Мы вас очень ждём

I.

...

Слухи ходили разные. Например, кто-то видел тень рогатой лошади с руками-лапами, торчащими из грудины. А другие говорили, что существо не имеет формы, оно как сгусток густо-серого клубящегося дыма. А третьи утверждали, что оно стелется по земле как многоногая ящерица. Но сходились в одном: у существа есть глаза, про них упоминали все свидетели. И звук. Всегда один и тот же. То ли цокот, то ли стрекот гигантского насекомого.

Но я-то знал, что это могло быть всего лишь художественным преувеличением, кочующим из одного рассказа в другой. И все бы ничего, если бы не стали пропадать люди. Не массово, конечно. Да и потом выяснялось, что вроде бы то одного, то другого видели в разных местах...

В общем, когда Серега рассказал мне о "жутовской жути", я не сразу зацепился за историю. Ну, знаете, этот высокомерный цинизм городского жителя относительно затерянного на карте пгт?

"Ничего он не затерянный, — обиженно сказал Серёга. — Там даже поезда дальнего следования останавливаются. На две минуты. Да ну тебя, Тёмыч. Я тебе дело говорю. Валяешься тюфяком, бухаешь, в квартире срач. Когды ты последний раз писал? Вон, клава пылью заросла. Как хочешь."

Тогда я ему ответил что-то вроде "бухтишь, как моя бывшая", он, конечно, заткнулся и ушёл. Не обиделся, это ж Серёга. Но как-то уход его, особенно когда на столе еще оставалась пара неоткупоренных банок, меня задел. Не сразу. Сразу я тогда пиво допил. И послал его мысленно. И всех послал. Моя жизнь, что хочу, то ворочу.

А утром раздался звонок. И в поисках телефона взгляд наткнулся на отражение в зеркале. Бледная опухшая рожа в сумраке заставила меня ухмыльнуться. Во, где жуть. А эти ваши страшилки про конячью многоножку... Брехня это всё.

— Лапушкин! — прогрохотал динамик и я отодвинул его от уха. — Где, , обещанный рассказ? Сроки прошли две недели назад. Сборник будет подписан в печать шестнадцатого. Если ты ничего не сдашь, то аванс, сам понимаешь.

Филимонов, редактор издательства "Домус Книгус", вообще никогда не здоровался. Высокой культуры человек, блин.

— Сень. Не ори, а? Я пишу.

— Опять с бодуна? Знаю я, как ты пишешь. Лапушкин, я тебя протащил в антологию, а ты? В общем так. Либо на следующей неделе ты сдаешь десять тысяч слов в виде рассказа, либо я тебя лично распну. У тебя есть сюжет?

Рожа в зеркале скривилась. Да распните уже. Жизнь моя — вот где кошмар. Только она не подойдет для "Антологии ужасов".

Аванс... Да прое... Проел я его.

— Сюжет — жуть. А... Э... Жутовская жуть, слыхал? На реальных событиях.

— Чего? — редакторский голос чуть подобрел. — Ты серьёзно что ли пишешь?

— Ну. Только вот... Мне для... достоверности... очевидцев бы опросить.

Повисло молчание. Филимонову был нужен мой рассказ и я это знал. Ведь когда-то тираж с моей фамилией сметали как горячие пирожки. Вот чертяка. Давай. Ломайся.

— Деньги что ли нужны?

Вот умничка. Не только культурный, но и сообразительный.

— Это недалеко. Мне на пару дней. Поезд там, проживание. Два дня. Для детализации. Знаешь, такое полудокументальное повествование. Типа "Ведьмы из Блэр". Журналист едет расследовать запутанное дело. Пропажа людей, неопознаное чудовище, любовная линия. Злой участковый. Хапуга зам. главы администрации. И все такое.

Сопение в трубке сказало мне, что я на верном пути.

— Тёмыч. Ты комар. Деньгососущий комар. Такой же паразит. Скинь координаты, билет сам куплю. Командировочные оформим. После четырех заходи.

Он отключился.

Вот черт. Где это Жутово вообще?

Рожа в зеркале икнула, а палец уже тыкал в Серегин контакт.

...

В голове крутился мотивчик из детства. Что-то вроде "На дальней станции сойду, хлеба по пояс…".

Только вот конкретно тут никаких хлебов не было. Станция как станция, прилично покрашеное в белый и нежно-голубой приземистое зданьице, солнце, птички. Несколько тощих, южного типа, голубей смотрели на меня с крыши. Почему же они тощие? Тут же не меньше трех элеваторов в округе. Ах да. Один из них заброшен и там меня ждет монструозная многоножка.

Как автор ужастиков я никогда сам не верил в описываемую мною хрень. Не Лавкрафт ни разу, ага. Комлитчик, так нас называют. Деньги — вот мое вдохновение. Так я думал, пока не пришёл он. Неписец. Пришел, стукнул меня по дурной башке и выбил всю фантазию. Раньше я думал, что это просто, сел, заполнил страницы отборной чушью, главное, чтобы там были все штампы. Непонятные существа в пугающем антураже, туповатые персонажи, "давайте разделимся", сногсшибательные вопящие блондинки... Вот это всё.

И я садился и тасовал их как колоду. Смешно... Меня покупали. Хвалили. Говорили, как тонко я иронизирую над жанром. И что-то про метаиронию... У меня эти рецензии где-то до сих пор лежат. Ухохотаться.

А года два назад вышел тот роман. И кто меня дернул в философию? Вообразил себя серьезным литератором? Идиот. Пописывал страшилки, копеечку, но имел, а сейчас? Поиграл в писателя? Доигрался. "Исписался," — сказали они. Эти рецензии я тоже храню. Может вообще нужно было остаться в своем НИИ? Куда меня понесло-то?

II.

…

Для разнообразия в столовую мы пошли пешком. А Кузя поплелся за нами, изредко лениво выгрызая репьи из худых боков. Улица была пуста, как обычно в летнюю пору в сельской месности. Впрочем, не уверен, что остальные сезоны способствуют прогулкам по посёлку.

Допустим, дети в школе. А взрослые? В поле? Зерно для элеваторов взращивают. Посевная страда или как ее там.

— Аркадий...

— Да-да, — он повернулся ко мне с преувеличенным вниманием.

Я хотел спросить, где все, но почему-то спросил:

— И вы тоже читали "Луну и тени"?

— Мы все читали. Замечательный роман. Очень глубокий. Когда нам позвонили из редакции, мы очень обрадовались, что сможем, так сказать, лицезреть автора. У нас он даже входит в список на внеурочное чтение у старших классов.

Сказать, что я поразился до глубины своей отсутствующей души, ничего не сказать.

— Мы даже закупили тираж для библиотеки, хотя у всех есть свой экземпляр.

— Хе-хе... Остроумно... — я осекся, поняв, что он и не думает шутить.

— Разве вы к нам не из-за этого прибыли? — Аркадий странно моргнул. Будто не одновременно обоими глазами, а по очереди. Тик у него что ли?

— А... Я в целом...

— Пришли.

Площадь в лучших традициях была очерчена администрацией, столовой, универмагом, сквериком с чьим-то бронзовым бюстом.

— Дом культуры? — кивнул я на здание с афишной тумбой.

— Моя вотчина, — гордо кивнул Аркадий.

На афише красовалось: "Седьмая печать".

На мой немой вопрос, Аркадий снисходительно улыбнулся.

— Тематические вечера по мировым шедеврам кинематографа. Моя инициатива.

Пес побрел к тумбе и обошелся с ней совершенно по-собачьи.

...

Я должен говорить, что скучающие в столовой раздатчица и повариха тоже меня узнали?

Уговоры и борьба с некоторой ненормальностью ситуации внутри головы катастрофически заканчивались нервными смешками.

— Да-да, непременно раздам автографы. Сегодня после встречи, — бормотал я, забирая разнос с тарелками.

Не, ребят. Не. Я такое видел. Город Зеро, блин. Согласен, атмосферно. Но это наверняка филимоновские штучки. Решил меня проучить, пройдоха. Точно, позвонил и подговорил тут всех, пока я ехал. Ладно. Ладно. Подыграю. Чего я, не звезда что ли? Но, блин, Сеня. Шутить на тему моего провального романа слишком жестоко, не считаешь? Но хорошо смеется тот, кто...

Кузьма стоял посреди площади и хрипло лаял в сторону сквера. Я вгляделся в ряд темных елей, но никого не увидел. Пес прекратил и повернулся, глядя прямо на меня, словно мог видеть через окно и кружевной желтоватый тюль.

Аркадий тоже пялился на то, как моя ложка совершает маршрут из тарелки с гороховым супом ко рту и обратно. А сам-то он прикоснулся к еде? И... где все? Где бабки у магазина? Где хотя бы какие-нибудь забулдыги, эти вечные элементы пейзажа?

Мелкие зубы Аркадия приоткрылись чуть больше, когда моя вилка вонзилась в биточек.

— Наш пгт — образцовый. Победитель среди поселений до 5000 жителей в области культуры, — он словно прочитал мои мысли. — Мы очень заботимся об образовании и здоровье нашего населения.

Допустим.

— Пять тысяч, говорите? Да где же они все? — ядовито переспросил я.

— Как где? — Аркадий посмотрел в окно.

Я перевел взгляд. Вот же чёрт. В магазин заходили женщины, из сквера вышла пара с коляской. Через площадь учитель вел строй детишек, явно учеников начальной школы. А возле тумбы мужичок в комбинезоне клеил новую афишу.

— Но... А... только что...

— Обеденное время, — пояснил Аркадий. — Сейчас и здесь будет много народу. А вот Леонид что-то запоздал с вашей афишей.

Его объяснение звучало успокоительно. Действительно, чего это я? Вон и из администрации выходят люди, спеша в столовую, и молодежь располагается на скамейках, очевидно, появившись из школы неподалеку. И тощие южные голуби слетаются к старичку с булкой.

— Аркадий. Я приехал по поводу элеватора.

Культурист кивнул.

— Конечно. Это же логично. Вы в своей книге разоблачаете те самые тени ужасов, что существуют исключительно в нашей голове. И благодаря вам, нам многое стало понятно.

Я в который раз проглотил изумление вместе с компотом из сухофруктов.

Аркадий постучал по виску.

— Осознание иллюзий и страхов — путь к ментальному здоровью, — наставительно сказал он. — Разве вы не об этом писали? Разве вы не об этом хотите нам рассказать?

— Я? А. Да. Так вы покажете мне место, где обитает жутовская жуть?

— Обитала. До того как мы осознали беспочвенность наших предрассудков. Сон разума рождает чудовищ.

У меня назрели еще несколько вопросов, но в столовую начали стекаться люди, некоторые из которых не только приветствовали Аркадия, но и подходили лично поручкаться с "тем самым". И, хотя я осознавал, что все это розыгрыш, все равно чувствовал себя довольно мерзко. Они все, все мне улыбались. Пришлось ретироваться скорейшим образом.