Наташа всегда спотыкалась напротив кафе «Ла′Вита», хотя ни кочек, ни ям на плиточном тротуаре не было. Чертовщина какая-то. Словно кто-то нарочно принуждал её остановиться именно тут. Но Наташа проходила мимо. Раньше проходила. Сегодня решила, что пора заглянуть и выпить чашечку кофе. Бабушка бы не одобрила пустой траты денег. Но бабушки больше нет. Зато есть пустая квартира и гулкое одиночество.
Наташа толкнула дверь, ощущая смесь страха и любопытства. Солнечный свет пронизывал панорамные окна «Ла′Виты», будто сочился не снаружи, а изнутри, облизывал гладкие столики и загонял мечущиеся тени в книжные полки. Книг оказалось на удивление много — целая стена. Больше библиотека, чем кафе. Наташа оглядела подоконники с цветами, неуверенно приблизилась к длинной каменой столешнице. Очередь состояла из одного человека, да и в самом зале было немноголюдно. У окна сидел седовласый мужчина, читал газету, в тени огромного фикуса чаевничала одинокая блоковская дама в шелках и туманах, недалеко от книжного стеллажа расположился незнакомец в круглых очках. На бликующие стеклышки небрежно падала прядь светлых волос. Он щурился от солнца, подливал себе чай из стеклянного чайника и, читая книгу, шевелил губами.
В воздухе висела пыльная взвесь, полуденная нега и аромат кофе. Ожидая своей очереди, Наташа разглядывала зал. Бабушке бы тут понравилось. Всё такое претенциозно-натуральное. Салфетки тканевые, цветы живые, посуда керамическая. Про банановый раф и тапиоку тут точно не слышали. Ни тебе картонных стаканчиков, ни пластиковых ложек. Всё многоразовое, неоднодневное. Молоко, конечно же, лактозное, сахар глюкозный и кофе с кофеином.
Парень у кассы с птичьим взглядом и симметричным пробором отдал предыдущему посетителю чай и вежливо поздоровался с Наташей:
— Добрый день. Что желаете?
— Кофе с малиной и перцем.
— Потрясающий выбор.
Наташа едва улыбнулась. Точно такую же фразу он сказал минуту назад, но не ей.
Забрав чашку с кофе, Наташа прошлась вдоль окна и устроилась поближе к полкам и незнакомцу в очках. Поставив чашку, она села на краешек стула и выпрямилась. Тут же разозлилась на себя за неуместную скованность и попыталась развалиться по-барски. Не вышло. Не её это роль. Пришлось снова уютно ссутулиться и слиться с обстановкой. Отпив несколько глотков обжигающего кофе, Наташа встала и вытянула с полки первую попавшуюся книгу. Пальцы коснулись кожаной обложки с золоченым названием «Доппио».
Книга так увлекла Наташу, что она забыла про свой кофе. Было в истории, как и в самой кофейне что-то слишком лактозно-глюкозное, натуральное, не похожее на вымысел. Роман рассказывал историю отпетого бабника и чуть-чуть негодяя, облапошившего дюжину доверчивых женщин. Но как же увлекательно и легко читалось о его похождениях! Наташа пыталась осуждать Казанову и даже презрительно фыркала на наиболее спорных моментах, но больше завидовала смелости и смекалке героя. Она не отказалась бы стать его жертвой. Хоть на денек, ну, может, на два. Всё лучше, чем сидеть одной в огромной квартире с лепниной и изразцовой печью. Книга обрывалась на самом интересном месте, будто автор просто бросил её и переключился на другое хобби. Наташа перелистала страницы, словно финал спрятался где-то между оглавлением и нахзацем, и разочарованно отложила книгу.
Кофе пришлось допивать холодным. Бармен с симметричным пробором протер полы и принялся расставлять на полках чистые чашки. Он кидал на Наташу нетерпеливые взгляды. Каждый последующий напряженнее предыдущего. Вернув книгу на полку, она виновато опустила взгляд.
— Простите, вы, должно быть, в это время уже закрываетесь?
— Мы работаем до последнего посетителя. Вы последняя.
— Простите еще раз.
Чувствуя себя провинившейся школьницей, Наташа уже на следующий день пришла в кофейню. Снова заказала кофе с малиной и перцем, взяла другую книгу — толстый том в шафрановой шелковой одежке. Зеленые буквы складывались в название «Черный чай с бергамотом». В этот раз героиней истории оказалась пожилая дама со склонностью всё драматизировать и преувеличивать. Бабушка тоже частенько злоупотребляла гиперболой, делала вид, что умирает по десять раз в день, а по воскресенья — двенадцать. Требовала грелку, настойку пиона и свежие сплетни. Грелка у Наташи всегда была наготове, как и пион, а сплетнями она не разжилась. Слишком скудной на приключения была её одинокая жизнь. Приходилось перекладывать должность сплетницы на телевизор. В отличие от «Доппио» у этой книги был финал, но такой унылый, что лучше бы его не было. В таких случаях обычно говорят, что автор слил концовку. Просто устал и поставил точку, без кульминации и положенного эпилога.
Незнакомец в очках и носках правильной длины, пришел, когда она уже допила кофе. Тоже взял книгу с полки и сел за соседний столик. Наташа затаилась и обернулась к нему всеми органами чувств. Ощущала каждое его движение, подмечала каждую деталь: взмах ресниц, запах арбузной жвачки, саднящую царапину на тыльной стороне ладони.
Вернув книгу и отдав пустую чашку бармену, Наташа на всякий случай похвалила библиотеку. Бабушка учила быть вежливой и щедро распылять комплименты.
— Какие у вас книги чудесные! Авторы неизвестные, но истории увлекательные. А названия все словно напитки.
— Книжную коллекцию начал собирать мой дедушка, отец продолжил, теперь моя очередь. Названия неспроста, это же «Ла′Вита».
Наташа не удивилась, как-то сразу поняла, что бармен и есть владелец кафе.
После грозы (стихотворение из романа «Колючка и стихоплёт»)
Из часов сложу я сутки,
Скрою чувства в те́ни.
Одиночество не шутка,
Можешь мне поверить.
Грусть помножилась стократно,
Холодок по коже.
Не рискну и деликатно
Тишину тревожить.
Звёзды распахнули пасти,
Темноту едят.
Попросил я у них счастья —
Дали мне тебя.
Любовь-война (стихотворение-песня из романа «Кисло-сладкое»)
Словами-пулями прошита,
Ты проиграл, а я убита.
И кислой быть обречена
Любовь-война.
Окутал нежностью рассвета,
Губами наглыми согрета
И сладкой быть обречена
Любовь-война.
Разбитых судеб перезвон,
А наша жизнь – оксюморон.
Кисло-сладкая волна.
Любовь-война.
Русалка Марина (стихотворение из романа «Анасейма»)
Посейдоном заколдована,
Сердце морю уготовано,
В глазах плещется волна,
Пена в кудри вплетена.
Море шепчет, убегая:
«Неслучайно ты морская».
Отвыкаю (стихотворение к роману «Антоновка»)
Убаюкала тишина,
Щедро сыплет сны большой ложкою.
Я сегодня сплю не одна.
Я опять засыпаю с кошкою.
Велика для одной кровать.
Ласки хочется, нежности хочется.
Отвыкаю тебя обнимать.
Привыкаю опять к одиночеству.
***
Я тебя почти ненавижу,
Но целую опять, не дыша.
В отражении глаз твоих вижу,
Как проснулась моя душа.
Обниму я тебя за плечи,
Поцелую тебя в висок.
Мне за счастье платить свое нечем,
А расплаты приходит срок.
Уходящий (стихотворение к роману «Антоновка»)
Снова мысли чернее сажи,
Обнимаю себя сама.
Мне опять за тебя все скажет
Малахитовая тишина.
Слишком многое рассказала,
Обнажила душу до срока,
Недоверием наказал ты –
Я с тобой все равно одинока.
Мне то много тебя, то мало,
И сочится закатом день,
Повернулся спиной устало –
И уходишь за тенью в тень.
А я снова иду по краю,
Безысходности пропасть и фальши,
Не с тобою я засыпаю,
Мой родной, мой уходящий.
Откровенностью мы не спаяны,
Недоверия ставишь столбы,
Никогда тебя не узнаю я,
Ты всегда для меня закрыт.
С тобой душно, с тобою больно
Жжёт в глазах, и саднит в груди.
Закрываю двери. Довольно.
Уходи, уходи, уходи.
Волшебник
Откровенен со мной ныне:
Знаю, где ты был и с кем,
Но о том, что ты с другими,
Знать не хочется совсем.
Ты волшебник, каких мало,
Мысли сохранить смешно,
Я ни слова не сказала,
А ты понял все равно...