На грани безумия

Начало хаоса

Какова цена безумия? Ты теряешь свой разум, близких людей... Ты теряешь себя...

Утро наступало всегда слишком быстро. Вот ты только лёг, а солнце уже слепит тебе в глаза. Вставать рано Мия не любила, насколько она себя помнила. В детстве всегда было «Ещё 5 минуточек!». Но эти 5 минуточек утром заканчивались слишком быстро и приходилось вставать.

Кухня встретила относительным порядком и кошкой с голодными глазами. Взгляд зацепился за электронные часы - 6:30. Сегодня какая-то поблажка? Мэри не разбудила в 5 утра, как обычно?

– Ты сломалась что ли? – В недоумении спросила девушка и отсыпала корм кошке.

Завтракать девушка ненавидела почти также, как и рано вставать. Но кто врачу даст поблажку на перекус? До самого обеда будешь бегать с горящими глазами, выискивая пациента и тихо матерясь себе под нос. По крайней мере, последний месяц так и было. Одно радует: с сегодняшнего дня Мия Уинтер официально лечащий психиатр. И главная радость заключается в том, что можно было приходить на час позже.

Под хруст кошки рыжик сделала себе завтрак и уселась есть. Спросонья еда казалось резиновой и безвкусной. Но спокойно позавтракать на работе не даст никто, поэтому приходилось выкручиваться.

Пока Мия ела, кошка лениво и сонно смотрела на хозяйку. В такие моменты Мии очень хотелось стать кошкой - улечься и спать полдня. Кушаешь и спишь. Что ещё для счастья надо?; Потрепав ещё немного кошку, Мия вышла из квартиры.

Осень. С школьных лет это слово в мозгу стояло на полочке "Ненавижу". Она всегда казалось сырой, прохладной и грязной.

Одно радует – девушка внедрила в свой образ привычку вставать на полчаса раньше (если кошка не будила), чтобы избежать пробок и утренней толкучки людей.

Люди толкались, пихались, пытались уместиться где, казалось бы, нет места. Жгучее чувство раздражения и усталости разлилось по телу. Благо, ехать было недолго.

Недалеко уже виднелись ворота диспансера. Покапалась в сумке. Фух! Пропуск на месте. Ждать наставника или ещё хуже – главврача, – которые будут читать тебе нотации о том, что пропуск важен и что ни в коем случае его нельзя потерять. Охранник приветственно кивнул Мии, улыбнувшись, и нажал на переключатель. Зелёная лампочка высветилась на приборе и Мия поднесла пропуск. Прибор неприятно запищал, резанув слух. Мия неосознанно поморщилась и проскользнула на территорию диспансера.

Диспансер делился на 3 корпуса: 1, 2 и 3. Мия не стала спрашивать почему – по облицовке корпусов было понятно, что делились они по ходу строения. Одно спасибо: девушка будет работать во 2 корпусе, а не в 3

Помещение раздевалки встретило её кристальной чистотой. Люди поддерживали порядок в здании (по крайней мере, в том корпусе, где Мия работала). Халат, пропуск на шею, личное дело, убранные волосы, сладости. Всё. Можно идти

– Доброе утро, мистер Дорст, – улыбнувшись, сказала врач и зашла в палату. Холодные серые глаза встретились с яркими карими. Начинается...

– Добрым оно будет в день Вашего увольнения, мисс Уинтер, – огрызнулся Мейсон и опустил взгляд на книгу. Юноша всегда был отстранённым, хамил, огрызался. Любил пропадать. Его находили в самых разных местах: подоконник в общем коридоре, за деревом в ближайшем лесу, на крыше (куда больным суваться нельзя было ни в коем случае).

Честно? Хотелось прибить его. Просто схватить за волосы и несколько раз приложить об стену. Схватить за плечи, хорошенько встряхнуть и крикнуть в лицо: «МЫ ДОЛЖНЫ СОТРУДНИЧАТЬ!! ТОЛЬКО В ЭТОМ СЛУЧАЕ ТЫ ПОКИНЕШЬ ЭТИ СТЕНЫ!».

Глубокий вдох. Медленный выдох. Мия сжала жёлтую папку в руках и прикрыла глаза. Волна ярости угрожала вырваться наружу. Хотелось сделать больному очень-очень больно. Нет. Нельзя. Медики не имеют право проявлять насилие в любой форме. Даже если очень хотелось.

– Мейсон, ты же понимаешь, что если мы не найдём общий язык, то ты останешься здесь? Хочется дальше валяться на больничной койке и жить буквально по расписанию? Ты не скучаешь по дому? По родным? – Больной вернул ей колючий взгляд. Пальцы побелели от того, как парень сжал твёрдую обложку книги.

– Я не выберусь отсюда. Мне просто не позволят. По крайней мере, живым, – юноша опередил вопрос девушки, – не смейте спрашивать почему. Я всё равно не отвечу и Вы это знаете. Давайте не будем тратить ни моё, ни Ваше время и уже пойдём на эту чёртову прогулку.

Прогулка. Единственное время, где юноша обнажал свои переживания, боль, тоску и иные чувства, что так старательно пытался скрыть. Когда думал, что его не видят, не смотрят на него. Одним взглядом он кричал о том, что ему больно и плохо, но почему-то не шёл на контакт, не позволял приблизиться и помочь, хотя Мия очень пыталась.

Жаль его было? Очень. Создавалось ощущение, что он будто бы прошёл очень многое. И в этом «многое» было столько боли, что хотелось выть, кричать, рвать на себе волосы, но хоть как-то облегчить ту боль, что плескалась волнами в серых глазах.

Мия стояла чуть поодаль, не смея нарушить те жалкие минуты единения, когда Мейсон был Мейсоном. Парнем, который пережил многое. Который скрывал что-то очень-очень больное, но по непонятным причинам молчал. Ужасным непонятым причинам.

– Знаешь, – подала голос девушка. – Ты меня толком не знаешь. Я тебя тоже. У нас есть лишь имена и внешность. Говорят, что незнакомцу легче открыться. Может, хотя бы попробуешь?

– Ни за что, – с болью усмехнувшись, ответил Мейсон, – в первую очередь Вы мой лечащий врач. Врач, который мне не нужен, но который пытается хоть что-то вытянуть из меня, видя, как я страдаю. Знаете как я тут очутился? – Мейсон повернулся к Мие. В серых глазах читались мучения, страдания и боль. – Обратился за помощью.

Девушка опустила взгляд, поджимая губы. Было адски больно. Но боль была не её. Чужая. И от этого ей самой было больно. Мейсон впервые за долгое время сказал хоть что-то, поделился жалкой крупицей той горы боли, что носил в себе. Психиатр-эмпат. Забавно, правда? Глаза неприятно жгло, а рёбра словно впились в сердце.