На грани любви и ненависти

Глава 1

Спустя два года

Тимур

В моей гостиной уже пятый час подряд, не переставая ни на секунду, гремит музыка, вечеринка продолжает набирать обороты, а я стою на балконе и жду, когда им всем надоест и они свалят отсюда по домам.

По правилам нашей группы я должен был устроить вечеринку, когда до меня дошла очередь и я ее устроил. Обвожу взглядом скопление людей и не нахожу среди них никого, с кем бы хотел пообщаться. За два года учебы эти люди не стали мне ближе. Нисколько.

Два года назад, когда мой мир рухнул, мне пришлось почти сразу уехать. Это не было трусостью или проявлением слабости с моей стороны, так сложились обстоятельства. И это было единственным правильным решением в данной ситуации. Нужно было сделать выбор, не цепляться за того, кто был потерян для меня навсегда, а пытаться спасти того, кто еще у меня остался. Мне нужно было спасти единственного близкого мне человека.

Арину и ее маму я больше не видел. Искать их … Для чего? Чтобы попросить прощения? Так такое не прощают. И в данном случае, мне кажется, новая встреча принесла бы только новую вспышку боли и Арине, и Анне. А делать больно я больше никому не хотел, поэтому решил отпустить и отступить.

Было невыносимо, очень плохо и одиноко. Внутренности скручивало от тоски по ней, по моей любимой девочке, но я ее не заслуживал. Даже близко с ней стоять был не достоин. Пусть она встретит хорошего человека и будет счастлива с ним, а я буду всегда любить ее и останусь стоять в стороне. У меня нет больше права на счастье. У меня вообще больше ничего нет.

Заботы о матери частично отвлекали меня от мрачных мыслей и не давали скатиться в пропасть. Я был нужен ей, поэтому и держался. У нее кроме меня никого не было. С отцом я общаться отказался, занес его везде в черный список и запретил пускать его к маме, а новый приехавший врач, узнав, что это из-за него она довела себя до того состояния, неожиданно со мной согласился. А позже озвучил предложение о необходимом лечении за границей.

Естественно, я сразу прислушался к нему, ведь он буквально вернул мою мать с того света. Ей сделали операцию, но нужна была долгая реабилитация и восстановление, а в условиях местной больницы сделать это было невозможно. Доктор сам договорился обо всем и выбил место в одном из лучших медицинских центров за границей. И денег за операцию он с меня не взял. Тогда еще я не мог понять, зачем ему все это нужно. Но позже он признался, что первый раз в жизни влюбился. Влюбился в женщину, которая лежала перед ним на операционном столе.

Именно тогда было принято экстренное решение о переезде. Я пришел в деканат и, как ни странно, они сразу вошли в мое положение, даже место для меня сразу нашлось. Вот так я стал студентом по обмену и переехал в Америку.

Мама потихоньку под чутким руководством врача, а теперь еще и мужа, Александра Ивановича выкарабкивалась, крепла и восстанавливалась. С каждым моим визитом ее красивые глаза горели все ярче, а щеки становились все румянее. А перед приходом дяди Саши она снова начала смотреться в зеркало, поправлять прическу и улыбаться.

Друзей у меня здесь практически не было, но на каникулы ко мне приезжал Димка. Мой единственный друг, самый лучший с детства. Он уже давно вернулся домой в Россию, поэтому теперь мы с ним снова редко виделись.

Обхожу толпу, чтобы подняться наверх, но неожиданно передо мной появляется Эля. Все такая же назойливая и настойчивая.

Первый раз мы пересеклись с ней на Мальдивах, когда отдыхали вместе с Ариной, тогда я отшил ее и сразу благополучно забыл о ее существовании. Но когда переехал жить за границу, оказалось, что мы учимся не только в одном университете, но еще и в одной группе. Вот уж подфартило.

Еще раз прохожусь по ней взглядом и, как обычно, ничего не чувствую. Несмотря на то, что она красивая, яркая, стройная… но не цепляет. У меня свои представления о красоте, в которые она не вписывается. Туда вообще вписывается только одна девушка. И я уже абсолютно точно знаю, что она там так и останется.

- Ты наверх? – вливается мне в уши медовый голос с придыханием.

- Да.

- Я с тобой, - кладет свою руку поверх моей и начинает гладить, слегка царапая своими красными коготками.

Интересно, на что она сейчас надеется? Что я выпил на вечеринке и соглашусь подняться с ней в спальню? Я не пил, а в мою спальню вообще, кроме меня никто не заходит.

- Нет, ты не со мной, - отрезаю решительно, обхожу ее и поднимаюсь по лестнице.

Тем не менее эта липучка догоняет меня уже у комнаты и цепляется за мой локоть.

- Тим, все гости ждут, что ты споешь для них. Это твоя вечеринка, поэтому отвертеться не получится.

Я поднимаю на нее злой взгляд и получаю в ответ довольную улыбку. Безусловно ее очень радует тот факт, что она сейчас права.

- Хорошо, пять минут и я спущусь.

Захожу в ванную, умываюсь ледяной водой, затем подставляю под струю воды руки. Хоть что-то почувствовать, кроме постоянной сжигающей меня боли. Беру в комнате гитару и спускаюсь на первый этаж. Музыку уже выключили. Кругом почти идеальная тишина, мне даже не по себе становится.

Пою на русском языке, не хочу, чтобы кто-нибудь понял, что я чувствую на самом деле.

Под тяжестью суровых дней
О прошлом вспоминая,
Мечтаю раствориться в ней,
О боли забывая.

Я вижу снова образ твой,
Цепляю нежную улыбку.
А от тоски хоть волком вой.
Расплата горькая за страшную ошибку.

Когда дохожу до припева, внутренности привычно стягивает в тугой узел.

А прошлое клубится терпким ядом
Я буду честен до конца с собой.
Мне в жизни больше никого не надо,
Но будущего нет у нас с тобой.

Заканчиваю песню, как всегда, с чувством глубокого опустошения и встаю с кресла. Ребята просят спеть еще, но я игнорирую, больше я уже не осилю в эмоционально плане.

Глава 2

Перед тем, как ехать в аэропорт, заезжаю к матери, чтобы убедиться, что у нее все в порядке. Хотя дядя Саша окружил ее такой заботой, что она с каждым днем расцветает все больше, если такое вообще возможно.

Она открывает мне двери со счастливой улыбкой и сразу обнимает. Вот такая она особенно меня радует. Красивая и счастливая. Я же говорил, что она еще встретит своего мужчину. Жаль, что при таких обстоятельствах, но хорошо, что все обошлось.

- Проходи, я как раз ужин готовлю, сейчас Саша придет с работы, посидим вместе. Поговорим.

- У меня самолет, мам, - стараюсь избежать разговора, который судя по выражению ее лица, будет непростым.

- Знаю, что самолет, ты успеешь, - твердо и непреклонно.

Плетусь мыть руки и возвращаюсь за стол. Я пытаюсь ей помочь, но она отмахивается. После аварии еще немного прихрамывает, но дядя Саша говорит, что постепенно это уйдет. Мама ставит передо мной тарелку и присаживается напротив.

- Ты ешь, а я на тебя посмотрю.

- А сама? – удивленно вскидываю брови.

- Я подожду Сашу, не люблю ужинать без него.

- Повезло ему, - с улыбкой делаю заключение.

- Это мне с ним повезло, он необыкновенный.

- Я знаю мам, и я очень рад за тебя.

- Тим, - начинает нерешительно и без улыбки, – как ты?

- Что за странный вопрос. Вот же я сижу перед тобой живой, здоровый и такой же красивый, как раньше. Так что… все хорошо у меня.

- Тим, ты перестал улыбаться, причем уже очень давно.

- Вот, смотри, - кривляюсь в корявой улыбке, а мама грустно качает головой.

Не верит. Я и сам себе не верю.

- Я про твои глаза, Тим. В них столько тоски, что мое материнское сердце сжимается от боли.

- Мам, пожалуйста, не придумывай. Главное, что с тобой все хорошо и ты счастлива. Большего мне и не надо.

- Тогда… два года назад что-то случилось, - никак не угомонится мама, - это все из-за меня, да? Из-за той аварии?

- Что за бред? – начинаю злиться. Ну, что она опять вбила себе в голову.

- Тим, прости меня. Я тогда так сильно переживала, что совсем мало времени уделяла тебе.

- Ну, все хватит, - пытаюсь остановить ее бесконечные покаяния.

- Нет, не хватит. - перебивает меня, - Тимур, та девочка… твоя сводная сестра… Я видела вас несколько раз тогда на Мальдивах. Одного взгляда хватило понять, как она дорога тебе. Ты был счастлив тогда. Что между вами произошло? Ты сейчас как тень. Не живешь, а существуешь.

- С чего ты взяла все это? – мой голос даже для меня звучит неубедительно.

- Найди ее, Тимур. Найди и поговори с ней. Всегда можно сделать шаг навстречу и все исправить.

- Не все, мам. То, что я сделал, нельзя исправить. Такое не прощают.

Мама молча смотрит мне в глаза и больше ничего не говорит. Она знает много того, что не прощают, но я уверен, что мои поступки повергли бы ее в шок. Она многое обо мне не знает и будет лучше, если не узнает никогда. Это с ней я всегда был милым парнем, а в реальной жизни той еще сволочью.

Не хочу говорить с ней об этом и разочаровывать. Не могу допустить даже мысли о том, что она может неосознанно сравнить меня с отцом. Мне хватает того, что я очень похож на него внешне, остальное теперь уже в новой жизни пусть будет у меня от матери.

Мы с мамой не интересуемся его жизнью, но в газетах и по телевизору он периодически мелькает. Естественно, там он не один, каждый раз с новой пассией, причем каждая последующая моложе предыдущей, такими темпами скоро дойдет до школьниц. Или на него больше никто не ведется, или эти наивные дурочки с удовольствием клюют на его деньги. Мама воспринимает все это очень спокойно, не бежит переключать канал и плакать. На ее лице только равнодушие и невозмутимость, потому что ее глаза теперь горят только для дяди Саши.

Пару раз с экранов телевизора я смотрел на его выступления. Постарел и осунулся, это прежде всего бросается в глаза, стал жестче и серьезнее. В остальном все так же богат и непреклонен. К тому моменту, когда мы уезжали из России, он ни разу не позвонил в медицинский центр, чтобы узнать о состоянии матери. Я специально уточнял у старшей медсестры. Как так можно было, прожить с человеком почти двадцать лет и не чувствовать к нему ничего, даже сострадания. Ну что ж, мы выкрутились, справились, а в остальном, Бог ему судья.

Я доедаю свой ужин и выхожу из-за стола, мне пора на самолет. Мама выходит меня провожать и на прощание пронзительно смотрит в глаза.

- Позвони, как доберешься, Тим. Не делай больше глупостей, ты уже совсем взрослый у меня.

Я с грустной улыбкой покидаю ее квартиру и думаю о том, что же мешало мне быть взрослым два года назад.

***

Выхожу из самолета и вдыхаю воздух родного города. Уже чувствую в душе гнетущую пустоту, хотя даже не выбрался за пределы аэропорта. Знал, что возвращение будет трудным, но не знал, что настолько.

С каждым новым шагом я все сильнее погружаюсь в нескончаемый водоворот воспоминаний, меня накрывает волной тоски и отчаяния, меня душит неизбежность.

Страшно обрести надежду, что на самом деле не все так плохо, а потом испытать все то же ужасающее чувство потери и необратимости ситуации. Все здесь пропитано болью и безысходностью. Все дышит этими пробирающими до костей воспоминаниями. Они меня преследуют и снова возвращают в тот ужасный день. День моего двадцать первого дня рождения. День, когда я потерял двух своих самых любимых женщин. Вот только судьба сжалилась надо мной и одну из них вернула в самый последний момент, а вторая… вторая так и осталась отголоском боли и тоски в моем израненном сердце.

С тех пор день рождения я больше не праздную. Даже не говорю никому из новых знакомых, когда он у меня. Вообще никого близко к себе не подпускаю. В новом университете меня многие считают отшельником, странным новеньким, который сам по себе, а мне это только на руку. Одиночество теперь мой лучший друг. Одиночество и все те же воспоминания. Те счастливые мгновения, которые были до того, как я ее потерял. Они ранят и исцеляют, потому что в них мы еще вместе. В них она мне улыбается, манит пальчиком, обнимает и целует. Смотрит так, будто … я единственный смысл ее жизни, так будто любит.

Глава 3

Тимур

Я не помню, как оказался в своей квартире и не знаю каким образом до нее добирался. В голове будто сплошной провал. Меня все еще продолжает потряхивать от эмоций. Пытаюсь взять себя в руки, но мне это удается далеко не сразу. Сначала даже за бутылку виски схватился, но потом понял, что это не выход. Отложил ее в сторону, потому что прежде всего мне нужна ясная голова. Сейчас, как никогда мне нужно хорошо подумать и все взвесить.

То, что у меня есть дочь, в корне меняет дело. Я готов был отступить в сторону и дать возможность Арине встретить хорошего парня. Даже, возможно, смирился бы, если бы этим парнем стал для нее Димка. Подыхал бы каждый раз при встрече от боли и тоски, но попытался бы. Если бы стало совсем невмоготу, перестал бы видеться с Димкой, уехал навсегда из страны.

Но… не теперь. Мой ребенок будет только моим. Неважно девочка, мальчик. Я никому ее не отдам. А раз Арина ее мать, значит, придется и ей быть вместе с нами, даже через не хочу или не могу. Они мои! Обе! И никакая многолетняя дружба меня не остановит. Надо прийти в себя, собраться с силами и поговорить. Сначала с Ариной, потом с Димкой. Судя по его виду, он ни о чем не догадывается, хотя это очень странно. Девочка похожа на меня, как две капли воды. Черт, я был в таком шоке, что даже имя своего ребенка не спросил.

От принятого решения мне становится немного легче. Главное, что мне есть теперь ради кого жить. Главное, что плотный туман в моей жизни рассеивается и появляется проблески света. Пусть Арина никогда не сможет меня простить, никогда к себе больше не подпустит, но она все равно будет близко. Ведь просто жить рядом с ней и иметь возможность видеть это уже намного лучше, чем ничего.

Чувствую, что от пережитых эмоций не усну сегодня, поэтому решаю наведаться в свое любимое ранее место. На трек. Там можно будет немного отвлечься, возможно даже поучаствовать в гонках. Правда, теперь я делаю это намного реже, чем раньше, но думаю справлюсь.

Спускаюсь в гараж, который находится в самом подвале нашего дома, снимаю пыльный чехол со своего байка и провожу рукой по хромированной поверхности. Я скучал по нему. К моему большому облегчению это не тот байк, на котором я проиграл Арину. Тот я сжег на окраине города, когда понял, что натворил. А этот я купил сам на подаренные дедом деньги, поэтому со спокойной совестью, когда уходил от отца, забрал его себе.

Седлаю свой джик, завожу мотор и срываюсь с места. Приезжаю на трек, когда на улице уже темно. Здесь вокруг много подсветки, повсюду орет музыка и куча народу. Все, как раньше. Только теперь условия гонки усложняются тем, что зачастую проводятся в сумерках или темноте. Не все могут себе позволить участие в таких условиях, потому что это вдвойне опаснее и сложнее.

Несмотря на сумерки и летнюю духоту, я в темной закрытой одежде и темных очках, потому что не хочу быть узнанным. Подхожу к самому треку и чувствую, как внутри разливается приятное чувство азарта. Как же давно я не чувствовал ничего подобного. Оно перекрывает все остальные чувства, а потом, когда летишь по треку и приходишь к финишу первым, добавляется еще адреналин и эйфория.

Мое внимание переключается на старт, где готовятся к заезду новые участники. Мне издалека не очень хорошо видно, но успеваю обратить внимание, что одним из участников является девушка. Вот это ничего себе новости. Никогда еще здесь такого не видел. На ней черный комбинезон в обтяжку, под которым явно угадывается идеальная фигура, на голове шлем. Второй участник какой-то незнакомый мне парень. Но он меня сейчас интересует меньше всего.

Я жадно впиваюсь глазами в миниатюрную фигурку в черном и не могу ни на секунду отвести взгляд. Движения уверенные и точные, никакой суматохи и паники. Она явно знает, что делает. Парень, который ее соперник, поворачивает к ней голову и начинает что-то говорить. Она какое-то время его слушает, а потом показывает в ответ средний палец и сразу отворачивается. Толпа кругом взрывается оглушительным криком и свистом, из чего можно сделать вывод, что болеют они явно не за парня.

Меня самого пронзает непонятное чувство тревоги и беспокойства за эту незнакомую девушку и почему-то я сейчас едва сдерживаюсь, чтобы не оторвать руки и ноги ее сопернику. Это странно, но чувство страха за нее расползается по всему телу и проникает глубоко в самое сердце. Должно быть я слишком увлекся, потому что сигнал грид-герл звучит для меня особенно неожиданно и зловеще, как гром в ясную погоду.

Оба участника срываются с места, оставляя за собой высокие клубы дыма и пыли. Они идут на одном уровне нос к носу довольно продолжительную часть дистанции. Несколько человек за моей спиной начинают приглушенно обсуждать участников, и я невольно прислушиваюсь. Из разговора мне становится ясно, что эта девушка выступает давно и считается здесь непобедимой, а сегодняшний ее соперник приехал из другого города и жаждет одержать над ней победу.

- Девчонка, совсем оторва, - слышу довольный голос только что подошедшего парня, - этот приехавший новичок-выскочка пообещал ее трахнуть, если ему удастся выиграть, а она послала его на хрен при всех. У того из глаз даже искры посыпались от злости.

Парень отзывается о девушке с таким восторгом и восхищением, что мне уже не терпится взглянуть на это чудо без шлема. Что за оторва такая появилась в этих краях.

- Она клевая, - отвечает ему второй с не меньшим восторгом, - мне бы такую.

- Забудь, за нее здесь можно так огрести, что на скорой уедешь в травмпункт с переломанными костями.

Я продолжаю наблюдать за гонкой все с тем же странным чувством беспокойства. Когда участники идут на последний круг, сердце в груди замирает от страха, потому что этот урод-соперник резко вырывается вперед и подрезает девушку самым грязным способом. Она уходит чуть в сторону, но ей удается вовремя выровнять байк. Видимо, здесь, как и раньше, гонки проходят абсолютно без правил.