На хрустальных осколках. Исцели мое сердце

Глава 1

Алексей

В палате реанимации чуть слышно гудел инфузионный насос, равномерно пищал кардиомонитор. За годы работы в больнице я привык к этим звукам, они меня успокаивали. Даже не глядя на показатели, я слышал, что с пациенткой все в порядке. Теперь — в порядке, хотя несколько часов назад она чуть не умерла.

Такая молодая… Ее светло-рыжие, почти золотистые волосы были откинуты на подушку, не скрывая бледного лица. В любой другой ситуации я ушел бы домой отдыхать после шестнадцатичасового дежурства, но не сейчас. Остался, чтобы лично сообщить девушке обо всем, когда она очнется. А новости, к моему глубочайшему сожалению, были ужасными. Впервые не знал, как сказать пациентке о том, что с ней произошло: «Мне очень жаль» или «Мы сделали все, что было в наших силах»? Как же заезжено это звучит! Руки непроизвольно сжались в кулаки от бессильной злости. Где-то в глубине груди начала зарождаться паника. Так иногда случалось после смерти Леры. Я принялся дышать глубоко и равномерно, пока не почувствовал, что начинаю успокаиваться.

Устало прикрыл глаза и покачал головой. Нет, это все не то. Не те слова, которые ей нужны! Но проблема в том, что, какие бы я слова ни подобрал, от этого ничего не изменится. Сделал ли я в этой ситуации все, что мог? Да. Станет ли ей от этого легче? Не думаю.

Девушка издала звук, который и стоном назвать трудно — настолько тихим он вышел. Я поднялся со стула, где сидел уже несколько часов, и подошел к ее койке. Анестезия заканчивала действие. Она с трудом открыла глаза и попыталась сфокусировать на мне взгляд.

— Майя, вы знаете, где находитесь? — спросил у нее мягко.

Она несколько секунд осмысливала вопрос, потом медленно кивнула. Я видел, что она испытывает жуткую слабость после наркоза и всего, что с ней случилось.

— Помните меня? Я ваш врач. — Встал так, чтобы ей не пришлось двигать головой, глядя мне в глаза.

Девушка снова чуть заметно кивнула. На пару секунд прикрыла веки и снова с усилием их распахнула.

— Что… — шепнула она, но я перебил ее, зная, что ей трудно говорить.

— Вы попали в аварию, потому что вам стало плохо с сердцем, — старался не сыпать терминами, чтобы пациентка все поняла, потому что она еще не до конца пришла в себя.

Руки ее непроизвольно дернулись к животу. Она так на меня смотрела, еще не задав главный вопрос, что мне хотелось на том самом месте провалиться сквозь пол, только бы больше не видеть того, что отражалось в ее глазах цвета гречишного меда. Убежать, раствориться — что угодно, только бы не говорить это вслух!

— Малыш?.. — Ее нижняя губа задрожала, кажется, она все поняла по выражению моего лица. Если бы я был хорошим актером, наверное, поступил бы в театральный институт, а не в мед. Но актер из меня никакой, поэтому она читала меня как открытую книгу.

— Простите, мы не смогли сохранить беременность, — сумел кое-как выдавить из себя.

Лицо ее исказила гримаса боли, а рот приоткрылся в беззвучном крике. Она не издала ни звука, а глаза оставались сухими, но я будто оголенных проводов под напряжением коснулся, глядя на это ничем не прикрытое страдание.

Сердечный ритм немного сбился, о чем сразу сообщил монитор резкими звуками.

— Майя, успокойтесь, дышите ровно, слышите меня?

Она мотала головой, дыхание участилось. Этак она до нового приступа себя доведет. Пришлось попросить вошедшую медсестру добавить пациентке еще препараты. Очень скоро писк прибора снова стал монотонным, а девушка расслабилась и заснула.

— Алексей Викторович, шли бы вы домой. — Медсестра сочувственно улыбнулась, коснувшись кончиками пальцев моего предплечья. — Мы тут сами справимся.

Как же я ненавидел этот взгляд! Таким меня провожали после смерти Леры все коллеги. Это сострадание вперемешку с сочувствием. Как же хотелось… напиться! Да, это было именно то, что мне в тот момент требовалось. Только бутылка чего-нибудь крепкого, что заставит просто вырубиться без сновидений.

Коротко кивнул медсестре и, не оглядываясь, вышел из палаты. Я сделал для этой девушки все, что мог. Так почему же мне казалось, что с позором убегаю от нее?..

***

Несмотря на усталость и усиленные возлияния, сон не шел. Ощущая слабость в ногах, вышел из квартиры и направился вдоль набережной реки. Несмотря на глубокую ночь, город не спал. Мегаполисы никогда не засыпают полностью. Это как огромный муравейник, где у каждого свои заботы, где каждому плевать на другого…

Показалось, что меня вывернет. Перегнулся через перила, но все обошлось. Тошнота отступила. А я так и остался висеть на перилах, глядя на темную воду, которая отражала фонари по другую сторону реки. Не знаю, как долго так стоял. Мозг подбрасывал вспышки воспоминаний о событиях с последней смены.

В этот раз я дежурил в отделении скорой помощи, куда нас отправляли примерно раз в две недели. Хотя в последние месяцы я дежурил в неотложке чаще: брал дополнительные смены, подменял коллег по ночам — все, только чтобы не оставаться одному в квартире. Холодной и пустой, несмотря на то, что стояла середина лета. Я заваливал себя работой, а в перерывах на отдых пил, ведь каждый справляется с горем как может. Это мой способ уйти от реальности.

День выдался тяжелым с самого начала хотя бы потому, что ровно год назад я потерял жену. Как чувствовал, что ничего хорошего сегодня можно не ждать. Интуиция не подвела.

У новорожденного, который появился в нашей больнице несколько часов назад, обнаружили порок сердца. Крохотный пациент нуждался в срочной операции, иначе он не выжил бы. Мальчик был доношен и в остальном здоров, но без хирургического вмешательства не дожил бы до следующего дня. Я имел опыт в детской хирургии, однако это всегда давалось мне тяжелее. И даже не из-за размеров органов, хотя и это играет роль. Оперировать ребенка мне всегда сложнее в моральном плане. Наверное, врач не имеет права так рассуждать, не нам судить, кто обязан выжить, а кто — нет. Но все же когда я оперировал взрослых, понимал, что они узнали, что такое жизнь, может быть, цинично, но это так. А дети… Я как будто брал ответственность за их будущее. Как будто, если не я, то им уже никто не поможет. Впрочем, часто так и получалось.

Глава 2

Алексей

Утром, приняв несколько таблеток от головной боли, я шел в больницу. Пешком, потому что ехать в таком состоянии за рулем не решился бы. Алкоголь еще не полностью вышел из крови, и я рассчитывал, что прогулка поможет скорее прийти в себя окончательно.

— Алексей! — услышал я знакомый голос со стороны парковки для персонала. — Алексей Викторович, стойте!

Ко мне быстрым шагом шла Ирина Николаевна, главврач нашей больницы. Ее шпильки быстро-быстро стучали по асфальту.

— Вот черт, — сказал под нос. А сам натянул улыбку. — Доброе утро, Ирина Николаевна, — поздоровался, глядя, как она приближается. По ее лицу можно было сразу понять, что ничего хорошего меня не ждет.

— У вас же выходной после дежурства. — Ирина Николаевна, женщина около пятидесяти лет, подошла ко мне. У нее были длинные волосы красивого платинового оттенка, которые она неизменно закручивала в тугой пучок. Она всегда носила строгие платья и высокие каблуки. Через очки в тонкой золотой оправе на меня смотрели ее обеспокоенные серые глаза.

— А я не на работу. Просто… забыл вчера зарядку от телефона, — соврал я. Почему-то не хотел говорить, что иду в больницу для того, чтобы узнать о состоянии двух пациентов, которых спас накануне. Я мог бы позвонить, но хотел увидеть Майю лично. Как будто мое присутствие могло что-то изменить…

— Алексей. — Ирина Николаевна покачала головой. — Давайте-ка ко мне.

Кажется, она ни на секунду не поверила в мои слова. Я вздохнул и, словно провинившийся школьник за директором, пошел за своей начальницей.

— Кофе? — предложила она, когда мы вошли в ее рабочий кабинет.

— Не откажусь, спасибо.

Ирина Николаевна посмотрела на меня и, недовольно покачав головой, поставила чашку в кофемашину, нажав на кнопку.

— Я сделала тройной. — Через пару минут она поставила передо мной кружку.

— Так плохо выгляжу? — Криво улыбнулся, размешивая сахар.

— Вы себя в зеркале видели, дорогой? — вздохнула главврач.

Повернул голову и посмотрел на свое отражение в зеркале на стене. Черные круги, как у наркомана, залегли под глазами, проступили морщины, хотя я совсем молод, мне всего-то тридцать два, но хуже всего взгляд — на меня смотрели глаза старика.

— Уж лучше бы не видел, — невесело пошутил я.

Пока разглядывал отражение, начальница сделала кофе себе тоже и устроилась в кресле напротив меня.

— Итак? — Она вопросительно подняла одну бровь.

— Что? — не понял я.

— Рассказывайте, что произошло на вчерашнем дежурстве.

— О чем вы? Дежурство как дежурство. — Я сделал вид, что ничего не понимаю, глотая обжигающий терпкий напиток.

— Ой ли! — Ирина Николаевна сощурилась. — А вот Илье Артемовичу так не показалось.

— Что он вам наплел? — начал раздражаться на друга я. Бессонная ночь не способствовала благодушию.

— Мне больше хочется узнать вашу версию событий, — мягко сказала главврач.

— Вы о чем?

— О пациентке с кардиомиопатией, — спокойно объяснила Ирина Николаевна. — О Беловой.

— Что вы хотите узнать? — вздохнул я, понимая, что она от меня все равно не отстанет.

— Все. Начните с самого начала.

Я снова недовольно вздохнул и принялся рассказывать, что произошло с того момента, когда Белова поступила в отделение. Главврач сама остановила меня, когда я заговорил о реанимационных мероприятиях.

— Здесь подробнее.

Я скривился. Не хотел на этом задерживаться. Собирался дальше рассказать о том, как после возвращения пульса повез пациентку в операционную и там, диагностировав ей кардиомиопатию, провел внутриаортальную баллонную контрпульсацию. И тем самым спас ее жизнь, хотя и не сумел сохранить беременность. Однако Ирина Николаевна упрямо хотела узнать больше о реанимации.

— Что подробнее? — снова сделал вид, что не понял ее.

Ирина Николаевна задумчиво собирала пенку со своего капучино маленькой ложечкой.

— Знаете, Алексей Викторович, иногда мне кажется, что я работаю не главврачом, а воспитателем в ясельной группе детского сада. — Она недовольно поджимала губы.

— Я все еще вас не понимаю, Ирина Николаевна, мне что, не нужно было проводить реанимацию?

— Как долго вы ее проводили после остановки сердца?

Я нервно прочистил горло.

— Сколько, Алексей?

— Почти десять минут, — наконец сдался я. Как будто она сама об этом не знала! Ведь наверняка уже просмотрела все документы! Что ей от меня сейчас нужно? — Но сердце в итоге запустилось!

— А Илья Артемович утверждает, что ничто не указывало на то, что сердце еще сможет функционировать.

— Пусть Гуляев идет к черту! — наконец по-настоящему разозлился я на него. Еще друг называется! Будь он рядом, получил бы по роже. Кажется, главврач каким-то шестым чувством поняла, о чем я думаю.

— Не кипятитесь, Алексей, Гуляев за вас переживает.

— Да что вы все с этими переживаниями ко мне прицепились! — Я подскочил как пчелой ужаленный и собирался выйти из кабинета, когда был припечатан к полу железным тоном начальницы:

— Сядьте.

Одно это слово отрезвило меня в буквальном смысле. Я медленно повернулся обратно и максимально аккуратно, без резких движений, сел.

— Леша. — Ирина Николаевна опустила глаза, не переставая недовольно качать головой. — Поймите, дело не в ваших методах реанимации… — Она замолчала, как будто долго не могла подобрать нужные слова.

— А в чем тогда? — усмирив злость, спросил ее.

— В том… — Она закусила нижнюю губу, размышляя. — В том, как, — она сделала акцент на этом слове, — вы это делали.

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

Главврач долго не отвечала, словно пыталась сформулировать мысли.

— Ирина Николаевна, пожалуйста, говорите прямо! — не выдержал я. — Устал от этих намеков.

На меня накатила чудовищная апатия. Хотелось лечь прямо посреди ее кабинета и просто закрыть глаза, чтобы все от меня отстали.

Глава 3

Алексей

Дни шли. Отпуск казался бесконечным, тем более что я не делал ничего. Все сводилось к ежедневному походу в ближайший супермаркет. Я брал готовую еду в отделе кулинарии и пару бутылок чего-то крепкого. Настолько крепкого, чтобы не видеть снов. Без допинга спать я не мог. И та безумно постыдная истерика, которая застала меня врасплох перед другом, не помогла. Вернее, помогла совсем ненадолго. Но лить слезы я не привык, поэтому оставалось только травить организм. Раньше я никогда особо не пил, максимум пару бокалов какой-нибудь шипучки по праздникам. Но какое теперь имеет значение то, что было раньше? Теперь — это теперь. И никогда так, как раньше, не будет. Да я философ!

Единственный светлый лучик во всем этом темном царстве — ребенок, которому я провел операцию. Он быстро восстановился, и его перевели в обычную палату, но пока не выписали из больницы, чтобы малыш еще какое-то время находился под присмотром медицинских работников. После выписки его должны были забрать в дом ребенка.

Я несколько раз приходил к мальчику. Подолгу сидел рядом, наблюдая, как кроха спит, или брал на руки, когда тот просыпался. Иногда мне начинало казаться, что между нами есть какая-то невидимая связь. Никогда до того у меня не возникало подобных чувств по отношению к пациентам, неважно, какого они были возраста или пола. А тут взгляд малыша, когда он бодрствовал, не давал покоя. Иногда он мне снился. Я все время думал о том, как сложится его судьба. Почему-то не получалось выкинуть из головы этого брошенного малыша. А потом я списывал ощущения на усталость. Как ни странно, вынужденный отпуск утомлял меня гораздо сильнее, чем работа. Я просто не знал, куда себя девать.

В который раз мне набирал Илья. Я скинул звонок. Не хотел ни с кем разговаривать. Даже с ним. Особенно с ним. Рядом с другом я ощущал себя уязвимым, потому что от его проницательного взгляда было трудно закрыться, спрятаться в скорлупу. А я привык быть сильным. Или, по крайней мере, казаться таким. Чувствуя себя слабым при Илье, я хотел скорее избавиться от этого ощущения.

Экран опять ожил. Ну что он снова от меня хочет?! Я со злостью плеснул себе янтарную жидкость в бокал. Сперва разбавлял колой, но потом понял, что, несмотря на противный привкус, лучше пить все в чистом виде. Так эффект наступал гораздо быстрее, и меня вырубало.

Но в этот раз организм дал сбой. То ли напиток попался некачественный, то ли тело отказывалось принимать всю ту отраву, которую я для него приготовил на сегодня. После очередной порции меня не отключило, на что я очень надеялся, сидя на диване перед телевизором. На фоне шел какой-то дурацкий боевик. Упрямо налил себе еще, но половину — мимо. В глазах двоилось, а в голове гудело.

Кто-то позвонил в дверь. Я не смотрел на часы, и так знал, что уже за полночь. Кого черти принесли в такое время? Если притворюсь, что меня нет, они наверняка уйдут.

Тошнота накатила внезапно. Я сорвался с места, сбив журнальный столик, и полетел к туалету. Когда избавился от содержимого желудка, вывалился из туалета и услышал стук в дверь.

— Лех, открой! — громко говорил Илья, не переставая колотить в дверь.

Этак он всех соседей разбудит, дебил. Умом я это понимал, но тело отказывалось повиноваться. Я лежал прямо в коридоре и не мог подняться, даже пошевелить пальцем не удавалось. Блаженно опустил лицо на холодную плитку рядом с ботинками. Так лучше. Гораздо лучше. На меня начала накатывать темнота.

— Леша! Или ты открываешь дверь, или я ее выбиваю!

И я знал, что он не шутит. Вряд ли, конечно, выбьет, скорее плечо вывихнет или ногу сломает. Но попытается так точно. Как он меня задрал!

Пока я пытался встать на четвереньки, чтобы доползти до двери, ее начали сотрясать нехилые удары.

— Да иду я! — Крепко выругался, глядя на плитку между руками, потому что когда поднимал голову, все вокруг начинало безудержно кружиться.

Путь до двери занял несколько минут. Мысли оставались почти ясными, но тело совсем мне не подчинялось. Наконец я повернул замок и с чувством выполненного долга упал прямо в проходе.

— У-у-у, — протянул Илья. — Да, дружище, все еще хуже, чем я предполагал.

Он наклонился и с кряхтением поднял меня, потащив на диван.

— Но я тебе кое-что принес, — сообщил он, когда уложил меня и сходил в коридор, чтобы закрыть дверь.

— Виски? — еле ворочал языком я.

— Хериски, — огрызнулся друг и развернул бумажный пакет, из которого вытащил инфузионный мешок.

— Капельница? — не поверил своим глазам. — Какого черта?

— Такого. Хватит дурью маяться. У тебя уже интоксикация пошла.

— Оставь меня.

— Ага, сейчас. Разбежался, — Илья взял мою руку и обработал кожу тампоном, смоченным спиртом.

Попытался отобрать руку, но Илья был явно в лучшей физической форме.

— Куда бы повесить? — оглянулся он. — А, вижу, — он прикрепил капельницу на шкаф рядом с диваном. — Отдыхай пока, а утром мы с тобой поговорим.

— О чем? — еле открыл глаза, скосив взгляд на Илью.

— У меня есть идея, как скрасить твой вынужденный отпуск.

Хотел еще что-то сказать, но сон наконец утянул меня в непроглядную темноту. А Илья… Фиг с ним, пусть остается, если так хочет.

***

— Итак, каждый из вас получил жилет с логотипом нашей благотворительной организации, — рассказывала высокая рыжая женщина в очках с очень толстыми линзами. Она и сама стояла в светло-голубом жилете с символом голубя на груди. Жилет совсем не походил к ее одежде, да и говорившая не отличалась красотой, но мы собрались тут совсем не для того, чтобы оценивать внешность друг друга. Сказать по правде, я еще сам не до конца понял, что тут делаю. Илья притащил меня на какое-то сборище волонтеров, и теперь нам рассказывали, чего от них, то есть от нас, ждут. Я с легким недоумением взирал на свой голубой жилет. После капельницы мне стало гораздо лучше, даже за руль сел с утра.

— Слева вы видите кухню. — Рыжая махнула на просторный шатер с раскладными столами, на которых стояли одноразовые контейнеры с едой. — Еду привезли наши спонсоры, ее нужно раздать нуждающимся, но проследить, чтобы без давки и конфликтов. Справа шатер с одеждой, бывшей в употреблении, там же у нас организован пункт приема вещей. Прямо перед вами палатка с медикаментами, где можно получить первую помощь в случае необходимости, обработать незначительные повреждения, получить средства от паразитов. У нас есть штатный фельдшер. Остается… — Волонтер глянула на часы на запястье. — Двадцать минут до официального открытия этого пункта. Пожалуйста, определитесь, где вы готовы помогать и заполните анкеты, которые вам раздали на входе.