Моя заключённая

1

В окно кухни вижу, во двор въехал черный внедорожник.

За рулём Вадим - водитель.

Ясно. Ужин зря готовила.

Окинула взглядом салат и блюдо с запечённой вырезкой. Можно выбрасывать в ведро.

Снова посмотрела в окно. Уже знаю, что увижу и предполагаю, что сейчас будет.

Степан медленно, хватаясь за двери, вылез из машины, неровным шагом идёт по дорожке к дому.

Судорожно сглотнула, с надвигающимся страхом наблюдая за плотной фигурой мужа.

Хоть бы выдержать, хоть бы не сломаться, не заплакать.

В такие дни страшно жалею, что вышла за него. Сейчас уже что говорить, я бы ушла, да он сказал - из-под земли достанет. Он достанет, в этом можно не сомневаться. Власть, сосредоточенная в его руках, позволит достать меня даже на другом конце мира. Поэтому я не бегу.

И ещё, как я могу оставить с ним Алёнку?

Быстро подошла к лестнице, глянула на второй этаж, в самом конце дверь в комнату падчерицы плотно закрыта. Уже хорошо. Только бы она не слышала, в своих огромных наушниках… хотя, как тут скроешь.

Входная дверь ударилась о стену.

- Я пришел. Ты где, маленькая, грязная сучка?

Взгляд разъярённого быка. Мерзкий, запах алкоголя вперемешку с табачным дымом. Такой он приносит из баров, ресторанов. Вечеринок, подпольных борделей для богатых клиентов, где любит время от времени «отдыхать». Не каждый день и даже не раз в неделю. Это происходит редко, но если происходит…

Стоит, смотрит, стеклянными глазами, покрасневшими от бессонной ночи. И сейчас ещё пьяными от обильного опохмела. От смеси гормонов полученных и недополученных. Очень хорошо знаю этот взгляд, чем он мне грозит.

- Стёпа, не надо, там Алёнка наверху… - поправляю фартук дрожащими пальцами.

- Ты что сука думаешь, мне не похуй, - идёт на меня, надвигается, шумно дышит в лицо.

На рубашке посредине расстегнулись две пуговицы, обнажив толстый, волосатый живот.

- Я тебя прошу, пожалуйста, - вытянула вперёд руки, чтобы защититься.

Знаю, бессмысленно, больно всё равно будет…

Одним движением здоровенной руки он хватанул меня за платье, другим с силой заставив согнуться, пихнул на столешницу.

- Ты у меня научишься встречать мужа! Сколько раз я тебе говорил, захожу домой, нагнулась и задрала платье, сколько?!

- Много, - с придавленной диафрагмой с трудом могу говорить.

- Не слышу, сука, сколько раз?!

- Много! – от удара в спину сдавленно прокричала в отчаянии, стукнувшись головой о плоскую, скользящую поверхность.

- Много? Так почему ты дрянь, всё время пытаешься делать по-своему?

- Извини, я не...

- Заткнись, мразь. Я тебя суку, где подобрал? Где?

- На улице.

- Правильно, на улице, а ты меня сука, совсем не уважаешь?

Он начал копаться у себя в штанах, сдернул с меня трусы и в следующий момент его член с силой воткнулся в меня.

- Я тебя взял, отмыл… одел… обул, - пыхтит, раз за разом наваливается грузным телом, давит, - денег дал… а ты, сука… меня встречать никак не научишься, - колотит мощными бёдрами.

Уперлась. Лучше расслабиться, дать ему сделать что хочет. Потом оттолкнёт и пойдёт в спальню, упадёт и заснёт. Сейчас нужно просто расслабиться и не сопротивляться… прижавшись щекой к столешнице смотрю на толстую рукоятку ножа торчащего их подставки.

Сколько раз я представляла, выхвачу его, развернусь и полосну по горлу мерзкого ублюдка… а он удивлённо посмотрит, в недоумении, как я могла такое себе позволить, начнёт падать, из горла прыснет струя крови… тысячу раз представляла.

Легче стерпеть.

Через пять минут всё закончится. Но в эти пять минут - я в аду.

- Сука! – схватил за волосы, потянул. - Какая же ты сука Линка! Я же тебя из грязи достал! Из грязи сука… а ты меня совсем перестала уважать… - глухой удар по пояснице.

Вроде была готова, но получилось неожиданно. Закусила губу, чтобы не заорать во всё горло, не завизжать как резаная, сжала пальцы в кулак, впилась зубами, чтобы не завыть, от обиды и безысходности.

Представила как бегу отсюда, меняю документы, внешность. Закрываюсь в пустой квартире и много долгих лет из неё не выхожу…

- Я тебя научу, блядь… - ещё удар по позвоночнику.

Жгут слёзы. Но я не даю, зажмурилась. Он ненавидит, когда плачу, он свирепеет ещё больше.

- Если ещё раз так встретишь, знаешь что будет? Знаешь? – дергает за волосы, требует ответа.

- Ты меня закопаешь, - говорю громко, чтобы он услышал и не пришлось повторять.

- Правильно сука… закопаю тебя, - подтянул за волосы, уткнулся носом в щёку, - и ни одна тварь живая о тебе не вспомнит, потому что никому ты сука кроме меня не нужна.

Отпустил резко. Выдохнул шумно. Освободил обмякший член неспособный дойти до кульминации.

Я не разгибаюсь. Слушаю удаляющиеся шаркающие шаги. Притихла, чтобы забыл, не вспомнил. Не обернулся.

- Сука… - уже на пороге спальни.

Тихое шуршание по кровати… мерный храп. Только теперь я начала подниматься. Пошатываясь прошла к стулу. Села. Бессмысленным взглядом обвожу кухню…

Вот на что когда-то позарилась. На подарки, букеты, шикарный дом, дорогую мебель, машины, телефоны, одежду, обувь, украшения… и главное - на деньги.

Степан ведь меня, правда, с улицы подобрал. Не в прямом смысле, но есть тут доля правды. Стояла на главной, продавала мороженое. В любое время года хозяин выгонял на раскладку. В жару, в холод, мороз, дождь стою у морозильной витрины. В нашем городке другой работы для меня не образованной не нашлось.

Отец от нас ушел, мама больная лежачая была. Мне не до учёбы, нужно было как-то выживать. Бесплатных лекарств не хватало. А кто шестнадцатилетнюю девчонку на работу возьмёт? Только без трудовой, неофициально, на мороженое, да вечером официанткой, в открытом кафе.

2

Ночью слышу, как он ходит внизу. Разговаривает по телефону, потом снова ходит, опять разговаривает. Над стойкой звякнул бокал. Звук открытой пробки из винной бутылки.

Странно. Вино?

Степан не пьёт ни шампанское, ни вино. Не его это напитки. Коллекция вин у нас только для важных гостей и для красивой картинки. Даже мне не разрешается прикасаться к коллекционным бутылкам.

Снова звон… как будто стукнулись бокалом об бокал.

Потом всё стихло. Ничего.

Я закрыла глаза, начала засыпать.

Сон чуткий, пугливый. Всякий звук в ночной тишине, словно струна, пронзительно отыграет и затихнет. И запомнится, пока следующий его не перекроет.

Вроде сплю, а вроде бодрствую.

Уже несколько лет, прежде чем заснуть, мечтаю об одном и том же. Представляю, как спускаюсь в кухню, потом поднимаюсь обратно, в спальню, сжимая в руке тот самый нож… Я его давно выбрала. Толстая черная ручка Шефа, давно фигурирует в моих «мечтах»… об убийстве мужа.

Представляю, как всё произойдёт. Безжалостно, тихо, отработано сотни раз … в моей голове. Доведено до уверенного автоматизма… Понимаю, я совершаю ужасное преступление – убиваю собственного мужа… а остановиться не могу. Убиваю человека, который вытянул из нищеты и безысходности, дал мне всё, чего никогда не имела. Хорошего человека убиваю… Жесткого, беспринципного, подонка, насильника… рука не дрожит.

Имею ли я право избавить мир от такого человека? Ведь в обществе он полезный и важный.

Только я знаю главные его недостатки. Только я терплю побои и уничижение. Другие об этом даже не знают. Им он не показывает, какой есть на самом деле - тиран и деспот.

Знаю только я.

Боюсь, не хватит силы. Воли не хватит.

Тюрьмы не боюсь, осуждение хуже.

Алёнка останется одна. Хоть и почти взрослая, скоро шестнадцать, но останется сразу без двух близких людей. Её отдадут в приют или в семью. Домашнего, тепличного ребёнка. Что будет с ней.

Кругом безысходность…

А может это и лучше? Чем с таким отцом…

Засыпаю… слушаю звуки… тихий разговор… лёгкие шаги… стукнула дверца кухонного шкафчика… засыпаю…

-----

Во рту пересохло. Открыла глаза, за окном почти расцвело. Серо-голубой рассвет уныло замер за шторами. Степан, наверное, спал внизу, на диване. Его сторона кровати даже не примята.

Я соскользнула с постели, натянула щёлоковый пеньюар и пошла из спальни, глянуть на мужа и набрать стакан воды. Спускаюсь по лестнице. Осторожно ступаю, чтобы не скрипнула ступенька. Прислушиваюсь. Кругом тихо, даже храпа Степана не слышно.

Несколько шагов к гостиной. Диван пуст.

Неужели муж недобрал, снова куда-то поехал.

Не догулял? Странно. Обычно он дома, после встречи со мной доходит до нужной кондиции. Тем более был звук бокалов…

Прошла мимо гостиной к кухне, обогнула остров, чтобы пройти к столешнице с краном и… резко остановилась. Чуть не наступила… на что-то… глянула вниз и… волосы зашевелились у меня на голове.

Степан лежит на полу, на животе, в странной, несуразной позе. На белой рубашке сбоку большое алое пятно… на полу рядом тёмная лужа застывшей крови. В ужасе смотрю на эту кровь, с трудом осознавая - она вылилась из него.

Упал, потерял сознание, порезался. Но крови слишком много, для простого пореза.

Слишком много.

Допился.

Я присела, чтобы растормошить мужа, коснулась спины и… одернула руку…

Он - холодный.

Отскочила на шаг, пячусь, подальше от лежащего на полу человека… повела взглядом и только сейчас заметила лежащий на полу шеф-нож с черной рукояткой. Тот самый.

В ужасе, с расширенными глазами смотрю на представшую передо мной картину - мой муж лежит окровавленный на плиточном полу в кухне, рядом валяется нож … как сотни, раз я видела во сне. Точь-в-точь.

В голове спуталось, подбросило подозрений - не я ли убила Степана?

С трудом оторвала ошалелый взгляд от крепкой спины мужа, глянула на свои руки на шелковую ночнушку. Край запачкался кровью, когда присела рядом. Я схватилась за этот край, потерла, но сделала только хуже, теперь и руки в крови.

Боже, что я делаю!

Дернула головой, глянула наверх, быстро поднялась по лестнице, подошла к комнате Алёнки, прислушалась. Дрожащей рукой надавила на ручку, приоткрыла дверь. Глянула на кровать у стены. Одеяло, под ним силуэт. Затылок и светлые волосы на подушке. Алёнка спит.

Почти не дыша, прикрыла дверь. Старясь не шуметь, вернулась в кухню. В голове каша. Суета в мыслях не даёт возможности нормально подумать, не подсказывает решение. Что делать не соображу. Знаю только, пока мы с Алёнкой спали, кто-то пришел и убил Степана.

Порывисто обернулась на дверь.

Вряд ли убийца останется расхаживать по дому. Если бы хотел убить меня и дочь, мы давно были бы мертвы.

А вдруг…

В висках пульсирует, во рту приторная горечь. Сердце отчаянно стучит от страха, кажется, вот-вот остановится. Воображение побрасывает нереальные ужасающие картины. Хотя, что может быть ужаснее холодного мужа на полу в кухне.

Несколько секунд отупевшая напрочь, не в состоянии понять, что я должна сейчас сделать.

Резко встряхнула головой, разгоняя охватившее разум смятение.

Нужно звонить в полицию! – первая правильная мысль.

Испуганно оборачиваюсь на Степана растянувшегося на полу, бросилась в спальню, за телефоном. В комнате схватила с тумбы айфон, набрала номер… пошел гудок… я испуганно замерла в ожидании.

- Служба спасения, что у вас случилось? - послышался из динамика успокаивающий женский голос.

А меня словно парализовало, не могу произнести ни одного слова. Смотрю на телефон… отбросила его на кровать.

Нет. Нельзя. Зачем?

Может лучше спрятать тело Степана и всем сказать, что он уехал. Дура. Что я несу. Нет, нельзя. Что за бред. Снова набрала номер.

- Алло? Говорите? – мягкий, слишком добрый, но требовательный голос на том конце, - Что у вас случилось?

3

Брагин

Когда несколько лет назад меня попёрли из органов за очередное превышение должностных полномочий, думал всё, сопьюсь, уйду в закат, загремлю в дурку с белой горячкой, на этом и кончится.

Лариска ушла, назвав меня неблагодарной скотиной и психом.

Любая нормальная ушла бы. Лариска ещё долго терпела. Мои загоны, рукоприкладство по синьке.

Выводила, не сдерживался.

Длинный язык у неё, а у меня зарплата мента. Выслушивал и бухал. Правильно она сказала - Ты Захар, долбанутый по всей башке. Псих.

Я и есть - псих. В голове непонятно что творится. Порой сам не могу разобраться, откуда эти неконтролируемые вспышки агрессии? Откуда взялась во мне затаённая злость на бабью породу?

Поначалу Лариске направилась, что я жёстко трахал её, а потом резко разонравилось. Сказала - притворялась что нравится. На самом деле она любит ласково и нежно. А терпела, потому что рассчитывала - женюсь на ней, перевоспитает, семьёй заживём, ребятишек заведём.

Ага. Размечталась. Дура - баба. Может, кого и можно перевоспитать, только не меня и не мои больные мозги. Они же изначально кривые.

Как раз с меня охнереть нежный муж.

Я – мент, до мозга и костей. Циничный, хитрый, изворотливый, ну и плюс с головой слегонца не в порядке.

Мне адреналину, чтобы вспыхнуть и водяры, чтобы приумножить, тёлку жопастую и всё… вот все мои пожелания. Ничего лишнего… а ей - ребятишек.

Завязал я с бабами в тот день, когда Ларка ушла. Видно не моё это.

Не то чтобы я прям любил её… просто привык, когда есть кто-то в постели, мягкий, податливый, на всё согласный, готовый отсосать в любой момент… и ты уже как бы, вроде бы и полноценный человек.

Получаешь от жизни то, что должен получать. Ну, а если баба ещё и вкусно готовит и сама не дура… лучше бы конечно дурой была. Тогда бы не ушла. Всё бы её устраивало.

Ну да хрен с ней.

Этот момент проехали… хоть и не без боли.

С работы погнали, вот засада полнейшая. Мне того щекотания нервов во как не хватает. Я же помешан был на ловле бандитов и убийц.

Кто-то же должен это делать, и лучше, чтоб человек с удовольствием, пусть с больным и изощрённым, но это - такая работа. Мать её.

Да, я превышал. Щёлкало что-то, и превышал. Ломал руки, рёбра, бил в челюсть, стрелял, но ведь и меня били… и в меня стреляли.

Пока был нужен меня держали, а потом перед какой-то важной проверкой и моим очередным косяком слили как дерьмо в трубу.

Целый год я бухал. После того как ушла Лариска и попёрли с работы. Жизнь чёрной казалась. Совсем тошно было. Сам чёрный был. В зеркале рожу свою не мог видеть, мерзко.

Словно в каком-то бесконечном коматозе от берлоги до магазина за бухлом и дешёвой жратвой.

Сидел в своей норе обставленной бутылками, обречённо глядя в затуманенные грязью окна. Дрочил на старый Плейбой и смеялся сам над собой, над своей идиотской жизнью, которая вот-вот закончится.

Забрали у меня то, чем жил – работу. Признаю, это меня сломало. Слабым оказался перед дерьмовыми сука обстоятельствами. Выяснилось, что неспособен я на что-то другое.

Пытался, устраивался охранником в ЧОП. После первого же косяка… сказали - я псих, не гожусь. Потом, кем только не работал… последняя стадия моего падения грузчиком на рынке. Утро отработал и домой бухать. На женщин не смотрел совсем. Рыночные тёлки меня не заводили. Чисто с похмелья совал пару раз на складе кому-то, не помню уже кому.

А потом, как-то утром позвонил Лавров - бывший начальник.

- Ну как ты, Брагин?

- Та как… - выдавил сонным сипом, не в состоянии разлепить тяжелые веки.

- Понятно… спиваешься?

- Потихоньку? - прошамкал я треснувшими губами.

Накануне бродил где-то под магазинами, хотелось слить агрессию, задирался с мужиками, получил в челюсть. Губа треснула.

- Давай, выходи из своей берлоги, я тебе дело нашёл, - бравым голосом вернул меня в прошлое.

Он меня тогда тянул всеми, какие были у него силы и связи, но не вытянул. Благодарен ему. Я ведь не подарок.

- Какое дело? – я недовольно рожу скривил.

- Работу… какое дело… просыпайся Брагин. Если хочешь ещё немного эту землю потоптать. Бросай синьку…

- Да как её бросишь, товарищ полковник, она же одна - верная, - скалюсь.

- Слушай, Захар, это последний шанс, если упустишь, всё, не жилец ты… сколько тебе ещё осталось до цироза? Видел тебя на рынке, у тебя рожа страшная - ночью присниться не отмахаешься. В кого превращаешься? Уже превратился.

- Ладно, убедили, куда прийти?

Заботиться обо мне бывший начальник. Знает, что сопьюсь, знает, что не жилец. Потому как у меня кроме тараканов в голове, есть ещё стойкая привязанность к стакану.

Про последний шанс это он правильно сказал, меня только так и надо выдергивать, хотя скоро и это не сработает.

В тот день оделся я поприличней, из того, что ещё чистым осталось и приехал в управление. Бывший начальник посмотрел на меня из-под бровей, цыкнул сквозь зубы… не понравилось что видит, но всё равно дал телефон, куда позвонить насчёт работы.

Я долго не думал, по нужному телефону позвонил. Пошёл на, так называемое, собеседование. Посмотрел другой начальник на мою опухшую рожу, но на работу отправил. Решил, наверное, что ценный я работник. Послужной список у меня ого-го, и такое большое желание исправиться, что аж на их работе начну исправляться.

То да сё, приехал по месту назначения. А то оказалась - зона. Городская местная достопримечательность - женская колония.

Я было на попятной, не возьмут и хрен с ними. Нечего мне тут делать в этой гадюшне. Только начальник тюрьмы, просмотрев моё дело и окинув меня презрительным взглядом, всё же взял на работу, сказал, правда, что с испытательным сроком. А заодно предупредил, чтобы я не зарывался, знал границы дозволенного и соблюдал правила.

Когда я во всей красе увидел что за работа, сначала малость охренел, как-то ещё ни разу не доводилось сразу так много баб видеть. Я всё больше по работе с мужиками якшался, а тут целая зона зечек.