Глава 1.

Дорогие друзья! Рада приветствовать вас в новой истории! На этот раз в жанре магический детектив. Буду безмерно благодарна вашим звездочкам к роману и обратной связи. С Любовью, Ася.

*********

В узком переулке Дарквуда, где тусклые фонари, заправленные болотным газом, мерцали, как глаза недовольного дракона, стоял небольшой трехэтажный дом с вывеской, изображавшей красивого эльфа с надкушенным яблоком в руке.

Надпись гласила: “Брачное агентство "Добрый Эльф". Найдём пару любому! С гарантией! (При наличии договора и чека)”

Однако какой-то, пока еще не установленный охальник, регулярно подписывал красной
краской вместо «Б» букву «М». А стоило хозяйке агентства исправить всё как было, так замазывали другие буквы и «Добрый эльф» превращался в «Дохлого».

И теперь весь город потешался над хозяйкой Мрачного агентства.

Агата пока не изловила наглеца, который портил ей вывеску, но уже заготовила для него особое зелье, в составе которого была эссенция тухлого драконьего яйца.

В домике пахло старым пергаментом, засохшими чернилами и чем-то сладковато-гнилым — возможно, прошлогодними конфетами, забытыми в ящике стола.

Сама хозяйка агентства сидела за массивным дубовым столом, заваленным бумагами, и с раздражением наблюдала, как волшебное перо вырвавшееся из её пальцев, улетело под потолок, оставляя за собой мерцающий шлейф чернил. Тыкаясь острием, перо настойчиво пыталось найти дыру в потолке.

— Вернись! — щёлкнула хозяйка пальцами, и перо с неохотой вернулось, утыкаясь ей в ладонь.
— Это вы мне, госпожа Агата? — из-за резного комода появилось лицо Барренса, её помощника-полукровки. Его длинные уши дрожали от любопытства.

Хозяйка вздохнула.

— Нет, Барренс, это я тому перу. Вот кто придумал делать пишущие принадлежности из перьев перелётных птиц? Как осень подступает, так весь потолок в чернилах.

— Да, согласен, госпожа хозяйка. Самый мрак — это ваши домашние меховые тапочки. Каждую весну линяют. Пуха и сваленной шерсти по всему дому — просто мрак!

Хозяйка агентства смахнула последнюю каплю чернил с пера и отложила отчёт. Сегодняшний день выдался на удивление продуктивным — охота на фей в полях принесла парочку прелестных созданий, которые сейчас в кладовке разыгрывали спектакль с мольбами о пощаде. Агата ухмыльнулась — эти негодницы прекрасно знали, что старинный обряд похищения невесты был обязательной частью их брачных традиций. Зато платили феи щедро — как раз хватит запастись дровами на зиму и новое снаряжение. Брачный агент без магических артефактов, что тролль без дубины.

Но главная на сегодня победа — удалось пристроить в хорошие руки упрямую болотную кикимору Марго. Годами она женихов пугала: то тиной в лицо швырнет, то застонет так, будто кота топят. А тут — о чудо! — нашелся кавалер. Зрение у мужичка — хуже кротового, слух — медведь в берлоге позавидует. Принял он Марго за даму в летах, да еще и с «приданым» в виде целого ягодно-грибного болота. Для сборщика-то — золотая жила!

Свидание прошло под присмотром Агаты и вполне себе удачно! Парочка обменялась рецептами: как сушить мухоморы: он — для закуски, она — для оборота. И как запихивать морошку: он — в банки, она — в глотки незваным гостям. Агата сразу поняла, что это была любовь с первого взгляда.

Громкая трель дверного колокольчика заставила вздрогнуть.

— Сидите, сидите, госпожа хозяйка! Я встречу и провожу гостя сам.

Барренс быстро выскочил за двери кабинета. А вернулся поразительно быстро и спиной вперёд, потому как подпирал его Борис, тролль-пекарь. Пригибаясь, чтобы не задеть головой дверной косяк, тролль шумно протопал до хозяйского стола и плюхнулся в кресло. Жалобно заскрипев, одновременно прося пощады и помощи у хозяйки, кресло едва выдержало непростого посетителя. Агата вздохнула. Ей бы столько терпения…

Борис, нервно сжимая в огромных ладонях, покрытых шрамами от ожогов, свою шапку, измазанную в тесте, заговорил.

— Мне нужна невеста! — проревел он, и от его голоса задрожали склянки с любовными зельями на полке.

Агата почесала кончик носа и с усталостью выдохнула:

— Борис, контракт у нас на три месяца. Но ты упорно отказываешься от всех кандидаток. Или, если уж начистоту, от тебя отказываются. Мрак! Борис, ну соберись ты хоть немного! Перестань на свиданиях бормотать себе под нос — у нимф слух не ахти какой. И в следующий раз смотри, куда садишься — фея та еще неделю летать не могла!

Борис покраснел так, что на серой коже выступили фиолетовые пятна.

— Нет... чтобы... чтобы ела все что приготовлю. Я же пекарь!

Агата прикрыла глаза.

“Мрак, за что мне это?"

Но где-то глубоко внутри — там, куда она давно не заглядывала — шевельнулось что-то тёплое.

— Ела и не толстела на булках с изюмом? Борис, где я тебе ведьму раздобуду? Осень! Сезон закрыт! Все приличные ведьмы еще в прошлое полнолуние оседлали свои метла и на юг подались – там сейчас кости греют, коктейли с зельями попивают и на местных оборотней глазеют. Те, что остались – либо на строгой диете после летних шабашей, либо старые на столько, что у них зубов нет булки твои жевать.

Агата выдвинула верхний ящик стола и достала деревянную коробку. Отперев его, девушка с мгновение размышляла. А потом уверено протянула руку к перу кукушки. Из него было сделана особая пишущая принадлежность. Вся хитрость заключалась в том, что стоило задать вопрос такому перу и то само писало ответ. Правда, эти записи приходилось расшифровывать.

— Итак. – Агата окунула кончик пера в чернильницу и принялась записывать поисковый вопрос. — Тебе нужна жена, которую не пугает твой храп. Потому как спит в другом месте? Которая, ест то, что ты готовишь? Учитывая, что ты единственный на всю округу тролль - вегетарианец, то требуется жена, которая не ест мясо. Что тогда? Рыбу? Но продолжим. Жена, верная, которая не уйдет. Почему? Ног …Кхм… Оставим.

Агата дописала свой запрос, положила перо на лист и легонько дунула. Перо поднялось над бумагой и легко застрочило ответ.

Глава 2.

Крик разорвал ночь.

Он прокатился по узким улочкам и заставив вздрогнуть даже пьяных моряков в портовых кабаках. В таверне на мгновение воцарилась тишина – затем грохот опрокинутых скамеек, топот сапог, и толпа хлынула наружу, словно испуганные крысы из горящего трюма.

Агата выбежала на улицу одна из первых.

Луна, бледная и холодная, как глаз мертвеца, пробивалась сквозь клочья тумана. В её синеватом свете тело на камнях казалось почти нереальным – будто призрак, вот-вот готовый рассыпаться.

— Лориэн! – ахнула Агата.

Полуэльф лежал, выгнувшись дугой, будто в последний миг его скрутила невидимая рука великана. Его тонкие пальцы, обычно изящные, были скрючены в судорожном спазме, впившись в клочок пергамента с такой силой, что ногти посинели. Но больше всего Агату поразило лицо: застывшая маска не ужаса, а изумления. Даже восхищения, граничащее с обожанием, будто перед самой смертью он увидел нечто настолько непостижимое, что сердце не выдержало. И вокруг него – ни крови, ни следов борьбы. Только странное отсутствие грязи на одежде Лориэна и тонкий слой инея, серебрившийся на его ресницах и темном камзоле, хотя ночь была сырой, но не морозной.

Агата почувствовала, как земля уходит из-под ног.

"Нет! Нет, нет, нет..."

Всего неделю назад он сидел в её кабинете, улыбаясь своей глупой, очаровательной улыбкой, и показывал ей новый стих.

"Она такая... невероятная!" – говорил он, и в его зелёных глазах танцевали блики от камина.

Теперь эти глаза были пусты.

Толпа из таверны уже заполняла переулок, но их голоса казались далёкими, словно доносились из-под воды.

— Кто это? – прошептал Эринг.

— Опять убийство... – пробормотал один из посетителей. — Третий дохляк за неполный месяц...

Агата повела носом. Ее острое обоняние возопило об опасности.

Над крышами, едва различимая в тумане, мелькнула тень с широкими, словно перепончатыми, крыльями. Или это ей просто показалось? Но мысли путались. Агата почувствовала как в душе поднимается гнев.

“Кто-то посмел тронуть моего клиента?! “

Не успела Агата додумать эту мысль, как Димитрий, гаркнув и резко вскинувшись, метнулся к ближайшему к таверне углу дома. Там в тени явно кто-то прятался. Димитрий рыкнул и вытащил на свет мерцающего фонаря упирающегося гоблина Гаррета, всем известного мелкого и неудачливого воришку.

— Это не я! Я ничего не трогал! – запищал он, пряча за спину грязные лапы.

Агата даже не взглянула на него. Её взгляд упал на кусок сыра, покрытого синевато-фиолетовой плесенью выпавший из дрожащих пальцев гоблина.

Девушка наклонилась, желая поднять явную улику.

Да только ее руку резко перехватили.

Мужские пальцы держали крепко, но боли не причиняли. Агата повела носом, уловив тот самый запах, что она учуяла в таверне. Знать один из посетителей решил опередить ее.

Сердце Агаты учащенно забилось, когда она попыталась резко встать. Но внезапное движение заставило голову закружиться.

Она собралась было обрушить на дерзкого незнакомца всю тяжесть своего гнева, но слова застряли в горле. Его рука с мягкой силой все еще сжимала ее запястье.

Незнакомец стоял так близко, что запах старого пергамента и дымного ладана окутывал ее, как невидимый саван. Его темный плащ ниспадал тяжелыми складками.

Широкие поля шляпы бросали тень на его лицо, оставляя видимыми лишь резкую линию губ, широкий подбородок. Незнакомец поднял голову. Агата взглянула в глаза незнакомца...

И вздрогнула.

Когда он слегка приподнял голову, в полумраке сверкнули два уголька глаз: темные, бездонные, полные тайн. В них читалось что-то одновременно пугающее и манящее. Как глубокая пропасть, в которую так страшно и так хочется заглянуть.

Агата почувствовала, как дрожь пробежала по спине, но было ли это от страха или от какого-то иного, незнакомого ей прежде чувства – она не смогла понять.

Прикосновение незнакомца одновременно пугало и завораживало.

Мысль Агаты оборвалась, когда его пальцы неожиданно ослабили хватку.

На миг ей показалось, что в уголке его губ мелькнула едва уловимая улыбка. Будто незнакомец заметил смятение Агаты.

— Госпожа, прошу вас, ничего не трогайте. Это может быть опасным. — голос незнакомца был под стать своему хозяину. Глубокий, бархатный, обволакивающий.

Агата тряхнула головой, отгоняя наваждение. Кто он такой, чтобы тут командовать?

— Позвольте представиться — старший следователь Призрачного Управления, лорд-дознаватель Теней Лександр Блекторн.

Толпа за спиной Агаты тихо зашепталась. Но поразительный слух девушки уловил в голосах тревожные нотки. В отличие от нее, завсегдатаи таверны были в курсе о том, что за человек перед ними. Или не человек?

Агата склонила голову в бок, пытаясь рассмотреть лорда-дознавателя. Но тот, не желая играть в гляделки, присел на корточки у трупа полуэльфа. Потрогав пульс, лорд–дознаватель, попытался разжать руку Лориэна. Однако, удалось ему это с трудом. Лориэн даже после смерти не желал расставаться с драгоценным пергаментом.

Толпа зевак заволновалась, когда капитан городской стражи, Фирц Вальтер ввалился в переулок, как бурый медведь в пчелиный улей. Его мундир, туго натянутый на бочкообразный торс, скрипел швами при каждом движении.

— А ну, расступитесь! Вот же повылазили как пиявки после дождя! Чего тут смотреть? На дохляка? — его хриплый бас разнесся по переулку, спугнув пару ворон с ближайшей крыши.

Толпа расступилась с такой поспешностью, будто перед ними был не страж порядка, а чумной доктор.

Агата, скрестив руки на груди, наблюдала, как капитан неуклюже присел возле тела, кряхтя. Его красное лицо, напоминающее перезрелую свеклу, исказилось в гримасе.

— Опять твои клиенты, Вересковская? – капитан Вальтер шумно выдохнул, поднимая веко покойнику. — Уже третий за месяц. Может, заведение прикроем? Название-то какое-то... зловещее.

—"Добрый Эльф," — машинально поправила Агата.

Глава 3.

Документы пахли пылью и чужими секретами. Лорд дознаватель листал тонкие листы и читал медленно и вдумчиво. Агата даже начала сомневаться в правильности своего решения пригласить следователя на ночь глядя. Глаза у нее уже слипались. А ужасно въедливый лорд-дознаватель, вчитывался в каждую букву.

“Настоящий Буквоед”- Агата стиснула зубы, стараясь не зевнуть.

Лекс листал страницы Учетной Книги Брачующихся, изредка покручивая в пальцах кольцо-артефакт.

Агата, уткнувшись подбородком в ладонь, пялилась в потолок, где очередное перышко отчаянно пыталось пробить дыру, оставляя мерцающие чернильные брызги. Она уже успела мысленно пересчитать все трещины в штукатурке, переименовать пауков в углах и трижды проклясть королевские полномочия.

— Ваша настойчивость, лорд Блекторн, восхищает, — процедила она сквозь зевок, нарочито громкий. — Напоминает мне упорство кота, пытающегося вылизать себе спину. Результат столь же сомнителен и требует невероятных усилий.

Лекс не оторвал взгляда от страницы, лишь уголок его рта дрогнул.

— А ваша способность к красочным сравнениям, госпожа Вересковская, могла бы сделать вас неплохим поэтом. Жаль, что ваш единственный известный стих — это вариации на тему «Мрак, за что мне это?».

— О, вы подслушиваете? — Агата притворно ахнула. — Как трогательно. Надеюсь, мои стенания добавили пикантности вашему буквоедству. Нашли уже что-нибудь, кроме пыли и моих предполагаемых грехов?

— Нашел, — он наконец поднял голову, его темные глаза встретились с ее усталыми. Палец лег на страницу. — Лориэн Даль’Вейн. Полуэльф. Поэт. Последний визит: четырнадцатое листопаденя. Отмечено: «Болтал о знакомстве с гарпией. Уверяет, скоро любая крылатая особа будет счастлива его видеть. Сулит золотом».

Агата вскочила, кресло жалобно скрипнуло. Она подошла к столу, наклонилась над книгой, намеренно приблизив лицо к лицу Лекса. От него пахло не только пергаментом и ладаном, но и чем-то холодным, металлическим, как сталь на морозе. Ее колено уперлось в его ногу. Он не отодвинулся.

— Откуда золото? — фыркнула она, стараясь игнорировать близость. — Последний гонорар за стихи о «Вечном сиянии лунного мха» он пропил ещё в прошлом месяце, в кабаке Димитрия, вместе с гоблинами, играющими в кости на свои гнилые зубы. Сам жаловался, что вдохновение дорожает. Зато помню его бредни о лунных цветах в Болотных Топинах. Ждал полнолуния, как голодный волк. Их, если ваше королевское дознание не в курсе, используют для, гм… усиления чувств. В основном — в приворотных зельях сомнительного качества.

Лекс приподнял бровь, его взгляд скользнул по ее лицу, задержавшись на глазах.

— Обсуждал он это с вами? Так вот какие глубины открываются в беседах с хозяйкой «Доброго Эльфа»? Вы консультант по романтике или торговка запрещенных зелий?

Агата отпрянула, будто её обожгли. Цвета гнева вспыхнули на ее щеках. Она резко махнула рукой в сторону полок, уставленных пузырьками, склянками и странными сушеными кореньями.

— Считаете меня шарлатанкой и зельеваром? — ее голос зазвенел, как разбитое стекло. — Полюбуйтесь! Весь мой арсенал! «Взгляд Единорога» для робких, «Потухший вулкан» для угасших чувств, «Эликсир Терпения» для тех, кто собрался жениться на тролле… Заметьте, лорд-буквоед, ни единого оборотного зелья! Ни намека на запрещенную любовную магию! Я не варю яд, я пытаюсь сварить… Счастье. Себе дороже связываться с черным рынком.

Лекс откинулся в кресле, сложив руки на груди. В его взгляде мелькнуло нечто, отдаленно напоминающее… уважение?

— Успокойтесь, госпожа Вересковская. Я не обвиняю вас в зельеварении. Хотя ваша реакция… красноречива. Я лишь констатирую факт: погибший дал вам явную подсказку о своих рискованных планах. А вы ею не воспользовались. Как дознаватель.

— Я воспользовалась! — парировала Агата, плюхаясь обратно в кресло с видом оскорбленной невинности. — Как поводом выставить его за дверь пинком под эльфийскую пятую точку! Запрещенные зелья — это не только противозаконно, это гарантированные слезы, истерики, судебные иски и разгромленное агентство. Мои принципы дороже его поэтического бреда о гарпиях. Хотя теперь, — она горько усмехнулась, — понимаю, что следовало дать ему флакончик. Да вот хотя бы “Чрево монстра”. Чтобы поумерил аппетиты. В прямом и переносном смысле.

Лекс проигнорировал ее сарказм. Его пальцы вновь заскользили по страницам, цепкие и уверенные. Он остановился, постучал ногтем по пожелтевшему пергаменту.

— А теперь расскажите мне о госпоже Виталине Романовской. Шестидесяти лет от роду. Обратилась десятого Сноповея. Требования к кандидату… — он сделал паузу, глядя на Агату поверх книги, — интересны. «Статус, влияние, молодость, привлекательная внешность. Готовность к магическому симбиозу». Довольно специфично.

Агата вздохнула так глубоко, что, казалось, втянула в себя всю пыль архива. Она поправила манжету, одернула блузку, закрутила верхнюю пуговицу, словно настраивая себя перед неприятной исповедью. Обретя подобие спокойствия, она уставилась на потрескавшуюся кожаную обложку книги, избегая его взгляда.

— Романовская, — начала она, и голос ее стал холодным, ровным, как лед на озере. — Эта старая… кхм… дама. Давайте называть вещи своими именами, лорд-дознаватель, вы же любите точность. Она — ведьма. Не в поэтическом, а в самом что ни на есть практическом, пахнущем сушеными жабами и злобой, смысле. Пришла ко мне не за любовью, а за инструментом. Ей срочно требовался молодой, красивый и, главное, влиятельный муж. Ее выбор пал на Тадеуша Крауша-младшего, сына главы Торговой Палаты. Юноша умный, перспективный, но, что немаловажно, уже был увлечен симпатичной эльфийкой-художницей. Мои услуги ему были нужны как фее зонтик в солнечный день.

Лекс внимательно слушал, его пальцы крутили кольцо на пальце.

— Госпожа Романовская, — продолжила Агата, — не привыкла к отказам. Сначала попробовала подкупить — Крауш вернул ее «дары» с изящной запиской, которую я, к сожалению, не могу процитировать в приличном обществе. Потом пошли угрозы — юноша оказался крепким орешком и подал заявление в Стражу. Капитану Вальтеру, правда, было лень разбираться с «бабскими склоками». И тогда… — Агата сделала паузу, ее взгляд стал жестким. — Тогда она наслала на бедного Тадеуша проклятие “Лягушачья любовь”. Представьте: цветущий молодой оборотень, превращающийся в полнолуние не в гордого волка, а в… нечто зеленое, пупырчатое и с довольно длинным языком. Зелье сработало стопроцентно. И напрочь убило. Но не госпожу Романовскую. К сожалению. А романтический настрой эльфийки-художницы.

Глава 4.

Агата глянула на мужчину так, что у того, по идее, должно было возникнуть непреодолимое желание покинуть ее дом немедля. Перескакивая через ступеньки.

— Ночь на дворе. А вы не та компания в которой мне хотелось бы любоваться луной.

Мужчина поправил плащ и затянул завязки.

— Напомню вам, госпожа Вересковская, что ваши клиенты стали чаще покидать этот бренный мир и все чаще довольно странным способом. Ну вот хотя бы один из жителей, некий господин Виларски, бывший владелец рудника, сгорел у себя на конюшне. Поговаривают, что перед этим он приходил к вам. Свататься.

Лицо Агаты сделалось каменным. Она стиснула зубы, чтобы ненароком не ляпнуть лишнего. Но не сдержалась.

— Господин Виларски был послан... К лекарю. Потому как на руках его я заметила странную сыпь. Черную. Уж простите мне мое чистоплюйство.

— Прощаю, госпожа Агата. Но не поверю, что вы остались равнодушной к его смерти. Как и к смерти поэта. Потому, предлагаю вам стать моим проводником. Я, конечно, и сам найду покойницкую. Но с вашим знанием Нижнего города и острым желанием совать нос в чужие дела, такой напарник мне остро необходим. Корона щедро платит тем, кто служит ей.

Агата мысленно составила список причин, по которой лорд-дознаватель мог катиться на все четыре стороны. Но не могла не отметить, что, он точно угадал ее любимую привычку совать нос туда, куда не следует. Ну и явное бедственное положение тоже.

Потому девушка лишь молча кивнула и двинулась к двери, проходя мимо Лекса. Он слегка отступил, пропуская ее, и на миг их плечи почти соприкоснулись. Агата почувствовала холодок, исходящий от него, и ускорила шаг. Запах табака, чернил и чего-то металлического сменился в ее воображении гораздо более мрачными предвкушениями.

Предупреждение Баррета насчет покойницкой оказалось пророческим в самом буквальном смысле. Жуткое место. Когда Агата и Лекс подошли к низкому, мрачному зданию, украшенному лишь выцветшей вывеской "Вечный Покой. Прием: от рассвета до заката", их встретил не пирожковый аромат, а запах формалина, дешевого мыла и смерти.

Дверь была приоткрыта. Внутри царил беспорядок, достойный разгрома после нашествия пьяных гоблинов. Охранник, приставленный к "вечному покою", храпел, развалясь на стуле, с пустой бутылкой дешевого эля в руке. На полу валялись пустые мешки и обрывки веревки.

— Образцовый порядок, — процедила Агата, зажимая нос шарфом. — Видимо, "ужин" у них включает обязательную дегустацию содержимого погребов. Просто таки мертвецки пьян – это про него. Где тело?

Лекс, не моргнув глазом, прошел мимо храпящего стража вглубь здания. Его плащ скользил по грязному полу беззвучно, как тень. Агата последовала за ним, стараясь не наступить на что-нибудь скользкое.

Основной зал был пуст. Каменные плиты для тел сверкали неестественной чистотой на фоне общего хаоса. И пустовали.

— Капитан Вальтер явно поторопился, — констатировал Лекс, осматривая помещение. Его взгляд остановился на широких, недавно протертых следах волочения, ведущих к задней двери. — Похоже, наш поэт отправился в последний путь раньше графика. И без официальных проводов.

— Мрак! — выругалась Агата, подбегая к следам. — Они его уже вывезли? Но куда? И почему так тайно? Чтобы сэкономить на гробе? Или Вальтер решил прикарманить погребальные деньги?

— Возможно, — согласился Лекс, его голос был спокоен, но в глазах мелькнуло ледяное недовольство. — Но спешка и тайна редко служат добру. Особенно в деле убийства. Пойдемте.

Они вышли через заднюю дверь во двор покойницкой. Луна, бледная и равнодушная, освещала грязный переулок. Свежие следы колес телеги вели в сторону Старого Кладбища – самого дешевого и запущенного погоста Дарквуда, где хоронили нищих, безродных и тех, о ком никто не хотел вспоминать.

— Кладбище? — Агата нахмурилась. — Но у Лориэна были родственники в Верхнем Городе! Пусть дальние, но эльфийская гордость... Они бы устроили ему прощание с арфой, слезами и прочими почестями. Это не просто спешка, Лекс. Это что-то странное.

Агата и сама не поняла как перешла на “ты”. Но его светлость даже не обратил внимания на подобное неподобающее обращение. Сложно “выкать” человеку, с которым под покровом ночи разыскиваете похищенный труп.

— Согласен, — кивнул лорд-дознаватель, уже двигаясь по следам. — Поспешим. Луна – не самый надежный союзник. Скроется за тучей и след потеряем.

Агата поморщила нос. Не нравилось ей, что этот заносчивый лорд Теней взялся командовать ею.

— Капитан Вальтер наверняка решил прикарманить погребальные средства, выделяемые городом. Завтра обязательно напишу докладную в приемную бургомистра. Путь проверят этого мздоимца.

Агата развернулась, чтобы покинуть это унылое место. Но мужская рука, схватившая ее за локоть остановила движение. Девушка громко вздохнула. Но вложила в этот вздох все свое возмущение.

— Госпожа Вересковская, ни за что не поверю, что вы пропустите такое развлечение. Потому, примите мое приглашение. Не забывайте, я обещал вам веселое времяпровождение.

Агата дернула руку и развернувшись, сверкнула глазами. Обычно, такого взгляда вполне хватало, чтобы осадить особо ретивых. Но на лорда- дознавателя это не возымело должного эффекта. Хотя нет, пожалуй эффект все же был. Уголки рта растянулись и мужское лицо сделалось воодушевлённым. Агата просто таки обязана стереть эту ухмылку!

— Дайте угадаю. После приглашения в покойницкую последует приглашение на кладбище?

Мужчина довольно улыбнулся и кивнул в сторону дороги, ведущей к погосту.

— После вас, госпожа Вересковская.

****

Дорога на кладбище была мрачной и безлюдной. Тени от кривых надгробий тянулись, как костлявые пальцы, цепляясь за их плащи. Воздух был насыщен запахом сырой земли и тлена.

Вскоре они услышали приглушенные голоса и увидели тусклый свет фонаря в глубине кладбища, среди самых старых и поваленных могил.

Спрятавшись за массивным, покрытым мхом саркофагом неизвестного бедолаги, Агата и Лекс наблюдали.

Глава 5.

— Похороны – спектакль, — тихо произнес Лекс, его бархатный голос звучал ледяной сталью. — Но зрителями были не мы одни. И тот, кто наблюдал из тени... Он пришел не ради пирожков.

Агата посмотрела на отпечаток, потом на Лекса, потом снова на жалкую могилу поэта.

— Лориэна похоронили в спешке из-за приближающихся морозов. Это спутало планы убийцы. Он что-то искал. Там, в покойницкой. Оттого такой бардак. Но не нашел. Почему? — Агата задала вопрос и сама же на него нашла ответ. — Потому как скряга капитан постарался побыстрее избавиться от тела. И увез то, что убийце было нужно. Куда? Правильно, на кладбище.

Агата замолчала. Поджала губы и с секунду размышляла. А после выдала:

— Значит, придется копать.

Лекс кивнул. Его лицо в лунном свете было подобно маске из темного мрамора.

— Придется, госпожа Вересковская. Но копать будем осторожно. И не только землю. Спектакль окончен. Начинается расследование. И, похоже, играть в нем будут куда более опасные актеры.

Он взглянул на темное небо, где уже таяли последние звезды, уступая место грязно-серому рассвету. Рассвету, который не сулил ничего хорошего ни Дарквуду, ни его обитателям. Особенно тем, кто пытался скрыть правду в безымянной могиле.

— Бедный Лориэн. — Агата мрачно посмотрела на бугорок, потом на свои изящные, но совершенно не предназначенные для эксгумации сапожки. — Предупреждаю, лорд Блекторн, если я испорчу обувку, вы оплачиваете поход к гоблину-кожевеннику.

Лекс, уже сняв свой элегантный плащ и аккуратно сложив его на соседней, относительно чистой плите, достал из складок одежды нечто похожее на короткий изящный стилет с зазубренной кромкой и странными рунами на клинке. Он выглядел смертельно опасным и совершенно неуместным для копания.

— Эстетика требует жертв, госпожа Вересковская, — он наклонился к могиле, и его движения были точными. — Но в данном случае я предпочитаю не жертвовать ни вашими сапожками, ни чистотой моих рук. И уж тем более – временем. Смотрите.

Он не стал копать. Вместо этого он вонзил стилет в землю у края могильного холма, прямо над тем местом, где должен был находиться покойный. Руны на клинке слабо вспыхнули синеватым светом. Земля вокруг лезвия вдруг… зашевелилась! Небольшой участок почвы размером с книгу стал рыхлым, рассыпчатым, как сухой песок, и легко осыпался вниз, открывая взору ящик.

— Удобно, — процедила Агата, впечатленная увиденным. — Ваш универсальный нож для дознания? Режет хлеб, взламывает замки и… разрыхляет могильный грунт. Многофункционально. Где заказать?

— Эксклюзив, — коротко ответил Лекс, уже просовывая руку в образовавшуюся нишу. Его пальцы, защищенные тонкой перчаткой из темной кожи, откинули край грубой ткани, в которую сподобились завернуть тело. — Королевские кузнецы. Требуется специальное… разрешение. И положение при дворе.

Через мгновение он вытащил руку. В пальцах он сжимал не тело, а небольшой клочок пергамента – тот самый, который Лориэн судорожно сжимал в руке. Остальная часть листа, видимо, была оторвана убийцей. На клочке, испачканном грязью и, возможно, кровью, четко читались лишь несколько строк.

Ты для меня особенная.

Любовь моя на твоем крыле,

Неповторимая, единственная,

Лучшая из всех на этой земле…”

Агата замерла. Ее острый нюх, несмотря на кладбищенские миазмы, уловил слабый, но отчетливый запах, исходящий от пергамента – не чернил, не крови, а… мяты и чего-то острого, пряного, чуждого. Тот самый запах из таверны!

— Крыло гарпии... — прошептала она. — Так он не бредил? Он действительно имел дело с гарпией? И "тень на крыле"... Это метафора? Предупреждение? Или... описание убийцы?

Лекс аккуратно поместил клочок в небольшой свинцовый футляр, извлеченный из внутреннего кармана.

— Возможно, и то, и другое, и третье. Но одно ясно – капитан Вальтер и его "могильщики" спутали планы убийце. А мы вспугнули.

Он встал, отряхнул перчатки и накинул плащ.

— Поэт погиб. Со стихом в руке. Что бы это могло значить? А этот след... — он кивнул на отпечаток, — ...он требует иных методов анализа. Которые требуют времени и... специализированной лаборатории. Не в Дарквуде.

Агата почувствовала, как усталость, накопившаяся за эту бесконечную ночь, наваливается на нее, как мокрая рогожка. Глаза слипались, кости ныли, а в голове гудело от неразрешенных вопросов и запахов – болотного газа, табака, эля, свежей земли, мяты и смерти.

— Лаборатория? — она с трудом подавила зевок. — Звучит восхитительно. Но если вы предложите сейчас тащиться куда-то за пределы города, лорд Блекторн, я вас предупреждаю: мое следующее зелье будет не для любви, а для немедленного и беспробудного сна. И испытывать его я буду на источнике раздражения.

Лекс позволил себе что-то отдаленно напоминающее улыбку. Она была короткой и немного утомленной.

— Даже королевское дознание признает необходимость отдыха. И стратегической перегруппировки. Нам нужно место, где можно перевести дух, обдумать находку и… остаться незамеченными. Капитан Вальтер явится к вам завтра с утра с обыском. И спутает нам все карты. Уверен, вам нельзя сегодня возвращаться домой.

Агата фыркнула.

— Вот еще! Я привыкла ночевать только в своей кровати. Одна. И чтобы вы там не говорили…

Лекс прервала девушку на полуслове.

— Поверьте моему богатому опыту. Капитан Вальтер наверняка видел вашего помощника, господина Баррета. И вояка в покойницкой при всем своем громком храпе мог создать отличное прикрытие для патрона. Учитывая вашу взаимную неприязнь с капитаном, он явится к вам с утра за расспросами. Вы, естественно, вспылите. Выскажете ему все, что думаете. А он вас арестует за неуважение к властям. Эти заминки играют против нас. А нам надо играть на опережение, понимаете? Потому возвращаться домой вам сегодня никак нельзя. — лорд-дознаватель посмотрел на серые, просыпающиеся улицы Дарквуда. — Я знаю одно заведение. Не самое респектабельное, но… надежное в плане анонимности. И оно работает круглосуточно. Потому разрешите пригласить вас прогуляться со мной.

Глава 6.

— «Розовые Грёзы»? Этот бордель? Лорд Блекторн, ваши методы дознания становятся все более… разносторонними. Вы уверены, что вам нужна моя помощь? Или вы просто ищете компанию для вечернего времяпрепровождения?

— Уверяю вас, госпожа Вересковская, — его бархатный голос звучал устало, но с привычной долей иронии, — мои интересы в данном заведении строго профессиональны. Мадам Китти обязана мне парой любезностей. Я снимаю у нее комнату, когда бываю здесь по долгу службы. И ее «Грёзы» — идеальное место, чтобы затеряться. Даже для дамы с вашей… репутацией. Там не задают лишних вопросов. И подают приличный завтрак. В любое время.

Мысль о завтраке и хоть какой-то горизонтальной поверхности перевесила отвращение к месту назначения. Агата махнула рукой.

— Ладно, ведите, королевский развратник. Только предупредите мадам Китти, что если кто-то из посетителей протянет ко мне свои лапы, я опробую на нем свое новое зелье против перхоти. С гарантированным эффектом облысения.

«Розовые Грёзы» встретили их не розовым сиянием, а тусклым светом закопченных фонарей и запахом дешевых духов, перемешанных с ароматом жареного лука и чего-то сладковатого. Здание было старым, но крепким, с наглухо закрытыми ставнями на нижних этажах и едва заметным движением за занавесками наверху.

Лекс постучал в массивную, окованную железом дверь. Ему открыла не нимфа, а дородная женщина в ярком, но поношенном халате, с лицом, которое помнило лучшие дни и пару хороших драк. Ее глаза, похожие на изюминки в тесте, мгновенно оценили Агату и Лекса.

— Лександр! — хрипловатый голос мадам Китти звучал устало, но без особого удивления. — Завел привычку являться на рассвете? И с… дамой? — Ее взгляд скользнул по Агате с профессиональным интересом. — Новенькая? Не наш типаж, но худышки тоже ценятся…

— Китти, — Лекс вошел, не дожидаясь приглашения, умело избегая объятий хозяйки. — Это госпожа Агата Вересковская. Деловое сотрудничество. Я провожу ее в свою комнату. Завтрак позже. И никаких… услуг.

Китти фыркнула, сложив руки на груди.

— Деловое сотрудничество в «Грёзах»? Какая прелесть. Значит, как обычно: последняя по коридору комната на третьем этаже. Самая тихая. Окна на переулок. И… — она подмигнула Агате, — …не волнуйся, милая, я предупрежу девочек, что твой кавалер сегодня занят… документами. Хотя, — она бросила оценивающий взгляд на Лекса, — жаль. Парень видный.

Агата была слишком уставшей, чтобы парировать. Она просто проследовала за Лексом по узкой, темной лестнице, мимо дверей, из-за которых доносились сонные вздохи, храп и один явно фальшивый стон восторга. Комната оказалась маленькой, но чистой. Широкая кровать, стол, стул и крошечное окошко под самым потолком. Пахло мылом и старой пылью. Рай после кладбища.

— Я должен составить отчет в Управление. — сказал Лекс, снимая плащ и вешая его на спинку стула. Он выглядел утомленным, но собранным. — Спите, госпожа Вересковская. Вы едва держитесь на ногах.

Агата еще раз прогнала по кругу мысль, о том, что стоит вернуться домой. Что страхи лорда Блекторна надуманные.

Ну явится капитан Вальтер с обыском... Ну найдет на чердаке...

Нет.

Пожалуй, предложение Блекторна своевременное. Даже у капитана стражи есть ограничения власти. Обыск без законного представителя собственности-попахивало разборками. И оттого лучше переждать бурю, как бывало не раз. Потопает ногами у порога, повопит да и уберется восвояси. А уж Агата потом в ратушу сама с докладной явится.

Потому девушка решила для себя что спорить с загадочным дознавателем не станет. Было в нем что-то, что заставляло верить с первого слова. И это напрягало! Ну не верит Агата людям. А таким привлекательным и самоуверенным, тем более. Но ночная вылазка ослабила броню недоверия. Прав оказался Буквоед, когда настаивал на ночной прогулке.

Что ж... Придется довериться и в этот раз...

Она скинула плащ, упала на кровать лицом в подушку, пахнущую дешевой лавандой, и мгновенно провалилась в бездну. Ее последней осознанной мыслью был саркастичный упрек себе: "Ночь с королевским дознавателем в борделе... Барренс никогда не поверит..."

Сон навалился сразу – тяжелый, как свинцовое одеяло. Но даже в нем не было покоя. Перед ее внутренним взором мелькали образы:

“Большие, кожистые крылья, заслоняющие луну. Не птичьи, а скорее... перепончатые, как у летучей мыши, но огромные.

Клочок пергамента, плавающий в луже крови. Слова "тень на крыле" пылали, как раскаленные угли.

Запах мяты, внезапно сменяющийся сладковато-гнилостным ароматом прошлогодних конфет из ее стола.

Лицо Лориэна, искаженное не страхом, а... изумлением. Его губы шептали: "Такой яркий!"

Тень под Древом Скорби, которая вдруг оживала, вытягиваясь, принимая форму с острыми когтями и горящими угольками глаз. Она тянулась к ней, к Агате...

И Лекс. Он стоял спиной к этой тени, рассматривая клочок пергамента. Его голос звучал эхом: "Любовь – это тень..." И он не видел, как тень заносит над ним коготь...

Агата дернулась во сне, пытаясь закричать, предупредить. Но голос не слушался. Ее тело было тяжелым, прикованным к кровати в "Розовых Грёзах". Тень смеялась беззвучно, ее коготь уже касался плеча Лекса...

Агата проснулась с резким вдохом, как будто вынырнув из ледяной воды. Сердце колотилось, как барабан в руках пьяного гоблина. В комнате царил полумрак. Лавандовый запах подушки смешался с запахом мужского парфюма.

Она резко села, оглядываясь. Вторая половина кровати была смята. На подушке осталась вмятина. А это значит, что она действительно провела ночь в постели с лордом- дознавателем.

— Да после такого, он просто обязан на мне жениться. — пробормотала Агата, осматривая комнату.

Стул был пуст. Плащ Лекса исчез. На столе лежал лишь небольшой свинцовый футляр – тот самый, куда он положил клочок пергамента. И рядом с ним – аккуратно сложенная записка на кусочке дорогой пергаментной бумаги. Почерк был четким, элегантным:

Глава 7.

Кофе гнома-рудокопа оказался не просто крепким – он был словно удар кувалдой. Агата почувствовала, как волосы на голове шевелятся, а сонливость отступает перед яростным приступом бодрости.

“Розовые Грёзы” остались позади вместе с запахом лаванды и слезами Скайлы. Теперь ей хотелось быстрее попасть домой. Срочно требовалось освежиться, переодеться и подготовить арсенал помощнее носового платка.

Дом в Тупиковом переулке встретил ее тишиной и тревожным вилянием длинных ушей Барренса. Помощник выскочил из-за резного комода, едва она переступила порог.

— Госпожа! Вы живы! — запищал он, хватая ее за рукав. — Я так волновался! С утра вас капитан Вальтер ищет! Топает, красный как вареный рак, требует немедленно явиться в управление стражи! Говорит, у него к вам неотложные вопросы по поводу “дохлых клиентов” и “незаконного вскрытия могил”!

Агата скинула плащ на ожившую вешалку, которая тут же зашуршала ветками с неодобрением.

— Вальтер? Уже в курсе про нашу ночную прогулку? — она усмехнулась. — Работает оперативно, когда дело касается сокрытия собственных делишек. А что ты ему сказал?

— Что вас нет! Что вы уехали к тетушке в Сумрачные Топи! На неделю! — Барренс гордо выпрямился. — Я же помню, как вы говорили: если стража лезет с дурацкими вопросами – тетушка в Топях лучшая отмазка. Там связи плохие, проверить нельзя.

— Умница, Барренс! — Агата похлопала его по плечу, заставив уши эльфа задрожать от гордости. — Значит, Буквоед оказался прав. Наш бравый капитан не просто трус и обжора, он еще и паникует. Значит, мы на верном пути. Держи ухо востро. Если Вальтер или его усатые гоблины снова появятся – я у… эльфийского посла! На чаепитии. С малиновым вареньем.

Она стремительно поднялась в свою комнату. Душ был принят в рекордные сроки. Платье с запахом кладбища и борделя полетело в угол. Агата надела практичные кожаные штаны, темную тунику, прочные сапоги и застегнула на поясе кожаный подсумок с несколькими пузырьками и артефактами помощнее любовных зелий. Уходя, Агата наказала Барренсу как можно дольше водить капитана Вальтера за нос. Ей нужна фора. Хотя бы небольшая.

***

Старые доки Дарквуда были похожи на скелет гигантского морского чудовища, брошенного гнить у воды. Полуразрушенные деревянные причалы скрипели на ветру, ржавые цепи болтались, как пустые петли, а воздух был густым коктейлем из запаха гниющей рыбы, тины и чего-то кислого, как прокисшее вино. Туман, более плотный, чем в центре города, цеплялся за развалины складов, превращая их в призрачные очертания. Солнце сюда, казалось, не добиралось никогда.

Агата двигалась осторожно, как тень, используя груды мусора, обломки лодок и покосившиеся ворота складов как укрытие. Ее нюх, обостренный кофе и азартом, вел вглубь доков, к самому краю воды.

Неожиданно из клубов тумана у причала вывалились две массивные фигуры. Агата узнала их и нахмурилась. Только их и не хватало тут. Госпожа Франич и господин Полак. Два тролля-пройдохи, некогда осмелившиеся обмануть её в её брачном агентстве. Оба обратились к Агате с целью найти себе пару. Были представлены друг другу, но затем сговорились: оба написали гневные отказы, заявив о «полном несоответствии характеров», дабы не платить гонорар.

Агата быстро вскрыла подлог. Вдвоем с Барренсом она выставила двух негодяев, спевшихся за ее спиной. Да в догонку облила зельем Эрвинга «Букет Вежливых Извинений». Госпожа Франич, судя по всему, до конца не избавилась от последствий. Ее левый глаз нервно подмигивал, а сама дама бормотала при этом: «Прошу нижайше прощения!»

Увидев Агату, тролли ахнули. Франич яростно заморгала подмигивающим глазом, Полак побледнел под зеленой кожей.

— Госпожа Вересковская! — прохрипела Франич, отступая.

— Неожиданная встреча. Но мы уже уходим… — буркнул Полак, пряча за спину мешок с подозрительно звенящим содержимым.

Агата лишь подняла бровь, пальцы небрежно постукивали по застежке ее кожаного подсумка. Этого было достаточно. Пара троллей развернулась с такой скоростью, что подняли вихрь тумана и ржавой стружки, и умчались прочь, громко топая. Мало ли какие еще «вежливые» или не очень сюрпризы таились в той сумке! Агата усмехнулась. Иногда репутация – лучший аргумент.

— И это они мне будут доказывать, что я плохо делаю свою работу. Вот как спелись… — Агата покачала головой и пошла дальше.

У кромки воды, где ржавые цепи скрипели о сваи, Агата заметила знакомый тщедушный силуэт. Гаррет. Неудачливый гоблин-воришка сидел на скользком камне, сгорбившись, и с удивительным упорством тыкал грязной палкой в огромную, раздувшуюся дохлую рыбину. Ее серая чешуя тускло блестела под рассеянным светом, мертвый глаз стеклянно смотрел в небо.

Агата вздохнула, останавливаясь в шаге от него.

— Опять за своё, Гаррет? – ее голос прозвучал устало. – Ничего умнее не придумал?

Гоблин вздрогнул, едва не уронив палку в зловонную жижу у камней.

— Сижу…никого не трогаю… — буркнул гоблин, утерев сопливый нос рукавом драного пальто. При этом уши его прижались к голове, наглядно демонстрируя, насколько Гаррет был испуган.

Агата покачала головой. Найдя в подсумке медную монетку, кинула ее Гаррету.

— Иди. Поешь у Димитрия гренок с чесноком да выпей клюквенный морс. Простыл тут у воды. Сопли вон распустил.

Гаррет поймал монетку так ловко, будто и не увалень вовсе. И не успела Агата опомниться, как гоблин уже скрылся за ржавой бочкой.

Агата же двинулась дальше, поражаясь тому, что тут мог искать Лориэн? Впереди был только один довольно интересный объект. Остов огромного, давно прогнившего корвета, прозванного “Старым Китом”.

Если Лориэн что-то и искал, то, возможно, там. Агата подкралась к гигантскому корпусу “Кита”. В его боку зияла огромная дыра, словно вход в пещеру. Запах внутри был сильнее. Внутри зияющей дыры царил полумрак. Прогнивший пол под ногами скрипел, словно ворча: «Уйди, глупая!»

Агата, разумеется, проигнорировала предупреждение. Ее интересовал шорох – металлический и подозрительный. И запах. Не просто гниль, а сладковато-химический, как после попытки сварить зелье из просроченных компонентов.

Глава 8.

Агата заглянула внутрь. Осторожно спустилась, следуя за дымкой.

Тусклый свет из дыры падал на груду хлама. Посреди них, спиной к ней, копошилась фигура в темном плаще. Человек? Существо? Он что-то внимательно разглядывал в руках – небольшой предмет, отражавший свет тусклыми бликами. Агата затаила дыхание. Золото? Артефакт?

Она сделала шаг вперед. Под ногой со скрипом поддалась сгнившая доска.

Фигура вздрогнула и резко обернулась. Капюшон скрывал лицо, но Агата увидела руки – не человеческие. Покрытые темной, бугристой кожей, с длинными, острыми когтями. И в этих когтях сжимался не слиток золота, а… странный, изогнутый кристалл, мерцавший тусклым сине-зеленым светом.

— Не двигайся! — крикнула Агата, выхватывая из подсумка небольшой стеклянный шар, наполненный едкой желтой жидкостью. — Положи это! И медленно отойди!

Фигура не ответила. Вместо этого она издала шипящий звук, больше похожий на свист ветра в трубе. А из тени за грудами мусора выплыла вторая фигура. Высокая, худая, с неестественно длинными руками. Но самое ужасное – за ее спиной медленно расправлялись два огромных, кожистых крыла, как у летучей мыши-переростка.

— Мрак! — выругалась Агата, отступая к выходу.

Двое на одну, да еще с таким монстром на поводке… Шар в ее руке был хорош против одного, но не против крылатого кошмара.

Крылатое существо двинулось к ней, не спеша, словно давая почувствовать безвыходность. Его когтистые лапы скребли по полу. Запах гнили усилился, смешиваясь с запахом опасности. Существо в капюшоне замерло, сжимая кристалл.

Агата подняла руку с шаром, готовясь швырнуть его. Крылатый монстр замер на мгновение, его темные, бездонные глаза, казалось, заглядывали ей прямо в душу. Она почувствовала ледяной укол страха.

И в этот момент пространство будто пошатнулось.

Тень у ног крылатого существа вдруг ожила, взметнулась вверх, как черное пламя, и обернулась вокруг его шеи, как удавка. Существо вскрикнуло – резкий, нечеловеческий звук, полный боли и ярости. Оно забилось, пытаясь сорвать теневые оковы, его крылья бешено забили по воздуху, поднимая облако пыли.

Из тени за спиной Агаты, буквально из ниоткуда, шагнул Лександр Блекторн. Его плащ развевался, хотя ветра не было. В одной руке он сжимал короткий стилет с рунами – тот самый, что рыхлил могильную землю. Руны на нем пылали холодным синим огнем. Лицо Лекса было сосредоточенным, а глаза – двумя угольками во мраке.

— Нехорошо, — произнес он ледяным, бархатным тоном, обращаясь к крылатому существу, — нападать на даму. Особенно когда она просит. Еще и вежливо. А это большая редкость, скажу я вам…

Существо в капюшоне метнулось к дыре в корпусе. А тень в последний момент вырвала из его когтистых лап кристалл. Но не удержала. Кристалл упал на пол с глухим стуком, его свет погас. Крылатый монстр, извиваясь в теневых оковах, издал еще один пронзительный вопль и... Начал таять. Его тело потеряло четкость, превращаясь в клубящийся черный дым. Тень сжалась, и дым, будто втянутый в воронку, исчез вместе с ней в полу. Осталась лишь вонь гнили да облако пыли.

А еще тишина. Тяжелая и звенящая.

Агата опустила руку с шаром. Сердце все еще колотилось где-то в горле. Она посмотрела на Лекса, который уже спрятал стилет и подбирал с пола мертвый кристалл.

— Своевременный вход, Буквоед, — выдохнула она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Режиссура – выше всяких похвал. Особенно эффект с появлением. У вас в Призрачном Управлении всех так допрашивают?

Лекс повертел кристалл в пальцах. Он был темным, безжизненным.

— Тень была не для допроса, госпожа Вересковская. Она была для ликвидации угрозы. Но тот кто нам был нужен…— он посмотрел в сторону, куда сбежал человек в плаще, — …увы, ускользнул.

— Но вы знали! — Агата подошла ближе, ее глаза сверкали. — Вы знали, что я пойду в доки! Вы подстроили это? Оставили записку, ушли… чтобы я побежала сюда, как мышка на сыр?

Лекс встретил ее взгляд. В его темных глазах не было ни капли раскаяния, только холодная расчетливость.

— Я знал, что вы не сможете усидеть на месте после разговора с гарпией и Китти. Вы слишком… целеустремлены и суете нос в чужие дела. А мне был нужен кто-то, кто спровоцирует их. И я знал, что буду рядом. Вы были в безопасности. Цель достигнута. Мы нашли то, что искал Лориэн. Или часть этого. — Он поднял кристалл. — И мы узнали, что за этим артефактом охотится не просто убийца, а… культист Теней. Или их слуга. Крылатые твари – их излюбленные гончие.

Агата сжала кулаки. Ее использовали. Чисто, эффективно. И спасли. Чисто, эффективно. Цинизм Лекса был почти восхитителен.

— Культист Теней? — она фыркнула. — Они то в этой истории каким боком? Чего хотят?

— Они хотят власти, госпожа Вересковская, — ответил Лекс, пряча кристалл в складки плаща. Его голос стал жестким. — И этот кристалл… он пахнет древней магией. И смертью. Лориэн нашел нечто очень опасное. И поплатился за это. Теперь очередь за нами понять, что это. И кому оно так нужно. Прежде чем тень на крыле гарпии накроет весь Дарквуд.

Мужчина осмотрелся.

— А теперь, — повернулся он к Агате, — предлагаю покинуть это очаровательное место. Нам нужно обсудить наше дальнейшее напарничество. Учитывая, что вас уже видели культисты, а я – ваш единственный шанс не закончить в яме, как Лориэн. Без стихов, но с таким же безымянным холмиком. Как думаете, меня еще ждет завтрак в “Розовых грезах”?

Агата посмотрела на ржавые развалины, на место, где исчезло крылатое чудище, потом на невозмутимое лицо Лекса.

— Напарники? — Она горько усмехнулась. — Ладно, Буквоед. Надеюсь, у Короны и Короля хватит денег, чтобы оплатить мои услуги. Но учтите: следующий раз, когда вы решите использовать меня как подсадную утку, я потребую процент с добычи. И отдельную комнату в борделе. Тоже хочу тайное логово. Без запаха лаванды. И с видом на кладбище. Для вдохновения.

Она развернулась и пошла прочь от "Старого Кита", чувствуя на спине тяжелый взгляд лорда-дознавателя и холодок кристалла, который мог стоить жизни поэту и свободы гарпии. Игра только начиналась, и ставки стали смертельно высокими.

Глава 9.

Путь на рынок лежал через "Кишковник" – район, где улицы сужались до щелей между домами, а солнце боялось заглядывать даже в полдень. Воздух здесь был густым бульоном из запахов. Здесь пахло дешевой тушенкой из окон, мокрыми камнями и гниющей древесиной. А также вездесущий рыбный душок, который усиливался с каждым шагом на восток.

Тротуары были выложены не плиткой, а слоями грязи, рыбьей чешуи и чего-то неопознанно-скользкого. Агата шла, высоко подняв подол плаща. Лекс шел рядом, его темный плащ сливался с тенями. Он небрежно, как бы невзначай, но эффективно отклонял локтем слишком назойливых попрошаек и "случайно" задевающих Агату прохожих.

Агата мельком взглянула на мужчину и усмехнулась. Королевский дознаватель небось в таком месте впервые. Это ему не столица.

— Чувствуете аромат? Это не просто рыба. Это душа Дарквуда. Прогнившая, соленая и немного с душком разложения. Идеальный букет для романтической прогулки.

— Я предпочитаю запах старого пергамента и стали. Да и свидания устраиваю не в пример лучших местах, чтобы просто знали. Но признаю, местный колорит... незабываем.

Рыбный рынок открылся внезапно. Шум, гвалт и запах обрушились внезапно.

Визг чаек, переходящий в истерику. Рев торговцев, перекрикивающих друг друга и чаек. Грохот телег по булыжникам. Проклятия рыбаков, разгружающих сети с уловом, больше похожим на кошмар глубоководья: что-то с слишком большими зубами и слишком маленькими глазами.

На прилавках виднелись горы льда, тающего в кроваво-розовую жижу. Столы, заваленные серебристой, извивающейся живностью, гигантскими моллюсками с перламутровым блеском, и чем-то неопознанным, покрытым шипами и слизью. Русалки с чешуйчатыми хвостами, завёрнутыми во влажные мешки, торговали "свежайшими водорослями для гурманов" – их грудные плавники служили живой рекламой. Гоблины в забрызганных фартуках ловко потрошили рыбу длинными ножами, их гоготали во всю глотку.

Агата поморщилась. Ее необычный тонкий нюх служил и даром и проклятием. Здесь, на рынке девушка ощутила всю палитру запахов. Но это был не один запах, а слоеный пирог. Верхний слой – резкая солёная свежесть моря. Средний – сладковатая гниль и йод. Нижний, самый стойкий – запах тысяч рыбьих тел, теплой крови и разложения. Воздух висел влажной, соленой пеленой, въедаясь в одежду и волосы.

Агата прижала неизменный шарф к носу и махнула Лексу рукой, указывая на одинокое дерево.

Оно стояло на краю рынка, у входа в особенно грязный переулок. Это был исполинский, давно мертвый дуб. Его ствол был покрыт язвами гнили, а скелетные ветви тянулись к небу. Название он получил не за речь, а за постоянный, скрипучий стон, который издавал на ветру – звук трущихся друг о друга мертвых сучьев. У его основания, почти скрытая кучей пустых ящиков, притулилась крошечная лавчонка. Кривая вывеска гласила: "Гн. Бранн. Раритеты и Диковинки Моря. Таксидермия". Над дверью болталось чучело не то морской совы, не то какой ящерицы, покрытое пылью и паутиной.

Колокольчик над дверью прозвенел хрипло, будто простуженный. Открыв дверь, Лекс зашел первым, опытным взглядом осматривая помещение. И хоть лавка была маленькая, но оказалась битком набита. Витрины и полки ломились от "раритетов": засушенные щупальца, глаза неведомых чудовищ в банках с мутной жидкостью, странные раковины, кораллы ядовитых цветов, карты сомнительной точности, ржавые абордажные крюки.

За грязным прилавком, освещенный тусклой лампой с зеленым абажуром, сидел сам хозяин. Человек-крыса: маленький, сутулый, с острым носом, быстрыми, бегающими глазками и редкими седыми волосами. Его пальцы были испачканы чернилами. На нем был потертый бархатный пиджак, некогда дорогой, а теперь лоснящийся на локтях. Увидев посетителей, особенно Лекса в его безупречно мрачном облачении, Бранн не выразил радости. Его лицо скривилось в подобие улыбки, больше похожее на гримасу боли.

— Госпожа Вересковская! Какая... неожиданная честь. И... компаньон? Чем могу услужить? Ищете амулет для новой пары? Или может, вам нужен любовный эликсир? А… вашему избраннику требуется что-то особенное? — его взгляд метнулся к Лексу, полный немого вопроса и тревоги.

Агата указала на Лекса жестом, полным сарказма.

— О, не обращай внимания, Бранн. Это не избранник, это просто моя тень. Ходячая, и, к сожалению, говорящая. А насчет услуг... Нам нужно поговорить о твоем последнем клиенте. Один поэт, немного мертвый. Лориэн Даль’Вейн. Он заходил к тебе незадолго до того, как его нашли со свернутой шеей и стихом о гарпиях в руке. Припоминаешь такого?

Бранн побледнел так, что стал похож на вымоченную в уксусе рыбу. Его рука непроизвольно потянулась к ящику под прилавком. Но взглянув на мрачные лица посетителей, артефактор замер. Его пальцы, только что нервно перебиравшие край фартука, сжались в кулаки. Глаза-бусинки метались между Агатой и мрачной фигурой Лекса, как мышь между двумя кошками.

— Лориэн? — голос артефактора предательски дрогнул, выдавая страх сильнее слов. — Мало ли поэтов шатается по рынку. Искал вдохновения, наверное... или дешевой наживы... — он попытался усмехнуться, получился лишь болезненный оскал. — Ничего особенного он не приносил! Честное купеческое! Старую ракушку, что шепчет глупости да карту сомнительную. Я ему пару серебряников сунул и выпроводил! Не люблю я этих мечтателей, вечно проблемы...

Он говорил слишком быстро, слишком громко, пытаясь заглушить собственный страх. Его рука снова потянулась к ящику под прилавком – неосторожно, отчаянно.

— Господин Бранн, — голос Лекса прозвучал мягко, но настойчиво. — Не надо. Покажите, что он вам дал. Или рассказал. И это останется между нами.

Артефактор заколебался. Жадность боролась со страхом в его жалкой душе. Взгляд упал на три золотые монеты, которые Лекс аккуратно положил на прилавок. Золото тускло блеснуло в свете зеленой лампы. Бранн облизал пересохшие губы.

— Ну... может... — он начал, наклоняясь, чтобы рассмотреть монеты поближе. — Он говорил о каком-то... мерцающем осколке... Нашел его в трюме "Старого Кита", в тайнике контрабандистов. Думал, это самоцвет редкий, а оно, видите ли, оказалось...

Глава 10.

Тени вокруг них сгустились и за мгновение до того, как Агата возмутилась или как толпа народных мстителей ворвалась в проулок, мир провалился в темноту.

Агата ощутила жуткое давление, будто тролль опустился на нее всем своим весом. Через секунду она почувствовала, как тиски слабеют и упала на колени в переулке за три улицы от рынка.

— Мрак тебя дери, Блекторн! ЧТО ЭТО БЫЛО?! Прыжок сквозь глотку спящего дракона?! Или ты решил сэкономить на карете, устроив мне экскурсию по кишкам мироздания?!– Агата резко замолчала, почувствовав, как ее желудок готовится исторгнуть тот скудный завтрак, что она проглотила в борделе.

— Короткий путь. — хоть голос Лекса и был спокойным, но его лицо сделалось бледным. Он стоял рядом, прислонившись к кирпичной стене. Мужчина дышал чуть глубже обычного, а пальцы в перчатках слегка дрожали, сжимая рукоять скрытого оружия.— Наиболее эффективный в данных... обстоятельствах.

– Эффективный?! – Агата вскочила, ее закружившаяся голова протестовала, но ярость подпитывала силы. – Эффективно – это предупредить! "Агатушка, сейчас будет неприятно, как проглотить ежа задом наперед!" А не тащить сквозь адскую мясорубку без спросу!

— Вы бы согласились?

— НЕТ!

— Вот и ответ.

Агата сжала зубы от злости и ничего не сказав, просто ткнула Лекса кулачком в плечо. От этого действия мужчина вдруг стал заваливаться на бок. Девушка вовремя успела схватить его за плащ и потянула на себя. Удивительно, что Лекс не сопротивлялся. Сил у него на это не осталось совсем.

— Эта твоя... теневая возня... она тебя высасывает! Говори, искатель приключений, ты хоть жив?

Лекс отстранился от стены, выпрямился с видимым усилием, маскируя слабость под привычной невозмутимостью. Его тень на стене казалась плотнее, тяжелее обычного.

– Жив, – констатировал он сухо. – Но нам нельзя здесь задерживаться. Рынок закипит, как котел ведьмы, когда новость о Бранне разойдется. Вальтер не упустит шанса повесить на вас еще одно тело. Нам нужно убежище. Близкое.

Агата оглядела грязный переулок. Вариантов было немного. Ее агентство – ловушка. Таверна Димитрия – слишком очевидна. В голове мелькнул образ розовых обоев и запах дешевой лаванды.

– "Розовые Грёзы", – выдохнула она без энтузиазма. – Ближе только канава. И Китти, наверное, уже звонит в колокольчик по поводу неуплаченного счета за ночь. Но ладно... Лучше гномье кофе чем тюремный хлеб. Идем, Тень Ходячая. Только попробуй еще раз меня "эффективно" переместить – испытаешь на себе мое новое зелье "Вечный Зуд в Неудобном Месте".

Они шли короткими переулками, Агата – бодро, но с подкашивающимися от слабости ногами, Лекс – с подчеркнутой грацией, скрывающей шаткость.

К борделю они подошли с черного хода. Ждать пришлось долго. Мадам Китти открыла двери и недовольно глянула на Агату. Но увидев за ее спиной бледного Лекса, смягчилась.

– Опять вы? – прохрипела она, впуская их в коридор. – И опять в таком виде? Вы же пугаете клиентов! Комната на третьем свободна. И без шума! Последний счет придет позже.

Комната была прежней: крошечной, душной, с кроватью и розовыми обоями, на которых пятна сырости складывались в неприличные узоры. Агата плюхнулась на стул, скинув плащ с видом человека, сражавшегося с болотным троллем и проигравшего. Лекс осторожно опустился на кровать, сняв плащ. В тусклом свете его бледность была еще заметнее. Темные круги под глазами казались синяками.

– Ладно, Буквоед, – начала Агата, глядя на потолок, где паук плел паутину, похожую на карту хаоса. – Отбросим мои личные обиды на твой... транспортный сервис. Что это был за цирк с тенями? И почему ты дрожишь, как старый пергамент на сквозняке? Говори.

Лекс вздохнул. Звук был похож на шелест страниц. Он снял лишь одну перчатку. Его пальцы были длинными, изящными, но сейчас они слегка дрожали.

– Манипуляция тенями, – произнес он тихо, как будто говорить громче ему было физически больно. – Не просто трюк. Это... заимствование. У самой сути небытия. Плата – часть жизненной силы. Чем сложнее действие, тем выше цена. Прыжок... был необходим. Но он... затратен.

Агата присвистнула.

– Значит, ты не просто королевский ищейка, а еще и дорогостоящая теневая игрушка. Замечательно. И кто же так щедро платит за твои фокусы? Корона? Или что-то потемнее?

– Цель оправдывает средства, – уклончиво ответил Лекс, его взгляд упал на его плащ, где лежал свинцовый футляр. – То, что нашел Лориэн... Это фрагмент "Сердца Мглы". Артефакта, способного открыть Врата Теней. Портала в измерение чистого уничтожения. Культ, который стоит за убийствами... они охотятся за этими фрагментами. Чтобы вернуть силу Теней в этот мир. И Дарквуд – станет первой жертвой.

Агата почувствовала, как по спине пробежали ледяные мурашки, несмотря на духоту комнаты. Ее сарказм на миг угас, сменившись леденящим осознанием.

– Врата Теней. – повторила она. – Звучит как название дешевого романа ужасов. Но если это правда... Тогда Лориэн нашел не золото, а билет на тот свет. Для всех нас. А Скайла... – Она вспомнила печальные глаза гарпии. – Он хотел купить ее свободу этим камушком. Романтичный идиот. Но он верил в свою гарпию. И это единственное светлое пятно во всей этой мрачной истории.

Лекс осторожно достал свинцовый футляр и открыл его. Тусклый сине-зеленый кристалл лежал на темном бархате, как застывшая слеза. В комнате борделя он выглядел особенно чужеродным, как клык чудовища на кружевной подушке.

– Надо понять, как он работает, – прошептал Лекс. – И связан ли с другими частями.

Он не стал прикасаться голой рукой. Вместо этого он медленно провел над кристаллом ладонью, концентрируясь. Тени в углу комнаты сгустились, потянулись к нему, как железные опилки к магниту. Кристалл откликнулся. Его тусклый свет едва заметно вспыхнул, а затем погас. Но Агата почувствовала – не увидела, а именно почувствовала – слабую, едва уловимую пульсацию. Холодную. Тянущую. Как зов с того света.

Глава 11.

Лекс лежал на кровати всё в той же позе. Но вот глаза его были закрыты, а дыхание сделалось поверхностным.

— Эй, Тень Ходячая, ты что, прихватил сувенир из лавки Бранна?! – Агата кинулась к кровати и подняла руку безжизненного дознавателя Теней. На боку, чуть выше бедра, расползалось мокрое пятно. Не грязь. Слишком темное, слишком густое. И слишком быстро растущее.

Лекс с трудом открыл глаза. Медленно повернулся. Его лицо было бледнее обычного, а в глазах плавала усталость и что-то вроде... досады?

– Несущественно, – отрезал он, пытаясь вновь закрыть глаза. – Пустяковая царапина. Последствия... спешного отбытия.

– Царапина? – сарказм Агаты сменился холодной яростью. – Да из тебя течет, как из дырявой бочки в таверне Димитрия после загула! Какого мрака ты молчал?! Думал, дотащимся, а там само заживет?

Она не стала ждать ответа. Резким движением отодвинула его руку и приподняла край камзола. Под тканью открылся глубокий, неровный разрез. Всё же арбалетный болт достал его. Кровь сочилась, окрашивая рубашку в мрачный багрянец.

– Мрак тебя побери! – вырвалось у Агаты. Она оглядела комнату. Ни зелий, ни бинтов. Всё осталось в агентстве. – Ну что, королевский ищейка? Где твой волшебный сундучок с бальзамами? Спрятан в складках пространства? Или будем отрывать кружева от этих кошмарных подушек?

Сорвав с себя шейный платок – некогда изящный, теперь спасший ее от рыбьей вони на рынке – она смочила его водой из кувшина и приступила к делу. Движения были резкими, но точными: очистка краев раны, давление тканью. Лекс не издал ни звука, только мышцы на животе напряглись, как тетива лука, а взгляд, темный и тяжелый, уткнулся в потолок.

– Ты... удивительно компетентна в полевой хирургии, – процедил он сквозь стиснутые зубы, когда она туго затянула платок вокруг его талии, создав примитивную, но эффективную повязку. Сам того не ожидая, Лекс перешел с Агатой на «ты». Трудно выкать человеку, что пытается заштопать тебе рану, сидя на кровати в борделе.

– Жизнь в Дарквуде – лучший учитель, – буркнула Агата, отводя взгляд. Ее пальцы, только что уверенные, слегка дрогнули, коснувшись его горячей кожи под повязкой. – Особенно когда твои клиенты решают выяснять отношения не словами, а чем-то острым. После пары таких «свиданий» научишься зашивать раны быстрее, чем гоблин ворует кошельки. Только молчи. Репутация «Доброго Эльфа» и так хромает, не надо слухов, что я еще и цирюльник.

Оставаться в борделе было нельзя. Кровь на платке, бледный дознаватель на кровати – слишком подозрительно даже для «Розовых Грёз». Требовалось срочно добраться до агентства и там уж зашить дырку в боку.

Агата помогла Лексу надеть камзол и плащ, тщательно запахнув его, чтобы скрыть повязку. Он шагал, опираясь на ее плечо, каждый шаг давался с видимым усилием. Его теневая мощь была недоступна; цена за прыжок и сдерживание раны оказалась слишком высокой.

Парочка вышла незаметно, через черный ход. Мадам Китти сильно удивится. Но Лекс оставил на кровати достаточно монет, чтобы мадам не задавала лишних вопросов и не позвала стражников.

Дорога до Тупикового переулка превратилась в кошмарную полосу препятствий. Агата вела Лекса переулками. Она сворачивала в арки, пряталась за грудами мусора, чувствуя, как хватка Лекса на ее плече становится всё железнее, как его дыхание сбивается от боли. Он молчал, стиснув зубы.

– Держись, Буквоед, – шипела она, втягивая его в подворотню, мимо которой прошли двое стражников. – Если грохнешься сейчас, я тебя прикончу сама. Меньше мороки. Представляешь заголовки утренних газет? «Брачница прирезала королевского дознавателя на помойке из милосердия». Испортишь мне карьеру.

Он хрипло кашлянул, подобие смеха, но не ответил. Его вес на ее плече становился всё ощутимее.

Внезапно мрак переулка рассек фонарь патруля. Сердце Агаты упало в сапоги. Лекс, бледный как смерть, едва держался на ногах – бежать было нельзя. Инстинкт сработал быстрее мысли. Она резко свернула к глухой стене ближайшего дома, вжавшись спиной в холодный камень. Прижала к себе Лекса, загораживаясь от света. Вес мужчины навалился на нее.

– Не двигайся, – прошептала она, обвивая его шею руками, стараясь выглядеть томно. Ее пальцы дрожали. – Влюбленные. Просто… влюбленные.

Шаги приблизились. Двое стражников, грубые рожи расплылись в ухмылках при виде «парочки».

– Ого, какие страсти в закоулках! – гаркнул один, тыкая факелом почти в лицо Агате. Она зажмурилась, притворно прижимаясь щекой к груди Лекса, чувствуя под тонкой тканью его учащенное сердцебиение.

“Только бы он не кинулся в драку! И так еле стоит!”

– Хе-хе, парень, не перетрудись! – заржал второй стражник. – А то смотри, красотка твоя сбежит к тому, у кого силы побольше!

Сердце Агаты колотилось, как пойманная птица. Они смеялись, отпускали похабные шутки. Надо было убедительнее! Она подняла на Лекса полный взгляд, надеясь предупредить его, чтобы не вмешивался. Но наткнулась на его взгляд, как обычно острый и холодный. Однако сейчас в мужском взгляде было что-то необъяснимое.

Он медленно склонился, дыхание коснулось ее губ – теплое, вопреки всей его ледяной бледности.

И поцеловал.

Нежно. Но властно. Губы его были сухими, настойчивыми. Агата остолбенела. Весь мир сузился до этого касания. И не было дела уже до грубого смеха стражников, до ее собственного оглушительного сердцебиения в ушах. Жар волной хлынул в щеки, сжигая стыдом и… чем-то еще, острым и непонятным. Она забыла, как вообще люди дышат. Руки ее бессильно повисли на его плечах.

– Ладно, любухи, не задерживайтесь. Ночь на дворе! – фыркнул стражник, и шаги затихли вдали.

Лекс оторвался так же внезапно, как начал. Его глаза снова стали непроницаемыми, но в них мелькнуло что-то – усталость? Ирония? Агата отпрянула, как ошпаренная, губы горели. Она ткнула его в грудь, смущение вылилось в ярость.

– Никогда… не делай так снова!

Лекс лишь едва заметно поднял бровь. Казалось, он хотел сказать что-то саркастичное, привычное, но вместо слов из груди вырвался сдавленный хрип. Весь его вес внезапно обрушился на Агату. Он сползал по стене, глаза закатывались, оставляя лишь белесые щелки.

Глава 12.

Добравшись до агентства «Добрый Эльф», Агата едва не выбила дверь плечом. Она втолкнула Лекса внутрь, чуть не сбив с ног Барренса. Эльф-помощник вскрикнул, увидев их:

– Госпожа! Лорд-дознаватель! Тени и звёзды! Вы... Вы в ужасном виде! Вас везде ищут! Капитан Вальтер...

– Знаю, Барренс, знаю, – перебила Агата, усаживая Лекса в ее рабочее кресло. Он опустился с тихим стоном. – Ищет, как гончая тухлую селедку. Мы спрячемся наверху, в моей комнате. Принеси туда воды. Чистой. И тряпок. И... что-нибудь крепче воды. Если есть. Да! И расплатись с господином Крыжичем. Он на ступеньках агентства ждет. – Она бросила взгляд на Лекса. Он сидел, откинув голову на спинку кресла, глаза закрыты, лицо восковое.

Барренс метнулся, как испуганный кролик. Пока Агата помогала Лексу дойти до комнаты на втором этаже, эльф вернулся с кувшином, чистыми полотнами и... пузатой бутылью с жидкостью цвета болотной тины.

– Вода, тряпки... и «Дух Горного Дракона» от Димитрия, – запищал он. – Говорит, обеззараживает и поднимает мертвых. Может, поможет?

Агата фыркнула, но взяла бутыль. Для наружного применения сгодится. Отослав помощника, девушка закрыла дверь на засов и взглянула на мужчину. А тот едва стоял на ногах, но все же мог оглядываться и рассматривать комнату Агаты с едва скрываемым удивлением.

Комната была просторной и чистой, но совершенно неожиданной. Стены, выкрашенные в мягкий пыльно-голубой цвет, напоминали предрассветное небо. У стены стояла не просто кровать, а широкая кровать с резным деревянным изголовьем, укрытая лоскутным покрывалом в пастельных тонах – розовом, лимонном, мятном. Подушки были пухлыми, приглашающими. Большой письменный стол из светлого дерева был завален не только папками, но и... коллекцией странных минералов, окаменелостями причудливых форм и крошечными, искусно выполненными моделями астрономических приборов из латуни. Несколько книжных полок громоздились бастионами знаний, но это были не дешевые романы или справочники по брачным контрактам. Старинные тома в потертом бархате и потрескавшейся коже с золотым тиснением: «Хроники Небесных Сфер» Элтариона, «Трактат о Сущности Эфира», «Утраченные Карты Древней Аэндории». На самой видной полке, рядом с потрепанным учебником алхимии, лежала истончившаяся от чтения элбфийсий роман в изящном переплете, заложенная шелковой лентой цвета лаванды.

На стене висела карта Дарквуда, а рядом – небольшое, но потрясающе тонкой работы овальное зеркало в серебряной раме, отражавшее хрупкость, которую Агата так тщательно прятала за броней сарказма.

На столе, среди папок и кристаллов, стояла крошечная фарфоровая статуэтка танцующей нимфы с отбитым пальчиком – трогательно нелепая. Рядом валялся старый, но безупречно чистый кинжал в ножнах из кожи рептилии (реальность Дарквуда). Под большим увеличительным стеклом с трещиной лежала засушенная роза, лепестки которой давно побурели, но сохранили след былого бархата – символ давно похороненных надежд.

– Не ожидали такого от хозяйки «Доброго Эльфа»? – процедила Агата, помогая Лексу сесть на край кровати. Ее голос звучал устало, но без привычной колкости. – Расслабьтесь, королевский буквоед, я не собираюсь вас соблазнять охапкой иссопа или пыльным фолиантом. Хотя последнее, возможно, было бы эффективнее. – Она взяла кувшин и начала смачивать тряпку.

Лекс, превозмогая боль, усмехнулся. Его аналитический взгляд, притупленный страданием, все равно улавливал детали. Карта. Книги по древней астрономии и теоретической магии, а не по приворотным ритуалам. На столе, среди бумаг и камней, лежал странный предмет: изящный, но явно недоделанный бронзовый компас, стрелки которого замерли, указывая на несуществующие созвездия. Его пальцы, все еще бледные, непроизвольно потянулись к ближайшему фолианту – «Опыты с Эфирными Токами» некоего Мастера Терона.

– «Добрый Эльф»… – начал он тихо, его голос был хриплым, но любопытство пробивалось сквозь боль. – Ирония названия… или напоминание? Ты не похожа на типичную… брачницу. – Он кивнул на карту и компас. – Это не маршруты для романтических прогулок. И не инструмент для поиска женихов.

Агата отвела взгляд. Она аккуратно, но решительно начала снимать его камзол и расстёгивать окровавленную рубашку, обнажая повязку. Кровь снова просочилась. Ее движения были профессиональными, но когда пальцы коснулись его горячей кожи, чтобы сдвинуть ткань, она почувствовала, как его мышцы напряглись под ее прикосновением, а ее собственное дыхание на миг сбилось.

– «Добрый Эльф» – это не про меня, – сказала она наконец, ее голос потерял сарказм, став плоским, как страница старой книги. Она смочила тряпку водой, а потом решительно плеснула на нее «Духа Дракона». Резкий, травянисто-жгучий запах заполнил комнату. – Это было его агентство. Моего наставника. Аргоса. Настоящего эльфа-звездочёта, который верил, что даже в Дарквуде можно найти искру настоящего чувства. И что звёзды говорят правду. Глупец. – Она приложила пропитанную тряпку к ране. Лекс резко втянул воздух, его тело выгнулось. Агата инстинктивно прижала ладонь к его груди, чувствуя под кожей бешеный стук сердца и жар. – Держись. Это больно, но необходимо. – Она не отводила руку, пока не убедилась, что он снова контролирует дыхание. Её пальцы лежали на его груди дольше, чем нужно. – Он подобрал меня… лет двадцать назад. Безродную воришку с Рыбного рынка. Научил читать, писать, разбираться в людях. И… в звёздах. – Она кивнула на книги и карту, продолжая аккуратно промывать рану, её движения стали чуть мягче. – Он мечтал исследовать Западные Пустоши, искать забытые артефакты Золотого Века. Но содержать агентство было проще. «Пока не накопим», – говорил он. А потом… – Она сделала паузу, тряпка замерла над раной. Её взгляд скользнул по незаконченному компасу. – Потом его убили. Из-за какой-то глупой любовной аферы, в которую он полез, пытаясь «помочь». Доверился не тем. Лицо было изуродовано. С трудом опознали…

Лекс смотрел на неё, не отрываясь. Боль от раны как будто отступила перед тяжестью её рассказа и... близостью. Он видел не циничную брачницу, а девушку с потухшими глазами, несущую груз чужой мечты, чьи пальцы, такие уверенные и нежные на его ране, выдавали дрожь, когда она говорила об Аргосе.

Глава 13.

Тишину в комнате нарушало лишь тяжелое, прерывистое дыхание Лекса. Агата погасила лампу, оставив лишь тусклый ночник у кровати – старый фонарик Аргоса в виде светлячка, заправляемый болотным газом. Его мягкое зеленоватое сияние выхватывало из полумрака пыльные корешки книг, серебряную оправу зеркала и бледное, осунувшееся лицо дознавателя на ее подушке.

Он лежал на спине, стараясь не двигаться. Повязка, белеющая под расстегнутой рубашкой, казалась островком хрупкого спокойствия в море боли. Агата устроилась в кресле у кровати, подложив под себя грубый плед из сундука. Книга эльфийской лирики лежала у нее на коленях, но слова расплывались перед глазами. Вместо стихов о любви она рассматривала бледное лицо Лекса.

Первые часы прошли в тревожном полубодрствовании. Она меняла прохладные компрессы на лбу впавшего в небытие мужчины, смачивала губы водой. Прикосновения к его горячей коже, к твердой линии челюсти, к влажным от пота вискам – все это было необходимостью. Но с каждым разом ее пальцы задерживались чуть дольше, чем требовалось. Она ловила себя на том, как изучает рельеф его плеч под тонкой рубашкой, как отмечает густоту ресниц, отбрасывающих тени на щеки.

“А я ведь ценитель мужской красоты по долгу службы”, – язвительно напомнила она себе, но оправдание звучало фальшиво. В нем была сила, даже в беспомощности, какая-то магнетическая грубость, смешанная с уязвимостью, что будило в ней что-то глубинное, давно забытое и намертво запертое.

Глубокой ночью жар усилился. Лекс застонал, зашевелился. Агата вскочила, прижала ладонь к его щеке – кожа пылала. Она смочила тряпку в прохладной воде с каплей «Духа Горного Дракона» и приложила ко лбу.

– Прохладно… – прошептал он, не открывая глаз, голос чуждый, лишенный иронии. – Как… в саду у фонтана… Лина…

“Лина? “

Имя прозвучало с нежностью, от которой у Агаты невольно сжалось сердце, но следом пришла колючая ревность.

– Тссс, Буквоед. Спи, – успокоила Агата.

Но бред набирал силу. Лекс повернулся, лицо исказила гримаса не только физической боли.

– Нет… Не верь им… – Его пальцы впились в простыню. – Тени… везде тени… Предатель… Но клянусь, Лина… не я… не мог… – Дыхание стало рваным, прерывистым. Капли пота скатывались по вискам. – Леди Эйрин… она знает… Доказательства…там…

Агата осторожно взяла его горячую руку, пытаясь успокоить. Его пальцы тут же сомкнулись вокруг ее запястья, крепко, почти больно. Жар от его ладони прошел по ее руке, как искры, разливаясь теплом по всему телу. Она замерла, не в силах и не желая вырваться. Его боль, его страх, его темные тайны – все это вдруг стало осязаемым, близким, и это близость странным образом манила, как огонь мотылька.

— Кто они, Лекс? – прошептала она, наклоняясь ближе, чтобы лучше слышать его хриплое дыхание. Ее губы оказались в сантиметрах от его виска. Она ощущала жар, исходящий от него, смешанный с запахом кожи, пота и горьковатого зелья. Что-то внутри нее дрогнуло и потянулось к этому теплу, к этой опасной близости.

— Лина… прости… – вырвалось у него с такой щемящей тоской, что у Агаты перехватило дыхание. Его рука потянула ее слабо, но неумолимо. — Не уходи… так холодно без тебя…

И прежде чем она успела опомниться, осознать безумие происходящего, его горячие губы нашли уголок ее рта. Поцелуй был неожиданным, жгучим, влажным от лихорадки и соленым от пота. Неистовым. В нем была отчаянная потребность и невысказанная мука.

Агата ахнула, не отстраняясь. Шок сменился вспышкой чистейшего влечения. Его жар стал ее жаром, его тяжелое дыхание слилось с ее учащенным. Ее рука сама потянулась, коснулась его щеки, пальцы вцепились в волосы у виска. Она ответила на поцелуй – сначала нежно, а потом с нарастающей страстью, забыв про рану, про опасность, про глупость ситуации. В мире остались только его губы, его жар, его сильная рука на ее спине, прижимающая ее ближе, и огонь, разгоравшийся в ее собственном теле. Запертое воспитанием и страхом, влечение прорвалось плотиной, затопив ее волной тепла и пугающей сладости.

Но следующий шепот, горячий и прерывистый прямо в ее губы, обжег сильнее лихорадки:

– Люблю… Лина… только тебя…

Слова подействовали на нее как ведро ледяной воды. Агата рванулась назад, словно ее ударили. Страсть мгновенно сменилась леденящим стыдом и жгучей обидой. “Люблю… Лина…”

Он не видел Агату. Он целовал призрака. Ее первый за долгие годы порыв подлинного желания был ошибкой, подменой.

– Мерзавец… – выдохнула она, но в голосе не было силы, только сдавленное рыдание, подступающее к горлу. Она резко вытерла губы тыльной стороной ладони, стирая следы чужой страсти, чужой любви. Любовь – это роскошь для глупцов и смертный приговор… Слова Аргоса прозвучали как приговор ей самой. Она была глупцом. На миг.

Отвернувшись к окну, она глотнула холодного воздуха. Где-то внизу она услышала окрик стражи. И это вернуло ее в реальность. Она сжала кулаки, глотая ком обиды. Нет. Никаких сантиментов. Утром – посол. Это ее шанс. А сидеть и пережевывать унижение ночи – ниже ее достоинства. Влечение было ошибкой. Его поцелуй – ошибкой. Больше ошибок не будет.

Остаток ночи она провела в кресле, как каменная. Бред Лекса стих. Она смотрела на его профиль в зеленоватом свете – сильный, резкий, отмеченный властью и болью. И теперь – еще и воспоминанием о том поцелуе. Жар под кожей, вспыхнувший тогда, не угас полностью. Он тлел где-то глубоко, смешанный с горечью и обидой, создавая странное, опасное напряжение.

“Кто ты, Лекс? И кто для тебя Лина?”

Вопросы жгли, но она гнала их прочь. Не ее дело. Не сейчас.

Когда рассвело, Агата встала. Тело ныло, но разум был холоден и решителен. Потом подошла к зеркалу в серебряной раме. Сегодня она должна была быть безупречной. Не сиделкой. Не обманутой дурочкой. Хозяйкой брачного агентства «Добрый Эльф».

Из сундука она извлекла платье лесной зелени – подарок Аргоса на совершеннолетие. Рукава-фонарики, строгий воротник, тонкий пояс. «Для особых случаев». Она надела его. Ткань мягко облегала бедра, подчеркивая талию. Волосы забрала в безупречный узел. Сурьма подчеркнула разрез глаз, легкий румянец скрыл бледность. Серьги-капельки. Она осмотрела себя. Холодная, прекрасная, недоступная. “Броня. Щит. Никаких следов ночной слабости”.

Глава 14.

Дорога к эльфийскому посольству пролегала через кварталы, где проживали более-менее успешные горожане. Верхушка знати. Верхний город — так называли эти районы. Дома здесь были богаче, заборы выше.

Дарквуд всегда стоял особняком. Был окружен от всего остального королевства Ларгоим болотами и лесами. О том, как живется в городах получше и почище Дарквуда, Агата не знала. Знала лишь, что нечисть там не жаловали. Люди отвоевали себе территорию и согнали нелюдей сюда, в болотистые местности. Но даже среди магической нечисти были те, кто считал, что выше других. Они правили Дарквудом, одним из последних оплотов нелюдей. Королева Венифер, прозванная Кроткой, была милостива. С войсками не лезла, торговать с людьми не запрещала, налоги драла, но терпимо.

И даже среди нечисти эльфы держались особняком. В распри с людьми не встревали. Не потому, что боялись проиграть. Потому, что считали ниже своего достоинства. Их правящие кланы увели своих соплеменников в места получше, чем Дарквуд. Но посольства кланы высылали. И, как думала сама Агата, только с целью добыть сплетен и тем самым развлекать правящую верхушку. Иных причин, зачем в Дарквуде было эльфийское посольство, Агата не видела.

Здание посольства, изящный, из белого камня дом, поросший серебристым плющом, казался чужеродным островом среди мрачных особняков знати. Когда нанятый экипаж остановился, Агата вышла, гордо выпрямив спину в своем зеленом платье, чувствуя на себе взгляд Лекса — тот самый, восхищенный и оценивающий, который заставлял кровь приливать к щекам. Его рука под ее локтем была твердой опорой, а случайное касание пальцев при ходьбе посылало по ее коже едва уловимые искры. Но сейчас им обоим требовалась холодная голова.

Их встретили в атриуме, залитом светом, проникавшим сквозь высокие витражи. Воздух был напоен ароматом незнакомых цветов и чего-то древнего. Но долго рассматривать обстановку им не дали. Приняли плащи и оружие и проводили в малую столовую, где они и увидели пригласившего их эльфа.

Посол, Тэлион Даль’Вейн, восседал на изысканном кресле из светлого дерева. Он был воплощением эльфийской аристократии: высокий, худощавый, с чертами лица, будто высеченными из мрамора, и длинными, серебристо-белыми волосами, собранными в строгий узел. Его глаза, цвета зимнего неба, скользнули по ним, как по случайным соринкам, занесенным ветром в его безупречный мир.

— Госпожа Вересковская. Лорд Блекторн, — произнес он. Голос был мелодичным, но лишенным тепла, как звон хрустального колокольчика. Он предложил гостям сесть. — Благодарю, что откликнулись на мое… приглашение. Хотя обстоятельства, надо признать, более чем сомнительны.

Агата почувствовала, как Лекс напрягся рядом. Она сама ощутила укол раздражения. Он знал титул Лекса, но обращался с ним как со слугой.

На столе появились изящные чашки и различные булочки. Агата сидела в напряжении. Если сейчас вместе с чаем вынесут малиновое варенье, то… Нет, девушка постаралась взять себя в руки. Просто совпадение.

— Обстоятельства, ваше превосходительство, — парировала Агата, стараясь сохранить холодную вежливость, — таковы, что мы предпочли бы избежать встречи со стражей капитана Вальтера. Ваше приглашение было… своевременным.

Тэлион едва заметно улыбнулся, уголки его тонких губ приподнялись в выражении, больше похожем на брезгливость.

— Капитан Вальтер выполняет свой долг. Дарквуд — змеиное гнездо. Служить порядку — дело благородное. Но, к сожалению, к капитану это не относится. Он служит лишь себе и подчиняется бургомистру. Потому… Если вы рассчитывали на мое покровительство, госпожа Вересковская, то вынужден вас огорчить. Влияния на городскую стражу я не имею. Как и не имею желания влиять на нее. А насчет своевременности… — Он отпил из крошечной фарфоровой чашки. Аромат эльфийского чая, тонкий и сложный, разлился в воздухе. — Я глубоко огорчен кончиной моего кузена, Лориэна. Его увлечение этим городом и его… обитателями, — его взгляд скользнул по Агате с едва скрываемым презрением, — всегда было источником беспокойства для семьи. Его поэзия… романтична, но наивна. А смерть у трактира… — Он поставил чашку с тихим стуком. — Это пятно. На его репутации. На репутации нашего рода.

Агата увидела перед собой Лориэна — его восторженные глаза, его веру в красоту, его последний испуганный взгляд. Слышала его стихи, которые он читал ей в агентстве, не о пятне, а о свете в темноте. Ярость вспыхнула в ней, горячая и неудержимая, сметая осторожность и холодную маску. Циничная брачница исчезла, осталась только девушка, для которой смерть поэта стала не «пятном», а трагедией.

— Пятно? — Голос Агаты прозвучал резко, как удар хлыста, нарушив утонченную тишину комнаты. Она поддалась вперед, отбросив осторожность. — Ваш кузен, ваше превосходительство, был единственным светлым существом в этой клоаке! Он видел красоту там, где другие видят только грязь! Он верил в чувства, а не в генеалогические древа и репутации, которые, судя по всему, для вас дороже жизни родной крови! Его убили. Холоднокровно, подло. И вы называете это пятном? Может, для вас вся жизнь здесь — одно большое пятно? Тогда зачем вы здесь? Чтобы с высоты своего белого трона судить тех, кто пытается выжить в грязи, которую ваше высокомерие и ваше безразличие лишь усугубляют?

Она сидела, впившись пальцами в край стола, дрожа от гнева. Ее глаза горели, щеки пылали. Она ожидала гнева, немедленного изгнания, возможно, ареста.

Но произошло нечто иное.

Тэлион Даль’Вейн замер. Его ледяные глаза не отрывались от Агаты. Но что-то в них изменилось. Исчезло высокомерное равнодушие. Появился… интерес. Острый, исследующий, почти хищный. Он медленно поднялся с кресла, его движения были по-прежнему изящны, но теперь в них чувствовалась скрытая сила.

— Ого, — произнес он тихо, почти восхищенно. Звук был непривычно теплым для его холодного голоса. Он сделал шаг навстречу, минуя Лекса, словно того не существовало. Его взгляд скользнул по строгому вороту платья, по горящему лицу, по глазам, полным вызова. — Какая… неожиданная живость. Какая искренняя… ярость. В этом городе притворства и шелка, где все носят маски… — Он протянул руку, не дотрагиваясь, а лишь очерчивая контур ее лица в воздухе. — Вы — словно дикая роза, выросшая на руинах. Колючая. Опасно прекрасная.

Глава 15.

Агата кивнула послу с холодной, безупречной вежливостью, что лишь разожгло его любопытство – в этом кивке не было ни страха, ни покорности, только ледяная решимость выполнить формальности. И она последовала за ним вглубь здания, шелест ее платья быстро растворился в тишине роскошных залов. Дверь за ними мягко закрылась, словно захлопнулась ловушка, оставив Лекса одного под пристальным, безмолвным присмотром эльфийских слуг.

“Слуги?” — Лекс мысленно выругался. — “Да какие же это слуги? Семеро. Выстроились вдоль стен, как статуи. Их осанка была безупречна не от дрессуры лакеев, а от железной дисциплины. Каждый мускул, каждая складка безукоризненно серой ливреи казались частью доспеха. Они не суетились, не опускали взглядов. Их глаза – холодные, как горные озера, – были устремлены не на него напрямую, но он чувствовал их внимание всем нутром. Каждое движение замечалось. Любой его жест не оставался без внимания.

“Воины. Натренированные. Идеальные убийцы. Семеро против меня одного. Хорошие шансы… для них”. Мысль была трезвой, лишенной бравады, лишь констатацией смертельного расклада. “Зачем послу небольшая армия в пределах посольства?”

Лекс с раздражением, граничащим с яростью, откинулся на спинку стула. Позолоченная резьба впилась в спину, но он не чувствовал боли – только жгучую досаду. Его пальцы сжали подлокотники так, что костяшки побелели. Он уставился на чай в изысканной фарфоровой чашке, поданный одним из этих «лакеев» с бесшумной, отточенной услужливостью, которая была оскорбительнее открытой враждебности. Ароматный парок поднимался над золотистой жидкостью, но для Лекса напиток пах предательством. Будто во всем виноват именно я, – подумал он о чае, но мысль тут же метнулась глубже. “А ведь так и есть…”

Внезапно, как удар кинжалом, его пронзило осознание. Тревога за Агату, клокотавшая в груди, была не просто профессиональной обеспокоенностью. Это было нечто острое, личное, живое. Картина ее ухода – прямая спина, холодный взгляд, и то, как она даже не оглянулась на него – вдруг вызвала волну чего-то горького.

“Она не ждет, что я ее защищу. Не рассчитывает. Не привыкла к такому”. И почему-то это жгло сильнее, чем презрение этих безмолвных эльфов-воинов. Тэлион... Этот проклятый эльфийский посол смотрел на нее не как на хозяйку брачного агентства, оказавшую услугу его кузену. Нет! В его глазах читался хищный интерес, желание обладать, подчинить и присвоить.

Лекс почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки, смешавшиеся с приливом горячей ярости. Он ненавидел эту комнату, этих идеальных убийц в ливреях, этот чай, этот запах дорогих духов. Но больше всего он ненавидел себя за эту внезапную немощь! За то, что Агата с ее упрямым подбородком и спрятанным страхом в глазах и броней из сарказма стала чем-то большим, чем просто “заданием”.

Его пальцы разжали подлокотник, непроизвольно потянувшись к скрытому ножу у пояса. Бесполезный жест. Но он давал призрачное ощущение контроля. Лекс расслабился, откинулся на спинку стула и демонстративно отпил из чашки ароматный чай. А семеро теней беззвучно наблюдали, дожидаясь его ошибки.

***

Тем временем Агата в сопровождении посла вышла в сад. Но это был не сад в привычном понимании. Это был шедевр магии и утонченного вкуса. Осень в Дарквуде уже окрасила городские деревья в грязно-желтые и бурые тона, но здесь царила вечная, застывшая осень. Клены горели пламенем алой и золотой листвы, не потеряв ни единого листа. Воздух был прохладен, но не холоден, напоен ароматом поздних хризантем, астр и чего-то неуловимого — словно сама эссенция увядания, лишенная горечи.

Ручейки с серебристой водой тихо журчали среди камней, покрытых бархатным мхом. Красота была неземной, отстраненной и немного… жутковатой.

— Потрясающе, не правда ли? – Тэлион шел рядом, его поступь была бесшумна. Он не смотрел на сад, его ледяные глаза были прикованы к Агате. — Магия моих предков позволяет сохранить миг совершенства. Вечный закат лета, вечный расцвет весны – это банально. А вот уловить прелесть умирания… это требует истинного вкуса.

Агата молчала, стараясь не поддаваться очарованию места. Она чувствовала его взгляд на своей шее, на линии плеч под тканью платья. Это было не восхищение Лекса – это был взгляд коллекционера, оценивающего неожиданно попавший в руки редкий экспонат.

— Ваш кузен, Лориэн, – начала она резко, поворачиваясь к нему, – тоже ценил красоту. Но он искал ее не в застывших магических формах, а в живых людях. В их страстях, их несовершенствах.

Тэлион усмехнулся, тонкие губы изогнулись.

— Лориэн был романтиком. Идеалистом. Он видел искру там, где был лишь пепел. – Он сорвал с ветки идеальный алый лист клена и протянул его Агате. Его пальцы едва не коснулись ее. — Как и вы, госпожа Вересковская. Эта ваша… ярость. Это было… восхитительно. Подлинно. Как удар грома в тишине библиотеки. В моем мире так давно никто не осмеливался говорить правду в лицо.

Агата не взяла лист. Она смотрела ему прямо в глаза.

— Правда в том, что Лориэна убили. И я хочу знать, почему. Кому мешал поэт? Его мечты о красоте? Или что-то конкретное, что он знал? Увидел? Написал?

Тэлион замер на мгновение. Его взгляд стал чуть более пристальным, аналитическим. Он медленно опустил руку с листом.

— Вы не только прекрасны, но и проницательны, – сказал он, и в его голосе появились новые нотки – не только вожделения, но и… осторожности? – Лориэн всегда был болтлив. Его стихи… Возможно, они могли задеть чьи-то чувства? Особенно те, что он писал в последнее время.

— Какие именно? – настаивала Агата, делая шаг ближе. Она использовала его интерес как рычаг. — Стихи о любви? О городе? О… политике?

Тэлион улыбнулся, но в улыбке не было тепла. Он приблизился, сокращая дистанцию. Аромат его – холодный, как снег на кедрах, смешался с осенними запахами сада.

— Вы так стремитесь докопаться до сути. Это опасно, дикая роза. Но… невероятно притягательно. – Его голос стал тише, интимнее. — Да, он написал нечто… особенное. Незадолго до смерти. Одно из лучших своих произведений, как он сам считал. Полное огня и… разоблачающей правды. Но он был не дурак. Он понимал, что такой стих – как обнаженный клинок в толпе. Он его… спрятал. Убрал подальше от чужих глаз. Говорил, что мир не готов. Что прочтет его только тогда, когда придет время.

Глава 16.

Тяжелая дверь посольства захлопнулась за ними, словно отрезая от мира застывшей осени и хищного интереса Тэлиона. Воздух Дарквуда, пропитанный запахами конского навоза, дыма и сырости, показался Агате внезапно родным и освобождающим. Экипаж посла – темная, закрытая карета с гербом Даль’Вейнов – уже ждал. Лекс молча открыл дверцу, его лицо было каменной маской. Он жестом пригласил Агату войти первой, его пальцы лишь на мгновение коснулись ее локтя – прикосновение было обжигающе холодным и жестким.

Карета дернулась, погрузив их в тягучий полумрак. Грохот колес заполнил тишину. Но в карете было тесно. Еще и от взаимных претензий.

Агата взглянула Лексу в глаза.

– Он проговорился, Лекс… Тэлион проговорился. – Агата сделала паузу. – Лориэн написал какой-то... «великий» стих. Лучший, по его словам. Но спрятал его. Говорил кузену про «вечную осень» и «каменного стража». – Агата поджала губы и отвернулась к окну, размышляя. – Романтичный бред? Возможно. Но это не просто стих, Лекс. Это ключ. К тому, за что его убили.

Агата повернулась к Лексу и встретила его взгляд в полутьме. В его глазах читалась та же ярость, что клокотала и в ней, но смешанная с чем-то еще – темным, магнетическим. Агата хотела сказать еще что-то, но промолчала. Лекс отвернулся к окну. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья. Челюсть была сжата так, что выступили бугры мышц. В его молчании висела не просто обида – там клокотала темная, глухая ярость. Ревность, смешанная с чувством беспомощности. Он был ранен, он нуждался в Агате и злился на нее с яростным негодованием за рискованную игру с послом.

– Ты слышал меня? – Агата тронула мужчину за колено. Он резко дернулся, словно от удара молнии, и наконец повернул к ней голову. Его глаза в полумраке были черными безднами, полными чего-то дикого и незнакомого.

– Слышал, – его голос был низким, хриплым, как скрежет камней. – И видел. Как он смотрел на тебя. Как он говорил с тобой. Как ты ему улыбалась. – последняя фраза вырвалась с горькой, режущей иронией.

– Улыбалась?! – Агата вспылила. – Я пыталась вытянуть из него информацию, пока он пускал слюни! Это была игра, Лекс! Грязная, отвратительная игра, но единственный шанс узнать правду о Лориэне! Ты думаешь, мне нравилось, когда он смотрел на меня, как на диковинку в своей коллекции? Когда он…

Карету внезапно и жестоко подбросило на глубокой выбоине. Агата, сидевшая на краю сиденья, разгоряченная спором, потеряла равновесие. Она вскрикнула и полетела вперед, прямо на Лекса.

Он поймал ее инстинктивно. Его сильные руки обхватили ее, прижав к себе. Она упала грудью на его грудь, лицом к его лицу, коленями упершись в сиденье между его ног. В тесном пространстве кареты они оказались сплетены в неловком клубке.

На мгновение все замерло. Агата почувствовала твердость его тела под собой, жар, исходивший от него даже сквозь одежду, прерывистое, горячее дыхание на своем лице. Она услышала его учащенное сердцебиение – или это стучало ее собственное? Она попыталась оттолкнуться.

– Прости, кочки в городе повсюду…

Но ее слова утонули. Ярость, ревность, невысказанная страсть, копившаяся с момента их встречи в таверне, с ночного поцелуя-ошибки, с его восхищенного взгляда утром, с унизительной сцены у посла – все это прорвалось в Лексе как вулкан. Его руки, только что ловившие, превратились в стальные тиски. Он не отпустил ее. Наоборот, он притянул ее еще ближе, грубо, почти жестоко.

– Игра? – прошипел он, его губы были в сантиметрах от ее. Глаза пылали в полумраке. – Ты называешь это игрой? Когда он смотрел на тебя так, будто хочет снять с тебя это платье здесь и сейчас? Когда он предлагал тебе «насладиться моментом» в своем проклятом саду?!

Прежде чем Агата успела ответить, выкрикнуть возражение или оскорбление, его губы нашли ее. Это не был поцелуй. Это было нападение. Грубое, властное, полное неконтролируемой ярости и дикого, накопившегося желания. В нем не было ни нежности ночи, ни восхищения утра. Была только темная, всепоглощающая страсть, смешанная с ревностью и болью.

Агата попыталась вырваться, протестующе вскрикнув в его рот. Но волна ответного чувства захлестнула ее с неожиданной силой. Ярость Лекса нашла отклик в ее собственной ярости – на посла, на ситуацию, на его несправедливые обвинения, на весь этот кошмар. И под этой яростью бушевало то самое влечение, которое она пыталась задавить, которое вспыхнулось ночью и тлело весь день. Его грубость, его потеря контроля – это было ужасно… и невероятно возбуждающе.

Ее сопротивление сменилось ответной агрессией. Она вцепилась пальцами в его волосы, притягивая его губы еще сильнее к своим, отвечая на его яростный поцелуй с такой же жадной страстью. Их языки встретились в горячем, соленом бою. Она чувствовала его руки – одну, сковывающую ее спину, другую, грубо скользнувшую вниз, сжимающую ее бедро сквозь тонкую ткань платья. Его пальцы впивались в плоть, оставляя синяки, но боль лишь подстегивала ее.

Ее собственная рука рванулась вниз, нащупала пряжку его пояса, затем – жесткую выпуклость под тканью брюк. Он резко вдохнул в ее рот, его бедра инстинктивно двинулись навстречу ее прикосновению. Он был тверд, горяч и огромен. В тесном пространстве кареты, подпрыгивающей на кочках, их тела терлись друг о друга, движения становились все более неистовыми, лишенными всякой осторожности. Ткань платья задралась, обнажив ее бедро. Его рука рванулась под нее, его шершавые пальцы впились в гладкую кожу, скользнули вверх, к краю белья. Агата закинула голову, стон вырвался из ее горла, заглушенный его губами.

Он оторвался от ее рта, его губы обжигали ее шею, ключицу, спускались к вырезу платья. Его дыхание было огненным.

– Он хотел тебя… – рычал он между поцелуями, его голос был глухим, не своим. – Этот высокомерный ублюдок… Но ты моя… Моя, Агата… Только моя…

Слова «моя», произнесенные с такой дикой собственнической страстью, должны были возмутить ее. Но вместо этого они вызвали новый прилив жара.

Глава 17.

Голос капитана Вальтера резанул по ушам. Лекс резко развернулся от двери комнаты Агаты, его рука инстинктивно рванулась к ножнам у бедра. Все личное было мгновенно отброшено. Осталась только опасность здесь и сейчас.

Агата отпрянула от двери, ее глаза широко распахнулись. В кармане грубых брюк холодом жгла золотая заколка Тэлиона. Правда о Лексе, о Лине, о прошлом – все это рухнуло под грубым натиском настоящего. Из-под двери ее комнаты потянуло запахом разбитого зелья, смешанным с запахом большой беды, ввалившейся в ее дом.

Решительно шагнув из комнаты, Агата огляделась.

Дверь агентства «Добрый Эльф» лежала на полу, превратившись в щепяной ковер под сапогами городской стражи. Барренс был прижат к стене двумя стражниками, его длинные уши дрожали от ужаса, а глаза умоляюще смотрели на Агату.

А хозяйка агентства уже спустилась по лестнице, уже в своих привычных кожаных штанах, просторной темной рубашке и сапогах. Саркастическая улыбка играла на ее губах, но не дотягивалась до глаз. В них горел гнев и презрение.

Лександр Блекторн встал между ней и толпой стражников, возглавляемой капитаном Вальтером. Он казался островком абсолютного холода посреди хаоса. Ни тени слабости от раны. Только концентрация хищника, готового к прыжку.

— Шаг назад, капитан, – голос Лекса разрезал гул. Без повышения тона, но каждый слог падал как камень. – Прикоснетесь к ней – умрете. Не сразу. Но мучительно. Ваши люди тоже. Корона не простит.

Вальтер, пунцовый от ярости и пирожкового ожирения, фыркнул. Но в его маленьких глазках мелькнул страх. Он чувствовал опасность, исходящую от Лекса сейчас. Капитан вытащил из-за пазухи свернутый в трубочку пергамент с печатью бургомистра и грубо ткнул им в воздух.

— Корона? Ха! – он плюнул на пол. – Далеко твоя корона, «лорд-дознаватель»! Предписание! За осквернение могилы, эксгумацию без санкции и препятствие правосудию! Немедленно сдавайтесь и проследуйте в ратушу! Силы не применять!

Он тряхнул в воздухе свернутым в трубку пергаментом с жирной печатью бургомистра. Лекс, стоявший у подножия лестницы, словно бы не сдвинулся с места, но его поза мгновенно изменилась. Из напряженной она превратилась в готовность сжатой пружины. Тень легла на его лицо, глаза стали черными и бездонными. Он сделал полшага вперед, намеренно встав между Агатой, спускавшейся по лестнице и грузной фигурой капитана.

— Капитан, – голос Лекса был тихим, но от этого только опаснее. – Сделайте еще шаг к ней без моего разрешения, и ваше правое ухо отправится кормить крыс в переулке. Следом – левое.

Рука Вальтера инстинктивно потянулась к эфесу меча. Стражники замерли, почуяв реальную угрозу. Агата, достигнув нижней ступени, положила руку на плечо Лекса. Нежно, но твердо.

— Не стоит, Лекс, – сказала она громко, с привычной долей сарказма, адресуясь больше к капитану. – Бургомистр Нейвил, конечно, человек с подмоченной репутацией и аппетитом тролля, но голова у него на плечах еще держится. Попробуем договориться цивилизованно. Без лишних… ушей на корм крысам. – она кивнула на предписание в руках Вальтера. — Велено явиться к лорду Нейвилу? Хорошо. Только без церемоний. Я сама пройду.

Лекс медленно повернул голову, его взгляд встретился с ее. В нем читалось недовольство, предупреждение, но он кивнул, едва заметно. Его стойка расслабилась, но он по-прежнему оставался живым щитом между ней и стражей.

— Без цепей, – бросил он Вальтеру, как приказ. – И эльфа, — он кивнул на Барренса, которого уже схватили два стражника, — не трогать. Или договоренности не будет. Совсем.

Вальтер, видя, что открытого кровопролития, к его капитанскому счастью, удалось избежать, буркнул:

— Ладно! Без цепей! Но быстро! Бургомистр ждать не любит!

Путь до ратуши по мрачным улочкам Дарквуда превратился в шествие. Весть об аресте «Агатушки» разнеслась со скоростью лесного пожара. Из дверей домов, из переулков, из таверн высыпали нелюди: гоблины, тролли, оборотни в человеческом обличье, даже пара фей с зонтиками от слабого солнца. Шепот перерос в гул, а гул – в ропот.

— Агатушку взяли!

— За что? За то, что фей пристраивает?

— Вальтер мстит, гад усатый!

— Не дадим в обиду нашу брачницу!

Толпа росла, как снежный ком, следуя за процессией стражи. К моменту, когда здание ратуши – тяжелое, мрачное строение из темного камня – показалось впереди, у его стен уже собралась внушительная толпа. Ропот сменился криками:

— Отпустите Агату!

— Она наша!

— Вальтер – подлец! Бургомистр – тряпка!

Звуки доносились даже в приемную бургомистра, куда ввели Агату и Лекса. Барренса оставили под присмотром в коридоре. Максимус Нейвил, бургомистр Дарквуда, был полноватым мужчиной в годах, с лицом, напоминающим помятый пергамент, и маленькими, бегающими глазками. Он сидел за огромным столом, заваленным бумагами, и нервно постукивал толстыми пальцами по столешнице. Крики за окном явно действовали ему на нервы.

— Тише там! – крикнул он в никуда, затем перевел взгляд на Агату и Лекса. Его взгляд скользнул по Агате с привычным неодобрением, но надолго задержался на Лексе – холодном, невозмутимом, стоящем в окружении стражников как их невольный командир. — Так, госпожа Вересковская, – начал Нейвил, стараясь говорить властно, но голос выдавал нервозность. — Объяснитесь. Нападение на Бранна? Убийство? Могилы? И главное – зачем вас двоих, прости господи, брачницу и… этого господина, – он неопределенно махнул рукой в сторону Лекса, – приглашали в эльфийское посольство? Тэлион Даль’Вейн не привык общаться с… местными без причины.

Агата вздохнула, изображая усталость от нелепости обвинений.

– Ваша честь, Бранн погиб от руки совсем иной, нежели моя или лорда-дознавателя. Тому есть доказательства. Его светлость, лорд Блекторн был ранен нападавшими. А уж кто это был, задача для капитана Вальтера. Хотя, не уверена, что посильная. А насчет могил… – она сделала паузу, глядя прямо на Нейвила. – Мы нашли тело Лориэна Даль’Вейна. Полуэльфа. Поэта. Вашего гражданина. Того самого, что криком на весь город скончался у таверны «Череп и Клешни». И нашли его в безымянной яме на проклятом кладбище, куда его свезли по приказу капитана Вальтера быстрее, чем воришек к виселице. Без осмотра, без почестей. Как падаль. Вот это, ваша светлость, я называю осквернением. А посол… – она кивнула в сторону окна, за которым продолжал бушевать народ, – …пригласил как хозяйку агентства, где Лориэн был клиентом. Хотел узнать обстоятельства. Видимо, эльфов все же волнует, как хоронят их родственников в Дарквуде. Даже полукровок.

Глава 18.

Агата вернулась в агентство. Двери были услужливо поставлены на место. Имя доброхота никто так и не узнал.

Знакомые стены встретили холодом. Воздух пах разлитыми зельями. Агата провела пальцем по резному дубовому столу — шероховатость древесины, сотни царапин от перьев, пятно от пролитого зелья терпения… Все было ее, родное. Но сегодня это казалось чужим.

“Мрак,” — прошептала она, сбрасывая плащ.

Барренс зашел следом, длинные уши трепетали:

— Госпожа! Вот ужас-то! Вот пережили мы! Отродясь таких неприятностей в городе не бывало! А этот… господин дознаватель… он…

— Сгинул. Как дым. Как и все его слова, — Агата рубанула воздух ладонью. — Принеси воды. И тряпки. Будем отмывать наше агентство.

Пока эльф суетился, она механически наводила порядок: поправила криво висящее зеркало, сгребла в стопку рассыпанные анкеты клиентов. Каждая бумажка напоминала о мире, где еще были ясные правила: найди пару, получи гонорар, выпей с Димитрием. Не мир, где целуешь лживую тень, а она растворяется.

— Барренс, а у нас есть что поесть? Эльфийский завтрак выветрился. Да и одним чаем сыт не будешь.

Помощник отрицательно помотал головой.

— Ни крошечки нет. Вы, хозяйка, давно уж на рынок не ходили.

Агата поморщилась. Она совсем забыла о своих прямых обязанностях.

— Вот, Барренс, возьми. — Агата протянула небольшой кошель с деньгами. — Купи припасов и дров.

Барренс умчался, словно его запятки кусали. А хозяйка агентства уселась в кресло и достала перо кукушки.

— Что происходит? Кто такой Лекс? Ответь! — перо лежало неподвижно. Даже ему было не под силу ответить на этот вопрос. — Ладно. Тогда ответь: что мне делать теперь?

К удивлению девушки, перо приподнялось с бумаги и легонько застрочило по листу бумаги.

“Делу время, обеду час”.

— Мрак! И перо туда же… Нет, Барренса я не дождусь. Пойду сама искать пропитание.

Трактир «Череп и Клешни» встретил Агату грохотом скамеек и громогласным ревом. Толпа, что час назад грозила разнести ратушу, теперь заполнила зал до отказа. Дымный воздух дрожал от криков «Ура!» и звонких ударов кружек по дубовым столам. Когда Агата переступила порог, на мгновение воцарилась тишина, а потом грянуло:

— Наша Агатушка!

Ее чуть не сбили с ног. Кто-то похлопал по плечу так, что ключицы затрещали, кто-то сунул в руку переполненную кружку темного эля, кто-то из оборотней попытался обнять. Агата едва устояла, но впервые за долгие часы ее губы дрогнули в подобии улыбки. Усталой, но искренней.

— Отойдите, пиявки болотные! Дайте человеку воздуху! И место! — прогремел над всеобщим гамом бас Димитрия. Хозяин таверны, широкий, как дубовая дверь, расчистил путь к самому дальнему, но самому крепкому столику у камина. — Садись, Агатушка. Сиди. Не шевелись. Сейчас хозяйка кормить будет. А я… — он обвел толпу тяжелым взглядом. — Сейчас каждому второму башку откручу, если шуметь не прекратите. Человек устал!

Гул стих до благоговейного шепота. Агата опустилась на скамью, чувствуя, как дрожь усталости наконец накрывает с головой. Тепло камина обволакивало, пахло жареным мясом, дымом и… домом. Не тем домом-ловушкой, что остался позади с призраком Лекса, а настоящим. Местом, где ее знали. Где за нее стояли горой.

Димитрий вернулся, неся огромную глиняную миску, от которой валил умопомрачительный пар.

— На, ешь. Суп грибной, с трюфельным маслом, по моему и бабушкиному рецепту. — он поставил перед ней миску, рядом — ломоть черного хлеба с хрустящей корочкой. — Хозяйка добавила кореньев и дымку можжевельника. Чтобы всю тухлятину ратушную из тебя выгнало. А потом будет жаркое из кабанины под брусникой. Сиди. Молчи. Жуй.

Агата взяла ложку. Рука дрожала. Первый глоток горячего, наваристого бульона с кусочками лесных грибов обжег горло, но разлился благодатным теплом по промерзшему насквозь телу. Она закрыла глаза на мгновение.

— Спасибо, Димитрий, — выдохнула она тихо, когда он сел напротив, отгораживая ее своим телом от любопытных взглядов. — И… всем им. — она кивнула на затихшую, но все еще перешептывающуюся толпу. — Не ожидала, что… выйдут стеной.

Димитрий хмыкнул, наливая себе темного эля.

— Да почему же не ожидала? Ты ж своя. Кому ж за тебя вступаться, как не нам? Вальтер с Найвелом совсем обнаглели. Но ты это ловко придумала с приемным днем. Ох и рожи были у бургомистра с капитаном, я тебе доложу! До сих пор небось сидят, жалобы выслушивают. — Димитрий хохотнул. Но потом посерьезнел, отхлебнул из своей кружки, задумчиво глядя на огонь в камине. — Да… Поэта того… Лориэна… жалко. Веселый парень был. Рифмы плёл — хоть стой, хоть падай. Помнишь, в тот вечер, перед… ну, перед тем как? Сидел вот за тем столиком, — он ткнул пальцем в угол, где сейчас увлеченно играли в кости два гнома, — с кружкой медовухи. Болтал о какой-то своей удаче. Золото, говорил, скоро будет, крылья расправлю… Ну, мы посмеялись, конечно. Поэты они такие.

Агата отложила ложку, внимание обострилось сквозь усталость.

— Помнишь, кто еще был рядом? Кто его слушал?

Димитрий почесал щетинистый подбородок.

— Кто… Гоблины у стойки шумные. Элину, русалку ту, что теперь с Борисом, он пытался уболтать на танец, да она его послала куда подальше по-морскому… Ах да! Эрвинг сидел неподалеку. Гоблин-аптекарь. Весь вечер с кружкой сидел, но… — Димитрий нахмурился, вспоминая. — Не пил. Совсем. Как был трезвым, так и ушел трезвым. Не странно ли? Кто ж из трактира трезвым уходит? Сидел, уставившись в стену, будто пришибленный. А он у нас, Эрвинг-то, обычно язык до полу распускает после второй кружки. Я тогда подумал: не заболел ли? Или зелье какое свое пролил и боится хмельного? — Димитрий фыркнул. — А потом… потом этот крик на улице. Все повысыпали, а Эрвинг… исчез как-то сразу. Не заметил даже, когда.

Агата замерла. Кусок хлеба застыл у нее в руке. Эрвинг.Трезвый. Исчезнувший сразу после крика. Деталь, которую она упустила в хаосе той ночи.Деталь, которая теперь звенела тревожным колокольчиком.

Глава 19.

Дорога к входу в катакомбы Старого Города вела через самые заброшенные кварталы Дарквуда. Мостовая под ногами то и дело проваливалась, открывая зловонные люки сточных канав. Воздух здесь был затхлый. Даже привычные вечерние шумы города – крики ночных птиц, лай сторожевых псов, отдаленная музыка из таверн – здесь затихали, словно поглощенные самой тьмой. Лишь их шаги, эхом отдававшиеся от облупившихся стен, нарушали гнетущую тишину. Разрушенные особняки времен Первой Магической Войны зияли пустыми глазницами окон.

“Эра Вытеснения”. Само слово-то было какое-то неестественное и с “душком”. Это была не просто война за земли. Это была война за само право дышать и жить под этим солнцем. Люди, множащиеся, как крысы, вооруженные железом, порохом и холодной, бездушной логикой, постепенно, неумолимо теснили всех, кто был “иным”. Эльфы, гоблины, тролли, духи стихий – все, чья кровь содержала магию или чей облик не вписывался в строгие рамки человеческого мира. Их выжимали из плодородных долин, с берегов полноводных рек, из древних лесов. Оставляли последние города-резервации вроде этого проклятого Старого Города Дарквуда и самые негостеприимные земли – болота, горные расселины, подземелья. Наставник Агаты бывал здесь и не раз. Агата помнила, как бегала за ним хвостом. Ей, девчонке, все это казалось таинственно и романтично. Там, в катакомбах, Аргос изучал древние надгробия. Переписывал таинственные письмена. Потому-то Агата и узнала ту плесень на куске сыра. Хоть и не сразу…

Барренс споткнулся, и его алебарда упала, нарушив тишину. Эльф и так вздрагивал от каждого шороха, каждую тень принимая за подкравшегося мертвяка, а сейчас едва не помер от страха.

Агата шла твердо, но каждый нерв был натянут как струна. Она чувствовала взгляды. Множество незримых глаз, следящих из темных подворотен, из-за обвалившихся карнизов. То ли реальные наблюдатели, то ли игра воспаленного подозрениями воображения? Она предпочла считать их реальными. Осторожность в Старом Городе никогда не бывала лишней.

Вход в катакомбы обозначала полуразрушенная каменная арка, заваленная мусором и заросшая цепким плющом, похожим на черные змеиные жилы. Когда-то здесь была часовня, но теперь лишь груда камней и зияющая чернота за железной решеткой, которая давно прогнила и покосилась. Запах плесени, тот самый, холодный и древний, витал здесь сильнее всего, смешиваясь с запахом сырой земли и чего-то неопределенно-сладковатого, отдававшего тленом.

Агата достала фонарь. Его синеватый луч, словно жидкий лунный свет, прорезал тьму за решеткой, выхватывая из черноты первые ступени, покрытые скользким зеленым налетом, и уходящий вниз узкий коридор. Воздух из провала пахнул ледяным склепом и вековой пылью.

— Идем, — приказала Агата, отодвигая скрипучую решетку. Металл был ледяным на ощупь.

Спуск был крутым и опасным. Ступени местами обвалились, местами были скользкими от влаги и плесени. Сияние Фонаря Мертвых выхватывало из мрака фрагменты стен, испещренных выбоинами и странными, стершимися от времени барельефами. То ли лица, то ли чудовищные маски смотрели на них из камня пустыми глазницами. Тишина здесь была абсолютной, давящей. Слышалось лишь их дыхание, учащенное у Барренса и сдержанное у Агаты, да редкие капли воды, падающие в темноте с глухим эхом.

Чем глубже они спускались, тем сильнее становился тот самый запах. Агата натянула свой шарф на нос. Плесень здесь уже не просто витала в воздухе – она покрывала стены пушистым, мертвенно-белым ковром, местами переходящим в синеватые и черные разводы. Казалось, сам камень был болен.

— Госпожа… — прошептал Барренс, прижимаясь к ней спиной. Его уши дрожали. — Я… я слышу…

Агата остановилась, прислушиваясь. Поначалу ей показалось, что это лишь шум в собственных ушах от напряжения. Но нет. Из темноты впереди, из боковых ответвлений доносился очень тихий, едва уловимый шелест. Будто множество маленьких лапок скребется по камню. Или… или будто сама плесень шевелилась, дышала.

— Спокойно, — тихо сказала она, хотя ледяная струйка страха пробежала по ее спине. Она сняла арбалет с предохранителя. — Идем дальше. Ищи на карте центральный склеп или усыпальницу Гильдии Алхимиков.

Карта была схематичной и местами нечеткой, но Барренс, водивший по ней дрожащим пальцем, указал на развилку впереди.

— Тут… налево должно быть к криптам простых горожан, направо… направо к алхимическим усыпальницам. Там, где проводили свои… последние опыты.

Они свернули направо. Коридор здесь стал шире, но потолок опустился, заставляя их идти согнувшись. Плесень на стенах светилась тусклым, фосфоресцирующим светом, добавляя к синему лучу фонаря призрачное зеленоватое мерцание. Шелест усиливался. Теперь он звучал не только впереди, но и сзади, и по бокам. Будто их окружали невидимые полчища.

И тут луч фонаря выхватил конец коридора. Там зияла арка, ведущая в просторное помещение. Над аркой виднелся полустертый барельеф – переплетенные ветви, череп и раскрытая книга. Знак Гильдии. А вход в арку охранял… Каменный страж! Полуразвалившийся, с отбитыми частями тела, с осыпавшимися чертами лица.

— Вот здесь! — выдохнула Агата. — Лориэн говорил про это место!

Они вошли в усыпальницу. Воздух здесь был таким густым и спертым, что им трудно было дышать. Синеватый свет фонаря, смешиваясь с фосфоресценцией плесени, освещал жутковатую картину. Вдоль стен стояли каменные саркофаги, многие из которых были раскрыты или разрушены. Кости валялись на полу, перемешанные с обломками камня и… странными, осколками стекла от колб, почерневшими металлическими деталями непонятного назначения. Плесень покрывала все: саркофаги, кости, пол, потолок. Она пульсировала слабым светом, создавая ощущение, что склеп дышит.

В центре помещения, на низком каменном подиуме, стоял один саркофаг, более массивный и менее поврежденный, чем другие. Его крышка была сдвинута. И оттуда, из черной щели, выползали… они.

Существа были маленькими, размером с крысу, но на многих ножках, похожих на тонкие белесые щупальца. Их тела, казалось, состояли из самой плесени – пушистой, мертвенно-белой, с синими и черными вкраплениями. Они копошились у края саркофага, шевеля щупальцами-ножками, и тот самый шелест исходил от них – звук тысяч микроскопических волосков, трущихся о камень.

Глава 20.

Холодный синий свет из покореженного Фонаря Мертвых дрожал на стенах склепа, выхватывая из мрака сундук и пустой футляр. Агата осторожно подняла его. На темном дереве у рукоятки – едва заметная царапина в виде полумесяца. Да, это был футляр Лориэна.

— Он был здесь, Барренс. И не просто был, — Агата направила луч фонаря на сундук. — Он что-то искал. И нашел. Открывай.

Эльф, все еще дрожа после атаки плесневиков, боязливо наклонился и открыл сундук. Внутри, укрытые от пыли и влаги плотным слоем вощеной ткани, лежали несколько свернутых пергаментов и… предмет, от которого исходило слабое пульсирующее сияние. Это был кристалл размером с куриное яйцо, но невероятной красоты. Он казался вырезанным из самого темного льда вечной зимы, но внутри него горел холодный, глубокий синий огонь, как застывшая капля полярного сияния. Прикосновение к нему через перчатку вызвало легкое покалывание.

— Кристалл… — прошептал Барренс, завороженный. — Красивый… и страшный.

Агата развернула один из пергаментов. Знакомый размашистый почерк Лориэна. Стихи. Не любовная лирика, которой он обычно развлекал посетителей таверны, а что-то иное, пронизанное образами тьмы, вечного сна и пробуждающихся тайн.

"Под сводом камня, где тленье спит,

Где плесень белая, как саван, стынет,

Хранит Земля тот дар, что скрыт –

Осколок звезд, что в Бездне ныне.

Его холодный свет – щит от ползучей тьмы,

Ключ к дверям, что ведут сквозь сны и могилы.

Но берегись! В его глубине –

Зов Предвечных, забытых Сил..."

Агата почувствовала, как мурашки пробежали по спине. Лориэн нашел фрагмент от того самого артефакта “Сердце Тьмы”. Именно этот кристалл он собирался продать и купить на вырученные деньги свободу Скайле. И что немаловажно. Этот кристалл справлялся с плесневиками так же хорошо, как и её фонарь. Иначе как объяснить, что плесневики не тронули Лориэна, пока тот, воодушевлённый мрачностью подземелья, сидел здесь и сочинял свою мрачную поэму. Он здесь провел достаточно много времени и даже успел поесть, судя по крошкам сыра. Один такой кусок, правда, быстро заплесневевший, Лориэн по невнимательности сунул в карман. Он-то и выпал на дорогу у таверны. Она положила пергамент в свою сумку и взяла кристалл. Сияние внутри него словно ожило, чуть усилилось, а странное покалывание в пальцах превратилось в отчетливый холодок, пробежавший по руке.

— Возьми свою пику, — приказала она Барренсу, убирая кристалл во внутренний карман плаща.

И тут ее взгляд упал на угол склепа, который они не сразу заметили в пылу схватки с плесневиками. Там, за грудами костей и обломков, стоял еще один саркофаг. Но он был… другим. Крышка была не просто сдвинута – она лежала на полу рядом, разбитая пополам. Сам саркофаг, в отличие от других, покрытых толстым слоем мертвенно-белой плесени, был почти чист. Лишь тонкая паутина синеватых прожилок тянулась по его краям. На внутренней стороне откинутой крышки и на стенках самого саркофага были вырезаны странные знаки. Не эльфийские руны, не гномьи пиктограммы, не человеческие буквы. Это были угловатые, резкие символы, напоминающие когтистые следы.

— Барренс, — Агата подошла ближе, освещая знаки фонарем. — Ты видел такое когда-нибудь?

Эльф, робко выглянувший из-за ее спины, отрицательно замотал головой, уши хлопали по щекам.

— Нет, госпожа. Мрак какой-то… дикий. Нездешний.

Агата подобрала с пола небольшой камушек. Затем она взяла один из чистых листков бумаги, что всегда носила с собой для записей. Прижав лист к гладкой поверхности внутренней стенки саркофага, она осторожно начала обводить камнем контуры странных знаков. Знаки легко переходили на бумагу.

Она копировала последний, самый сложный символ, похожий на сломанную стрелу, пронзающую три концентрических круга, когда тишину склепа разорвал новый звук. Не шелест плесневиков. Это был гулкий, тяжелый удар где-то в дальних галереях катакомб. Как будто огромная каменная глыба упала на пол. За ним последовал второй. Третий. И скрежет камня по камню.

Барренс вскрикнул, вжав голову в плечи.

— Госпожа! Что-то надвигается! Надо уносить ноги, пока целы!

Агата рванула лист с почти законченной копией знаков, сунула его в сумку.

— На выход! Быстро!

Они бросились назад, в узкий коридор. Синий луч фонаря метался по стенам, выхватывая знакомые барельефы, которые теперь казались злобно усмехающимися. Гулкие удары и скрежет нарастали, эхом отражаясь в каменных лабиринтах. Казалось, что звук доносится со всех сторон. Они бежали, спотыкаясь о кости и камни, сердце колотилось, как барабан. На развилке Барренс, охваченный паникой, рванул налево – туда, где по карте были крипты горожан.

— Не туда! — крикнула Агата, но эльф уже скрылся в темноте. Она бросилась за ним. Коридор петлял, сужался, становился сырее. Знакомых ориентиров не было. Удары и скрежет теперь звучали совсем близко, будто за следующим поворотом. Они бежали наугад, теряя драгоценные секунды, заходя в тупики и возвращаясь назад. Паника Барренса стала заразительной. Агата чувствовала, как ледяная волна ужаса поднимается внутри, грозя парализовать. Где выход? Они заблудились в каменном чреве Дарквуда, а за ними неумолимо приближалось нечто.

В одном из тупиков, освещенном лишь фосфоресцирующей плесенью, Агата остановилась, прислонившись к холодной стене, пытаясь перевести дыхание. Барренс плакал тихо, прижимаясь к ней. Она обняла арбалет и судорожно его, ища хоть какую-то опору.

И тут она заметила нечто странное. Синеватый свет, пробивавшийся сквозь ткань кармана, не просто светился. Он… тянулся. Тончайшая нить холодного сияния, словно луч, уходила из кармана, пронизывая тьму коридора не вперед, к предполагаемому выходу, а вбок, в сплошную каменную стену тупика! Дымка. Едва уловимая. И если бы не острое зрение, приправленное страхом, Агата бы подумала, что ей померещилось.

— Что?.. — прошептала Агата. Она достала и подняла кристалл выше. Его внутренний огонь загорелся ярче, а тонкий луч холодного света упрямо указывал на грубую кладку стены. Но это же тупик! Она поднесла кристалл ближе. Луч не упирался в камень, а… как бы обволакивал его, создавая на поверхности стены призрачное, едва видимое пятно синевы. И в этом пятне… что-то было. Не камень. Глубокая, непроницаемая тень. Но не обычная тень от неровностей камня. Она казалась живой, пульсирующей, и бесконечно древней. Она поглощала свет фонаря, но кристалл реагировал на нее ярким свечением.

Глава 21.

Возвращение в агентство было похоже на вползание в нору раненого зверя. Знакомые стены дали ощущение безопасности. Словно ничто и никто не может их здесь достать.

Барренс, едва переступив порог, рухнул на пол у входа, трясясь мелкой дрожью. Его длинные уши подрагивали, а пальцы судорожно сжимали и разжимали рукоять алебарды, оставшейся в руке с катакомб.

— Мрак… Мрак и кромешный ужас… — бормотал он, уставившись в одну точку на полу. — Кости… Эти твари… И эта стена… Она нас… проглотила… и выплюнула… Госпожа, мы могли там… навсегда…

Агата сбросила плащ. Он пах сыростью склепа и холодной плесенью. Она чувствовала ту же дрожь в коленях, ту же ватную слабость во всем теле. Каждый нерв звенел от пережитого кошмара. Она подошла к резному дубовому столу, оперлась на него ладонями. Шероховатость дерева, знакомые царапины напомнили ей былые беззаботные дни.

Одна. Совсем одна. Лекс исчез. Барренс в панике. Город спит или притаился.

— Барренс, — ее голос прозвучал хрипло, но она заставила его звучать тверже. — Воды. И… что-нибудь крепкого. Для тебя. Для меня. Сейчас.

Эльф медленно поднял на нее огромные, полные ужаса глаза.

— Крепкого? Но… но там же… кости… и тени… и…

— Барренс! — голос Агаты треснул, как хлыст. — Воды! И флягу с огненным сидром! Сейчас же!

Резкость подействовала. Эльф вздрогнул, вскочил, словно его действительно огрели хлыстом, и засеменил к дальнему шкафчику, где хранились стратегические запасы. Агата опустилась в свое кресло. Пальцы сами потянулись к волшебному перу кукушки, лежавшему на столе. Оно было холодным и молчаливым. Она сунула его в ящик. Не время. Сейчас нужен был другой пергамент.

Она достала из сумки те самые стихи Лориэна, найденные в саквояже рядом с кристаллом. И тот листок, где она обвела зловещие знаки из саркофага. Знаки молчали, угрожающе темнея на бумаге. Стихи… может быть, в них ключ?

Барренс принес кувшин воды и потертую флягу. Агата налила ему полную кружку сидра. Эльф залпом выпил, закашлялся, слезы брызнули из глаз, но к его щекам вернулся цвет, а взгляд стал чуть осмысленнее.

— Пей, госпожа, — прохрипел он, протягивая ей флягу. — Отогреет. Хоть немного.

Агата отхлебнула. Огненная струя обожгла горло, разлилась жаром по промерзшему телу, отгоняя ледяное прикосновение катакомб. Она развернула первый пергамент.

“О, Луна, сестра ночи бледной,

Твой лик в лазурной мгле скользит,

Как серебристый парус медный,

Что по волнам судьбы летит.

Твой свет – намек, твой взгляд – подсказка

Для тех, кто смеет видеть в тьме,

Где тени сплетены как вязко,

И тайны спят в немой тюрьме…”

Лирика. Красивая, но вполне обычная. В духе Лориэна. Агата отложила листок, взяла второй.

“Когда сойдутся в небе синем

Планет стальные колеса,

И Меркурий с Марсом в силе,

И Венера без покрова,

Откроется врата порог,

Где спит забытое Слово,

Под стражей древних, как урок…”

“Парад планет…” — прошептала Агата. Она вспомнила астрологические календари. Такой парад должен был случиться… скоро. Очень скоро. Через три дня? Врата порога… Забытое Слово… Под стражей древних… Это уже не просто лирика. Это указание? На что? На склеп? На то, что они нашли? Или на то, что должно произойти? Но где?

Она достала волшебное перо кукушки.

— Перо. Лориэн нашел кристалл. Он писал эти стихи. Он знал о параде планет. Что он на самом деле искал? Что он хотел сделать?

Перо дрогнуло, приподнялось над столом и вывело размашисто:

“Звездный ключ искал поэт,

Чтоб открыть запретный свет.”

— Звездный ключ? Это кристалл? — настаивала Агата. — Что открыть? Врата? Где они?

Перо пошатнулось, будто от усилия, и вывело криво:

“Там, где тени спят глубоко,

Под знаком Трех и Огня Рока.”

И упало, словно обессилев. Знак Трех? Знаки на саркофаге? А Огонь Рока? Ничего не ясно. Агата сжала пальцы в кулак от бессилия. Мрак! Оно либо не знает больше, либо не может сказать. А может, просто издевается, как в прошлый раз с “обеденным” советом.

Она посмотрела на Барренса. Эльф сидел на кресле для посетителей с ногами, обхватив колени, но в его глазах, красных от слез и сидра, уже не было животного ужаса. Была усталость, но и… странное упрямство. Он встретил ее взгляд.

— Мы… мы ведь выбрались, госпожа, — сказал он тихо, но четко. — Из тех… кошмаров. Мы же сражались с этими… плесневыми гадами! И вы… вы нашли эту дверь в стене! Из ничего! С кристаллом! — Он резко встал, выпрямился во весь свой небольшой рост. — Это же… это же геройство! Настоящее! Как в балладах! Я… я даже алебардой рубил! Два раза! Может, три!

Агата смотрела на него, и уголки ее губ дрогнули. Не улыбка, но что-то теплое растопило немного льда внутри. Этот вечно трусливый эльф… Он был прав. Они выжили. Они добыли улики. Они – команда.

— Да, Барренс, — она кивнула. — Геройство. Ты молодец. Держался. Но игра не окончена.

Эльф энергично кивнул, уши захлопали.

— Что дальше, госпожа? Расшифровывать знаки? Искать в книгах про “Огонь Рока”?

Агата взглянула в окно. Ночь была в самом разгаре. Город спал, но ее собственные мысли метались, как пойманные мухи. Знаки были непонятны. Стихи – туманны. Перо – бесполезно. Сидеть и ломать голову до утра – значит утонуть в догадках и страхах. Нужно действие. Нужен факт. Тот самый, который поставит все точки над “и”. Или, наоборот, запутает еще больше.

— Лавка Эрвинга, — сказала она. — Отдохнем и утром отправимся. Иди отдыхать, храбрый воин Барренс. Ты сегодня победил самого страшного врага.

Барренс приосанился. Его уши встали торчком, и на довольной физиономии эльфа промелькнула неподдельная радость.

— Плесневиков?

Агата улыбнулась. Ей вдруг стало так тепло на душе. Будто лучик солнечного света пролился на обледеневшее сердце.

— Нет. Ты победил свой страх. Победил себя. А это важнее всего. И я очень ценю твою дружбу и твою работу в этом агентстве.

Глава 22.

Внутри пахло пылью, высохшими травами, плесенью и… чем-то кислым, химическим. Пол был усыпан осколками стекла, рассыпанными сушеными кореньями и смятыми бумагами. Полки, когда-то ломившиеся от склянок и банок, были пусты или опрокинуты. Кто-то основательно потрудился, обыскивая место.

Агата зажгла лампу под потолком. Луч выхватил разгром. Стойка аптекаря была разбита. Шкафчики с ящиками выдвинуты и опустошены. На полу валялись обрывки рецептов, счетов, квитанций о “даровании” какого-то имущества. Ничего полезного.

Она двинулась глубже, в задние комнаты. Там было еще хуже. Жилая комната: койка перевернута, тумбочка разбита, одежда разбросана. Кухня: горшки разбиты, припасы растащены или испорчены. И тут ее взгляд упал на дверь в подвал. Она была приоткрыта. И оттуда тянуло тем самым кисло-химическим запахом, гораздо сильнее.

Сердце Агаты заколотилось быстрее. Она спустилась по скрипучим ступеням. Подвал был не кладовкой, как можно было ожидать. Это была лаборатория. Столы, заставленные дистилляторами, ретортами, тиглями; полки с банками странных порошков и заспиртованными насекомыми, которые Агата предпочла не разглядывать. Здесь тоже царил хаос. Оборудование было поломано, склянки разбиты, смешивая свои содержимое в ядовитые лужицы на каменном полу. Кто-то искал что-то очень конкретное.

Агата осторожно обошла столы, освещая фонарем углы.

Хруст стекла под ногой где-то наверху, в лавке, заставил Агату вздрогнуть и погасить фонарь. Кто-то вошел. Шаги – осторожные, крадущиеся – приближались к лестнице в подвал. Агата прижалась к холодной стене рядом со столом, сжимая арбалет. Ледяной ужас и ярость слились в Агате в единый взрыв. Она выстрелила на звук, почти не целясь. Тупая стрела с глухим стуком вонзилась в деревянную балку над лестницей, осыпав осколками штукатурки. Из темноты метнулась тень – нечеловечески быстрая, сливающаяся с полумраком. Агата отпрыгнула за перевернутый стол, чувствуя, как огонь в крови заставляет двигаться вперед. Бороться. За жизнь!

Схватка была яростной, но странной. Тень не стремилась убить. Она парировала удары Агатиного кинжала отрывистыми, точными движениями, уворачивалась от попыток оглушить арбалетом, словно играя. Ее молчание и эта… легкость бесили Агату сильнее любой угрозы. Она почувствовала знакомый запах… Его, этот запах, она только недавно уловила на своей подушке…

Сердце сжалось от безумной догадки.

— Хватит прятаться! — выкрикнула она, делая отчаянный выпад вбок, не в центр тени, а в ее периферию, туда, где должно было быть ребро, если бы это был человек.

Кинжал встретил сопротивление, но не металл и не кожу. Будто плотный туман. Раздалось резкое, змеиное шипение от боли. Тень отпрянула, на миг проявившись.

— Лекс! — имя вырвалось у Агаты как плевок. Она увидела его черты, бледные в отсвете разбитых приборов, его глаза – два уголька ярости и боли, где она только что ударила. — МРАК тебя дери! Ты! Опять ТЫ!

Ярость, копившаяся днями – предательство, страх в катакомбах, унизительное бегство, этот дурацкий бой – вырвалась наружу. Она бросилась на него, забыв про арбалет, про осторожность, про все на свете. Ее кулаки били по его груди, по плечам, которые даже не пытались увернуться. Слезы гнева и обиды жгли глаза.

— Ты исчез! Бросил! Когда они на меня с обвинениями! Ты – тень! Призрак! Лжец! — каждый удар сопровождался обвинением. — Ты знаешь! Знаешь всё! И молчишь! Играешь! Я чуть не сдохла там, под землей! Из-за твоих игр!

Лекс стоял, принимая удары. Его лицо было напряженным, но в глазах не было ни злобы, ни насмешки. Была… усталость. И та самая невыносимая нежность, которая так бесила Агату.

— Агата… — его голос был низким, хрипловатым от недавней боли. — Довольно.

— Нет! Не довольно! — она замахнулась снова, но он поймал ее запястье. Его пальцы были холодными, но сильными. Она попыталась вырваться, но он поймал и вторую руку, прижал ее к груди. Они стояли так, дыша в лицо друг другу, в зловонном полумраке разгромленной лаборатории. Гнев Агаты кипел, но под ним клокотало что-то иное – дикое, неконтролируемое, накопленное напряжение всех этих дней страха и неопределенности.

Их взгляды скрестились. Ярость против терпения. Боль против понимания. Что-то щелкнуло. Агата не знала, кто начал первый. Может, она потянулась? Может, он наклонился? Их губы встретились не в поцелуе, а в схватке. Грубо, отчаянно, с вкусом крови и горечи. Это был не поцелуй, а битва, продолжение схватки иными средствами. Она кусала его губу, он отвечал тем же, его руки впились в ее спину, прижимая так, что кости затрещали. Ее пальцы запутались в его черных, как ночь Дарквуда, волосах, дергая.

Они позволяли друг другу все. Прикосновения были не лаской, а утверждением, проверкой границ, вымещением всей боли и страха. Его холодные руки скользили под ее плащом, по ребрам, к талии, оставляя мурашки и жар одновременно. Ее пальцы рвали застежки его странной, нечеловечески прочной одежды, касаясь ледяной, но живой кожи, исследуя шрамы, о которых она не знала. Дыхание сплеталось, становилось общим, прерывистым. Мир сузился до точки соприкосновения их тел в этом вонючем подвале, до гула крови в ушах, до всепоглощающего огня, выжигающего все мысли, кроме одной: Он здесь. Реальный. Холодный. Опасный. Ее.

Но так же внезапно, как началось, Лекс остановился. Он резко оторвался, отстранился, держа ее на расстоянии вытянутой руки. Его грудь вздымалась, в глазах бушевало море эмоций – страсть, боль, решимость и что-то еще…

— Нет, — его голос звучал хрипло, но твердо. — Не сейчас. Не так. Прежде… прежде ты должна знать. Все. Иначе… иначе это будет еще одним предательством. С моей стороны.

Агата пыталась отдышаться. Губы горели, тело дрожало от невыплеснутого напряжения, разум отказывался соображать. Она хотела ударить его снова, за то, что остановил, за то, что снова контролирует ситуацию. Но его взгляд… он заставил ее замолчать. В нем была необъяснимая твёрдость.

Глава 23.

Тяжелые шаги гулко отдавались по ступеням подвала. В проеме показались фигуры в темных балахонах, кинжалы в руках отливали синевой. Лекс резко отдернул Агату вглубь тени за массивный разбитый котел.

Ее плечо больно ударилось о холодный, шершавый металл. Прежде чем она успела вскинуть арбалет, из проема хлынул поток теней.

Трое наемников ворвались в подвал, двигаясь как единый механизм. Их кожаные доспехи, покрытые зазубринами и пятнами не то ржавчины, не то крови, сливались с полумраком. Лица – жесткие маски с плоскими, безразличными глазами. Четвертый остался в проеме, блокируя отступление, его тяжелая алебарда готова была пронзить любого, кто рванется к лестнице. Двое спустившихся исчезли вправо и влево, растворяясь в хаосе разваленных стеллажей и грудах хлама.

– В кольцо. Не дать им маневра, – коротко бросил главарь, мужчина с глубоким шрамом через лоб. Его голос был ровным, как поверхность могильного камня. Он не спешил, делая шаг вперед, тяжелый меч в его руке казался продолжением тела. – Лекссс... отдай артефакт. Умреш быстро.

Лекс уже двигался. Не в ответ на угрозу, а опережая. Он метнулся не к капитану, а вбок, к ближайшему стеллажу, опрокинутому набок. Его рука, обернутая в черную ткань, мелькнула в воздухе и тень от стеллажа ожила. Она рванулась вперед, как черная пантера, обвивая ноги правого наемника, который как раз выныривал из-за груды бочек. Тот вскрикнул от неожиданности, споткнулся, его дубинка со звоном грохнулась о камень.

Щелчок!

Сухой, резкий звук арбалета Агаты пробил гул подвала. Она не целилась в капитана – его броня была слишком прочна. Она поймала в прицел лицо наемника слева, выскакивающего из-за опрокинутого стола. Болт с глухим чвяком вонзился в деревянную стойку совсем близко от виска. Наемник резко отпрянул, но не испугался – лишь холоднее сжал свой короткий меч. У Агаты не было времени на второй выстрел – перезарядка требовала драгоценных секунд.

Главарь рванул вперед. Его меч описал широкую, смертоносную дугу, рассчитанную не на Лекса, а на котел, за которым пряталась Агата. Сталь с оглушительным лязгом и снопом искр ударила по металлу. Котел, огромный и тяжелый, сдвинулся с места, заскрежетав по полу, прижимая Агату к стене.

– Агата!– крик Лекса был полон холодной ярости. Он был уже рядом. Невидимая сила тени рванула опрокинутый стеллаж навстречу громиле. Тот с ловкостью отпрыгнул, но на мгновение потерял темп. Лекс использовал его. Он не стал атаковать главаря. Он нырнул под руку левого наемника, который пытался зайти Агате в тыл. В руке Лекса блеснуло не оружие, а стилет, с рунами на рукояти. Он вонзил его не в тело, а в тень наемника у его ног.

Наемник вскрикнул – не от боли, а от ужаса! Его собственная тень вздыбилась, как черное пламя, и обвила его ноги и руки, сковывая движения с неестественной силой. Он замер, как в смоле.

Но у главаря уже был новый план. Он свистнул – резко, дважды. Наемник в проеме с алебардой бросился вниз по лестнице. А главарь и уцелевший наемник пошли в наступление. Они двигались синхронно, меч громилы целился в Лекса, дубинка второго – в Агату, все еще прижатую котлом. У Агаты не осталось времени на перезарядку арбалета и не было пространства для маневра…

И в этот момент Агата взревела! Не от страха. От ярости. Она уперлась спиной и ногами в холодную стену, собрала все силы – и толкнула котел вперед изо всех сил! Ржавый гигант с оглушительным скрежетом пополз по камню, прямо на наступающих наемников! Те вынуждены были отскочить, расстроив строй.

Лекс использовал мгновение хаоса. Он взмахнул руками. Тени по всему подвалу вздыбились, как черные волны. Предметы потеряли очертания, свет единственного фонаря погас, поглощенный внезапной тьмой. Воздух наполнился леденящим воем и шепотом десятком невидимых голосов. Наемники замерли, их железная дисциплина дала трещину перед лицом чистой магии Тени.

— Не выстоять,— раздался шепот Лекса. — Их слишком много. Готовься…

Агата сжала арбалет, сердце колотилось как бешеное. Готовиться? К чему? К смерти? Лекс обхватил ее сзади, его холодные руки сомкнулись на ее запястьях. Мир сжался до точки, затем вывернулся наизнанку. Ледяная волна прокатилась по костям, сознание помутилось звуки – зловещий шепот культистов, скрежет их оружия – стали гулкими, как из-под воды. Они не побежали – их вытянуло сквозь щель в полу, пронесло по тени опрокинутого стеллажа, выплюнуло в переулке за два квартала от лавки Эрвинга. Агата рухнула на колени, давясь кашлем и тошнотой.

— Мрак тебя побери, Блекторн! – выдохнула она, вытирая рот. – Чувствую себя… выпотрошенной! Никогда! Никогда не привыкну!

Лекс стоял бледный как мел, но уже осматривающий округу, коротко бросил:

— Привыкнешь. Или умрешь. Быстрее. К Китти. Там схоронимся.

Агата бросила взгляд на Лекса и заметила темное пятно, расползающееся по его боку, под тканью камзола.

Бордель «Розовые Грёзы» встретил их какофонией фальшивых сопрано и запахом дешевого вина. Мадам Китти, восседающая за стойкой в облачении из розового шифона и перьев, увидев их, подняла тщательно прорисованную бровь. Ее взгляд скользнул по Агате – грязной, бледной, с распущенными волосами – и зажегся теплом при виде Лекса.

— Ах, моя темная звездочка! – вскинулась она, распахивая объятия, но не сходя с места. – Где ж тебя носило? И в каком виде! – Ее взгляд упал на кровь. – Ой-ой, поцарапался наш мальчик? – она тут же метнула ядовитый взгляд на Агату. – И небось, милочка, твоих рук дело? Или все же чужих? Ты у нас сегодня особенно неприглядно выглядишь. Лекс, что за вкусы у тебя?

Агата едва не скривила губы в саркастической улыбке. Лекс не дал ей и слова вставить.

— День удался, Китти. Нам бы уголок по-тише. И аптечку, если твои «грезы» не только розовые, но и практичные.

— Уголок? Для вас? – Китти закатила глаза, но бросила ключ с фривольным ангелочком на стойку. – Берите. Комната прежняя, на третьем этаже. Там чисто, уютно и кровать на двоих… для отдыха, – она подчеркнуто посмотрела на Агату. – Аптечку пришлю. И вина. Раны и сердца им лечат, дорогие мои. –она уже поворачивалась к Лексу, голос стал сладким, как патока: – Лександр, милый, может, лучше я сама перевяжу? У меня рука легкая…

Глава 24.

Казалось, бордель «Розовые Грезы» никогда не спал по-настоящему. Даже в этот час из-за закрытых дверей доносились приглушенные стоны, смешки и звук льющейся воды. Воздух в узких коридорах был густым коктейлем из дешевых духов, табачного дыма, пота и подгоревшего масла с кухни. Мадам Китти, уже облаченная в экстравагантный, хоть и слегка помятый пеньюар цвета фуксии, с видом заправского полководца пила крепчайший кофе за стойкой, сверяясь с толстой книгой учета. Ее цепкий взгляд мгновенно засек Агату и Лекса, спускающихся по лестнице черного хода. Уже одетых для похода. На сей раз в ее глазах не было ни яда, ни даже особого удивления – лишь глубокая, почти профессиональная усталость.

– Уже на ногах, мои полуночные пташки? – голос ее был хрипловат от недосыпа. – Видок… будто через глотку дракона протащили. – Ее взгляд скользнул по бледному, напряженному лицу Лекса, но остановился на Агате. – Кого ищете?

– Скайлу. – Голос Лекса был тих, но тверд.

– Она не принимает. Только что клиент ушел… Не самый нежный кавалер. Будьте осторожны. Она… хрупкая сейчас. Как разбитое зеркальце.

– Китти, – Агата шагнула вперед, понизив голос. Сердце нелепо колотилось от предчувствия. – Нам нужно видеть Скайлу. Срочно. Наедине. Мы… принесли кое-что от Лориэна.

Тень пробежала по лицу Китти. Она отставила чашку, тяжело вздохнула.

– От поэта? Ладно. Идемте. Тише, мыши. И без громких сцен, прошу вас. Мои девочки и так на нервах. – Она повела их по тихому, слабо освещенному коридору в самую глубь борделя. Указав на темную дверь, мадам Китти кивнула.

Агата постучала осторожно.

– Скайла? Это Агата. Можно войти?

Из-за двери донесся шорох, тихий всхлип, затем скрип кровати. Дверь приоткрылась на цепочку. В щели блеснул один огромный золотистый глаз гарпии, запавший и опухший от бессонницы и слез. Увидев Агату, глаз расширился, цепочка с лязгом упала.

– Агата! – голос Скайлы был хриплым шепотом, но в нем вспыхнула слабая искорка чего-то, похожего на надежду. Она распахнула дверь, отступив вглубь комнаты. Ее великолепные крылья были безжизненно опущены, перья тусклые и местами выщипанные от нервного напряжения. Она куталась в поношенный тонкий халатик, казалась удивительно маленькой и хрупкой. На тумбочке валялся пустой флакон дешевого успокоительного зелья. – Вы… Вы пришли! Вы нашли что-то? От него? – Она схватила Агату за руку, ее пальцы были ледяными и дрожали.

Агата почувствовала, как у нее перехватило горло.

— Да, мы нашли кое-что, Скайла, – сказала Агата тихо. Она протянула сверток, аккуратно перевязанный темной лентой. – Его стихи. Все, что он писал в последнее время. Мы думаем… он хотел, чтобы они были у тебя.

Надежда в глазах гарпии не погасла, но изменилась. Сияние ожидания чуда сменилось горькой, но все же светлой благодарностью. Она бережно взяла сверток, словно это был новорожденный птенец, прижала его к груди. Слезы – не обычные, а те самые, тяжелые, как жидкий жемчуг, – сразу же навернулись на ее золотистые ресницы и покатились по щекам.

— Стихи… – прошептала она, и голос ее сорвался. — Его слова… Его душа… – Она не могла говорить дальше. Рыдания, тихие и горькие, сотрясали ее хрупкое тело. Она опустилась на край узкой кровати, не выпуская свертка. Жемчужные слезы падали ей на колени, на простыню, и несколько тяжелых капель упали прямо на темную ленту, обвивающую пергаменты.

— Мы уйдем, – тихо сказал Лекс, стоявший в дверях, его тень сливалась с сумраком коридора. – Дадим тебе время…

— Нет! – Скайла резко подняла голову, вытирая тыльной стороной ладони слезы. – Останьтесь. Пожалуйста. Я не хочу быть одна с этим. – Ее взгляд умолял. – Вы принесли мне… часть его. Как? Где нашли? – Новые слезы покатились градом, смешиваясь с первыми на свертке.

И тут произошло нечто невероятное!

Там, где жемчужные слезы касались темной ленты и края верхнего пергамента, материал не промокал. Напротив, под воздействием влаги, словно проявляясь на чувствительной бумаге, стали возникать тончайшие, мерцающие линии. Сначала едва заметные, потом все ярче: синие, как глубинный лед, серебристые, как лунная дорожка, золотистые, как прожилки драгоценной руды. Слезы растекались, и линии складывались в четкие очертания – суровые горные пики, глубокие, как раны, шахтные стволы, запутанные лабиринты тоннелей, и… три яркие, пульсирующие точки-метки, похожие на застывшие звезды или те самые кристаллы. За считанные секунды, на глазах у изумленных Агаты, Лекса и самой Скайлы, на развернутом крае пергамента раскинулась невероятно детализированная карта Горного Хребта Теней и его древних, забытых недр.

В комнате повисла ошеломленная тишина.

— Слезы гарпии… – прошептала наконец Агата, глядя на чудо. – Старая легенда… “Жемчуг скорби открывает сокрытое”… Я думала, это просто сказки для подбадривания в темные времена!

Лекс, первым оправившись от шока, осторожно подошел. Его острый, аналитический взгляд сканировал проявившееся изображение. Он не стал трогать хрупкий, мокрый пергамент, лишь указал пальцем в воздухе над тремя пульсирующими метками.

— Кристалл. Еще один. Лориэн знал это место. Он нашел кристалл, но не стал забирать, а составил карту. И зашифровал ее в стихах, зная… – его голос смягчился, глядя на Скайлу, – …зная, что только истинные слезы его Вечерней Звезды смогут открыть этот путь в случае его смерти. Он оставил тебе не просто память, Скайла. Он оставил тебе ключ. Последний дар и… надежду на то, что его дело не умрет с ним.

Скайла смотрела на карту, проявлявшуюся под ее собственными слезами. Новые жемчужины катились по щекам, но теперь в них, сквозь невыносимую боль утраты, пробивалось нечто иное – осознание огромного доверия, гордость и обжигающая любовь, которая сильнее смерти. Лориэн доверил ей свою последнюю, самую опасную тайну. Он верил в нее. В ее силу. В ее любовь.

— Шахты… Глубинные Рудники Гномов… Старые Вентиляционные Штреки… – Лекс выпрямился, и в его глазах вспыхнул знакомый Агате холодный огонь решимости, смешанный с тревогой. – Это места гиблые. Заваленные. И нам придется идти туда. Пока те, кто убил Лориэна, не нашли этот последний кристалл. У нас два. И у них два. Этот кристалл последний. Решающий исход противостояния. А мы теперь мишень для наемников, желающих заполучить кристаллы и карту.

Загрузка...