Мудрость и Мужество

В преддверии штурма

Ветер-скиталец, пропитанный гарью и предсмертными криками, метался меж щербатых зубцов крепостных стен Эгера. Солнце багровело за горизонтом, словно оплакивая павших воинов. Уже долгие недели горстка отчаянных сердец сдерживала неумолимый натиск османской лавины. Никого из венгерских воинов уже не осталось в живых, их кровь щедро впитала каменистую землю. Погиб и славный капитан До́бо, комендант крепости.

Теперь оборона держалась на мужестве наемных шотландских стрелков, полк которых по приказу самого короля срочно отправили на защиту крепости.

Уже несколько дней их аркебузы изрыгали смерть в ряды атакующих. Отряды османов бросались на приступ снова и снова, но не могли сломить сопротивление шотландцев.

Их командир, Лэрд Алистер Мак-Дугал, вождь клана Мак-Дугал, из членов которого состоял весь его отряд, чье лицо обветрилось под суровыми ветрами горной Шотландии, а глаза хранили холодное спокойствие зимнего моря, принял на себя бремя командования.

Он стоял на покореженной башне, его взгляд скользил по бескрайнему вражескому лагерю, что змеился у подножия крепости, словно готовый задушить ее в своих смертоносных объятиях.

А оттуда за ним и его солдатами наблюдали глаза врага.

"Еще держатся, чертовы горцы," - проворчал под нос старый турецкий паша, наблюдая за очередным отбитым штурмом. Его густые седые брови нахмурились. "Сколько же их там осталось?"

Рядом с пашой стоял молодой янычарский ага, командир прибывшего на подкрепление артиллерийского отряда янычар.

Он самодовольно усмехнулся. "Не беспокойтесь, паша-эффенди. Великий султан прислал вам в подкрепление нас и лучшие пушки армии ислама. Завтра эти собаки увидят мощь настоящей артиллерии."

А в это время в крепости царила тягучая атмосфера усталости и тревоги. Алистер Мак-Дугал окинул взглядом своих воинов. Их лица были измазаны пороховой гарью, глаза покраснели от бессонных ночей, но в каждом взгляде горел упрямый огонек. Его клан… его кровь. Каждый из этих суровых мужчин был ему братом, сыном, племянником. Их жизни были вверены его решению.

"Фергус," - обратился он к крепкому рыжебородому шотландцу, опиравшемуся на свою аркебузу, - "сколько у нас осталось зарядов?"

Фергус вздохнул, его лицо исказила гримаса боли от старой раны на плече. "Едва ли на еще один серьезный штурм, мой Лэрд. Порох на исходе, свинец тоже".

Послание врага

Солнце палило нещадно, отражаясь от начищенной брони турецких воинов, окруживших парламентера, что приближался к воротам крепости Эгер под белым знаменем. Воздух был пропитан зловещим предчувствием.

У ворот его уже ждал Лэрд Алистер Мак-Дугал, его суровое лицо выражало решимость. Рядом с ним стояли адъютант Дункан, бургомистр Эгера в сопровождении нескольких именитых горожан и трое шотландских стрелков, настороженно вглядываясь в надменное лицо османского посланника.

Турок, одетый в богатый кафтан, с высокомерным видом восседал на холеном арабском скакуне. Его густые черные усы были тщательно подкручены, а взгляд скользил по обветшалым стенам крепости с презрительным снисхождением.
Рядом с ним ехал переводчик, с испугом поглядываюший на суровых шотландцев.

"Я – Касим-ага, посланник великого и могущественного султана Сулеймана Великолепного!" - провозгласил турок зычным голосом, едва удостоив защитников крепости взглядом. Его слова, переведенные дрожащим голосом переводчика, эхом разнеслись над крепостным валом. "Султан, чья власть простирается от восхода до заката, милостиво предлагает вам сдаться!"

Он сделал театральную паузу, оглядывая немногочисленных воинов на стенах. "Ваше сопротивление бессмысленно. Его величество, повелитель правоверных, соблаговолил послать сюда непобедимую армию Аллаха, и теперь, с прибытием осадных орудий невиданной мощи, ваша участь предрешена".

Касим-ага надменно усмехнулся, зная, какой ужас должен был внушить защитникам сам вид новых пушек. "Но султан великодушен. Он готов проявить милость к этим северным варварам, что волею судьбы оказались в ваших стенах. Если вы немедленно сложите оружие и откроете ворота, им будет позволено беспрепятственно вернуться на свою холодную родину. Их жизни будут сохранены".

Он обвел рукой крепость. "Что касается вас, венгры, вам будет гарантирована безопасность и сохранение имущества, но при условии полного повиновения воле султана".

Затем его взгляд стал жестким, а голос – угрожающим. "Но знайте, неверные псы! Если вы осмелитесь противиться воле повелителя мира, если хоть одна пуля будет выпущена в воинов ислама, то клянусь Пророком, этой крепости придет конец! Никто не избежит гнева султана! Ни один человек, ни одна женщина, ни один ребенок не останется в живых! Ваши стены будут сравнены с землей, а память о вашем упрямстве будет проклята навеки!"

Переводчик закончил, его голос дрожал от страха перед собственными словами. На стенах крепости воцарилось напряженное молчание. Шотландцы переглядывались, их лица были суровы. Лэрд Мак-Дугал сделал шаг вперед.

"Передай своему султану, посланник," - произнес он, его голос звучал твердо и непреклонно, - "что шотландцы не сдаются. Мы пришли сюда как воины и умрем как воины, но выполним свой долг. А что касается венгров, они сами решат свою судьбу".

Касим-ага скривился в презрительной усмешке. "Вы сделали свой выбор, глупцы. Завтра вы пожалеете об этом. Если не одумаетесь до завтрашнего утра, наши пушки сотрут вашу жалкую крепость в порошок!"

С этими словами он развернул своего коня и, сопровождаемый своей свитой, галопом поскакал обратно в турецкий лагерь, оставляя за собой лишь клубы пыли и зловещее обещание неминуемой гибели. На стенах Эгера повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь свистом ветра, словно оплакивая уже обреченных. Решение было принято, и теперь оставалось лишь ждать неизбежной бури.

Крепость духа

В душном зале ратуши собрался городской совет Эгера. Факелы бросали дрожащие тени на встревоженные лица бюргеров. За столом, обитым грубым сукном, сидели самые влиятельные горожане: богатые торговцы, почтенные ремесленники, несколько уцелевших венгерских дворян. Атмосфера была накалена до предела – весть о прибытии янычар и их чудовищных пушек повергла всех в ужас.

Старый бургомистр, чье лицо было пепельно-серым от страха, откашлялся и дрожащим голосом произнес: "Господа… ситуация критическая. Турецкий султан предлагает нам пощаду и даже обещает отпустить шотландских наемников на родину, если мы сдадим крепость. В противном случае… вы сами слышали слова их парламентера. Сегодня со стены, я сам видел как турки устанавливали новые пушки в своем лагере. Клянусь святым крестом, это нечто чудовищное! Они не оставят камня на камне".

Заговорил богатый торговец вином, Герхардт, чье брюхо едва помещалось за столом. Его голос был громким и властным, привыкшим к повиновению. "Хватит кровопролития! Мы не солдаты, мы мирные люди! Жизни наших жен и детей дороже гонора какого-то шотландского горца! Нужно принять условия турок, пока не стало слишком поздно!"

Его поддержал ростовщик Фридрих, чьи тонкие губы скривились в презрительной усмешке. "Эти северные варвары свое дело сделали, турки теперь согласны принять у нас капитуляцию на достаточно почетных условиях, вместо того, чтобы всех вырезать и разграбить город. Шотландцы получили плату. Пусть убираются восвояси. А мы сохраним наши дома и жизни".

Однако не все были согласны с таким позорным решением. Старый оружейник Йозеф стукнул кулаком по столу. "Позор! Мы – венгры, внуки солдат великого Хуньяди! Наши предки проливали кровь за эту землю! Неужели мы опозорим их память, трусливо сдавшись на милость язычников?!"

К нему присоединился кузнец Бартош, чьи мускулистые руки могли согнуть подкову. Его глаза горели праведным гневом. "Нельзя верить туркам! Они лживы и жестоки! Они нарушат любую клятву! Лучше смерть с честью, чем жизнь в рабстве!"

Несколько обедневших дворян угрюмо поддержали их. "Мы присягали королю! Сдача крепости – это предательство!" - прозвучал чей-то хриплый голос.

В центре этого спора стоял Лэрд Алистер Мак-Дугал. Его суровое лицо оставалось непроницаемым, но внутри бушевала буря. Он видел страх в глазах горожан, слышал разумные доводы о бессмысленности дальнейшего сопротивления.
Но перед его внутренним взором вставали лица его воинов, людей его клана, которые вместе с ним пришли сюда ради спасения этого города! Пусть торгаши, собравшиеся в этом зале, считают его простым наемным солдатом, которого можно купить и продать, но у него есть то, что не продается ни за какие деньги - это честь!

Он знал, что ждет его на родине, если он, вождь клана, купит жизни шотландцев ценой, которую назначили турки.
Капитуляция и нарушение присяги означала несмываемый позор и бесчестье для Мак-Дугалов в глазах всей Шотландии! Нет, Лэрд Мак-Дугал дал клятву венгерскому королю - охранять крепость Эгер до последнего вздоха, и он выполнит свой долг, чего бы это не стоило!

"Господа," - наконец произнес он, его голос был низким и твердым, - "я понимаю ваши опасения. Но мы – солдаты. Наш долг – защищать эту крепость до последнего вздоха. Мы уже доказали, что можем дать отпор врагу. И пока хоть один шотландец стоит на этих стенах, турки не войдут в город".

Герхардт презрительно фыркнул. "Горд как шотландец, ха-ха. Гордость – хорошее дело, но она не остановит пушечные ядра! Завтра турецкие пушки превратят наши стены в пыль вместе с вашими вояками! Подумайте о женщинах и детях, которые ищут здесь убежища! Вам нужна их смерть? Вас, шотландцев, османы готовы выпустить вас из города живыми, так уходите, пока они не передумали! А уж мы разберемся с ними сами."

Эти слова больно отозвались в сердце Мак-Дугала. Он мысленно видел заплаканные лица матерей, испуганные глаза малышей, к которым несутся янычары с клинками в руках. Он понимал, что его личная честь и долг воина сталкиваются с необходимостью защитить невинных. Колебание на мгновение отразилось в его стальных глазах.

Речь Лэрда

После бурного совета в ратуше, где слова Герхардта, словно клинки, вонзились в его душу, Лэрд Алистер Мак-Дугал поспешил прочь. Он чувствовал, как закипает кровь, но Мак-Дугал не позволил себе поддаться гневу. Ему нужно было принять решение, но он понимал, что не может принять его один.

Его шаги эхом отдавались в полутёмных коридорах, пока он не вышел на внутренний двор. Звёзды мерцали в прорехах рваных облаков, словно оплакивая уходящие часы. Здесь, под открытым небом, собрались его люди — полк Мак-Дугалов, горстка шотландских горцев, чьи лица, обветренные и усталые, отражали безмолвный вопрос. Фергус, Дункан и другие офицеры стояли чуть впереди, их взгляды были прикованы к своему Лэрду.

Алистер окинул их взглядом, в котором горела смесь гордости и глубокой боли. Они были его кровью, его семьёй, и их жизни были вверены ему.

«Воины клана Мак-Дугал!» — голос Алистера разнёсся в ночной тишине, не громкий, но исполненный такой силы, что каждый звук словно застрял в воздухе. Он говорил на своём родном гэльском, слова которого отзывались в сердце каждого шотландца.

«Совет еще не принял решение, но большинство бюргеров готовы сдаться на милость турок. Эти сассеннахи просят нас сложить оружие. Турки обещают им жизнь, если мы уйдём. А нам свободу, если мы бросим эту крепость и вернёмся в наши горы, оставив венгров на произвол судьбы. И большинство в совете, те, кто зовёт себя своими благоразумными горожанами, готовы впустить в стены Эгера врага, чтобы спасти свои шкуры. В те самые стены, на которых мы проливали свою кровь ради их спасения.»

По рядам солдат пробежал ропот негодования. Лица шотландцев исказились, в глазах мелькнули искры гнева. Они были воинами, а не трусливыми наёмниками.

«Я не могу осуждать их слишком сильно, — продолжил Алистер. — Они не солдаты. Вы все видели, какие пушки османы поставили перед стенами Эгера. Наша крепостная артиллерия не идет ни в какое сравнение с этими чудовищами. Следующий приступ мы не выдержим. Их залпы просто сметут нашу оборону. Янычары войдут в город по нашим трупам и я сам боюсь себе представить, что тут произойдет дальше. »

Он обвел пронзительным взглядом помрачневшие лица соратников.

«Но вы знаете, что такое клятва, воины, — продолжил Алистер, его голос стал чуть тише, но не потерял твёрдости. — Вы знаете, что такое честь. Я, ваш Лэрд, дал клятву королю Венгрии. Клятву защищать эту крепость до последнего вздоха. И я сдержу её. Я не брошу эти стены, пока в моём теле бьётся сердце. Если я не смогу оборонять город, мне остается только остаться здесь, чтобы разделить его участь, какой бы они ни была. Моя честь, честь клана Мак-Дугал, не позволит мне поступить иначе».

Он сделал паузу, обводя каждого взглядом. В его глазах не было укора, лишь понимание.

«Но я не могу требовать от вас того же. Клятву я дал только за себя, а не за всех вас. Мы пришли, чтобы защитить Эгер, а не бесславно умереть, как бараны на бойне. Если совет примет решение впустить сманов в город, нас ждет плен и позорная смерть. Они не простят нам своих отбитых штурмов. Поэтому говорю вам — идите, пока не поздно. Я сам провожу вас до ворот и благословлю ваш путь. Завтрашний день будет стоить нам дорого. Очень дорого».

Над двором повисла тишина, нарушаемая лишь свистом ветра. Шотландцы стояли неподвижно, их взгляды были прикованы к своему Лэрду. Никто не пошевелился, никто не издал ни звука. Они были не просто солдатами, а братьями, связанными кровью и традициями. Выбор был за каждым из них.

Тишина повисла над двором, давящая, осязаемая. Слова Лэрда Алистера Мак-Дугала эхом отзывались в сердцах каждого шотландца, словно удары молота по наковальне. Он дал им выбор – жизнь или честь, свобода или долг. Для многих это был выбор между далёкой Шотландией, где их ждали семьи, и пыльными стенами чужой крепости, где их, скорее всего, ждала смерть.

Первым двинулся Фергус. Его рыжая борода, обычно торчащая во все стороны, казалось, опала, но глаза горели решимостью. Он сделал шаг вперёд, затем ещё один, пока не оказался прямо перед Лэрдом. В его взгляде не было ни тени колебания.

«Мой Лэрд, — произнёс Фергус низким, хриплым голосом, привыкшим к ветрам и крикам боя, — вы мой вождь. Моя кровь — ваша кровь. Мой долг — ваш долг. Мы пришли сюда вместе, и вместе мы останемся. Куда бы ни шёл Мак-Дугал, туда идут его люди».

Следом за ним выступил Дункан, адъютант Алистера. Его лицо, обычно серьёзное, смягчилось. Он положил руку на плечо Фергуса.

«Мой Лэрд, — твёрдо сказал Дункан, — если вы остаётесь, то и мы остаёмся. Клятва, которую вы дали, — это клятва всего клана. Мы не оставим вас. Ни один Мак-Дугал не побежит от врага, тем более по приказу бюргеров».

И тогда, один за другим, шотландцы стали выходить вперед. Не стройным маршем, не по команде, а по велению сердца. Они выходили из строя, каждый подходил к Алистеру, клал руку на своё сердце или на рукоять кинжала, и без слов, одним лишь взглядом подтверждал свой выбор. Они были не просто солдатами, а братьями, связанными верой в своего вождя и общей судьбой.

Надежда в ночи

Крик затих, растворяясь в ночной тишине, нарушаемой лишь далекими шумами из турецкого лагеря. Только теперь Алистер почувствовал невероятную тяжесть ответственности за свое решение. Ему нужен был выход, которого, казалось, просто не существовало.

«Мой Лэрд, — окликнул его Дункан, подходя ближе. Он видел выражение лица Алистера, смесь решимости и почти отчаяния. — Что мы будем делать? До рассвета осталось всего несколько часов».

Внезапно в памяти Алистера всплыл обрывок разговора, услышанный им перед ратушей, еще до начала совета. Старая женщина, что-то бормочущая о целителе, живущем на окраине города. Горожане, которые внимали ее разговору, называли его колдуном, призывали ее замолчать, но в то же время шептались о его необычайных способностях. Тогда Алистер отмахнулся от этого как от пустого суеверия, но сейчас, в отчаянном положении, любая, даже самая призрачная, надежда казалась спасительной соломинкой.

«Дункан, — произнес Алистер, в его голосе зазвучали другие нотки. — Помнишь, когда мы перед ратушей ждали начала совета, кто-то рассказывал о странном старике? Целителе и колдуне?»

Дункан нахмурился, пытаясь вспомнить. «Ах, вы о старом Йонасе? Да, слышал о таком. Он живет у самых стен, за городской площадью, в маленьком доме с заросшим садом. Живет один, никого к себе не впускает. Приехал в город давно, но откуда - сплошная тайна».

Он задумался, собираясь с мыслями. «Об этом Йонасе по городу ходит много слухов. Одни считают его просто чудаком, другие боятся. Говорят, он лечит неизлечимые болезни, понимает язык зверей, и даже, - Дункан поколебался, - ходят слухи, что призывает по ночам злых духов. Но думаю, это все старушечьи сказки, мой Лэрд».

«Возможно, — ответил Алистер, в его глазах вспыхнул опасный огонек решимости. — А возможно, и нет. В Шотландии тоже есть люди, которых считают чудаками, но чья мудрость передается из поколения в поколение. Если этот старик действительно обладает необычными знаниями, то… ведь это же может быть наш последний шанс».

«Последний шанс на что, мой Лэрд?» — спросил Дункан, с недоверием глядя на своего командира, который, как ему показалось, начал падать в пучину безумия.
Алистер посмотрел в черное ночное небо, где уже блестели звезды. «Я не знаю. Но если есть хоть малейшая надежда, мы должны ухватиться за нее. Отведи меня к этому Йонасу. Немедленно».

Дункан, хотя и с глубоким сомнением, подчинился. Они поспешно двинулись по опустевшим, сумрачным переулкам Эгера, их шаги эхом отдавались в мертвой тишине. Город спал тревожным сном, не подозревая, что его судьба, возможно, скоро будет зависеть от мудрости старого "колдуна", которого сам Лэрд Мак-Дугал поспешил найти в преддверии последней битвы. Сам не ззная почему, Алистер внезапно почувствовал, как в его сердце затеплилась крошечная искорка надежды.

У Йонаса

Они шли по темным, узким улочкам Эгера. Дункан, привыкший к простым решениям на поле боя, нервно косился на Лэрда, не понимая, чего тот ожидает от старого чудака, да еще и колдуна впридачу. «Не задумал ли он продать душу дьяволу ради нашего спасения?» — шевельнулась в нем на мгновение суеверная мысль. Он ощутил мимолетное желание бежать со всех ног, прочь от этого места, которое вдруг показалось ему страшным. «Уж лучше смерть от турецкого ятагана, чем вечные муки на адском огне!» — подумал он. Но давняя привычка повиноваться вождю клана и искреннее уважение к нему пересилили страх. Его походка стала ровной и спокойной.

Вскоре они оказались на окраине, перед старым домом, почти незаметным за высокой изгородью.

Дункан нерешительно постучал рукоятью меча в покосившиеся ворота. После короткого ожидания, створка со скрипом отворилась, и в проеме показался старик. Его лицо было изрезано морщинами, как старая пергаментная карта, а длинные седые волосы и борода придавали ему вид древнего патриарха. Старик держал в руке коптящую свечу, которая отбрасывала причудливые тени на его лицо.

«Что привело вас, воины, в мой скромный дом посреди ночи?» — голос старика был хриплым, но спокойным, без тени удивления. Его глаза, глубоко посаженные и удивительно проницательные, казалось, видели гостей насквозь. Алистер и Дункан, закаленные воины, ощутили какую-то странную робость.

«Я — Алистер Мак-Дугал, командир шотландских стрелков и военный комендант города, а это мой адъютант Дункан, — представился Лэрд. — Мы пришли к вам за помощью, Йонас. Говорят, вы мудры, вы можете помочь...». Он смешался. Прослужив в Венгрии несколько лет, лэрд хорошо понимал венгерскую речь, но в минуты волнения ему бывало трудно найти подходящие слова. Дункан, понявший причину замешательства командира, хотел продолжить его слова на латыни, рассчитывая, что врач не может не знать этого языка, который в самого Дункана вбивали в юности розгами в школе при монастыре, но Йонас остановил его мягким движением руки.

Старик усмехнулся, и его глаза прищурились. «Мудрость, говорите?» — неожиданно ответил он на гэльском языке. — «Люди называют это колдовством».

На лицах шотландцев отразилось изумление. Йонас улыбнулся. «Не удивляетесь, воины» — сказал он. — «В молодости мне пришлось путешествовать по многим странам. Жил я и в Шотландии. Но войдите, раз уж вы решились обратиться к изгою».

Они вошли в дом. Внутри царил полумрак, наполненный запахами сушеных трав, старых книг и какой-то странной, земляной свежести. Стены были увешаны связками растений, а на полках громоздились склянки, свитки и необычные предметы, назначение которых было непонятно. В углу мерцал небольшой очаг, отбрасывая блики на покрытый пылью стол, заваленный пергаментами.

«Итак, Лэрд, — Йонас указал на два табурета у стола. — Вы пришли за помощью, верно?»

«Именно так, — ответил Алистер, садясь. — Наши запасы пороха, свинца и ядер истощились. А турки привезли орудия такой мощи, что наши стены не выдержат и дня. Их залпы сотрут нас в порошок. Будь у нас даже втрое больше пороха, мы и тогда были бы бессильны. Их выстрелы запросто разнесут наши жалкие пушчонки Мы стоим перед лицом неминуемой гибели, но не отступим, мы так решили. Однако спасение нам может принести только чудо. А про вас ходят слухи, что вы творите чудеса, Йонас».

Йонас усмехнулся, поглаживая бороду. «Чудеса? Сколько раз я слышал эти бредни за своей спиной. Невежественные люди всегда видят чудо там, где есть только знания и трезвый расчет».

Он прошелся по комнате. «Я видел эти орудия. Чудовищны, да. И я видел, как они расположили их. С восточной стороны, прямо там, куда бьет восходящее солнце». Он усмехнулся. «Умно. Солнце будет слепить ваших стрелков, пока турецкие ядра будут крушить стены. Но в этом и есть их уязвимое место».

Алистер пожал плечами: «В чем оно? Солнце будет светить нам в глаза, а им в затылок. Их стрелкам будет удобно выбирать мишени».

Старик встал и медленно подошел к одной из полок, доставая оттуда толстый, переплетенный в кожу фолиант. Его страницы пожелтели от времени, а переплет был истерт.

«В древних книгах, что хранят мудрость давно минувших веков, — начал Йонас, открывая фолиант на одной из страниц, — говорится об одном великом ученом, что жил в далеких землях, на острове Сицилия. Его имя было Архимед. Когда его родной город, Сиракузы, был осажден могучим римским флотом, он нашел решение, которое оказалось острее всех клинков защитников города».

Йонас провел пальцем по пожелтевшей иллюстрации, на которой были изображены странные конструкции, направленные на корабли. «Архимед создал оружие, которое обращало свет в пламя. Он приказал собрать все полированные щиты и металлические зеркала, что были в городе. Затем он расположил их так, чтобы они отражали солнечные лучи, концентрируя их в одной точке, подобно огненному копью. И эти лучи, направленные на римские корабли, воспламеняли их паруса и корпуса, обращая флот захватчиков в пылающие факелы».

Дункан удивленно присвистнул. «Зеркала? Ими можно сжечь корабли? Не знал. Но нам-то это чем поможет? Пушки сделаны из металла, он не загорится».

«Дункан, молчи!» — резко оборвал его Алистер, его глаза расширились. Он уже начал понимать, куда клонит старик.

Йонас, не обращая внимания на Дункана, поднял взгляд на Алистера. «Вы поняли меня, Лэрд. Ваши враги откроют огонь на рассвете, когда солнце будет светить вам в лицо. Но что, если это солнце станет их врагом? Что, если его лучи вдруг устремятся назад и ударят по самым уязвимым местам их артиллерии?»