— Отпусти своего воздушного змея, чтобы он смог взлететь, милая.
— А если он упадёт?
— Рано или поздно ветер все равно подхватит его, и тогда он взлетит. Просто доверься и отпусти…
— Но как можно довериться тому, чего я даже не вижу?
— Порой следует просто закрыть глаза и почувствовать, довериться своим внутренним ощущениям и бесспорно верить. Со временем ты поймешь: большинство настоящих чудес происходит именно так.

— Дилан Ван Аккерман, я знаю, что ты сделал.
Мне потребовались все силы, а также вся имеющаяся храбрость, чтобы произнести это. При том четко и уверенно, без дрожащего голоса и зажатой, неуверенной позы. Хотя, стоило признать, очки на моей переносице все же дрогнули. Но, похоже, он не заметил этого: мое высказывание сумело привлечь его внимание целиком и полностью. Точнее…
Записка, в которой я написала все то же самое, не забыв упомянуть место встречи и маленький реактивный толчок в виде безобидных (не совсем) слов: «Только попробуй меня проигнорировать, и ты раз и навсегда распрощаешься со своей идеальной жизнью».
Или…в значительной степени запятнает её большую часть. Правда, об этом я подумала лишь у себя в голове.
Не подумайте. Я не была мразью или кем-то вроде того. Вовсе нет. Но…отчаянные меры требовали не менее отчаянных и, что немаловажно, смелых решений. Вот я и…решилась.
Решилась раз и навсегда изменить собственную жизнь. И вчерашний случай на баскетбольной площадке, когда моя голова едва ли не превратилась в мишень для тяжеловесного мяча, стал последней каплей в копилке «Терпение – главная благодетель».
Я долго жила, как невзрачная тень, скитающаяся по углам, будто неупокоенная душа. Меня не замечали. Почти всегда игнорировали и ни во что не ставили. Меня словно не существовало! Даже заядлые задиры и новоявленные чудилы обходили меня стороной, как если бы я была изгоем, об которого марать руки просто грешно.
С каждым днем это чувство одиночества во мне крепло. Даже при виде мертвеца у людей возникало гораздо больше эмоций, нежели рядом со мной. А мне так хотелось жить… Жить по-настоящему: завести друзей, смеяться до коликов в животе, обсуждать глупые сплетни, обедать в парке, а не в кабинке туалета, потому что там вдоволь можно нареветься, не чувствуя себя ещё большей идиоткой. Я хотела быть любимой. Я хотела быть как все, чтобы меня, наконец, заметили. Заметили не как пространный предмет интерьера (что кстати случалось не раз!), а как человека, который есть – он дышит, чувствует, и он здесь!
На самом деле было немало способов осуществить это. Но, как мне показалось, я выбрала наименьшее из зол. То есть самодовольного придурка, капитана футбольной команды и самого популярного парня в школе, чье самомнение могло сравниться разве что со Вселенной, – Дилана Ван Аккермана. Того, кто станет отправной точкой на пути к моей новой жизни.
Несколько секунд он вглядывался в темному коридора, туда, где я стояла. Сейчас в этой части школы никого не было: все ушли на обед – время, когда можно абстрагироваться от занятий и немного расслабиться. Но стоило мне выйти на свет, его брови неоднозначно сошлись возле переносицы.
— И кто это у нас тут?
— Возможно, твоя маленькая погибель, — широко улыбнувшись, представилась я, показав ему свои переливающиеся темно-серые брекеты, а затем окончательно перестала скрываться в тени.
Парень усмехнулся. И я невольно зависла: у него была чертовски притягательная улыбка. Особенно, когда на левой щеке проступала маленькая соблазнительная ямочка.
Дилан Ван Аккерман действительно походил на пленительную греческую статую, каждая линия и черточка которой сливалась в настоящее изваяние искусства. Мощная челюсть, острые скулы, пухлые губы в форме сердечка. Небольшая ямочка на подбородке. Идеальные густые брови. Едва вьющиеся золотые волосы на макушке. А также ослепительные карие глаза: темный шоколад, растопленный в лучах солнца.
Он пленил своим изяществом и в то же время скрытой мужской грацией. О чем прекрасно знал. Даже больше – с точностью шахматного бога он умело использовал дарованные ему преимущества. И как раз-таки все эти умения и навыки мне были жизненно необходимы, чтобы наконец стать той, кем я хотела быть.
— Это шутка? Мышонок, если ты захотела поиграть, то выбрала жертву явно не той весовой категории. Так что…
Он неожиданно сделал шаг вперёд. Так, что мы почти оказались нос к носу. Его глаза стали тягучего карамельного цвета, черные зрачки походили на кратер.
Сердце против воли вздрогнуло от страха. Я сглотнула, когда он сказал:
— Отвали. В противном случае мне придется расставить мышеловки.
Едва щелкнув челюстью (так обычно пугают детишек, когда те плохо себя ведут, притворяясь страшным монстром), он усмехнулся. А я невольно отступила назад, заставив его ещё больше почувствовать собственное превосходство.
Усмехнувшись и едва качнув головой, он собирался отчалить, бросить меня на произвол судьбы, но я не собиралась отступать. В конце то концов, я даже не начала свой путь! Поэтому спешно схватила его за руку (что было неожиданно даже для меня), почувствовав тепло чужого касания, и обомлела от того хаоса, что в этот момент царил в моих мыслях.
Он насмешливо вздернул брови, как бы говоря: «Дорогая, ты ничего не попутала? Или совсем мозги растеряла?» Но я лишь упрямо вздёрнула подбородком, уверенно повторив:
— Я знаю, что ты сделал. И если не поможешь мне, то я расскажу об этом всем.
Он обернулся. Довольно грубо дернул рукой, заставив мою ладонь упасть, отцепившись от его рукава. Затем склонился к моему лицу. А если учесть, что он был на голову выше меня, то ощущалось это весьма угрожающе.
Во второй раз наша встреча состоялась неожиданно. С последнего разговора (вовсе не шантажа, если кто-то мог так подумать) прошло пять дней. И, честно говоря, за это время я успела не только окончательно извести себя всевозможными бредовыми (а может и не совсем) идеями, но и придумать очередной план действий на случай, если школьная звездочка надумает сорваться с моего крючка. Однако прибегать к тяжелой артиллерии не пришлось. Ведь сегодня в обед, когда я выходила из женской раздевалки и закрывала дверь, как всегда оказавшись последней (или…меня все также никто не замечал!), кто-то подкрался ко мне со спины. Не успела опомниться, как меня затолкнули внутрь, спешно захлопнув дверь изнутри.
Я почувствовала себя в ловушке. Сердце исступленно забилось в истерике. Я почти приготовилась кричать что есть мочи. Но мне вдруг закрыли рот: горячие ладони спешно сомкнулись на губах.
— Даже не вздумай кричать. Не то нас застукают все кому не лень. Не хватало только новых слухов для пущего выстрела в голову.
Удивленно моргнув, сглотнула. Я узнала этот голос сразу. Его было трудно спутать с чьим-либо ещё. Впрочем, то, что уже в следующее мгновение он развернул меня к себе, значительно помогло в этом. Распознать в несостоявшемся похитителе греческого бога не составило труда
Почувствовав, как опустились мои плечи, он медленно убрал руки, а затем сделал шаг назад. Свободное пространство значительно облегчило жизнь.
Я выдохнула и, невольно фыркнув, произнесла:
— Тогда следовало выбирать более гуманный подход. Не говоря уже о месте встречи. Все это тянет на домогательства или…похищение.
— Да ты шутница, как я посмотрю, — саркастично отметил он, окинув меня прищуренным взглядом своих дьявольских глаз.
Я шмыгнула носом, поправив съехавшие очки. Подтянула сумку, а затем подняла на парня неуверенный взгляд. Он все ещё не нравился мне. Не говоря о том, что пугал. Однако я по-прежнему жаждала освобождения. Поэтому, собравшись с духом, уверенно произнесла, намекая на то, что прислала ему ещё в тот вечер:
— Выходит, теперь ты поверил мне?
— Теперь я убедился, что даже мелкая мышь может значительно испортить кому-то жизнь.
— Как мудро говорили наши предки: «Не стоит недооценивать даже букашку».
Он хмыкнул, взглянув на меня иначе. Не то чтобы воспылал внеземной любовью или даже симпатией, но… Некий заинтересованный огонек в глубине его глаз мне все же вызвать удалось. Правда, он испарился куда быстрее, чем я успела бы вообразить эту сладкую греховную жизнь.
Ну и черт с ним!
— Так что на счет моего предложения?
— О каком предложении идет речь? Видимо, я что-то пропустил, пока пытался поверить в то, что меня самым бессовестным образом шантажируют.
— В таком случае, разве мне не следовало бы просто озвучить свои условия?
Он усмехнулся.
— Твоя правда, мышонок. Вижу, мозги работают у тебя как надо.
— Уж точно получше, чем у капитана футбольной команды, — иронично подметила я, а затем осознала, что сказала это вслух: в помещении вдруг стало нечем дышать, воздух неожиданно потяжелел – зажги спичку и того гляди: все рванет.
Впервые моя дерзость вышла за пределы моего разума. Да ещё в присутствии кого-то.
О божечки...
Я невольно покраснела и тут же отвела взгляд, услышав издевательские нотки в его голосе, когда он сказал:
— Ну что ты, мышонок. Раз уж начала партию, то всегда доигрывай её до конца.
Ладони сжались в кулаки. Я снова подняла на него глаза, пытаясь понять: есть ли в этом человеке хоть капля гуманности?
— Что тебе нужно? Предлагаю не тратить время и сразу обо всем договориться. Просто назови свою цену: сколько? Уверен, мы сможем договориться.
— Ты правда полагаешь, что деньги твоего отца способны решить любую проблему?
— А разве нет? — Он насмешливо вздернул бровью: маленькая прядь волос упала на глаза, делая его лицо невинным, мальчишеским и в то же время таким серьезным, как если бы ребенок настаивал на том, что он уже взрослый, несмотря на то, что по-прежнему ворует конфеты до ужина и повсюду разбрасывает свои игрушки.
Аккерман, конечно, уже не мальчишка. Но нечто схожее с наивностью и невинностью ребенка в нем все же было. По крайней мере, в этот самый момент.
Недовольно насупившись, я мотнула головой, сказав:
— Твои деньги мне ни к чему.
— Тогда, может быть…травка? — словно не до конца веря в то, что произносит это, сказал, озадаченно вздёрнув бровью.
Я ужаснулась и, не скрывая возмущения, сказала:
— Да за кого ты меня принимаешь?!
— Хм. Дай-ка подумать? Может быть, за чокнутую, которая решила привлечь к себе мое внимание таким странным образом? За ненормальную, что вздумала меня шантажировать? Или за помешанную фанатку? — быстро проговорил он и, пожав плечами, коротко добавил: — Скажи мне, а то я и сам пока толком не знаю.
Я с такой силой сжала челюсть, что послышался легкий скрежет с последующим за ним щелчком. Но, собравшись с мыслями, выдохнула и куда спокойнее произнесла: