На берегу неба или одно маленькое письмо…

Глава 1. Кристофер Гамильтон.

Я тебя полюбил не сегодняшним днем, не вчерашним,

Словно звезды небес свой покинули дом навсегда.

Я тебя полюбил, когда в сердце от боли уставшем

Загорелась от глаз твоих нового мира звезда…[1]

[1] Стихи неизвестной поэтессы
Ю.Э. Евачевой - Серовой. Москва, 2015 г.

Мемфис. Март 1947 года.

Он сидел в глубоком кожаном кресле у камина в малой гостиной пустого и такого же холодного, как и сам, дома и смотрел на огонь, облизывающий поленья в очаге. Компанию ему составляли лишь виски и треск горящего дерева. Гамильтон недавно приехал сюда и, повинуясь какому-то странному чувству внутренней пустоты, еще не начал обживаться и обустраиваться на новом месте. Словно и здесь мистер Гамильтон не собирался задерживаться дольше каких-то нескольких месяцев. Агнешка, сварливая кухарка в старом родительском доме, как-то сказала, что война испоганила всех мужиков, да так, что они бегут, сами не зная, куда и от кого. Как бы мать ее не уговаривала, эта женщина не поехала вслед за Крисом в новый город, куда мужчина отправился ведомый странным душевным смятением, словно все это время его вела невидимая нить. Гамильтон снова прибывал в задумчивости, от чего на красивом высоком лбу молодого человека временами прорезалась хмурая глубокая складка. Подхватив стакан с янтарным напитком с журнального столика, стоящего рядом с креслом, он не спешил прикладываться к нему. Звук тишины в доме уже больше двух месяцев сводил его с ума, но ничуть не мешал размышлять обо всем, что терзало довольно давно. Он думал о своей жизни, такой же, в сущности, пустой, как и этот проклятый дом. Что он успел увидеть кроме сытой и обеспеченной жизни в детстве и отрочестве, кроме стен престижного военного училища, в которое поступил по настоятельной просьбе отца и неожиданно проснувшейся немыслимой тяги к полетам на самолетах? От девушек и так отбоя не было, а стоило ему надеть китель выпускника, а после и военную лётную форму таких желающих быть не просто с ним, а рядом с капиталом его семьи стало и вовсе не отбиться. Они сменялись одна за другой, зачастую прихватив с собой на прощание немного денег с личного счета Гамильтона в качестве отступных от каких-либо претензий и требований. И в скором времени Кристофер уже просто привык, что даже за любовь симпатичной девушки нужно впоследствии хорошо заплатить, чтобы в один из дней просто и без лишнего шума расстаться с ней раз и навсегда. И чтобы очередная бывшая девушка, назовем условно - Кейси, не чувствовала себя оскорбленной и несчастной. Но разве это можно было назвать жизнью? После училища он практически сразу попал на фронт и произвел немало успешных боевых вылетов в составе разных эскадр, уничтожил или подбил множество вражеских самолетов. А однажды, после очередной удачно проведенной операции, сослуживец и давний близкий друг Алекс Монтгомери, предложил в шутку написать письмо к девушке и отправить его наугад, на первый, пришедший в голову адрес. По сути, это эссе было посылом никуда. Но неожиданно, много недель спустя, когда Гамильтон уже успел забыть о том, что вообще писал какие-то письма, на него пришел ответ в потрепавшемся конверте подписанном тонким, слегка витым, девичьим почерком. Кристофер был удивлен и не смог не ответить своей неожиданной собеседнице, а после… Чем дольше продолжалась их переписка, тем сложнее стало остановиться и прекратить этот…фарс? И вот теперь, на полу, рядом с креслом, между ножек журнального столика стояла небольшая коробка с письмами единственной девушки, что за довольно короткое время лишь при помощи чернил и бумаги смогла разжечь в его сердце огонь столь глубоких чувств. Кристофер думал о том, что однажды ему выпал шанс любить. Так сильно, как он еще никогда в своей жизни никого не любил – по-настоящему, страстно и в то же время трепетно и с большой надеждой на будущее, но в тоже время он сам же предпочел просто пройти мимо и не заметить ни чего. Того, как между ним и этой девушкой зарождается самое светлое из всех известных чувств. Он своими руками оттолкнул ту, с которой переписывался долгие месяцы, рассказывая о себе и том, что делал, описывая в письмах лишь малую часть того, что на самом деле хотел бы ей рассказать... На удивление, с ней ему хотелось общаться не только сквозь расстояния и череду исписанных убористым почерком листов бумаги, но и когда, ни будь просто встретиться. В какой-то момент этой переписки ему стало казаться, что он видит ее нежную улыбку сквозь строчки, и не только улыбку. Хотя, они никогда не описывали в письмах свою внешность. Она писала взволнованно, но при этом очень сдержанно и коротко рассказывая о том, как проводила дни до того, как пришло его письмо, на которое отвечала. Каждый раз, читая ее ответы, он представлял ее лицо, но воображение подбрасывало множество вариантов и вот однажды, он не удержался и попросил девушку прислать ему свою фотографию… Он хотел увидеть ее настоящее лицо, а не созданное его воображением из фрагментов тех женских лиц, что он уже видел прежде. Алекс, заглянувший ему через плечо и прочитавший эту его «нелепую просьбу», тогда лишь откровенно посмеялся над ним, сказав, что эта игра затянулась и стоит оборвать переписку, пока все не зашло слишком далеко. И пока эта наивная дурочка окончательно не влюбилась, на воображав себе незнамо чего, в бравого летчика, у которого и без нее нет недостатка в женском внимании и не только. Возможно, приятель был в чем-то прав, но он не видел того, что сам Гамильтон уже заражен этой скверной, для любого свободолюбивого мужчины, «инфекцией первой искренней влюбленности» и остановить эту переписку сам уже не в силах…

Вздохнув, Крис, посмотрел на огонь в камине, и чуть прокрутив стакан с виски в пальцах, решительно сделал большой глоток. Янтарная жидкость огненным комком прокатилась по пищеводу и, опалив слизистую желудка, рассыпалась на «осколки» смешиваясь с кислотной средой пищеварительного сока. Гамильтона слегка замутило, но он быстро пришел в себя, всего лишь тряхнув головой и рефлекторно сглотнув немного слюны. Пить на пустой желудок было не самой лучшей идеей, но Кристофер не знал, как еще заглушить эти мысли о ней. Воспоминания в его сознании шли как кадры кинофильма и полупустой стакан виски, с легким стуком опустившийся на столешницу столика своим содержимым ничуть не остановил эти «кадры». Ему вспомнился тот день, когда он получил с ответным письмом ее маленькую фотокарточку, с которой на него смотрела симпатичная девушка немного старше двадцати лет с задорной, очень доброй улыбкой и такими же глазами. Он так же вспомнил и то, как разбил нос Алексу, за то, что тот осмелился выхватить у него из рук эту фотографию, и, посмотрев на нее, насмешливо заявить, что «такую будет не сложно затащить в постель на первом же реальном свидании». Тогда Кристофер сам не ожидал от себя, что врежет лучшему другу, всего лишь за попытку задеть честь малознакомой ему девушки… Ему верилось, что она не такая как все девушки, с кем ему доводилось встречаться прежде. Монтгомери не разговаривал с ним чуть более суток, а потом сам пришел с извинениями за то, что сказал о незнакомой девушке. Признал, что погорячился и дал уж слишком опрометчивую оценку. Ведь вокруг них всегда было полно разных девушек. И многие из них на поверку оказывались куда доступнее, чем хотели казаться. Однако, сам того не зная, Лекс успел посеять в душе Гамильтона зерно сомнения и в этой девушке. И когда впервые за несколько месяцев у них выдалось два дня увольнительных, Крис поспешил разыскать ее среди тысячи лиц на улице того маленького провинциального городка, где девушка жила. И почему-то первое, что он сказал ей в эту встречу, стало предложение заплатить, если она проведет с ним ночь. Вдобавок, к этому оскорблению, Крис солгал ей, сказав, что это максимум, на который стоит надеяться такой дурнушке. Его высокомерные слова тогда вызвали жгучие слезы в ее невероятно красивых глазах, размывая по лицу туш и прочую косметику, а рыдания искажали симпатичное личико гримасой искренней боли, смешанной со злостью. Она кричала и отталкивала его. Требуя, чтобы он ушел и оставил ее, в таком случае, навсегда. Наконец, бросив писать эти письма, которые, оказывается, были ничем иным, а наглой ложью… Он растоптал ее любовь. Ту единственную, что на самом деле оказалась искренней и безвозмездной. Но хуже всего для него, же самого было то, что эта любовь была взаимной. Сам того не понимая, Кристофер пытался убежать не от ее любви к себе, а от своей к ней. Оскорбив и унизив ее, он просто ушел, как девушка того и просила. Крис помнил и то, как он – боевой летчик, солдат и мужчина сам позволил себе расплакаться, едва отойдя от места встречи с ней всего на пару улиц. В ту минуту он ненавидел самого себя за слабость и малодушие, но, ни чего поделать уже было нельзя. Он своими руками уничтожил свое же возможное счастье быть рядом с ней. И что хуже, вполне мог посеять в ее сердце зерно недоверия, а хуже всего ненависти не только к себе, но и ко всем другим мужчинам, которые, когда, ни будь, захотят быть рядом с ней.