Муза моей мечты: обретение

Пролог

— Елена, нам пора на мессу! Скажи Марте собрать детей, — Маттео стоял перед зеркалом, пока его слуга, старик Себастиан, поправлял на нем камзол, счищая невидимые пылинки с дорогого бархата.

Мужчина нервничал, так как в церкви должен быть сам дон Наварро, с которым могла получиться неплохая сделка. Дон производил лучшую бумагу в Кастилии, а Маттео планировал выпуск особой серии богословской литературы, которую не стыдно будет продавать самому Его величеству Карлу. Книготорговля шла очень хорошо, что обеспечивало мужчине и его семье достойную жизнь в самом сердце столицы. Акцент в своем деле Маттео Лопес делал на религиозные трактаты, так как богословские вопросы как никогда тревожили бывшего монаха, а ныне крупнейшего владельца книгопечатного дела в Толедо, а то и самой Кастилии.

Глядя на свое отражение, Маттео потрогал мощное золотое распятие на груди. С каждым годом светской жизни религиозные атрибуты в его облике становились все более заметными и дорогими, крича о силе веры мужчины. В то время как на самом деле Маттео Лопес все никак не мог разобраться со своим отношением к Богу. Мужчина был еще относительно молод: недавно он пышно отпраздновал тридцать пятый день рождения, но уже сейчас задумывался о бессмертии души. Он боялся, что своим неискупимым грехом обрек себя после смерти на вечные адовы муки.

Маттео старался не показывать своих страхов: Елена злилась, когда он говорил о Боге, рае или аде. Для нее всего этого не существовало, а вот у ее супруга четкой позиции в этом отношении не было: он верил в реальность Господа, да только сомневался в его милосердии. Страх и неуверенность подтачивали мужчину изнутри, нарушая гармонию его сытой и богатой жизни.

Елена Лопес, жена Маттео, обещала ему очень долгую и успешную жизнь в радости и довольствии. Единственное, о чем просила эта великолепная женщина взамен, это любить ее всю и без остатка, не тратя время на бессмысленные чувства к несуществующему Христу. Когда Маттео заводил разговор о смерти, она отмахивалась, говоря, что думать об этом рано, а истина бытия проста: все тела гниют на радость природе, а души попадают в одно и то же место за гранью этого мира, после чего идут на перерождение. Женщина настаивала: земная жизнь достойна того, чтобы прожить ее в спокойствии.

Слова Елены по началу утешали и вдохновляли. Однако на каком-то этапе верить своей жене безусловно мужчина перестал. Когда Маттео только встретил свою “фею”, ему казалось правильным все, что она говорила, но спустя пятнадцать лет Елена Лопес потеряла магический флер, превратившись для мужчины просто в женщину – супругу и мать его детей.

— Любимый! Сколько раз тебе говорить: эти твои мрачные мессы — дурь какая-то. Нашим детям они не нравятся, — одетая в легкое нежно-розовое платье, в комнату вошла Елена. Она отослала слугу и подошла к мужу, встав за его спиной. Белокурые волосы были уложены в красивую прическу, на шее был повязан кокетливый шарф, при этом на женщине не было ни одного украшения — сколько бы Матео ни упрашивал ее надевать на себя золото для демонстрации статуса, она отказывалась. Елена предпочитала вплетать в волосы живые цветы, а ожерелий, колец и прочих богатств не признавала.

— Любовь моя, это не дурь! В храме на мессе будут все почтенные люди Толедо. Мне нужно как-то вести дела. Кому я буду продавать свои книги, если меня признают безбожником? Буду хуже самого последнего мавра или иудея. В нашем мире только христиане признаются честными и достойными всех благ. Повторить судьбу своей матери и гореть на костре я не желаю!

— Ну хорошо-хорошо, если это только для дела, то так и быть! — Елена наклонилась к уху Маттео и провела по нему кончиком острого языка, в то время как рука потянулась к паху мужчины. В штанах у Маттео мгновенно стало тесно, а сердце ускорило свой бег в груди. — Позволь сделать тебе приятно? Мне просто без-бож-но хочется твою плоть в себе. Хотя бы на язык…

В зеркале отразилось вспыхнувшее алым цветом лицо мужчины — он не умел противостоять своей жене, особенно в моменты, когда она его соблазняла. Елена обошла Маттео и встала к нему лицом, после чего медленно опустилась на колени. Мужчина наблюдал, как она развязывает пояс его брюк и вытаскивает на волю восставший орган — эта картинка возбуждала едва ли не сильнее, чем последовавшее ощущение языка на головке члена.

Маттео Лопес очень хорошо помнил свой первый с Еленой раз. Он случился возле недостроенного аббатства Святой девы Марии. Пятнадцать лет назад, сидя на камне в центре поляны, Елена развязала шнуровку своего платья, обнажила грудь и легла на камень спиной, приглашая парня подойти. Это был самый сложный выбор, который когда-либо приходилось делать монаху. Он пытался воскресить в памяти слова брата Антонио о том, что это проверка веры, что именно в этот момент творится правда, что нужно быть безмерно благодарным Всевышнему за такое испытание. В памяти всплыл наказ монашеского устава о том, что в минуты сомнений и искуса следует молиться, молиться и еще раз молиться, игнорируя плотские желания.

Маттео пытался. Монах множество раз открывал рот в попытке обратиться к Богу, однако не мог произнести ни звука, в то время как ноги шаг за шагом вели его к полуобнаженной нимфе, возлежащей на валуне.

Приблизившись к камню вплотную, Маттео протянул руку и дотронулся до кожи женской груди, пальцы сами порхнули к ее соскам — острым как иголки. Ощущение женских мурашек под его ладонью наполнило нутро мужчины настоящим восторгом, который перешел в благоговение — это было в разы сильнее его возвышенных чувств после всенощной.

— Возьми меня, Маттео. Я люблю тебя и ты полюбишь меня. Твоя мать перед смертью попросила у Природы счастья своему сыну, она отдала всю себя для этого. Такая жертва! И вот я пришла. Ее желание будет исполнено.

Монах ошалело наблюдал, как, приподнявшись на своем ложе, прекрасная дева оголяет колени, затем задирает юбку выше, открывая бедра и само женское естество, бесстыдно выставляя его на показ. Она вытянула обнаженную ногу и пальцем ступни провела от груди до паха мужчины, скользя по грубой ткани монашеской рясы. Затем Елена подцепила и приподняла подол облачения мужчины, призывая монаха начать любовную игру.