Впервые родители пытались свести нас, когда мне исполнилось восемнадцать. Если я все правильно помню, то это было одной из причин, почему я тогда так поспешно вляпалась в первые отношения — я с удивлением обнаружила, что родители не очень верят в мою способность найти мужчину самостоятельно. Точнее, не верила мать. Отчим, как мужчина заботливый, но властный, считал, что лучше выбрать мне первого мальчика самому. Точно-точно хорошего. А то вдруг я по юности найду себе «страстного плохиша» или «мамулину размазню»?
Так и сказал, к слову. Но без маминого одобрения он бы сводничать постеснялся… в открытую. В любом случае, к тому моменту об отношениях я еще даже не задумывалась. Как оказалось, очень зря, ведь если о них не задумывалась я — это не значит, что не задумывалось мое ближайшее окружение.
Тогда я поспешно сбежала со званого ужина, отговорившись подготовкой к сессии, и знакомство вышло совсем шапочным. И, до того как успела состояться вторая встреча, организованная старыми сводниками, мы оба уже состояли в отношениях, порушив все их планы. Теперь же, спустя семь лет, Егор Бакурин, видимо, был опять совершенно свободен, раз я снова слушаю, что он…
— Хороший мальчик, — объяснял мне папа, подсовывая в тарелку красную рыбу, — и симпатичный! Если хочешь знать мое мнение, то это, конечно, скорее недостаток в мужчине… но девушкам же нравится? Так что пусть будет достоинство! — подмигнул мне мужчина с улыбкой, — У него и семья хорошая, и сам клювом не щелкает. Вы, кажется, с матерью недавно как раз ходили в его ресторан… — он немного помолчал, но все же уточнил, — Как тебе?
Я улыбнулась, ловя фужером отблеск лампы.
— Мама была в восторге. До сих пор нахваливает и хороший вкус, и отличное меню, и демократичные цены… Говорит, хозяин не иначе как самый замечательный человек в ресторанном бизнесе.
— Я и говорю, — покивал он, чуть насмешливо прищурившись на мой намек, — Хороший мальчик! Ему бы уже расширяться, конечно. Не вечно же в малый бизнес играть? Но, в любом случае, у родителей на шее не сидит. Разве не славно?
— Как ты и сказал, — улыбнулась я мужчине, — очень хороший мальчик! Уже назначил нам свидание?
Отец не стал отнекиваться. Виновато, но и лукаво сощурил глаза.
— Кажется, у тебя в пятницу выходной?
— Выходной, — кивнула я.
Что ж, почему бы и нет? Если в восемнадцать я, как любая нормальная девушка, была резко против даже намека на договорной брак, то в двадцать пять категоричность уже заметно поутихла, а углы сгладились. Мог ли кто-то заставить меня вступить в договорные отношения… нет, даже не так — хотел ли кто-то в моей семье этого? Я уверенно могла бы ответить, что нет.
Просто родители волновались из-за моего болезненного разрыва, после которого я уже четыре года никого к себе не подпускала. Объяснить им, что мое одиночество — это не страдания израненного сердца и ничего драматичного в нем нет, я так и не смогла. Оба были уверены, что я их просто успокаиваю и как раз-таки мое затяжное одиночество — тому доказательство. Сама я себя по жизни ощущала вполне комфортно, по бывшему страдать перестала быстро и из жизни его вычеркнула легко. А в новые отношения — лишь бы были — вступать не торопилась, потому что на одни и те же грабли наступать дважды привычки не имела. С Игорем я когда-то сошлась потому что с ужасом осознала, что если не озабочусь этим вопросом сама, то им озаботятся другие. И во второй раз такой ошибки совершать не собиралась.
Так что… почему бы и не познакомиться? Это ни к чему не обязывает, в конце концов. Просто успокою родителей на какое-то время, а, если повезет, то может и время проведу хорошо. Стыдно было в этом признаваться, но я слегка истосковалась по мужскому вниманию.
Я проследила за отцовским взглядом и позволила себе немного поразглядывать своего товарища по несчастью, в способность найти вторую половинку которого родители тоже не верят. Интересно, а почему в его случае это так? Я вот была довольно замкнута и слишком увлечена работой. Он же такого впечатления не производил от слова совсем.
Егор Бакурин был, как и сказал папа, мужчиной крайне привлекательным. Пожалуй, даже слишком, но вовсе не из-за правильных черт лица, которыми, на мой вкус, вовсе не обладал. И даже не из-за атлетической фигуры — я уже отсюда видела, что он не слишком высокий, хоть и крепкий. Просто он был по-настоящему обаятелен, и это обаяние, сбивая с ног, долетало из центра залы даже до нашего угла. Раскрепощенный, улыбчивый и в нужной мере наглый молодой мужчина легко завоевывал интерес как дам, как и джентельменов, приковывая к себе все внимание тех, кто имел неосторожность попасть в его орбиту. Как главная звезда он блистал в самом центре, озаряя своим светом и теплом собеседников, которые крутились вокруг него, будто…
— Спутники, — пробормотала я, — Главное не залететь на его орбиту, а то тоже можно попасться…
— Что? — отец удивленно на меня посмотрел, — Опять замечталась что ли, малыш?
Я мотнула головой и продолжила наблюдение. В такие моменты я всегда слегка напрягалась. По моему опыту люди, обладающие большой харизмой, на проверку оказывались довольно холодны, хоть и производили впечатление ровно обратное. А еще, привыкшие легко завоевывать чужое расположение, смотрели на окружающих немножко сверху вниз. И все же случая сделать о его натуре свои выводы мне еще не представлялось, а быть предвзятой не хотелось
— Мы хотим собраться семьями у них в загородном доме, — довольно кивнул сам себе отец, — Там и познакомитесь. Видишь, как папа славно все придумал? Это даже не свидание! Просто посиделки со стариками, на которых молодежи быстро станет скучно и они захотят поболтать о своем…
Я хмыкнула.
— Хитрите.
Мужчина польщено улыбнулся и не стал спорить. Я решила все же засвидетельствовать свое почтение, чтобы немного прощупать почву. Подгадать момент, когда Егор останется один оказалось крайне непросто, но делать мне на приеме было все равно нечего. В бизнесе я ничего не смыслила, а заводить пустые знакомства не слишком-то любила. На таких вечерах гости имели вполне конкретные цели, от меня крайне далекие.
Столбик термометра неумолимо полз к тридцати градусам в тени, и казалось, жар валит не только с неба — казалось, будто даже от раскаленного асфальта дымит паром, не давая нормально вдохнуть. Утро рабочего дня забило дороги машинами, и запертых в железных контейнерах людей мне было искренне жалко. У всех ли в машинах работает кондиционер? Судя по тому, как нервно порой взвизгивали машины, когда их били по рулю хозяева, кто-то мог надеяться только на чудо, расчистившее бы скорее дорогу.
К счастью, я работала переводчиком удаленно и толкаться в общественном транспорте, как и стоять в духоте пробок в такую погоду мне не грозило. Я поправила солнечные очки и толкнула дверь любимой кофейни недалеко от дома, заходя под перезвон колокольчика в прохладное царство зерен и сиропов, где в жаркие дни кондиционер двигал с пьедестала популярности даже кофе-машину.
— Я почти уверена, что тебе нужен лед, — улыбнулась мне Катя из-за прилавка.
Кофейня была довольно просторной и уютной и принадлежала семейной паре, чья дочь, к их радости, после института предпочла продолжить семейный бизнес, а не рассылать ворохом резюме непонятно кому, работая за копейки. Конечно, решила она это сразу после того, как разослала ворохом резюме непонятно кому, с этими непонятно кем познакомилась на собеседовании и даже в нескольких конторках успела поработать за копейки…
И вот тут-то перспектива варить кофе и пробивать на кассе вино, специи и шоколадки в собственной кофейне с начальством, которое не мечтает высосать ей мозг, перестала казаться показателем несамостоятельности. К делу девушка подошла ответственно, искренне втянулась и регулярно стояла за прилавком, хотя давно уже была управляющей. Сколько она за эти годы прошла курсов повышения квалификации, я не знала. Но знала, что кофе она варит прекрасно.
— Нужен, — улыбнулась я.
Внутри самой кофейни почти никого не было, и мы спокойно могли поболтать. Кофейня располагалась на втором этаже невысокого дома с необычной планировкой и могла похвастаться летней верандой, стоящей над первым и спрятанной в густой тени нависающего третьего этажа. Выглядело это как огромный балкон прямо перед спрятавшейся в глуби здания кофейней. И вместе с расстеленными поверх бетонных плит коврами создавало ощущение непередаваемого уюта. Там-то на мягких диванах сейчас и отдыхали посетители. Там я и сама любила и отдохнуть, и поработать.
— Вроде еще не так сильно отросли, — Катя вглядывалась озадачено в ногти.
— Готовлюсь к неприятной встрече и хочу быть во всеоружии, — усмехнулась я, — так что завтра еще и схожу концы подравняю!
Послезавтра был запланирован семейный обед с Бакуриными, ради которого я и выкроила сегодня время, чтобы заглянуть в салон красоты. Я могла бы, конечно, отказаться, могла бы уже сейчас сказать отцу, что ничего путного из этого сватовства не выйдет. Но не сказала.
Во-первых, мне было иррационально любопытно — чем-таки я не угодила «хорошему мальчику»? Понравиться отчиму было не так-то просто, а тем более настолько, чтобы одобрять его в качестве моего возможного ухажера. Он очень ценил то, что завоевывал с трудом, а на мои любовь и уважение отчим в свое время потратил много времени и сил.
Из догадок у меня было только навязчивое желание его родителей нас свести, которое бы любого могло вывести из себя. Было ли желание Барукиных навязчивым или оно таковым казалось самому Егору из-за повышенной чувствительности — я не имела ни малейшего понятия. Но других теорий у меня не было. Сама я бы ему ничем насолить не успела и искать причину в себе даже не собиралась.
Во-вторых, после неудачного знакомства я чувствовала себя дурой. Дурой мне себя чувствовать не понравилось, и очень хотелось хоть немного отыграться. Не перед Егором, конечно — перед собой. Хотелось дать себе еще один шанс остаться довольной собой после общения с неприятным человеком, чтобы потом не воображать на ночь, а что бы я могла сказать тут или там. Я терпеть не могла, когда кто-то вызывал во мне такие чувства — благо, происходило это очень редко — и теперь хотела от них избавиться.
И по опыту я точно знала: чем лучше ты выглядишь — тем увереннее себя чувствуешь. Девушка подала мне прозрачный стаканчик с трубочкой, зашуршали внутри кубики льда, и ладонь приятно охладило конденсатом, скопившимся капельками на стенках стакана.
— Удачи тебе в бою! Пусть в этот раз поострее напилят и поярче накрасят, — улыбнулась на прощание Катя, и я с улыбкой отсалютовала ей стаканом.
Еще раз звякнул колокольчик над дверью, и, спускаясь по лестнице, я с наслаждением втянула холодный американо, разбавленный тоником. Я уже хотела было водрузить солнцезащитные очки обратно на переносицу, но остановилась, чуть не споткнувшись.
И ошарашено уставившись на припаркованную прямо напротив входа машину. Точнее, на того, кто стоял, облокотившись на машину, и смотрел прямо на меня.
— Добрый день, Людмила!
Егор Бакурин стоял напротив, скрестив руки на груди и раздраженно постукивал пальцем по крепкому предплечью. Бедная рубашка натягивала вздутые мышцы, а верхняя пуговка едва удерживала полы рубашки, которые явно уже мечтали сбежать и продемонстрировать крепкий разлет ключиц во всей красе. В глубине своих тканевых душ они знали: он об этом тайно мечтает!
Бедные, бедные пуговки. Тяжело им выдерживать этого мужчину? Что ж, я ощущала некое родство, близость душ с этом куском ткани.
— Просто Мила, — напомнила я, преодолевая последние две ступеньки и проходя мимо.
Мужчина пристроился рядом.
— Ну-ну, просто Мила, куда ты? — он мягко ухватил меня за предплечье, останавливая, и я с трудом удержалась от того, чтобы не начать вырываться. — Разве нам не стоит поговорить?
— Разве ты не планировал поговорить со мной в пятницу? — удивилась я, не слишком скрывая раздражение.
Мужчина улыбался, но за солнечными очками я не видела его глаз, и не могла бы даже предположить, насколько искренняя его улыбка. Сама я очки обратно так и не надела. А что? Пускай смотрит в зеркало моей души. Меньше слов потрачу.
Я смотрела на свои темно-алые когти и гадала, сколько дней я смогу с ними проходить. Обычно я делала нюд, который потом месяц мог отрастать так, что было не слишком заметно. Конечно, так долго с отросшими ногтями я старалась не ходить, но — могла. Теперь же у меня косил взгляд каждый раз, как глаза цеплялись за яркий, насыщенный цвет. Мозг с изумлением принимал картинку и слегка тормозил, пытаясь соотнести ее с нашими руками и переварить, что мы теперь — роковая тигрица.
Напилить мне стилеты, конечно, не получилось. Длина, к счастью, не позволяла. Но я могла похвастаться острым миндалем. А еще легким ужасом при мысли, что я могу неаккуратно почесать веко и лишиться глаза…
— Вот именно поэтому и не стоит принимать решения на эмоциях, — я покачала головой, обещая себе исправить это безобразие в ближайшую же неделю.
К счастью, средства позволяли, хоть и придется отложить покупку новых наушников. Я скрипнула зубами, вспоминая намеки Егора, что живу за счет богатых родителей. Это не было совсем неправдой — я могла спокойно тратить заработанное лишь потому, что передо мной не стоял вопрос крыши над головой. Сразу после выпуска из университета мама написала мне дарственную на свою старую квартиру, доставшуюся ей от бабушки. Со временем я ее продала и купила себе поменьше, но в новостройке и в хорошем районе. А удаленная работа вполне позволяла выбраться на пару часов в салон хоть бы и в разгар рабочего дня.
Само собой, я не собиралась все это мужчине объяснять. По большому счету, даже если бы я была на полном обеспечении отца — его какая печаль?
Очевидно было, что я ему по-простому не нравлюсь. Сама же я чувствовала лишь небольшое раздражение на его счет. Да, я бы предпочла с этим мужчиной больше не сталкиваться вообще никогда, раз уж он не в состоянии держать свой паршивый характер на поводке. Но, как ни смешно, он оказался единственным, кто приехал поговорить со мной открыто, и четко сказал, что ему вообще надо. Пусть и в хамской манере, но информацией он со мной поделился. А информация, как всегда говорил отец, — это едва ли не самое главное. Строить планы, пока не проанализируешь, на чем конкретно ты их строить собираешься, совершенно бесполезно.
И вот тут встает два вопроса: а почему информацией со мной не поделились родители? И, во-вторых: а насколько точна информация, имеющаяся у Бакурина? Даже не так — у Бакуриных?
Егор сказал, что у родителей серьезные проблемы, которые могут быть решены без потерь помощью его семьи. Но это были, на данный момент, всего лишь его слова. Действительно ли все было так плохо, чтобы родители всерьез раздумывали выдать меня замуж за какого-то придурка по расчету? Или сам Егор что-то не так понял?
Я не готова была спрашивать у родителей напрямую. Мне сложно было подобное вообще представить, и я переживала, что для отца с матерью такой вопрос может прозвучать просто-напросто оскорбительно. С другой стороны, у меня была отличная возможность понаблюдать за всеми действующими лицами за сегодняшним обедом. И сделать кое-какие выводы.
И теперь я стояла перед кроватью, где раскидала одежду, и пыталась прикинуть, что будет хорошо смотреться с красными ногтями. Наверное, почти все? Такой цвет — это же тоже, считай, классика. И все же мне иррационально казалось, что если я не подберу одежду с умом, все заметят этот кричащий цвет. Поймут, что он совсем не мой. Меня не покидало ощущение, что там, в этом доме, в кампании родителей и всех Бакуриных, с этими ногтями я буду до смешного неуместно выглядеть. Как ребенок, который надел мамины туфли и пытается влезть во взрослый разговор, думая, что обувь на каблуке всех обманет.
— Надо же, какая глупость! — я вздохнула и улыбнулась, — Две короткие встречи, и самооценка уже улетела в стратосферу…
Хотелось бы во всем обвинить только малознакомого, не представляющего в моей жизни никакой ценности Егора. Но с неудовольствием приходилось признать, что я так себя чувствую не столько из-за него, сколько из-за мысли — одной только мысли! — что родители могли вынести меня за скобки серьезных обсуждений. Егор заставлял меня чувствовать себя неуверенно только в его присутствии. Родители умудрялись делать это даже на расстоянии.
Неужели я совсем не заслуживаю доверия?
Я вздрогнула от трели телефонного звонка, нахмурившись. И выдохнула с облегчением, когда на экране высветилось улыбающиеся лицо лучшей подруги.
— Алло-алло! — веселый голос Майи заставил меня растянуть губы в улыбке. — Совсем про меня забыла?
— Подарок уже готов и упакован, — не согласилась я, непроизвольно остановив взгляд на красочной коробке на рабочем столе.
— Подарок! — фыркнула девушка в трубку. — Лучшим подарком будет, если в следующие выходные ты сделаешь смоки айс, наденешь самую короткую юбку на свете и будешь отжигать со мной до утра, — она замолчала ненадолго, — ты же ничего не планировала?..
Я мотнула головой, будто она могла меня видеть.
— Твоя на весь день.
— Вот и отлично!
Она быстренько пробежалась по новостям и пообещала скинуть геолокацию клуба, где уже забронирован столик. Клубы я не сильно любила, но курсу к третьему научилась относиться к таким выходам спокойно, чтобы не выпадать из общения. В приятной компании да под присмотром друзей провести там время вполне мило очень даже можно было. Единственное, на чем мы не могли с подругой сойтись — это мой внешний вид. Майя не очень понимала, почему нельзя раз в полгода вылезти из привычных образов.
Сама она была любительницей милых цветочных платьев и длинных юбок, но в какие-то особые фазы луны, когда звезды располагались нужным образом, она доставала мини и топик в обтяжку и шла танцевать.
Называлось это «выгулять демонов, чтобы они не выгуляли себя потом сами» и происходило под присмотром нашего общего друга около двух-трех раз в год. Волноваться было не о чем, но зачем мне присоединяться к ее ритуалам поклонения Дионису я понять не могла до сих пор. Ну что поделать, если я скучная женщина без демонов, которых нужно выгуливать? Если кашемировые джемпера мне нравятся круглый год, независимо от фазы луны?
Хозяйка дома позвала нас за стол, и я не сильно удивилась, когда нас с Егором посадили напротив друг друга. Хорошо хоть не рядом. К счастью, и мои, и его родители вовсе не отличались бестактностью, так что разговор шел неспешно, на отвлеченные темы. Единственным человеком, который то и дело выпадал из беседы, была я. Мне было откровенно некомфортно, и я ничего не могла с собой поделать. Ковырялась уныло в тарелке, стараясь не смотреть перед собой, где прямо напротив сиял обаянием Егор Бакурин. Все-таки, видимо, дело во мне? Именно я ему не нравлюсь?
Я все-таки посмотрела на мужчину из-под ресниц. Он перешучивался с отцом, отвешивал ненавязчивые комплименты маме, иногда очень к месту о чем-то меня спрашивал и даже пару раз подлил в стакан сока. Само очарование. Может же, когда хочет. Значит, наедине со мной не хочет?
Родители как будто не обращали на нас особого внимания. Они обозначили свой интерес, познакомили нас, но, в общем-то, на этом и все. Разве что Татьяна Алексеевна и моя мама поглядывали с любопытством, выискивая что-нибудь этакое в нашем общении, что можно было бы принять за хороший знак. Но это легко можно было списать на то самое обычное любопытство. Никто нас навязчиво не сводил.
Я могла бы успокоиться, но спокойнее почему-то не становилось.
— Как тебе пирог, Мила? — улыбнулась Татьяна Алексеевна.
— Очень вкусно, — ничуть не соврала я.
Пирог с грушей и голубым сыром подали уже ближе к концу обеда, когда старший Бакурин вынес вино. Сладость груши и меда и соленый сыр, хрустящее слоеное тесто, не успевшее вымокнуть в сладком нектаре… Я бы с удовольствием угостила таким друзей. Я уже прикинула, что кроме основных ингредиентов тут были орехи и мед, но не отказалась бы от точного рецепта. Который, мне на счастье, сразу и предложили.
— Настя говорила, ты замечательно готовишь, так что я рада буду поделиться.
Мама покивала.
— Она у меня с детства любила готовить!
Я чуть нахмурилась под одобрительные переглядки старших, но по-настоящему смутиться меня заставил взгляд мужчины напротив. Он улыбался, как будто бы тоже одобрительно, но в глазах было что-то насмешливое.
Я этому мужчине ничего не предлагала. Ничего от него не хотела. Даже наоборот — это он считал наш брак едва ли не решенным фактом. Но почему-то мне показалось в этот момент, будто я тут красуюсь перед его родителями, навязываясь в невестки.
— А Егорка в готовке ничего не смыслит! — покачала головой Татьяна Алексеевна. — Представляете, как я удивилась, когда он вдруг открыл ресторан? Хотя вот покушать вкусно он всегда готов.
— Это правда, — спокойно улыбнулся матери «Егорка», ничуть не смущенный, к его чести, материнской ласки, — так что если в следующий раз угостишь меня чем-нибудь, буду очень рад.
У его матери довольно блеснули глаза, а я выдавила кривоватую улыбку, но выдавить согласие из себя уже не смогла. Только что-то невразумительно промычала, запивая неловкость вином.
— В следующий раз? — неожиданно нахмурился папа, — А что, был предыдущий?
— Мы случайно встретились, и я подвозил Милу до салона, — слегка приврал Егор.
Отец вдруг вскинул брови, уставившись на мои ногти. Он чуть наклонил голову к плечу и прищурился, будто пытался рассмотреть получше. Красные и красные! Что тут смотреть?!
— Вот как… — кивнул он, отлепляя наконец от меня глаза.
Я выдохнула, осознавая, что этот внимательный взгляд меня напугал. Это же просто ногти. Ну что он там мог рассмотреть? Я уже становлюсь дерганой.
Когда Егор пригласил меня посмотреть их сад и беседку, я согласилась, пожалуй, даже слишком поспешно, чем явно повеселила старших. Но я вдруг осознала, что это отличный шанс все-таки выяснить, что у этого человека на уме. И, возможно, все-таки успокоиться. Может он просто ненормальный и навоображал себе непонятно чего? Потому что родители взволнованными вовсе не выглядели. Ну не похожи они на людей, у которых бизнес рушится и которым нужно скорее выдать дочь замуж!
Может проблема все-таки в Бакурине, а я тут уже себе нервы почем зря накручиваю?
Я шла за молчаливым мужчиной, который даже и не думал что-то рассказывать или показывать. Он шел широким шагом прямо к беседке, четко давая понять, что вытащил меня из-за стола не ради неспешной прогулки и созерцания местных красот.
Я вдруг разозлилась. Мне не нравилось смотреть на его спину, не нравилось поспевать за его шагом. Но больше всего мне не нравилось, что я сама к себе позволяю так относиться. Я вдруг решила, что особых причин ждать, когда он скажет, что хочет, у меня нет.
— Мои родители вовсе не выглядят как люди, у которых проблемы. И явно не собираются подталкивать меня к браку с кем бы то ни было. Если этот брак кому-то и нужен, то явно не моей семье… Так что, — мужчина остановился, и я уткнулась взглядом в его вдруг напрягшуюся спину, — может не стоит вести себя со мной таким образом?
Он повернулся ко мне, и на его лице уже не было и тени улыбки. Только легкое раздражение, как будто бы он устал со мной говорить. Оно уже даже не задело, ведь, полагаю, мое выражение лица отличалось не сильно.
— Ах, да, принцессам же нельзя грубить, а то они нажалуются папочке?
Вот что за человек? Только мне показалось, что инициатива наконец за мной, и я его хоть чуть-чуть задела, как вновь от бешенства к лицу приливает кровь. Он лопнет, если нормально со мной говорить будет? Его не станет в тот миг, когда он отнесется ко мне нормально?! Я просто не вижу других причин, почему он с самого начала относится ко мне с таким демонстративным пренебрежением.
Захотелось топнуть ногой и воскликнуть: «А вот нажалуюсь!» — и угроза не была бы безобидной. Но под насмешливым взглядом я могла только скрипеть зубами и представлять, как мои алые когти вцепляются ему прямо в наглые глаза.
— Допустим, твои родители хорошо себя держат. Мое им уважение, — спокойно кивнул он, — но факта это не отменяет. Тебе настолько плевать даже на свое собственное благополучие? Я уж не говорю про семью. И только из-за того, что я не раскланиваюсь в реверансах?
Я не любила врать. Очень сильно не любила. Мне бы хотелось сказать, что исключительно из-за того, что это неэтично, но это тоже было бы ложью. Я искренне верила, что все тайное так или иначе становится явным, поэтому порой предпочитала сразу разобраться с ситуацией и вляпаться в последствия, чем нервно кусать ногти, ожидая дня, когда ложь вскроется, и ты все равно вляпаешься в последствия.
Но иногда врать приходилось. Иногда ради других, иногда из-за собственного малодушия, которое порой все же перевешивало разумные доводы. К счастью, случалось это нечасто, и именно потому каждый такой случай воспринимался очень остро. Ощущался как страшный проступок и предвестник проблем. Ложь по поводу моих отношений с Егором я переживала довольно тяжело, особенно учитывая, что врала близким людям. Меня могло бы успокоить, что они мне тоже недоговаривали. Но, во-первых, я даже не была уверена, что это так. А, во-вторых, заниматься самооправданиями — жалко и недостойно. Даже если они что-то мне недоговаривали или даже врали, это на их совести. Моя же ложь — только на моей.
Успокаивало только то, что видимся мы не настолько часто, чтобы врать приходилось прямо в глаза. О том, что у меня сегодня якобы свидание с моим новым якобы бойфрендом они знали от близнецов, через которых я им эту информацию и слила. Так выглядело натуральнее, да и если бы они вдруг каким-то чудом узнали, что я провела этот день за работой в кофейне, я могла бы сослаться на то, что братья что-то не так поняли.
Врать я не любила. Но если уж делала это, то старалась хотя бы делать это с умом.
С памятного обеда прошло уже две с половиной недели, но пока родители, мне на счастье, выражали только сдержанную радость и вполне уместное любопытство. Осталось потерпеть всего-ничего, и если за это время никто не начнет давить на меня по поводу возможного брака, можно будет слегка выдохнуть. Я себе пообещала, что если смогу победить в этом дурацком споре, то поговорю с родителями откровенно и все разузнаю.
На самом деле, я очень рассчитывала немного успокоиться, поговорив с Майей, когда мы наконец сможем встретиться, но подруга заболела и празднование ее дня рождения пришлось перенести на неделю. По телефону я о таком говорить не хотела, но совет бы мне совсем не помешал. А друзья отлично умели и успокоить, и подбодрить, и дать взгляд со стороны.
Порой мне казалось, что под влиянием Бакурина я слишком паникую и драматизирую. А порой, что я слишком спокойна, когда у семьи проблемы, и надо брать его за шкирку и тащить в ЗАГС, пока не поздно. В общем, я слегка нервничала!
К счастью, ждать оставалось недолго.
Я отодвинула ноут и откинулась на мягкую спинку кожаного дивана, массируя глаза. Подул легкий ветерок, и я с удовольствием подставила ему лицо. На открытом балконе у кофейни работалось в теплый сезон замечательно, но сейчас мысли скакали, и я никак не могла сосредоточиться на тексте. Когда зазвонил телефон, я была даже рада, что меня отвлекут от бесполезных попыток собрать мысли в кучу. Если даже мне будут предлагать взять кредит или ипотеку, я честно выслушаю все условия!
К счастью или к сожалению — звонила мама. Предлагала заехать вечерком на ужин. В ее голосе мне чудилось напряжение… какая-то наигранная легкость, в которой сквозило напряжение.
— Все, — я мотнула головой, — Больше не могу!
Я захлопнула ноут и вгрызлась в шоколадку, которую прихватила вместе с кофе на перекус. Обмен веществ у меня работал со скоростью света и в сумке обычно всегда было с собой хоть что-нибудь на случай, если проголодаюсь. Так что, расправившись с шоколадкой, я еще заказала сэндвич и попросила Катю пробить мне пару снэков, которые припрятала в сумку на будущее. Голодная я была злая, как свора собак, и все домашние знали: чтобы я была доброй и умиротворенной — меня надо покормить. Куда все это уходило, не могла понять даже я, так как с детства была тощей как жердь. Но хоть один плюс у моей черной дыры в желудке был.
Любая проблема моментально скукоживалась в размерах, стоило мне поесть. Вот и сейчас я слегка расслабилась, и сытый разум подсказал, что нужно уже что-то решать и плевать уже на установленные Бакуриным сроки. Если родители не вывалят на меня какую-нибудь страшную правду сегодня за ужином, я сама до нее допытаюсь.
После сэндвича я преисполнилась настолько, что даже смогла еще пару часов поработать, почти не отвлекаясь на нервно скачущие мысли. И, решив, что свидание уже вполне могло закончиться, заказала такси.
Родной дом встретил меня все тем же знакомым спокойствием и теплом, к которому я и привыкла и к которому всегда возвращалась, когда надо было набраться сил. На лицо сама собой вылезла улыбка, стоило наткнуться взглядом на брошенную у клумб лейку и кота Марселя, греющего пузо под солнечными лучами. Одной лапой он лениво шлепал по листикам хризантемы, а другую трогательно сложил на груди.
Близнецов дома не было, и над домам висела непривычная тишина. Впрочем, она вовсе не была тяжелой. Даже дому иногда нужно было выдохнуть и постоять в тишине, отдыхая от шебутных мальчишек. В груди потеплело, и я почувствовала, как напряжение совсем отступает. Что бы там ни было, у меня замечательная семья, вместе с которой мы во всем разберемся. Мне даже стало стыдно за себя, что я так накрутилась. Есть ли у меня, в самом деле, причины не доверять близким? Есть ли причины доверять малознакомому мужчине? Разум подсказывал, что всякое может быть, но сердце, отогретое домашним теплом, убеждало, что все у нас будет хорошо.
Я представила, что когда-нибудь и у меня будет такой дом. Полный любви, спокойствия и радости. Место, где всегда можно успокоиться душой и почувствовать себя важным и нужным…
— Какая мечтательная улыбка! — довольно заметила неожиданно появившаяся мама, обнимая меня и целуя в висок, — Что-то хорошее произошло?
Она лукаво прищурилась, и к щекам прилила кровь, когда я поняла, к чему это она. Она решила, что я вся такая разомлевшая после свидания? С Бакуриным?! Я кашлянула, едва успевая скрыть смешок. Какая нелепость!
Гостиную мягко заливал оранжевый закатный свет, хотя время уже было позднее. На журнальном столике был полнейший беспорядок — разложенные закуски, косметика, обертки от распотрошенного подарка и бокалы с вином. Мы с Майей сидели по разные стороны и напряженно смотрели друг другу в глаза. Как два ковбоя посреди пустыни с заряженными пистолетами и пальцами на курках…
— Это уже слишком, — сипло выдавила я наконец, поднимая воображаемый пистолет на уровень ее глаз.
Майя кивнула, и кудряшки задорно подпрыгнули.
— Ты права, это слишком.
Девушка тоже подняла свой воображаемый пистолет, готовая расстрелять меня аргументами. Кто же первый выстрелит? За кем будет инициатива? Я непонимающе нахмурилась.
— Я про одежду, которую ты привезла…
— Нет, одежда — это не слишком! — тут же всполошилась она, — Одежда — это самое оно! А вот выходить замуж за первого встречного — вот это однозначно уже слишком! Ты головой ударилась?!
В меня пулями полетели разумные мысли, но у меня не было сил даже уклониться.
— Ну, он горячий…
Я попыталась использовать те аргументы, которые она готова была принять за здравые. Подруга тут же приосанилась и заблестела глазами.
— Горячий? — прошептала она вкрадчиво, — От одного до десяти?! Ну-ка!
— В-восемь… — я замялась под ее внимательным взглядом, — с половин-ной?
— Восемь с половиной, — выдохнула она довольно, — Такой высокой оценки от тебя я еще не встречала! — и все же она не дала долго себя дурить, — А характер?
Я почесала висок и задумалась.
— Тоже горячий?
Майя подозрительно прищурилась.
— Паршивец, значит. С другой стороны, тебе вообще сложно угодить, — девушка задумалась, — А с еще одной другой стороны: даже если человек не соответствует твоим идеалам, ты про него слова плохого не скажешь!
— Так я и не сказала, — я улыбнулась, но Майя меня уже не слушала.
— Вслух, — она покачала головой. — Итак, вопрос для выхода в полуфинал: насколько он паршивец? Варианты ответа: «слегка раздражающий», «не больше пяти минут общения в день», «держите меня семеро» и «я буду улыбаться, но придушу его, пока он будет спать», — я прыснула, — Давай, дорогая! Мамочке нужно знать, насколько все плохо.
— Второй вариант! — я, смеясь, вскинула знак мира. — Я смогу попасть в полуфинал?
— В полуфинал — да. А вот хватит ли тебя на финальное испытание в виде свадьбы?
Подруга посерьезнела. Я ткнула шпажкой наугад в сырную тарелку и задумчиво повертела палочку с лакомством в руках. И все-таки рассказала от начала до конца свой опыт общения с Бакуриным. Стоило выговорить все, и проблема показалась гораздо меньше. Я и раньше замечала, что в голове все страхи и чувства как будто преувеличены, а стоит облачить их в слова и произнести вслух, как они моментально скукоживаются. Потому я всегда старалась рассказать хоть кому-нибудь о том, что меня беспокоит. Мне никогда не становилось от этого легче, но мне всегда становилось легче придумать, как со своим беспокойством разобраться.
Так и сейчас. Стоило все проговорить, как я тут же решила написать Егору и предложить встретиться и все обсудить. Я могла бы даже извиниться за то, что оставила его ждать у подъезда. Пусть я и не испытывала по этому поводу особых сожалений и виноватой себя не чувствовала, но что важнее: гордо выйти замуж за человека, с которым вы даже поговорить без оскорблений не можете? Или наладить контакт и наконец поговорить спокойно?
В конце концов, он может быть обеими руками «за» общаться не больше пяти минут в день! Можно предложить ему написать условия, на которых он смог бы комфортно чувствовать себя эти годы. И в свою очередь написать такой же список, а потом спокойно обсудить и прийти к компромиссу… Я покачала головой. Нет, конечно, это всегда только в фантазиях так просто. Но с чего-то же стоит начать? Я не хочу эти годы сидеть как на иголках. И для меня это — главное. Ради этого можно немного постараться.
Я тут же повеселела, стоило принять решение, и вывалила все Майе.
— Пожалуй, так и стоит сделать, — покивала она, — А если и это не сработает, то иди к родителям и говори, что не можешь выйти за него замуж даже ради денег!
— Я…
— Или хочешь собрать бинго заправской жертвы и мученицы? — прищурилась она насмешливо, — Выйти замуж за мерзавца ради семьи! Вот они обрадуются, когда поймут.
Я дернулась и помотала головой. К лицу прилила кровь, когда я представила, как родители узнают, что все три года брака Егор Бакурин мучил меня и истязал, бесконечно называя полным именем!
— Вот уж нет!
Майя улыбнулась, и на ее щеке показалась очаровательная ямочка.
— А теперь давай-ка обсудим, чем тебе шмотки не угодили?
Я выдохнула поражено, осознавая, что из моих воображаемых рук пропал пистолет, зато подруга теперь направляла на меня аж два дула. Было ли в привезенной ей одежде что-то прям ну совсем? Если так подумать, то нет. Просто это все было совершенно не мое, и я искренне не понимала: зачем мне вообще нужны все эти перевоплощения.
— Ну хотя бы примерь! — жалостливо потянула она, — Ну я же так старалась, выбирала…
Я иронично вскинула бровь. Знаем мы эти приемчики! Давно уже все это проходили. Сначала «ну хотя бы примерь», потом «ой, как тебе идет!», а следом «ты доведешь меня до слез, если снимешь». И каждый раз я велась как дура. Конечно, я могла бы сказать категоричное нет. И более того — я знала, что Майя, на самом-то деле, плакать не будет. Я бы давно свела наше общение на нет, если бы она всерьез позволяла себе обижаться только от того, что я не делаю, как ей хочется.
Но мы не так часто выбирались потусить, и в остальное время у нее к моему гардеробу никаких вопросов не было уже много лет. И когда я все-таки напяливала эти ее потаскушно-ведьминские тряпки, она радовалась, как ребенок. А когда мы в таких тряпках вместе танцевали, радовалась уже даже я.
Но почему-то каждый новый раз при виде этого безобразия я впадала в ступор, искренне не понимая, как мне в этом выйти на улицу. А еще больше — как мне в этом чувствовать себя собой. Чувствовать себя комфортно. Потому что когда мне некомфортно, я выгляжу, как провинившаяся девчонка. Отвратительное зрелище!
— Я не был уверен, что могу называть имя гостя…
Работник клуба скосил на меня взгляд и неловко поправил бейджик.
— Я тоже гость, Никита, — я посмотрела на бейджик, а потом ему в глаза, — Но, называя мое имя, вы, кажется, ничуть не сомневались.
Конечно, проблема была не в нем. Проблема была этажом выше, откуда из вип-зоны открывался чудесный вид на весь танцпол, на бар и даже на столики. И все же мне не очень понравилось навязчивое поведение этого молодого человека. В конце концов, ну неужели он не мог подняться и передать отказ? Но если вип-гость чего-то хочет, то нужно ему это принести! Даже если оно не входит в меню. Я хихикнула, представляя себя на тарелке в виде закусок к пиву.
«Любой каприз за ваши деньги!» — отчитался бы администратор, сияя, как начищенный пятак.
«Мой опыт общения с ней показывает, что она та еще соленая вобла! Я посчитал, что к пиву — самое то», — Бакурин бы поделился своими гениальными мыслями, и работники отеля закивали бы как болванчики, выражая полное согласие с дорогим гостем.
«Какое оригинальное решение!» — воскликнул бы восхищенно администратор, — «Если вам приглянется еще кто-нибудь из танцующих, только скажите! Мы пожарим его во фритюре!»
Бакурин и администратор разулыбались бы друг другу, вполне довольные кто щедростью чаевых, кто подобострастными поклонами… Я мотнула головой, выметая глупые фантазии. Мне показалось было, что от страха я слегка протрезвела, но уже не была в этом так уверена. Я написала в групповой чат друзьям, что встретила знакомого и вернусь к столику через полчаса, а если нет… Я посмотрела на номер вип-комнаты, куда меня сопроводили.
— Номер шесть…
Добавила быстро, что салат должны скоро принести, и зашла в предупредительно открытую мне дверь. Комната утопала в полумраке, ярко подсвеченном тонкими фиолетовыми лампами, что полосами шли по стенам. Все было прекрасно видно: и мягкие диваны, и широкий тяжелый стол из темного дерева, и картины с силуэтными изображениями женских тел… и Егор Бакурин, вальяжно развалившийся прямо напротив входа. И все же казалось, будто света почти нет, и это делало обстановку почти интимной.
Бакурин выглядел чуть усталым. Совершенно трезвым, хотя на столе стояли пустые стаканы и открытые бутылки. Уголки губ были опущены, и складки на лице были вырезаны четче обычного. То ли и правда тяжелый день, то ли свет так падал. Черная рубашка с расстегнутыми верхними пуговками и черные же джинсы — он мог бы выглядеть почти строго, если бы не огромная, вызывающая бляха ремня с изображением какого-то хищника. То ли тигр, то ли медведь?
— А у вас хороший аппетит… — я подозрительно оглядела заставленный пустыми тарелками стол.
В голове на мгновение опять мелькнула картинка с воблой с моим лицом, но я тряхнула головой. И вздрогнула, услышав, как закрылась за мной дверь. Повела плечом, стряхивая с себя возникшее на секунду ощущение, будто меня закрыли в клетке с диким зверем. Может это из-за ремня?
— У меня тут была деловая встреча, — снизошел до пояснений мужчина. — И давай уже на ты? Нам скоро под венец идти во имя самого сильного чувства в мире — шкурного интереса! Разве это не сближает?
Он тихо и невесело рассмеялся, наливая мне в стакан сока. Я не стала отвечать на его последнюю реплику. Он выглядел и правда уставшим. Похоже, он тут давно и действительно не ради отдыха. Честно говоря, у меня мелькала мысль, что он меня выследил. Ну а почему бы нет? Я не говорила ему свой номер, свой адрес и не имела ни малейшего понятия, как он нашел меня у любимой кофейни!
— Какое интересное место для деловых встреч…
— Отличное место, — ничуть не смутился мужчина, — Но ты-то тут явно не по работе?
Я мотнула головой.
— Отдыхаю с друзьями.
Он прошелся по мне взглядом сверху-вниз и обратно — демонстративно. Остановил взгляд на голых коленках, и его глаза замерли на них так, будто там было что-то написано. Я чуть нахмурилась, напрягаясь, и не зря.
— Я так понимаю, ты согласна на предложение, раз дозрела до разговора? — я кивнула. — Когда мы подпишем контракт и поженимся, я бы предпочел, чтобы ты не слишком часто «отдыхала» в таком виде по клубам, — я вспыхнула и перевела на него ошарашенный взгляд. — Ничего личного, чисто по-человечески я все понимаю, — тонко улыбнулся он, — Просто если пойдут слухи, что моя жена шляется непонятно в чем по злачным местечкам, это ударит и по моей деловой репутации. Сможешь потерпеть пару лет?
Я закатила глаза. Вот что за человек? Он меня дернул только чтобы еще раз окатить презрением? Что он вообще обо мне думает и откуда у него эти выводы? Он меня совершенно не знал, но создавалось четкое ощущение, что сам он считал иначе. И разговаривал будто не со мной, а с фантомом в своей голове! Но не оправдываться же? Ну что я ему могу сказать?
«Нет-нет, я не такая! Я вообще очень домашняя девочка! Честно-честно. Можешь у папы спросить…»
Я хихикнула себе под нос, представляя этакую нелепость. Конечно, ничего ему объяснять я не буду. Пусть думает, что хочет. Он же сказал, что чисто по-человечески понять может? Вот пусть и относится с пониманием к той Миле, с которой общается в своей голове. Я не буду им обоим мешать, если он сам не будет мешать мне!
Может дело было в алкоголе; может в том, что приняв решение и смирившись с ситуацией, я слегка успокоилась. А может потому что он и правда выглядел выжатым? Но, в любом случае, в этот раз я даже не разозлилась.
— Хорошо, — я кивнула, и уже он вскинул на меня чуть удивленный взгляд, — Но я не принимаю такие размытые условия. Составь точный список не «злачных мест». А еще перечень вещей, которые не считаются «непонятно чем», и высчитай мне частоту посещений развлекательных ночных мероприятий, которая была бы допустима, чтобы не испортить твою репутацию. Можешь выслать пдф мне на почту. Я же могу тебе ее не диктовать? — я присела на краешек дивана. — Если ты еще не знаешь, то, скорее всего, она у тебя должна быть записана там же, где мой адрес и номер телефона.
Середина августа была не менее жаркой, чем начало месяца. Столбик термометра со спокойствием удава переползал через отметку в тридцать градусов еще до полудня, и я привычно растекалась по мягкому дивану в тени открытой веранды любимой кофейни. Проект я вполне успевала сделать не только в срок, но и, возможно, чуть раньше, так что пока просто потягивала холодный капучино и залипала бездумно с окно с открытым файлом на мониторе ноута.
С памятной ночи в клубе прошло уже больше двух недель.
— Я же не в твоем вкусе?
Я тогда не удержалась почему-то от напоминания между поцелуями. И думать о том, было ли оно сказано язвительным тоном или все-таки игривым… Я прикрыла глаза. Ничего-ничего, Мила. Это просто алкоголь. С кем не бывает?
«С приличными девочками!» — произнес кто-то в голове голосом мой учительницы из средней школы. Перед глазами снова как наяву всплыли его лицо — шальной взгляд, горячее дыхание и легкие касания кончиков пальцев по щеке, шее…
— У меня здоровое либидо, — уголки его губ дернулись в улыбке, — Если речь не идет о чем-то серьезном, любая симпатичная женщина в моем вкусе…
Вот где-то на этом моменте я протрезвела. Он сказал это явно без всякой задней мысли или желания задеть. Но я почему-то все равно себя задетой почувствовала, хотя совершенно точно не рассматривала этого мужчину в качестве «чего-то серьезного». Разум проснулся настолько, что я даже выждала еще полтора поцелуя, чтобы он не надумал себе чего лишнего, и только потом отстранилась, сообщив, что мне надо возвращаться на день рождения лучшей подруги. Бакурин выглядел слегка недовольным, но отошел без вопросов и даже ничего противного не ляпнул на прощание.
К сожалению, на прощание я наткнулась на противный взгляд Никиты, того самого работника клуба, который не стесняясь сканировал мой встрепанный вид и распухшие губы. Удержать себя от легкой насмешки во взгляде он не смог — и жалобу администратору я на него все-таки написала. Прости, Никита, но не только ты тут обделен любовью к ближнему своему!
В благодарность за частичное удовлетворение своего здорового либидо, утром на вполне милое сообщение расщедрился Бакурин:
«С добрым утром, дорогая невеста! Хотел еще раз извиниться за свое поведение ранее. Я действительно не хочу жить три года как на пороховой бочке в собственном доме, поэтому собирался договориться полюбовно об условиях с обеих сторон на эти годы. Но мое раздражение на ситуацию вылилось не по адресу. Друзьями нам не быть, но мы могли бы стать не слишком заметными в жизни друг друга партнерами. Тебя я тоже прощаю, хоть ты и не извинялась. В честь объявленного перемирия! У нас же перемирие?»
Я коротко ответила, что да — перемирие. Хотя я ему и войну, кажется, не объявляла, ну да ладно! В конце концов, я хочу того же, так зачем выделываться?
То ли мои аргументы в споре на него подействовали, то ли целуюсь я хорошо — но Бакурин оттаял!
— Как бы то ни было, хорошо поработала рто… — я мотнула головой.
Нет-нет, Мила! Ты выше двусмысленных шуток! Тем более, таких неизящных. Хватит и того, что я целовалась в «злачном местечке», одетая в «непонятно что» с… ну, пусть будет непонятно кем! Да, официально он уже мой жених. Но по факту — всего лишь не самый приятный знакомый. И это должно быть первый и последний раз. Целоваться по пьяни и от одиночества… неужели я настолько жалкая?
Приходилось признать, что, видимо, да. Моя воля ослабла! Думать о том, что ближайшие годы никаких серьезных отношений у меня, видимо, уже тоже не будет, не хотелось. Потому что от таких мыслей воля вовсе не становилась крепче.
— Медитировать, что ли, начать? — я почесала задумчиво подбородок.
Помолвку родители уже и объявили, и даже отпраздновали. Мы с Егором отговорились тем, что хотим отпраздновать вдвоем и провели это время действительно замечательно. Занимаясь каждый своими делами на разных концах города. Отличное свидание получилось! На такие я с ним хоть каждый день ходить готова.
Отец отправил мне на изучение брачный контракт. Сам он его уже изучил с юристами, но я хотела и сама почитать, что там собираюсь подписывать. Номер юриста он мне тоже скинул на случай, если возникнут вопросы. И я собиралась обстоятельно с этим господином пообщаться в ближайшие же дни.
Со свадьбой решили тоже не тянуть, и торжество было назначено на начало сентября. Отцы были в восторге, что не придется долго ждать и скоро можно уже будет решать свои рабочие вопросы, матери — в ужасе от того, как мало времени осталось на подготовку торжества.
Праздновать собирались с размахом. Бакурины не готовы были ударить в грязь лицом. Их фамилия мелькала порой в светских хрониках, и даже новость о помолвке Егора можно было найти в газетах и журналах. Я об этом знала, потому что фотку с такой новостью из какой-то газетки в киоске мне прислала Майя.
По спине пробежала легкая дрожь. А фотографии с моей фальшивой свадьбой тоже будут красоваться в киосках? Я еще и на фотографиях хорошо получаюсь редко… Дурацкая свадьба, дурацкий жених и фотки тоже будут дурацкие. Хотя нет, фотографии наверняка будут хорошие. Ни мои родители, ни его на нормального фотографа не поскупятся. Они вообще взяли все расходы на себя и, кажется, уже даже перестали считать, во сколько все это обойдется.
Будь это свадьба настоящей, я бы почувствовала себя из-за этого слегка неловко. А может и не слегка! Но это был брак во имя родительского бизнеса, так что можно назвать это их инвестицией. Это не подарок. Я тратиться из своих скромных запасов была не готова и это, к счастью, никому и не было нужно. На предложение матери поучаствовать в организации свадьбы самой я ответила сдержанно. Просто одобряла все варианты, выбранные ими с Татьяной Алексеевной. Меня немного подергали, но, не найдя живого отклика, отстали.
И теперь я наслаждалась последними неделями свободы!
— П-привет…
Я вскинула взгляд и наткнулась на миловидную девушку напротив. Она немного неловко, но очень доброжелательно мне улыбнулась, тут же располагая к себе.
— Милая, я понимаю, что все это очень волнительно, но поспать все-таки стоило… — мама подцепила меня за подбородок, хмуро оглядывая синяки под глазами.
Я кивнула. Стоило. Конечно, стоило. Но вместо этого я напивалась с Маей, отмечая последний день моей холостяцкой жизни. И теперь могла похвастаться не только синяками под глазами, но еще и опухшим лицом, легким тремором и изжогой. Стоило ли так поступать прямо перед свадьбой? Ответ, казалось бы, очевиден, но все было совсем не так однозначно!
Дело в том, что перед обычной свадьбой так поступать, конечно, не стоило. Но перед таким неоднозначным событием, как наша с Бакуриным свадьбы, неоднозначные поступки были как раз-таки вполне уместны.
Чем ниже опускалась ночная температура и чем ближе была дата торжества, тем больше я нервничала. Я задергала папиного юриста, во всю пользуясь правом уточнять пункты договора. Разум был кристально уверен, что меня обезопасили со всех сторон, и единственное, что я по этому договору должна — это перетерпеть три года штампа в паспорте и совместного проживания. Даже если меня случайно увидят в «злачном местечке» «непонятно в чем» в объятиях «непонятно кого», кто не будет Егором Бакуриным, меня максимум пожурят. Потому что пункт про «большую и чистую», на которую все вполне можно свалить, в качестве обстоятельств непреодолимой силы присутствовал там… по настоянию Егора.
Я так и не смогла понять, что вообще надо Бакуриным от этого союза — какой резон у них. Отец отмахивался, что я нравлюсь Татьяне Алексеевне в качестве невестки, но серьезной причиной я это не считала. Разве по такой причине кто-то будет вкладывать большие деньги? Тем более, когда через три года «понравившаяся невестка» вправе уплыть в закат? И все-таки спокойствие отца по этому поводу было показательным. Я могла точно сказать, что неволить меня, в общем-то, никто не планирует.
И все же я нервничала перед последним шагом.
И хотя дегустация крепких напитков никогда не входила в список моих интересов, я слегка опасалась, что сорвусь от переживаний в самый ответственный момент — тем более, что с алкоголем-то как раз на праздниках всегда дело обстояло хорошо.
Так что я решила подстраховаться и устроила мини-девичник в ночь перед свадьбой. Мой обиженный желудок сегодня категорически не готов быть принять не капли. И не только сегодня, если уж быть честной… Пила я редко, так что даже легкое опьянение на следующий день обязательно возвращалось последствиями и обещаниями в следующий раз ограничиться парой бокалов.
Я не могла похвастаться цветущим видом. Зато я точно знала, что не опозорюсь, на нервах перепив шампанского! По-моему, это важнее, чем синяки под глазами, которые успешно шпаклевал визажист.
— Вы такая хрупкая… — сказала вдруг работница ателье, улыбнувшись. — Вы работали где-то моделью?
Я мотнула головой и подняла по ее просьбе руки. Она приехала, чтобы на месте убедиться, что платье сидит точно-точно идеально и при необходимости подшить уже на мне.
— Да у нее просто в желудке черная дыра! — улыбнулась мама. — Уже сколько лет гадаю, в какие миры пропадает вся еда… Бабушкина любимица! Всегда все доедает и никогда не откажется от добавки.
— Хороший аппетит — это замечательно. Значит, здоровая. Здоровье, девочки, это вообще самое главное в жизни. Да еще и такая красавица! — улыбнулась Татьяна Алексеевна, — Егорке очень повезло.
Мама Егора выглядела по-настоящему счастливой. Казалось, именно она сегодня выходит замуж. Эта радость и ее настолько теплое ко мне отношение было, вроде бы, лестным, но и смущало. Я не понимала, с чем это было связано. Я могла цитировать наизусть строки договора, но радость Бакуриных создавала у меня очень четкое впечатление, что я не знаю чего-то важного. Что есть какая-то деталька пазла — одна-единственная! — без которой понять, что за картинку ты собираешь невозможно. И именно этой детальки у меня нет. Только у меня. Все были счастливы и совершенно спокойны, и только я одна надумывала себе какой-то заговор…
Я усмехнулась, глядя на свое отражение, и кивнула самой себе. Да. Хорошо, что я сегодня не пью! Только заговоров мне не хватало. И все же удержаться от того, чтобы начать фантазировать себе, что за страшные тайны могут крыться за этой невинной до смешного сделки между двумя серьезными, казалось бы, мужчинами, я не смогла.
— Прием, как слышно? Вылетай из мыслей, у нас тут свадьба!
Я сморгнула удивление и уставилась на отца. Тот мягко улыбался и довольно меня оглядывал. Несмотря на все свои вчерашние старания, выглядела я и правда замечательно. Визажист превратил мое лицо в идеальную кукольную маску, которая мне чудо как шла, а платье было строгим на вид, но так славно облегало и талию, и руки, и бедра блестящим атласом, стекающим мягко к земле, что я была похожа на статуэтку. Половина спины была открыта, и это было самой большой вольностью моего наряда. И все же ни у кого бы язык не повернулся назвать мой образ скучным или даже скромным. Я выглядела без преувеличения прекрасно, но создавала впечатление, будто это все исключительно заслуга матушки-природы. А сама я себя не приукрасила даже кружевом, ведь так хороша, что мне оно и не надо! Знали бы остальные, сколько платьев пришлось перемерить; сколько раз визажист поправляла стрелки и во сколько я сегодня встала, чтобы хватило времени на создание этого непринужденного вида…
Мамы расстарались во всем. Мой образ был идеален, оформление было идеальным. Костюм отца тоже был идеальным. Идеальная арка, под которой меня уже ждал идеальный жених. Идеальная рассадка, идеальные закуски, идеальная музыка.
— Возвращайся на грешную землю, фантазерка, — весело шепнул мне отец и повел к жениху.
И я вернулась. Стоило мне встретиться со взглядом Бакурина, как я моментально рухнула на грешную землю. Он смотрел на меня с явно отрепетированной улыбкой, а в глазах стояло совершенно искреннее недоумение. Как будто он не понимал, что я здесь делаю, что здесь делает он. Под этим взглядом я отчего-то ощутила себя не человеком, а частью этих идеальных декораций, из которых выбивался только этот совершенно искренне потерянный и категорически неуместный взгляд. Бакурин вдруг показался единственным живым человеком в этом идеальном мире, который для нас с любовью подготовили мамы, высчитывая до миллиметра расположение цветов на арке, до секунды — игру оркестра. До каждой выбившейся прядки — мой образ.
Следующим утром я проснулась на рассвете, даже не смотря на то, что легла поздно. На новом месте спалось плохо, хотя выделенная мне комната была уютной и хорошо обставленной. Вид портили только не разобранные коробки с моими вещами.
На время контракта нам полагалось жить вместе, и я рада была, что жили мы не у меня. Во-первых, в моей тесной квартирке нам бы пришлось слишком много контактировать. Во-вторых, я не хотела пускать чужака в свой уютный мирок. Хотел ли он пускать меня в свой? Полагаю, что нет. Говорят, жилище многое может сказать о человеке, и теперь я была слегка обескуражена, потому что его дом никак не вязался у меня в голове с его образом.
Дом, где он и приобрел апартаменты около года назад, располагался в одном из новых жилых комплексов. Он располагался недалеко от центра, но городская суета будто обходила это место стороной. Чистый, ухоженный район, огороженный пропускными пунктами с охраной, он был полон детских площадок для разных возрастов, маленьких магазинчиков и буквально дышал уютом. Это было место для состоятельных семейных пар. Не то что бы одиночка не мог здесь жить, просто… просто в таком месте особенно остро чувствовалось одиночество, и оно совершенно не настраивало на рабочий лад. Так зачем? Молодой, одинокий и амбициозный мужчина, большую часть времени посвящающий работе и даже вступивший в бизнес-брак, скорее выбрал бы что-нибудь, близкое к работе или подчеркивающее статус. Именно такого жилья я от него и ожидала — холодного, модно обставленного и дорогущего минимализма. В каком-нибудь небоскребе, где живут одинокие бизнесмены и бизнесвумен. Где есть спортзал и окна вместо стен…
Я могла бы подумать, что мыслю поверхностно, но у Бакурина была дорогая, не подходящая для семейного человека, спортивная машина. У него были дорогущие часы. Дорогой парфюм и брендовая одежда. Он всем своим образом производил определенное впечатление. Впечатление, в которое было вложено немало денег. Он явно не был из тех, кому плевать, как они выглядят в чужих глазах — точнее, ему может и было плевать, но он умело пользовался статусными вещами, чтобы создать себе определенный образ. И это все было логично, учитывая, что он бизнесмен.
Из того, что я знала от отца и матери, помимо ресторана он так же работал в пресейле в одной компании уже много лет и пока не планировал уходить оттуда с концами, даже не смотря на занятость в собственном бизнесе. А еще собирался открывать свою компанию с каким-то другом, который разрабатывал программное обеспечение, способное заменить западный аналог. И так как сейчас это было актуально, уже выбил под это дело грант и нашел инвесторов. И, насколько я знала, именно помощь в этом проекте ему и была обещана отцом за контракт на три года.
В общем, Егор Бакурин был действительно, без преувеличения, очень занятым человеком. Он много работал, много зарабатывал, и вовсе не собирался топтаться на одном месте, довольствуясь тем, что уже есть. Он был амбициозным мужчиной, и мне сложно было представить, чтобы такой мечтал о жене и детях в ближайшие годы. Если бы это было так, то он не вступил бы в этот брак. Но раз он готов был пожертвовать возможностью создать семью в ближайшие годы ради перспектив в бизнесе — именно так и выглядели его приоритеты.
И его жилище слишком очевидно, почти нагло перечеркивало логику, выбивая из меня дух. Что я должна теперь о нем думать? Огромная, но уютно обставленная квартира в заточенном под семейные пары ЖК стоила денег, которые я бы в жизни не смогла заплатить за жилье. Мне бы под нее даже ипотеку не одобрили — даже если бы я продала квартиру. Такие деньги от нечего делать Бакурин бы платить не стал, если только он не сошел вдруг с ума.
У меня почему-то слегка потели ладошки и заходилось сердце при мысли… что он покупал эти апартаменты для кого-то. Для кого-то, с кем готов был построить эту идеальную семью, как в какой-нибудь рекламе майонеза. Но ничего не сложилось и теперь в уютном гнездышке была не та, ради которой он так расщедрился… а я.
Вчера ночью, когда мы приехали сюда с празднования, я успела только быстро пройтись и слегка удивиться. Бакурин был слишком пьян, чтобы проводить мне экскурсию, и только махнул рукой в сторону выделенной мне комнаты.
Сегодня, в мягком свете рассветного солнца, тихонько заполняющего комнаты, я ходила по коридорам, вглядываясь в каждый угол. Столько новой информации о моем теперь уже муже… информации, которую я пока была не в состоянии переварить.
— Доброе утро… дорогая!
Я вздрогнула от неожиданности. Когда он успел проснуться? Мужчина стоял в одних домашних штанах, сонно привалившись к стене, но улыбался, кажется, почти довольно. Чуть отросшие каштановые вихры торчали во все стороны, делая его лет на пять моложе.
— Доброе, — я прищурилась, вглядываясь в его лицо, и старательно не смотрела ниже.
Надежды на то, что с утра ему будет стыдно за свое развязное вчерашнее поведение, не оправдались. Он совершенно не походил на человека, которому хоть за что-то в этой жизни было неловко.
— Кухня там, — он кивнул головой куда-то вперед и ехидно улыбнулся, — Вся еда в твоем распоряжении! Можешь считать это дарами, ну или жертвой. Во имя сглаживания острых углов!
— Дары и жертвы разве не богам приносят?
Он тихонько рассмеялся и отлип от стены. Вот почему пил вчера он, а с ехидцой сегодня смотрят на меня? У этого мужчины был какой-то талант переворачивать любую ситуацию в свою пользу!
— Пошли на экскурсию. Покажу тебе тут все, а то заблудишься и будешь мне потом названивать в ночи, чтобы я довел тебя до туалета.
Он быстро прошелся по всей квартире, обозначая, где общая территория, а где его.
— В мой кабинет не входить. Да он и закрыт! Имей в виду — на случай если захочешь поколупаться в замке шпилькой — там камеры.
Я поражено выдохнула и уставилась на него во все глаза, но моим осуждающим взглядом он ожидаемо не проникся.
— За кого ты меня принимаешь?!
Бакурин как-то по-мальчишески озорно улыбнулся.
Я еще раз глянула в телефон на рецепт, который мне прислала Татьяна Алексеевна. Написала я ей с вопросом, есть ли у Бакурина на что-то аллергия и что он не терпит из еды. Конечно, мог бы возникнуть вопрос, почему я не могу спросить у него сама, но я написала, что готовлю романтический ужин и понадеялась, что этого любящей свекрови хватит, чтобы убедиться, что у нас все хорошо. Точнее так — исходя из той информации о ней, что я уже имела, я рассчитывала, что даже если она о чем-то догадается, то возмущаться и выспрашивать не будет. Просто порадуется, что у нас будет романтический ужин.
Татьяна Алексеевна сказала, что аллергии у него ни на что нет, ест он все подряд, но дала пару любимых рецептов. Любимые рецепты я решила все-таки пока оставить на потом и взялась за пасту с морепродуктами в сливочном соусе, которую и хотела сегодня приготовить для себя.
Я слегка покачивала головой в такт музыке, наслаждалась легким ветерком, что заглядывал на кухню из приоткрытых окон, и мне казалось, что жизнь налаживается.
Старое радио я перевезла из дома, но так и не смогла найти ему место в своей новой комнате. И, в конце концов, поставила на кухню. Поначалу хозяйничать тут было неловко, но Бакурина дома почти не было и никто осуждающим взглядом меня не сверлил. Да и вообще, мой аппетит его не то что не смущал — видимо с него началось что-то близкое к нейтралитету, зародившееся ко мне в его сердце. Так что я включила какую-то волну, где играл джаз, и принялась тереть сыр на мелкой терке.
Я включила только подсветку на вытяжке, так что все остальное пространство утопало в оранжевом закатном полумраке. Минуты шли за минутой, а я неторопливо нарезала лосось под звуки саксофона, привыкая к новым приборам, новой посуде, новой духовке и новым…
— Кошмар! — я разложила перед собой полотенца и прихватки.
Все они были с какими-то милыми мишками, зайками и прочей живностью. Уж не знаю почему, но я такое терпеть не могла — максимум, какой-нибудь геометрический узор. А в идеале, вообще без принта. Я прикусила губу, сверля взглядом эту очаровательную безвкусицу. Вряд ли же это он сам выбирал? Я мотнула головой, не желая думать об этом глубже. Разве это мое дело?
Раньше я думала, что мне придется потерпеть три года чужой вкус, но после разговора с Майей в душе загорелась надежда. Бакурин же все равно редко бывает на кухне? Если я предложу ему убрать милашное оформление в дальний шкаф до лучших времен и заменить его новым, он же вовсе не обязательно будет против? Про комнату он выразился предельно ясно — я могу делать в ней, что хочу. Хоть содрать все обои, хоть сшить себе тогу из занавесок — так, кажется?..
— Куплю новые, — кивнула я самой себе и улыбнулась при мысли, что находиться на кухне будет еще приятнее.
Может правда слегка перестроить и свою комнату? Три года терпеть чужой вкус… От меня, кажется, никто не ждет таких жертв, так зачем себя мучить?
— А давай ты не будешь ничего менять в моем доме, договорились? — глухо проговорил Бакурин, заставляя меня дернуться и резко развернуться. — Этот «кошмар» — мой. С чего ты взяла, что можешь менять мой дом по своему вкусу? — он покачал головой. — Ты не настоящая жена, не хозяйка в доме — ты здесь просто временно гостишь.
Он появился как будто из ниоткуда, и теперь стоял в двери, грузно привалившись к косяку, и сверлил меня таким холодом во взгляде, что я всерьез испугалась. В руке он держал букетик из трех красных роз.
Он проследил за моим взглядом и улыбнулся, наткнувшись на цветы. Помахал ими, насмешливо вскидывая брови.
— Мать сказала, что ты наконец собираешься продемонстрировать мне свои качества хорошей хозяюшки, и наказала не являться на порог без веника. Итак, какой стряпней ты собралась меня потчевать? Пахнет изумительно, — издевательски улыбнулся он. — Передай матери, что я сражен и путь от желудка до сердца пройден!
— Я не…
В горле резко пересохло, и я все никак не могла найтись с ответом. Что вообще происходит? Я наткнулась на шально блестящий взгляд и нахмурилась.
— Что «не»? Ты ведь и на меня готовишь? — он качнулся, будто пытаясь заглянуть мне за плечо, где я готовила, конечно, не только на себя. — Получается, ты как хорошая жена ждала меня с горячим ужином? Я не просил. Я совершенно точно тебя не просил, — кивнул он самому себе. — Так ты хотела меня порадовать? Как мило… Мамин рецепт, а? Она уже отчиталась, что я люблю больше всего?
— Ты пьян? — просипела я, напряженно вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, что происходит.
Он засмеялся и равнодушно бросил на стол цветы, что тут же разъехались по гладкой столешнице, не перевязанные даже бечевкой, не то что ленточкой. Цветы были пожухшие — я это заметила как-то отстраненно боковым зрением, будто в замедленной съемке следя за тем, как мужчина приближается.
— Ну может чуть-чуть, — пахло от него алкоголем и правда — чуть-чуть.
Но он совершенно точно был пьян. И очень зол. И слишком близко. Он взял прихватки и помахал ими у меня перед лицом, едва не задевая ими нос.
— Мои прихватки, — улыбнулся он, — останутся в моем доме. Свои предпочтения оставь до того момента, когда будешь выплачивать свою ипотеку, ладно? А мои полотенца, купленные на мои деньги, останутся в моей квартире, которую я купил для себя, впахивая как псина. Для себя. Не для тебя.
Я кивнула. Ну не доказывать же ему, что я вовсе не пыталась что-то переделывать без его разрешения? Просто прикидывала, можно ли это разрешение получить… И что я хотела сегодня просто пообщаться, а не прокладывать путь к его сердцу. Спорить с ним сейчас было себе дороже. Я даже не злилась — он меня просто пугал. Пьяный и злой. Я же не дура ему что-то объяснять или доказывать, а тем более с ним спорить.
Он демонстративно повесил прихватки на их место и ушел, слегка покачнувшись на повороте. Я выключила плиту, тихонько вышла с кухни, плюнув на ужин, и зашла в «свою» комнату.