В супермаркете играет ненавязчивая музыка и вкусно пахнет выпечкой. Набрав полную тележку продуктов, уже толкаю ее к кассе, когда замечаю в проходе холодильник с ягодами.
Как я могла его пропустить?
Бросаю всё, бегу за любимой малиной и беру сразу две коробочки. Она такая крупная, мясистая. У меня уже слюнки текут.
В который раз убеждаюсь, что спонтанное решение прилететь в Испанию в межсезонье было правильным. Конец ноября, а тут на прилавках свежие ягоды. На улице тепло, солнышко яркое. Классно.
Возле кассы, рядом с моей брошенной тележкой, топчется дедуля с пакетом молока. Вскинув руку, улыбаюсь и машу ему, чтобы вперед проходил. Как словами сказать – не знаю. Мой уровень испанского, как у собаки: только понимаю частично.
Сеньор оказывается сообразительный и кладет своё молоко на ленту. А следом за ним мою тележку обходят подростки с чипсами и газировкой. Еще и толкают её в сторону.
Эй! Это что за наглость?
Я срываюсь с места и сразу же врезаюсь во что-то. Вернее, в кого-то, кто вышел из-за поворота.
Коробки летят на пол, ягоды рассыпаются. Я громко ахаю, схватившись за лицо. А потом поднимаю глаза и... обалдеваю.
Передо мной стоит мужчина. Высокий, подтянутый, загорелый. В светлых чиносах и тенниске. Идеальная бородка подчеркивает чёткие скулы, а тёмные волосы лежат так, будто их только что уложили Дайсоном. В руке у него бутылка вина, на губах улыбка.
Незнакомец слегка выгибает бровь, и у меня в буквальном смысле слабеют колени. Я-то думала, что такие красавчики-испанцы только в тик-токе водятся, а они реально существуют, даже по магазинам ходят.
– Сорри, – выдыхаю, краснея и опускаясь на корточки.
Он присаживается рядом, молча помогает собирать малину.
Матерь божья, какие у него руки!
Красивые мужские руки – мой фетиш, а тут они шикардосные, и я на них пялюсь, как завороженная.
Испанец ссыпает собранные ягоды в коробку, протягивает.
– Грасиас [спасибо], – вспоминаю я нужное слово на его языке.
– Де нада [не за что], – отвечает он.
И у меня бегут мурашки.
Этот голос... Низкий, глубокий, обволакивающий. Он словно бархат.
А еще я вдруг улавливаю восхитительный аромат мужского парфюма: сандал, немного бергамота, капелька тёплой корицы… В базе – утонченный уд.
Нюхач я профессиональный, спецкурсы проходила и в элитной парфюмерии неплохо разбираюсь. Этот аромат из нишевых. А мужик не из простых.
Он что-то говорит на своём, и это звучит как песня – ничегошеньки не понятно! Нет, до уровня собаки я все-таки не дотягиваю. Стараясь выглядеть вежливой, киваю и зачем-то кланяюсь. Как глухонемая гейша, ей богу.
Красавчик смекает, что по-испански я не бум-бум, улыбается. Широко так, уверенно.
Матерь божья ещё раз!
Эта улыбка— как контрольный в голову. Была надежда, что у него хотя бы зубы окажутся кривыми, но нет – они идеально ровные и белые, как у кинозвезды.
Шикарный мужик! Марио Касас и Антонио Бандерас в одном флаконе. Что он делает в маленьком испанском городке? С такими данными ему бы в Голливуд.
– Ай эм соу сорри… – опять извиняюсь.
С той же дьявольски обаятельной улыбкой мужчина кивает, и я, притиснув малину к груди, семеню к своей кассе, а он идёт на соседнюю.
Выкладывая продукты на ленту, я не могу удержаться и краем глаза продолжаю на него глазеть. Рост под метр девяносто, плечи — как крылья самолета, бедра узкие, а задница…
Ох, какая у него задница! Крепкая, упругая, как с обложки фитнес-журнала.
Вот какого чёрта испанкам так повезло с мужиками? За это им такие боги в супермаркетах? Если верить Соне, местные девушки подмышки бреют через раз. У них тут махровый феминизм.
Мой Марио Бандерас прикладывает карту к терминалу, а я любуюсь его выразительным профилем. Вздыхаю про себя: как жаль, что у нас языковой барьер, даже не пофлиртуешь.
Впрочем, заигрывать с таким я бы не решилась.
Тем не менее, выйдя на улицу, сканирую взглядом парковку.
Мачо моего и след простыл. Умотал с вином к своей Хуаните. Такие не бывают одинокими. Ну и ладно, хоть глаза покормила, будет кого во влажных фантазиях представлять.
Докатываю тележку до голубенького «фиата» подруги, открываю багажник и начинаю перекладывать продукты в многоразовые сумки.
Соня предупредила, что в Испании пакеты на кассе покупают только туристы, местные возят с собой шопперы. Я всего вторую неделю здесь, но планирую задержаться и пытаюсь не выделяться. Приобщаюсь к традициям, так сказать.
Овощи, йогурты, молоко, кофе в зёрнах… А перед глазами всё он – красавчик из супермаркета.
Вспоминаю, как ляпнула подруге, когда та позвала погостить, что хочу роман с горячим испанцем. Это была чистой воды шутка. Я не готова к новым отношениям. Но этот красавчик зацепил.
Малина, увы, пострадала и теперь годится только на компот. Выбрав из коробки целые ягодки, ополаскиваю их водой и отправляю в рот.
Сочная мякоть растекается по языку лёгкой кислинкой и щекочет рецепторы, а эти хрустящие косточки... Ммм... Райское наслаждение!
Я закатываю от удовольствия и набираю ещё горстку…
– Как малина? Сладкая? – раздается за спиной мужской голос.
Рука дергается, бутылка падает, я резко оборачиваюсь.
– Да чтоб тебя! – вырывается, прежде чем я успеваю сообразить.
Передо мной тот самый мачо! И говорит он на чистейшем русском языке.
________
Дорогие читатели!
Если кратко, то эта история о том,
Как трудно вновь довериться, когда прошлое оставило на сердце шрамы
Как притяжение рушит страхи и сомнения
Как чувства могут перевернуть всё, что ты знаешь о себе, а искушение становится началом перемен.
Будет очень горячо🔥🔥🔥
Очень прошу проддержать книгу звёздочкой! Спасибо!
– А я смотрю – фиатик знакомый! – произносит мачо из магазина таким тоном, словно мы старые друзья.
Проглотив малину, я поднимаю упавшую бутылку и нервно прокашливаюсь.
Красавчик приближается ко мне плавной походкой хищника. За спиной у него серебристый «Порше Макан».
Макан – это тигр в переводе с одного восточного языка. В люксовых автомобилях я разбираюсь не хуже, чем в элитной парфюмерии. Спасибо бывшему – привил хороший вкус к автопрому. Хоть что-то хорошее после него осталось.
– Ты подруга Софии? – спрашивает отфотошопленный Марио Бандерас .
Ты?
И вам здрасте.
Я, конечно, понимаю, что он старше лет на десять, и у него «Порше». А ещё авиаторы от Тома Форда и тенниска от Фенди, которая стоит, как десять штук таких же от недешёвой Лакосты. В модных брендах я тоже непромах, и всё понимаю, но сходу тыкать – не камильфо. Мы даже не знакомы.
Интересно, как его зовут? Хоть бы Валера. Или Аркадий. А лучше – Иннокентий. Ну что-то же должно быть не идеальным!
Но нет, он наверняка какой-нибудь Влад, Давид или, на худой конец, Александр.
Незнакомец подходит ближе, поднимает очки на лоб.
– Я – Тимур, – представляется. – Козырев.
Ого.
Имя и фамилия у него – что надо. Идут ему очень.
Он протягивает руку. Я её легонько пожимаю и не своим голосом отвечаю:
– Очень приятно. А я – Даша. Просто Даша.
И чего я тушуюсь перед ним?
Да, на мне домашний трикотажный костюм и стоптанные кеды, которые я умудрилась облить водой. На голове дурацкая гулька, и фамилия у меня обычная – Мезерова. Но так он не свататься ко мне подошёл. Это просто знакомый Сони, который забеспокоился о её машине. Мало ли, вдруг я её угнала?
– Мне тоже очень приятно, просто Да-ша, – немного нараспев произносит Тимур мое имя, глядя прямо в глаза.
Я улыбаюсь одними губами, ведь на зубах у меня наверняка малина.
Мы стоим и смотрим друг на друга. В магазине его глаза показались мне карими, но на солнце в них проявились зелёные крапинки, и я на них залипла.
Пауза затягивается. Тимур кладёт руку на крышу фиатика.
– Вы правы! – спохватываюсь. – Это машина Панасоника. То есть Сони. То есть Софии Соловей. А я её давняя подруга.
– Просто Даша, – с лёгким прищуром напоминает он, как я представилась. – Вы с Софией из одного города?
– Ага. С детского сада дружим, в школе сидели за одной партой. Три года не виделись. Она в гости позвала – я прилетела. А она наоборот – улетела по делам. Квартиру и машину мне оставила. Временно, конечно!
Боже... Зачем я всё это говорю? Тараторю, как простушка.
– И давно ты прилетела, Даша?
Он делает акцент на моём имени и снова заглядывает в глаза. Взгляд у него такой… внутрь проникающий. Мне неловко и как-то резко жарко становится. Очень жарко. Хочется снять толстовку.
– На прошлой неделе, – отвечаю сконфуженно.
– Нравится в Испании?
– Да, конечно. Я здесь впервые и в некотором шоке, что в ноябре так тепло, – обмахиваю лицо рукой. – Вообще я очень люблю солнце, море, лето.
– И малину, – добавляет он, беря с крыши коробку с ягодами.
– Вы простите, что я на вас так налетела. Это было ненарочно. Я очередь задерживала, спешила и не заметила вас. То есть не сразу заменила. Так-то вы приметный. Высокий такой. И широкий...
Я зачем-то оправдываюсь и делаю это криво. В принципе язык у меня неплохо подвешен, но конкретно сейчас – он не в том месте. И голос как не родной, и ноги ватные. Но самое ужасное – мне дико жарко. Я будто в духовке.
– Всё нормально, Даша, я не пострадал, – усмехается Тимур. – Ты так и не ответила: малина-то сладкая?
– Очень! Хотите попробовать? Я помою.
Я начинаю суетиться. Выбираю целые и самые крупные ягоды, отхожу немного, ополаскиваю их. Возвращаюсь и протягиваю ему в раскрытой ладони.
И тут происходит то, что окончательно выбивает почву из-под ног.
Тимур обхватывает пальцами моё запястье. Медленно, как будто с ленцой наклоняется и начинает неспешно собирать малину губами.
Своими губами. С моей руки.
Я чувствую примерно то, что испытывала в третьем классе, когда Коля Фёдоров зажал меня в лифте и поцеловал в щеку. Если коротко – взрыв мозга.
При каждом прикосновении губ перед глазами мелькает яркая вспышка. Пять ягод – пять разрядов. Небольшой фейерверк на парковке супермаркета средь бела дня.
– Вкусно… Очень… Спасибо.
Тимур поднимает глаза, ловит мой взгляд. Его низкий бархатистый голос звучит на фоне гулкого стука в ушах. Лицо заливает краской, тело буквально вспыхивает огнём. Резко одёрнув руку, я делаю шаг назад и киваю.
– Что ты уже видела, Даша? Где успела побывать за неделю? – как ни в чем ни бывало интересуется Тимур, дожевав ягоды.
Разглядывая свои кеды, я пытаюсь хоть как-то собраться. Получается откровенно плохо. В голове у меня малиновый кисель.
– Эм-м… Да нигде особо, – мямлю. – Местные бухточки исследовала, по Барселоне немного гуляла...
– Здесь в округе много интересных мест, на любой вкус. Горные деревеньки, средневековые городки, испанская Венеция, дом-музей Сальвадора Дали…
– В музей Дали я очень хочу попасть, – оживляюсь, довольная тем, что наша беседа вернулась в светское русло. – Только он далековато. На автобусе долго, а к Сониному «итальяшке» я пока привыкаю.
– Недавно за рулём?
– Пять лет, но опыта немного и был перерыв. Год назад я переехала в Москву, а там бесконечные пробки. На метро быстрее и спокойнее.
– Столицу, значит, покоряешь? – улыбается Тимур. – Модель или актриса?
– С чего вы взяли? Я маркетолог, работала в продажах. В Москву переехала к бабушке. А вот она у меня как раз актриса, больше сорока лет поёт в оперетте.
Он проводит по мне медленным, как будто оценивающим взглядом.
– У тебя модельная внешность.
Когда-то я действительно работала моделью и даже участвовала в конкурсе красоты. Три года назад стала вице-мисс края. Это было еще до разрыва с бывшем. С тех пор в моей жизни многое изменилось. Я больше не делаю ставку на свою красоту, но мне польстило, что такой интересный мужчина заметил и оценил её.
Домой, то есть в квартиру Сони, я возвращаюсь в пришибленном состоянии, повторяя про себя: «Не думай о нём. Там сплошные красные флаги. Даже не думай…»
И чем больше я себя уговариваю, тем больше думаю о новом знакомом. Вспоминаю, что он говорил, как смотрел, как малину с моей руки ел... Аромат его парфюма, глубокий взгляд…
Прям заклинило. Надо как-то отвлечься.
Разобрав покупки и на скорую руку перекусив, затеваю уборку. Это должно помочь.
К домашней работе я приучена с детства. Мы с мамой жили вдвоём. Она работала на швейной фабрике и часто брала дополнительные смены, так что дом был на мне. Ежедневно вымытый пол и влажная тряпка на пороге – обязательный минимум. Иначе – подзатыльник.
«Привыкай работать, Дашка. Никому ты в этой жизни не нужна», – часто повторяла мама, с ранних лет прививая мне философию трудных денег. Она называла меня только «Дашка» и не очень-то жалела.
Ребенком я была обычным, но к пятнадцати годам и расцвела майской розой. Маме это как будто не нравилось. «Видная ты девка, мужики на таких падкие, но женятся на скромных и работящих. Взяла тряпку и пошла убирать!», – гоняла она меня. Сама всю жизнь впахивала, но замужем так и не побывала.
Мама родила меня после курортного романа с молодым заезжим москвичом. Долгие годы я верила в сказку, что мой папа был военным лётчиком и героически погиб при исполнении интернационального долга. Пока однажды не пришла посылка из Америки. Там был страннй набор подарков и записка с контактами некого Марка Марона.
Так в моей жизни внезапно появился отец, который к военной авиации имел такое же отношение, как мама к большому балету. Больше десяти лет он жил в Майами, владел риэлторской конторой и был женат на американке. Всё у него было хорошо, только детей не было.
О моём существовании он узнал случайно: увидел на странице маминой подруги фото с моего четырнадцатого дня рождения, заметил сходство, посчитал… и всё понял.
Когда мы впервые созвонились по скайпу, отец прослезился. Я была его копией, и талантами пошла в их семью – училась в школе искусств на «вокально-хоровом», играла на фортепиано. Помню, мать заметила тогда с презрением: «Так она вся в вашу породу».
Я могла бы быть Дарьей Марковной Марон, но она записала меня на свою фамилию и дала чужое отчество – Евгеньевна. Позже я узнала, что Евгением звали врача, принимавшего у неё роды. Моего отца она посчитала недостойным такой чести.
Как-то в разговоре с подругой мать назвала его ублюдком. Наверное, имела право: узнав, что она залетела, он просто перевёл ей деньги на аборт.
Спустя годы Марк решил загладить вину. Он предложил нам с мамой постоянную финансовую поддержку. Она сначала фыркнула, но в итоге согласилась. Сказала, что только ради меня.
До этого мы жили бедно. Я ходила в штопаных колготках и мыла голову обычным мылом. С появлением отца всё изменилось. Мы сделали хороший ремонт в нашей старенькой «панельке», у меня появились фирменные шмотки, позже – дорогая косметика и карманные деньги.
Папа звонил всё чаще, мы сблизились. Он прилетал на моё шестнадцатилетие, и мы провели вместе целую неделю, которая осталась одним из самых тёплых воспоминаний в моей жизни.
С ним было интересно: он казался мне крутым. Богатый, умный, современный. Ещё довольно молодой и очень привлекательный мужчина. Высокий, статный, ухоженный. Мой идеал. На его фоне мама выглядела зашоренной замухрышкой.
Она не давала ему установить отцовство и дать мне свою фамилию. Он не хотел с ней судиться. Мы ждали моего совершеннолетия, но за три месяца до дня рождения его не стало. Оторвался тромб. Хвалёная западная медицина не спасла.
Папа обещал подарить мне машину. Я навсегда запомнила его слова: «Начнёшь ездить за рулем – почувствуешь больше свободы, станешь увереннее в себе, а значит, счастливее».
Отец не оставил мне наследства, но благодаря ему я поняла: деньги – это не столько про вещи, сколько про свободу.
Мы с мамой снова стали жить скромно. Она как будто с облегчением вернулась в привычную бедность. Мне было сложно. Я уже знала, каково это – не считать каждую копейку, чувствовать уверенность и выбирать лучшее. Я почувствовала ту самую свободу.
Спустя год машину мне купил любовник. Но это, как говорится, уже совсем другая история…
Ближе к вечеру полупустая однушка Панасоники сияет чистотой и благоухает отдушками моющих средств. Я выхожу на балкон снять высохшее за день бельё и… зависаю.
На море полный штиль, горизонт размытый. Серебристая водная гладь зеркалит нежно-розовое предзакатное небо, цвета вокруг пастельные, мягкие, как из старого акварельного альбома.
Глубоко вдыхая солоноватый морской воздух, я вслушиваюсь в отдалённые крики чаек и мысленно улыбаюсь. Хорошо, что я приехала. Мне была нужна перезагрузка.
Вдали виднеется набережная. Там уже зажглись фонари, неспешно прогуливаются люди. Мне тоже хочется пройтись, пока не стемнело. Посидеть в кафешке, выпить кофе, съесть бельгийские вафли с мороженым. Но… я боюсь встретить Тимура.
Это так глупо и нелогично, что даже смешно. Такая дурочка! Всё гоняю и гоняю по кругу нашу встречу. Заинтриговал меня этот мачо.
Несколько раз я порывалась позвонить Соне, расспросить о нём. Если он женат, выброшу из головы мгновенно! Кольца на пальце не было, но это ничего не значит. Мой бывший тоже не носил обручалку, но во время нашего знакомства уже был женат. Уверял, что в процессе развода, почти три года вешал лапшу на уши. По сей день не развёлся.
Идею прогуляться по вечерней набережной я откладываю. Есть у меня ещё одна. Открываю ноутбук и захожу на сайт Икеи. Соня недавно переехала, в её квартире нет ни мебели, ни занавесок, ни посуды... Я помогаю ей обустроиться, покупаю разные нужные мелочи.
Когда кто-то говорит, что шопинг утомляет, я искренне не понимаю, как это возможно. Обожаю делать покупки! Деньги всегда трачу с кайфом. Для этого они и существуют. Спустя час баланс на моей карте уменьшается, а настроение улучшается.
Напрасно я пошла гулять по набережной в одном свитшоте. Соня предупреждала, что вечера здесь прохладные, но я не придала её словам значения. Как только солнце село за горы, температура резко упала. Днём было двадцать с лишним, сейчас – не знаю сколько, но по ощущениям, как в холодильнике.
Дойдя до середины набережной, я чувствую, как коченеют пальцы и стынет кончик носа. Мороженое есть перехотелось. Высматриваю, где бы погреться и выпить что-нибудь горячее. Среди светящихся вывесок выбираю известную бургерную и захожу.
Внутри шум-гам и неприятно пахнет пережареным маслом, зато тепло. Взяв карамельный латте, я устраиваюсь за маленьким столиком у окна и достаю телефон.В который раз собираюсь набрать Соню, но останавливаю себя. Она улетела к своему Гордиевскому пытаться наладить отношения. Они могут быть вместе, я не хочу мешать.
Через два стола от меня расположилась шумная компания местных. Ребята пьют пиво, едят фастфуд и громко разговаривают по-испански. Среди них есть девушки, но парней больше. Один из них, смазливый и с серёжкой в ухе, сверлит меня взглядом с момента, как вошла.
Демонстративно отворачиваюсь, печатаю Соне сообщение:
«Как ты там? Встретилась со своим принцем?»
Проходит около минуты, и она отвечает:
«Сижу одна в гостинице, жду. Ник ещё на поминках. Мы виделись, но толком не поговорили. Он удивился, что я прилетела. Не знаю, Дашик… Может, зря я всё это затеяла?»
Панасоник моя вся на нервах, что неудивительно. История у них с Никитой долгая и запутанная. Она родила от него дочку и зачем-то скрывала её. Тем временем он растил чужого сына.
Драма похлеще, чем в турецких сериалах, но я верю в хэппи-энд их пары. Чтобы поддержать подругу, включаю мотиватора:
«Всё получится, Панасоник! Даже не сомневайся! Будь честной с ним, расскажи всё, что знаешь. Ничего не умалчивай, поняла? И не бойся сказать, что любишь. Он этого ждёт!»
«Ох… Не уверена. Но ты права. Я должна всё рассказать».
Отправив ей парочку оптимистичных смайликов, я пью свой латте и довольно улыбаюсь. Соня всегда была трусихой, но сейчас она готова бороться. Никита тоже готов. Значит, у них получится.
Смазливый парниша из шумной компашки подмигивает мне. Я хмыкаю и головой качаю: вот наглый малолетка! Стрижка у него интересная, руки и шея забиты цветными татухами, на лице – зашкаливающее самомнение. Бесспорно хорош, осталось только подрасти.
Мне никогда не нравились ровесники. Бывший был на десять лет старше и на целую жизнь опытнее. Мой психотерапевт считает, что я идеализировала образ отца и подсознательно искала ему замену. Нашла и доверилась, а меня обманули. Это и привело к затяжной депрессии.
Когда Кир меня бросил, я не хотела жить. Попала в больницу, а после выписки проходила длительную терапию и принимала препараты, от которых чувствовала себя тупым уродливым овощем. Похудела до дистрофии, покрылась прыщами... Волосы выпадали клоками.
Таблетки отменили примерно год назад. Было тяжело, меня реально ломало, но я справилась. Чтобы сменить обстановку, переехала к бабушке в Москву и вышла на работу.
Красота вернулась раньше душевного спокойствия. Мужского внимания стало в избытке, но я всех отшиваю. Не готова открыться, не хочу влюбляться.
Я прошла через маленький ад. Еще раз – ни за что.
Малолетка со столика испанцев ловит мой взгляд и машет. Потом говорит что-то другу и встаёт. Он явно намерен подойти, а у меня нет желания знакомиться. На сегодня лимит общения с мужским полом исчерпан.
Пишу Соне:
«Срочно! Нужна помощь! Как местного послать? Что ине сказать, чтобы сразу отвалил?»
Подруга присылает хохочущий стикер, а мне ни капли не смешно. Парень уже выбрался из-за стола, идёт ко мне..
Бросаю недопитый латте, спешу на выход. На ходу читаю:
«Посылай по-русски, с выражением. Можешь матом, его все понимают...»
Она ещё что-то пишет, телефон продолжает пиликать, но у меня нет времени читать. Я уже на улице, поворачиваю в сторону дома.
Парниша тоже вышел, идёт следом, что-то громко говорит по-испански. Делаю вид, что не слышу. Он переходит на английский, пытается привлечь внимание, просит остановиться. Я продолжаю игнорировать.
На набережной пустынно, по холоду гулять никто не хочет. Мне вдруг становится страшно, и я ускоряю шаг, но приставала быстро догоняет и дёргает за локоть.
– Эй! Что такое? – возмущаюсь по-русски, как советовала Соня. – Не трогай меня!
Он лыбится, но руку убирает. Перекатившись с пятки на носок, представляется модным испанским именем Уго и спрашивает, как зовут меня. На английском.
– Я ничего не понимаю! – вру, понятное дело.
Парень шире улыбается. Говорит, что я красивая и он сразу понял, что русская. Уточняет, из какого я города. Называет Москву, Питер и почему-то Казань… Надо же, какой эрудированный.
– Нет у меня времени с тобой разговаривать. Я к мужу спешу, ясно? Он там, – машу куда-то в сторону. – Тоже русский. И очень злой! Ему не понравится, что ты ко мне пристаёшь, понял?
Судя по дебильноватой улыбке, ничего он не понял. Пытается снова схватить меня за руку. Сходу крыть его матом не хотелось, но момент настал. Я набираю полную грудь воздуха, но выругаться не успеваю – этот гад выхватывает у меня телефон.
Соня предупреждала, что в Испании часто воруют телефоны, особенно у туристов. Но я не думала, что это произойдёт со мной. От неожиданности теряюсь, а потом как заору сиреной! Так громко, что парень отшатывается. Но не убегает. Он подносит телефон к моему лицу, чтобы разблокировать экран.
– Ах ты сволочь! – визжу, бросаясь на него с кулаками. – Ничего у тебя получится!
Знаю, что он задумал. Глаза выцарапаю, но деньги со счета снять не дам. Я их больше года откладывала, экономя буквально на всём.
Несколько минут я прыгаю вокруг воришки, пытаясь отобрать телефон, но он ловко уворачивается и с наглой ухмылкой тычет пальцем в экран. Ещё смеётся при этом, будто это игра.
– Щегол просил передать, что извиняется. Он не хотел тебя обидеть – только познакомиться, – говорит Тимур, протягивая мне телефон.
– Щегол? – переспрашиваю, ничего не понимая. – Он сказал, его зовут Уго.
– И не обманул. Он записал в твой телефон свой номер. Ты ему сильно понравилась, – усмехается мой защитник.
Минуту назад он тряс татуированного испанца за шкирку и орал на него на смеси испанского с русским матерным. А теперь выглядит абсолютно спокойным, даже улыбается.
Выдержка у него железная. А я вся скукожилась и дрожу, как осиновый лист. Напрочь дезориентирована происходящем.
Тимур сказал мне зайти в ресторан, откуда вышел. Я была в таком шоке, что просто послушалась. Смотрела на разборки через стекло и боялась дышать. Переживала. Особенно когда из бургерной вывалили дружки испанца. Хорошо, что обошлось без драки.
– Он вёл себя неадекватно, я испугалась. Решила, что он вор, понимаете? – оправдываюсь, чувствуя, как пылает лицо. – Спасибо, что вмешались…
Тимур выгибает бровь, уголок его рта коротко дергается.
– Ты так и будешь мне выкать?
Я осмеливаюсь посмотреть ему в глаза. Они почти чёрные. Не злые, нет, но взгляд настолько пронизывающий, что по спине бежит холодок.
– Не буду, если хотите… то есть, если можно.
– Нужно, – поправляет он.
– Ладно, хорошо, поняла, – лепечу, окончательно теряясь. – А где тут?.. – верчу головой. – Мне нужно в туалет… То есть в дамскую комнату, – быстро исправляюсь.
Браво, Даша! Еще бы «пописать» у взрослого дяденьки попросилась.
– Это там, – кивает он за барную стойку.
– Спасибо вам… Тебе… – продолжаю тупить и сбиваться.
Тимур выгибает вторую бровь. Ирония на его лице добивает меня окончательно. Чувствуя себя полной дурой, я почти бегу от него к уборной.
Умываясь холодной водой, пытаюсь прийти в себя. Лицо горит, в висках стучит. Давно мне не было так стыдно за себя.
На одном из первых свиданий с Кириллом со мной случился конфуз. Мы пришли в элитный ресторан и только сели за стол, как у меня порвалась лямка на платье, оголив одну грудь.
Помню, хотелось провалиться под землю. Кир тогда сказал, что не видел груди красивее. Наверняка соврал, но я поверила. Тем вечером он лишил меня девственности. Так начались мои первые и, как выяснилось позже, крайне нездоровые отношения.
Почему я снова вспоминаю бывшего? Да потому что Тимур мне его напоминает. Только он ещё интереснее и статуснее. Таких мужчин не привлекают дурашки вроде меня сегодняшней. Сильные выбирают сильных. Если это не про абьюз, конечно, как было у меня с бывшим.
Мне бы хотелось, чтобы шикарный Тимур Козырев узнал меня лучше. Я вовсе не глупая и умею подать себя. Когда-то я представляла элитные бренды косметики и одежды, моё имя мелькало в светских хрониках.
Но сегодня со мной всё не так.
Мы встретились дважды, и оба раза при обстоятельствах, в которых я выглядела убого. Уверена, на этом наше общение закончится.
Однако, когда я выхожу, Тимур ждёт меня у барной стойки.
– Есть хочешь? – спрашивает с лёгкой улыбкой.
Я кажусь ему настолько жалкой, что он решил меня накормить? Отлично просто.
– Спасибо, я ужинала.
Это неправда, я снова вру. Пока ещё моргаю, но надо завязывать. И со словом «спасибо» в каждом предложении – тоже.
– Давай просто посидим, выпьем что-нибудь? Составь мне компанию, Даша.
Тимур показывает рукой проходить, давая понять, что отказ не принимается. Мы проходим к столику в дальнем углу полупустого ресторана.
Обстановка в заведении мне нравится. Интерьер стильный, без вычурности: дорогая мебель, элегантный текстиль, на столах красивая посуда... Приглушенно играет спокойная музыка, из дизайнерских светильников льётся мягкий свет.
Соня говорила, что в их городке есть только один действительно приличный ресторан, и его держит кто-то из наших. Похоже, это как раз он.
На столике стоит бокал с недопитым красным вином и тарелка с остатками стейка. Подбежавший официант быстро убирает всё на поднос и протирает стол. Тимур отодвигает для меня стул, больше похожий на кресло.
– Мне жаль, что ты прервал свой ужин из-за меня , – говорю я, присаживаясь.
Спину держу прямо, голову высоко. Хватит уже тушеваться перед ним.
– Все нормально, Даша.
Он кладёт руки на стол и впивается в меня прямым взглядом. Я пока не понимаю степень его заинтересованности во мне, но она определенно есть.
– И всё же мне неловко, – признаюсь, сложив свои руки на коленях. – Такое глупое недоразумение. Я подумала, что этот парень собирается снять деньги с моего банковского счёта.
– Это могло быть так. Ты правильно сделала, что защищалась. Смелая девочка, боевая, – хвалит Тимур, не отводя глаз.
Его видимая простота обманчива. Передо мной мужчина, чётко осознающий свои желания и возможности. Его силу я чувствую нутром, и это чувство вызывает во мне непроходящую внутреннюю дрожь.
– О нет, что вы! – случайно выкаю, но решаю не исправляться. – На самом деле я страшно растерялась и чуть не расплакалась от бессилия. Ты появился очень вовремя, Тимур.
Произнося его имя, я немного подаюсь вперёд и убираю за ухо выбившуюся прядь волос. Он принимает этот жест за заигрывание и тоже наклоняется.
– Звучит как тост. Надо за это выпить, – произносит, понижая и без того низкий голос. – Что ты будешь? Вино, шампанское, мартини..?
Мы настолько близко, что вся моя собранность летит к чертям.
– Лучше просто сок. Или воду, – прошу блеющим голосом.
– Может, всё-таки бокал вина? – мягко уговаривает он. – Это поможет расслабиться, ты до сих пор бледная.
Бледная? Мне кажется, что я уже красная, как переваренный рак.
– Я обычно не употребляю спиртное, – признаюсь, нервно натягивая рукава кофты до самых пальцев.
На красивом мужском лице мелькает удивление.
– Принципиально или есть причина?
Как ответить, я думаю не меньше минуты, в течении которой Тимур не сводит с меня внимательных глаз.
Заложив крошечный салон Сониного «итальяшки» пакетами и коробками до самого потолка, я плюхаюсь на водительское кресло и устало выдыхаю. Шоппинг, оказывается, способен вымотать даже меня. Особенно, если обойти два этажа огромного молла, скупить тонну товаров для дома и весь день ничего не есть.
Ноги гудят, руки болят, в животе громко урчит… Выпиваю маленькую бутылочку персикового сока, чувствую лёгкий прилив энергии и выруливаю с паркинга. Поем уже дома. Надо успеть доехать засветло, дорога малознакомая.
На трассе делаю музыку громче и давлю на газ. Фиатик недовольно урчит, но скорость резво набирает. За окном мелькают изумрудные сосны и цветущие кустарники. Нормальной зимой в Испании и не пахнет, но витрины магазинов уже сияют рождественскими огнями, и на улицах появились украшения. Повсюду атмосфера праздника.
Я тоже купила искусственную ёлку, три набора шаров, гору мишуры и пять штук гирлянд. Хочу к приезду Сони превратить её квартирку в маленькую сказку.
Хочется чуда!
Из колонок звучат «Цветы» Майли Сайрус, и я с чувством подпеваю, старательно вытягивая каждую ноту. Обожаю эту песню! Гимн сильных и независимых женщин, одной из которых я обязательно стану. Сто процентов, уже скоро!
На этой мысли горло сжимается, а в глазах собираются слёзы. Я перестраиваюсь в правый ряд, сбавляю скорость и смаргиваю их, пытаясь взять себя в руки. Что это за эмоциональные бури?
Весь день сама не своя. Как ни стараюсь отвлечься – внутри штормит. Вчерашний день меня изрядно расшатал. И облепиховый чай, который должен был успокоить, подействовал совсем не так, как должен был.
В тихом уютном ресторане мы с Тимуром просидели около часа. Никаких пошлых намёков с его стороны больше не было. Мы просто говорили о жизни. Правда, в основном о моей.
О себе Тимур рассказывал мало и как-то обтекаемо, оставляя больше вопросов, чем ответов. Как я поняла, он постоянно живёт в Испании около трёх лет пять лет, управляет здесь несколькими бизнесами. Какими именно – не сказал. Но они явно успешные, если в его гараже как минимум два «Порше». Днём он был на Макане, вечером приехал на Панамере.
Тимур настоял подвезти меня домой. А потом…
Потом у нас был фантастический секс. Долгий, чувственный, красивый, как в кино. Для меня он закончился нереальным по мощи оргазмом, от которого я и проснулась. Тело трясло ещё несколько минут. Настолько сильное удовольствие я испытала впервые.
Сон был очень реалистичным и предельно откровенным. И я в нём была вау какая! Смелая, раскрепощённая, уверенная… Такая, какой никогда не позволяла себе быть. Вернее, мне не позволяли…
Мой первый и единственный мужчина был нарциссом с садистскими наклонностями. Сначала он казался щедрым и заботливым, задаривал подарками, создавая иллюзию сказочной любви и давая мне почувствовать себя особенной. Но когда я ему доверилась, то за маской прекрасного принца проступила властность и жестокость.
Он унижал меня, мог намеренно сделать больно, даже ударить. Если я пыталась ответить или сопротивляться, угрожал сделать хуже. Потом убеждал, что я сама виновата, порчу все своей глупостью и неопытностью.
Я действительно была неопытной и наивной. Терпела его издевательства, старалась во всём угодить. А он становился всё жёстче и всё сильнее подчёркивал мою уязвимость – и морально, и физически.
Я искала любви, но попала в сети безжалостного манипулятора. Два с половиной года нездоровых, зависимых отношений практически сломали меня. Я все ещё прорабатываю травму с психологом, поэтому и сторонюсь мужчин – в каждом подозреваю психа.
И в Тимуре тоже.
Во сне он явился мне умелым и чутким любовником. По-мужски доминирующим, но не подавляющим. Секс с ним был идеальным, но он был в моём воображении. Я та ещё фантазёрка. Насмотрелась на его руки, надышалась его запахом – раздразнила своё спящее либидо.
Но это был лишь сон. Какой Тимур на самом деле – я не знаю. Но меня к нему тянет.
Навигатор говорит свернуть на съезд налево. Мне кажется, что ещё рано, но я плохо ориентируюсь и решаю довериться электронике. Сворачиваю и вскоре понимаю, что зря.
Петляющая узкая дорога уводит меня в горы, хотя мне нужно ровно в противоположную сторону — к морю. Через несколько километров я все же разворачиваюсь и еду обратно, но каким-то непостижимым образом оказываюсь не у трассы, а в каких-то заброшенных огородах. Вокруг – камыши и ни единого признака цивилизации.
Стою на перекрёстке и верчу головой, не понимая, куда ехать дальше. Интуитивно поворачиваю как бы в сторону моря, но заезжаю в еще большие дебри.
Бортовой компьютер ругается, интернет еле ловит, на улице темнеет. Бензин на исходе, на телефоне пять процентов зарядки. Меня охватывает паника.
На следующем перекрёстке вижу столб с указателями населённых пунктов, названия которых мне ни о чём не говорят. Съехав на обочину, глушу мотор и набираю Соню, но она не отвечает.
На телефоне всего три процента.
Решение набрать Тимура я принимаю исключительно от безвыходности. Убеждаю себя в этом, как и в том, что ничего особенного между нами нет и быть не может. Но услышав его низкое «алло», чуть не роняю телефон. Вздрагиваю, словно в меня вставили вибратор, который, к слову, не мешало бы купить и начать пользоваться. А то живу неплотскими мечтаниями, как тургеневская барышня, а потом бах – и порнографическое кино во сне после чаепития с интересным мужчиной.
– Привет, Даша! Говори, – звучит в трубке, и я отмираю.
– Тимур, добрый день! Извини, что беспокою, но я конкретно заблудилась, – перехожу сразу к сути. – Не могу понять, куда свернуть. Можешь подсказать? Есть такие варианты…
Наверняка я неправильно читаю названия на указателях, потому что он уточняет:
– Где ты находишься? Точку сбрось.
– У меня два процента! И бензин заканчивается! – пищу я на грани истерики, оправляя ему геолокацию.
– Как ты там оказалась? – хмыкает он, просмотрев. – Ладно. Просто стой на месте, я сейчас решу...
– А потом он говорит: «Этот дом я построил для нас. Хочу, чтобы в нём росла наша доча, а ты была хозяйкой», – восторженно цитирует Соня своего Гордиевского, наливая воду в чайник.
Она прилетела утром и весь день порхает мотыльком по квартире, делясь подробностями встречи с Никитой. Всё прошло именно так, как я предполагала, — замечательно. Они объяснились, простили друг друга и решили быть вместе. Судя по глуповатой, но счастливой улыбке, которая не сходит с лица подруги, за сутки в отеле они с Никитой вдоволь насладились друг друга.
– Он уже подал на развод? – уточняю важный момент.
– Да, процесс запущен, но сколько времени он займёт – непонятно. Юля хочет контрольный пакет акций холдинга и угрожает судом.
– Вот стерва! – цокаю возмущённо. – Сама мутила с его отцом, соврала про ребёнка, и ещё права качает? Ну и наглость.
На жену Гордиевского у меня свой зуб имеется. Три года назад Юля нечестно победила в конкурсе красоты, к котором я тоже участвовала. Корону для неё купил любовник, который позже стал её тестем. А вскоре она родила от него ребёнка, но всем врала, что мальчик от Никиты.[1]
Эта пройдоха спала одновременно с отцом и с сыном. Как так можно, у меня в голове не укладывается.
– Я не хочу в это вмешиваться. Ники знает, что я в любовницах ходить не буду. В его интересах решить всё как можно скорее, – с достоинством заявляет Соня, насыпая заварку в чайничек.
Подруга у меня гордая и независимая, за что я безмерно её уважаю. И прекрасно понимаю Гордиевского – такую женщину нельзя не любить, и забыть невозможно.
Я теперь тоже такая.
Был момент, когда ошиблась и запуталась. Попала в зависимость, потеряла себя в отношениях. Но больше такое не повторится. Выводы я сделала.
– Когда ты переезжаешь на виллу? – спрашиваю, нарезая ещё тёплую шарлотку.
– Послезавтра начну перевозить вещи, – отвечает Соня, доставая чашки. – Дом пустой, нужно обживать. Купить хотя бы самое необходимое. Сегодня же начну заказывать.
– Давай я тебе помогу, – предлагаю с энтузиазмом.
Так вышло, что Панасоник моя единственная подруга. После её отъезда в Испанию я так и не смогла найти ей замену. Подружки были, но не такие, чтобы в самое сердце. А когда появился Кир, я потеряла даже их. Ему никто не нравился.
Соня открывает ноутбук, заходит на сайт маркетплейса. Я ставлю на стол пирог и две чашки с чаем, усаживаясь рядом. Мы вместе выбираем посуду для кухни, текстиль для спален и всякие нужные мелочи. За пару часов набиваем корзину до внушительной суммы. Параллельно шутим, хохочем над всякой ерундой, как в старые добрые времена. И я в очередной раз понимаю, как сильно мне её не хватало.
На улице почти стемнело, и я включаю уличную гирлянду, которой обмотала перила балкона. На ёлку вчера не осталось сил, она еще в коробке. Предлагаю Соне забрать ее на виллу.
– В дом нужна побольше, – резонно замечает она. – Эту давай здесь поставим, тебе для настроения.
Мы уже решили, что я поживу в её квартире. Аренда проплачена на два месяца вперед, деньги всё равно не вернуть.
Вряд ли я останусь здесь до Нового года, но ведь самое приятное в праздниках — это их ожидание и атмосфера.
– Ладно, – соглашаюсь. – Тогда вечером будем наряжать ёлку вместе с Николь. Я купила розовую мишуру и жутко пошлые малиновые шары, которые должны понравиться нашей Барби.
– Чудесно, Даш! Если здесь у Ники будет пошлая розовая ёлка, я смогу поставить на вилле нормальную! – смеётся Соня.
Глядя на её светящееся счастьем лицо, я ей по-доброму завидую. Она любима и любит. Я тоже так хочу. Хочу, чтобы глаза горели, сердце радостно щемило, а грудь распирало от чувств. Чтобы кто-то смотрел на меня с обожанием, и я могла зеркалить этот взгляд. Хочу, чтобы эндорфины кружили голову и всё вокруг казалось ярче.
Впервые за три года я действительно хочу влюбиться!
И… боюсь.
– Ты уверена, что он разведен? – спрашиваю, уткнувшись носом в чашку с остывшим чаем.
– Кто? – подруга сначала не понимает, но быстро догадывается. – А, ты о Тимуре.
Делая вид, что пью, киваю.
Я не удержалась и рассказала Соне о нашем знакомстве. Она удивилась, начала расспрашивать, но я в подробности не вдавалась. Лишь спросила, знает ли она его жену.
Соня ещё больше удивилась. Она уверена, что Козырев в разводе.
– В паспорт к нему я, конечно, не заглядывала, – говорит она, закрыв ноутбук. – Но за.. почти три года, что мы знакомы, никакой жены я не видела и не помню, чтобы он о ней говорил.
– Кирилл тоже никогда не говорил о своей жене, и все думали, что её нет, – вспоминаю и невольно вздыхаю. – Но она была и есть до сих пор, у них недавно третий ребёнок родился.
Я не слежу за бывшим и хотела бы стереть его из памяти, но новости о его сытой заокеанской жизни периодически долетают.
– Не суди всех по этому психопату, Даш, – советует Соня. – Козырев человек закрытый. В эмигрантских кругах о нём разное говорят, но он нормальный, уверяю. Мы с ним много общались. По работе, – подчёркивает она. – Тимур взрослый, серьёзный, самодостаточный мужчина. Зачем ему вести двойную жизнь?
Я лишь пожимаю плечами, опасаясь углубляться в разговор. Вчера я сама себе пообещала перестать думать о Козыреве. Но слово держать не получается.
Автослесарь Лёха оказался не особо разговорчивым, но за кофе с булочкой кое-что рассказал о своём шефе. Например, что ресторан «Камила», в котором меня отпаивали облепиховым чаем, принадлежит Тимуру и назван в честь его дочки.
У каждого есть прошлое. Чем старше человек, тем оно весомее. Мне только двадцать четыре, а моё прошлое уже тяготит. Не стоит грузить себя ещё и чужим. Так говорит моя психолог. Она советует мне присмотреться к свободным и не обременённым жизненными трудностями парням, и я подумываю прислушаться к её словам.
Тимур Козырев точно не из таких.
Соня едет забирать Николь из детского сада. Я тем временем отвариваю макарошки, которые обожает малявка, и достаю из духовки куриные грудки, запечённые в сливках. Режу помидорки черри пополам, свежий огурчик тонкими кольцами и посыпаю их рубленым укропчиком. Ника, как многие детки, не особо жалует овощи, но я надеюсь её приучить. Сегодня попробую уговорить съесть салат за право украшать ёлку.
У меня никогда не было большой и дружной семьи. Наверное, поэтому испанская традиция шумных семейных обедов по выходным кажется мне такой милой. Каждую неделю дети и взрослые, старики и молодёжь собираются за большим столом дома или в ресторане, чтобы просто поговорить и посмеяться, выпить вина и поесть паэльи. Разве это не прекрасно?
Соня решила устроить такие семейные посиделки с прилетевшим на днях Никитой и крестной их дочери Марией. Меня тоже пригласила, и я с радостью пришла. Только из-за дневного сна Николь вместо обеда у нас ужин. И проходит он в ресторане Тимура.
Сегодня здесь аншлаг – ни одного свободного стола, в зале шумно и оживлённо. Среди посетителей много местных, что удивительно, ведь испанскую паэлью в ресторане не готовят.
Кухня в «Камиле» интернациональная, но со славянским уклоном. Ресторан считается дорогим по местным меркам, но цены полностью оправданы: всё, что я успела попробовать, было потрясающе вкусным.
Сейчас передо мной стоит продолговатая тарелка с горячим. Это мясо индейки и овощи, приготовленные на гриле. Блюдо аппетитно выглядит и восхитительно пахнет, но я не могу заставить себя съесть ни кусочка. И всё потому, что несколько минут назад в ресторане появился Козырев.
Он подошёл к нашему столику, чтобы вежливо поздороваться и пожелать приятного вечера. Это было корректно и лаконично, как и полагается владельцу заведения. Но одного короткого взгляда в мою сторону хватило, чтобы я напряглась и мой желудок скрутился в узел.
Тимур дважды звонил мне на этой неделе, приглашал на ужин. Я оба раза отказала, нелепо оправдываясь тем, что помогаю подруге с переездом и не могу выкроить даже час. Надеюсь, он всё правильно понял и больше не станет настаивать.
Я намеренно избегаю смотреть в сторону барной стойки, у которой он стоит, но его взгляд ощущаю кожей — щека пылает, напряжение внутри растёт. Пока все вокруг с аппетитом едят, я ёрзаю на стуле, как Николь, которой скучно во взрослой компании.
Малышка просится побегать на улице, и я бы с удовольствием вышла с ней, но там моросит дождь и заметно похолодало.
– Никуль, а давай с тобой тут поиграем! Там вон коструктор есть, – предлагаю маленькой непоседе в надежде и самой немного отвлечься.
В ресторане оборудован уютный детский уголок: столик, несколько ярких стульчиков, стеллаж с книжками, игрушками и карандашами. Ничего особенного, но для малышей вполне достаточно. Хозяин мог бы поставить здесь несколько дополнительных столов, но он подумал о детях и их родителях. Решение мудрое и заслуживает уважения.
– Даса, садись, – деловито командует Ника. – Будем р-рисовать, – старательно выговаривает букву «р», доставая с полки карандаши и фломастеры.
– Ладно, заюшка, – вздыхаю, присаживаясь. – Рисовать – так рисовать. Давай тогда альбом.
С моим ростом и длинными ногами устроиться на крошечной табуретке за низким столиком – тот ещё квест, но мне удаётся. Мы с Никой принимаемся рисовать: я осторожно направляю её маленькую ручку, и вскоре у нас выходит классическая детская картинка – солнышко, облачка, зелёная травка, яркие цветочки… Всё, как положено.
Центр рисунка остаётся пустым, и Ника просит нарисовать там зверушку. Если честно, художник из меня никудышный. Это пою я хорошо, в живописи мой предел – ромашка.
Почему я выбираю рисовать тигра – загадка. Беру простой карандаш и делаю набросок. В затылке ощущается лёгкое покалывание. Шагов я не слышу, но чувствую за спиной присутствие человека.
Конкретного человека.
– Чем вы тут занимаетесь, таким интересным? – раздаётся знакомый низкий голос.
Тимур. Я не ошиблась.
Рисунок перед глазами плывёт, пальцы немеют, но я упрямо продолжаю выводить линии. Получается ужасно, и мне стыдно. Ведь он смотрит.
– Мы рисуем… – Ника наклоняет голову, внимательно разглядывая мои каляки. – Коровку! – объявляет радостно.
– Это должен был быть тигр, – признаюсь со вздохом. – Но я криворучка и полный бездарь.
Хватаю стёрку, начинаю стирать, когда тёплая мужская рука мягко ложится на мою и останавливает.
– Не спеши, – просит Тимур, опускаясь на корточки.
Он берёт карандаш и начинает исправлять моего несчастного тигра. Несколько чётких, уверенных штрихов – и под его рукой корявый уродец на бумаге превращается в грациозного уссурийского красавца.
Ко всем своим достоинствам он ещё и талантлив. Разве это нормально? Что-то же с ним должно быть не так!
– Сколько пальцев у тигра, знаете? – спрашивает Козырев, рисуя мощные лапы хищника.
– Четыре? – предполагаю, наблюдая за его рукой.
– На передних – пять. Один маленький, выше остальных, и следов не оставляет, – рассказывает, не отвлекаясь от рисунка. – А на задних действительно четыре. Хвост полосатый, на конце всегда чёрный. Усы густые и ровные, ими тигр чувствует опасность...
Его голос плавный, низкий, с хрипотцой, и звучит так близко, что у меня мутнеет сознание. Время будто замедляется.
Тимур слегка касается меня плечом. Я зачарованно смотрю на его смуглую, покрытую темными волосками руку и дышу через раз. Боюсь, что аромат его парфюма окончательно вскружит мне голову.
Напрасно я поддалась Сониным уговорам и попробовала местное игристое. Полбокала — и вот результат: я абсолютно не контролирую себя.
– Да у вас тут целый художественный кружок! – смешливый голос подруги за спиной вырывает меня из дурмана.
– Мами! А Даса и дядя Тимур нарисовали тигр-ра! – докладывает Николь.
– Я только хотела нарисовать, зайка, – поправляю. – Мой тигр был коровой, а вот у дяди Тимура получился настоящий.
– Мы нарисовали его вместе, – улыбается Козырев, отложив карандаш.
Он поворачивается и заводит руку за мою спину. Почувствовав тепло его ладони между лопаток, я поднимаю глаза и сталкиваюсь с прямым, пронизывающим взглядом. Жар обжигающим шаром прокатывается по телу, а по коже разлетаются мурашки.
Я застываю и совсем перестаю дышать, не в силах ни моргнуть, ни пошевелиться. Его пальцы едва касаются, слегка поглаживая через тонкую ткань платья, взгляд удерживает в плену. Мощная энергетика окутывает, словно невидимая паутина и проникает под кожу.
– Я путешествую, а не транжирю деньги, мам! Это отдых, понимаешь? При том экономный. Живу у Сони бесплатно, питаюсь скромно, по ресторанам не хожу, – оправдываюсь я, шагая вдоль набережной.
Мама дальше зудит в трубку, делая вид, что не слышит меня. Зато я прекрасно слышу, что дочка у неё «безмозглая», останется «с голой жопой», а «эти ваши Европы» – ужасное место, где всё дорого, полно бомжей, и за каждым углом опасность. Сама она никогда за границей не была, но по телевизору показывали. Спорить с ней бесполезно — авторитет «ящика» я не одолею.
– Римме я звонила вчера, – отчитываюсь, когда мама переключается с европейских бомжей на мою московскую бабушку.
К Римме Андреевне я обращаюсь на «вы» и по имени, иногда добавляя отчество. Называть эту статную, утончённую женщину «бабулей» у меня язык не поворачивается, хотя мы с ней сблизились. По вечерам, когда она возвращается из театра, всегда подолгу пьём чай и разговариваем. Римма – невероятная, у неё есть чему поучиться.
Мама уверена, что бабушка терпит меня у себя, чтобы я ей прислуживала. Хотя за последний год я ни разу не взялась за пылесос. Просторную квартиру в центре каждую пятницу убирает женщина, которую мама называет мошенницей и подозревает в корыстных намерениях. Она уверена, что та присматривается к «элитной сталинке», чтобы прибрать её к рукам.
Вот и сейчас мама верещит в трубку, что пока я «катаюсь по Европам», моё наследство уйдёт чужим людям. По её словам, бабушка вот-вот свалится и отправится в мир иной.
– Ну что за чушь, мам! – не выдерживаю я. – Римма здорова и полна сил, в театре допоздна пропадает. С чего ты это взяла? Какая ещё гадалка? Мам, ты там совсем...?!
После моего отъезда мама будто с ума сошла: провидицы, гадания, заговоры, карты таро… Видимо, одиночество её совсем доконало. Но слушать эти бредни у меня желания нет.
Я ускоряю шаг. До центра, где через пару минут меня должен забрать Тимур, остаётся совсем немного. Волнение зашкаливает. Я набрала маму, чтобы отвлечься, но её трескотня действует с точностью до наоборот – теперь меня потряхивает ещё и от раздражения.
– Мам, всё, мне звонят по второй линии, – придумываю отговорку, чтобы не обидеть её. – Это по работе, надо ответить.
Быстро попрощавшись, отключаюсь и с шумом выдыхаю.
С каждым разом разговоры с мамой даются всё тяжелее. Ей не нравится мой стиль жизни, она не понимает моей амбициозности. Всю жизнь она меня подавляла, одёргивала и принижала, но при этом по-своему любила. Она мой самый родной человек. А как говорит мудрая Римма Андреевна, родных часто приходится терпеть.
С Тимуром мы договорились встретиться на перекрёстке перед кольцом. Подходя к месту, я сильнее запахиваю пальто и затягиваю пояс. На улице солнечно, но вовсе не тепло: ветер пробирает до костей.
Длинное бежевое пальто я одолжила у Сони. С утра перемерила всё, что было под рукой, чтобы собрать образ. Козырев – тот ещё модник, ему непросто соответствовать. А я хочу!
В итоге выбрала светлое трикотажное платье средней длины, свои байкерские ботинки и классическое пальто подруги. Получилось стильно: эффектно, но не вызывающе. Панасоник одобрила наряд десятью восхищёнными смайликами и сообщением: «Тимурчику хана!».
Но я думаю, что это мне «хана». Сердце с прошлого вечера бешено колотится. Интересно, так долго можно жить с аритмией?
Жду, нервно переминаясь с ноги на ногу, и машинально оглядываюсь по сторонам. На противоположной стороне дороги замечаю знакомое лицо. Парень с выбритыми висками. Тот самый, что на прошлой неделе выхватил у меня телефон.
Его зовут Уго, и его номер есть в моем телефоне. На следующий день он прислал мне огромное сообщение на английском. Это было оригинальное и довольно милое извинение, на которое я не ответила.
Он разговаривает по телефону, меня не видит. На нём белая толстовка с иероглифами и, кажется, она от Кензо. Я считала его воришкой из бургерной, но он явно не бедствует. Подходит к водительской двери зелёной Мазерати.
Ого. Так вот ты какой – испанский мажор по имени Уго.
У машины он поворачивается и видит меня. Узнаёт. Убирает телефон от уха и машет рукой. Я на автомате тоже взмахиваю. Он улыбается. Так широко, что я не могу не ответить.
Между нами дорога. Проезжает грузовик, заслоняя его на мгновение, а когда видимость восстанавливается, он показывает мне телефон и тычет в него пальцем.
Что?
Пожимаю плечами, не понимаю. Он жестикулирует, будто просит написать ему, складывает руки у груди, слегка кланяется. Делает это так забавно, что я смеюсь.
Этот Уго ничего такой – симпатичный, веселый. Немного расслабил меня своей пантомимой. Хихикая, киваю ему, мол, поняла. Он машет на прощание и запрыгивает в свою тачку. В этот самый момент рядом со мной тормозит блестящий чёрный Кайен.
Передняя дверь плавно открывается, и я без раздумий сажусь.
«Порше» – это Тимур. У него и правда весь модельный ряд.
– Добрый день, – здороваюсь, улыбаясь по инерции.
– Привет, – коротко отзывается он, не взглянув в мою сторону.
Кайен срывается с места. Я вжимаюсь в сиденье и быстро пристёгиваюсь.
В салоне, после пронизывающего уличного ветра, очень тепло. Я развязываю пояс пальто и пытаюсь завести разговор:
– Сегодня прохладно...
Тимур молчит. Похоже, не в настроении. Лицо хмурое.
– ...Такой сильный ветер, прямо с ног сбивает, – продолжаю
Если не ответит, дальше не стану лезть. Когда мужчина не в духе, лучше быть немногословной.
– Трамонтана, – бросает он, не отрывая взгляда от дороги.
– Что?
– Так называется этот ветер, – поясняет сухо.
– Спасибо, я погуглю, – отвечаю, убирая с лица улыбку.
Вытягиваю ноги, чтобы получше устроиться и выудить из кармана телефон. Салон просторный и светлый, сиденье широкое и мягкое, но в пальто неудобно. Ремень безопасности тянет.
– Трамонтана – это холодный ветер, который спускается с гор к морю и разгоняется до сумасшедших скоростей. Здесь неделями может дуть. Говорят, способен лишить рассудка, – рассказывает Тимур. – После него погода обычно меняется. По прогнозу завтра теплеет.
План по закупке новогодних украшений перевыполнен. Тимур катит в сторону грузового лифта тележку, доверху заложенную коробками и пакетами. Я иду рядом, продолжая вертеть головой и разглядывать витрины.
– Ой, какие классные фигурки! – пищу, заметив пару светящихся оленей у входа в магазин освещения.
– Берём? – откликается он, останавливаясь.
Козырев готов купить всё, на что я хоть мельком восхищённо гляну. Мы бродили по интерьерным магазинам больше трех часов, и он ни разу не вздохнул, не закатил глаза и не попытался меня торопить. Напротив, помогал выбирать и каждую минуту оставался вовлечённым. Идеальный партнёр для шопинга.
– Фигурок в списке не было. И мы уже превысили бюджет, – напоминаю, что мы здесь по делу, а не развлекаемся.
– Деньги – не проблема, Даша. Лимита нет. Если тебе нравятся олени, мы их берём. И выбери себе фигурку под ёлку, в качестве небольшой компенсации за потраченное время, – предлагает Тимур, разворачивая тележку ко входу.
Он человек щедрый, деньги тратит легко. Как и я. Только у меня это философия, а у него, похоже, возможность. И возможность, судя по всему, неограниченная.
Чем больше я его узнаю, тем больше поражаюсь. Ну не бывает таких мужчин! Даже в бульварных романах и турецких сериалах не бывает. Откуда им взяться в этой гребаной жизни?
Мы вместе перегружаем пакеты и коробки в багажник, и я украдкой любуюсь: шикарный мужчина рядом с роскошной машиной – как живая иллюстрация к дорогому глянцу.
– Это новая гибридная версия с двумя двигателями? Турбо Эс, верно? – решаю блеснуть знаниями. – Лошадок под капотом сколько? Пятьсот?
Тёмные брови Тимура медленно ползут вверх.
– Шестьсот восемьдесят. Разгон до сотни за три и восемь.
– Ничего себе! – выдыхаю с неподдельным восторгом.
– Желаешь прокатиться?
Я скребу зубами нижнюю губу, борясь с желанием согласиться.
– Пожалуй, нет. В городе вечером плотный трафик, я буду нервничать.
– Можешь пересесть на трассе, если захочешь.
Мой радостный кивок Тимур встречает лёгкой улыбкой. Мы без году неделю знакомы, а он мне доверит своего порша?
Обалдеть.
Бывший за два года отношений ни разу не позволил сесть за руль своей машины. Подарил мне бюджетного «корейца», которого после его побега из страны я продала. Надо было на что-то жить.
Мама, забрав меня из больницы, сразу предупредила: сидеть у себя на шее не позволит. Когда сбережения закончились, она устроила меня на работу. Бывшая вице-мисс мыла полы и чистила туалеты в швейном цеху. Было и такое в моей биографии.
Вынырнув из неприятных воспоминаний, я достаю из тележки очередной набор шаров и передаю его Тимуру.
– Ты ездишь на «Порше» потому, что продаёшь эту марку? – продолжаю диалог.
– Скорее продаю, потому что сам езжу, – усмехается он. – Порши лучшие. По совокупности критериев я не знаю бренда достойнее.
– И ты избирателен не только в машинах, – подмечаю с улыбкой. – К людям, которые тебя окружают, критерии тоже высокие, правда?
Беря из моих рук коробку, Тимур задерживает на мне взгляд и слегка прищуривается. При всем своём обаянии, он закрытый человек и не любит говорить о себе. Соня давно с ним знакома, но толком ничего о нём не знает, кроме того, какие бизнесы он ведет и где живёт. Дом у Тимура, кстати, в одной из тех живописных бухт, где цены на недвижимость стартуют с семизначных чисел в евро.
– Ты права, Даша. Я не трачу время на то, что не стоит моего внимания, – отвечает Козырев после паузы. – Ни в делах, ни в людях.
Сердце ударяется о рёбра. На меня он времени не жалеет, и это значит, что я достойна его внимания. Льстит? Безусловно. Волнует? Чертовски.
Тимур отвозит пустую тележку на специальную площадку, а я жду его, стягивая на плечах приятно пахнущий кашемировый шарф. Его шарф. Мне не пришлось прятать неудачное платье под пальто и расхаживать по душному торговому центру потеющей «царицей». Тимур предложил свой шарф с такой лёгкостью, что отказать казалось дурным тоном. Три часа в плену его аромата держат меня в постоянном тонусе и чуть дезориентируют.
Он возвращается, галантно открывает пассажирскую дверь и легко касается моей поясницы. Едва ощутимо, на какую-то секунду, но этого хватает, чтобы мои кости стали мягкими, а тело – пластилиновым.
Его внимание я чувствую во всём: в том, как он смотрит, как произносит моё имя, в каждом мимолётном жесте. Оно проникает под кожу, вживается под рёбра и заставляет сердце колотиться с бешеной скоростью.
Тревожные маячки мигают всё ярче. Это слишком похоже на то, что уже было... И кончилось плохо.
– Если я приглашу тебя на ужин, ты снова откажешься, сославшись на дела? – спрашивает Тимур, выруливая с парковки.
В его голосе нет упрёка, но он скользит в подтексте, как ветер, который невозможно поймать. Я откровенно морожусь, это слишком заметно. И дело исключительно во мне.
Тимур Козырев – мужчина из категории «не может не нравиться». Он богат, умен, с безупречными манерами и обезоруживающим обаянием. Про внешние данные вообще молчу. Он настоящий магнит. Но… В моём случае «но» достаточно, чтобы не хотеть притягиваться к нему и сближаться.
Когда-то я уже доверилась такому мужчине. Очаровательному, харизматичному, сильному. Кир тоже был неотразим. Он был не просто моим мужчиной – он был всем: моей опорой, вдохновением, причиной улыбаться. А потом… Он стал моим кошмаром.
Держал меня на коротком поводке, незаметно, но плотно обвивая моё сознание своей волей. Его ревность, болезненная жажда контроля, его игры с моими чувствами... Сначала я думала, что это такая любовь. Потом поняла, что у него болезненная жажда власти.
Тимур – другой, я это понимаю. Но моя слабость к нему настораживает. Этот трепет в груди, дрожь в руках, странная смесь восхищения и страха, которые захватывают при каждом его взгляде. Я слишком хорошо помню, к чему приводит потеря контроля, как увлекает воронка эмоций.
– Бывала здесь раньше? – спрашивает Тимур, пропуская меня вперёд по шумному проходу.
Мотнув головой, ошарашенно озираясь по сторонам. Это действительно не ресторан. Мы пришли на продуктовый рынок. Огромный, крытый, с цветными витражами на входе и фантастической выкладкой товаров. Но… рынок!
Шум стоит такой, как будто вся Барселона решила закупить продукты к праздничному застолью. Гул голосов, стук ножей, позвякивание тарелок в открытых барчиках прямо среди рядов – всё это сливается в забавный хаос. Воздух густой, плотный, но запахи на удивление приятные. Я улавливаю нотки пряностей, фруктов, оливок...
Люди снуют туда-сюда, громко разговаривают: кто-то выбирает к ужину свежих креветок, кто-то обсуждает с продавцом толщину нарезки хамона под бокальчик. Испанцы умеют превращать каждый день в маленький праздник. Иногда мне кажется, что они пьют вино с утра до вечера, но ни одного пьяного я здесь не видела.
Мы пробираемся ближе к центру через фруктовые ряды. Перед глазами пестрит от ярких красок: манго, киви, папайя, цитрусовые, сложенные в идеальные пирамиды. Огромные ананасы с зелёными гребнями, аппетитные виноградные грозди. А сколько здесь моих любимых ягод! Клубника, малина, ежевика…
Каждый прилавок – как натюрморт.
– Очень колоритно! – восторженно комментирую, чувствуя себя героиней тревел-шоу, попавшей в рай для гурманов.
Засматриваюсь и спотыкаюсь. Тимур успевает подхватить за талию. Его рука – твёрдая и горячая, сжимает меня уверенно.
– Это один из самых больших и красивых рынков Европы, – рассказывает он, притягивая ближе. – Продукты здесь всегда свежие и лучшего качества. Устрицы я ем либо здесь, либо на ферме во Франции, где их выращивают.
– Ты ездишь в соседнюю страну за устрицами? – удивляюсь и пытаюсь незаметно высвободиться.
Зачем он постоянно меня трогает?
– Это довольно близко, – отвечает, сильнее вжимая пальцы в поясницу. – Покажу тебе это место, когда мы поедем в музей Сальвадора Дали.
Мы?
Не помню, чтобы мы договаривались куда-то вместе поехать, но ладно. И рука пусть остаётся – в этой шумной толпе с ней даже спокойнее.
Мы устраиваемся на высоких барных стульях у стойки небольшого бара. Здесь подают только морепродукты и вино. Тимур делает заказ, не глядя в меню. Я сижу с прямой, как жердь, спиной. Поясница после его руки еще горит.
Через несколько минут перед нами оказывается блюдо с ледяной крошкой, на котором идеально выложена дюжина устриц и аккуратные дольки лимона. Девушка-бармен ставит рядом несколько пиал с соусами и два пустых бокала, непонятно тараторит по-испански. Тимур ей что-то отвечает, и в один из бокалов она наливает белое вино.
– Что ты будешь пить? – уточняет он, переведя взгляд на меня. – Тут есть безалкогольное вино, но вкус у него специфический – не рекомендую. Можно попросить томатный сок.
Он помнит, что я не пью. Помнит и учитывает. А я вдруг хочу. Не сока, а того, что нарушит мои же правила.
– Я бы выпила бокал местного шампанского, – говорю, вздёрнув подбородок.
Вызов самой себе, не иначе.
Это от волнения.
Тимур, как обычно, совершенно спокоен.
– Кава, – говорит он девушке название напитка, и она меняет мой бокал на более тонкий.
Я смотрю, как в золотистом игристом оседает воздушная пенка, как лёгкие пузырьки спешат на свободу, цепляясь за стенки запотевшего стекла, и нахожу в этом скрытый смысл. Засиделись они в тёмной бутылке, как я с своей депрессии.
Беру бокал, делаю маленький глоток. Прохладный, искрящийся вкус растекается по языку. Ещё один глоток, и ещё…
Тем временем Тимур щедро поливает устриц лимонным соком и одну протягивает мне. Перед этим коротко, но пристально смотрит в глаза.
Ох уж эти прицельные взгляды! От них сердце каждый раз сбивается с ритма.
Есть устриц – ничего сложного. Я беру из рук Тимура раковину и отправляю моллюска в рот. Морская свежесть, лёгкая солоноватость, едва уловимый цитрусовый оттенок... В сочетании с брютом – волшебно. Съедаю одну, потом вторую, третью... Рука тянется за четвёртой.
Нервный жор на меня напал. А Козырев с улыбкой наблюдает.
– Очень вкусно, – признаюсь, вытирая уголок губ салфеткой.
– Рад угодить вам, леди, – отвечает с шуточным пафосом.
Половина бокала делают мою голову лёгкой. Напряжение, которое я так старательно прятала, уходит, натянутая улыбка превращается в настоящую.
Этот рынок, не смотря на суету и шум, кажется уютным. Доброжелательная атмосфера, вкусная и изысканная еда, звон бокалов... А рядом он – шикарный мужчина, который своей уверенностью создаёт вокруг меня безопасное пространство.
Какой-то сюр. Но как же мне в нём комфортно.
Внутри – ноль тревожности. И язык заметно развязался.
Подавшись вперёд, я эмоционально рассказываю Тимуру о том, как меня впечатляет Испания: её яркие краски, потрясающая еда, удивительно отзывчивые люди.
– Они всегда улыбаются! Даже если на это нет причин. Просто такие добродушные! – поражаюсь, вскидывая руки. – Продавец в местном овощном научил меня выбирать манго по запаху. Сказал, что недозрелые всегда пахнут травой, представляешь?
Я захмелела и несу какую-то чушь, но Тимур так внимательно слушает, как будто ему и правда интересно. Я ловлю себя на мысли, что впервые говорю с ним легко, не фильтруя слова. При том, что по-прежнему чувствую его особенный интерес к себе. Сейчас он как тихая музыка в фоне – не напрягает.
– Как можно не влюбиться в эту страну? – театрально недоумеваю, проглотив очередную устрицу. – Здесь я постоянно улыбаюсь – за три недели больше, чем за последние три года. Просыпаюсь с чувством радости. Это, наверное, из-за солнца.
– Не только, – сдержанно вставляет Козырев. – Влияет всё: климат, качественная еда, спокойный ритм жизни, отсутствие напряжения в обществе. Здесь никто не торопится и не рвётся из кожи вон. Испанцы говорят: «Ла вида эс пара дисфрутар». Дословно: жизнь – для наслаждения.
Ему тридцать шесть лет, по гороскопу – Водолей, по образованию – финансист. Из Питера. Родился, учился, женился – всё там, в городе на Неве. Давно разведён.
В Испанию сбежал после скандального банкротства крупного инвестфонда, которым руководил. Говорят, на родине он в розыске.
У него кипрское гражданство, вилла стоимостью в несколько миллионов евро и личный автопарк «Порше». Есть дочь-подросток, с которой он не видится, и по слухам – любовница, к которой часто летает в Германию.
Это всё, что мне известно о человеке, с которым я гуляю по вечернему городу, романтично держась за руки. Он обнимает меня, иногда поглаживает по спине и смотрит так, что понятно без слов, как представляет окончание вечера.
Я веду себя сдержанно. Его внимание мне приятно, оно льстит и будоражит, но расслабиться не получается.
Могу ли я ему довериться?
Если думать головой, ответ очевиден – нет. Всё слишком противоречиво. Но… мне хочется. И это желание я упорно оправдываю.
Слухи – это же, как правило, пустая болтовня обиженных и завистников. Соня говорит, что многие безуспешно пытались охмурить Козырева. Но в плане отношений оказался крепким орешком. Вот и придумали ему любовницу. Мне он сказал, что часто летает в Германию по работе.
Украшенные улицы Барселоны пропитаны предновогодним волшебством. Мы гуляем мимо мигающих витрин и много разговариваем – обо всём и ни о чём. Но несколько личных вопросов я всё же задаю, осторожно, чтобы не казаться слишком любопытной.
Тимур отвечает, как обычно, кратко. О родителях – что оба живы и здоровы, уже на пенсии. О дочке – что ей четырнадцать, и это трудный возраст, который нужно просто переждать.
О бывшей жене я его не спрашиваю. Неловко.
– Тут неподалёку есть интересная кофейня, старинная и атмосферная. Зайдём погреться? – предлагает он, в очередной раз обнимая меня.
– Зайдём, – отзываюсь, легонько прижимаясь щекой к широкому плечу.
К его близости и касаниям я начинаю привыкать. Уже не тушуюсь и больше не заикаюсь. Соня права, Козырев умеет расположить к себе. Просто я одичала. И не верила,что могу всерьёз привлечь такого интересного мужчину. Но теперь я хочу нравиться и быть желанной.
– Там уже двести лет варят кофе, и вкус у него особенный. Они сами жарят и мелют зёрна, – рассказывает он, поглаживая моё предплечье, и я сама к нему жмусь. – Это здесь, за углом…
Мы пересекаем небольшую площадь почти бегом, обнявшись и щурясь от пыли, поднимаемой порывами горного ветра, который никак не угомониться.
Кофейня оказывается действительно атмосферной: кирпичные стены, кованая мебель, деревянные балки под потолком… И просто убойный запах кофе. У входа стоит наряженная ёлка, над столиками развешены рождественские венки, повсюду мерцают гирлянды.
На мой вкус, декор слишком броский, но всё равно уютно. Все столики заняты, вокруг слышатся разговоры на разных языках. В воздухе витает дух праздника, лёгкий и пьянящий, как бокал кавы, от которого моя голова все ещё лёгкая.
Мы подходим к барной стойке, и мой взгляд прилипает к старому пианино, стоящему неподалёку. Инструмент раритетный, и мне знаком. У моей учительницы музыки дома стояло точно такое же немецкое пианино, и она им безмерно гордилась. Ученикам не позволяла даже прикасаться. Учились мы на обычном отечественном.
Тимур заказывает капучино для меня и эспрессо себе, а я всё рассматриваю антикварный инструмент.
– Играешь? – замечает он мой интерес.
– Немного, – улыбаюсь загадочно. – Музыкалку в своё время закончила.
Я очень хочу его впечатлить.
Надо же как-то реабилитироваться после вчерашнего тигра-коровы. С музыкой я дружу куда лучше, чем с рисованием.
Козырев оборачивается к бариста, спрашивает могу ли я сыграть. Улыбчивый парень кивает и выключает музыку.
Кончики пальцев начинают покалывать, когда я подхожу к пианино и присаживаюсь на банкетку. Тимур стоит рядом, следит за каждым моим движением. Его взгляд почти ощутим, как прикосновение, – в нём интерес и ожидание…
Хоть бы не облажаться.
Поднимая припылённую крышку, я ощущаю смесь волнения и азарта. Перебираю варианты, что сыграть: классику или что-то современное, попроще или посложнее...
Ноты всем известной новогодней песни группы «Абба» я помню наизусть. Каждый год исполняла её в школе, потом в университете. Мелодия душевная, тёплая, праздничная – то, что нужно для этой кофейни с ёлками, гирляндами и веселыми туристами.
Я разогреваю пальцы, делаю глубокий вдох и беру первые аккорды.
Глубокий, мощный звук вырывается из-под крышки инструмента и заполняет помещение, отсекая шум разговоров. Или они стихают. Я не смотрю по сторонам – сосредотачиваюсь на игре.
Музыка всегда была для меня чем-то особенным. Римма уверяет, что она у меня в крови, как генетический код. Мой прадед был известным композитором, его произведения до сих пор исполняют в филармониях.
В детстве я мечтала о собственном пианино, но мама не хотела, чтобы я «брынчала по мозгам». Позже на деньги папы я купила синтезатор и играла, когда её не было дома.
У моей поющей московской бабушки дома стоит настоящий рояль, и там моё «брынчание» никого не раздражает. Последний год я играла часто.
Раритетное пианино в кофейне не мешало бы настроить. Это я понимаю еще на вступлении. Но посетителям всё нравится. Я чувствую на себе заинтересованные взгляды. И один из них буквально прожигает.
Тимур так и стоит у стойки, не сводя с меня глаз. В его взгляде читается что-то необъяснимо волнующее. То, как он смотрит, – это отдельная песня, от которой у меня бегут мурашки.
Пальцы перебирают потертые клавиши, щёки пылают от смущения. Раньше я любила выступать перед публикой, но такого давно не было. Кажется, отвыкла. Петь не решаюсь.
Доигрываю первый куплет, когда за одним из столиков две дамы возраста глубоко забальзаковского возраста вдруг затягивают припев. Улыбаюсь и чуть не сбиваюсь с ритма, когда к ним присоединяются ещё несколько голосов.
– Это пианино было расстроено, а в последнем куплете я дважды сфальшивила! Кажется, никто не заметил. Мне хлопали! – тараторю я возбужденно, когда мы выходим на улицу.
В кафе мне не только аплодировали, но и кричали «браво», просили спеть еще. Тимур отшутился, что меня уже заждались в филармонии. Надо, мол, известную артистку отпустить, а то там полный зал собрался.
– Ты ещё придумал, что я певица. Некоторые ведь поверили! – смеюсь, убирая волосы с лица.
Трамонтана никак не успокоится. Подгоняемые её безумными порывами, мы бодро шагаем в сторону парковки, и я держу Тимура под руку.
– Конечно, поверили. Ты прекрасно играла! И пела – изумительно, – щедро хвалит он меня. – У некоторых на глазах были слезы. Не каждый артист может вызвать у зрителя такую реакцию.
– Тебе тоже понравилось? – не удерживаюсь от вопроса.
Тимур порывисто обнимает меня за плечи.
– Не то слово. Я в восторге! Как у такой хрупкой девочки может быть такой сильный голос? Чистый, красивый, проникновенный… Удивила ты меня, не «просто» Да-ша.
Он с улыбкой тянет моё имя, как в день нашего знакомства, а я таю. От его комплиментов мои крылья распускаются.
– Переименуешь меня в своем телефоне? – шучу.
Он смеётся, прижимает к себе крепче.
– Ты же сама так представилась. Интересно, как меня записала?
– Тоже – как представился: имя и фамилия.
На самом деле его номер записан как «Тимур*шикарный мужик», но в этом я ни за что не признаюсь.
Неужели этот вечер мне не снится, как снился секс с ним?
Даже не верится. Устрицы, шампанское, откровенные разговоры… Я для него пела, он меня обнимает…
Чтодальше?
Время уже позднее, улицы пустеют. Чтобы срезать путь, мы сворачиваем на старую мощёную улочку. Тут и вовсе – ни души. Тихо. Только ветер носится между арок, завывая. На фасадах старых зданий дрожат причудливые тени тусклых фонарей.
– Как в средневековье попали, – замечаю.
– Так и есть,– усмехается Тимур. – Это Готический квартал, тут сохранились дома с тех времен. Есть такие, в которых веками никто не живет. Как вон в том…
Он кивает на массивное здание с коваными балконами и облупившейся лепниной. Я смотрю на чёрные окна, и становится не по себе.
– А почему там не живут? – спрашиваю, поёжившись.
– Потому что этот дом проклят, – произносит Тимур намеренно зловеще. – Его хозяева загадочно пропали. Ночью слуги слышали в их спальне истеричный женский смех, а утром оба исчезли. Вернулись позже призраками в окровавленных простынях.
Звучит жутковато, но я смеюсь:
– Кто верит в эту чушь?! Ты – точно нет!
– Почему? Сейчас просто нет луны, а иначе ты бы видела, что нас преследует призрак городского палача в топором. Он всегда бредёт за теми, кто смеётся здесь ночью.
Он кивает через плечо. Я снова смеюсь. И вопреки здравому смыслу, оглядываюсь. Пусто. Только тень велосипеда причудливо вытянулась вдоль стены.
– Видишь тот покосившийся дом в переулке? – Тимур наклоняется к моему уху и понижает голос до шепота. – У его стен слышен плач девушки, которую до смерти замучил любовник…
Он рассказывает подробности, и у меня кровь в венах стынет. Никогда не верила в призраков, но сейчас мне страшно, и я цепляюсь за его предплечье сразу двумя руками.
– Ты завёл меня сюда, чтобы я от ужаса к тебе жалась, да?
Он улыбается.
И тут мимо нас с мерзким ором проносится кот. Так неожиданно и невовремя, что я взвизгиваю, зажав рот рукой и широко распахнув глаза.
Порыв ветра поднимает мои волосы. Тимур их ловит, оставляет руку на моей щеке. Другой обхватывает талию, прижимает к себе. Смотрит в глаза, потом на губы, опять в глаза…
– Боишься, глупышка? Со мной – не надо.
Его зрачки расширяются, взгляд опасно вспыхивает. Что будет дальше, сейчас я знаю наверняка. И не бояться не могу. Сердечный ритм срывается в бешеный галоп, горло сдавливает. Пытаюсь отстраниться, но Тимура уже не остановить.
Его губы сухие и твёрдые, слегка обветренные. Он касается ими моих, и я каменею. Они совсем чужие. И я не готова!
Мне нужно время, чтобы привыкнуть. К жёсткости его губ, к обжигающему жару его тела, к терпкому запаху его кожи… К тому, что между нами происходит. Привыкнуть к этой близости. Ещё немного времени!
Тимур не даёт ни секунды. Скользит ладонью к затылку, обхватывает и проталкивается языком сквозь зубы. Врывается в мой рот с таким напором, что у меня в прямом смысле слова подкашиваются ноги.
Три года меня никто не целовал так. Никто не приближался настолько близко.
Три года!
В голове пульсирует, внутренности скручивает в узел. Я не верю, что это реально происходит. И с кем?
Горячая влажность языка, незнакомый вкус слюны...
Всего слишком много!
Сердце одурело барабанит. Я путаюсь в ощущениях, упираюсь ладонями в мужскую грудь.
Тимур давит на затылок и толкается языком. Вынуждая принимать, заполняет собой. Даёт понять, что сопротивляться бессмысленно.
Неожиданно низ живота простреливает возбуждением. Настолько сильным, что я вздрагиваю. И окончательно теряюсь. Ничего не понимаю, но на поцелуй отвечаю. Больше из вежливости и нежелания выглядеть глупо. Наверное.
Сквозь гул и стук в ушах слышится смех и голоса. Они приближаются. Мы больше не одни на тихой улочке, и это повод отстраниться.
Тимур отпускает нехотя и не сразу. Мажет губами по скуле и шумно тянет в себя воздух, поглаживая мою шею.
– Ты дрожишь, – замечает с лёгкой усмешкой.
Я делаю шаг назад, облизываю губы. Глубокий вдох, медленный выдох. Пытаюсь вернуть хоть какой-то контроль над телом, но чёртову дрожь не унять.
– Пойдём? – спрашиваю, и голос тоже дрожит.
Тимур улыбается, притягивает за руку. Коснувшись губами виска, проводит рукой по спине и кивает.
Ему – понравилось.
На обратной дороге Козырев непривычно много говорит, постоянно шутит. Я бодро поддерживаю разговор и даже смеюсь впопад, при этом нахожусь в вязком коконе дурного предчувствия, варюсь в тревожных мыслях.
Тимур – взрослый, уверенный в себе мужчина, который чётко дал понять, чего хочет. Мы провели вместе вечер, поев легендарных афродизиаков, выпив вина и прогулявшись, держась за руки... Он страстно целовал меня в тёмном переулке, а потом ещё раз – когда мы сели в машину. Снова порывисто и нетерпеливо – так, что у меня картинка поплыла.
И я опять растерялась.
Сесть за руль Каена не решилась, хотя он предложил. Но вести машину в таком состоянии попросту опасно.
Я чувствую себя так, словно стою на краю обрыва и собираюсь прыгнуть. Проблема в том, что прыгнуть я не готова. Вопрос доверия остаётся открытым.
Но Тимур уже везёт меня к себе.
Мы свернули с трассы и едем по петляющей серпантином дороге вдоль красиво подсвеченных вилл. Они утопают в буйной хвойной зелени, прячась от посторонних глаз. Эта бухта считается одной из самых живописных в здешних краях. И самой дорогой для жизни. Даже Гордиевский, далеко не бедный человек, построил дом в менее пафосном месте.
Я бывала здесь. Как-то приехала с Соней по её работе и так впечатлилась, что на следующий день вернулась полюбоваться видами. Гуляла и украдкой заглядывала за заборы, не зная, что за одним из них живёт Тимур Козырев. Тогда мы ещё не были знакомы.
Интересно, какой у него дом? Наверняка, большой и ультрасовременный. С панорамными окнами на море и переливным бассейном. Большая светлая кухня, просторная спальня с гардеробной, ванная комната с окном...
И о чём я думаю? Он везёт меня туда совсем не на экскурсию.
Пытаюсь представить, как всё произойдёт.
Мы зайдём, Тимур предложит выпить. Я однозначно откажусь, спрошу разрешения сходить в душ. Когда выйду в его халате или в полотенце, он возьмёт меня за руку и отведёт в спальню. Уложит на свою кровать, начнёт целовать...
Наверное, так.
Тимур не из тех, кто зажимает прямо в коридоре, чтобы быстро отыметь у стены. Он эстет и гурман. В сексе, уверена, тоже. Перед тем как приступить к делу, он захочет внимательно рассмотреть меня и убедиться, что будет трахать достойную.
Представляю, как лежу перед ним в кружевном белье – под оценивающим взглядом, с ощущением полной обнажённости и жду первого интимного прикосновения.
Щёки вспыхивают. Становится невыносимо жарко.
Откуда эти пошлые картинки в моей голове?
На мне нет кружевного белья – только обычные гладкие стринги. Так что…
Тимур снимет их с меня. Медленно, глядя в глаза. После чего тоже разденется. Сам. Вряд ли я смогу ему помочь – мне бы в этот момент не забыть, как дышать.
Тимур уже будет готов, не сомневаюсь.
У него встал на мои торчащие под платьем соски, когда мы ехали в торговый центр. И после поцелуя в машине эрекция была внушительной. Сложно было не заметить.
Я не большой эксперт в мужских членах. В жизни видела всего один. Но почему-то уверена: у Тимура там всё… соответствующее. И я впечатлюсь не только размером, но и эстетикой.
У шикарного мужика должен быть шикарный член.
Тимур Козырев будет ласкать меня своими красивыми руками и трахать этим идеальным членом, пытаясь довести до оргазма...
Представив его тело на себе, я начинаю всерьёз паниковать.
Какой душ, какая спальня? Какой к чёрту оргазм?!
Каен плавно тормозит у высокого забора, увитого живой изгородью. За ним виднеется несколько этажей дома с плоской крышей.
– Куда мы приехали?
Я всё-таки задаю этот тупейший вопрос.
– Ко мне, – спокойно отвечает Тимур. – В гости.
Он что-то нажимает в телефоне, и ворота бесшумно распахиваются, открывая благоустроенную территорию и белоснежную виллу с высокими окнами в современном стиле.
Дом большой. Я не ошиблась. Как и в том, что в нём должно произойти между мной и его хозяином.
Я не смогу! Точно не смогу!
– Уже поздно для гостей… – зачем-то выдаю очевидное, пока машина въезжает во двор, шурша шинами по отшлифованному камню.
– Нормально. Даже не полночь, – невозмутимо бросает Тимур, глуша двигатель. – Или твоя фраза означает что-то другое?
Он поворачивается. Я смотрю на него глазами загнанной лани. Сглатываю, сердце бешено грохочет в груди. Ненавижу себя за это!
Я не жертва. Больше – нет!
– Для меня это слишком быстро, – говорю прямо.
– Что именно?
Тимур наклоняется. В его взгляде читается смесь непонимания и раздражения.
– Приехать ночью к тебе домой, – отвечаю, вцепившись в ремень безопасности.
– Не волнуйся, в моем доме нет пыточной комнаты. И призраков тоже.
Он криво улыбается и тянется к моей руке. Я инстинктивно отстраняюсь. Напряжение нарастает, как снежный ком.
– Я не призраков боюсь…
– Меня?.. – его брови удивлённо взлетают. – Даш, я не сделаю тебе плохо. Только приятно. И только если ты захочешь.
– Я не хочу.
Получается слишком резком. Тимур хмурится. Уголки его губ опускаются, взгляд тяжелеет настолько, что я не выдерживаю и отвожу глаза.
– Вот как, – хмыкает. – Почему я тебе не верю?
– Потому что хочешь слышать другое, – фыркаю, глядя перед собой.
Пауза длится не больше минуты, но время тянется, как резина. Воздух густеет, напряжение становится почти осязаемым.
Тимур первым разрывает молчание.
– Послушай меня, Даша, – говорит он таким тоном, от которого по спине пробегает морозец. – У меня нет ни времени, ни желания играть с тобой в эти игры. Ты поняла?
Он хлещет словами, давит взглядом. Но ничего у него не получится. Противостоять такому напору я научилась – горьким опытом и тремя годами психотерапии.
Даю себе несколько секунд, собираюсь с мыслями и спокойно произношу:
– Извини, если дала тебе повод думать иначе, но ехать к тебе в гости не входило в мои планы. Мы это не обсуждали, Тимур. Сейчас я хочу уйти. Спасибо за приятный вечер. Надеюсь, ты найдёшь с кем скрасить одиночество, если это необходимо тебе. Не беспокойся, я вызову такси.
Спустя три недели
– Дашик, бросай там всё, иди уже кино смотреть! Полдня на кухне возишься, – доносится с дивана голос подруги. – Я потом сама всё уберу!
– Вот ещё! – отзываюсь, счищая тарелки. – Лежи там и животик поглаживай, производительница маленьких Гордиевских!
Панасоник снова залетела от своего Ники. Срок ещё маленький, и чувствует она себя хорошо, но мне всё равно хочется окружить её заботой.
Гордиевский улетел в Штаты по работе, вернётся к Новому году. Он уже сделал ей предложение – красиво, на террасе дорогого отеля, со свечами и дорожкой из лепестков роз. Я смотрела видео и плакала от умиления.
Однажды и у меня так будет.
Сегодня в Европе отмечают Рождество. Соня пригласила на девичник, и я вызвалась приготовить праздничный ужин. Приехала с пакетом продуктов и наготовила на целую ораву: закуски, несколько салатов, утку с яблоками и пирог… Мы не съели и половины.
После ужина Мария забрала малышку Николь к себе, а мы с Соней и Ариной придумали смотреть рождественскую мелодраму – под чаёк и у потрескивающего камина.
Арина Белецкая – жена друга и бизнес-партнёра Никиты. И она тоже беременна. За столом разговоры, конечно же, вертелись вокруг детей, мужей и семейных хлопот – взрослые женские темы.
Так у меня тоже будет. Однажды.
Загрузив посудомойку, я затягиваю остатки еды плёнкой и убираю в холодильник. Протираю кухонные поверхности влажной салфеткой, любуюсь чистотой.
Готовить я полюбила после кулинарных шоу, на которые подсела, пока выходила из депрессии. Недавно даже сходила на мастер-класс к именитому шефу. Он всё повторял, что готовить нужно с душой. Я пока только учусь, но, кажется, у меня получается.
Нарезаю черничный пирог ровными квадратиками, ставлю тарелку на поднос с чаем и иду в гостиную. Из комнаты уже доносится знакомая музыкальная заставка.
– Это «Отпуск по обмену»? – Арина выглядывает со второго этажа, держась за перила. – Как же я люблю этот фильм! Джуд Лоу в нём такой лапочка, на моего Гарика похож…
– Это здесь у него жена и дочка? – уточняю у Сони, расставляя чашки на журнальном столике.
Фильм я смотрела давно, сюжет помню плохо.
– У него тут две дочки, и он вдовец, – поправляет подруга.
– Вдовец – это хорошо… То есть плохо! – спохватываюсь. – В принципе плохо, но для героини хорошо.
Мы с Соней переглядываемся и прыскаем смехом. Прозвучало цинично, но это правда жизни.
– Обожаю, обожаю! – пищит Белецкая то ли о муже, то ли о Джуде, буквально слетая по лестнице.
– Ариш, не бегай ты так, – бурчит на неё Соня. – Второй триместр только начался, надо поберечься.
– Носи себя как хрустальную вазу, – поддакиваю я. – А то мы твоему Гарику наябедничаем.
– Та ну вас! – отмахивается она, с разбегу заваливаясь на диван.
Аринка забавная – яркая, улыбчивая. Внешне хорошенькая, как кукла. Гарик в ней души не чает, и его легко понять.
Мы разбираем чашки с чаем и укрываем ноги пледом. Девочки погружаются в фильм, а я смотрю на экран и думаю о своём.
Пора, наверное, брать обратные билеты.
Два месяца я греюсь под испанским солнышком и любуюсь морем из окна Сониной квартиры. Она уверяет, что могу остаться хоть до лета, но надо иметь совесть.
Мама уже две недели со мной не разговаривает. Уверена, что её дочь уехала в «распутную Европу» работать эскортницей. Модное слово выучила – не просто проституткой обозвала.
Это всё из-за фоток, сделанных в «Порше». Я выкладывала их не для неё. Хотела, чтобы Тимур увидел и как-то отреагировал.
Он проигнорировал.
С того вечера ни разу мне не звонил и не писал.
А я о нём думаю.
Запрещаю себе, но всё равно вспоминаю – его пронзительный взгляд, поцелуи, прикосновения… До того, как мы приехали к нему домой. Дальше вспоминать не хочется. Стыдно.
Я закричала, чтобы он меня не трогал, и оттолкнула с такой силой, что он ошалел. Сразу же убрал руки и хмуро попросил не истерить. Сказал, что отвезёт меня домой.
Мы ехали в тишине. У меня по щекам текли слёзы, и я незаметно вытирала их рукавом пальто.
Прощаясь, Тимур скрипя зубами пожелал мне «сладких снов». Буркнув «взаимно», я пулей вылетела из машины и бежала до самой квартиры, хотя никто за мной не гнался.
Сдалась ему такая истеричка.
Спустя неделю я встретила в булочной Лёху – того самого, что ходит при Тимуре шестёркой. Он был весь такой важный, на понтах. Сказал, что спешит, потому что в салоне и на станции техобслуживания сейчас за главного. Шеф, мол, улетел в Германию и пробудет там до Рождества.
Напрасно я не поверила слухам. Никто не ездит в командировку на праздники. У Тимура точно кто-то есть.
– Что ты решила с Новым годом? Полетишь встречать с бабушкой? – спрашивает Соня, ставя фильм на паузу, пока Аринка убежала в туалет.
– Римма будет праздновать с подругами в пансионате для актёров. У них традиция: шампанское, платья, меха… И там будут мужчины. Я её спрашиваю: зачем они вам? Говорит, что теперь годятся только для танцев, но хоть что-то, – пересказываю недавний разговор с бабушкой.
– Она у тебя молодец! Можно только позавидовать такому оптимизму, – смеётся подруга.
– Ага! Семьдесят два года, таблетки глушит горстями, но шило в одном месте никак не затупится. Мужчин ей подавай!
– Учись у бабушки, Даш! И оставайся встречать Новый год с нами. Ники пригласил Макса, а он как раз в твоём вкусе. Весь такой загадочный, молчаливый. Сказочно богатый и сто процентов разведён.
– Это ты про Дора? – подхватывает тему вернувшаяся Арина. – Так он вроде с девушкой будет. Гарик говорит, у него любовь в Праге.
– Ну-у вот, – театрально развожу руками, – и этот сочный фрукт уже сорвали.
– А не надо было Козырева отшивать! За перебор получай недобор, – подначивает Соня.
Она не знает всех подробностей. И я смогла рассказать только психологу. Мы разобрали мои противоречивые реакции, и я немного успокоилась. Приняла тот факт, что взрослые статусные мужчины меня триггерят и… написала Уго – «воришке» из бургерной.
В этом платье всё слишком. Слишком блестящее, слишком открытое, слишком вызывающее… Но Соня и Арина настояли, чтобы я купила его.
Вчера мы с девочками ездили на шоппинг. Я нашла, как мне казалось, идеальное платье для вечеринки – чёрное в стиле Шанель. Но меня в два голоса убедили, что в таком только на поминки ходить, а на виллу к мажорам надо что-то яркое и смелое. Чтобы вау!
И вот стою я перед зеркалом в блестящем кусочке ткани и высоких светлых сапогах, рассматриваю себя. Объективно – это то самое вау, но я отвыкла быть такой яркой.
Закончив с макияжем, закалываю вверх волосы и вдеваю в уши серьги – подарок Сони к этому платью. Они идеально дополняют образ. Снова кручусь перед зеркалом.
Господи, дай мне смелости выйти в таком виде из дому!
На часах семь пятнадцать, я опаздываю. Но вместо того чтобы выйти, продолжаю топтаться у двери, мечтая остаться дома. Завалиться с ноутом на диван, пересмотреть «Один дома». У меня есть свежеиспеченная шарлотка, сварю в ней какао.
Хочется уюта и покоя. День был суматошный.
С утра я вышла на пробежку и встретила на набережной Тимура. Увидела издалека, как он входит в свой ресторан – и застыла, как сурок.
В светлом спортивном костюме и солнцезащитных очках Козырев выглядел безупречно. Вальяжный, уверенный в себе, как всегда шикарный.
Он оглянулся – и в груди ёкнуло. Натянув на лицо кепку, я драпанула в сторону дома. Надеюсь, не узнал.
Чтобы успокоиться, я полдня драила квартиру, а после обеда пекла пирог и отвлеклась работой. Разослала персональные поздравления всем, кому в этом году делала рекламные кампании.
Вопреки маминому убеждению, что «удалёнка» – это не работа, я неплохо зарабатываю на настройке таргета и ведении соцсетей.
Кстати, маме сегодня я тоже звонила. Хотела поговорить по душам, но она сходу затянула песню про мою безалаберность, и мы почти поссорились.
Зато с бабушкой поболтали чудесно. Римма была в ударе – полна сарказма и шуток. Узнав, где я буду праздновать, выдала наставления: вести себя среди «европейской элиты» достойно и приглядываться к гостям мужского пола без спутниц. Я пообещала блистать и времени зря не терять.
Так что – надо ехать.
Ещё один оборот перед зеркалом, мотивирующая аффирмация «у меня всё получится» – и выхожу.
До бухты добираюсь на Сонином фиатике. Уго предлагал заехать, но мне спокойнее за рулём. Если что-то пойдёт не так – смогу уехать.
Мимо дома Козырева проношусь, не притормаживая. У его ворот стоит красный седан.
Я была уверена, что он празднует в ресторане. Там на сегодняшний вечер заявлена грандиозная вечеринка в славянских традициях – мне попадался анонс в соцсетях. Я ещё подумала: интересно, кто ему настраивает таргет?
Сейчас мне интересно, кто приехал к нему в гости на красной малолитражке?
Чувствую укол ревности, который расползается внутри чувством досады. Зря я его отшила.
Уго ждет меня на улице. Весело машет руками, показывая, куда лучше припарковаться.
– Хай, Дария! – широко улыбается, помогая выбраться из машины.
Произнести моё имя с мягким знаком он не способен, сказать Даша – тем более. Звук «ша» – это что-то запредельное для речевого аппарата европейца.
– Ола-ола, амиго, [Привет-привет, друг] – здороваюсь по-испански заученной фразой.
– Вау, какая ты! Настоящая русская красавица! – восторгается Уго сначала на английском, а затем на своём. – Мадрэ мия… Ерес пресиоса! [Мама дорогая, ты великолепна!]
Сам он снова в толстовке. До рубашек мальчик ещё не дорос.
– Прости за опоздание, – говорю, протягивая ему блюдо с пирогом и бутылку шампанского.
– Что это? – он с интересом разглядывает шарлотку.
– Русский яблочный пай. У нас не принято ходить в гости с пустыми руками. Я его сама испекла.
Пирсинг в его брови заползает на лоб.
– Испекла своими руками?! Я сразу понял, что ты – идеальная девушка!
Он смачно чмокает меня в щеку, и его смазливое лицо светится счастьем. Как будто шарлотку я приготовила лично ему.
– Ты же пригласил меня как друга, правильно? – подозрительно сдвигаю брови.
– Расслабься, Дария! Я не дурак, всё понял! – смеётся Уго. – Но не теряю надежды, что ты передумаешь.
На входе в дом нас встречают худощавый парень и миловидная девушка в точно таком чёрном платье, которое я чуть не купила вчера. Хорошо, что девочки отговорили.
У друга Уго интересное имя – Мануэль, его девушку зовут Кристина. Во время знакомства она легко и по-свойски расцеловывает меня в обе щеки и тут же тянет показывать виллу.
Крис типичная испанка – жизнерадостная, болтливая, вся из себя огонь и страсть. Но по-английски говорит плохо, постоянно перескакивает на испанский. В итоге я слушаю экскурсию на какой-то дикой смеси языков.
Дом содрогается от басов клубной музыки, гостей так много, что я даже не пытаюсь запомнить имена. И сразу представляюсь Дарией – иначе они всё равно не выговорят.
Мы выходим на террасу, Кристина с энтузиазмом что-то тараторит про виды. Я киваю, делая вид, что мне интересно, а сама кошусь на живую изгородь, отделяющую нас от виллы Тимура Козырева.
Крис зовут. Бросив мне «Ун моменто!», она забегает в дом. Я же подхожу ближе к забору и ищу просвет, чтобы заглянуть в соседский двор. Увы, кустарники растут плотно, надежно защищая частную жизнь владельца.
И тут я слышу русскую речь.
– Всех благ тебе в новом году, Тимур! – желает грубоватый женский голос. – И весело отпраздновать, – добавляет со смешком.
– Тебе тоже, Алёна! – бодро отзывается Козырев. – Спасибо, что нашла возможность приехать в предпраздничный день. На карту перевел двойной тариф. Это тебе подарок.
Я опускаюсь на корточки и не дышу.
Чего, блин? Какой ещё тариф?
– Ой, спасибо, дорогой! Приятно! Ты для меня исключительный клиент! Самый лучший и любимый, – рассыпается комплиментами женщина, перемещаясь к воротам.
Затянув меня в кухню, Кристина нападает с расспросами, зачем я следила за соседом и правда ли, что он связан с русской мафией?
– Что за ерунда? – хмурюсь. – Тимур успешный бизнесмен, моя подруга с ним работает. Он продаёт элитные автомобили, а недавно открыл ресторан.
– Это для прикрытия. Говорят, на самом деле торгует оружием и людьми, – на полном серьезе говорит она, доставая из винного холодильника бутылку. – Ты видела его дом? Честным путём на такой не заработать. И эти дорогущие тачки… зачем их столько? Живёт один, жена здесь даже не появляется.
Я никак не привыкну к её «спэинглишу» и не уверена, что понимаю правильно.
– Разве у него есть жена? – уточняю.
Вопрос повисает в воздухе, потому что в кухню входит Мануэль. Он откупоривает бутылку и разливает вино по бокалам. Я вежливо отказываюсь, а Крис пьёт, забросив руку на его костлявое плечо.
– Мы тут с девушкой Уго обсуждаем твоего соседа Тимурито, – смеётся и подмигивает мне.
Тимурито? Надо же так исковеркать имя. И почему я – девушка Уго? Кто-то явно наплёл друзьям лишнего.
– А что о нём говорить? – хмыкает Ману, отставляя бутылку. – Опасный тип. Мутный. Кто знает, чем занимается. И ведёт себя так, как будто все ему должны. Улыбки не дождёшься…
Как по мне, Тимур со всеми любезен и улыбается часто.
– Просто у славян другой менталитет, – пробую объяснить.
– Сначала я подумал, что он гей, – продолжает Ману. – Рядом с ним вечно ошивался рыжий парень из автосервиса. Но потом к нему стали ездить девки. Разные… Понимаешь?
Сдвинув брови, мотаю головой.
– Мы думаем, что он извращенец, – вставляет Кристина, рассматривая свои ногти.
– Глупости! – не сдерживаюсь. – Он одинокий, с возможностями. Имеет право встречаться с кем хочет.
Зачем я его защищаю? Оно мне надо?
Откручиваю крышечку, пью.
– Ну, не знаю, – с лёгкой задумчивостью тянет Мануэль. – Не похож он на нормального.
– Расскажи ей, как он труп в багажнике вывозил! – хлопает в ладоши Кристина.
Я давлюсь водой и закашливаюсь.
Мануэль берёт бокал с вином, делает глоток и, выдержав драматическую паузу, начинает рассказывать:
– Это было в прошлом году. Наш садовник с утра подрезал пальму и увидел, как сосед грузит в багажник чёрный полиэтиленовый мешок. По форме это было похоже на труп...
Он делает ещё глоток, смакует вино на языке. Намеренно тянет.
Я не выдерживаю:
– А на самом деле?
Ману высокомерно задирает подбородок:
– Мы позвонили в полицию. Они приехали и выяснилось, что в багажнике… – он снова делает паузу и со смешком добивает: – Труп собаки!
Я смотрю на него как на идиота. И что здесь смешного?
– Труп собаки! – повторяет Кристина, хрюкая. – Но это могла быть одна из его подружек. Все подумали именно так!
Теперь я на неё смотрю как на дуру.
– У него была овчарка, – поясняет Мануэль, заметив моё недоумение. – Большая такая, ещё молодая. Кто-то её отравил. С тех пор на нашей улице появились камеры.
Так, стоп!
Мафия, оружие, трупы, камеры… Что за бред я тут слушаю?
Соня говорит, что испанцы – не сплетники, но, по-моему, она ошибается. Эти двое просто чемпионы в обсуждении чужой жизни. И несут откровенную чушь!
Чтобы не сказать это вслух, я допиваю свою минералку.
В этот момент в кухню заглядывает Уго.
– Вы чего тут застряли? Самое интересное пропускаете! – сообщает возбуждённо.
Кристина вылетает из кухни первой, Мануэль – следом.
Я выбрасываю пустую бутылочку в мусорку и нехотя плетусь за ними.
Самым «интересным» оказывается горка белого порошка на стеклянном столике. И к ней уже выстроилась очередь. Без наркоты мажорские вечеринки не обходятся – в этом Соня не ошиблась.
Я никогда не пробовала кокаин и не собираюсь. Отхожу в сторону и сажусь в низкое кресло у окна. Достаю телефон, листаю праздничную ленту новостей.
Музыка грохочет так, что басы отдаются вибрацией в груди. В доме душно. Воздух тяжелый, пропитанный алкоголем и сигаретным дымом.
В животе неприятно ноет. За весь вечер я не съела ни крошки. На столике рядом валяются остатки холодной пиццы, но вид у неё такой, что даже трогать не хочется.
В слову, мой пирог смели в первые пять минут. Это была единственная нормальная еда на вечеринке. Зато выпивки и дури тут более чем достаточно. Некоторые из гостей ведут себя уже неадекватно.
Атмосфера мне не нравится.
Со всех сторон звучит непонятная испанская речь. Громкая и напористая, она сливается с музыкой в сплошной шум. Кажется, эти испанцы нарочно перекрикивают друг друга.
Я ничего не понимаю и ни за кем не успеваю. Голова гудит. Улыбаюсь по инерции, но внутри всё сильнее зреет желание сбежать отсюда.
Раньше я умела вливаться в любую компанию. Мы с Киром часто посещали различные тусовки. Ему нравилось быть в центре внимания и чтобы я блистала рядом, как его украшение. В платье, на шпильках и обязательно с счастливой улыбкой на губах.
Я старалась, но после он всегда устраивал разбор полётов. Не то сказала, не так посмотрела. Смеялась слишком громко. Шутила, как пятиклассница...
Было обидно, но я молчала.
Страх и зависимость делают женщину безмолвной. И безвольной.
Прогнав ненужные воспоминания, оглядываюсь по сторонам. Не моя компания, не мои люди.
На часах пятнадцать минут одиннадцатого, в России уже наступил Новый год. Надо поздравить маму и бабушку и ехать к Гордиевским. Лучше праздновать с женатиками и беремняшками, чем с обдолбанными в хлам иностранцами.
Прихватив с вешалки пальто, я направляюсь в кухню, чтобы уйти по-английски через террасу.
Но выйти не успеваю.
Я выворачиваю рукава пальто, чтобы надеть его, когда слышу за спиной:
– К соседу сбегаешь?
Поворачиваюсь. В дверном проеме кухни стоит Уго. Смотрит так, будто застал меня на месте преступления.
– С чего ты взял? – пытаюсь улыбнуться. – Я заскучала и решила поехать к друзьям. У нас Новый год отмечают иначе.
– Не делай из меня дурака, Дария. Ты весь вечер говорила только о нём. Опозорила меня перед друзьями.
Звучит это, как наезд. И взгляд у Уго злой. Он входит в кухню и прикрывает за собой дверь. Я машинально отступаю.
– Это я тебя опозорила? – переспрашиваю шокировано. – Мы договорились быть друзьями, а ты всем рассказываешь, что мы встречаемся. По-твоему это нормально?
– Друзьями мы не будем, – заявляет он, подходя ближе.
Я закатываю глаза и тяжело вздыхаю. На самом деле мне жаль, что у нас всё так вышло. Парень старался, но что поделать, если я не вижу в нём мужчину?
– Уго… – кладу руку ему на плечо. – Ты правда классный, за тобой вон девчонки бегают толпами. Зачем тебе я? Знаешь, сколько у меня тараканов в голове?
– На хрен твоих тараканов. И девок на хрен. Я тебя хочу!
Прежде чем я успеваю сообразить, что на это ответить, он перехватывает меня за талию и притягивает. Я чувствую его губы на своих и пытаюсь увернуться.
Мы целовались один раз. Это было на втором свидании, и мне не понравилось. Сейчас не нравится тем более.
– Прекрати, ты под кайфом! – отталкиваю его.
– Тут все под кайфом, бэйб! Тебе тоже надо нюхнуть. Это здорово расслабляет.
Рывок — и я оказываюсь вжатой в столешницу. Пальцы Уго скользят по моей шее, заставляя задрать голову. Он достает из кармана джинсов маленький пакетик, трясёт им, словно колокольчиком.
– Специально для тебя.
– Спасибо, но я таким дерьмом не балуюсь. И тебе не советую, – отвечаю серьезно, глядя ему в глаза. – Втянутся легко, вылезти – почти нереально.
– Завтра же брошу, если согласишься быть моей, – скалится он и прижимается ко мне.
– Нет, Уго. Я тебе сказала – у нас ничего не получится.
Пробую освободиться, но он блокирует меня своим телом, словно стена.
– Это мы ещё посмотрим, – шипит, обхватывая за подбородок.
Пальцы грубо сжимают челюсть, порошок сыплется прямо мне в рот. Горечь расползается по языку и обжигает горло, десны немеют. Я дёргаюсь, пытаясь выплюнуть, но этот ненормальный зажимает рот рукой.
– Глотай! – хрипит угрожающе.
Испуганно киваю, делая вид, что подчинилась, и он отпускает. Самодовольно ухмыляется, а я бросаюсь к мойке, плюю и полоскаю рот водой.
– Ты идиот?! – кричу.
Разворачиваюсь и толкаю в грудь. От неожиданности он отшатывается, но тут же ловит мои руки и заламывает их за спину.
– Полегче, малышка, не бесись! – смеётся мне в лицо. – Сейчас тебя торкнет – и захочется не только дружить.
Он резко разворачивает меня, вжимает животом в стол. Липкое дыхание касается шеи, рука ползёт вверх по бедру, задирая платье.
– Уго, ты сошел с ума? Пусти меня! – извиваюсь, но он держит крепко, сжимая бёдра своими.
– Идём наверх, – шепчет, облизывая моё ухо. – Я растоплю твой лёд, русская красавица. Полижу тебя там…
Его рука между моих ног. Пальцы оттягивают край белья. Он действует нагло. От него веет похотью и непредсказуемостью.
Где тот милый, улыбчивый парень, который старался мне понравиться? Я совсем не разбираюсь в людях!
– Уго… пожалуйста…
Голос срывается, я начинаю паниковать.
– Пойдёшь со мной? Или я трахну тебя прямо здесь.
Медленно киваю. Едва он ослабляет хватку, разворачиваюсь и отвешиваю пощёчину.
Звонкий хлопок тонет в грохочущих за дверью басах.
Уго трёт щёку, глаза темнеют от злости.
– Ах ты… сука!
Он дёргает меня за волосы, швыряет на стол лицом вниз. Внутри всё сжимается от унижения, слёзы душат. Моя смелость трещит по швам, а тело деревенеет от ужаса, когда взбешённый парень наваливается сверху и начинает расстёгивать джинсы.
Он реально это сделает?
Нет! Не позволю!
Вспышка ярости обжигает внутренности, голову обносит жаром. Выворачиваюсь, сгибаю руку и бью кулаком в шею. Попадаю точно в кадык. Курсы самообороны я прошла не зря – пригодились.
Уго хрипит и отшатывается. Пользуясь моментом, я поднимаюсь и с силой толкаю его. Для верности можно ударить ногой в пах, но ему и так достаточно – осел на пол и стонет, держась за шею.
Не жду, пока оклемается – хватаю пальто и бросаюсь к двери. Он что-то хрипит мне в след, кажется, извиняется. Я не вслушиваюсь. Вылетаю из дома и бегу. Сердце колотится в горле, в висках стучит. Я проваливаюсь в землю каблуком, подворачиваю ногу, но не останавливаюсь.
Запрыгиваю в фиатик, дрожащими руками блокирую двери и жму кнопку старта. Двигатель послушно заводится, но меня подперли, придётся сдавать назад.
Стёкла в капельках росы, я ничего не вижу. Дергаю все подряд рычажки, не могу найти, как включить задний дворник. Паника не отпускает.
Врубив на всю обдув, начинаю движение назад вслепую. Развернусь у соседского дома, к тому моменту стёкла должны высохнуть.
Надо уехать отсюда как можно скорее!
Давлю на газ, паралельно пристёгиваюсь...
Бах!
Запоздалый писк парктроника, металлический скрежет. Жму на тормоз, но поздно. Я во что-то врезалась.
Удар был не сильный, но ощутимый.
Врубив драйв, проезжаю немного вперед и включаю аварийку. Смотрю в зеркало заднего вида и холодею с головы до пят.
Задние фары «Порше» горят красным, как два залитых яростью глаза.
Боже мой...
Я въехала в тачку Тимура Козырева.
На чужой машине.
С наркотиком в крови...
Что за невезение такое? За что?
Когда у бокового окна возникает тёмная фигура, я превращаюсь в пятилетнюю Дашу, которая разбила любимую мамину вазу. Хочется спрятаться в шкаф, а оттуда телепортироваться в Нарнию.
Проверяя вместе с Тимуром повреждения, я старалась держаться достойно, но тело позорно дрожало, а в глазах стояли слёзы. Ожидала, что на меня будут орать, но Козырев был подозрительно спокоен и молчал.
Шок не отпускал. Растирая голые плечи, я уверяла, что его машины не было, когда я начала сдавать назад. Если он не верит, мы можем вызвать полицию, и пусть они разберутся.
Мои оправдания выглядели так же жалко, как и я сама. Врезалась в припаркованную машину – виновата на все сто.
Козырев покачал головой и нахмурился:
– Ты что-то употребляла?
Он явно в курсе, как проходят вечеринки у соседей.
Я потупила взгляд и кивнула, понимая, что наркотик мог частично проникнуть в кровь через слизистые.
Тимур протянул руку.
– Ключи от машины. – Его тон не терпел возражений. – И зайди в дом.
В голосе и во взглядесквозило раздражение. Спорить я не рискнула.
Теперь вот сижу на краешке дивана, рассматриваю просторную гостиную.
Интерьер под стать хозяину – подчеркнуто дорогой, я бы даже сказала, изысканный. В отделке исключительно натуральные материалы, мебель красивая и добротная. Всё сделано с умом, подобрано с безупречным вкусом. Чистота вокруг кристальная. В воздухе витает легкий аромат лаванды, который ни капельки не успокаивает.
Тимур ещё на улице. Входная дверь приоткрыта, и я слышу его голос. Он говорит по телефону о запчастях и сроках покраски. Судя по всему, с Лёхой.
Сонин «итальяшка» стоит во дворе. Ехать на нём нельзя: задний бампер наполовину оторван, фара вывалилась и болтается на проводах. У порша – только вмятина, но её тоже будут устранять. Эстет Козырев не станет ездить на поцарапанной тачке.
Я смотрю на хрустальные подвески люстры над обеденным столом и прикидываю, хватит ли мне денег на ремонт двух машин. Надеюсь, компенсацию за моральный ущерб с меня не потребуют.
От хлопка входной двери вздрагиваю, как от выстрела. Ситуация – стрессовее некуда. Меня чуть не изнасиловали, я попала в первую в жизни аварию, и в моей крови есть наркотическое вещество, которое непонятно как действует. Я не чувствую никакой эйфории, но происходящее воспринимаю необычайно остро.
Тимур подходит и встаёт напротив.
– Ты в порядке?
Я – не в порядке, но поднимаю на него глаза и киваю.
Он одет нарядно: светлая рубашка, пиджак... Выехал праздновать Новый год в ресторан, а тут я – без оглядки бегущая с тусовки. Боюсь представить, что он думает обо мне.
И вдруг понимаю, что для меня это важно. Я хочу, чтобы Тимур Козырев думал обо мне хорошо!
– Подруге уже сообщила? – спрашивает он, не сводя с меня глаз.
– Нет, я… у меня…– заикаюсь, пытаясь вспомнить, где мой телефон, и понимаю, что забыла его.
– Не говори сегодня, не стоит портить ей праздник.
Он прав. Хватит того, что у нас с ним вечер испорчен.
– Ладно, – вздыхаю.
– «Фиат» начнут делать послезавтра. Там работы на два дня. Рассчитывай, что это время ты будешь без машины.
– Да-да, конечно. Это ничего, обойдусь. И я всё оплачу! Ремонт «Порше» тоже. Если хочешь, могу написать расписку.
Его губы дёргаются в слабой усмешке, и во взгляде мелькает что-то вроде снисхождения. Для него это мелочь, а я… снова говорю глупости.
Он ничего не отвечает, уходит и возвращается со стаканом воды. Молча протягивает мне. После выпитой минералки у меня полный мочевой пузырь, но я всё равно беру и пью.
Тимур отходит к окну. Отвернувшись, печатает что-то в телефоне. Я украдкой рассматриваю его, прячась за уже пустым стаканом.
Он отлично сложен, в меру подкачен. На мой взгляд его фигура идеальна, как и внешность в целом. И человек он хороший. Любой другой на его месте обложил бы меня трехэтажным, а он сдержался. Полицию не вызвал, с ремонтом помогает... Очень хороший.
Мне вдруг хочется его обнять. Прижаться к его крепкому телу, погладить напряженную спину. Возможно, это действие всыпанной мне в рот отравы, но желание настолько сильное, что я подхожу и встаю рядом.
Вдалеке в тёмном небе вспыхивают первые фейерверки. До Нового года осталось меньше часа.
– Спасибо за воду. И вообще… За всё тебе спасибо, – говорю почти шепотом, через комок в горле.
Тимур кивает, глядя перед собой.
– … Прости, что так вышло, – робко продолжаю. – Я понимаю, что нарушила твои планы, испортила праздник... Мне очень жаль, Тимур. Правда. Очень!
Он снова кивает. Ощущение, что я его раздражаю, усиливается. Не обнимать его нужно, а убраться отсюда как можно скорее, не мозолить глаза.
– Можешь вызвать мне такси, пожалуйста? – набираюсь наглости попросить. – Мой телефон остался там…
Тимур поворачивается и смотрит так пронзительно, что я теряюсь и не договариваю. Предплечья обсыпает мурашками. Он их видит и быстро снимает пиджак. Накидывает мне на плечи, задерживает руки... Я делаю порывистый вдох, подаюсь вперед...
Он сам меня обнимает.
Его тепло и запах – они окутывают, как лёгкое, уютное одеяло. Впервые за вечер я чувствую себя в безопасности. И меня накрывает той самой эйфорией. В груди трепещет, а вспышки в голове куда красочнее тех, что мелькают за окном. И наркотик тут совершенно не при чём.
Тимур медленно ведёт ладонью по моей спине, задерживается между лопаток.
– Так что с твоим телефоном? – спрашивает, слегка надавливая. – Снова щегол отобрал?
– Он не щегол, а конченный урод, – вздыхаю, прижимаясь щекой к его тёплой груди. – Вынуждал меня принять порошок, представляешь? Засыпал в рот и заставлял проглотить, но я почти всё выплюнула. А он разозлился, накинулся на меня, зажал прямо в кухне …
Осекаюсь, но поздно. Тимур уже напрягся.
– Что он сделал? – переспрашивает через сжатые челюсти. Я молчу. Он берёт меня за плечи и легонько встряхивает. – Даша, говори. Он тебя обидел? Это было без твоего согласия?
– Он ничего не успел, – выдыхаю. – Я его ударила и побежала к машине. Завелась и сразу поехала. Дальше ты знаешь…
– Так-с… Пора! Начинаем обратный отсчёт! – с задором объявляет Тимур, срывая с горлышка бутылки золотую фольгу.
Это не местное игристое, а известное французское, которое все называют «Моёт», но правильно – Моэт э Шандон. Меня бабушка недавно просветила. Есть у неё давний поклонник из бывших высокопоставленных – шлёт корзины с цветами после спектаклей и это шампанское.
Тимур ловко откупоривает бутылку и разливает напиток в высокие бокалы, которые я выбрала.
– Мне немножко, – прошу. – Только чтобы загадать желание.
Он будто не слышит, наливает почти до краёв.
– Можешь загадать, как местные – сразу мелким оптом под виноград, – усмехается, придвигая блюдо с фруктами. – Съедаешь двенадцать виноградин, на каждую по желанию.
За десять минут мы с ним соорудили небольшой праздничный стол. Тимур чистил и нарезал, я оформляла. Нашла в шкафчиках фисташки, солёные крекеры и шоколад, разложила горками между нарезкой. Получилось ярко и оригинально. Сеньор ресторатор меня похвалил.
– Двенадцать желаний? Я столько не придумаю! – смеюсь.
– Тогда загадывай одно и то же, чтобы наверняка сбылось, – советует Тимур.
На экране плазмы появляются цифры:
Десять… девять…
Мы решили встречать на диване перед телевизором, как когда-то в детстве. Тимур включил прямую трансляцию с главной площади Мадрида.
Восемь… семь… шесть…
Ведущие громко отсчитывают по-испански, переговариваются, смеются. Я ничего не понимаю, но их задор заводит. Подскакиваю с дивана – сложно усидеть на месте.
Пять… четыре…
Беру бокал, громко считаю по-русски. Тимур тоже встаёт. Смотрит на меня, улыбается.
Если бы кто-то полтора месяца назад сказал мне, что я встречу Новый год дома у мачо из супермаркета… Что мы будем вдвоём… Я – в его пиджаке и с голыми ногами…
Ни за что бы не поверила!
Три… два… один.
Удар курантов. Мы с Тимуром звонко чокаемся.
– Ура-а! – пищу я, подпрыгивая.
Делаю глоток, зажмуриваюсь и мысленно шепчу:
«Хочу в этом году влюбиться. В того, кто будет любить меня больше жизни».
Формулировка странная, родилась спонтанно. Времени продумать желание у меня не было.
– С Новым годом, Даша, – произносит Тимур и наклоняется.
– С Новым годом! – подаюсь ему навстречу.
Мы целуемся в губы. Как будто случайно, но без всякого стеснения – на кураже. Это же в честь праздника! По крайней мере, я стараюсь думать так. Не заморачиваться на том, насколько это символично, особенно после желания про любовь.
Влюбиться в Тимура Козырева можно легко. Но умоего желания есть важная вторая часть, а такие, как он, любят только себя. Он мне не подходит.
Я быстро облизываю губы и плюхаюсь обратно на диван. Тимур предлагает всё-таки съесть двенадцать виноградин по местной традиции. Мы по очереди отщипываем ягоды от грозди, я загадываю одно и то же желание и интенсивно жую, чувствуя, как стремительно краснею.
Всё это время Козырев не сводит с меня глаз. И у меня такое чувство, что его желания напрямую связаны со мной. Точнее, одно желание. Конкретно на эту ночь.
Мы сидим слишком близко, наши бёдра соприкасаются, и мне жарко. Забросив в рот последнюю виноградину, я залпом допиваю холодное шампанское и снимаю пиджак. Немного отодвигаюсь, выпрямляюсь и утыкаюсь взглядом в телек.
Тимур продолжает смотреть на меня. Я не вижу, но буквально чувствую, как его взгляд соскальзывает с моего лица, медленно проходится по шее, касается ключиц и очерчивает выступающую под платьем грудь… Как перепрыгивает на колени, гладит их и поднимается вверх по бедрам.
Эти прикосновения – иллюзия, но я их ощущаю. И сердце невольно ускоряется, дыхание становится частым и поверхностным.
На экране мелькают счастливые люди в оленьих рожках и новогодних очках, ведущие наперебой галдят непонятно о чём. Я делаю вид, смотрю, но на самом деле – тону в напряженном предчувствии.
То, что я осталась, Тимур воспринял как согласие на большее. И я осознаю, к чему ведут его долгие взгляды. Пытаюсь убедить себя, что это нормально. Мы взрослые люди, нас влечёт друг к другу.
Но тревожность только растёт.
Я его почти не знаю, а говорят о нём разное и далеко не лестное. Меня подрывает спросить, что за двойной тариф делала у него вечером какая-то Алёна и с кем он встретил Рождество в Германии. Но кто я такая, чтобы задавать такие вопросы?
Тимур переключает канал на музыкальный и наполняет мой бокал.
– Это на случай, если захочешь загадать ещё одно желание, – говорит с улыбкой.
– Так можно напиться и назагадывать непонятно что, – шучу я.
Он хитро прищуривается.
– Например, что-то очень непристойное? Знаешь, по пьяни обычно тянет на то, чего реально не хватает.
Я хихикаю, но понимаю, что пить мне больше не стоит. У меня уже все мысли повернули в ту сторону. Только и думаю, где и как у нас с ним всё произойдёт.
Неожиданно Тимур встаёт и выключает верхний свет.
– Идём? – протягивает руку.
– Куда? – спрашиваю настороженно, но поднимаюсь.
– Салюты смотреть.
На ватных ногах я иду за ним к выходу на террасу и мысленно себя стебу. Вот дурочка пугливая. Решила, что он сразу в спальню отведет. Пить шампанское точно больше нельзя.
Тимур приоткрывает большую раздвижную дверь. В дом врывается поток холодного воздуха, и мы решаем не выходить на улицу – салюты и так замечательно видно.
В тёмном небе взлетают огненные россыпи – алые, зелёные, золотые. Они мерцают и угасают, оставляя за собой светящиеся шлейфы.
– Красиво… – выдыхаю, прислонившись к прохладному стеклу.
– Очень, – негромко соглашается он.
Смотрит вовсе не на салюты – на меня.
– Ты пропускаешь фейерверк, – замечаю.
– Самое красивое у меня перед глазами…
О, боже...
Тимур приближается, и его ладонь уверенно ложится на мою талию. Пальцы сжимают чуть сильнее, чем нужно, и от этого по спине пробегает горячая волна.