, но звонил каждый день. С мамой я почти не общалась, только на бытовые темы и делаю ли я уроки. А еще приходил следователь, но в присутствии матери. Мужчина такой лет сорок пять, видный из себя, подтянутый, а мама его не возлюбила с первого взгляда. Особенно в первый день, когда Борис Николаевич похвалил чай, что она ему подала.
— В каждом магазине такой, — сквозь зубы произнесла она и снова села рядом со мной, стараясь больше не смотреть, на нечаянно улыбнувшегося ей следователя.
— Того, кто напал на вас мы проверили и сейчас точно знаем, что это именно тот мужчина, который задушил и изнасиловал в течении двух лет трех девушек. И это только то, что мы знаем. Сейчас работает следственная группа, возможно выплывут случаи и в других районах, — рассказывал следователь, а мне становилось дурно от его слов. Чтобы со мной было, если бы не Высотин?
— А все потому, что нечего ходить по ночам, — сердито пождала губы мать.
— Это не вина вашей дочери, первая жертва была найдена недалеко от школы, на детской площадке. Ему и там никто не помешал. Зима, темнеет рано, — вздохнул Борис Николаевич, протягивая матери бумаги на подпись, — На следующей неделе вам с дочерью придется прийти в участок на опознание.
— Это необходимо? — выдавила я из себя. Очень не хотелось видеть этого убийцу.
— Это обязательно, — ответил следователь, вставая, — Спасибо за чай, — посмотрел он на маму и пошел на выход.
— Какой кабель, — выругалась мать, когда дверь за мужчиной закрылась.
— Он просто поблагодарил тебя за чай, — тихо сказала я, но мама услышала.
— Может мне его вернуть и ноги раздвинуть? — начала она, — Всем им только одно надо! Ты еще в этом не убедилась после всего, что произошло?
— Мама, — покачала я головой и ушла в свою комнату. Спорить с ней не было никакого желания.
На следующий день я лежала у себя в комнате и читала, когда в дверь позвонили. Мама была на работе, гостей я не ждала. На пороге стоял Денис и изображал из себя крутого парня, как только я открыла дверь.
— Привет, детка, — сказал Денис, облокотившись на косяк плечом и двигая смешно бровями.
— Привет, — заулыбалась я, — Это из какого фильма?
— Маска, с Джим Керри, не смотрела? — спросил Денис, когда я открыла дверь шире, пропуская его в квартиру, — Вот, пришел тебя навестить и передать привет из школы.
— От кого привет? — удивилась я, смотря, как он снимает свои кроссовки и куртку. На Денисе были джинсы и тонкий синий джемпер, длинные волосы до плеч стянуты резинкой. Очень даже симпатичный и приятный парень.
— От меня привет, — снова заулыбался он, — Ну, может быть еще от Семеныча, но я его не спрашивал правда.
— То есть, поход ко мне — это не партийное задание? — засмеялась я.
— Нет, скорее помощь больным и голодающим, — протянул он мне большой пакет и тут же убрал руку, — Тебе тяжелое нельзя поднимать, где тут у вас кухня? — он по-хозяйски пошел вперед меня, безошибочно угадывая направление.
Я пожала плечами и побрела за ним, мельком взглянув на часы в гостиной. До прихода мамы еще часа четыре, не дай Бог увидит, что ко мне пришел кто-то из мужчин, неважно кто: следователь, врач или Роберт.
— Я не голодаю, — удивленно сказала я, видя, как Денис выкладывает на стол всякие вкусности: баночка икры, палка колбасы, фрукты, ягоды в лоточке, какие-то йогурты дорогущие. Видела такие в Азбуке вкуса, стоят как килограмм мяса на рынке.
— Ну не знаю, тебя словно в концлагере держат, такая худющая, — сделал комплимент Денис, и я фыркнула.
— Я балерина, мне все это нельзя кроме фруктов, — обвела я рукой стол.
— Да ладно, — улыбнулся парень, отвлекаясь от своего занятия и взял со стола коробку конфет Коркунов, ассорти с лесным орехом, мои любимые. Молча открыл коробку и поднес к моему носу, — Вот, понюхай! Шоколадом пахнет!
— Змеюка- искуситель, — засмеялась я, однако взяла одну конфету и быстро сунула в рот, словно кто-то у меня ее хотел отнять. Денис тоже взял сразу две и обе забросил себе за щеки. Так мы и стояли, смотрели друг на друга, наслаждаясь сладостью вкуса.
— Теперь ты неделю не будешь есть, после одной конфетки? — спросил меня Денис, за что получил по лбу ладошкой.
Через десять минут мы с ним сидели и пили чай с лимоном. Денис рассказывал мне школьные новости и частично о себе, оказывается он серьезно увлекался футболом, а я и не знала.
— Отец мне и университет выбрал, где сильная футбольная команда, — говорил Денис, уминая уже третий бутерброд с икрой, который я сделала. Сама съела только тонкий прозрачный ломтик с парой икринок. Итак, после вынужденной болезни поправилась, семь потов сойдет пока в свой вес вернусь.
— Значит, у тебя все расписано на годы вперед, — улыбнулась я. Этот парень мне нравился, такой простой, милый, с ним легко было общаться.
— Ага, а Кир кстати с Ксюхой снова замутил, — сказал Денис, наливая себе еще чай из пузатого чайника под гжель. Мне вдруг стало так грустно, улыбка сползла с лица, и я отвернулась, делая вид, что ищу какую конфетку выбрать из коробки.
— Они там все одинаковые, — тихо сказал Денис, — Даша, давай с тобой встречаться? Ты мне очень нравишься, — вдруг спросил он и я поперхнулась чаем. Вот о чем, о чем, а об этом я точно не думала.
За эти две недели Ксюха меня реально достала, только что на станцию со мной не ходила, там ей плохо пахнет. Ну конечно, ремонт машин, покраска, замена масла это вам не парфюмерный магазин.
- Кир, ты все время занят, - дула она губы, когда я утром приходил в школу, - Мы снова не идем сегодня гулять? – обижалась она, когда я отправлялся сразу домой после уроков.
- Ксюш, я тебе сказал, что занят, ну сколько можно? Мы два дня назад ходили в кафе. У меня нет на тебя времени, - пытался объяснить ей, но все было без толку. Она обижалась, потом сама же и названивала весь вечер, всхлипывая в трубку.
- Ты меня не любишь, - завывала она, - Я стараюсь, а ты даже встречаться не хочешь!
- Я тебе сто раз говорил, мне некогда, - старался я ее успокоить, терпеть не могу, когда женщина плачет.
- Тебе твои машины дороже, чем я!
- Мои машины дают мне еду и шмотки, бестолковая.
- А-а, так я еще и бестолковая! – и снова по кругу.
Денис тоже пропадал неизвестно где, после школы сразу шел домой, иногда даже не ждал меня.
- Пацаны, у меня днюха в субботу, приглашаю, - сказал Семеныч, когда мы сидели в коридоре школы, после обеда.
- Я пас, - сразу ответил Денис.
- Что это так? – удивился Валерка.
- У меня дела, - отмахнулся друг.
- Ну ка, скажи нам, что у тебя за дела такие? – насел на него Семеныч, а я хмыкнул, разглядывая в телефоне письмо на английском языке, что пришло мне на почту. Перечитал его пару раз, ничего толком не понял и протянул Денису.
- Ден, посмотри, что-то я не пойму, что тут, - попросил друга и тот стал читать вслух.
- Уважаемый господин Высотин, о как, - заржал друг, - Надо же, господин.
- Читай давай, там какой-то лохотрон по ходу.
- Так, далее бла-бла, вот, юридическая контора Джонс и К, штат Мичеган, доводит до вашего сведения следующее. Госпожа Девис скончалась на шестьдесят третьем году, после продолжительной болезни в больнице города Детройт. По завещанию, составленному в присутствии нашего представителя и заверенному нами, все имущество оставлено вам. К письму прилагается список счетов и недвижимости. Вам надлежит в ближайшее время сообщить нам, как вы намерены распорядиться наследством, в том числе подписать и отправить нам следующие документы. Далее список: паспорт, фотографии, свидетельство о рождении, справка о твоем счете, реквизитах. У тебя есть собственный счет? – оторвался от письма Денис.
- Нет конечно, откуда, - отмахнулся я, - Короче, что это за фигня?
- Да разводилово, - засмеялся Семеныч, - Приходило мне тоже такое письмо, какая-то тетка в Зимбабве решает кому оставить свои деньги после смерти.
- И что? – заинтересовались мы с Денисом.
- И ничего, тоже пришлите счет, куда переводить и так далее. Я поспрашивал в сети, этих писем там тьма.
- А зачем это рассылают?
- Да кто его знает, говорю же, лохотрон.
- У тебя есть родственники в Америке? – повернулся ко мне Ден.
- Откуда? Издеваешься? – удивился я, - У меня мать одна, бабушка умерла недавно.
- А у отца?
- Тут вообще беспросветно, - ответил я, - Про семью отца ничего не знаю. Его родители умерли, когда он был еще маленьким и воспитывала его сестра.
- А где сейчас его сестра?
- Не знаю, - пожал я плечами, - Я ее не видел никогда, она была старше отца лет на двадцать.
- Так может это она? – не соглашался Денис.
- Ты что? Реально думаешь, что какая-то тетка в Америке знает про меня?
- Нет, конечно, - кивнул друг, - Но тут указано твое имя и адрес, а еще про твою мать написано.
- Где? – наклонился я к экрану телефона.
- Вот здесь, мелким шрифтом. «В завещании указано, что Высотина Лидия Викторовна не имеет никаких прав на имущество своего сына, в случае отказа наследника, все состояние госпожи Девис должно быть направлено на благотворительность».
- Черт, а вот это уже на правду смахивает, - сказал Валерка и мы уставились на него, - Реально пацаны, какая-то тетка не переваривает мать Кира, но ему все завещала и специально указала, что если не Киру, то никому.
- Брехня все, - отмахнулся я, забирая у Дениса телефон.
- Напиши ответ, тебе это ничего не стоит, - посоветовал друг, - Ну что, идем на физику? А перешли ты мне это письмо, покажу вечером отцу. Он у меня хорошо в юридических тонкостях разбирается.
- Ладно, перешлю, - согласился я, хотя и не видел в этом смысла.
Мы встали и пошли на урок, ввалились в класс, когда прозвенел звонок.
- Понятно Высотин, чтобы не подставлять друзей, ты решил опаздывать вместе с ними, - встретил нас недовольным выговором учитель физики.
- Мы вовремя пришли, - заныл Семеныч, - Звонок только прозвенел.
- Вот тогда и иди к доске, - согласился Дмитрий Михайлович.
- Черт, - тихо взвыл Валерка, но к доске пошел, бросив рюкзак на стул.
- Кир, почему в столовую не пошел? – зашептала Ксюха, когда я сел на свое место. Теперь она все уроки сидела со мной, даже не думая, возвращаться за парту к своей подружке.
- Слушай, урок начался, можно молча? – попросил ее, и та отвернулась, надув губы.
Валерка что-то там пытался отвечать у доски, Денис сидел, украдкой в телефоне с кем-то переписываясь. Наконец, мучения друга закончились и Семеныч вернулся на свое место сердитый и недовольный.
- Из-за вас трояк, - проворчал он, - Должны будете, в субботу жду.
- Ладно, - тихо ответили мы вдвоем с Денисом, и Валерка заулыбался.
- Я не один приду, - сказал Денис и Семеныч кивнул.
- А я с Кириллом, - добавила Ксюха, улыбаясь мне. Ну кто бы сомневался.
Денис всю неделю приходит ко мне после уроков, помогает с домашним заданием, а потом мы долго гуляем. Он уже изучил график моей мамы и беспечно пользуется этим. Я не против, у меня в этом районе совсем нет друзей, а сидеть одной все время дома, мне тоже скучно
— Вот скажи мне. Кто тебе этот парень, что с тобой танцует? — спрашивает меня Денис, когда мы идем вдоль небольшого пруда. В тот парк, где со мной случилась неприятность, как сказал Денис, мы не заходим, я не хочу, да и он не горит желанием.
— Роберт? Мы с ним танцуем вместе уже давно, мне было восемь, когда его поставили в пару со мной. Роберт мне как брат, — улыбаюсь я, вспоминая свои первые неуклюжие тренировки в паре с Робертом. Тот уже довольно хорошо танцевал в отличие от меня.
— То есть, у вас с ним ничего нет? — не отстает Денис.
— Нет, конечно, тем более он скоро женится.
— Отлично, значит, я могу быть твоим другом, — смеется Денис и подхватывает меня за талию, прижимая к себе.
— Ну, не настолько близким, — упираюсь я, смеясь, шутливо отталкиваю его.
— А что, я не против, — улыбается он, останавливается и снова подхватывает меня руками, — Я хочу, чтобы ты пошла со мной на вечеринку.
— Это куда? — хмурюсь я.
— У Семеныча в субботу День рождения, почти весь класс собирается у него дома.
— Я там никого не знаю, — думаю о том, что было бы неплохо выйти куда-то кроме прогулок.
— Вот и познакомишься. Меня ты знаешь, Кира тоже, а остальные дело наживное, — берет меня за руку Денис и переплетает пальцы. Ласка невинная, но волнующая. И как-то у него все получается будто между прочим, словно так и должно быть.
— Хорошо, пойдем, мама на работе будет и до десяти я должна быть дома, — соглашаюсь я, — Но нужен подарок, а что подарить?
— Это я решу, вкус Семеныча я знаю, — улыбается Денис, и мы идем домой, где еще долго сидим у моего подъезда, болтая обо всем.
В субботу верчусь у зеркала, рассматривая свой наряд. Не знаю, как одеваются на такие вечеринки. В старой школе на День рождения все обычно ходили в кафе, там доходило вплоть до вечерних платьев с бриллиантами ближе к старшим классам. Сейчас у меня нет украшений, так, пара серебряных браслетов и цепочка с танцующей бриллиантовой капелькой. Ее и надеваю, она идеально ложиться в вырез синего шелкового платья, что чуть выше колена и с рукавом три четверти. Черные колготки, туфли с ремешками у щиколотки, волосы забрала в высокий хвост с крупными локонами. Поворачиваюсь, рассматривая себя со всех сторон, вроде все прилично и красиво.
Денис заходит за мной вовремя и восхищенно присвистывает.
— Я покорен, обезоружен и почти убит, — прижимает он, шутливо руку к сердцу, — Красива, нет слов.
— Да ладно тебе, — смущаюсь я, а его руки уже скользят по моей талии. Лицо в опасной близости от моего, а губы слишком близко... Я замираю, вытягиваюсь на цыпочках, его рост такой большой, что я ему по плечо.
— Я хочу тебя поцеловать, — тихо говорит он, — Сейчас, здесь, — и наклоняется, а я отворачиваюсь. Его губы скользят по моей щеке, оставляя горячий след.
— Рано, — говорит Денис, прижимаясь лбом к моему затылку.
— Рано, — подтверждаю я, чувствуя, как полыхают мои щеки.
Через десять минут мы едем в такси, и Денис рассказывает, как выбирал подарок.
— Валерка вечно покупает себе такой парфюм, что вырви глаз, называется, — говорит он, а я смеюсь над его шутками, — Вот купил ему нормальный, дорогой, мягкий, пусть, как человек пахнет.
Такси останавливается у большого девятиэтажного дома, и мы поднимаемся на седьмой этаж. Дверь в квартиру открыта, играет музыка. Проходим в гостиную, где уже полно наших одноклассников и накрыт большой стол.
— О, Денисыч, — кричит Валерка и подлетает к нам, — Даша, — делает мне шутовской поклон, а я отвечаю реверансом.
— А она умеет это делать, — говорит еще один из парней и все смеются, беззлобно, просто шутливо, тем более все знают, кто я такая.
На диване сидит Кирилл, рядом с Ксюшей и даже не смотрят в мою сторону. Я отвожу от них взгляд. Ну, нет, так нет.
— Вроде все собрались, прошу к столу, — кричит Валера, и мы рассаживаемся, кто куда. Я оказываюсь напротив Кирилла через стол, ловлю его взгляд. Не могу понять что там, восхищение, узнавание или равнодушие. По его глазам цвета шоколада я не могу понять совсем ничего. Он смотрит долго, пристально, не отводя взгляда, потом еле заметно кивает и поворачивается к своей подруге. Я вспоминаю, что видимо, все это время не дышала. Шумно выдыхаю и поворачиваюсь к Денису, который сидит рядом.
— Что будешь есть? Тут салаты, курица с картошкой, пицца, — держит он на весу хрустальную вазу с каким-то салатом, а мне не нужно ничего. Стало вдруг так тоскливо, что к глазам подступили слезы. Опускаю глаза и смотрю на свою тарелку, куда Денис все-таки кладет пару ложек. Через несколько минут меня отпускает, и я поднимаю глаза на Кирилла, который снова смотрит на меня, отводит взгляд и встает.
— Семеныч, ты где? — кричит он на всю гостиную. Из кухни появляется Валера с большим блюдом картошки.
— Тут, хозяюшка, пришла, — ржет именинник.
— Короче поздравляем тебя с днюхой, бла-бла. Всего хорошего там, слушайся маму и хорошо учись, — говорит Кирилл. Его слова сопровождаются смехом и веселыми криками. День рождения как-никак.
Через пару часов включили громко музыку, начались танцы, я сижу на своем стуле и потягиваю сок. Денис с Кириллом куда-то вышли, а меня никто не трогает, а я этому рада.
— Предлагаю фанты! — кричит Ксюша и вырубает музыку под недовольные крики толпы. Возвращаются в комнату Кирилл с Денисом и все рассаживаются по местам, — Начнем, вытаскиваем бумажку и делаем, что там написано, — Ксюша обходит всех с откуда-то вынутым красным колпаком Санты. Начинается галдеж и смех. Кому-то достается изобразить гамадрила и тут же по залу начинают скакать несколько штук. Кому-то найти кошку и тот скрывается за дверью квартиры. Очередь доходит до меня.