Мудрость и красота - Абсолют #3

Бонус Сони (1).

Winter Ghosts - JBM  (ссылка на плейлист в аннотаци)

Просыпаюсь под нежнейший перезвон колокольчиков – это Эштон развесил свои австралийские подвески на нашей небольшой террасе. И сейчас, в июле, в жару, когда все окна и дверь на террасу открыты, квартира наполняется фееричной мелодией ветра, рождённой из стекла и металла.

Открываю глаза и вижу его темноволосую голову на соседней подушке – он спит, как младенец, а на часах уже половина шестого утра. Эштон снова проспал пробежку… На моё счастье!  Бесконечное, безмерное счастье в его взъерошенных каштановых волосах, тоном темнее моих, в сомкнутых веках, длинных ресницах, очертаниях губ, которые мне всё время хочется целовать…

Мы целуемся как умалишённые, захлёбываясь друг другом, вот уже  четыре месяца. Но кроме этого больше ничего…

Я решила, что он не хочет меня из-за моей совершенно несексуальной беременной фигуры… но его взгляды, губы и временами срывающиеся на откровенные интимные ласки руки говорят совсем о другом. 

Отец твердит, что все проблемы и разногласия нужно проговаривать. Обсуждать. Всегда мягко сообщать о том, что тревожит, что приносит дискомфорт. «Чтобы тебя услышали, нужно говорить! Чтобы поняли – объяснять!» - он повторял мне это раз сто, наверное.

- Пап, он не… интересуется мной в том самом смысле, - нет сил больше скрывать свою проблему от отца.

Алекс обнимает, прижимая мою совсем уже взрослую голову к своей груди:

- Соняшик, доченька, мужчины по-разному устроены: не все могут делать это с беременной женщиной. В первую очередь, из страха навредить! Я Эштона очень хорошо понимаю, в его ситуации тоже не прикоснулся бы.

- Но мама мне говорила другое…

- То было в молодости, эгоистичной юности. А когда мама была беременна в последний раз, я не трогал её, так что пусть не сочиняет!

- Она не сочиняет, сказала мне то же самое: в молодости вас её беременность не останавливала, только в последний раз, из-за возраста, вы… не делали этого.

- Не из-за возраста, Соняш. Только из страха прервать такую хрупкую жизнь внутри неё. Только это. Но ты не меня с мамой слушай, а с мужем поговори! Эти вопросы только вы вдвоём должны решать! Я и тебя прекрасно понимаю – счастливая семья начинается с постели, но и поведение Эштона логично. Просто поговорите!

В тот же вечер Эштон сам объяснился – не иначе отец надоумил:

- Соня, я не могу: то, что внутри тебя, создал не я, и поэтому вдвойне не имею права подвергать ребёнка рискам. Понимаешь?

- Понимаю…

Муж обнимает меня, целует:

- Мы наверстаем каждый пропущенный день, обещаю тебе! Просто нужно подождать…

И мы ждали: вначале три месяца до родов, и ещё почти месяц после них. «Сорок дней!» – сказала мама. «Подождите сорок дней и на сорок первый – вперёд, за Родину!».

Сегодня – сорок первый день. Долгожданный. Самый важный, потому что для нашей пары это будет не просто секс, это  - акт очищения, последняя точка в нашей истории, переписанной набело в чистовик.

Мы поженились спустя неделю после того, как Эштон, в буквальном смысле, выкрал меня с Лёшкиной свадьбы. Я не была против поспешной женитьбы, скорее, пребывала в шоке от скорости происходящих в моей жизни неожиданных перемен. А Эштон торопился так, что его, казалось, ни одна стена не остановит! И я знаю почему – Антон метал молнии. Они, двое моих мужчин, схлестнулись не на шутку, и, скорее всего, поубивали бы друг друга, если бы отец не вмешался. Я знаю, что Алекс сделал некое предложение Антону, от которого тот не смог отказаться. Или не посмел…

А я задумалась: разве можно обменять любимую женщину на бизнес-сделку, да будь она хоть трижды выгодна? Разочарование в отце моего первого ребёнка ударило наотмашь… Ведь я почти связала свою жизнь с этим человеком! Считала своим мужчиной, пусть никогда не любила, но ведь доверяла, хотела рожать ему детей!

Спустя только сутки после нашей с Эштоном свадьбы я обрабатывала раны на лице и руках мужа после «мужского разговора» с Антоном и вдруг поняла: Эштон не отказался бы от меня за все богатства мира, и особенно, если бы я была беременна его дочерью…

The weeknd Call out my name

Но он отказался однажды по совсем другой причине: предпочёл моей весенней любви холодную отцовскую. Только теперь всё изменилось, и я вижу это в глубине его карего взгляда, в том, как часто он скользит по моему лицу, всегда останавливаясь на губах… Я вижу многое в той нежности,  какой окутывает меня некогда ледяной Эштон, в его времени, почти полностью отдаваемом мне…

Я была права! Эштон умеет быть нежным, ещё как!

Мои глаза устали любоваться спящим мужчиной, я убираю спутанную чёлку с его лба, надеясь разбудить… но Эштон не просыпается. Мои пальцы скользят по его сильному плечу, обводят контуры мышц, останавливаются на сгибе руки, нежно повторяя реки выпирающих вен… Да, теперь они хорошо видны, неся кислород его натренированному телу, а было время, когда  глядя на них, глубоко спрятанных под исколотой кожей, я едва сдерживалась, чтобы не плакать…

До какой степени отчаяния нужно дойти, чтобы во взрослом, сознательном возрасте начать творить такое со своим телом и жизнью?

Мои прикосновения к чувствительной коже имеют эффект: Эштон открывает глаза, хмурится, но… заметив меня, почти сразу расплывается в широченной тёплой улыбке. Его руки тянутся к моей талии, гладят живот, следуя старой привычке  -  этот жест был самым частым в то время, когда мы ждали рождения нашей дочери.

Бонус Сони (2).

Эштон возвращается позже обычного, и в руках его такой огромный букет белых роз, что самого и не видно!

- Это мне? – спрашиваю, растаяв от удовольствия.

- А разве в этом дворце есть какая-то другая царевна? – бормочет, целуя шею.

И мы целуемся в холле долго-долго, зажав между собой миллион белых роз…

- Уа! Уа!!! – Айви уже давно научилась ревновать Эштона.

Он отрывается от меня с виноватой улыбкой:

- Мне нужно с дочерью поговорить, - сообщает.

- О чём это?

- Её сегодня пригласили бабушка с дедушкой к себе на sleepover (ночёвку).

Моё лицо вытягивается.

- Не пугайся! Они сегодня ночуют вместе с Амаэлем в Сиэтле.

- То есть, на два этажа ниже нас?

- Ага! – сообщает, заливая свою Айви улыбкой. – Ну как ты, моя принцесса? На одну только ночь поедешь к дедушке? Там тебя Амаэль ждёт… Так ждёт!

- Эштон, поверить не могу! Ты просил родителей?

- Нет, они сами предложили. Вернее, отец почти настоял, - Эштон старается не улыбаться, но уголки губ его выдают.

- Мужчины… - выдаю соображение.

- Что делать… Такие мы! – отвечает, нацеловывая дочь, которую не сможет увидеть всю ночь. – Мама просила тебе передать, чтобы ты сцедила молоко минимум на два кормления! – ставит в известность.

Zoe Durrant - Bridge (ссылка на плейлист в аннотации)

Мы не включаем свет, но он и не нужен, потому что огни стоящего напротив небоскрёба с панорамной неоновой вывеской Global наполняют спальню синим светом. Даже если бы мы захотели спрятаться друг от друга в темноте, у нас бы не получилось.

Сердце не бьётся в груди, нет. Оно не в силах придерживаться заданного природой ритма, соблюдать написанные для него законы. Моё сердце – дикая птица, пойманная в клетку ожидания неизбежного. Желанного. Нужного. Необходимого как воздух…

Это мой муж… Мужчина, сводящий с ума своими линиями, изгибами, мощью молодого тела, энергией карего взгляда… В синем свете мне не виден цвет его тёмных, как космос, глаз, но я ведь знаю, какие они… когда он  ищет в моих одобрение своему чувству,  когда смотрит на небо, когда любуется нашей дочерью, когда любуется мной…

Я заяц. Я маленький, крошечный зайчишка, отданный на откуп гигантскому удаву… Мне и боязно, и безумно важно получить то, что сейчас он даст мне. Каким будет этот дар, и смогу ли я принять его, мы оба не знаем.

Но Эштон как будто спокоен. Его движения по-кошачьи плавные, уверенные. Он выглядит так, словно знает, что делает, что нужно делать, и что нам обоим точно будет хорошо. Вне всяких сомнений.

Эта непоколебимая уверенность каким-то чудом передаётся и мне, и я, кажется, немного отпускаю своё напряжение.

Эштон медленно приближается, а я думаю не о предстоящем событии, которое может стать и  фейерверком, и жестоким падением для нас обоих, а о его невероятной выдержке. Я завидую ей до того момента, пока он, мой муж, не берёт мою руку в свои ладони, целует её и прижимает к своей обнажённой, ещё влажной после душа груди…

И тут мне открывается нечто бесконечно важное: его сердце колотится другой сумасшедшей птицей, загнанной в такую же точно клетку страха и неопределённости. Но ещё важнее то, что он и не думал скрывать от меня свои переживания – именно ему предстоит исправить то, что сделал тогда.

Ему тяжелее, чем мне, ведь это он поведёт нас туда, где мы либо по-настоящему станем мужем и женой, либо разобьёмся оба.

Эштон приближает своё лицо к моему, но не целует. Моя нервозность снова рвётся наружу, ищет все возможные выходы, но сейчас ей доступно только дыхание – я не могу сдержать свои рваные лихорадочные вдохи и выдохи.

Но Эштон может.

Он приближает свои губы к моему уху и… ничего не делает. Замирает, позволяя мне слышать его размеренное дыхание, поймать его ритм и постараться принять его.

И я это делаю. Он ведёт, а я слушаюсь, и мне это дико нравится! Его власть надо мной, над ситуацией, над нашими реакциями.

Его губы опускаются ниже и касаются моей шеи. Ощущение влажных мягких губ в самых чувствительных моих точках уносит меня на скорости от всех до единого переживаний…

Я таю… млею… поддаюсь… отдаюсь… Глаза закрываются сами собой, потому что то, что он делает – невыразимо приятно. Это волшебство лёгких, как пёрышко, поцелуев, магия ласк любящего мужчины… Любимого…

Francesca Michielin - L'amore esiste

Эштон рядом, на нём только полотенце, и от его тела исходит растапливающий меня жар. Но он не прижимается, не обнимает руками, не вдавливает свои бёдра, как мог бы, как делал это Антон, например. Всё, что у меня есть – это его по-детски нежные губы, влажность горячего дыхания. Именно оно ласкает меня, именно оно обдаёт нежностью и сводит с ума своей деликатностью, провоцируя … желание получить больше!

Я резко выдыхаю своё внезапное понимание того, насколько искусен мой мужчина. Эштон читает в этом почти истерическом выдохе что-то своё и меняет тактику: его ладони по обе стороны от моей головы, он упирается ими в стену, и всё также, не касаясь ни единой своей клеткой, кроме губ, поцелуями поднимается к подбородку. Его прикосновения становятся всё невесомее, он уже не целует, а только трогает…

Отчаянно хочется его страстных поцелуев в губы, а он умеет это делать…так чувственно! Мой муж, оказывается, виртуоз в целованиях…

Но сейчас он не спешит – дразнит. И чем дольше тянет, тем сильнее потребность в его мягких, но требовательных, жадных губах, нежных, робких, но таких возбуждающих ласках его умелого языка…

Эштон: Глава 1. Первая близость и будни семейной жизни

Я обменял спокойный сон на невесомый поцелуй.
Пока ты в комнате со мной -
целуй меня,
целуй,
целуй.

Целуй меня, пока темно, пока зашторено окно, под звуки старого кино, под всепрощающей Луной. Когда на нас глазеет мир, в троллейбусах, такси, метро, под осуждением людским, под брань старушек, гул ветров. Под визг клаксонов, вой сирен, под грохот скорых поездов, прижав ладонь к дорожкам вен, не позволяя сделать вдох, к моим обветренным губам прильнув и затопив собой. Пускай в висках гремит тамтам, я знаю: так звучит любовь.
Целуй меня, когда я слаб, когда я болен и простыл, когда тоска из цепких лап не отпускает, и нет сил. Когда я выхожу на след, когда выигрываю бой, под шёпот старых кинолент, под песни, что поет прибой.
Пусть за порогом бродит чёрт, пусть порт покинут корабли, пусть будет хлеб и чёрств, и твёрд, и гравитация Земли исчезнет, мир затянет льдом, застынут стоки медных труб, мы будем греть друг друга ртом, дыханием с замерзших губ.
Пусть солнце плавит небосвод, и пусть болит, и пусть грызёт.

Я поцелую - всё пройдет.
Ты поцелуешь - всё пройдет.

Джио Россо

Глава 1. Первая близость и будни семейной жизни

Aphex Twin - Rhubarb (ссылка на плейлист в аннотации)

Горячий кофе, приготовленный отцовской помощницей Хелен, обжигает мне руки. Я стою у окна в нашем с отцом кабинете – он настолько велик, что мы умещаемся в нём вместе – и смотрю на послеобеденный Сиэтл. Снующие авто, пешеходы, огни сменяющих свой цвет светофоров, кресты реверсивных полос успокаивают меня своей неизменностью. Обычно я нахожу в этом бесконечном движении своеобразную неподражаемую красоту, очарование большого города, но не сегодня – все мои мысли заняты пережитой вчера нашей с Соней первой близостью.

Я боялся её как огня, страшился, что никогда не смогу исправить то, что натворил, не хватит сил, нежности, ума. Но, как выяснилось, переживать было не о чем, и от меня мало что зависело – наше с Соней взаимное влечение всё сделало само…

Настолько потрясающе всё это было, что весь мир вдруг стал казаться ничтожным – все мысли, до единой, о Соне, её наготе и тех ощущениях, которые вчера оказались для меня открытием.

Ни с одной женщиной мне не было ТАК хорошо…

Я закрываю глаза и чувствую, как мой рот растягивается в улыбке…

Мне безумно нравится ощущать Сонину кожу под своими губами, её гладкость, мягкость. Мои ладони повторяют женственные изгибы: шею, плечи, талию, бёдра, грудь - я словно срисовываю самое совершенное в природе создание на свой собственный холст, восхищаясь талантом Создателя, но вместо кистей и красок - мои глаза, пальцы, моё вдохновение – собственные любовные эмоции и желания…

Полнота налитой материнством груди сводит с ума, призывая меня гладить, трогать и даже легонько сминать, но я всегда помню о Нежности, сейчас именно она – моё самое главное!

Вряд ли в эту минуту я способен отдавать себе отчёт в том, что существо в моих руках – просто женщина, ведь для меня она – бесконечно нужное, самое возбуждающее в природе создание.

Я не задумываюсь о том, как целовать, что делать, какую тактику выбрать - меня несёт в потоке моих желаний, и наслаждение касаниями так велико, что я начинаю сомневаться в собственной опытности…

Ни с одной женщиной, девушкой в моей жизни не было такой необъятной эйфории, настолько сильного желания ласкать и быть ласкаемым, что все прочие кажутся ничтожными…

Кроме одного, самого главного – быть в ней, ощутить себя в её тепле, женственности. Умом понимаю: мне нужно время, чтобы подготовить её к своему вторжению, но сил нет ждать – так сильна эта первобытная потребность!

И я ломаюсь, не выдерживаю: меняю наши позиции на ту, где мне легче всего будет получить доступ к ней, ищу в её глазах одобрение, а нахожу в них… страсть! Моя жена не просто возбуждена, её взгляд не просит, он требует главного…

И я это делаю: медленно, тягуче, словно ласкаю. Мы смотрим друг другу в глаза, переживая самый первый контакт вместе, и оба знаем, что моя мужская сущность не сможет сдерживаться слишком долго: я почти одержимо, отчаянно хочу глубже, резче! Хочу с силой вонзаться в центр моей Вселенной, и самое жгучее желание из всех – зачать ребёнка, оставить часть себя именно в ней, в моей Соне, чьё лицо важнее всех других лиц, чьи глаза наполняют меня всем тем, что мне нужно… Было, есть и будет нужно всегда – любовью!

Не могу отдышаться – таких марафонов бегать ещё не доводилось! Дурман отпускает, взгляд фокусируется и выхватывает картинки, посылая их в сознание – Сонино бедро и большая родинка на нём... или это родимое пятно? Наклоняюсь и целую, обвожу его языком… Кажется, я уже делал это и не раз, но, вспоминая каким несчастным, маленьким и обездоленным ощущал себя, целуя его только в своих фантазиях, стремлюсь повторять свою ласку в этой, теперь уже реальной, жизни снова и снова, так часто, как только смогу, так много, как успею…

Женственность. Необыкновенная, цветущая, растапливающая своей искренней заботой, мягкостью, участием… Никогда не задумывался о ней раньше, но, пытаясь ответить себе на вопрос «Почему Соня?», я понял: всё дело в том, насколько много в ней именно женщины – больше, чем во всех остальных, с кем я жил, спал, коротко или долго пересекался, в ком пытался увидеть свою пару. А пытаться не нужно было, следовало просто раскрыть глаза и увидеть то, что было послано свыше, и что почти постоянно маячило перед моими глазами!

Hammock - Breathturn

Мы только что закрыли серьёзную сделку, отец доволен, но ещё больше радости в этом для меня – теперь я смогу больше времени уделять своей семье.

- Ты домой сейчас? – спрашивает.

- Чуть позже, - отвечаю. - Несколько текущих дел нужно разгрести, потом сразу домой, Айви капризничает, наверное, зубки.