Десять лет назад
Как он изменился… А ведь прошло всего каких-то пару часов, как они расстались.
- Я ненадолго. Улажу кое-какие дела и вернусь. Дождёшься?
В ответ Рита только поцеловала его, нежно и неспеша, пустив пальцы в его светлые локоны. Глеб ответил, жадно впиваясь в её губы и нехотя отпустил, напоследок прикоснувшись к родинке над её губой. На прощание он махнул рукой и оседлал скутер, а она, успев схватить камеру, сделала ему вслед пару снимков.
Интуиция спала крепким сном, и мысль, что Глеб может обманывать, даже не могла прийти ей в голову. На вопрос, куда он отправляется, Глеб промычал что-то про друзей, которых они встретили в Афинах пару недель назад. Такие же студенты как он, молодые и беспечные, проводящие каникулы на европейском юге. Парни были приветливы, много шутили, но Рита не могла не заметить, что они странно на неё поглядывали и порой вовсе её не замечали, будто она была не их круга.
Как же она раньше этого не поняла?
Куда делась футболка с красочным принтом? Рваные джинсы? Вечно растрёпанные волосы, небрежно собранные в хвост? Сейчас он был одет в строгий и наверняка дорогой костюм, подчёркивающий стройность. И галстук? Сложно было представить его в галстуке. Когда они впервые встретились, она порвала ему рубашку. Случайно дёрнула ткань, когда пыталась удержать равновесие. Глеб потом неделю её не снимал, пока она не заставила его от неё избавиться.
И что стало с движениями? Они выверены, и плавны… утончённы. Вот он элегантно берёт бокал, едва пробует вино, промокает губы салфеткой, затем ножом и вилкой отрезает кусок стейка. Улыбается собеседникам и наверняка говорит им что-то забавное, потому что за столом все смеются. Будто двойник, полная противоположность насмешливому и беззаботному парню, который не заботился о кетчупе, капающему с бургера на шорты, и не стеснялся в выражениях и чувствах.
Рита отступила и потупила глаза. Её вряд ли можно было заметить из ярко освещённого зала, но она испугалась, когда его взгляд скользнул мимо окон ресторана.
На носке старого кроссовка протёрлась маленькая дырочка. Раньше она вряд бы ли обратила на эту крохотную деталь внимание, но сейчас поняла, что выглядит полной противоположностью Глебу. Весь её наряд наверняка не стоил и суммы чека из этого роскошного ресторана. Да что там, её вряд ли пустили бы даже на порог.
Как же он изменился…
Выходит, она совсем не знала Глеба, и та женщина оказалась права. На коже защекотала слеза. Рита утёрлась рукавом, но противные слёзы и не думали останавливаться.
- Я же говорила, - раздалось за спиной. – Он принадлежит этому миру, девочка.
- Он… он не такой.
- Разве?
Женщина подошла ближе и потрепала её по плечу, будто искренне сочувствуя, но меж тем в её голосе чувствовалось неприкрытое высокомерие.
- Вы его не знаете? – выпалила Рита.
- Это я-то не знаю? – женщина рассмеялась, запрокинув голову. – Ты же понимаешь, что занимаешься самовнушением, девочка. Посмотри внимательней.
Она силком развернула её к окну. Рита зажмурилась, не желая снова видеть то, что происходит в зале.
- Смотри! – приказал голос.
Сама того не осознавая, Рита разлепила глаза, чувствуя, как сердце раскалывается на тысячу мелких осколков. От боли сильно сжало грудь.
- Я же говорила, ты ему не пара, - голос смягчился. - Ты - всего лишь летнее увлечение. Скоро начнётся учёба, он вернётся в университет и забудет об этих каникулах. Рано или поздно мужчина берётся за голову, даже такой шалопай, как он.
Голос звучал приглушённо, будто прорываясь к Рите сквозь плотную пелену тумана, в то время как её взгляд был прикован к происходящему за окном.
- Лучше послушай меня. Я ведь не желаю тебе зла, девочка. Напротив, хочу сгладить ситуацию, отплатить за предоставленные, кхм, неудобства. Поверь, так будет лучше для всех.
Голос окончательно потонул в тумане. Теперь Рита слышала только биение своего сердца? Как? Возможно ли? Ведь оно разбито. Погибло и не могло больше поддерживать в ней жизнь. Осталось лишь одно зрение, да и то застилалось непрерывными слезами.
А остальные чувства? Погибли тоже. Даже то, в котором она так и не успела признаться.

Десять лет спустя
Платье было тесным в груди. Кружево впивалось в кожу так сильно, что хотелось поскорее его снять. Оно, хоть и подчёркивало изгибы, но годилось лишь для того, чтобы быть изорванным на мелкие кусочки кем-то, у кого крепкое тело, оплетённое вязью татуировок, умелый язык и пальцы. От таких мыслей рябь пробежала по всему спине. Рита сделала глоток шампанского и поморщилась, когда пузырьки ударили в нос. Всё-таки не её напиток, пусть и такой приличный. Переборщишь, и наутро звон в голове, а во рту вкус кошачьего лотка. Никакого тебе тягучего послевкусия, оставленного выдержанным виски… но гости косо бы смотрели на свидетельницу, одним залпом сметающую порцию шотландского янтаря. Сторона жениха и так косилась на неё с подозрением, хотя Рита всеми силами старалась соответствовать их высоким стандартам. Они, потомственные интеллигенты, искусствоведы и учёные, а по словам Наташи ещё и немецкие аристократы, видимо, не привыкли к пирсингу, татуировкам и манерам ранга чуть ниже английской королевской семьи. Можно было подумать, что всё торжество подстраивалось под них: спокойная музыка вместо зажигательных танцев, тихие разговоры за столиками, изредка прерываемые смехом. Никто даже не удосужился крикнуть «Горько!», будто это могло задеть их тонкую душевную организацию.
Но для них Рита меняться была не намерена, хотя и пообещала Наташе вести себя как пай-девочка, даже разорилась на приличное платье и туфли, которые успели уже натереть ноги. А ещё собрать непослушные локоны в элегантную причёску, хоть несколько прядей и выбивались из общего образа.
И всё же мысль о разорванным кем-то кружеве не давала ей покоя. Рита исподтишка оглядела зал в поисках потенциального любовника на одну ночь. Никого волнующего. Все мужчины как на подбор, словно выпускники элитной католической школы для мальчиков: строгие костюмы, уложенные на пробор волосы и кислые мины. Опыт подсказывал, что и в постели такие вышколенные жеребчики ведут себя соответствующе – традиционно и без фантазии. А этот тухлое сборище просто необходимо было спасать!
- Добрый вечер, - раздался за спиной низкий баритон. – Скучаете?
Рита обернулась и приятно поразилась. Перед ней стоял высокий, широкоплечий брюнет. Серые глаза с хитрым прищуром окинули её с ног до головы, задержавшись на секунду в области декольте, отчего по телу пробежала волнующая дрожь. Такой взгляд Рита ощущала на себе много раз, чтобы истолковать его неверно. Кажется, Бог услышал её молитвы.
- Да вот, любуюсь видом из окна, - она кокетливо тряхнула головой. Незнакомец не был тем, с кем она обычно проводила время – ни трёхдневной щетины, ни татуировок, по крайней мере на виду. Кто знает, что там у него под костюмом? Он не выбивался из общей массы приглашённых гостей, но что-то в его облике говорило о порочности. Может, прищур глаз, а может, кривая ухмылка.
- А я, признаюсь, вот уже полчаса любуюсь вами.
- Высмотрели что-то интересное?
Серые глаза неприкрыто оглядели глубокое декольте.
- Заметил, что вы одна. Как видите, я тоже, - незнакомец пожал плечами. – Подумал, может, составить вам компанию? Вы же не против?
Маленький шажок, и их стало разделять ничтожное расстояние. Зрачки серых глаз расширились, улыбка стала соблазнительней. Пульс Риты участился, а в животе сладко заныло от предвкушения.
- Я не успел на церемонию. Расскажете, как всё прошло?
- Прекрасно. Над молодыми летали бабочки и купидоны, все рыдали от счастья, а родители от мысли, во сколько это всё им обошлось.
Незнакомец ухмыльнулся.
- Рита, одинокая подружка невесты, - Рита протянула руку.
- Андрей, - незнакомец легонько пожал ей пальцы.
Улыбка тотчас сползла с лица Риты. Холодок металла почти обжёг ей руку.
- Красивое кольцо, - она повернула к себе его ладонь, разглядывая золото на безымянном пальце. – Знаете… я тут вспомнила кое о чём… важном.
Она попятилась к распахнутой двери, ведущей в холл, оставляя Андрея с обескураженным видом. Женатик? Ну нет. Связываться с таким - не уважать себя. Один он тут! Как же. Если супруги нет рядом физически, это ещё не значит, что её нет вовсе.
- Я знаю, что ты задумала, - звонкий голосок заставил подскочить от неожиданности. – Только не делай этого в туалете.
Наташа, облачённая в белоснежное платье, словно выскочила из ниоткуда. Настоящая русская красавица, черноволосая, кровь с молоком. Тонкая вуаль фаты поверх гладкой причёски с низким пучком придавала образу невесты святость, а голубые глаза, окаймлённые чёрными ресницами, блестели словно сапфиры. Вот уж кто отлично вписался в новую семью аристократов – разбавят свою спесивую кровь чем-то полезным. На круглом личике Наташи расцвела лукавая улыбка, которую Рита знала с детства. Секретная улыбка «я всё про тебя знаю».
- Чего этого? – Рита постаралась сохранить серьёзный вид.
- Не трахайся в туалете, - Наташа понизила голос, чтобы никто из гостей их не услышал. – И в кладовке. И в саду тоже воздержись – помнёте клумбы.
- Да когда такое было? – Рита нахмурилась.
- Дай-ка подумать, - Наташа стала загибать пальцы. - Мой диплом, двадцатипятилетие. Помолвка три месяца назад. Ресторан тогда выставил нам счёт за химчистку. Скатерти? Серьёзно?
- Я всё возмещу, - Рита постаралась скрыть улыбку. Наташа не могла на неё злится, никогда не умела. Она ещё со школьной скамьи и слова не сказала в упрёк. А уж упрекать Риту было в чём. Хоть в тех же скатертях. Просто в подсобке ресторана не нашлось ничего, чем можно было привести платье в порядок после спонтанного и слишком спешного секса с работавшим там официантом.
Вообще, удивительно, как они могли сдружиться. Обе девушки были так не похожи друг на друга, как вода и пламя. Одна спокойная умница и скромница, а другая – огонь и вулкан страстей, не сидящий на одном месте. Тем не менее, в мире нельзя было найти двух настолько близких людей.
- Да я и не… - Рита махнула рукой, бегло оглядев зал. Взгляд остановился на свидетеле. Как там его? Влад? Володя? Стоило ли запоминать имя того, кого видишь в первый и наверняка в последний раз в жизни? Верхняя пуговица его сорочки была расстёгнута, галстук ослаблен. Он явно превысил свою дозу спиртного, движения стали рваными и развязными, как и его взгляд, которым он пронзал Риту. Она тут же отвернулась. – Да тут и не с кем. Посмотри на эти морды протокольные.
Рита с горечью осушила бокал. Пузырьки снова ударили в нос.
Разочарование... Да, родители с детства не уставали напоминать об этом. Хотя сами никогда не были примером для подражания. В их районе все знали, что Громовы неблагополучная семья, и их дочь отбилась от рук. За Ритой никто не присматривал и не воспитывал, она росла как сорняк, и если бы не встреча с Наташей, неизвестно, что бы из неё выросло. Глядя на семью подруги, она всегда ощущала лёгкую зависть. На её памяти Васнецовы всегда были дружны и гостеприимны, и с радостью принимали Риту у себя дома. Хотя она и не была подарком, но никогда не слышала от них обидного слова. Даже наоборот, родители подруги относились к ней намного лучше, чем её собственные.
Вот и сегодня Васнецовы являли собой образец любящей семьи. Ирина Николаевна хлопотала вокруг молодых, что явно было ей в радость, а Игорь Алексеевич, тайком утирая глаза, гордо распоряжался торжестовом, не уставая нахваливать жениха гостям. Собственный отец Риты и пальцем бы не пошевелил ради дочери, тем более не обранил бы ни слезинки. Как и мать. Они скорее плакали бы над разбитой бутылкой. Тут же вспомнились и пьяная ругань, и рукоприкладство, поломанная мебель. Последней каплей стали разорванные отцом документы и брошенное «Ты тут вообще никто!». Подруге Рита ничего не рассказывала, хотя и подозревала, что та понимает больше, чем следует. Синяки на лице всё же не скроешь. Прошло уже десять лет, как она видела родителей в последний раз. Они не горели желанием встречаться с ней, но вот названивали регулярно либо попросить денег в долг, либо, когда дочь отвечала резким отказом, высказаться в алкогольном бреду. И их слова неизменно застревали в голове: "Ни на что не годная! Зря мы тебя рожали. Что б ты..."
Наташа заметила, как сникла Рита и приобняла её за плечи.
- Ты же знаешь, что ты не такая. Наслушалась этих, - она резко выдохнула. - Как у них вообще язык повернулся? Десять лет уже прошло, а ты до сих пор думаешь, что это с тобой что-то не так. Никакое ты не разочарование. Скорее они. Слышно о них что-нибудь?
Рита дёрнула плечом:
- Звонили пару месяцев назад. Выслушала очередную речь, какая я плохая дочь и ещё кучу всего: ни семьи, ни детей, ни нормальной работы… Будто они сами соответствуют этим критериям. Иногда мне кажется, что общего между нами – только днк.
- И хорошо, что вас связывает только днк. Не хотелось бы, чтобы ты пошла по их стопам. Ты выбрала свой путь. И фотограф ты отличный.
- Настолько, что что ты взяла на свою свадьбу другого? – спросила Рита с показной обидой.
- Ты сама его порекомендовала! И на моём празднике ты нужна мне как подруга и поддержка. Тем более, что свадьбы ты никогда не снимала.
- Сомневаешься в моей компетенции?
- Если бы тема свадьбы была «Изнанка мегаполиса», ты была бы первая и единственная. А сегодня я просто хочу, чтобы всё выглядело… - Наташа запнулась.
- Красиво, - продолжила Рита. - Я понимаю. Не всем по душе тёмные стороны нашей действительности. Но я даже при всём желании не смогла бы найти что-то отталкивающее на твоём празднике.
И правда, всё было безупречно: зал, наполненный тёплым светом и живыми цветами, круглые столики с хрустальными подсвечниками и фарфоровой посудой с золотым окаймлением, даже место – загородный клуб на берегу Финского залива – излучало спокойствие. И сама погода благоволила сегодняшнему торжеству, усмирив ветер и августовскую духоту. Рита привыкла ловить в свой объектив полную противоположность – грязные подворотни и разрушенные судьбы, извлекая из недр больших городов всю их истинную суть: тщеславие, жестокость и распад. То, что заставляло содрогаться от омерзения. Ей гораздо проще было найти что-то уродливое, чем прекрасное. Наташа была в чём-то права, как свадебный фотограф Рита вряд ли пригодилась.
- Кроме, может быть, причёски твоей свекрови.
Обе подруги посмотрели в сторону столика, за которым сидела семья жениха, и с трудом подавили смех. Высокий начёс выбеленных волос Серёжиной мамы, украшенный яркой заколкой, возвышался над остальными гостями и будто жил своей жизнью, при каждом повороте головы отклоняясь то в одну, то в другую сторону.
- Жесть. О чём она только думала? – Рита перевела внимание на стол, где громоздились внушительные коробки всех цветов и форм. – Или этого ужаса под названием «гора подарков». Что, конверты с деньгами больше не дарят?
Наташа натужно рассмеялась, неловко поправляя прядь за ушком. За годы дружбы Рита научилась считывать каждый взгляд и жест подруги, а этот был из тех, за которым явно что-то скрывалось.
- Колись, что у тебя там? – Рита ткнула её локтем.
- Да мы… я… это была шутка такая, - подруга покраснела и снова перешла на шёпот. – Мы с Серёжей увидели в интернете этот прикол. Мы же не думали, что он и правда сработает.
- Что? Вы кого-то облапошили?
- Да нет, - синие глаза распахнулись. – Кажется… Если так подумать, то всё честно. Мы же их пригласили.
- Наташа, - Рита нависла над подругой. – Только не говори, что вы вляпались в какую-то мошенническую схему.
- Да ты что! Просто… эх, - Наташа набрала полную грудь воздуха и выпалила: - Если разослать приглашения на свадьбу всем миллиардерам, чьи контакты сможешь найти, то их помощники с вероятностью девяносто процентов пришлют формальный подарок, даже не поинтересовавшись, кто их пригласил. Ну вот и…
Рита отшатнулась и захлопала глазами.
- Что-что? И это сработало?
Наташа пожала плечами с таким раскаивающимся видом, что, соверши она проступок более тяжкий, была бы оправдана по всем статьям. Рита, всё ещё не веря, потянула невесту к заваленному подарками столу и один за одним стала проверять приколотые открытки, на которых каллиграфическим подчерком были выведены поздравления.
- «Благополучия и счастья. В. Лыков». Нефтяник Лыков? «Любви и согласия вашей семье. Дмитрий Аверин». Это который банкир? «С наилучшими пожеланиями в столь счастливый день. Максим Эккерт». Кто это вообще? Как? Откуда вы взяли их контакты?
Глеб знал, что встреча с отцом, как обычно, не окончится ничем хорошим. Непрошибаемый. Ему не нравились ни идеи, ни стратегии, ни даже предложения, о которых Глеб только заикался. Это всегда раздражало. Возникало стойкое желание разбить что-нибудь. Зеркало, машину, чьё-то лицо… Старший Жданов умел доводить до кипения всего парой фраз, сказанных беспрекословным и жёстким тоном.
- Ты размяк. Что это? – отец потряс бумагами. Серые глаза налились кровью. Он тяжело дышал, как будто прошёл вверх по склону несколько километров. Постоянные стресс и напряжение в бизнесе начинали сказываться на его здоровье. От нехватки воздуха он расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и оттянул туго повязанный галстук.
- Письмо о намерениях, - ответил Глеб спокойным тоном.
- Я знаю, что это! Я спрашиваю, кто тебя надоумил обещать лягушатникам такую свободу управления?
Глеб проглотил комок. Он будто снова в школе и оправдывается перед отцом за плохие оценки. И так всю жизнь. Каждый раз вынужден доказывать, что он уже взрослый мужчина и отнюдь не так глуп, каким порой его считал Жданов-старший. Только последний не желал мириться с тем фактом, что сын давно вырос и не нуждается в советах и нравоучениях.
- Я смотрю в перспективе, - Глеб постарался сдержать дрожь в голосе. - Лояльность в таком вопросе выйдет нам только плюсом. Ты хочешь сменить их руководство, ставя на кон репутацию одного из уважаемых банков Европы. А такие изменения ударят по их имиджу, а затем и по нашему.
- Кому нужна их репутация? – отец отмахнулся и кинул бумаги на стол. - Деньги останутся нетронутыми, а вкладчикам и акционерам достаточно и этого.
- Это приведёт к излишнему вниманию к нашей сделке, - Глеб покачал головой. - СМИ не упустят возможности и раздуют из мухи слона, что привлечёт внимание властей.
- Я этого не боюсь.
- Мы чужаки в их стране, - Глеб осмелел и повысил голос. Он терпеть не мог, когда отец пренебрегал безопасностью, решая вопросы как привык, по старинке, прямо и грубо. – А к своим людям у французов есть доверие.
- Эти люди чуть не довели свой банк до банкротства, - огрызнулся Жданов-старший. – Они вообще должны быть счастливы, что мы обратили внимание на них, и должны быть за это благодарны.
- Я настаиваю. Это не только укрепит наши позиции в европейском сегменте, но повысит наш авторитет. Для нашего бизнеса сейчас не самое лучшее время, ты же понимаешь.
Отец тяжело опустился в кресло:
- На какое время простирается твоя перспектива?
Глеб сдержал вздох облегчения. Ему удалось пошатнуть несгибаемые убеждения отца. Неплохо.
- Три года в худшем случае. Но, если всё пройдёт так, как я рассчитываю, уложимся за два.
Жданов-старший усмехнулся и, прищурив глаза, взглянул на сына.
- Два года, говоришь? Не так уж плохо. Тебе, конечно, не достаёт жёсткости, но всё ещё впереди.
Глеб хотел было возразить, но вовремя спохватился. Это только распалит отца – тот слишком любил поспорить и считал, что последнее слово должно остаться за ним. Он уже добился подобия одобрения своей работы. Незачем рисковать хрупким перемирием.
- Чтобы к концу следующей недели добился от лягушатников уступок. Пусть играют по нашим правилам, если хотят сохранить свой банк. Когда вылетаешь?
- В среду, - по привычке Глеб глянул на наручные часы. Время подбиралось к половине шестого. Он снова опаздывал. Обещал быть в ресторане к шести, но понимал, что по вечерним пробкам не успеет даже за час. – Возьму с собой Марину, она как раз хотела в Париж присмотреть себе свадебное платье.
- А, - понимающе кивнул отец. Его лицо расслабилось впервые за вечер, впрочем, как и всегда, когда речь заходила о невесте Глеба. Ничего удивительного, мужчины любого возраста сворачивали ей вслед головы. – Женщина на переговорах как отвлекающий манёвр. Тем более такая шикарная. Молодец.
- Я не думал про это, - Глеб потёр переносицу. – Она не любит ходить со мной на деловые ужины. Разговоры о деньгах её утомляют.
- И пусть, женщине необязательно интересоваться бизнесом. Посветила хорошим личиком, поулыбалась, и партнёры сами плывут тебе в руки. Удивительно, как с таким подходом она собралась открывать галерею.
- Марина - творческая личность, - проговорил Глеб. Слова, как заученные, сами вырвались и показались ему какими-то лицемерными. Творческая? Да, она интересуется искусством, общается с талантливыми художниками, скупает картины, скульптуры, но он никогда не видел, чтобы она сама что-то создавала. Наверняка, это необязательно для людей её типа. – Деньги для неё не главное.
- Так говорят только те, кто вырос в достатке и не понимает откуда они берутся.
Глеб нахмурился.
- Что ты хочешь сказать?
Отец сжал губы и пожал плечами.
- Мне нравится Марина. Она прекрасная партия с безупречной родословной. Идеальная жена для тебя – красивая, статная и богатая. Но она избалована, как и все папины дочки. Берёт то, что хочет, не потому что ей это нужно, а просто так, забавы ради.
- Мы всё ещё говорим про её галерею?
Жданов-старший только усмехнулся. Они отлично поняли друг друга. Марина и правда брала, что хотела – красивые вещи, именитых художников, мужчин. Не столько Глеб выбрал её себе в будущие жёны, сколько она давным-давно решила выйти за него замуж. Он всего-навсего пошёл ей навстречу.
- Кстати, о Марине, - Глеб снова посмотрел на часы. – Мне давно пора, опаздываю на ужин. Она пригласила какого-то художника, который, по её словам, должен поразить меня наповал и окупить вложенные в галерею деньги.
- Мой ей привет, - вдогонку бросил отец. – Может, как-нибудь поужинаем вместе? Вы с Мариной и мы с Аллой.
Глеб остановился в дверях и напоследок кивнул.
- Я подумаю.
Ему никогда не нравилась его мачеха, которая была старше его всего на три года, но с возрастом пришлось смириться с выбором отца. Алла была красива и не глупа, но алкоголь делал её развязной и назойливой, и однажды она без стеснения поцеловала его по-французски. Отец этого, конечно, не заметил, а Глеб не стал ему рассказывать. Да и что толку, когда Жданов-старший был влюблён в неё как мальчишка? Все ошибки его любимой Аллочки не просто прощались – не замечались. Но даже сейчас, когда с того вечера прошло много лет, Глеб старался держаться от мачехи подальше. Возможно, его до сих пор мучала обида за то, что ради неё отец ушёл из семьи, хотя со временем Глеб понял, что это произошло бы рано или поздно. У матери был характер потяжелее наковальни, она была невероятно требовательна и высокомерна и, кажется, любила только своего сына. В последние годы их брака скандалы стали способом ежедневного общения, отчего Глеб поспешил съехать из дома, лишь бы не участвовать в их разборках и не быть разменной монетой.
Глеб усмехнулся.
- Хочешь развеяться?
- Если только у тебя не было иных планов, - Марина прикусила уголок приглашения.
- Вообще-то, были, - Глеб покосился на пачку документов, что всё ещё сжимал в руках. Дела могли даже перевесить приятное времяпрепровождение, на которое он было настроился. - Просто скажи, что тебе жаль, что платье никто не увидит. Оно ведь новое?
- Да, мне жаль, - Марина пожала плечами. – И да, оно новое. Так хотелось произвести на Венцеславского впечатление, а он предпочёл медитации.
- Каков подлец, - Глеб отбросил документы и рукой приподнял подол платья, добираясь до тонкого кружева белья. Интересно, его она тоже надела, чтобы впечатлить этого художника? Марина чуть подалась вперёд, когда его пальцы погладили нежную кожу между ног. Гладкая, бархатистая и горячая. К чёрту дела и бумаги! В данный момент Глеба интересовало только это податливое тело. Но стоило прикоснуться к её губам, как тут он же получил толчок в грудь.
- Испортишь макияж.
- На это я и надеюсь, - Глеб предпринял ещё одну попытку, но Марина кокетливо отвела голову назад.
- Прости, но я что-то не в настроении, - она вскочила на ноги, оправляя платье и причёску. Кошачей походкой подошла к висящему на стене зеркалу и подтёрла чуть смазанную подмаду. - Ты бы знал, чего мне стоило договориться о встрече! За минутку внимания Венцеславского я в лепёшку расшиблась перед его агентом. Обещала любые условия, даже согласилась поднять его обычный гонорар на десять процентов. А он... он...
Похоже, мысли Марины сейчас были далеки от фривольных. Сорвавшийся ужин привел её в бешенство. Красивое лицо словно потемнело, черты обострились, а во взгляде сверкали молнии. Да, она всегда получала, что хотела. Но иногда нужно было признавать поражение и делать выводы, а Марина была не из таких. Всё или ничего!
- На нём свет клином не сошёлся...
- Ты не понимаешь!
- Ну ещё бы.
- Тебе не нужно доказывать свою компетентность. Ты - мужчина.
Глеб горько усмехнулся.
- Мне же приходиться изворачиваться, лишь бы меня воспринимали всерьёз.
- Марина, поверь...
- Даже ты поначалу скептически отнёсся к моей идее. Ты, тот, что должен поддерживать меня во всех начинаниях.
- Я всего лишь сказал, что у тебя в этом маловато опыта.
- Вот, - она указала на него пальцем. - Это то же, что сказал агента Венцеславского. Я просто хочу, чтобы открытие стало настоящей сенсацией, - невеста будето не слышала его недовольства. - Сейчас центральное место моей галереи остаётся пустым. И без Венцеславского...
- Клянусь, если я ещё раз услышу эту фамилию...
Глеб сжал кулаки, пытаясь не показать раздражения. Получилось плохо. Руки дрожали. Он понимал, что делает Марина. За три года он прекрасно изучил её повадки. Любой каприз мог окончиться ссорой, после которой Глеб чувствовал себя побеждённым. Он был не из тех, кто легко готов признать ошибки и, тем более, просить прощения, но порой его невеста выводила его из себя до той степени, что он готов был сорваться. Нет, не громко хлопнуть дверью или ударить кулаком по столу, а разозлиться по-настоящему. До ора и ломания мебели. К счастью, тот глупый мальчишка, который мог себе это позволить, исчез. Теперь Глебом руководили расчёт и сдержанность, как в жизни, так и в любви. Но каждый раз, когда его кулаки сжимались - как сейчас - он мыслями возвращался в прошлое. Прошлое, которое он старался запрятать как можно дальше, но которое раз за разом упорно вылезало на свет. Там было больше свободы, но и больше безрассудности. Позволить себе поддаться ему - значит перечеркнуть всю свою тщательно выстраиваемую жизнь.
Глеб глубоко вдохнул и выдавил из себя подобие улыбки:
- Давай так, завтра я свяжусь с агентом твоего художника и сделаю ему предложение, от которого он не посмеет отказаться.
Лицо Марины посветлело. Она прильнула к нему, обнимая за талию и превращаясь вновь в хрупкую, уязвимую и на первый взгляд невинную девушку. Извинялась она по-своему. Слов "прости" или "мне жаль" от неё никогда нельзя было услышать. Глеб чувствовал, как раздражение сменяется сожалением. Снова побеждён и готов делать всё, только чтобы не слышать её капризов. Он приобнял невесту, прислушиваясь как выравнивается ритм сердца, но всё равно ощущал где-то глубоко неприятное жжение.
- В конце концов, я тоже заинтересован в успехе, как твой основной инвестор.
Марина заглянула ему в глаза с лукавым прищуром. Соблазнительная кошечка сменила капризницу, а губы послушно нашли его рот. В этот раз она позволила ему больше, чем просто поцелуй, но Глеб уже не чувствовал того желания, что каких-то пять минут назад оттеснило на второй план все его дела. Он мягко отстранился и провёл большим пальцем по пухлым губам, с которых безжалостно съел всю помаду. Так быстро, как хотелось бы Марине, он не сдастся. Стоило отвлечься от терзавшей его досады, и, кто знает, возможно, он сможет вскоре её простить.
- А что, если нам и вправду развеяться?
Марина захлопала глазами.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты сегодня так прекрасна, а у нас есть приглашение на свадьбу. - Глеб глянул на часы, которые показывали без четверти шесть. - Вдруг успеем на разрезание торта? В конце концов кто-то кроме меня должен оценить все твои старания. А после можем поехать ко мне и продолжить вечеринку в более интимной обстановке.
***
Глебу потребовалось пять минут, чтобы сменить сорочку на свежую, серую, подчёркивающую холодность его глаз, а спустя ещё час он припарковал свой Maybach у загородного клуба на берегу Финского залива. Было тихо и, если бы не горящие тёплым светом окна, можно было бы подумать, что никакой свадьбы тут и в помине нет. Ни громкой вызывающей музыки, ни криков и бурного смеха, ни вездесущего «горько!». Только на парковке трое мужчин покуривали сигареты и приглушённо переговаривались.
- Миленько, - Марина взяла Глеба за руку. – Может, сыграем свадьбу здесь?