Мы не скажем маме

Глава 1

Она

Натягиваю посильней перчатки и открываю шкаф за шкафом, сгребая в свою корзинку всё, что кажется мне достаточно вкусным: яблоки, мандарины, горький шоколад, упаковку круассанов, невесть откуда взявшуюся в нашем доме пачку чипсов – невиданное дело! – и пакетик фисташек; подхватываю пару бутылок воды и застываю, услышав, как хлопает входная дверь.

Мама?!

Глаза мечутся по кухне в поисках места, куда можно спрятать улики. Запрещенные штучки из корзинки, которые я тайком приношу в свою комнату, пока никого нет дома.

Вот уже как пару лет примерно раз в неделю я спускаюсь с третьего этажа и рыскаю по кухне в поисках запрещёнки, чтобы потом смаковать понемногу эти лакомства, пока они не закончатся. И если меня сейчас застукают, мне хана!..

– Ну что – Марк Александрович?! Вот что – Марк Александрович?! – словно раскаты грома разносится по дому незнакомый голос. – Я уже сорок с гаком лет как Марк Александрович, а до сих пор не путаю даты важных переговоров. Даже и не знаю, зачем мне секретарь, Оксаночка! Ещё и такой забывчивый!

“Жених мамы”, – догадываюсь я. И краснею.

Щёки начинают гореть. Боже, как же неловко! Ни в коем случае нельзя, чтобы он увидел меня здесь и рассказал маме.

Я осторожно выглядываю в холл, некоторое время наблюдаю, как тот, кто назвал себя Марком Александровичем, пересекает его, размашисто шагая из угла в угол. Слишком далеко, чтобы я могла как следует его разглядеть. Некоторое время он ругает невидимую для меня Оксану, а потом скрывается в гостиной. И я пускаюсь бежать.

Мягкие пушистые тапочки скользят по блестящему полу, но в них имеется и неоспоримый плюс: моих торопливых шагов не слышно. Поэтому я беспрепятственно добегаю до лестницы, но цепляюсь ручкой корзинки за перила. Как же невовремя!

Лежащие сверху фисташки шмякаются с громким звуком на пол. Со стороны гостиной доносятся шаги, и я припускаю по лестнице, решив, что лучше бросить добычу, чем попасться на месте преступления с поличным.

– Настя? – тихо зовёт мужской голос. – Настенька, это ты? Не бойся, я друг твоей мамы.

Судя по шороху внизу, Марк поднимает пакетик с орехами, начинает подниматься за мной.

– Настенька, ты уронила… Ты, наверное, испугалась…

Наконец я добегаю до своей двери, забегаю в комнату, тихо опускаю ручку и прислоняюсь к двери спиной.

Сердце колотится так, что трудно дышать. Позабывшись, я стягиваю с лица одноразовую маску, делаю несколько глубоких вдохов, в ужасе смотрю на латексные перчатки. Бросаюсь в ванную, быстро запихиваю в мусорку маску, стягиваю перчатки, мою руки и лицо с мылом, обрабатываю их антисептиком. Вооружившись флакончиком, тщательно обрабатываю корзинку вместе с раздобытыми вкусняшками и вдруг слышу стук в дверь.

– Настенька, – зовёт тот-кого-зовут-Марк. – Мы не успели познакомиться, мама сказала, что сейчас не лучшее время… – он вздыхает, и мне чудится, что с досадой. – Но у меня есть для тебя подарок, Настюш. Оставлю его под дверью, ладно? А ты можешь забрать его позже, если захочешь, хорошо?

Я молчу. Он молчит. Не знаю, сколько проходит времени. Секунды складываются в минуты, а я забываю их считать.

– Ладно, – говорит Марк. – Я ухожу. Твой подарок ждёт под дверью. Если хочешь, возьми, если нет… Я проверю через пару часов и снова спрячу до лучших времён. Надеюсь, мы подружимся, Настенька!..

За дверью слышатся шаги, которые затихают по мере его удаления. Я выжидаю минут двадцать, прежде чем решаюсь приоткрыть дверь.

На полу стоит большая подарочная коробка розового цвета. Я тихо фыркаю и закатываю глаза, осторожно озираясь по сторонам, выхожу из комнаты, подхватываю коробку и снова прячусь за дверью.

Поднимаю крышку. Внутри сидит огромный плюшевый медведь. Некоторое время я просто бессмысленно смотрю на игрушку, а потом осторожно достаю её и изучаю поближе, держа на вытянутых руках.

Это светлый мишка в забавной шапочке и варежках. А из одной из них торчит пакетик фисташек. Я кусаю губу, задумываясь. Цепляю пальцами упаковку, прицельно бросаю в корзинку с другими вкусностями и, словно почувствовав движение во дворе, подхожу к окну.

Марк торопливо идёт к своей большой чёрной машине, но неожиданно резко оборачивается и смотрит прямо на меня.

Резко отпрянув от окна, я прячусь за портьерой, но продолжаю наблюдать, как делаю это всю неделю… и всю свою жизнь. Когда ты вынужден практически не покидать комнаты, только и остаётся, что наблюдать.

Марк ещё некоторое время смотрит в моё окно, изучает каждое на этаже. И, видимо, не обнаружив моего присутствия, садится в машину и уезжает.

Картинка за окном обездвиживается, словно кто-то поставил на паузу всю жизнь. Долгие-долгие минуты не происходит абсолютно ничего: белоснежное покрывало, вычищенные дорожки, деревья и кустарники под снежными шапками. Ветер не колышет ветки, с неба не срываются снежинки, даже птицы не пролетают, и я думаю: вдруг я тоже застыла? Вдруг меня просто нет? Вдруг всё это мне только снится? Но к дому подъезжает такси, из которого выходит наша экономка, и мир снова оживает.

Водитель помогает ей затащить внутрь огромные пакеты и уезжает, а я отхожу от окна. Нужно возвращаться к занятиям, но сперва спрятать находки и подарок Марка.

Глава 2

Он

Быстрый взгляд на окна мансардного этажа, похоже, становится привычкой. Непонятно с какого хера я чувствую себя чуть ли не преступником, злодеем, держащим на чердаке своего дома в заточении узницу.

Но больше, наверное, испытываю жалость. Щемит где-то в области чёрствого сердца от несправедливости этого мира в целом и в отношении отдельно взятой семьи, за которую я в какой-то степени подвизался нести ответственность, в частности.

В окнах пусто, и я чувствую лёгкий приступ досады. Сам не знаю почему. Возможно, это биологические часы трубят, что возраст обзавестись потомством вполне себе подходящий, а может, усталость к концу года даёт о себе знать, выбивая на вовсе не присущую мне сентиментальность.

“Стареешь, Маркуша”, – думаю с усмешкой и захожу в дом.

– Здравствуйте, Марк Александрович! – доносится до меня голос экономки, и я вздрагиваю. Никак не привыкну к присутствию в доме людей. – Илона Андреевна ещё не вернулась. Вам подать ужин, или вы дождётесь её?

– Добрый вечер, Зоя Павловна! Настя не желает спуститься к ужину? – спрашиваю вместо ответа.

– Настасья всегда принимает пищу строго в отведённое для этого время и исключительно в своей комнате, – чопорно чеканит домоправительница. – У хозяйки всегда чёткие рекомендации по этому поводу. Простите за дерзость, но я не думаю, что вам стоит беспокоиться насчёт этого и тем более вносить коррективы. Илоне Андреевне это не понравится, уж больно она за дочку трясётся.

Старая карга выжидательно смотрит на меня. Уволить бы ведьму, чтобы знала своё место и не лезла с непрошеными советами, да только подспудно понимаю, что она права. Илоне виднее, как обеспечивать дочери нужный уход.

– Я дождусь Илону, спасибо, – сухо говорю ей. – Принесите, пожалуйста, в мой кабинет бокал коньяка с лимоном.

Лучше немного успокоить нервы и поправить давление.

Но по дороге в кабинет я взбегаю по лестнице на условный третий этаж и проверяю, забрала ли девочка мой подарок.

Не обнаружив ничего на полу, быстро стучу по двери костяшками пальцев.

– Настя, приём! Как слышно? – говорю достаточно громко для того, чтобы она услышала. Если, конечно, не сидит в наушниках. – Просто хочу убедиться, что коробку с подарком забрала ты, а не экономка.

В пронзительной тишине за дверью слышится лёгкая поступь шагов. В выбивающейся из-под двери полоске света возникает тень. Но отвечать Настя не торопится.

– Так что, – нетерпеливо поторапливаю я. – Ты забрала коробку? – Она молчит. – Не хочешь со мной разговаривать? Ладно, понял. Давай договоримся так: если ты взяла коробку, стукни дважды.

Тихий робкий стук разрывает тишину, и я улыбаюсь.

– Отлично! Признаться честно, я волновался, что его прибрала к рукам Зоя Павловна. Но я рад, что он достался именно своей хозяйке.

Больше сказать нечего, да и миссия выполнена. Но я стою перед дверью, приглядываясь к колебанию тени.

– Тебе понравился мой подарок, Настенька? – спрашиваю наконец, сам не зная зачем.

Она стучит дважды, уже громче, уверенней.

– Рад слышать, – усмехаюсь в ответ. – Ты, наверное, села ужинать? – Два быстрых удара о светлое дерево служат мне ответом. – Тогда не буду тебя задерживать, Настя. Приятного аппетита!

В кабинете поджидает Зоя Павловна. Смотрит на меня неодобрительно, и я сдвигаю хмуро брови, всем видом как бы намекая, что не собираюсь вечно закрывать глаза на нарушение субординации.

Несмотря на то, что её нанимала Илона, работает она всё же в моём доме.

До приезда будущей жены разбираю письма на электронной почте, сортирую их по папкам. Важное, срочное, побочное. Личное и рабочее. Что-то в корзину, что-то пометить как спам. Было бы классно, если бы этим занималась Оксана. Я всё меньше и меньше понимал смысл её существования в моей жизни, если мне приходится самостоятельно решать большинство вопросов. Поначалу, после выхода в декрет прошлой секретарши, было чувство, словно без рук остался. Но теперь, благодаря безалаберности Оксаны, я сам себе и секретарь, и делопроизводитель, а раз так, то после нового года придётся пересмотреть кадровую политику.

В районе девяти в кабинет входит Илона.

Ослепительная женщина. Роскошная. Изящная, грациозная… Можно перечислять до бесконечности.

Мы познакомились лет пять назад на одном медицинском форуме. Тогда женщина сразу мне приглянулась яркой внешностью и просто обалденной фигурой. Без особого труда я свёл с ней знакомство, мы провели потрясную ночь в одном номере, а наутро она исчезла из моей жизни.

Она не была золушкой, я не был чёртовым принцем, поэтому искать её я не бросился.

Снова мы встретились спустя полгода. Случайно столкнулись лицом к лицу недалеко от моего офиса. Илона не стала делать вид, что мы не знакомы, не жеманничала при встрече, чем сразу меня подкупила.

Я пригласил её на кофе, она не отказала. Позже были походы в театр, в рестораны, Илона задерживалась на несколько часов в моей квартире, в моей постели, и торопилась вернуться домой.

Необременительный формат наших отношений меня более чем устраивал. Красивая, умная, ненавязчивая женщина, которая никогда не требовала ничего большего, всегда заранее предупреждала о приезде, чтобы я мог спланировать досуг, и не обижалась, если я ссылался на занятость. О чём ещё можно было мечтать?

Глава 3

Он

– Я ждал чего угодно! Увидеть там щуплого подростка, малышку с бледным личиком… Не знаю!.. – в сердцах говорю я, лёжа на кушетке в кабинете психотерапевта и разглядывая покачивающиеся от потока воздуха из кондиционера жалюзи. – Но я совсем не ожидал, что дочь Илоны окажется взрослой девушкой, студенткой. Чёртовым графическим дизайнером, выполняющим заказы!.. Умненькая, живенькая… А её внешность?.. Девушке достались самые лучшие данные. Идеально всё! Нет просто ни одного изъяна…

– Совсем ни одного? Уверен, хоть что-то да найдётся, – самодовольно хмыкает голос где-то за моей головой. – Её болезнь, например…

– Она не похожа на больную, в том-то и дело! Обычная девушка. Обычная, да необычная. Красавица! Невероятная просто, таких просто не бывает! Здоровый цвет лица, даже синяков под глазами нет! Болезнь никак не проявляется внешне.

– Возможно, сейчас она находится в состоянии стойкой ремиссии. По крайней мере, одно уже точно можно сказать наверняка: Илона не маньячка и не измывается над своим ребёнком. Отлегло от сердца?

Я издаю смешок, резко поднимаюсь и поправляю пиджак.

– Да иди ты, Борян! Я и так всю неделю провёл как на иголках! А всё ты: слишком подозрительно поведение Илоны, держит девочку взаперти!.. – передразниваю друга. – Накрутил меня, будто я и так не на взводе на пороге важных перемен в личной жизни.

– Потому что подспудно ты понимаешь, что совершаешь ошибку, а я, как твой друг, всячески пытаюсь сделать так, чтобы ты вовремя это осознал.

– Да нихрена подобного! Борь, серьёзно, прекращай испытывать на мне свои штучки. Ты вечно втираешь мне какую-то дичь, а потом я сталкерю дочку своей бабы, чувствуя себя самым настоящим преступником…

– Преступником или соучастником чужого преступления? – уточняет Борис.

– А есть разница? – удивлённо вскидывая брови, спрашиваю у него.

– Конечно. Быть преступником – это сознательный выбор. Быть невольным соучастником чужого преступления – травмирующий опыт, принуждение, абьюз, в какой-то степени.

Хорошенько обдумав вопрос Бори, я вздыхаю:

– Чёрт, ну, конечно, быть невольным соучастником мне бы не хотелось! Но я бы и не думал об этом, если бы ты не посеял семя сомнения в мой разум.

– Нельзя породить сомнения в том, кто стопроцентно уверен в своём выборе. – протягивает Борис. – Просто признай: ты не уверен.

– Три наших одноклассника умерли за прошедший год. Сорокалетние мужики, Борь. Нельзя откладывать на завтра такие важные вещи как создание семьи, рождение наследников, хотя бы одного, ведь завтра может просто не наступить.

– Да, я тебя понимаю. Но для этого вовсе не обязательно жениться на первой встречной.

– Мы с Илоной знакомы пять лет. Вряд ли её можно назвать первой встречной. – парирую я.

– Вот именно! Знакомы! – закатывает глаза приятель. – Ты даже не знал, сколько лет её дочери. Так ты просто подумай, скольких ещё фактов о ней ты не знаешь? Мой тебе совет, дружище: не торопись назначать дату свадьбы, узнай Илону получше. Теперь, когда вы живёте под одной крышей, твоему вниманию станут доступны те немаловажные детали, которые очень важны для семейной жизни. Присмотрись, и, я уверен, ты поймёшь, тот ли она человек, с кем тебе стоит провести остаток жизни.

– Ты душнила, – вздыхаю я.

– Вовсе нет. Ты битый час рассказывал мне о сексуальной дочке своей женщины, искал причины, почему так отвратительно думать о ней, как о красивой и интересной девушке, женщине, объекте вожделения, если угодно, и убеждал себя, что не можешь испытывать к ней интереса. – смеётся Борис. – Но правда заключается в том, что ты уже его испытываешь. Физический, мужской, животный, простое любопытство – не суть. Это будет мучить тебя, разъедать кукушку, просто поверь на слово, я точно знаю, о чём говорю. Когда человек уверен в своём выборе, когда любит кого-то, ему не требуются никакие доводы, почему он не может вожделеть другую женщину.

– Брось, – усмехаюсь я. – Все мужики смотрят на других женщин.

– Смотреть, даже оценивать на предмет трахнул бы или нет, это одно. Мимолётная мысль, которая не вызывает немедленного желания оправдаться и выдать список из ста причин, почему нет, Марк. – Борис качает головой. – Думаю, тебе нужно разобраться в себе, понять, чего ты хочешь на самом деле, а что продиктовано навязанными обществом принципами. Ты не любишь Илону. Если бы любил, у тебя даже на секунду не возникло бы мысли о том, чтобы рассматривать её дочь как другую женщину.

– И что прикажешь делать? – испытывая прилив раздражения, спрашиваю у него.

– Честно? – усмехается он, и я киваю. – Я бы посоветовал тебе дистанцироваться, слетать куда-нибудь, закрутить курортный роман. Словом, познакомиться с другой женщиной.

– У меня нет на это времени! – отмахиваюсь я.

– Поэтому я дам тебе ещё один дружеский совет: пообщайся с девчонкой, и всё очарование рассеется. Сейчас ты ослеплён внешней оболочкой, яркой, красивой обёрткой конфеты, которую тебе очень хочется попробовать на вкус. Но никто не даёт гарантий, что она тебе понравится, когда ты её надкусишь.

– Да ты, вероятно, гонишь! – подпрыгивая на месте, выкраиваю я. В голове моментально рождается тысяча и один способ, как я хотел бы попробовать её на вкус.

Глава 4

Он

Не придумав ничего лучше, Настя расстилает на полу пушистый плед и сбрасывает подушки.

– Я в интернете видела, что такие кафе тоже бывают! – фыркает она, хотя я ничего ей не говорю.

Стул в комнате один, впрочем, есть ещё мягкое кресло. И кровать. По понятным причинам её кровать – последнее место, где мне стоит бывать.

Мы устраиваемся на пледе. Настя ловко расправляется с золотистой упаковкой и начинает смаковать мороженое, пока я аккуратно раскручиваю самый краешек.

– Часто зависаешь в интернете? – спрашиваю, не представляя, о чём с ней говорить.

Всё больше склоняюсь к мысли, что Борис был прав: она слишком молода, слишком неопытна.

– Ой, ну я большую часть жизни учусь онлайн, постоянно что-то нужно по учёбе. Плюс интересно же, что в мире происходит! Вот и смотрю, как живут другие люди.

– Ты совсем-совсем нигде не бываешь? – уточняю у неё осторожно.

– Раз в несколько месяцев мама отвозит меня в больницу. Меня осматривает врач, берёт анализы, словом, ничего интересного. Потом сразу домой возвращаемся. Но даже эти поездки меня сильно изматывают, поэтому…

Она замолкает. Подносит мороженое к губам, складывает их в идеально-округлую букву “о” и обсасывает фонарик, взяв целиком в рот. А девчонка-то любительница пососать!..

Чёрт!.. Нельзя думать о подобных вещах.

– Почему ты выбрала профессию графического дизайнера? – задаю следующий вопрос, чтобы отвлечься и отвлечь.

– Во-первых, мне нравится рисовать, думаю, это должно быть очевидно. – улыбается она. Губы перепачканы пломбиром – так бы и съел! – Как-то глупо выбирать ненавистную работу, чтобы потом мучиться всю жизнь. Во-вторых, я выбирала из удалённых профессий. Мне нужно было что-то, что полностью исключает личные встречи и посещения офиса. В-третьих, я хотела иметь возможность начать зарабатывать сразу, ещё в процессе обучения. Ну и работа на себя кажется мне весьма комфортной. Я сама строю свой график. Есть время и на учёбу, и на личные интересы. Почему нет?

– Действительно, – протягиваю я. – Ты очень рассудительна для своих лет.

– Наверное, это потому, что мне пришлось повзрослеть гораздо раньше, чем многим в моём возрасте. – пожимает плечами девушка. – Из-за болезни я всю сознательную жизнь должна была контролировать себя, своё состояние, вовремя принимать лекарства. Мама постоянно работала, поэтому я, сразу как мне поставили диагноз, осталась фактически наедине со своей болезнью. Я плохо помню самое начало. Сначала умер папа, а потом как-то быстро всё закрутилось. Мама начала водить меня по врачам, потом меня положили в больницу. И вот я лежу одна после операции, а медсестра кричит, что мне надо начинать ходить, мол, утку за мной выносить некому и жрать мне в палату носить никто не будет… Вот и пришлось быстренько учиться самостоятельности.

Я испытываю противоречивые чувства. И, чтобы их не анализировать, спрашиваю:

– Мама тебя не навещала в больнице?

– У нас никого не было, папа же умер, – говорит Настя. – Мама работала, навещала редко. К тому же, наверное, её не пускали первое время. По крайней мере, сразу после операции точно не пускали. Но я даже не успела испугаться или подумать, что что-то не так… Многие дети, начиная со школьного возраста, лежат в больницах без родителей.

– Понятно. – протягиваю я. – Жаль, что с тобой так приключилось.

Настя касается пальцами моей руки. Словно нежно гладит. Спина покрывается мурашками, мошонка сжимается в сладостном предвкушении…

– Не нужно меня жалеть, Марк. Жизнь, даже такая, как у меня, одна. И я ценю каждый её миг. Я давно уже не унываю, привыкла. И даже нахожу много плюсов.

“Это не жалость”, – хочу сказать ей, но все слова застряли где-то в районе солнечного сплетения. Разве справедливо, что такая красивая, яркая, сексуальная девушка, которой только жить да жить, вынуждена существовать заложницей своей болезни?

– Договорились? – очаровательно улыбаясь, спрашивает Настя. Я потерял суть разговора, но киваю. – Вот и чудно, что вы не станете меня жалеть.

Ах, вот она о чём!

– Значит, ты весьма довольна своей жизнью, – с сомнением протягиваю я, осматривая комнату.

– То, что мне доступно, приносит удовольствие, – пожимает она плечами. – Я делаю то, что мне нравится, читаю книги, какие я хочу читать, смотрю фильмы, какие хочу смотреть. Я сама окончила школу с золотой медалью и экстерном сдала экзамены. Сама поступила в зарубежный университет с лучшей дистанционной программой обучения. Сама зарабатываю – не миллионы, конечно, но на свои хотелки у мамы давно не прошу. У меня есть друзья – мои однокурсники. Мы общаемся по скайпу, делаем конференции-вечеринки, шутим, смеёмся и танцуем. Я не какой-то социофоб. Я даже “посещаю” музеи и выставки по всему миру, если у них на сайте есть виртуальный путеводитель. – Девушка победно улыбается, поглядывая на моё вытянутое от удивления лицо. – И, конечно, я очень много “путешествую” по разным уголкам планеты, просматривая посты и истории миллионов живых людей в соцсетях. Это довольно увлекательно. Я не из тех, кто вешает нос и утопает в жалости к себе. Если я больна, это ведь не значит, что я должна забить на себя и не интересоваться ничем вокруг.

Глава 5

Он

Неожиданно улыбка Насти гаснет.

– А ужина, что же, сегодня не будет? – протягивает она немного обиженно.

– А тебя часто не кормят? – спрашиваю в шутку. Отчасти.

– Ну что вы! – закатывает она глаза. – Всегда кормят. Но я люблю вкусности, а не паровые котлеты, а вы меньше всего похожи на человека, кто стал бы есть паровые котлеты, вот я и понадеялась…

– Тогда можно считать, что сегодня тебе очень повезло, – перебиваю я эту тараторку. – Паровые котлеты отменяются. Сегодня у нас будет вечер ресторанной еды. Выбирай, что хочешь, закажем доставку и максимум через два часа будем ужинать какими угодно вкусностями.

– Что, правда?! – округляет она глаза. – Всё, что захочу?

Посмеиваясь, я открываю приложение на телефоне и предлагаю:

– Бургеры? Пицца? Суши? Вок? Паста? Пироги? Шашлыки? Рыба? Мясо? Устрицы? Морепродукты? Что ты любишь?

У меня самого нет подходящих идей. Да и слишком хочется ей угодить, поэтому не возьмусь оформлять заказ без главной виновницы торжества.

Настя осторожно делает шаг ко мне. Ещё один. И ещё один.

– Ох! Сложный вопрос. – говорит она, заглядывая в экран. – Я почти ничего из этого не ела! Может, вы лучше выберете на свой вкус?

Девочка ни разу неискушенная. Ничем и никем.

Чувствую себя котом, почуявшим сметану, благо, хоть не облизываюсь. Я знаю, как быстро искусить любую. Совратить. Уболтать. Затащить в постель. Выбор ресторана и блюд в этом мире давно уже стал частью прелюдии. Красивое место, оргазмически вкусное блюдо, вино, вызывающее головокружение, будоражащая игра страсти. Это всё не ново.

Но сейчас всё – совершенно всё – иначе.

Поразить Настю мне хочется. И доставить ей удовольствие. Угодить, если угодно. Порадовать. И это никак не связано с плотскими утехами.

– Дай-ка подумать! – наигранно протягиваю я и чешу голову. – Аллергии у тебя нет?

– Мне для полного счастья аллергии не хватает! – смеётся Настя.

Её тёплое дыхание, тщательно сдерживаемое, контролируемое, касается моего лица. Она пахнет чем-то сладким, сливочным. Не сразу до меня доходит, что пломбиром. И самую малость – молочным шоколадом.

– Тогда предлагаю заказать что-то из японской кухни. Уверен, тебе понравится. – Кликаю на вывеску приличного ресторана и протягиваю телефон Насте. – Выбирай, какие картинки кажутся тебе наиболее аппетитными!

С усмешкой наблюдаю, как она рассматривает фотографии блюд и отправляет что-то в корзину. Дополняю заказ ещё несколькими вариантами и оформляю. Всё. Теперь остаётся только ждать.

На время ожидания доставки Настя включает фильм. Я немного удивлён выбором: она совершенно не похожа на любительницу психологических триллеров. Но вопреки моим прогнозам девушка сосредоточенно смотрит на экран, изредка делясь со мной предположениями.

В моменты довольно откровенных сцен я с любопытством наблюдаю за её реакцией. Пока герои на экране занимаются сексом, Настя чуть подаётся вперёд и безотрывно смотрит на сие действие. Девочка она уже не маленькая, хоть и слишком молодая. Многие другие в её возрасте уже давно ведут активную половую жизнь, а она сидит здесь одна-одинёшенька. Но ведь это не значит, что её тело не испытывает никаких потребностей. Посему тайное наблюдение за девушкой приносит мне удовольствие.

Настя скрещивает вытянутые ноги в лодыжках и едва заметно напрягает бёдра. На щеках появляется румянец. Она рвано вздыхает и закусывает губу.

Я представляю, как её сморщенные напряжённые соски упираются в чёртово кружево белья, как влажно в её трусиках, и член наливается кровью. Испытывая дискомфорт от оглушающего возбуждения от простого наблюдения за девицей за просмотром сексуальной сцены, а не от этой пресловутой сцены, я немного смещаюсь, чтобы прикрыть явный бугор в штанах, и Настя отвлекается и смущается, словно только сейчас вспомнила, что я рядом.

От неловкости избавляет звонок курьера, а когда я возвращаюсь с огромными сумками из ресторана, на недавний интригующий инцидент больше нет никаких намёков. Морок желания выветрился из комнаты, а на экране телевизора уже красуется заставка старой комедии, где, насколько мне помнится, не будет ни одного провокационного момента.

– А вот и ужин, Настя, – протягиваю я, подмигивая девушке. – Да будет пир!

– Ура! – счастливо выкрикивает она, хлопая в ладоши. – Наконец-то!

Выставив прямо на плед контейнеры с едой, я разливаю по мисочкам соевый соус. Настя озадачено изучает ряды суши и роллов, явно не понимая, как к ним подступиться.

– Сейчас, – говорю ей. – В одной из сумок должны быть салфетки и палочки.

Отвернувшись, заглядываю в каждую сумку и по закону подлости нахожу приборы в самой последней. Поздно спохватываюсь, что нужно было прихватить для Насти вилку.

Однако, повернувшись, вижу, что она и сама справилась с решением этой задачки.

Сжав ролл двумя пальцами, Настя виновато, но задорно смотрит на меня.

– Вы же не будете против?.. – спрашивает она. – Я палочками не умею, но ведь это совсем не обязательно, правда?

Глава 6

Он

– Боря, у меня ЧП! – бросаю в трубку, едва друг отвечает на мой звонок. – Я весь вечер провёл с Настей, а сегодня проснулся с явными признаками простуды или даже гриппа.

– А от меня ты чего хочешь? – уточняет он.

– Борь, не тупи! Ты же врач! – взрываюсь я. – Если я заболел в полной мере всего за ночь, то вечером я уже мог быть источником распространения бацилл?

– Мог, конечно. – вздыхает он. – Инкубационный период болезни может составлять от нескольких дней до нескольких часов. Сейчас самый сезон для вирусов, плюс всё чаще говорят о новом штамме гриппа с высокой и быстрой заболеваемостью.

– Что мне делать?

– Лечиться, что же ещё? – удивляется приятель.

– С девчонкой что делать? У неё же особая чувствительность к вирусам… – я поджимаю губы, злясь на самого себя. – Что, если ей станет плохо? Чёрт! Я должен позвонить Илоне и всё ей рассказать!..

– Если она заболеет, твоя Илона и так об этом узнает, – замечает Борис. – Незачем подставляться, когда для этого нет нужды.

– Ты с ума сошёл? – с обидой бросаю в трубку. Разве он не понимает, насколько всё серьёзно? – У неё иммунодефицит. Любой чих грозит перерасти в смертельную опасность, а ты предлагаешь что? Просто ждать, заболеет она или нет? Нужно предупредить болезнь. Илона наверняка знает, какие препараты нужны её дочери для профилактики после контакта с источником вируса.

– Я предлагаю тебе не пороть горячку, а для начала узнать у самой Насти о её самочувствии. – прерывает мою пламенную речь. – Или ты прямо горишь от желания рассказать Илоне, что тайком пробираешься в комнату её дочери?.. Ты же понимаешь, чем это чревато?

– Я понимаю, чем чревато наше общение с Настей, когда я мог её заразить.

– А мог и не заразить, Марк. – парирует Боря. – Она наверняка сидит на мощных иммуномодуляторах, ты не думал? Сам же сказал, что девушка выглядит здоровой. А Илона, узнав, что в доме появился источник вирусной инфекции, точно усилит защиту своей дочери.

– Илоны не будет дома несколько дней, – с досадой выплёвываю я.

– Так ты позвони и скажи ей, что заболел. Об остальном она позаботится сама. – вздыхает Борис. – Не говори ей, что провёл с Настей вечер, если не готов разгребать последствия.

– Боже, ну какие последствия? Наорёт она на меня – подумаешь! Не велика проблема!

– Готов прервать общение с Настей? Готов к тому, что Илона съедет и заберёт свою дочь, что ты больше никогда не увидишь её? – стреляет он вопросами. – Молчишь? Ни хрена ты к этому не готов. Ты хочешь узнать Настю поближе, а не потерять доступ к ней из-за нелепого стечения обстоятельств. Это просто простуда, Марк. Пара дней, и всё пройдёт, я уверен. Предупреди Илону о болезни и дай ей самой решить вопросы заботы о своём ребёнке. Предупреди Настю, что мог её заразить, пусть следит за своим самочувствием более внимательно.

– Скажите, доктор, вы всем своим пациентам такое бы посоветовали? – язвлю я.

– А ты не мой пациент, – усмехается Борис. – Поэтому я тебе, как другу, советую не рубить всё из-за необоснованного страха, что заразил девушку. Ты не знаешь, насколько всё серьёзно и как Илона поведёт себя в ответ на такие откровения. Но и терять Настю ты пока не готов, так ведь?

– Так, – вздыхаю я.

– Вот и решай проблемы по мере их поступления. – заключает приятель. – Ответственность – это прекрасно, Марк. Но не путай ответственность с отчаянной глупостью. Ты не заставлял Настю впускать тебя в комнату. Она точно осознавала все риски, открывая для тебя двери. Ты не можешь предполагать реакции своей бабы на то, что нарушил данное ей слово и начал общаться с её дочерью за её же спиной. Уверен, что признание будет того стоить? Или желаешь потянуть время, чтобы не упустить возможность общения с Настей? Ещё раз повторюсь, Марк. Думай головой, тщательно анализируй свои чувства, а не навязанную обществом модель поведения. Прогнозируй последствия каждого принятого решения, прежде чем что-то делать. У тебя это прекрасно получается в бизнесе, так почему в отношениях ты столь импульсивен и подвержен бездумным действиям?

– Потому что отношения – это слишком тонкая и сложная материя? – ухмыляюсь я своим мыслям. – Я был уверен, что хочу жениться на Илоне, но, когда встретил её дочь, всё запуталось. Больше я ни в чём не уверен.

– Представь, что Илона – это поставщик, с которым ты сотрудничаешь много лет, и это сотрудничество тебя полностью удовлетворяло. Но на пороге заключения важной сделки ты встречаешь другого поставщика, с более интересными для тебя условиями, но абсолютного новичка на рынке. Менять проверенного партнёра на нового, пусть и с интересными условиями, рискованно, Марк, поэтому ты будешь взвешивать все “за” и “против”, не разрывая отношений со старым поставщиком, но и не отпуская нового, пока не примешь окончательное взвешенное решение, которое будет тебя удовлетворять, так?

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – вздыхаю я. – Конечно, я бы так и поступил.

– Ты так и поступишь, Марк, – поправляет Борис. – Разберёшься в том, что и к кому чувствуешь, чего ждёшь от отношений и хочешь по жизни. Взвешенное решение, Марк. Нельзя просто так говорить старому поставщику, что встретил кого-то нового и теперь всерьёз размышляешь о смене партнёра, хотя ещё вчера собирался подписать пожизненный контракт.

Глава 7

Она

– А как тебе такое, маленькая всезнайка?

С этими словами Марк загребает горстку попкорна и швыряет в меня.

От неожиданности я так и сижу с открытым ртом, пока Марк смеётся над моим обескураженным выражением лица. И, чтобы сбить с него спесь хоть немного, я хватаю маленькую подушку и бросаюсь на мужчину.

– Так не честно! – со смехом я замахиваюсь и ударяю его. – Едой швыряться вздумали?

Марк перехватывает мои руки и резко тянет к себе, а потом укладывает на лопатки, нависая сверху. Я лежу, распластанная на полу. Под ним. С ума сойти!..

Моё сердце трепещет в груди, то устремляясь к самому горлу, то опускаясь куда-то к центру живота и ниже, отдаваясь ноющей пульсацией.

Я замираю. Взгляд впивается в растянутые в улыбке мужские губы, полные, кажущиеся мне твёрдыми, словно скульптура. Хочется прикоснуться. Хочется провести по ним пальцами. Хочется убедиться, что их мягкость мне не приснилась, что аккуратно подстриженная борода на самом деле совсем не жёсткая и колючая.

Я так часто вспоминала вечер, проведённый в компании Марка, когда мы поедали суши, что теперь начинало казаться, что я всё придумала. Не мог же он на самом деле обсасывать мои пальцы с таким видом, словно… словно… словно это приносит ему удовольствие… А теперь он нависает сверху и его лицо так близко к моему.

Он перестаёт улыбаться. На мгновение его глаза устремляются к моим губам, отчего губы начинает саднить и покалывать. И я медленно облизываю их.

Зрачки Марка расширяются, делая тёмные глаза почти чёрными. Почему-то я уверена: если бы мне пришло в голову прямо сейчас потребовать поцеловать меня, он бы сделал это.

Мысль о поцелуе заставляет меня покраснеть.

Боже мой! О чём я думаю?!

Он – взрослый мужчина, практически муж моей матери. Одно это обстоятельство должно начисто стирать из мыслей всё, связанное с ним в другом плане. В его разговоре так часто звучит слово “маленькая”, что становится сразу понятно: для него я ребёнок и возится он со мной из жалости. Но я всё чаще ловлю себя на мысли, что хочу, жажду получить от него другого внимания.

– Ах, ты, маленькая негодница! – выдыхает Марк мне в лицо, и я морщусь, услышав становящееся ненавистным словечко. – Сейчас я тебя проучу!..

Его шутливый тон никак не вяжется с серьёзным видом. Но вот мужчина отпускает мои руки и начинает щекотать.

– Нет, нет, нет! – кричу я, извиваясь под сильным и крепким телом мужчины.

Ему ничегошеньки не стоит удерживать мои ноги, прижимать меня к полу, щекотать и отклоняться от моих рук, которыми я пытаюсь оттолкнуть его или пощекотать в ответ. Но, видимо, устав сопротивляться, Марк сжимает оба моих запястья ручищей и поднимает, крепко удерживая, над моей головой. Он продолжает свою экзекуцию одной рукой, а я сопротивляюсь отчаянней. Лишённая свободы рук, я дрыгаю ногами и извиваюсь, пока мужские пальцы щекотят рёбра и бока.

В какой-то момент моя футболка задирается, и Марк – случайно или нет – задевает пальцами участок обнажённой кожи. Ведёт по рёбрам вверх, под футболку, почти до кромки боковой части бюстгальтера, спускается вниз. И так несколько раз.

Каждый из которых я сжимаюсь от сладостного предвкушения каких-то иных прикосновений.

Я перестаю сопротивляться. И смеяться перестаю. Щекотание перетекает в неясные вождения пальцами по коже, пока Марк и вовсе не перестаёт меня касаться, поправляя на место край футболки.

– Мне нужно уйти, Настя, – выдыхает он, заглядывая в мои глаза. – Нужно немного проветриться. Я собирался немного украсить гирляндами возле входа. Так вот, лучше заняться этим, пока окончательно не стемнело.

В его глазах я вижу целое море эмоций. Они мелькают как калейдоскоп.

Он не хочет уходить. Я чувствую это. Я просто знаю, что он хочет остаться. Знаю, почему не может, так же, как и знаю, что это всё неправильно. Неправильно то, что мы делаем сейчас, неправильно даже наше тайное общение. Неправильно сопротивляться желанию дурачиться вместе, неправильно само желание. Это слишком сложно для моего понимания. Я отказываюсь это понимать. Но я знаю, что не имею права хотеть и не смогу получить чего-то большего.

– А можно пойти с вами? – спрашиваю, прикусывая губу.

– Ты хочешь выйти во двор? – осекается он.

Я пожимаю плечами, внутренне содрогаясь от страха. Я никогда прежде не решалась на что-то столь безрассудное. Да и желания идти наперекор наставлениям мамы мне как-то не приходило в голову.

Но теперь я понимаю, что как раньше уже не будет. Я просто не смогу.

– Думаю, не смертельно, если я немного погуляю, пока вы будете заниматься своими делами во дворе.

– Ты уверена, что стоит? А как же вирусы и инфекции?

– Я целый вечер провела с вашими вирусами и инфекциями в обнимку и даже не чихнула. – фыркаю я. – И потом, разве морозный свежий воздух не полезен для организма?

– Хорошо, – просто отвечает он. – Тогда собирайся, и выходим.

Марк ловко вскакивает на ноги и протягивает мне руку.

Глава 8

Она

Наутро я никак не могу проснуться.

Засиделась допоздна, пытаясь уложить в голове прочитанный материал к занятиям и происходящее в моей жизни, но мне мало что из этого удалось переварить. Так и легла часа в три. И всё думала, думала, думала. Ничего так и не надумала, а теперь всё никак не могу заставить себя разлепить глаза и подняться.

Неожиданно дверь распахивается.

– Доброе утро, Принцесса! – доносится до меня бесцеремонный голос Марка. Я быстренько натягиваю на голову одеяло. Поверить не могу, что он ворвался ко мне вот так, без стука и предупреждения! Он хмыкает: – Ага, вижу, ты уже проснулась.

– Нет, я сплю, – протестующе хнычу я. – А вы мне только снитесь!

– Поверь, детка, если бы я явился к тебе во сне, то не тратил бы времени на пустые разговоры, – хмыкает мужчина, стягивая с меня одеяло.

– И чем же вы занялись бы, в таком случае? – недовольно спрашиваю у него, пытаясь одновременно одёрнуть и рубашку, и шортики, но замечаю в его руке поднос. – А это что?

– Завтрак в постель. – с улыбкой отвечает он, начисто игнорируя первый вопрос. – На самом деле я зашёл перед отъездом на работу убедиться, что ты себя хорошо чувствуешь после вчерашней прогулки. Ты не отвечала на сообщения…

– Ох!

Я взволнованно смотрю по сторонам в поисках телефона. Замечаю его на краю стола, там, где я, видимо, и забыла, когда отправилась спать.

Вскакиваю с постели. Слишком поспешно, путаясь одной ногой в одеяле, отчего падаю на пол. От стыда хочется реветь. Что же я за неуклюжая-то такая?

Встаю на карачки, дрыгая ногой, чтобы освободить её от мягких оков.

– Млять, – тихо вырывается сквозь зубы у Марка. Звучит, как тихий свист, как проклятье, как… Додумать я не успеваю. Горячие ладони ложатся на мои бедренные кости, и Марк говорит: – Давай помогу.

Но помогать не торопится. Или это время застывает?

Я стою в нелепейшей позе, прекрасно понимая, что шорты слишком экстремально короткие, а значит, мой зад, скорее, открыт, чем прикрыт. А под ними – стыд и срам! – розовые трусы в горошек.

Кажется, моя кожа воспламенилась. Иначе почему я вся вдруг начинаю гореть?

Руки Марка напрягаются, сжимая меня сильней. Его большие пальцы вжимаются в мягкие ткани ягодиц, скользят, цепляя края шортиков. Я перестаю дышать, кусаю губы и закрываю глаза. Внутри меня разрастается настоящий пожар, бушующее пламя которого слизывает своим языком все противоречивые чувства и запреты.

Мне почти девятнадцать. Мне давно известно о сексе. При всей доступности информации и откровенности в кино и литературе нужно быть совсем идиоткой, чтобы не понимать что к чему происходит между мужчиной и женщиной. И сейчас я почти уверена, что хочу своего будущего отчима. А он однозначно хочет меня – в этом я тоже почти уверена.

Полагаю, жар и пульсация – это и есть возбуждение. Это не так восхитительно, как это показывают. Это причиняет дискомфорт. Хочется чего-то такого, о чём я не имею ни малейшего представления. Я даже не целовалась ни разу, поэтому мне сложно сейчас классифицировать свои ощущения и, тем более, понять, как с этим быть.

Тем временем руки Марка очерчивают полушария ягодиц, касаются голой кожи; пальцы едва ныряют под кромку белья. О Боже, он ощупывает мой зад?

Не сумев больше сдерживать нахлынувших ошеломляющих эмоций, я громко всхлипываю.

И внезапно всё завершается.

Он убирает руки.

– Чёрт, твою мать, млять! – тихо ругается за моей спиной Марк и дёргает меня вверх. Я резко принимаю вертикальное положение, едва удерживаясь на трясущихся ногах. Мужчина подходит почти вплотную, на мгновение прижимается губами к моей макушке и выдыхает: – Прости меня, маленькая, я не хотел тебя испугать. Мне так жаль…

Он уходит. Хлопает дверь.

– Но мне не страшно… – шепчу я в пустоту.

Я обхватываю себя руками, чувствуя холод, опустошение, одиночество и жалость к себе. И я абсолютно не понимаю, как всё это можно исправить.

Марка нет дома до глубокой ночи. Я знаю это точно, потому что сижу на окне с момента его отъезда. Глаза уже слипаются, но я не ложусь спать.

Думаю: вот увижу его и сразу пойму, как поступить. Нужно ли броситься к нему с признаниями или забиться в уголок и сидеть тихо, словно мышка? Наверное, зависит от его настроения. Злится ли он на меня? Ненавидит? Винит в произошедшем меня? Сделает ли вид, что ничего не было, что мы оба не хотели большего, что он не трогал меня, а мне это не нравилось?

И тут же я переключаюсь на иные размышления. Делает ли меня произошедшее плохой дочерью, плохим человеком? Должна ли я признаться матери, что мне нравится Марк? Как мужчина нравится. Как мой, а не её мужчина нравится. Господи, как же сложно!

Я прижимаюсь лбом к стеклу. Мозги уже кипят от всех этих мыслей! Была ли я счастлива до появления в моей жизни Марка? Да. Иным счастьем. Простым и беззаботным. Я занималась тем, что мне нравилось, и не думала о недоступном. А теперь меня делают счастливой минуты, проведённые рядом с Марком, направленный на меня пронзительный взгляд, когда он думает, что я не вижу. Но это счастье слишком сложное для моего понимания. Ещё и мама…