Я две недели на этом проклятом теплоходе, а уже готова выброситься за борт. Я привыкла к работе официанткой на суше, но здесь нагрузка втрое больше.
На ногах двенадцать часов, спина ноет, а новые туфли стирают пятки в кровь. Остаётся только донести поднос с грязной посудой до кухни — и можно падать в койку.
И тут появляется ОН.
Высокий, в пиджаке, с телефоном у уха.
— Да, меня не будет около месяца. Нет, это не обсуждается, — его голос, как лезвие. — Уже всё решено.
Он идет прямо на меня, не снижая скорости, будто меня тут и вовсе нет. Прыгаю в сторону, но поздно — он задевает поднос.
Ложки, вилки, бокалы — всё с грохотом летит на пол.
— Черт! — падаю на колени, собирая осколки.
Важный пиджак даже не останавливается. Просто бросает через плечо:
— Смотри под ноги, — и продолжает говорить в телефон.
Волна злости закипает внутри.
— Эй, пиджак! — кричу ему вслед.
Он оборачивается. Впервые действительно смотрит на меня. Удивлённо, будто он даже не предполагал, что я заговорю с ним.
— Вы только что испортили мне час жизни из заслуженного отдыха. Если вы такой важный, может, в следующий раз возьмете лимузин? А то вам, кажется, тесно в коридорах с простыми смертными.
Его брови медленно ползут вверх.
— И мне плевать, что у вас куча денег! Это не делает вас достойным человеком! — в ярости вытираю руки о фартук. Мне бы замолчать, но никак не получается. — И даже ваш... — мой взгляд саркастически скользит по его дорогому костюму, — ...особенный пиджак этого не изменит.
Тишина. Сердце колотится, ладони потеют.
Потом мужчина ухмыляется — на его щеке появляется очаровательная ямочка.
— Как тебя зовут?
Чёрт. Нарвалась на неприятности.
— Не твоё дело, — огрызаюсь и продолжаю собирать погром.
Мужчина хмыкает и, потеряв всякий интерес, разворачивается и идёт дальше.
Судорожно выдыхаю.
Нижняя губа слегка подрагивает. Плакать не буду. Просто устала. Просто надо немного поспать.
В итоге иду в каюту для персонала только в час ночи. Падаю на узкую койку, даже не снимая пропитанный запахом еды фартук. Глаза слипаются, но мозг отказывается отключаться — снова и снова прокручивает сегодняшний кошмар: разбитую посуду, холодный взгляд придурка в пиджаке, после унизительные слова старшей официантки за свою неуклюжесть...
Черт, надо было просто промолчать, а не орать на гостя. Сейчас бы уже спала, а не грызла себя изнутри. В соседней койке ворочается Оля, тоже официантка. Она единственный человек здесь, кто не смотрит на меня как на мусор. Мы успели подружиться, пока мыли горы посуды после капризных гостей.
— Ты жива? — спрашивает.
— Еле-еле.
— Варвара тебя завтра сожрет за этот погром.
Варвара — наша начальница, главная над всем обслуживающим персоналом.
— Знаю, — натягиваю одеяло на голову, словно оно может защитить от надвигающегося ада.
— Главное, чтобы из зарплаты не вычли.
— Да точно вычтут, можно даже не надеяться.
Оля вздыхает и снова спрашивает:
— А что за мужик-то был?
— Не знаю. Чёртов важный пиджак.
— Надеюсь, он не пойдёт жаловаться на твоё хамство.
— Поработаю в итоге за еду, если у меня за всё вычтут, — горько усмехаюсь.
— Держись. Если что, скажем, что у тебя пмс.
Смеёмся.
Ещё немного поболтав, укладываемся спать. Закрываю глаза и вдруг...
Яркая вспышка.
Его ухмылка.
«Как вас зовут?».
И этот чертовски красивый изгиб губ, когда я вышла из себя…
— Что стоишь? Работы нет? Забери пустые тарелки со столов. И в этот раз ничего не разбей! — бросает мне старшая официантка Лиза, даже не глядя в мою сторону. Её тонкий голос режет слух, как скрип ножа по тарелке.
Киваю, сжимая в ладонях поднос.
— Я не виновата, говорила же… — бурчу.
Никто не верит в мои оправдания.
«Гранд Вояж» — роскошный лайнер, золото, хрусталь, пахнущие деньгами гости. А я всего лишь — Диана Соколова, официантка с натянутой улыбкой и пустым кошельком.
Всего три месяца потерпеть, получить деньги и заплатить за учёбу.
— Эй, детка, не засыпай! — чей-то локоть толкает меня в бок.
Это Оля.
— А у меня опять поставили в тот вип-зал, не хочу туда, — она закатывает глаза, поправляя выбившуюся прядь чёрных волос.
— Да тут везде вип.
— Ага, но там вип-вип, — играет бровями.
— А почему не хочешь? Есть разница?
— Они ещё более привередливые и противные. Особенно седьмой столик.
— А кто за седьмым? Очередной придурок с дорогими часами?
— Да, Дмитрий Лебедев. Владелец сети отелей. Капитан его терпеть не может, но вынужден лизать ботинки — этот рейс спонсирует его компания.
— Он настолько гадкий?
— Да и его друзья такие же. На всех работников смотрят как на грязь. Они редко именно здесь обедают, но когда приходят, то надолго, — вздыхает Оля. — А Варвара сказала, что все должны на цыпочках перед ними ходить.
Наша начальница крупная высокая женщина с короткими тёмными волосами заочно вызывает уважение.
— Слушай, — Оля резко хватает меня за руку, — Ди, может, ты сегодня его обслужишь? Пожалуйста. Боюсь, что накосячу. Меня он так бесит, чёртов сноб. Вчера уволили девочку за то, что вилка лежала не под тем углом.
— Что?!
— Я сама не видела, мне рассказал бармен. Я как Лебедева этого вижу у меня теперь руки дрожать начинают… — подруга нервно грызёт ноготь.
— Только как мы поменяемся, чтобы Варвара не заметила? Она же сама всех распределяет, кто будет в каком зале.
Мы обе косимся на неё. Начальница в брючном бежевом костюме разговаривает по телефону, смеётся. Затем выходит из ресторана, продолжая с кем-то ворковать.
— Хорошо, я за. Хоть от Лизы подальше, а то она достала меня попрекать, — соглашаюсь.
— Спасибо, — подруга взвизгивает и обнимает меня.
Хватаю поднос и иду на поле боя. Вип-зал. Здесь воздух пропитан дорогим парфюмом и властью. Хрустальные бокалы звонят тише, смех сдержаннее, а взгляды — острее.
Ставлю на поднос всё, что необходимо. Тут устрицы, две чашки кофе и бокал красного вина.
— Гость пока один, но к нему скоро подойдут друзья. Пока отнеси это, сейчас ещё будет, — поясняют мне с кухни.
Киваю и иду в зал.
И вот тот самый Лебедев.
Столик у панорамного окна.
Он действительно один. Пальцы медленно стучат по скатерти в такт музыке. На столе лежит телефон и какие-то документы. Он поворачивает голову, и у меня замирает сердце. Хочется развернуться и спастись бегством.
Это тот самый важный пиджак из вчера!
Его взгляд безразлично цепляет меня и снова смотрит в окно. Он не узнал. Выдыхаю.
Но, чёрт, почему он такой красивый?
Вчера я не особо разглядывала его.
У меня перехватывает дыхание. Лебедев не просто красивый. Он раздражающе идеален. Высокий (под метр девяносто, не меньше), с плечами, которые не скроешь даже под дорогим пиджаком. Понятно, почему мы вчера не убрались с ним в коридоре. Волосы — темные, почти черные. А эти проклятые серые глаза — холодные, как шторм, но с искоркой. Лицо — резкое, скулы будто высечены из гранита, подбородок с едва заметным шрамом (драка? авария?). Руки. О боже, его руки. Длинные пальцы, уверенные движения, на левой — матовая платиновая печатка с темным камнем.
Я представляла потного, лысеющего толстяка с сигарой и надменным взглядом. А передо мной… этот красавец.
И самое мерзкое?
Он знает, какой эффект производит.
И, уверена, использует это. Безжалостно.
На негнущихся ногах подхожу к столику.
Только бы он меня не вспомнил.
— Ваш заказ, — ставлю перед ним тарелку с устрицами.
В нос врывается запах моря и чего-то дорогого, мужского, от чего кружится голова.
— Ты знаешь, что устрицы нужно подавать с определённым соусом?
— Конечно, — беру тарелку обратно. — Сейчас исправлю.
— Не надо.
Он внимательно смотрит на меня. Цепкий взгляд. Он изучает. Скользит по моей руке — я случайно задеваю его стакан с водой, пока ставлю чашки с кофе рядом.
— Дрожите?
Каюта на четвертой палубе больше похожа на ночной клуб, чем на помещение корабля. Стены из темного дерева с золотыми вставками, хрустальная люстра, отражающаяся в полированном полу, барная стойка с десятью сортами виски и шампанским в серебряных ведерках. В углу стол для покера с разбросанными фишками, в другой бильярдный стол.
Внутри десять мужчин. Какой-то бородач с татуировками, блондин в очках, который вчера видел моё фиаско, двухметровый громила с шрамами на лице, седеющий аристократ, у которого в руках сигара. Других я не успеваю рассмотреть, так как мой взгляд замирает на Лебедеве. Он в черной рубашке с расстегнутыми тремя пуговицами, сидит в кресле как на троне.
Воздух густой от дыма сигар и дорогого парфюма. Громко играет джаз, но через минуту кто-то переключает на рок. На столе — полупустые бутылки, мясные блюда и растопленный лёд в серебряном ведерке.
Когда я появляюсь с подносом, на котором коньяк и бокалы, разговоры затихают.
— А вот и наша дикарка! — кричит тот самый блондин.
Десять пар мужских глаз внимательно наблюдают за мной. Щёки начинают пылать.
Разливаю коньяк, чувствуя на себе взгляд Лебедева. Жарко. Слишком жарко.
— Эй, дикарка! — внезапно вскакивает голубоглазый брюнет. — Выпьешь за мое освобождение? Я развожусь!
Он суёт мне в руки бокал с чем-то мутным.
— Я на работе, — отказываюсь.
Брюнет даже не думает отступать. Он обвивает моё запястье пальцами, притягивая бокал ближе к моим губам.
— Ну же, один глоток! Или ты боишься?
— Если она дикарка, то надо научить её себя вести, — смеётся один из гостей.
— Вы бы видели, как она вчера себя вела. А тут сразу притихла, — подливает масла в огонь блондин.
— Убери руки немедленно! Я не буду пить ни с тобой, ни с кем-то другим здесь! — оглядываюсь в поисках помощи на других девчонок-официанток.
Они не собираются мне помогать. Типа справляйся сама.
— Дикарка-то с характером! — смеётся брюнет. — Я таких штучек обожаю! Горячая! — начинает тянуть меня ближе к себе.
Из угла раздаётся резкий щелчок пальцев.
— Отвали, Влад.
Лебедев.
Он даже не повышает голос, но брюнет тут же отпускает меня, как обжёгшись.
— Ладно, ладно, не кипятись, — бормочет Влад, отступая назад, но его голубые глаза сверкают азартом.
Я перевожу взгляд на Лебедева. Он сидит, развалившись, один локоть опирается на подлокотник, пальцы медленно постукивают по бокалу с виски.
Смотрит так, будто знает, как у меня всё дрожит внутри, как бешено бьётся сердце под тонкой тканью. Его взгляд скользит вниз, к моим губам. Задерживается. Мой рот вдруг становится сухим, и я невольно облизываю губы.
Лебедев ухмыляется. Всего на секунду. Но этого достаточно, чтобы по спине побежали мурашки. Потом он отводит взгляд — медленно, не спеша, будто делает мне одолжение.
Я выхожу из ступора, забираю посуду и быстро ухожу. Со мной сегодня работают три официантки. Ната, Рита, Нина. Я с ними до этого не была знакома, мы трудимся в разных частях корабля. Заметив моё испуганное лицо, одна из них произносит:
— Ты совсем дура?
— Не поняла…
— Сложно было выпить? Зачем людям праздник портишь? Твоё дело — выполнять их желания. Из-за тебя нам потом чаевых мало дадут! — рявкает Ната.
— Что? Я на такое не подписывалась…
— В смысле?! Ты хоть понимаешь, куда попала? Ты обслуга, а это высший свет! Да ты радоваться должна, что сегодня среди них! Из-за тебя нашу Ленку не взяли сегодня! — цокает Нина.
— Я не хотела здесь быть…
— Да-да, рассказывай! — перебивает Рита. — Мы высшая каста среди вас замарашек. Тут чаевые лопатой гребём, а потом появляется какая-то выскочка и всё портит!
— Кого порадовала, чтобы быть здесь? — ехидно спрашивает Ната.
— Вы бредите? Я ничего не делала! — пытаюсь отбиться от нападок.
— Мы тебя предупредили — будь милой и делай, что тебе говорят! Мы хотим заработать побольше! — Рита направляет на меня указательный палец.
Не успеваю ничего ответить, как из зала доносится:
— Дикарка!
Следующий час я мечусь туда-сюда.
— Виски со льдом к бильярду! — голос Лебедева разносится, перекрывая смех и звон бокалов.
Я стискиваю зубы — это уже десятый заказ за последние двадцать минут. И каждый раз — только ко мне.
В центре за бильярдным столом Лебедев играет с Владом. Остальные рассыпаются по комнате: за покерным столом, на диванах, за баром.
Подхожу с подносом, но Лебедев даже не поворачивается:
— Не там. Поставь на край стола.
Когда я тянусь — он специально отодвигает бокал на сантиметр дальше. Моя рука дрожит от напряжения.
Но я справляюсь.
Три часа ночи. Каюта пуста, но следы безумного вечера остаются повсюду: разбитый бокал у ног, осколки сверкают, как льдинки, пятно виски на ковре — темное, липкое, уже впитавшееся, запах сигар и дорогого парфюма, смешавшийся в душный коктейль.
Я на коленях, тряпка в руках, свои светлые волосы собираю наверху в нелепый пучок. Спина болит, веки тяжелые.
Ещё немного и отдохну…
Тряпка шлепает по полу, вода брызгает на босые ноги — туфли скинула еще час назад. Где-то за стеной смех, музыка, но здесь — только я и этот бардак.
Вдруг слышу скрип двери. Не оборачиваюсь. Плевать. Шаги. Медленные. Уверенные.
— Убираешь? — голос Лебедева глухой.
— Помочь хочешь? Чёртов важный пиджак, — бросаю через плечо, переходя на «ты».
В данный момент мне уже так плевать на всё, что отпускаю все тормоза.
Лебедев фыркает.
Тень падает на меня. Он стоит так близко, что вижу складки на его брюках — дорогая ткань, чуть помятая за вечер.
— Хочу.
Я резко встаю, задеваю ведро. Вода расплескивается, капли падают на его дорогие туфли. Он не отдергивается.
— Ты мокрая, — внезапно произносит.
Сердце куда-то проваливается.
Я смотрю вниз — рабочее платье прилипло к бедрам, руки красные от воды.
— Какой внимательный, — шиплю.
Он берет мою руку.
Горячие пальцы скользят по моему запястью.
— Дрожишь... — его голос становится низким.
— Пусти, — мой шёпот звучит слишком слабо.
Лебедев притягивает мою ладонь к своему рту.
— Замёрзла, — его губы едва касаются внутренней стороны запястья, жаркие на моей ледяной коже.
Сердце бьётся где-то в горле.
— Что тебе нужно от меня?
— Хотел видеть, как ты сломаешься.
— Вот ещё, — я задираю подбородок, чувствуя, как грудь тяжело вздымается.
Он ухмыляется.
— Но ты оказалась крепче, чем я думал.
Его рука скользит по моей шее.
— И теперь я хочу узнать... что ещё ты можешь выдержать.
У меня обостряются все чувства. Запах его кожи — морская соль, дорогой табак и что-то неуловимо опасное. Тепло тела, пробивающееся сквозь тонкую ткань его рубашки. Влажность его дыхания на моей шее, когда он наклоняется ближе.
— Я ненавижу тебя... — мое признание звучит слишком хрипло, чтобы быть правдой.
Лебедев смеется — тихо, глубоко.
— Может и так, но не будешь отрицать, что этот не всё, — его рука скользит по моему бедру, собирая мокрую ткань платья в кулак. — Ненавидишь, да, но хочешь сильнее.
Я захватываю воздух ртом, когда его пальцы впиваются в мою кожу:
— Или докажи, что я ошибаюсь.
— Ты чертовски самоуверенный пиджак.
Мои слова теряются в пространстве между нашими губами. Он не дает мне договорить — его рот накрывает мой, жадный, властный, наполненный вкусом дорогого виски и запрета.
Вцепляюсь в его волосы — то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы притянуть ближе. Его руки срывают с меня мокрое платье, ткань рвётся по шву.
— Вот видишь… — он отрывается на секунду, его дыхание на моих губах. — Никаких доказательств.
Я кусаю его за нижнюю губу.
— Раздень меня, — приказывает так, что низ живота тут же тяжелеет.
Сердце колотится в висках.
Может, я валяюсь в обмороке от усталости и всё это бред в моей голове?..
Берусь за рубашку. Пуговицы отлетают под моими дрожащими пальцами. Затем пальцы сами тянутся к его ремню. Медленно расстегиваю пряжку. Кожа под ремнем горячая, напряженная.
— Быстрее, — его дыхание сбивается, когда мои ногти царапают низ живота. — Теряешь уверенность? — он хрипло смеется, но его дыхание прерывается, когда я ладонью ощущаю его возбуждение через брюки.
Я медлю — специально, мучая нас обоих. Кончики пальцев скользят по рельефу через ткань.
— Ты ведь так хотела добраться до него вчера утром в ресторане.
Мои ногти слегка впиваются, заставляя Лебедева вздрогнуть. Губы прижимаются к впадине между ключиц, вдыхая его запах.
— Чёрт... дикарка, — его руки впиваются мне в волосы, притягивая ближе.
Мои пальцы скользят под пояс его брюк, ощущая горячую, пульсирующую плоть. Он вздрагивает, когда моя ладонь полностью обхватывает его, затем медленно провожу.
Ускоряю движение, чувствуя, как он твердеет ещё сильнее в моей руке. Большой палец проводит по выступу, собирая каплю влаги. Ногти слегка царапают чувствительную кожу у основания. Он стонет, его бёдра сами двигаются навстречу моей ладони.