Мы с Тамарой ходим парой. Бухгалтерши вперёд!

Глава 1.

Глава 1.

Мы с Тамарой ходим парой

Тамара никогда не любила понедельники, но пятница тоже не всегда радовала. Особенно та, которая начиналась с авралов в бухгалтерии детского сада. Дети, конечно, святое, но попробуй свести баланс, когда у заведующей «лишние расходы на мыльные пузыри», а завхоз требует списать «две коробки пластилина, потому что дети его съели». Тамара сидела над отчётами, вцепившись в калькулятор, и думала только об одном: «Вино. И желательно много».

— У тебя лицо, как у налоговой в апреле, — заметила Марина, забежав к ней в кабинет.
Сестра? Нет. Подруга? Больше чем подруга. Вечно вместе, ещё со школы. Марина работала в банке, с клиентами — суровая, с коллегами — саркастичная, дома — та же балагурка, что и в десять лет. Сегодня она была в строгом платье-карандаш, волосы собраны в хвост, глаза усталые, но живые.

— У меня лицо человека, который снова будет отчитываться за чужой пластилин, — мрачно ответила Тамара. — Ты принесла?

Марина подняла пакет: бутылка красного вина, пачка чипсов и блестящий маскарадный костюм.

— Ролевая вечеринка сегодня. Ты обещала.

Тамара вздохнула.

— Я обещала не убивать бухгалтера-завхоза. Вечеринка — это уже твои фантазии.

— Тем более. Ты должна выплеснуть злость. Пойдём, нарядим тебя эльфийской принцессой.

— С моими ногами? — Тамара скептически посмотрела на костюм. — Я скорее гномиха с топором.

— Ну хоть честная, — усмехнулась Марина. — Вон мужики в костюмах орков выглядят, как IT-специалисты на корпоративе, но делают вид, что страшные.

---

Вечеринка проходила в большом зале старого клуба. Потолки низкие, музыка гремела, все вокруг наряженные: рыцари с пластиковыми мечами, ведьмы с блёстками, драконы из фольги. Тамара с трудом втиснулась в длинное платье и всё время наступала на подол. Марина же выглядела роскошно: в чёрном бархатном корсете, с нарисованными стрелками и бокалом вина в руке.

— Вот и видно, кто бухгалтер в садике, а кто банкирша, — заметил какой-то бородач в костюме мага. — Вы как золушка и фея-крёстная.

— Я как золушка, которая подпишет тебе налоговую декларацию на погребение, — парировала Тамара.

Марина прыснула и толкнула её локтем:
— Ну, хоть отдохнём. Мужики всё равно козлы, а здесь можно хотя бы посмеяться.

Они пили, смеялись, танцевали под средневековый ремикс «Катюши». Вино лилось щедро, чипсы кончились слишком быстро. К полуночи Тамара уже сидела на диване, снимая туфли и жалуясь:
— Ненавижу каблуки. Кому вообще в голову пришло, что женщина должна страдать ради красоты?

— Зато ноги длиннее, — подмигнула Марина. — Хотя твои и так — как два кредита: на всю жизнь.

Тамара прыснула от смеха, чуть не расплескав остатки вина.

---

Потом память провалилась. Последним, что они запомнили, был тост: «За то, что у нас хотя бы баланс сходится!», и дружный смех.

---

Утро встретило Тамару не звонком будильника и не запахом пластилина. Она открыла глаза — и уставилась в потолок с лепниной. Настоящей, не пенопластовой. Комната была просторной, с тяжёлыми шторами, старинным комодом, кувшином на тумбе. Голова болела так, словно её переехал дракон.

— Марина? — прохрипела Тамара.

Ответа не было. Она с трудом села, посмотрела вокруг. На ней была не мятая юбка и футболка, а длинная ночная рубаха из тонкого льна. Рядом на стуле аккуратно сложена одежда, явно не её.

В этот момент дверь приоткрылась. Вошла женщина средних лет в чепце и фартуке, с подносом в руках.

— Доброе утро, барышня, — сказала она. — Вот вам отвар. От головы поможет.

— Какая ещё… барышня? — пробормотала Тамара.

— Госпожа Марина уже проснулась в другой комнате, — спокойно ответила женщина. — И матушка ждёт вас обеих к завтраку.

Тамара заморгала.

— Какая матушка? У меня только мама в деревне… и то не в таком доме.

— Конечно, матушка, — служанка поклонилась. — Кто ж ещё?

Тамара схватилась за голову.

— Господи, Маринка, где ты там?..

---

Марина очнулась в другой спальне — просторной, с камином и зеркалом в резной раме. Она села, тряхнула волосами и пробормотала:

— Если это похмельный сон, то он явно дороже, чем моя ипотека.

В этот момент из-за двери донёсся голос Тамары:

— Марина-а-а! Где ты?!

Марина подскочила, босиком добежала до двери и распахнула её. На пороге стояла Тамара — в длинной рубахе, с всклокоченными волосами и глазами на пол-лица.

Они посмотрели друг на друга — и одновременно выдохнули:

— Да ну на фиг…

---

И на этом всё только начиналось.

Марина и Тамара осторожно выглянули в коридор. Коридор был длинный, с коврами, но не старинный до дрожи, а… странный. Вдоль стен висели светильники без свечей — ровный белый свет струился из круглых кристаллов. Где-то под потолком жужжало что-то вроде вентиляции. В углу стоял шкаф, украшенный резьбой драконьих крыльев, но на дверце — блестящий металлический замок с маленькой синей кнопкой.

— Я пьяненькая ещё или это IKEA в стиле «драконий модерн»? — прошептала Марина.
— Если это похмельный бред, то он хотя бы дизайнерский, — откликнулась Тамара. — Я дома на табуретках спала, а тут ковры и кнопочки.

В этот момент к ним подошла та же женщина в чепце — с подносом. На подносе дымился суп, пахнущий чем-то вроде куриного бульона, и кувшин воды.

— Барышни, — строго сказала она, — чего вы босиком по коридору носитесь? Матушка ждёт, а вы как девчонки с пансиона.

— Эм… — Марина переглянулась с Тамарой и сделала вид, что «так и надо». — Ня… нянечка? Мы тут, знаете, память немного потеряли. Скажи нам всё заново. А то мы соскучились по твоим историям.

Женщина прищурилась, но, кажется, не удивилась.

— Амнезия, значит? Не впервой после пансиона, — буркнула она. — Ладно. Слушайте, только ешьте, а то сил у вас кот наплакал.

Они послушно уселись прямо на лавку у окна, взяли по тарелке.

Глава 2

Глава 2

Утро в доме Сиверских пахло яблочным пирогом, влажным камнем и чем-то новым, едва уловимым — словно воздух проверили на честность и выдали свежую порцию. Марина и Тамара шли по коридору босиком и осторожно, как по льду: каждый предмет здесь хотел, чтобы его заметили.

Старое — говорило резьбой: тёмные панели стен украшали длинные ленты из дубовых листьев и драконьих крыльев; перила лестницы под ладонью были гладкими, будто их лизало море. Новое — ровно светилось: кругляши стекла под латунными ободками излучали молочный свет, внутри них, казалось, плавали крошечные золотые рыбки. И ещё — тихо шуршало где-то в недрах дома: воздух двигался без сквозняков, как будто стены сами дышали.

— Если это сон, то у него отличный продакшн, — прошептала Марина, не удержавшись от профессиональной оценки. — Декораторы — бог.

— Мне нравится, что тут всё… работает, — отозвалась Тамара, касаясь пальцами латунного диска-термостата. Тёплый. Уступчивый. — Только не трогай ничего, вдруг оно нам счёт выставит.

— Счёт будем оспаривать, — хмыкнула Марина. — У нас по жизни льгота «впервые в этом мире».

Они завернули к столовой. Арина, нянюшка, стояла у буфета и осматривала их пристально — не с подозрением, а как портниха, примеряющая ткань по взгляду. На столе — фарфор с голубыми веточками, сливочник, тарелка с ломтиками пирога; над столом — круглый светильник, от которого хотелось говорить тише.

— Сядьте, мои, — сказала Арина, — еда остывает, а головы у вас и так как у телеграфных столбов.

Марина и Тамара послушно сели. Вилка нашла пирог, чай — ладони.

— Арина Фроловна, — осторожно начала Тамара, — вы не сердитесь, что мы сто раз переспрашиваем… У нас, кажется, «синдром пансиона».

— Я на вас не сержусь, — мягко ответила нянюшка. — Когда девочки возвращаются из чужой жизни, им всегда нужно чуть больше слов. Ешьте. Потом — к матушке. И лекаря я позвала. Голова — это серьёзно. Тем более — с нашими порядками.

— Какими «нашими»? — не удержалась Марина.

— «Порядок и приличия», — вздохнула Арина. — У Высоких сегодня неделя Печатей — всё шевелится, у всех праздники, а у наших барышень глаза, как у котят: то на свет, то на печи, то на новых людей. Лекарь проверит, скажет «здоровы» — и всем спокойнее.

— Отлично, — Марина подняла кружку. — За профилактику.

— И за пирог, — добавила Тамара. — Он психотерапевтичнее лекаря.

Они ели — медленно, с насмешками и благодарностью. Мир переставал быть угловатым. Казалось, дом слушает их — и ставит галочки: «эти двое приживаются».

---

Лекарь явился ровно тогда, когда все трое успели забыть, что его ждут. Дверь едва слышно щёлкнула, в комнату вошёл высокий мужчина в тёмно-сером сюртуке с воротом-стойкой и тонкой цепочкой на запястье. Волосы — собраны на затылке в аккуратный хвост, на переносице — безободковые стёкла артефактных очков. У него было лицо человека, который привык говорить вполголоса и добиваться тишины без усилий.

— Лекарь Кольмар, — представился он, кивнув матушке Софье, которая уже сидела в кресле у окна. — Вызывали меня к юным барышням.

— Проходите, доктор, — Софья улыбнулась устало, но тепло. — Девочки вернулись, как вы знаете. Пансион — дело тонкое, но головные боли мне не нравятся.

— Мне тоже, — без улыбки сказал лекарь и повернулся к сестрам. — Кто у нас сегодня «пациент первая»?

— Я, — Марина подняла руку. — Но у нас пакет: две головы по цене одной.

— Вижу, чувство юмора не страдает, — отметил он и пригласил её сесть. На столе рядом уже стояла небольшая шкатулка; из неё лекарь достал тонкий стеклянный стержень, похожий на термометр, и небольшую полированную пластину с узором из едва заметных линий. — Положите ладонь. Дышите спокойно.

Марина положила. Пластина под пальцами стала тёплой; линии на ней загорелись тонким светом, как карта метро. Лекарь приложил стержень к её виску; стержень чуть-чуть зашумел — не громче шепота дождя.

— Пульс ровный, — произнёс Кольмар, — «фон» чистый, следов чужого воздействия нет.

— Чужого? — вскинулась Тамара. — В смысле — магии?

— Здесь магия не гуляет по чужим головам, как кошка по столам, — сухо сказал лекарь. — Но на Неделе Печатей у некоторых неабонентов бывает «перегрев», если долго стояли под сильными потоками. («Неабоненты», ага, — едко отметила Марина про себя.) У вас следов нет. Скорее — переутомление. И… — он ощутимо мягче посмотрел, — …стресс от смены среды. Что естественно.

— Мы вчера были на набережной, — сказала Тамара. — Близнецы проходили.

— Это как стоять под оркестром, когда духовые репетируют марш, — кивнул Кольмар. — Красиво, впечатляюще — и утомительно. По возможности — больше воды, меньше толпы, побольше прогулок. И — соблюдайте ритуалы дома: чай, тишина, ровный свет.

— Это мне прописали официально: «ровный свет», — буркнула Марина. — А то я всё предпочитала «диско».

Лекарь позволил себе сдержанную улыбку.

— Следующая.

Тамара положила ладонь на пластину послушнее. Световые линии сложились иначе — мягкая сетка, как кружево. Лекарь коснулся виска стеклянным стержнем, прислушался.

— У вас тревога не на голове, — сказал он наконец. — У вас она — на языке. Вы, кажется, привыкли всё называть. Это полезно, но утомляет. Рекомендую в первые дни говорить поменьше, слушать побольше. И — держите ровный ритм. Вы обе, кстати, ритмичные. Бегаете?

— Да, — одновременно ответили они и переглянулись.

— Продолжайте. По утрам, вдоль садовых дорожек, — рекомендовал Кольмар. — Артефактные дорожки чуть пружинят — колени скажут спасибо.

— А если колени не умеют говорить? — не удержалась Марина.

— Научатся, — спокойно. — У кого-то с годами учатся уши.

Он убрал приборы, снова поклонился Софье.

— Они здоровы. Им нужны еда, сон и — простите, барышни — приличия. Пока. Впереди — бал, а на балах лучше не падать в обморок. Они всё портят.

— Это точно, — подтвердил кто-то из коридора. Дарья заглянула с подносом. — Я вам как свидетеля привожу: позапрошлогодняя кузина Свистуновых так «не вовремя упала», что жених сдулся.

Глава 3

Глава 3.

Город и его соблазны

С утра Софья настояла: «Мы идём в канцелярию Печатей. Идём вместе». Тамара и Марина, облачённые в скромные платья, аккуратно подшитые Ариной, чувствовали себя то ли выпускницами провинциального лицея, то ли героинями старого романа, которых толкают на сцену не по расписанию.

У ворот уже ждал экипаж. Колёса блестели полированным деревом, сбруя на лошадях — украшена вставками кристаллов, которые мерцали, когда повозка трогалась. Внутри пахло кожей и жасмином.

— А где тут кондиционер? — шепнула Марина, дёрнув шторку.
— Вон, над головой артефакт, — показала Арина. — Камень охлаждает воздух. Главное — не трогайте руками, иначе получите насморк.

— Экономично, — пробормотала Тамара. — Идём в магический «Икеа».

---

Город встречал мостовыми, выложенными светлым камнем, и фонарями с кристаллами — днём прозрачными, ночью они должны были сиять. По улицам бежали дети, у каждого на запястье — тонкая медная нить, словно браслет: «артефакт безопасности». Лавочники выкладывали товар: хлеб с золотистой коркой, ткани, сияющие словно шёлк с электричеством внутри.

Первой их остановила витрина модного магазина. На манекенах — платья цвета заката, из тончайшего шифона и парчи. У некоторых корсаж светился мягким сиянием: видно, артефактное украшение встроено прямо в ткань.

— Вот это… да, — прошептала Тамара, прижавшись носом к стеклу. — Платье с подсветкой. Это ж мечта бухгалтера: «светишься даже в минусе».
— Мечта — это ценник под платьем, — фыркнула Марина. — Его я боюсь даже смотреть.

На витрине внизу действительно поблёскивали цифры, выведенные золотом: за такие деньги можно было купить маленький дом.

— Мама, — осторожно спросила Тамара, — а нам… ну, платье-то…
— Мы сошьём, — твёрдо сказала Софья. — У нас есть руки и Арина. Модницы будут блистать, а вы — сиять. Это разные вещи.

---

Рядом оказался магазин украшений. Камни, оправленные в золото, драгоценные ожерелья с печатями стихий. Марина прижалась к стеклу, разглядывая тончайшие цепочки.

— У нас нет ничего, — тихо сказала она. — Даже простого кулона.
Софья помолчала, потом достала из сумки маленькую бархатную коробочку. Внутри — ожерелье из жемчуга, нить оборвана, несколько бусин потеряны.

— Это твоей бабушки. Я всё откладывала починку. Может, теперь вы сами сделаете из него что-то достойное.

Арина одобрительно кивнула:
— У меня есть старый артефакт для плетения. Коклюшки с каменными головками, лёгкие, руки не устают. С их помощью можно сплести кружево — и вставить туда жемчуг.

— Мы? — Тамара округлила глаза. — Серьёзно?
— А почему нет? — пожала плечами Арина. — У вас руки не хуже моих. Сделаете украшения такие, каких ни у кого не будет.

Сёстры переглянулись. В глазах вспыхнуло что-то новое — азарт.

---

Они шли дальше. На площади раздавали листовки: приглашения на ремесленные курсы, рекламу ресторанов, афиши концертов. Почтовые дракончики порхали, доставляя свитки в руки прохожим.

— Гарри Поттер нервно курит в углу, — хмыкнула Марина, когда один из дракончиков чуть не врезался ей в плечо. — Тут совы явно в отпуске.

Тамара протянула руку, и один малыш-ящер вдруг присел к ней на ладонь, оставив маленький свиток. Она ахнула — холодок от лапок пробежал по коже.

— Это обычная рассылка, барышня, — пояснила Арина. — Реклама ресторана «Сaphira». Высшая аристократия там обедает.

— А можно мы хотя бы посмотрим? — засияли глаза Марины.

---

Ресторан оказался дворцом в миниатюре: колонны из белого камня, окна — от пола до потолка, внутри — хрустальные люстры и скатерти, сияющие мягким светом. За одним из столов, под высоким окном, сидели двое мужчин.

Высокие, широкоплечие, с чертами лиц, словно высеченными из камня. Близнецы. Один — светловолосый, с холодным, строгим взглядом. Другой — темноволосый, с улыбкой-хищником, но и в ней читалась власть. Они говорили негромко, но весь зал словно ловил каждое слово.

Сёстры застали себя на том, что остановились и не могут отвести взгляда.

— Это они? — прошептала Тамара.
— Короли-драконы, — подтвердил тихо Арина, будто боялась их потревожить даже сквозь стекло.

У Тамары по коже пробежали мурашки — смесь восторга и ужаса. «Вот оно. Реальность. Живые драконы». Марина же ощутила, как в груди защемило странное чувство — будто кто-то незримый посмотрел прямо на неё.

Они отпрянули, когда Софья мягко тронула их за руки:
— Пошли. Не пристало девушкам так глазеть.

Но шаги давались тяжело. Каждая уносила с собой образ — строгий холод света и тёплое пламя тьмы. И знали обе: это только начало.

Дом встретил их полуденным светом — мягким, как мука на столе. В мастерской отца Арина уже расчистила большой стол, расстелила холст и поставила на край пяльцы, коробочки с бусинами, мотки нитей и… деревянную «колыбель» для коклюшек: узкая подставка, на которой лежали десяток лёгких палочек с гладкими каменными головками.

— Вот, — сказала она, гладя пальцами по дереву, — артефакт-усталостник. Каменные головки берут на себя тяжесть, руки меньше устают. Ваш батюшка его придумал, а камень для него дал мастер из Совета Земли. С ним плести можно часами — и плечи не ругаются.

— Плечи, — пробормотала Марина с уважением, — у нас сегодня главные переговорщики.

Софья принесла из спальни бархатную коробочку и разложила на столе жемчуг — нить, словно обиженная, рвалась на два «мы больше не вместе». Несколько бусин перекатились к краю, и Тамара поймала их ладонью — будто котят, которые норовят сбежать.

— Аккуратней, — попросила Арина и достала маленькие щипчики, похожие на филигранные пинцеты. — Это «лапки». С их помощью жемчуг не прыгает, а слушается. Девочки, кто у нас попробует первым?

— Давай я, — сказала Тамара. — Иначе Марина начнёт строить график и объявит меня «подрядчиком по бусинам».

— Некорректная формулировка, — возмутилась Марина. — «Партнёр по чудесам» мне нравится больше.

Глава 4.

Глава 4.

Свет и узор

Утро пришло в дом Сиверских не через окно, а через пальцы: сначала проснулись пальцы — затосковали по нитям, по коклюшкам, по тихому постукиванию дерева о дерево. Тамара ещё не открыла глаза, а уже перебирала невидимые узелки — «паучок», «бриз», «листик», «фестон» — и улыбалась, потому что узор складывался сам, как будто кто-то внутри головы расстелил белый план и сказал: «Дальше — ты». Марина лежала на соседней койке, считала шаги танца и столбцы будущей сметы. Пять на вдох, восемь на выдох, «приход», «расход», «надеемся на чудо» — и обязательно строчка «чай».

— Вставай, — прошептала Марина, вытягивая руку к тумбочке. — У нас сегодня дела. Мы идём делать вид, что мы — приличия.

— Мы и есть приличия, — зевнула Тамара. — Просто приличия с ножницами.

Кухня встретила их запахом запеканки и арте-кофе — чёрного, как исповедь. Арина уже начистила стол до состояния «можно оперировать», Дарья раскладывала по тарелкам ягодный джем, а Софья сидела у окна и распутывала старую нить жемчуга — тонко, терпеливо, как распутывают судьбы.

— Сегодня мы заканчиваем комплекты, — сказала Арина тоном начальника штаба. — У барышни Марины — браслет, тиара и манжеты; у барышни Тамары — воротник-ожерелье, накидка и клипсы. Для матушки — платок из тончайшего шёлка, по краю — «морозная бахрома» и четыре жемчужины по углам. И никаких «поспим ещё пять минут» — бал подождёт только тех, кто успевает.

— Арина Фроловна, — невинно подняла палец Марина, — а можно мне ещё кружевные перчатки? Я хочу скрыть факт отсутствия маникюра.

— Можно, — смерила её Арина прищуром. — Но маникюр всё равно сделать, для самоуважения. У нас тут патриархат, но руки — ваши.

---

Мастерская отца проснулась вместе с ними. Дверь щёлкнула — в замке запел знакомый «ля», стекло в крыше поймало бледное солнце, и свет разлился по столу ровной лужицей. Тамара разложила на холсте подрамник с намётками — тонкие нитяные «дороги», по которым будет идти кружево; Марина выстроила баночки с арте-крахмалом (на каждой — надпись рукой отца: «не трясти», «слишком много — убийство характера», «любовь — тоньше воды»). Коклюшки — лёгкие, с каменными головками — лежали в «колыбели» рядком, как хорошо воспитанные дети.

— Сначала — тиары, — определила Арина, расправив на ладонях шёлковую основу. — Тиара — это не корона. У короны власть, у тиары — история. Ваша — будет дышать.

— А у меня будет «душить», — заранее покаялась Марина. — Я как надену, сразу повзрослею на пять лет.

— Ты повзрослеешь на пол-века, если будешь всё считать изнутри, — отрезала Арина. — Барышня должна иногда позволять себе быть девочкой. Даже если в голове у неё «депозитная линейка».

Они распределились по местам. Тамара взяла две коклюшки, перекрестила нити, ощутила сладкое сопротивление льна, вставила первую булавку — «вошла, поклонилась, задержалась» — и повела узор. «Пикоты» — крохотные зубчики — легли вдоль будущего гребня, «бриды» протянулись как тонкие мостики, «листики» сложились в лепесток. Кружево росло не вверх — вглубь, как будто его тянул к себе воздух.

Марина не стала спорить с природой: взяла заготовку браслета и решила «рисовать линию вдоль пульса». Тонкие «паучки» легли ритмом, как такт метронома; посередине — дорожка из мельчайших хрустальных бусинок (бусинки подарила хозяйка лавки «Нить-камень», сказав: «На удачу, у вас взгляд рабочий»). К каждому «паучку» Марина добавляла микроскопическую петлю — «узор для тех, кто присматривается ближе», — потому что знала: настоящая роскошь — это то, что видишь, когда уже и так красиво.

— Мама, — позвала Тамара, — иди смотри. Мы тут чудо делаем.

Софья встала. Тонкий шарф на плечах заскользил, как поток воды; в руке — нитка жемчуга, в другой — игла. Она подошла, посмотрела и… зажмурилась на секунду, будто ей солнце ударило в глаза.

— Бабушка бы сказала: «Свет из нитки». И судьба из узла, — проговорила она. — Пансион… Память… Вы… — Она улыбнулась, и улыбка была и гордостью, и болью. — Какая же я счастливая дура, что не сдала всё это в ломбарды.

— Мам, — тихо сказала Марина, — мы это не забывали. Мы просто… вызревали. Как тесто. Снаружи — корочка, внутри — работа.

— Угу, — хмыкнула Тамара. — И изюм умеем считать — это важно.

---

Названия узоров в этот день были смешнее обычного — сестры переговаривались на своём, и Арина только качала головой:

— Так, вот сюда — «рыбья чешуйка», — говорила Марина. — Ничего, что драконы? Они тоже иногда хотят быть рыбой.

— А сюда — «плетёнка-сметёнка», — подхватывала Тамара. — Потому что сметена двойная — в складках.

— Выдумщицы, — бормотала Арина, но записывала на краю бумаги новые слова: пригодятся, когда придут ученицы.

Перчатки для Марины родились почти играючи: узор лёг по диагонали, повторив линию вен; пальцы «оделись» в сетку, а по тыльной стороне кисти побежала «дорожка-молния» из хрустальной пыли — не броско, но так, что в свете печати вспыхнет и погаснет, оставив в памяти «там было». Накидка для Тамары не хотела слушаться — то расползалась, то упрямо закручивала край внутрь. Тамара выругалась шёпотом, Арина выразительно кашлянула, Софья развязала узелок на своей шкатулке и положила рядом тончайший голубой шёлк.

— Эта подкладка укротит характер, — сказала она. — И цвет даст, как утро над рекой.

— Спасибо, — Тамара провела ладонью по шёлку — он был прохладным и податливым, как вода в тени.

---

Тиары… Они получились не «богатыми», а как обещали — «с историей». У Марины — из матового бисера и тончайших петелек: как иней, что лег на ветку и не намерен таять до конца бала. У Тамары — чуть выше, с «листочками», которые трепещут едва заметно, стоит повернуть голову: как крылья на ветру. Обе — лёгкие, не давят на виски, каждая — со спрятанной внутри тонкой лентой для фиксации («чтобы не улетели вместе с вашей репутацией», как сказала Арина).

А для Софьи они сделали платок. Тончайший шёлк «дышал», кружево по краю повторяло узор семейного герба — не пафосно, без явных драконьих крыльев, но с маленькими «перышками» в углах. По одному жемчугу на каждую «волну», ещё один — в центр для «счастья».