Мыловарня леди Мэри

Пролог

Умерла я внезапно. Даже понять ничего не успела. Вроде бы вот только что шла по парковке возле торгового центра, как вдруг очутилась в темном узком тоннеле. Низкий потолок, мягкие упругие и какие-то желейные стенки, пружинящий под ногами пол... жуткое место.

Я оглянулась. Конец тоннеля за моей спиной тонул в кромешной мгле, холодной и страшной, как в детстве тьма родительского шкафа. И тьма, казалось звала тебя, но ее зов звучал так пугающе, что хотелось бежать от нее без оглядки.

А впереди, как спасение виднелся свет, яркий и теплый, который манил, обещая свободу, радость и счастье... я сделала шаг вперед. И мгновенно забыла, как я умерла... второй шаг заставил меня забыть о том, как я оказалась здесь... и я снова остановилась...

Как-то неправильно. Я не хочу забывать. Я хочу все помнить. Мама всегда говорила мне, что я упертая, как ослица. И сейчас моя внутренняя подруга категорически не хотела идти ту сторону.

Сколько времени я стояла, замерев на месте, не знаю. Минуты, часы, годы или столетия. Время в тоннеле двигалось как-то неправильно, рывками, то разгоняясь, то замедляясь почти до полной остановки.

Я никак не могла принять решение. Куда идти: во Тьму или к Свету?

И вдруг откуда-то справа услышала тихий отчаянный шепот-плач:

- Маруся... Маруся... бедная моя девочка...

Так меня называла только мама. И она совершенно точно не желает мне зла. И я изо всех сил рванула в сторону голоса и со всего маха врезалась в упругую, но мягкую, как желе, стенку тоннеля, разрывая ее в клочья. Мама, я иду!

1

Та-а-ак! Мыло порезано, упаковано и разложено по коробкам. Подарочные пакеты, ленты, бусины и прочий декор — на месте. Мелочь — в кошельке. А значит я готова к завтрашней ярмарке. Чуть не забыла последнюю деталь. Достала из сумки визитки, сегодня допечатала еще один тираж.

Красивые они у меня, в эко-стиле. Фон светло-коричневый под крафт-бумагу, в сбоку темно-коричневое дерево с редкими листиками на ветках и такого же цвета надписи «эко-косметика», «Иванова Мария» и номер телефона. Очень мне нравился такой дизайн. Лаконичный и в тему.

Завтра День России и традиционно намечаются массовые городские гулянья: концерты, выставки, ярмарки... Вот и наших организаторов тоже настоятельно уговорили поучаствовать. Мол, отказаться вы, конечно, можете, но вам потом к нам приходить по поводу аренды площади в сквере в центре.

Городок у нас небольшой, ссориться никому не резон. И нам, рукодельницам, тоже. Так что завтра в среду, вместо того, чтобы гулять по городу и отмечать День России, будем работать. Хотя я не расстроилась. Семьи у меня нет: мама много лет лежала, болела сильно, вот я, как самая младшая, за ней и ухаживала. Уколы, таблетки, массаж... думать о себе некогда было. А уж найти мужчину, который разделит со мной заботы о маме, вообще, нереально. Так и жила.

В свободное время рукоделием занималась. Взяла, шила, а лет пять назад увлеклась мыловарением. Да так основательно, что все остальное забросила.

И когда до нашего городка докатилась мода на хэнд-мейд, я была одной из первых мастериц, предложивших свои изделия покупателям. Доход не ахти какой, но хотя бы на закупку сырья и материалов я свою зарплату больше не тратила.

Может, если бы больше времени уделяла, то и заработать смогла бы... вон, наши девочки в интернете группы вели, по всей России рассылали свои работы. Но для меня мыловарение так и осталось всего лишь хобби.

Страшно же... а работа у меня основательная, стабильная. С девяти до шести, оклад и соцпакет. Никаких тебе забот о будущем. Обо всем позаботилось государство. Я в пенсионном фонде трудилась в отделе персонифицированного учета. Тяжелая работа, внимательность нужна, но и зарплата неплохая по меркам нашего городка. На мыле я бы столько не заработала. Я же не бизнесмен какой-нибудь...

Эх... чуть не забыла! Тортик же нужно! У меня же день рождение послезавтра... сороковник уже. Надо с девочками-рукодельницами отметить, чай с тортиком попить. Да, я знаю, заранее нельзя, а сорок лет, вообще, не отмечают... но мы же в двадцать первом веке живем, чтоб в дурацкие приметы верить.

Сунула ноги в шлепанцы и за тортиком побежала. У нас магазинчик открыли прямо с крыльца вход. Очень удобно.

Ярмарка прошла очень слабо... народу, вообще, не было. Лето, жара. Все за городом на шашлыках, да на речке. Зато мы с девочками, помимо чая с тортиком, еще конфетками с ликером угостились. На троих две коробки слопали... да и черт с ним. Зато весело.

Когда вечером собиралась, уже голова маленько кружилась, и смешинка в рот попала. А таксист как назло остановился на другой стороне площади у торгового центра. Но ничего... коробочка у меня легкая, донесу...

***

Разбудил меня сырой утренний холод. Вставать не хотелось, я еще не выспалась, поэтому подтянула одеяло, накрываясь с головой, и сжалась в комочек. Теплее не стало. Одеяло какое-то слишком тонкое... и я как будто бы не дома... не может же быть такой сквозняк в моей квартире.

Я высунула нос наружу. В воздухе ощущалась осенняя промозглая сырость, и даже явно пахло грибами, навозом и деревней. Будто бы я засиделась на крыльце нашей дачки с книжкой и заснула прямо там. Твердый и холодный деревянный пол под попой подтверждал мою догадку. Я уже почти успокоилась и, зевнув, решила попробовать поспать еще. Чувствую же, что утро совсем раннее. Обычно я после конфет с ликером так рано не встаю... Мамочки мои! Какая может быть дача, если я вчера была в городе?! И какая может быть осень, если только вчера было лето?

Я открыла глаза... закрыла... открыла снова... ничего не изменилось. Я на самом деле уснула на деревянном крыльце. Но не на дачке, а в какой-то крепости... что, черт возьми, происходит? Я не помню, чтобы мы с девочками-рукодельницами собирались на экскурсию... Нет. Чай с тортом, конфеты с ликером, ярмарка закончилась, и я вызвала такси и поехала домой.

Что?! Я даже подпрыгнула на месте... потом же было еще кое-что... воспоминания-вспышки... автомобиль, летящий по дороге мимо торгового центра... и беспечно улыбающаяся я с коробкой, которая закрывает обзор... удар... и я только успела заметить, как кусочки мыла взлетают в воздух... я умерла...

Но я жива. Жива? Или нет? Я ничего не понимала. Удивленно огляделась вокруг... это явно не площадь торгового центра... и даже не больница...

Огромный двор, темно-серый холодный камень стен, растоптанная и раскисшая грязь дорожек, бегущих от крыльца к дверям каких-то деревянных хозяйственных построек, высокие глухие крепостные стены, закрывающие половину мрачного, в тон камням, низкого осеннего неба. Запах навоза, грибов, плесени и сырости мне тоже не приснился...

Что это? Где я?!

- Маруська, - раздается рядом негодующий голос. Я вздрогнула от неожиданности и неловко повернулась. Почему какая-то посторонняя и совершенно незнакомая, безобразно толстая женщина в затасканном и вымазанном в грязи по подолу одеянии монашки называет меня так, как раньше называла только мама? - Опять ты на крыльцо выперлась. Только ж хворать перестала, всем монастырем за тебя молились. А то осерчал бы папенька твой, коль померла бы. Васка! - крикнула она, оглянувшись назад, в темную дыру входа, - забирай свою малохольную! Опять на крыльце спала!

- Маруся, - раздался там в темноте входа за моей спиной самый родной и близкий голос, - деточка, пойдем я тебя в кроватку уложу, одеяльцем накрою. Папенька не скоро еще приедет... еще недельку подождать надо, деточка...

2

Васка плакала, а я думала. Все слишком реально, чтобы быть сном, бредом или какой-либо галлюцинацией. Даже щипать себя не надо, чтобы проверить сон это или нет, все тело болело нещадно. Значит, закрыв глаза на логику и здравый смысл, следует принять то, что является реальностью — я в другом мире. Я, черт возьми, попаданка.

Никогда, кстати, не любила читать подобные сказки, хотя слышала. Но, наверное, в силу возраста, никто из моих немногочисленных подруг, коллег и знакомых ничем таким не увлекался...

Но теперь я на собственном опыте могу прочувствовать все прелести попаданской судьбы. И вот что мне теперь делать? Жаль я ничего не читала, хотя бы знала бы, что может грозить попаданкам в другом мире.

А мне, кажется, грозит замужество за неизвестным мне типом. И это плохо. Нет, я, конечно, замуж хочу, но не за какого-то левого мужчину, которого в глаза не видела. Так что папочке-барону придется сначала нас познакомить. Мой опыт взрослой незамужней женщины говорит о том, что нельзя быть слишком переборчивой. Если тебя выдают замуж, то стоит как минимум приглядеться к жениху, и уже потом принимать решение...

И еще... я, конечно, не видела себя в зеркало, но уверена, что попала я сюда не целиком. Ну, то есть попала моя душа в тело этой странной девочки Маруси, которую привязывали к кровати, чтобы она не сбегала, которая мычала и не умела говорить, и, вообще, была «убогой дурищей», как говорила толстая монахиня Ирка. Хотя, если судить по тому, что я услышала, это были последствия болезни в детском возрасте, а не врожденные дефекты. Что же... похоже мое странное онемение имеет вполне логическое обоснование. Скорее всего у девочки... то есть у меня теперь, какое-то органическое поражение мозга. И, надеюсь, мне удастся с ним справиться. Опыт есть... Все же я много лет имела дело с маминым альцгеймером...

Сейчас это самое главное. Через неделю мне уезжать из монастыря, и я должна владеть своим телом настолько, чтобы убедить папеньку в возможности чудесного излечения. Если надо будет, прикинусь набожной и истово верующей. А значит вот и вторая задача, узнать побольше про веру. Вряд ли она совпадает с православием нашего мира. Хотя и его-то я не особенно знаю.

И именно Васка — мой шанс. Потому что, во-первых, любит ту Марусю, душа которой покинула это тело. И, уверена, ради нее, то есть уже меня, она пойдет на что угодно. И, во-вторых, она приехала в монастырь накануне и впервые за много лет. А значит ее появление станет событием в жизни Маруси, то есть меня, которое послужило спусковым крючком для выздоровления. Зато никто не удивится, что я ничего не знаю...

Нехитрый план на неделю был составлен, и я приступила к тренировкам. Запущенное тело отчаянно сопротивлялось, но я упорно сжимала и разжимала руки и ноги. На большее меня пока не хватало. И без того боль от таких упражнений была такая, что я ночами кусала уголок подушки, чтобы не орать. Мне нужен был массаж. Настоящий профессиональный медицинский массаж, чтобы заставить работать непослушные конечности, а не поглаживания верной мамы-Васки. А лучше реабилитационный центр. Там я бы в два счета встала на ноги.

Хорошо хотя бы голова работала, как часы. И словоохотливая, бесконечно счастливая от того, что любимая деточка вдруг выздоровела мама-Васка тараторила без умолку, неосознанно снабжая меня наиважнейшими сведениями. От нее я и узнала, что здесь меня зовут Мария Львовна, в прошлом месяце мне исполнилось восемнадцать. Маменька моя померла родами, оставив безутешного отца и крошечную, слабенькую девочку. Тогда-то мой папенька господин барон, Васильев Лев Алексеевич, нанял маму-Васку кормилицей и нянькой для любимой доченьки. Баловал он ребенка изрядно, позволяя абсолютно все, очень уж девочка напоминала ему умершую жену Катеньку.

До трех лет все шло прекрасно, девочка росла и развивалась в соответствии с возрастом. Но внезапно заболела черной горячкой и почти померла. Когда болезнь отступила, оказалось, что она забрала с собой разум ребенка, и девочка превратилась в абсолютно безмозглое существо, которое с трудом обучили элементарным правилам гигиены. Доктора, которых папенька выписывал из столицы, в один голос твердили, что разум поврежден безвозвратно. И лучшее, что отец может сделать для дочери — отправить ее в монастырь Святой Елены, где находят приют такие вот убогие дети.

Так он и поступил. Из лучших побуждений, конечно. Мама-Васка говорила, что папенька сначала ездил каждую неделю, в надежде, что храм отмолит меня, а потом все реже и реже. Потому что перестал надеяться.

А месяц назад к нему обратился сосед с предложением о браке со мной. Папенька дал согласие. Еще бы. Я его прекрасно понимаю. Единственная дочь и наследница в таком состоянии, что выбирать не приходится. И через неделю, на следующий день по возвращению в имение, у нас помолвка. И мне уже страшно... что же такое с этим соседом, что он прельстился на бедную Марусю? Страшный как смерть? Хромой, косой? Посмотрим... как говориться, с лица воду не пить. Лишь бы человек был хороший.

Неделя пролетела в один миг. Но за такой короткий срок я добилась поразительных результатов. Все же повреждения коры головного мозга, скорее всего, были не так значительны, как казалось сначала. И, возможно, Маруся при должном уходе и обучении смогла бы жить обычной жизнью, но больным ребенком никто не занимался.

А вот чудесное выздоровление матушка не преминула записать на счет монастыря.

Ко мне потянулись сначала монахини, потом родители детей, нашедших приют в этой скорбной обители, потом высшее храмовое начальство в виде самого падре.

И если матушка мне не понравилась своим настойчивым желанием сделать из меня дрессированную обезьянку, которая по приказу встает, ходит и говорит на потеху публике, то падре неожиданно пришелся по душе.

Невысокий, пухленький, с коротенькими толстенькими ручками и ножками, и круглым животиком, натягивающим рясу до предела, он весь лучился весельем и добродушием, больше подходящим детскому доктору, чем пастору. Хотя не могу не признать. В этом что-то есть. Может быть пастор и должен быть добрым доктором для своей паствы?

3

В замке нас встретила суета. Полным ходом шла подготовка к похоронам моего отца. Мой возможный жених уже чувствовал себя хозяином. И раздавал указания, командуя прислугой, как полководец войском.

Высокий, мощный красавец-мужчина, черные волосы, синие глаза, волевой подбородок и большой хищный нос. Этот нос немного его портил, но он же придавал лицу моего возможного жениха особый брутальный шик.

Пожалуй, будь нос поменьше, поаккуратнее, получился бы смазливый мальчик, похожий на тех, что красуются на обложках модных журналов. Но сейчас, несмотря на явно молодой возраст, это был настоящий самец. Да, такой точно без женского внимания не останется.

И если мне придется выйти за него замуж, то за свою жизнь я не дам и ломанного гроша. Нет, будь я здорова, с ним можно было бы хотя бы договориться. Но не сейчас, когда этот наглый тип убежден, что я «убогая дурища»...

Он по-хозяйски расположился за столом в кабинете, который еще вчера принадлежал моему папеньке. И самое ужасное, что все окружающие, прислуга и даже мама-Васка воспринимали эту ситуацию, как само собой разумеющуюся... черт возьми... мне будет нелегко убедить этого типа, что я, несмотря на ужасную дикцию и хромоту, адекватна.

- Господин барон, - склонилась в поклоне Васка, - мы с Мару..ей Львовной прибыли из монастыря. Куда прикажете определить девочку? Лев Алексеевич говорил о смежных с ним покоях, но сейчас... - она многозначительно замолчала.

- Я уже приказал перенести вещи баронессы в детское крыло. Пока поживете там. И, Васка, девица под твоим присмотром. Чтоб никаких истерик и причуд. Комнат там достаточно, выход в сад есть, и во всем остальном доме я вас видеть не должен. Поняла? - Васка закивала, не разгибаясь, - Сходишь к лекарю, возьмешь успокоительное. Скажешь, я велел. Сегодня после ужина падре огласит завещание. Девица не должна никому мешать. Тихо посидите, пока падре читает, а потом уйдете. И переодень ее. Она должна выглядеть и вести себя прилично.

- Да, - кивала беспрестанно Васка, - господин барон. Я все сделаю.

- И сама переоденься. Ты нянька при баронессе, а не дворовая девка. Поняла?!

Был, был соблазн вмешаться, и приструнить этого типа. Пока завещание не оглашено, он здесь никто и звать его никак. Но язык прикусила, глазки в пол опустила и сделала вид, что не слышу ничего. Потому что возмущаться-то я могу. Но вот что делать, если этот хам уйдет и оставит командовать меня? А? Нет уж... пусть пока так. Тем более, я же не знаю, что там папенька мой в завещании написал. И полагаю, что ничего приятного для себя не услышу. Не успел он узнать, что изменилась дочь его... Так что, может быть, мне с этим хамом жизнь налаживать придется. Даже если сейчас я для него расходный материал, все может измениться.

А он кинул на меня мельком взгляд и скривился, как как от лимона. М-да... радости особой он от моей персоны не испытывает. Мягко говоря. Тяжело будет уважения его добиваться...

Но пока молчим и делаем вид, что все хорошо. Чтобы знать, как действовать, нужно сначала узнать волю покойного барона... Что же там папенька в завещании написал?

Оглашение завещания проходило в гостиной. Уже стемнело, и сейчас слуга шел впереди, держа в руках трехрожковый подсвечник и освещая нам путь горящими свечами. После лучины в келье монастыря, свет казался необычайно ярким.

Я шла следом по узкому каменному коридору, поддерживая платье правой рукой и старательно вглядываясь в пол. Не хватало еще споткнуться. Другой рукой, держалась за маму-Васку. Мне нужна трость, левая сторона тела отходила значительно хуже правой.

Папенька, пусть земля ему будет пухом, позаботился о Марусе. В сундуках полно было одежды и обуви сшитой явно по моим меркам. А Васка пояснила, что каждые полгода папенька отправлял в монастырь портниху и сапожника, снять мерки, и заказывал мне полный сезонный гардероб по последней моде. У меня даже слезы на глазах навернулись. Что это, если не истовая надежда на чудо? Вера в то, что когда-нибудь его дочь вернется? И именно это вселило в меня смутную уверенность, что все будет хорошо... Не мог папенька не оставить ни единой лазейки на случай выздоровления дочери.

Но реальность превзошла мои ожидания. В этом мире роль душеприказчиков, нотариусов выполняли церковные служащие. И, когда все собрались, в гостиную вошел тот самый падре, что приезжал в храм.

И он был единственным человеком, из десятка присутствующих мужчин и женщин, который поздоровался со мной лично. Остальные не обратили на меня никакого внимания.

Зато я их хорошо рассмотрела, а мама-Васка шепотом подсказывала кто здесь кто.

Вот этот высокий седой старик с надменным лицом и выцветшими белесыми глазами, в которых застыло равнодушное презрение, — мой будущий свекор, сосед-барон. Он, несмотря на преклонный возраст, занимал какую-то должность при дворе. И наведывался в свое поместье так редко, что соседи успевали забыть о его существовании. Но сейчас он, конечно, же примчался. Еще бы, сегодня его сын, которого он видел всего несколько раз в жизни, станет одним из богатейших людей страны.

Эта прилично одетая молодая пара — мой двоюродный брат со стороны отца. Сын его сестры, граф Игнатов. Это очень знатный и богатый род, состоящий в родстве с нынешней королевой. Все наследство от моего папеньки меньше половины его состояния, но кто откажется увеличить свои богатства?

Еще были здесь родственники со стороны маменьки, мой дядя с женой. Их я рассмотрела совсем плохо, они притаились в самом темном уголке и молча ждали. Мама-Васка пояснила, что их уже много лет содержал мой папенька. Я прониклась было сочувствием к несчастным, но мама-Васка негодующе зашипела, что дядя мой весь в деда: кутила и картежник.

Кроме родственников и потенциальных родственников, на оглашение завещания пришли слуги из тех, что служили в баронстве поколениями: мажордом, экономка и личный лакей моего папеньки. Таких тоже принято поощрять, оставляя им небольшие суммы в наследство.

4

На следующий день, сразу поле похорон, разительно отличавшихся сдержанностью и умиротворенностью, плакать и выть в этом мире не принято, нас с Михаилом Андреевичем повели на помолвку.

На мой взгляд странное сочетание мероприятий, но наученная горьким опытом я молчала. Да и вымоталась я, замерзла. Столько времени ходить и стоять без возможности присесть отдохнуть мне было трудно. И в часовню на территории замка я шла, сжав зубы, на одном упрямстве. Мама-Васка вздыхала, но не говорила ни слова.

- Трофим, принеси стул, - приказал мой женишок, когда мы вошли в холодную и сырую каменную комнату с иконами и спиралью вместо креста.

Трофим тут же исчез, а падре недовольно сверкнул глазами:

- Сын мой, сидеть в храме Господа кощунство.

- Бог простит, - пожал плечами хам, - я не хочу овдоветь раньше, чем жениться.

Он стянул с себя кафтан, одним движением обернул вокруг меня и слегка надавил на плечи, усаживая на стул, который услужливо подставил Трофим.

- Начинайте, падре...

Падре забормотал молитвы, жених стоял рядом, а я сидела на стуле, укутанная его заботой и не понимала, что происходит. Он же сволочь, которая пытается завладеть моим наследством! Хотя да, в его интересах, чтобы я дожила до свадьбы. Иначе достанутся ему рожки да ножки, а не состояние. Так что не обо мне это забота, а о моих деньгах.

А то, что сердце стучит, как одуревшее, румянец во всю щеку от запаха здорового мужского тела и жар желания опалил до самой души... это всего лишь реакция тела не более. Мне же теперь снова восемнадцать. Пубертат.

Помолвка оказалась очень долгой, я успела повторно замерзнуть и окончательно вымоталась. Если бы не Михаил Андреевич, который в какой-то момент прижал меня за плечо к себе, я бы, пожалуй, свалилась и со стула. Черт возьми... мне постоянно приходилось напоминать себе, что все это делается не ради меня, а ради моего наследства. А то так хотелось проникнуться к нему теплыми чувствами. Но я держалась. Почти. И когда все закончилось, холодно поблагодарила и ушла в сопровождении недовольной мамы-Васки, которая ворчала, что я могла бы быть полюбезнее...

- Мама-Васка, - остановила я ее, - я не в восторге предстоящей свадьбы и не собираюсь притворяться, что мне нравится жених. И уж тем более не буду любезной с человеком, который женится на мне ради денег.

- Вам придется быть со мной любезной, Мария Львовна, - встрял в нашу беседу Михаил Андреевич, хватая меня под локоток с другой стороны, - вы моя невеста, и я не потерплю показного пренебрежения. Я прощаю вам эту выходку только потому, что вы, вероятно, за время болезни растеряли все знания по этикету. Но это дело поправимое. Ваши учителя уже прибыли. С завтрашнего дня ежедневно с утра и до обеда у вас занятия.

- Можете не беспокоиться, - выдохнула я, не стараясь скрыть свое возмущение, - скандалы при всех устраивать не буду. Но не надейтесь на мою благосклонность.

- Меня это вполне устраивает, - холодно закончил разговор женишок, стирая как ластиком все набранные во время помолвки очки.

Со следующего дня начались занятия. Я готова была грызть гранит науки, но преподавали мне совсем не то, что казалось нужным мне. Этикет, молитвы, танцы, музыка, вокал и рукоделие, несомненно, очень интересные и необходимые каждой женщине предметы, но мне-то нужно было другое. И даже не только чтение и письмо, но математика, юриспруденция, экономика, политология... полагаю, именно эти предметы необходимы для получения гражданства.

Но мой жених не был заинтересован в том, чтобы у меня что-то получилось.

Я попыталась пожаловаться падре, но... падре погладил меня по голове, как маленькую девочку и снова посмеялся над моими желаниями. Ему тоже не нужно было ничего более статуса дееспособной.

Учитель по этикету, чопорная и худая до истощения пожилая женщина, похожая на англичанку-аристократку в сотом поколении, давно рассказала мне, что получение гражданства двухступенчатая процедура, которую проходят все юноши и девушки в двадцать один год. После успешного прохождения первой ступени человек считается взрослым и дееспособным. И только потом, если желает большего, идет на вторую ступень.

При том, что формально в этом мире равноправие мужчин и женщин, фактически почти все девушки не являются гражданами. Их этому просто не учат, как я поняла. Этикет, музыка, танцы, молитвы и рукоделие — полный перечень предметов в процессе обучения девушек. И не все из них даже умеют читать.

Надо ли говорить, что меня это не устраивало совершенно... я не собиралась отдавать свое состояние наглому соседу.

И через две недели после начала учебы решительно открыла дверь кабинета:

- Я хочу научиться читать, - заявила я с порога.

Бесцеремонно вошла и присела на тот же стул, что и в прошлый раз. За это время я окрепла еще больше, и теперь ходила самостоятельно, опираясь на трость, которую по моей просьбе вырезал из дерева Трофим.

- Мария Львовна, вы откровенно плохо справляетесь и с тем, что вам уже преподают, - не поднимая глаз от кипы документов, ответил жених, - учителя жаловались на ваше нежелание заниматься.

- Я хочу научиться читать! - сверкнула я глазами. Возможно был и другой способ изобразить из себя ребенка, но я не придумала ничего умнее, кроме как изводить учителей капризами. И только наедине с верной мамой-Ваской я позволяла себе быть собой. А она, если о чем и догадывалась, то молчала.

- Хорошо, - сжал губы в ниточку недовольный жених, - я сам буду учить вас. Два раза в неделю после ужина. Но если вы будете вести себя так же, как на занятиях, или я увижу, что вы не справляетесь, мы навсегда закроем этот вопрос. Вы все поняли?

Я кивнула, сползла со стула и, обиженно надув губы, отправилась к себе.

Внутри я ликовала. Библиотека в замке огромная. И хотя книги по большей части были рукописные, оказывается книгопечатание изобрели чуть больше полувека назад, но это не делало знания, скрытые в них, менее ценными.

5

В тот день я сбежала к нашему лекарю дяде Евстигнею. В его лекарском кабинете, больше похожем на логово шамана, изображая бестолковую девчонку, я занималась важным делом. Мне нужны были красители и ароматизаторы. И именно среди травяных запасов нашего лекаря я искала то, что в будущем станет цветом и ароматом моего душистого мыла.

Как-то сложилось, что для приготовления мыла дома я использовала чаще всего импортные компоненты: как масла, так и добавки. И если вместо кокосового, оливкового и других масел я планировала использовать животный жир, которого здесь было вдоволь, то чем заменить эфирные масла и минеральные пигменты я так и не могла придумать. Мне нужна была очень пахучая травка, которая растет в наших широтах. Поэтому и просиживала я целыми часами с нашим лекарем, помогая сортировать травы и готовить бесконечные отвары и мази.

А больных было очень много. Обогреть такой огромный замок было практически невозможно, поэтому печи топили только в жилых комнатах. А в коридорах и служебных помещениях стены нередко были покрыты толстым слоем белого мохнатого инея.

Мы варили очередной котелок мази для суставов. Лекарь Евстигней, весьма строгий пожилой мужчина, только недавно перестал выгонять меня из своих комнат, убедившись, что несмотря на странный интерес к травам и славу капризной взбалмошной девчонки, я ничего не порчу и не трогаю без его разрешения. И все охотнее рассказывал мне о своей работе, и даже давал какие-то мелкие поручения. Большинство растений мне было известно из прошлой жизни. Потому что, когда нет надежды на современные препараты, ты невольно начинаешь искать спасение в традиционной медицине. И в свое время я плотно изучала лекарственные свойства трав.

Вот и сейчас, я мешала будущую мазь длинной деревянной ложкой, прижимаясь к теплому боку маленькой печки, а лекарь шуршал травами, отмеряя нужное количество деревянным стаканчиком.

- Евстигней! - в лекарскую ввалился огромный детина из замковой охраны, - Трофим покалечился, господин барон тебя требует.

- Что там случилось? - недовольно заворчал лекарь, откладывая, однако, травы и начиная одеваться, - опять лошадь, поди, лягнула...

- Нет, - мотнул головой детина, - разбойники напали. Одного нашего насмерть положили, а Трофима покалечили. Они на торг в город ездили господин барон велел известь и соль отвезти, что по осени еще добыли.

Минут через пять бесчувственного Трофима, бледного от потери крови, на руках занесли в лекарскую, пачкая пол красными пятнами. В небольшой комнате сразу стало не протолкнуться от мужиков в толстых зимних тулупах.

- Не жилец, - вздохнул лекарь, - помрет не сегодня, так завтра. Не обескровит, так от горячки...

- Дядька Евстигней, - втиснулась я между воинами. Через все бедро Трофима проходила огромный и очень глубокий порез, хорошо хоть кость, видневшаяся на дне распахнутой грязной раны, была цела. - а давайте зашьем? Крестиком? Я умею!

- Мария Львовна, сейчас вы должны быть на танцах! - голос моего жениха прозвучал как гром среди ясного неба, - немедленно идите на занятия!

- Ненавижу танцы, - буркнула я и шагнула было к двери. Но он окрикнул меня, когда я уже выходила.

- Мария Львовна, что вы там говорили по поводу вышивки? Вы уверены, что сможете?

- Да, - буркнула я, - но мне нужна будет помощь. Нужно загнуть иголку.

- Несите, - устало вздохнул мой жених, - загнем.

- Господин барон, - вмешался дядька Евстигней, - вы уверены? У Мария Львовны, конечно, талант понимать травы, но...

Он покачал головой.

- Сам же говоришь, Трофим не жилец, - вздохнул мой жених, - пусть попробует.

Иголку он загнул мне сам. Руками.

А потом я, трясясь от страха навредить еще больше, хотя куда больше-то, промыла рану крепким отваром ромашки, и наложила шов из пяти стежков, предварительно обработав кожу по краю раны, иглу и нити крепким вином, за неимением лучшего.

Наложила повязку, бинты — ленты из старых рубах — конечно не были стерильными, но я плохо представляла, как добиться стерильности в условиях средневековья. Подержала на паром и наложила на рану.

Михаил Андреевич внимательно наблюдал за моими действиями, и даже помогал, если я просила.

Я сидела с Трофимом всю ночь. Мне все время казалось, что он вот-вот умрет из-за моей неквалифицированной помощи, хотя дядька Евстигней говорил, что кучер все равно не жилец. Хоть с моей помощью, хоть без нее...

Но утром Трофим пришел в себя и попросил пить. Впереди еще было много проблем: воспаленная рана, горячка и мое отчаяние, но через месяц дела пошли на поправку, а к весне Трофим уже ходил, прихрамывая на правую ногу.

Но все это было впереди, а тогда на следующее утро, когда я засыпала на ходу из-за бессонной ночи, меня вызвал к себе Михаил Андреевич.

- Мария Львовна, - он расхаживал по кабинету, - скажите мне, пожалуйста, откуда вам известно о таком способе лечения ран?

Черт возьми! Я чуть в обморок не грохнулась. Ну вот знала же, что нужно не отсвечивать. И что тут придумать? Что Господь Бог явился и научил? Ага. Я уже знала, что несмотря на средневековье такой набожности, как в нашей истории в этом мире не было. Да, люди верили в Господа Бога, но не считали, что жизнь это всего лишь подготовка к смерти. Жизнь дарована Богом не для того, чтобы испытывать лишения и страдания. Вроде бы небольшое отличие, но разница в образе жизни нашего и местного средневековья оказалась колоссальной.

- Мария Львовна, - он замер в двух шагах от меня, -я жду.

- Я... - просипел пересохшим до состояния пустыни горлом, - я...

От волнения забылись все навыки разговорной речи, и я не могла вымолвить ни слова. Как будто бы вернулась в тот самый первый день в монастыре, когда не могла произнести ни слова.

- Вы обманули меня, - сурово сведя брови, уставился на меня Михаил Андреевич.

И тут мне совершенно не к месту пришла мысль, что несмотря на молодой по сравнению со мной возраст, я никогда не воспринимала жениха, как мальчика. Нет, он с первого дня был именно мужчиной. Опытным, знающим и толковым. Нечего было и надеяться, что он не догадается о моем дуракавалянии.

6

Со следующего утра закипела работа. Первым делом я заказала самые большие примерно по сто литров чугунные котлы. Их должны были привезти аж с самой Фанкии, потому что в Русине чугун пока был не особо хорошего качества. Котлов мне нужно было минимум два, но я заказала три. Везти их долго, почти три месяца, мало ли что может случится в дороге. Оказаться потом у разбитого корыта не хотелось. Так что пусть будет запас.

Сначала для мыловарни я думала найти помещение в ближайшем городе, до которого было час верхом и два на телеге, но потом решила, что проще два раза в неделю отправлять обоз с готовой продукцией в город и привозить обратно сырье, чем мне самой каждый день тратить два часа на дорогу. Тем более, у меня не хватит денег на покупку даже какого-нибудь сарая на окраине. Попросить денег еще раз? Ну, уж нет...

А вот на территории имения, в самом дальнем углу усадьбы стояло никому не нужное каменное строение. То ли бывшая казарма, то ли конюшня. Никто уже и не помнил, что там было. Его мне показал Трофим. После того, как у него зажила нога, жених приставил его мне в помощь. Увидел однажды, как я тащу мешок золы для опытов. Ну, да... обычно я просила кого-нибудь, но в тот раз никого рядом не оказалось, а мне срочно надо было проверить новую идею.

Эта старая казарма-конюшня подходила мне идеально. Довольно просторное помещение, не меньше ста пятидесяти квадратов, слегка вытянутое и сориентированное практически точно с севера на юг. В нем отлично поместятся погреб для хранения животного жира, два моих цеха: поташный, где из золы будем получать концентрированный щелочной раствор, и варочный, где будем варить мыло, холодный склад для созревания мыла и склад готовой продукции, который я решила совместить с упаковочным цехом.

Идти к жениху за разрешением занять это помещение не хотелось, конечно. Я два дня обдумывала ситуацию и так, и эдак, но каждый раз приходила к выводу, что можно проявить гордость и попытаться выкрутиться как-нибудь, выкупив какой-нибудь сарай в деревне. А можно наступить на горло собственной песне, и начать путь с гораздо более выгодной позиции. В итоге жадность победила.

Мой опекун, чтоб ему пусто было, милостиво позволил варить мыло в старой конюшне. Во всей этой ситуации больше всего меня злила необходимость спрашивать разрешения, чтобы пользоваться тем, что принадлежало мне по праву. Но я старалась об этом не думать. Сжала попку в кулачок и вперед. Сейчас для меня более важно за два с небольшим года превратить мыловарню в очень крупное и успешное предприятие. Для получения гражданства нужны были рекомендации других граждан. И я сомневалась, что мне удастся получить такую от своего опекуна. А значит мне нужно добиться такого уважения среди аристократов, чтобы они были готовы поручиться за мою способность управлять имуществом, полученным от отца. И для этого моя мыловарня должна стать не просто крупным, а очень крупным и очень успешным бизнесом. Если буду слишком гордой, то не видать мне права собственности, как своих ушей.

Конюшня по самую крышу была забита каким-то деревянным хламом. Старые телеги, разбитая мебель, бревна... Но пара нарушителей из молодого поколения замковой дружины за два дня растащили все на две кучи: то, что можно еще использовать и то, что нужно сжечь и потом использовать для приготовления поташа. Зачем просто так выкидывать добро. У нас в замке уже давно вся зола складывалась в сухой кладовке. Хорошо быть баронессой... даже если за каждой мелочью приходится ходить к опекуну... р-р-р...

Из того, что можно использовать замковый плотник сколотил мне перегородки между цехами, столы, формы для мыла и стеллажи для склада. А Трофим, оказавшийся искусным резчиком, вырезал штампы, с надписью: «Леди Мэри» и схематичными рисунками, обозначающими сорт. Мягкое мыло я решила упаковывать в глиняные литровые горшки, это был самый маленький объем глиняных горшков. Можно было бы, конечно, сделать специальный заказ на более маленький объем, но цена за такую посуду выросла бы вдвое. Поэтому я отложила эту затею на потом.

Для начала я ориентировалась на мыло, доступное среднему классу. Потому что его всегда больше и потому, что для элитного мыло нужны были и элитные масла. Из свиного жира не сваришь кастильское мыло... поэтому покорение высшего света я отложила на будущее.

К приезду котлов мыловарня была практически готова, и даже погреб уже выкопали и покрыли два нанятых в деревне парня, а топленое свиное сало стояло аккуратным рядком в столитровых бочках. Оставалось только вмуровать котлы в печи, сложенные замковым же печником и можно запускать цикл.

- Маруся, - разбудила меня утром растерянная мама-Васка. Вчера я засиделась допоздна, заполняла технологические карты для разных сортов мыла. - Там какой-то купец тебя спрашивает...

- Купец? - я вскочила. Неужели привезли котлы? Прошло уже больше двух месяцев, так что я уже ждала. Как плохо, что нет телефонов и нельзя позвонить.

В мгновение ока оделась и выбежала во двор замка. У крыльца топтался довольно молодой усатый мужчина, и мял в руках шапку.

- Доброго утра, госпожа, - пробасил он, легка скосив глаза на мою палочку, - мне тут сорока на хвосте принесла, что мыло вы варить собрались. Котлы из Фанкии ждете... вот я и решил первым вас побеспокоить, поинтересоваться... так сказать... и ежели правда... то я бы взял... на пробу... так сказать...

Он явно был растерян, скорее всего его смутил мои вид. Вряд ли он ожидал увидеть хромоногую девчонку.

- Кто вам такое сказал? - удивилась я. Я пока никому ничего не говорила, кроме мамы-Васки, Трофима, жениха, плотника, парней из деревни... м-да... по секрету всему свету называется...

- Мой свояк вам печь ложил, - вздохнул купец, и неловко отступил назад, - извиняйте... видать не так понял что-то... свояк-то...

- Все правильно ваш свояк понял, - улыбнулась я, мгновенно просчитывая выгоды такого договора. Я-то думала придется самой на рынке мылом торговать для начала. А тут раз! И купец нарисовался. Не зря я за мыловарню взялась.

7

Первые партии мыла уже созрели, котлов все еще были в пути. С каждым днем время до совершеннолетия уходило, как дым из трубы моей мыловарни. Пронька уже ловко справлялся с процессом в одиночку, и я все чаще оставляла его одного.

По совету поверенного, Дмитрия Федоровича, я заключила с Пронькой договор, по которому он не имел права раскрывать тайну моей технологии. И за нарушение договора, по местным обычаям, ему грозила смертная казнь. Сначала я попыталась возражать, объяснить, что это негуманно, что достаточно большого штрафа, но Дмитрий Федорович, снисходительно улыбнувшись, привел один, но веский довод — Пронька не будет против. Потому что так принято. Это нормально.

Я тогда несколько ночей не могла уснуть. Думала. Размышляла. Вот я вроде бы из будущего, из более продвинутого века, но здесь, в средних веках, никому не нужны наши моральные принципы: гуманизм, человеколюбие, толерантность. И если я буду вести себя с людьми, с сотрудниками, как человек двадцать первого века, то это сочтут слабостью. Но как изменить в себе то, что впитано с молоком матери? Как заставить себя видеть жизнь совсем с другой стороны. Пожалуй, именно это стало для меня самым трудным.

Я могу приспособиться к жизни в замке без водопровода и канализации, ведь я даже не представляю, как спроектировать эти трубопроводы. Если бы это было доступно каждому среднестатистическому жителю нашего мира, то вряд ли бы сидели целые конторы, которые занимались расчетами и чертежами.

Я могу привыкнуть жить без телевизора, телефона и других средств связи. Научиться спокойно принимать неизвестность и отсутствие новостей не мировых, нет, но даже местных.

Я могу смириться со свечами и печным отоплением, с грунтовыми дорогами и грязью после дождя даже на крупном тракте, с поездками на лошади и еще с тысячами крупных и мелких неудобств этого века.

Но как принять, что ты имеешь право избить человека кнутом, за мелкие проступки, отрубить руку за воровство, или лишить жизни за разглашение секретной технологии. И не просто имеешь право, ты должна это делать. Иначе... прощай мечта о наследстве. Ибо это слабость. А слабому человеку никто не отдаст бразды правления огромным состоянием. Слабый человек не сможет даже наладить работу мыловарни. А значит не видать мне гражданства через два года.

Но мне неожиданно помог падре... и вера.

Падре каждый месяц навещал меня, чтобы убедиться, что его доля моего состояния достанется церкви. И именно он заметил, что со мной что-то не так.

- Мария Львовна, - задал он мне вопрос, - вы такая печальная. Случилось что?

- Да, падре, - ответила я. Я была слишком близко к глубочайшему отчаянию, к депрессии, с которой вряд ли смогла бы справится, - мы заключили с Пронькой, моим рабочим, договор. Ему грозит смерть, если он раскроет секрет моей технологии...

- Похвально, дочь моя, - кивнул падре, - это вам посоветовал поверенный господина барона? Правильный поступок...

- Но, падре, - возмутилась я, - от вас я такого не ожидала. Жизнь человека самое ценное, что может быть в этом мире. Как можно любить людей, но при этом позволять им подобную жестокость?! Как можно спать спокойно, отправив человека на конюшню для порки за нерадивость в работе, отрубить руку, за украденный кусок мыла, или лишить жизни за рассказанную тайну?

- Каждый человек, дочь моя, сам выбирает свой путь. Господь говорил, да воздаться каждому по делам его. Пронька ваш знает, что если будет лениться, то получит плетей. И он выбирает свой путь и несет ответственность за свои поступки. Каждый сам строит свою судьбу. А мы можем только молиться, чтобы близкие не сбились с пути истинного, не поддались проискам дьявола...

И я молилась. Религия вошла в мою жизнь, как спасение от мук совести, как способ не сойти с ума, как средство принять этот мир до конца. И мне истово, до самой глубины души, хотелось верить, что мои молитвы что-то изменят, и люди вокруг меня не сделают что-то такое, о чем они будут потом жалеть... и неважно, что им в этом поможет. Боги и моя вера или страх неотвратимого возмездия.

И если надо, то я смогу помочь Богу покарать человека за проступки, которые он совершил. Лучше я, чем Он.

Котлы привезли в тот самый день, когда первая партия мыла отправилась в лавку к Игнату. Символично получилось.

А с купцов я стрясла большую виру за нарушение сроков. И хотя это не особенно помогло наверстать упущенное по их вине время, но, несомненно, скрасило горечь моих потерь.

На установку котлов пришлось потратить два дня. Но зато потом дело пошло гораздо веселее. Пронька, ставший уже настоящим специалистом-мыловаром, получил в помощь еще двух парней и принялся варить мыло ударными темпами.

А я наняла молодую девчонку и начала учить ее фасовать жидкое мыло и шампунь и разрезать бруски твердого мыла на куски. Их мы продавали без индивидуальной упаковки, чтобы было дешевле. Любой упаковочный материал стоил денег, а уж в средние века больших денег. Даже бумага...

Я уже давно расширила ассортимент мыла до задуманного. И теперь мы производили: мыло хозяйственное — не ароматизированное для стирки и уборки, банное — с ароматом хвои и отваром подорожника, что давало зеленый оттенок, шампунь с корнем лопуха, окрашенный зверобоем, и жидкое мыло с ромашкой и для цвета, и для ухода.

И с новыми котлами, через два месяца мы завалим лавку Игната нашей продукцией.

А пока раз в неделю он отправлял подводу за тем мылом, что уже было готово. И это, наверное, даже хорошо, что начали мы с маленьких партий. Это позволило нам изучить спрос и создать дефицит. Поднимать цены мы не стали. Я настояла. Они все равно упадут, когда первые крупные партии пойдут в продажу. Но зато мыло у Игната раскупали в считанные часы и только по знакомству. Весь город гудел... наше мыло покупали даже аристократы. Не потому, что оно было лучше фанкийского... мыло на свином жире однозначно проигрывает кастильскому... а потому, что соотношение цена-качество у нас однозначно выглядело гораздо привлекательнее.

8

Выехав на проселочную дорогу, мы расслабились. Разбойники нам теперь не страшны, мы с ними только что договорились, до дома осталось рукой подать. Я оттерла сажу с руки, правда, платочек весь покрылся серыми пятнами, но это лучше, чем мои ладони. Чтобы не расстраивать маму-Васку, отнесу в прачечную сама.

Задул сильный ветер, кажется скоро и, правда, будет дождь. Хорошо, что обиженная мама-Васка вынесла мне кожу — большой кусок кожи, под которой можно спрятаться от дождя и не намокнуть.

Внезапный стук копыт позади, заставил нас насторожиться. Мы завернули за небольшую рощицу, так что кто именно там скачет, видно не было.

Мой кучер подгонял лошадь, постоянно оглядываясь назад. Я тряслась, как заяц, и тоже смотрела только назад. А вдруг в лесу не одна банда? А вдруг углежоги вполне мирные ребята? Черт возьми! Ну зачем я поехала одна! Надо было хотя бы стражника крикнуть для сопровождения.

Я зашептала молитву, чтобы отвлечься и перестать бояться. Каждый сам строит свою судьбу. Каждый сам пожинает плоды своих решений. А поехать в лес вопреки запретам, это было мое решение, и мне самой нести за него ответственность.

- Стойте! - громкий крик позади заставил Трофима занервничать. Наша лошадь, привыкшая к медленной и степенной езде, уже покрылась потом и бежать быстрее была просто неспособна. - Стойте!

Расстояние между нами и всадниками сокращалось, а мое сердце стучало все сильнее. И вдруг Трофим с облегчением выдохнул и натянул вожжи, замедляя ход лошади.

- Уф, Марья Львовна, - выдохнул он с облегчением, - это графские солдаты. Можно не бояться. Вон в мундирах все.

Мы остановились и стали ждать, когда они нас догонят. И теперь я тоже разглядела, что все всадники были одеты в одинаковую форму. Все, кроме одного. Того, который летел впереди всех и резко осадил лошадь у нашей телеги.

- Кто такие? И что вы делаете на моей территории? - задал он мне вопрос. А я, протолкнув комок, застрявший в горле, медленно, чтобы не заикаться, ответила.

- Баронесса Васильева Мария Львовна... выехали на прогулку, - соврала я, скрыв настоящую причину нашей поездки. Как-то интуитивно почувствовала, что лучше промолчать.

- Мария Львовна? - мужчина грациозно и элегантно спешился и подал мне руку, - позвольте представиться, граф Баранов Александр Владимирович. Прошу простить за то, что невольно напугал вас. У нас здесь разбойники лютуют, приходится быть бдительными.

Я протянула ему свою ладонь, радуясь, что успела стереть пятна сажи. А он вместо того, чтобы пожать руку, как я рассчитывала, склонился и поцеловал тыльную сторону. И первое, что я подумала: «Боже! Как негигиенично!» А потом меня просто накрыло смущение. Я покраснела так, что сердце застучало в мочках ушей. Не привыкла я к таким знакам внимания. И сразу вспомнила, что я не ходила на свидания уже почти пятнадцать лет... и это в прошлой жизни.

А граф был просто бессовестно хорош. Высоченный, худощавый, аккуратно уложенные, как будто бы он не скакал сейчас, догоняя меня, волосы цвета гречишного меда, острые скулы, волевой подбородок и пронзительно синие глаза под пушистыми, на зависть девушкам, ресницами. Он весь излучал элегантность, уверенность в себе и какое-то заслуженное, спокойное высокомерие.

Кажется, я что-то пролепетала в ответ. Что-то вроде «благодарю за любезность», а сама пыталась усмирить сердце, готовое навсегда покинуть меня, и отправится вместе с этим красавчиком.

- Мария Львовна, - произнес он все так же ровно, словно ничего не заметил, - ваш опекун совершенно зря отправил вас на прогулку без сопровождения. Здесь небезопасно, и мой долг проводить вас до дома...

Ах, божечки мои! Если он будет ехать рядом, то у меня может и не хватить разумной выдержки. А влюбляться в соседа в мои планы не входит. Да и не посмотрит он на такую как я... не особенно высокая, бледная, худущая, как говорят в нашем мире «доска — два соска», да еще с полуподвижным лицом и хромоногая. Единственное мое достоинство густые темно-русые волосы, длиной до колен, сейчас были спрятаны под теплым чепцом.

Но Бог, видимо, решил проверить меня на прочность по полной программе. Не успели мы проехать и пары сотен метров, как одновременно случились два события: заморосил дождь и сломалась ось у моей телеги.

Я не успела даже прийти в себя, как граф одной рукой рывком выдернул меня с телеги, как пробку из бутылки, и усадил на лошадь впереди себя.

- Вы двое, - он кивнул своим солдатам, - остаетесь с кучером, поможете ему. А я отвезу вас, госпожа баронесса, домой. Наслышан о вашем чудесном исцелении, и будет обидно, если вы заболеете из-за моего равнодушия. Я же не ваш жених, и не брошу вас в беде.

- Благодарю вас, граф, - прикрыла я глаза, стараясь унять грохочущее в восторге сердце.

Мне очень нравилось в объятиях графа. Я чувствовала его запах, какой-то одеколон с явным ароматом терпкой цитрусовой горечи... Эрл Грей... он ведь тоже был графом...

Спокойный и уверенный жар его тренированного, я это чувствовала, тела. Рядом с ним мне не страшны были все разбойники мира. Рядом с ним хотелось расслабиться, и просто наслаждаться его присутствием.

Конь под нами заходил ходуном. От неожиданности я пискнула и вцепилась в господина графа.

- Не переживайте, Мария Львовна, - с легкой усмешкой произнес он, - я держу вас крепко. И не уроню. Нет, только не вас...

И заглянул мне в глаза... моя выдержка улетела. Помахивая хвостиком. Как будто бы мне сейчас на самом деле восемнадцать.

До замка мы домчали в считанные минуты. А во дворе уже нарисовался мой опекун собственной персоной. Только что приехал, наверное, даже с лошади слезть не успел.

- Господин граф...

- Господин барон...

Скрестили они шпаги. Но мой опекун отступил. Спешился, молча принял меня у графа, помогая встать на ноги.

- Благодарю, господин граф, что позаботились о моей невесте, - выделил он голосом два последних слова. Кажется, я зря подумала, что он сдался.

9

У меня стали появляться деньги. Не так много, как хотелось бы, первое твердое мыло, сваренное в моих столитровых котлах, только-только стало поступать на прилавок. И это оказалось очень заметно. Все же ведерные чугунки не давали мне нужного объема и себестоимость мыла выходила почти такая же, как и моя цена. Но зато сейчас я, что называется, почувствовала разницу.

И закупила еще два котла. Только в этот раз не стала гнаться за супер-хорошими фанкийскими, а взяла наши, Русиновские. Рассудила, что лучше купить новый котел, когда этот расколется, чем ждать пять месяцев, как вышло в прошлый раз.

Наняла еще двух рабочих, и запустила котлы. Ассортимент в продаже пока не увеличивала, увеличила только объемы. Поняла, что мы с Игнатом продаем большие партии мыла практически так же быстро, как маленькие.

Постоянные покупатели стали брать больше мыла, а новые, получив возможность купить дефицитный продукт закупали сразу много.

- Игнат, - я в очередной раз приехала к своему купцу, - а не много ли будет мыла на наш город? Не хотелось бы, чтобы оно просто лежало у тебя без продажи.

- Что вы, госпожа баронесса, - улыбнулся довольный Игнат, - вашим мылом давеча граф заинтересовался. Купил несколько разных кусков. И для тела, и для бани, и для уборки. Сказал, ежели правда лучше фанкийского, он завсегда у нас покупать станет. И поинтересовался еще, что за леди Мэри... я ему не стал говорить, госпожа баронесса, что это вы и есть... сказал, мол, мое дело маленькое, мне привезли, я продал. А кто там и что... не разумею. Вы уж сами решите, надо али нет знать ему, чья мыловарня-то.

- Спасибо, Игнат, - улыбнулась я. От красавчика-графа больше двух месяцев не было никаких вестей. Я уже думала, что уехал он из наших краев. А вот на тебе. Объявился.

А Игнат был прав. Наше мыло уверенно входило в моду. И покупали его и простые ремесленники, и дворянские усадьбы «для уборки». А мне срочно нужно было дорогое мыло.

Выход мне подсказала моя резчица-упаковщица Марфа. Это случилось аккурат на Рождество.

- Госпожа баронесса, - ко мне в кабинет, который я отгородила прямо на мыловарне, и который одновременно стал лабораторией, - я хотела вас попросить...

Она вошла, потупилась, ковыряя носком ноги, обутой в лапти, в мыловарне было жарко из-за больших печей даже зимой, и молчала.

- Говори, Марфа, - недовольно ответила я. Я пыталась решить задачу по поиску уникальной добавки в мыло, которая бы позволила увеличить цену и сделать мыло элитным.

- Я... - она покраснела и еле слышно пролепетала, - у моей сестры день рождения. Я хотела подарить ей мыло.

Мои сотрудники покупали мыло по двадцать пять копинок, как и Игнат. Но не больше пяти кусков в месяц.

- По-моему, ты еще не выбрала свои пять кусков, - свела я брови.

Марфа вжала голову в плечи и помотала головой. Нет, мол, не выбрала.

- Я хотела попросить у вас платочек шелковый... старенький какой-нибудь... я в шелк мыло заверну и...

- В шелк, - повторила я... и, вытащив себя из-за стола, доковыляла до перепуганной девчонки. - Марфа, будет тебе платочек. Самый красивый подарю!

И от всей души обняла опешившую девчонку.

А все потому, что теперь я знала, как сделать дешевое мыло дорогим. И нет, это не только шелковый платочек в качестве упаковки. Это шелковый платочек внутри...

Мыло с натуральным шелком! Я варила такое в своем мире. Шелк очень сильно ощущается в готовом мыле, придавая ему какую-то особенную шелковистость.

Главной проблемой в нашем мире было купить натуральный шелк, синтетика заполонила все. А в этом времени искусственного шелка пока нет. Значит я вполне спокойно могу пустить платочек на мыло. И на котел будет достаточно пары платочков. А потом я заверну это дело в кусочек шелковой ткани и выставлю такую цену, которая будет по карману только самым богатым леди.

На ввод новой продукции я потратила два шелковых платочка. Один отдала Марфе, а второй пустила на опыты. Причем от второго осталось больше половины.

Под шелковое мыло мне пришлось снова закупать котел и ставить еще одного рабочего. Всего работников у меня уже было десять человек: три фанкийских котла, три русинских, ведерный для дегтярного мыла, Марфа для резки и упаковки в деревянные ящики. И двоих я совсем недавно, после того как опробовала в деле русинские котлы, поставила на изготовление поташа.

Дегтярное мыло появилось тоже совсем недавно. Сама удивляюсь, почему эта идея сразу не пришла мне в голову. Это же шикарный вариант не нужно ни красить, ни ароматизировать, а продавать можно, как средство от кожных заболеваний и насекомых. Но еще не известно, как начнут покупать этот новый сорт, все же запах очень специфический, нужно чтобы люди привыкли и распробовали, поэтому и начала с маленьких котлов. Ведь этот путь я уже испытала.

Пронька уже некоторое время был старшим среди моих работников и неплохо справлялся. И я стала думать, что совсем скоро мне нужен будет управляющий. Но нанимать кого-то со стороны не хотелось. Слишком много секретов в моей мыловарне.

Я предложила Проньке готовиться к новой должности. Паренек, конечно, немного растерялся, но я видела, как вспыхнули его глаза, когда я рассказала о перспективах.

Единственным препятствием к должности стала неграмотность Проньки. Но я решила этот вопрос просто — наняла учителя. А чтоб добро не пропадало, заставила учиться всех своих рабочих. Даже Марфу. Получился у меня такой кружок ликбеза.

После этого престижность моей мыловарни, как места работы, среди местной молодежи взлетела до недосягаемых высот. И я сразу заметила, как улучшилась дисциплина, и как сами мои ребята стали по-другому относиться к своим обязанностям. Это навело меня на определенные мысли.

И мы с поверенным моего опекуна, который негодовал и сопротивлялся до последнего, составили первый в этом мире трудовой договор, в котором помимо карательных мероприятий, прописали и поощрительные. В том числе оплачиваемый двухнедельный отпуск.