Мозаика

1. Диковинные звери (настоящее)

Мой сосед — тот еще прохвост. Я познакомился с ним, когда купил дом.

Обычный, ничем не примечательный домишко на две спальни, с видом на куцую рощу, хотя в объявлении гордо значился лес. Крыльцо просело под тяжестью времени, двери рассохлись, что уж говорить о сантехнике и состоянии пола в комнатах.

Дом продала пожилая супружеская пара: дети уговорили родителей избавиться от лачуги и перебраться в комфортные городские апартаменты. А мне наоборот хотелось скрыться в глуши. В моем воображении, конечно же, новый уклад жизни выглядел немного иначе.

Впрочем, грех жаловаться. Муторная учеба, где я регулярно получал нагоняй от преподавателей за не самые хорошие показатели на практике, осталась позади. Получал за меланхоличную подачу материала и нежелание заинтересовать вверенные классы.

На третьем курсе меня поставили перед выбором: либо пойдешь изучать французский в дополнение к общему наречию, или будешь постигать немецкий. Немецкого я сполна хлебнул в школьные годы, категорически не понимая как, куда и зачем, почему так сложно, почему так больно, пусть и с детства нежно любил сказки братьев Гримм, а в музыкальном плейлисте насчитывалось несколько малоизвестных групп из Берлина. Хвала даирнай, или же хвала моей учительнице, которая махнула рукой на безбожно заваленные проверочные и хромающее произношение, немецкий преодолелся и был забыт, как страшный сон.

А взявшись за французский, я понял, что крупно вляпался, и назад дороги нет. Университетская преподавательница, впрочем, имела безграничный запас терпения, и, пусть находилась в состоянии перманентного ужаса, методично исправляла ошибки в речи, хотя не без удовольствия черкала красным каждую мою сданную работу. После выпуска я имел неосторожность отправиться на каторгу в офис, проклял все на свете и, быстро сменив работодателя, стал постигать прелести удаленной работы. Теперь работал я преимущественно из дома, изредка принимая студентов на съемной квартире. Правда, сейчас, купив собственное жилье, подумывал полностью уйти в онлайн, ибо в такую глушь никто в здравом уме не поехал бы.

Первые дни пребывания в новом доме показались мне настоящим адом. Складывалось впечатление, что бывшие владельцы нисколько не заботились о своем жилище и съехали, оставив весь хлам и грязь в подарок к договору купли-продажи.

Сначала я вычищал кухню, управился за два дня. Потом пришел черед гостиной, следом занялся ванной комнатой, прихожей и винтовой лестницей. На спальни мужества не хватило, и я пока обосновался внизу. До холодильника ходить недалеко, если вдруг проголодаюсь среди ночи, да и шанс навернуться с шаткой лестницы сводился к нулю.

К слову, о лестнице.

Одна из приятельниц, Анна, неспешно потягивая ледяную маргариту в вечер новоселья, задумчиво разглядывала перила и ступени, а потом выдала:

— Красиво, конечно, но как ты еще не убился?

Я пожал плечами:

— Все просто. Я наверх пока не перебрался, и там только коробки с хламом.

Анна подняла бокал, понимающе кивнула. Друзьям мое новое жилище понравилось, нашли они нечто эдакое в отшельническом существовании в доме на отшибе, и даже с восторгом ринулись исследовать рощу. Правда, вернулись быстро, потому что было темно и холодно, а колючий ветер пребольно щипал за щеки.

Каково же было моё удивление, когда я добрался до спален.

Поначалу я не обратил внимания на потайную лестницу, спрятанную в потолке одной из комнат. Чердак, на который она вела, вполне мог служить убежищем от летней жары, если впихнуть туда кровать или хотя бы матрас. Мне даже показалось, что на чердаке мило и уютно, поэтому первым делом я начал уборку там.

И нашел немало занятных вещей, таких как:

1) Кости мелких животных и останки птиц;

2) Стеклянные шары (по размеру не больше шариков для пинг-понга, они издавали странный гул и мерцали в темноте);

3) Целую стопку ежедневников (как современных, так и довольно винтажных), исписанных пусть и ровным, аккуратным, но абсолютно непонятным почерком (что почему-то напомнило мне о фильме «Семь» и тетрадках Джона Доу);

4) Достаточно много пар стоптанных ботинок, по которым можно отследить эволюцию моды мужской обуви от конца девятнадцатого века до наших дней;

5) Несколько коробок с засушенными цветами, выцветшими фотографиями, пожелтевшими письмами, марками и открытками;

6) Банки с задорно громыхающими монетами.

Мне показалось, что здесь раньше обитала крайне сентиментальная особа, которая увлекалась фотографией, литературой (книг тоже нашлось предостаточно для внушительной домашней библиотеки), а в свободное от своих занятий время ловила птиц, ставила силки на мелкую живность и поедала ее. Возможно, так развлекался старый хозяин дома, однако с его больной спиной подобные вылазки доставляли бы сильный дискомфорт.

От косточек я, понятное дело, избавился. А вот выкинуть остальное рука не поднялась. Прикрутил полки, которые приобрел по бросовой цене в лавке столяра в городке неподалеку, протер каждую коробку и банку, убрал пыль с книг и ежедневников, расставил их по местам. Что делать с обувью не придумал, поэтому просто свалил ее в мешок и оставил в углу до лучших времен. Подмел пол, начистил до блеска скрипучие доски. Чердак нравился мне все больше и больше. Осталось соорудить здесь приличное спальное место.

Когда я протирал круглое пыльное окошко — единственный источник света на чердаке, помимо двух настольных ламп, — я увидел, что на заднем дворе, куда оно выходило, кто-то стоял. Из-за разводов на стекле у меня не нашлось возможности разглядеть незнакомца как следовало, а когда с окном было покончено, неизвестного гостя уже и след простыл. Я закрыл чердак, оставив включенными лампы. Нужно было еще раз протереть пол.

Пока я спускался с ведрами, полными мутной воды, мешком с косточками и паутиной, услышал, как в гостиной зазвонил мобильный телефон.

— Привет, ма, — я взял трубку, параллельно стряхивая со штанов комки пыли.

2. Найденыш (прошлое)

1

Ярдар безнадежно смотрел на темнеющее небо над лесом. Тяжело вздохнул, и опустился на колени. Тонкие штаны намокли от снега, но ему было все равно. Он устал, а лес все никак не хотел выпускать из капкана.

Левая рука безвольно повисла, рубашка пропиталась кровью, прилипла к телу. Наконечник стрелы намертво засел в плече между костью и плотью, вытащить не получалось, хоть ты тресни. На бледном, в ссадинах, лице лихорадочным огнем горели янтарные глаза. Губы растрескались, подбородок заляпан кровью. Голова гудела, однако мысль о том, что он вот-вот набредет на какую-нибудь деревушку, помогала сохранять ясность разума.

Нутро ныло, складывалось впечатление, что все внутри превратилось в месиво. Сломаны ребра с правой стороны, при каждом вздохе юноша готов был выть от боли, но нельзя — быстро отыщут и прикончат, а ему хотелось дотянуть хотя бы до весны, чтобы увидеть своими собственными глазами черное побережье сурового моря. Он много раз слышал о том, что среди песчинок можно увидеть крупицы золота. Откуда эти крупицы там брались — понятия не имел, но как же красиво это звучало!

Отдышавшись, Ярдар поковылял дальше, придерживая руку. Остановился, захрипел. Ребра встали на место. В кармане кафтана тихонько загудели самоцветы.

Впереди, среди деревьев, замаячил одинокий огонек.

Ярдар побрел вперед с новыми силами. Огонек вселил в него надежду, что ему помогут хотя бы вытащить стрелу, вдруг это чья-то хижина? Возможно, там для него найдется кусок хлеба и кружка с чаем, а если повезет, то к хлебу добавится сыр и – раз уж он мечтает – ломтик копченой курицы.

Огонек расщепился на части при приближении: один большой и несколько поменьше. Сердце Ярдара забилось с удвоенной силой. Затуманенный разум нарисовал небольшое поселение, где, возможно, отыщется лекарь.

От внезапного удара по затылку парнишка повалился в снег. Он попытался подняться, но ему не позволили. Последовал удар по правому боку. Ярдар заорал изо всех сил — ребра снова треснули и тут же начали восстанавливаться.

— Гаденыш, — прошипел некто и сплюнул на землю, после чего закричал:

— Эй! Двигайте сюда!

Корчась от боли, ерзая в снегу, Ярдар ощутил, как его схватили за волосы и приподняли над землей. Огоньки быстро приближались. Юноша попытался вырваться из захвата, но тщетно, оставалось лишь неуклюже барахтаться.

Ярдар увидел, что перед ним остановились две пары сапог, к которым после присоединились еще две.

— Неважно выглядишь, дружок, — довольно пробухтел низкий голос и парнишку подхватили под руки, подняли.

Он увидел довольное лицо кровососа. Ярдар криво усмехнулся, за что получил оплеуху и тихо заскулил. Некоторое время назад он попытался всадить клинок между глаз кровососа, да только слегка промазал и оставил оппонента наполовину слепым. Восстановление еще не началось, кровь заливала лицо.

— Да ты замерз, — сказал кровосос, вытирая кровь со щеки. — Ну, ничего, сейчас отогреешься.

Ярдар плюнул, метясь в поврежденный глаз, после чего получил крепкий удар в нос. Парнишка захлебнулся от боли, из глаз брызнули слезы. Его поволокли в сторону костра, который издалека казался самым большим и ярким из огоньков. Бросив на Ярдара оценивающий взгляд, а затем, посмотрев на костер, кровосос поджал губы и велел другим с факелами собрать костер побольше.

Когда толстая веревка обвила его грудь, Ярдар издал вопль: слишком туго для еще неокрепших ребер. За этот выкрик снова прилетел удар в нос, от которого Ярдар всхлипнул, сжался. Гогоча и переговариваясь о чем-то между собой, кровососы с факелами разошлись по сторонам, чтобы набрать побольше веток.

На корявых ветвях дуба восседала любопытная стайка ворон. Они наблюдали за происходящим, время от времени хрипло каркая, будто подначивая поскорее бросить юнца в огонь.

Одноглазый присел на корточки перед самым лицом Ярдара.

— Веришь — нет, никого еще живьем не сжигал, — он плотоядно улыбнулся, демонстрируя две пары клыков на верхней и нижней челюсти.

Барбароец.

Одноглазый протянул руку и стал ощупывать кафтан юноши — искал украденное. Пропажа обнаружилась сразу, однако руку мужчина не убирал вплоть до того момента, как не облапал пленника целиком. Затем извлек находку и спрятал ее уже в кармане своих брюк.

— Ты порочишь честь своего эрстера. Если он узнает…— Ярдар, вероятно, надеялся на то, что у кровососа взыграет совесть. Но тот загоготал, поближе придвинулся к Ярдару. Взывать к совести, придумал тоже. И раз барбароец так далеко забрался, то его мало что волновало в принципе. Изгнанник, наверное.

Юноша заверещал изо всех сил:

— Помогите!

Выкрик эхом прокатился по лесу, спугнув воронье. Ответом на отчаянье Ярдара был довольный гогот тех, кто отправился собирать хворост.

— С криками-то оно повеселее будет, — кровосос хмыкнул.

Потуга брыкнуться награждена ударом по левому плечу. Только-только отступившая боль вспыхнула с новой силой, от чего Ярдар дернулся и снова закричал.

В следующий миг голова барбаройца со свистом улетела куда-то в сторону дуба, на котором еще недавно ютились вороны. Глухо ударилась о ствол дерева и, с легким шорохом прокатившись по снегу, замерла в нескольких сантиметрах от костра. Безглавое тело тут же обмякло, повалилось наземь. Ошарашенный Ярдар с ужасом смотрел, как кровь заливает утоптанный снег. Метнулась тень. Тело утащило вдаль.

Сумерки сгустились.

Факелы других кровососов стали едва различимыми и воцарилась звенящая тишина, которую спустя мгновение прорезали вопли. Огоньки опали и потухли. Теперь уже не Ярдар взывал о помощи. Кричали так, словно их рвали на части, причем всех одновременно.

Когда все стихло, Ярдар увидел, что от деревьев отделилась высокая фигура, она медленно двинулась по направлению к парнишке. Фигура сначала подошла к голове барбаройца, подняла ее за волосы. Разглядеть лица незнакомца не получилось бы при всем желании: на голову наброшен капюшон, в несколько слоев сверху намотан шарф грубой вязки. Незнакомец цокнул языком, повернулся к Ярдару, бросил голову обратно в снег. Одежд не угадать, то ли на нем какой-то балахон, то ли он закутался в ночь, в самый темный ее час.

3. О сломанных людях и зверях, бродящих в темноте (настоящее)

1

Деликатный стук в дверь заставил Еву вздрогнуть. Она поправила шелковый платок, прикрывавший лысую голову.

— Алан? — тихо спросила она, приподнимаясь на локтях.

Дверь распахнулась и в полумрак комнаты шагнул высокий молодой человек с серебристыми волосами до плеч. Он принес поднос, на котором лежал жгут, шприц, ампула с болеутоляющим средством и стоял стакан воды.

— Доброе утро, госпожа, — учтиво сказал он, поставил поднос на прикроватную тумбочку, сел на край постели.

Женщина вздохнула, отвела взгляд.

— Вряд ли доброе. Чем занимается Алан?

— Завтракает, — молодой человек вручил стакан женщине, затем взял ампулу и шприц.

Ева отрешенно смотрела на слугу.

— Надо бы поскорее вас познакомить, — слабо сказала она.

— Сначала договор. И не советую затягивать с обдумыванием всех пунктов.

Он закатал рукав ее шелкового халата выше сгиба локтя.

— Меня скоро не станет, да? Ты это наверняка чувствуешь, — обреченно молвила женщина.

— Со дня на день.

Она отвернулась, чтобы не смотреть как слуга затягивает жгут.

— Пока постарайся не попадаться ему на глаза, — попросила Ева.

Слуга кивнул. Обезболивающее вбрызнулось в кровь обжигающей волной и женщина поморщилась.

Забрал у женщины стакан, поставил обратно на поднос, бросил мимолетный взгляд на туалетный столик у окна. Флаконы, баночки, пузырьки, склянки. Надо бы все упаковать в коробку.

— Я принесу завтрак через полчаса, — слуга встал с постели, взял поднос, поклонился.

Направился к выходу из спальни, и Ева его окликнула:

— Дамиан.

Он замер на месте, повернулся к ней, истощенной и измученной. Впалые щеки, круги под глазами. Лишь сами глаза сверкали лихорадочным огнем на лице, превращающимся в восковую маску.

Она вытянула вперед левую руку. На бледном запястье темнел ало-фиолетовый кровоподтек от укуса.

— Сейчас.

Ледяные глаза слуги полыхнули красным. Он снял перчатки.

Дамиан поставил поднос обратно на тумбу. Трепетно и нежно, будто ласковый любовник, взялся за запястье. Несчастной захотелось плакать.

— Мне нужна гарантия того, что когда меня не станет, ты не покинешь моего сына до его последнего вздоха.

Дамиан хищно улыбнулся, обнажив острые клыки. Ева попыталась отдернуть руку, однако хватка его была стальной.

— О, это явно не то, о чем вам стоит сейчас переживать.

Он вонзил зубы туда же, куда и неделю назад.

Руку обожгло, словно ее опустили в чан с кипятком. Ева застонала от боли. Кровь капнула на ворс ковра. Дамиан подставил стакан, закатал рукав на левой руке, распорол зубами свое запястье. Черная жидкость, пролившаяся в стакан поверх крови женщины, ударила в нос насыщенным запахом апельсина и корицы, горьким миндалем и яблоками.

Укус на запястье Дамиана начал затягиваться.

Молодой человек опустил палец в стакан, смешал содержимое и оно зашипело.

— Пейте, — Дамиан поднес его к губам женщины.

Она покорно сделала несколько глотков. Жидкость обдала горло огнем, лавой пронеслась вниз по пищеводу.

Затем из стакана отпил Дамиан, наклонился к женщине, поцеловал ее в губы. Глаза слуги засветились алым. Глаза женщины тоже стали алыми, но только оттого, что у нее полопались капилляры и кровь залила склеры.

Когда Дамиан отстранился от женщины, она издала тяжелый вздох, чувствуя себя так, будто без остановки пробежала несколько десятков километров.

Молодой человек расстегнул рубашку, коснулся рукой своей груди, будто что-то нащупывая, проник пальцами в плоть. Спустя минуту на его ладони, перепачканной в черном, лежал пылающий уголек, который медленно угасал. Дамиан протянул уголек женщине и она с удивлением обнаружила, что это вовсе не уголь, а турмалин грубой огранки.

— Что это? — Ева осторожно взяла камень.

— Гарантия, — Дамиан вытер грудь, облизал руку.

Рана затянулась.

Женщина рассматривала камень, подслеповато щурясь.

— Отдайте Алану, — Дамиан застегнул рубашку. — Без этого я точно не покину его.

Она прижала руку с камнем к груди, по щекам потекли слезы.

— Можно тебя попросить еще кое о чем?

Дамиан с интересом посмотрел на нее.

— Убей меня.

Когда Ева произнесла эти слова, ей показалось, что она сейчас задохнется: волнение захлестнуло волной, отчего стало трудно дышать. Дамиан оскалился, наклонился к женщине, мягко коснулся ее щеки, вытер слезы.

— Убей, прошу. Пожалуйста, — жалобно выдавила она.

— Неужели вы не хотите еще немного побыть с сыном?

Ева сначала тихо всхлипнула, а затем разрыдалась. Она стыдливо вытирала слезы с щек, едва сдерживаясь, чтобы не завыть в голос.

— Ева, — Дамиан поправил одеяло, сползший платок.

Женщина не успокаивалась: мотала головой, икала. Лицо ее некрасиво сморщилось, став похожим на абрикосовую косточку.

— Ева, — громче повторил Дамиан, ухватил ее за подбородок, заставив посмотреть в свои глаза.

— Нельзя просить даирнай о смерти. Вы, люди, ценны для наших праотцов и расстраивать их нельзя.

Женщина сжала камень так сильно, насколько это было возможно.

— Иди.

Дамиан кивнул, взял поднос и покинул комнату.

***

Вечером Ева попросила всю прислугу собраться в гостиной. Дамиан принес ее туда на руках — она до последнего не желала пользоваться инвалидным креслом. Молодой человек усадил ее на диван, подложил под поясницу подушки, ноги укрыл пледом.

Сам он встал рядом, заложив руки за спину и превратившись в неподвижную статую. Миниатюрная моложавая женщина в белом фартуке испуганно глазела на бесстрастное лицо Дамиана. Горничная. Мадам Штукер, моложавая дама с тонкой сеткой паутины морщин у глаз.

Повар, господин Вейльбах, тучный мужчина с пышной бородой, стоял, уперев руки в бока. Он делал, что не замечает Дамиана, но то и дело поглядывал на него, перекатывая во рту мятную конфету. Кем Дамиан являлся господин Вейльбах не знал, правда, уже недолюбливал незнакомца. Какой-то частью себя повар, конечно, понимал, что в первую очередь он невзлюбил его из-за безупречного внешнего вида. И отсутствия лишнего веса.

4. Турмалин (настоящее)

1

В дверь спальни деликатно постучались.

— Войди, — заспанным голосом отозвался Алан, приподнявшись на локте.

В комнату вошел высокий молодой человек с зачесанными назад серебристыми волосами. У него в руках — поднос с утренним чаем и легким завтраком из омлета, хрустящих тостов с малиновым вареньем и блинчиков с творогом.

Алан сел на кровати, брезгливо сморщился, увидев то, что ему принесли.

— Опять омлет? Когда ты уже научишься готовить что-то кроме этого?

Слуга молча поставил поднос на прикроватную тумбу, отодвинув чашку с недопитым с вечера чаем. Затем подошел к окну, переступив через смятые футболки, пустые упаковки из-под сладостей, отдернул плотные шторы, едва слышно цокнув языком.

Как будто на подносе был только омлет.

Комната заполнилась солнечным светом. Дамиан бросил мимолетный взгляд на книжные полки, где пестрили корешки книг комиксов, стояли коллекционные фигурки персонажей различных игр и фильмов. На тех, что были выполнены в темных цветах, отчетливо виднелась пыль. Алан не разрешал убираться в комнате уже несколько дней. Однако на джойстиках от приставки пыли не имелось — она просто не успевала появиться из-за ежевечерних игр.

Затем слуга подвез к кровати инвалидное кресло, стоявшее возле шкафа. Достал из ящика чистые носки, домашние брюки, рубашку, удовлетворенно отметив про себя, что хотя бы в шкафу все сложено идеально.

— Когда закончите завтракать, позовите меня.

Он галантно поклонился, подхватил чашку с тумбочки, вышел из спальни, споткнувшись перед этим о стопку корейских комиксов. В свинарнике и то чище.

Алан кое-как пододвинулся ближе к тумбочке, взял поднос, водрузил себе на колени. Наколол кусок омлета на вилку. Уронил его на пол. Перевернул поднос.

— Дамиан! — закричал подросток во весь голос.

Дверь открылась.

— Убери, — велел Алан, ткнув пальцем в устроенный им беспорядок.

Дамиан кивнул, затем сел возле подростка на пол, взял в руки носки, надел их на ступни Алана. Натянул на него домашние брюки.

— С рубашкой я справлюсь сам, — пробормотал Алан. — Убирай давай.

Дамиан снова кивнул.

Посуда не разбилась, только вот ковер придется чистить. Слуга стиснул зубы.

Маленький ублюдок.

Прежде чем приступать к чистке, Дамиан усадил Алана в инвалидное кресло, вывез на просторный балкон подышать свежим воздухом, заодно вручил чашку с горячим шоколадом и плед. Даже у комнатного тирана имелись маленькие слабости, с помощью которых им можно было управлять. Алан достал наушники, смартфон, включил музыку.

Убедившись, что хозяин всецело погружен в музыку, Дамиан прикрыл дверь балкона, вышел из квартиры, постучался к соседке.

— Дамиан, мой мальчик! — всплеснула руками Терлецки, пожилая соседка, увидев радостно улыбающегося молодого человека.

Он достал из кармана хрустящую купюру.

— Не сочтите за наглость, — состроил слуга невинные глаза, — не умею справляться с ковром в спальне.

И это была чистая правда. Уборка становилась для него мучением, когда дело доходило до ковров. Женщина выхватила купюру, подмигнула.

— Ерунда. Я тебя выручу, а потом и ты меня как-нибудь!

Она вразвалочку дошла до ванной комнаты, не закрывая входной двери. Дамиан быстрым взглядом окинул виднеющуюся часть жилища. Выглядывали хихикающие тени, раздавался цокот коготков, не замолкая трещали звонкие голоса. Дамиан вздохнул. Соседка продолжала спиваться. Вон как понабежали за легкой добычей.

Пока Терлецки оттирала ковер, она бросила взгляд на худенькую фигурку в инвалидном кресле за стеклянной дверью балкона.

— Как ваш брат? Ему лучше?

— Намного, — солгал Дамиан, даже не обернувшись на сопляка, и расплылся в приторной улыбке.

Он видел краем глаза, что некоторые тени последовали за Терлецки. Из-за угла выглянула рогатая морда, скривила рожицу. Так дело не пойдет. Придется учиться самому чистить ковры или вызывать кого-то из химчистки.

Дамиан вздохнул, повернул голову к морде. Весь подъезд в таких мерзостях, в каждом углу виднелся пакостник. В квартирах им уже тесновато, вот и вываливались. Дамиан клацнул клыками и пакостник скрылся, трусливо пискнув.

— Дамиан, — донеслось с балкона.

Закатив глаза, вежливо извинившись перед соседкой за то, что придется ее покинуть, Дамиан прошел к подростку.

— На обед приготовь суп с грибами и чесночными гренками, — сказал он, вручая слуге пустую чашку. Дамиан повертел ее в руках.

— Я уже закупил продукты для лазаньи, — осторожно произнес слуга. Алан бросил на него гневный взгляд.

— Я закупил продукты для лазаньи, — передразнил он.— Что тебе велела моя мать?

— Слушаться вас беспрекословно, юный господин, — отчеканил Дамиан.

Только она не упоминала о дрянном характере сопляка.

— Разве это так сложно? Ты не справляешься? — подросток удивленно вскинул брови, рассматривая белое как снег лицо слуги.

— Отнюдь, господин, — покачал головой Дамиан. — Я немедленно отправлюсь в магазин.

— И принеси ВиАр-ки.

Дамиан покорно кивнул, наверное, в сотый раз за утро, вернулся в спальню юного господина, подошел к тумбочке. Среди вороха бумажек с рисунками, всевозможных значков и блокнотов с изображениями любимых персонажей Алана, обнаружились и очки виртуальной реальности. Дамиан брезгливо сморщился. Бардак.

Получив желаемое, Алан удовлетворенно откинулся на спинку кресла, махнув слуге, мол, свободен. Дамиан бы оторвал ему ноги. Все равно они бесполезны.

***

Соседка довольно быстро управилась с ковром, после чего Дамиан рассыпался в благодарностях, вручил плитку дорогого шоколада в дополнение к купюре, проводил до квартиры. Сам же вернулся, составил список покупок, накинул пальто на плечи, широкополую шляпу, протер и без того сверкающие ботинки, удостоверился, что бумажник лежит в кармане. Пока он красовался перед зеркалом, рассматривая новую хлопковую рубашку с вышивкой и темно-синий шелковый галстук, с балкона донеслось: