На краю тишины

Глава 1. Когда небо трескается

Лея

Я всегда любила смотреть вниз — с балконов, крыш, лестничных пролётов.
Наверное, это про контроль. Пока ты выше — ты в безопасности.

На первом курсе у меня был ритуал: чай в бумажном стаканчике, наушники, и подоконник в библиотеке на пятом этаже. Скрипучий, обдирающий джинсы — но всегда пустой.
Там не было людей. А значит — не было лишнего шума.

В тот день всё было иначе.

Я опоздала. Препод завалил, лифт не работал, на улице мерзко моросило.
А когда я поднялась, моё место уже заняли.

Он сидел, прислонившись к стеклу, будто так и надо. В чёрной куртке, с сигаретой в пальцах (в библиотеке, Кай!), и в наушниках, из которых бил глухой бас.
Я застыла. Сжала стакан — обожгла пальцы.
Он даже не обернулся.

— Это моё место, — сказала я. Спокойно. Ну, почти.

Он поднял глаза. Серые. Тяжёлые. Слишком взрослые для студента.
Не двинулся. Только слегка усмехнулся.

— Уже нет.

И отвернулся.

Я могла уйти. Отпустить колкость. Пожаловаться.
Но осталась.
Втиснулась на край подоконника — в двадцать сантиметров между ним и стеклом.

Он снова посмотрел. Медленно. Как будто разглядывал, не торопясь.
Я поймала его взгляд — и не отвела.

— Ты всегда такая упрямая? — спросил он.
— А ты всегда такой хам?

Он улыбнулся. По-настоящему. И почему-то эта улыбка осталась со мной дольше, чем стоило.

Я уже знала, что его зовут Кай.
Что он на третьем курсе. Что к нему не стоит подходить.
Что у него на спине татуировка — обрывки карт (не спрашивайте, откуда я это знаю... хотя ладно — девчонки обсуждали, он многим нравится).

Кай затянулся сигаретой, хотя она почти догорела. Да, мы в библиотеке, а он курит.
Щёлкнул пеплом в крышку стаканчика и уставился в окно.

— Ты могла выгнать меня. Почему осталась?

Я не сразу ответила. Казалось, он задаёт вопрос нарочно — будто проверяет. Или провоцирует. А может, и то и другое.

— Потому что ты мне не указ.
— Правда? — он чуть наклонился. — А выглядишь как та, кто всегда делает «правильно».

Я усмехнулась.
— А ты — как тот, кто делает всё «неправильно».

— Попал в яблочко?
— Не знаю. Я ещё не решила, ты скучный или просто грубый.

Он снова усмехнулся. Спокойно. Беззлобно.
И вдруг сказал почти шёпотом:

— А я вот уже решил. Ты интересная.

Меня это сбило. Не сам комплимент — его тон.
Это не было заигрыванием. Это было... утверждением.
Словно он нашёл что-то — и сам не знает, рад ли.

— Бывает, — ответила я коротко.

Молчание. Только бас из наушников и капли дождя по стеклу.
Я чувствовала, как напряжение между нами дышит.

— Ты с какого потока? — спросил он.
— Филфак.
— Объясняет твой стиль разговора.
— А ты?
— Архитектура.
— А-а… поэтому ты так вольготно чувствуешь себя на подоконнике?
— Технически — это часть конструкции. Я просто её тестирую.

Я хмыкнула. Он не смеялся, но внутри меня росло ощущение: он не просто хулиган.
Он — как магнит. Снаружи спокоен, внутри — опасен.

Он встал. Не резко. Потянулся — будто всё это время просто ждал, когда я уйду. И не дождался.

— До встречи, филфак.
— Думаешь, она будет?
— Уже произошла.

Он ушёл. И в библиотеке снова стало тихо.
Только воздух больше не был прежним. Он пах дымом и чем-то ещё. Неуловимым.
Он оставил после себя след, как царапина на стекле. Небольшую. Но глубокую.

Кай Лембре.
Имя, которое здесь произносили либо шёпотом, либо с наигранной бравадой.
Архитектура. Третий курс. Его знали даже те, кто с ним ни разу не говорил. А таких — большинство.

Он почти не ходил на пары, но сдавал сессию лучше всех.
Не тусовался, но появлялся на самых громких вечеринках — внезапно, молча, и так же исчезал.
Кто-то говорил, что он ночует в мастерской. Кто-то — что живёт один в старом доме на окраине.
Кто-то видел его с битой. Кто-то — на мотоцикле без шлема. Кто-то — в галерее, на открытии выставки.
В чёрной рубашке и с глазами, будто он уже всё это видел раньше.

Но никто не знал его по-настоящему.

А я… я просто сидела рядом. Пятнадцать минут.
И мне этого уже было мало.

Я впервые увидела его прошлой осенью.
Тогда я была на первом курсе. И, если честно, он меня не заинтересовал.
До сегодняшнего дня.

Так я и осталась сидеть на подоконнике, упрямо вглядываясь в город за окном.

Турин.
Небольшой город на севере Италии, где даже воздух кажется старше времени.

Здесь улицы будто сужаются к вечеру — не чтобы запутать, а чтобы столкнуть тебя лбом с чем-то важным.
Здесь холод проникает под одежду, но не достаёт до мыслей.
Здесь каждое здание дышит историей, кофе подают так, будто это признание,
и никто не спешит — потому что всё главное происходит в тени.

Город камня, кофе и теней.
Он идеально подходил ему.

Глава 2. Город дышит тишиной

Лея

Я проснулась в 6:40 — как всегда.
Не потому, что люблю утро.
Просто тишина в это время чище.

Квартира была такой же, как и всегда: аккуратной, белой, слишком большой.
Свет скользил по паркету, как по сцене.
Всё вокруг будто напоминало — ты живёшь красиво. Но не обязательно счастливо.

Я спустила ноги на холодный пол и накинула тёплый халат.
На кухне — идеально выстроенные баночки с чаем, кофе, специями, которые никто никогда не использует. Холодильник забит дорогими продуктами, но есть хотелось просто хлопьев. С молоком.

Я села за высокий стол, поставила чашку на мраморную поверхность. Отец заказал эту кухню из Милана — «пусть будет качественно, Лея».
Он говорил это, как будто деньги решают, где заканчивается одиночество.

Кай.
Он не должен был появляться в голове первым. Но именно он и появился.

Сигарета в библиотеке. Улыбка. Его глаза.
Так не смотрят, если ты ничего не хочешь сказать.
Так смотрят, когда тебе всё равно — или уже ничего не страшно.

Я пыталась переключиться: открыла ноутбук.
Экран мигнул, выдал свет, слишком резкий для этого утра.

На вкладках — статья по эстетике, письмо от матери с сухим «Будь осторожна, в новостях передали дожди», и напоминание о каком-то вечернем событии в университете, куда меня не тянуло.
Даже сама не поняла, зачем поставила напоминание. Может, просто чтобы заполнить день.

На самом деле, я всё ещё учусь жить одна.
Иногда просыпаюсь и думаю, что это всё — не моё. Что вот-вот прозвенит звонок, и мама войдёт, как это бывало раньше: без стука, с чётким планом на день и критикой всего — от моих книг до моего выражения лица.

Они с отцом живут в Женеве.
Переехали, когда мне было пятнадцать — работа, перспективы, жизнь «на уровне».
Меня определили в закрытый лицей, а потом, по настоянию мамы, я поступила в университет в Турине. «Не в столице — но с историей, с культурой», — говорила она.

Когда родители согласились, чтобы я жила одна — я не поверила.
Но даже теперь, когда прошло уже полтора года, я всё равно жду подвоха.
Мама иногда появляется без предупреждения: с утра — звонок в домофон, потом — длинный взгляд по квартире и фраза в духе «Надо бы проветрить… и ты выглядишь уставшей».

Иногда мне кажется, она всё ещё не верит, что я взрослая.
Иногда — я и сама не верю.

Кай.

Снова — как выстрел в тишине.
Он всплыл в памяти так резко, как будто вчерашнее было сном, а он — его главный герой.

Уголок губ, поднявшийся чуть раньше, чем положено. Глаза.
Так не смотрят случайно.

Я закрыла ноутбук. Пить кофе расхотелось.
Пить вообще что-либо — тоже.
Хотелось просто тишины. И, может быть, сигнала, что всё под контролем.

В этот момент раздался звонок в дверь.
Резкий. Уверенный. Без паузы.
Как будто кто-то точно знал — я никуда не ушла.

— Лея, открывай, я знаю, что ты дома! —
Голос — звонкий, нетерпеливый.
Альба.

Я встала, потянулась через коридор, отворила дверь.

Альба влетела, как порыв сквозняка: в длинном пальто, с латте в одной руке и солнечными очками, несмотря на хмурую и дождливую погоду.
Сняла обувь на ходу, уже проходя вглубь квартиры, будто была здесь вчера. Хотя прошла неделя.

— Ты в курсе, что теперь ты — главная звезда университета? — выпалила она с порога. — Тебя уже три раза упомянули в чате потока, дважды — в «унитарте», и, кажется, даже кто-то спросил, где ты живёшь.

Она остановилась и пристально посмотрела на меня.

— Серьёзно, ты сидела рядом с Каем Лембре? Прямо рядом? На подоконнике? С ним?

Я молчала.

— Ты знаешь, кто он вообще? — продолжала она, уже не ожидая ответа. — Он полупризрак! Никто толком не знает, где он живёт. Говорят, что у него были проблемы с отцом — тюрьма, или побег, или что-то в этом роде. Мать — швея. Потом вроде его бабушка забрала. Или он сам сбежал? В общем, неважно это только слухи.

Альба устроилась на высоком табурете, будто ей положено.

— Он учится на архитектуре, но как будто живёт в параллельной вселенной. Появляется из ниоткуда, исчезает в никуда. Рисует на парах, но почти никто не видел его работ. Кто-то говорит, что он ездит ночью на байке. Другие — что он спит в мастерской. И да, его однажды видели с битой.

Пауза.

— И он с тобой заговорил? Серьёзно?

Она уже знала ответ. Но всё равно хотела это произнести вслух.

— Он не разговаривает ни с кем. Вообще. У него свой ритм, своя тишина, свои демоны. А ты —девочка из хорошей квартиры, с идеальными завтраками и напоминаниями на экране. Он — другой мир, Лея.

Она смотрела на меня, прищурившись. Словно пыталась вычислить: испугалась я или… увлеклась.

Я снова посмотрела в окно.
Город за стеклом всё ещё был серым.
Но казалось, будто он подслушивает.

— Ты вообще понимаешь, какое это социальное землетрясение? — Альба уже разогревалась, как всегда. — Кай Лембре заговорил с человеком. С реальным, живым. И этот человек — ты.

Она скинула пальто, сунула сумку на спинку стула и подошла ближе, будто хотела убедиться, не подменили ли меня за ночь.

— И, пожалуйста, не говори, что ты ничего не почувствовала. Даже воздух в чате накалился. Девочки со второго курса писали, что "та, кто с ним сидела", выглядела как из артхаусного кино. Это же была ты?

Я всё ещё молчала. Альба говорила за двоих. Как всегда.

— Слушай, сегодня суббота. Учебы нет. И если ты собираешься провести весь день в халате, пялясь в окно и страдая по загадочному архитектору с глазами-капканами — я тебя не узнаю.

Она схватила свой латте, сделала глоток, покачала головой:

— Ты что, собираешься весь день тут тухнуть? Серьезно? А вечером? Давай выберемся. Погуляем. Поужинаем где-нибудь. Или хотя бы проветрим тебе голову. Ну, Лея, пожалуйста. Обещаю — никаких разговоров о Кае. Если ты сама не начнёшь.

Глава 3. Туда, где громче

Лея

— Ты сказала «погуляем».
— Ну так мы гуляем. Просто не по набережной, — Альба хохотнула и подхватила меня под руку.

Я стояла у входа, сканируя взглядом фасад старого особняка, где, как выяснилось, проходила вечеринка. Свет из окон бил в лицо. Музыка сочилась даже сквозь стены, низким басом отдаваясь в груди.

— Альба... — начала я, но она перебила:

— Не морочь голову. Ты выглядишь идеально. Серьёзно. Сегодня мы просто живём. Без графиков, лекций и мыслей о смысле бытия.

Я закатила глаза. Но отступать было поздно.

На мне были тёмные широкие брюки и лаконичный топ с открытыми ключицами и конечно же пальто. Холодно нынче. Волосы — в небрежном пучке. Макияж — почти незаметный, но точный.
Я не планировала вечеринку. Но выглядела — будто знала, куда иду. И это меня немного спасало.

Мы зашли внутрь.

Первое, что ударило — не музыка. Люди. Много лиц, голосов, движений. Кто-то курил у лестницы, кто-то смеялся слишком громко, кто-то уже не держался на ногах. Воздух был тёплым, пах алкоголем, парфюмом и чем-то ещё — как будто что-то горело. Может, свечи. А может, нервы.

— Они с архитектурного, — крикнула мне в ухо Альба. — Один парень живёт тут. Его зовут Томазо. У него связи с куратором какой-то галереи. Так что всё модно, тонко и якобы интеллектуально. Хотя вон тот — только что вылил себе ром в ботинок.

Я фыркнула.

Она потянула меня дальше, к барной стойке, где какой-то первокурсник пытался приготовить коктейль, уронив два шейкера подряд.

— Нам белое, — скомандовала Альба.

Я оглядела комнату. Было много знакомых лиц — но ни одного близкого. Все были заняты друг другом, собой, выпивкой, игрой в наблюдателя, но никто искусством. Мда.
Я чувствовала себя зрителем спектакля, который не репетировала.

Я сделала глоток. Холодное белое вино.
Губы чуть дрогнули.
В этот момент я почувствовала чей-то взгляд.
Тяжёлый. Прямой.
Я обернулась.

Но там — только толпа. Люди, лица, жесты, музыка.
И всё равно — что-то дрогнуло внутри.
Как будто я кого-то всё-таки узнала. Или... почувствовала?

Я сделала ещё глоток и отошла от бара.
На втором этаже было тише. Альба уже куда-то исчезла, оставив меня в покое — в этом она была мастер.

Я поднялась по лестнице, взявшись за деревянный перила.
Старый дом скрипел, как будто помнил больше, чем хотелось бы.

И вдруг — в углу, прямо на стене, рядом с потёртым креслом — я увидела рисунок.
Чёрный маркер. Прямо по штукатурке.
Был изображён силуэт — резкий, угловатый, как будто нарисован на одном дыхании.
В нём было что-то недосказанное. Что-то знакомое.

Глаза.

Я задержала взгляд. И вдруг поняла:
эти глаза уже смотрели на меня.
Не буквально.
Но узнавание было осязаемым.

Серые. Глубокие. Чужие.

Я не знала, чей это рисунок. Но я знала — он здесь бывал. Или был. Или будет. Похоже я схожу с ума.

Сердце отбилось глухо, как от стены.
Я отошла, будто случайно. Будто ничего не произошло.

На нижнем этаже снова грохнула музыка.
Альба махала мне рукой, стоя у открытого окна.
— Лея! Ну ты где? Мы же сюда не за философией пришли!
Я кивнула — и пошла вниз.

Но внутри что-то сдвинулось.
Незаметно.
Как будто воздух снова стал другим.

Я вернулась вниз.
Альба уже завела разговор с каким-то высоким парнем в рубашке с тиграми. Она оживлённо жестикулировала, смеялась громко, как всегда, и мельком кивнула мне:
«Развлекайся».

Я взяла новый бокал — кто-то поставил его на край комода, и он словно ждал именно меня.

В комнате развернулась игра.
Кто-то предложил «Правду или действие», но в ленивом, полуироничном формате: сидящие в кругу вытягивали карточки с вопросами.

— Тебе когда-нибудь снился кто-то из здесь присутствующих? — зачитывает шатенка в зелёном.
— Только моя бывшая, к счастью, она уже в Германии, — отвечает парень и все смеются.

Смех неестественный.
Громкий.
Как будто все стараются звучать живыми.

— Кто-то хочет присоединиться? — кто-то поворачивается ко мне.

Я качаю головой.
— Я пас.

Отхожу к окну. Там чуть свежее. Воздух всё равно липкий.

Музыка стала медленнее, тише, и в этой полутьме лица казались чуть размытыми.
Я услышала чей-то голос — низкий, незнакомый:

— Ты ведь Лея, да?

Я обернулась. Парень лет двадцати , с татуировкой на запястье. Невысокий, но с прямой осанкой.
Незнакомец.
Улыбка — дружелюбная, но настороженная. Как будто он тоже прислушивается к чему-то внутри меня.

— Мы вроде на одной лекции по мифологии были. У профессора Браманте.
Я кивнула.
— Просто… один парень, который здесь бывает, говорил, что на филфаке есть девчонка, которая смотрит, как будто режет.
— Приятно, — я не удержалась от иронии.

— Я — Лео, — сказал он и протянул руку.
— Лея.

— Тут часто бывают странные люди. Ты держись рядом с нормальными, — он подмигнул и исчез в толпе.

Я снова осталась одна.
И вдруг поняла: его глаза — тоже были серыми. Но не такими.

Те, другие, были глубже. Тише. Опаснее.
Те, которые были нарисованы на втором этаже.

Я двинулась вдоль стены, мимо толпы, через узкий коридор. Кто-то курил в ванной. Кто-то целовался в проёме двери. Воздух становился гуще, как будто дышать приходилось глубже, чтобы пробиться сквозь него.

Я поднялась снова на второй этаж.
Там уже никого не было.
Только старое кресло у окна — и тот же рисунок.

Я подошла ближе.
Теперь заметила: под портретом — крошечные инициалы. Едва заметные. KL.
Кто-то мог бы подумать — случайность.
Я — не могла.

Я присела в кресло, вытянув ноги вперёд. Музыка снизу глухо пульсировала через пол.
Рядом на подоконнике кто-то оставил блокнот. Открытый.
На листе — ещё один рисунок. Архитектурный набросок. Стены, проход, лестница, будто спроектированные для здания.

Глава 4. Тишина тоже может кричать

Лея

Я не сразу пошла спать.

Сняла пальто, не включая свет. Прошла по коридору, будто по чужой квартире. Всё казалось неестественным — кресло, которое всегда стояло у окна. Книги. Кружка на столе.

Будто кто-то взял мою жизнь и чуть-чуть её повернул. Так, что всё осталось на месте — но сдвинулось внутри.

Я умылась. Стерла макияж. Закрутила волосы в узел.

Открыла окно.

Турин дышал. Медленно, ровно. Машины ехали по пустым улицам, как по памяти. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Капнул дождь.

Я стояла у подоконника и вдруг поняла — он был прав.

Я всегда «знаю всё сама». Всегда будто наперёд. Защитная реакция — быть умной, собранной, недосягаемой.

Но это не сработало с ним.

Я соврала. Сказала, что не хочу разговаривать.
Но разговор — это всё, чего я хотела.

Мне хотелось спросить: почему он стоял там? Как узнал, что я выйду? Что он вообще увидел во мне, в этой девочке с книжками и правильно расставленными словами?

Я тронула стекло пальцами. Оно было холодным.

Внутри — нет.

Внутри всё гудело. Как будто кто-то включил ток, и я до сих пор не могу найти, где выключатель.

Я легла. Под тёплым пледом, с чашкой воды, с выключенным телефоном.
Закрыла глаза.
Но не заснула.

Перед глазами — снова тот момент.
Он стоит у стены.
Спокойный. Уверенный. В тени.
Как будто ему всё равно — увидят его или нет.
Как будто ему всё равно — уйду я или останусь.

И это раздражало. Пугало.
Восхищало.

Утром я проснулась рано. Без будильника. Точнее, он всё равно сработал — но уже не имел смысла.

Сделала кофе. Чёрный, как сажа.

Завела плейлист, но выключила на третьей песне.

Я снова пыталась вернуться к курсовой. К философии языка. К своим схемам и табличкам.

Но каждая мысль была рваной.
Каждое слово — как будто его тень.

Он поселился где-то на границе моих ощущений. Не как герой. Как ощущение. Как пауза между словами. Как взгляд, который ты всё ещё чувствуешь на себе, даже если уже одна.

На обед я так и не вышла. Пыталась читать. Пыталась отдохнуть.
Сделала уборку — впервые за неделю. Помыла зеркало в ванной, вытерла пыль с полок, нашла под кроватью книгу, которую давно искала.

Но ничего не помогло.

Кай Лембре.

Имя, которое звучит, как упрёк. Или как начало.

Я не знаю, кто он. Не знаю, зачем. Не знаю, насколько глубоко это может зайти.

Но знаю одно: он уже внутри. Как затмение, которое ты не ждала — но не можешь отвести взгляд.

Я сидела на полу, прислонившись к кровати. Рядом — тетрадь, раскрытая на пустой странице. Ручка без крышки. Плейлист давно закончился.

Я просто смотрела в стену и думала: а что, если бы я осталась?
Просто осталась.
Поговорила.
Позволила себе не «уходить правильно».

Экран телефона мигнул.

Мама.

Я смотрела на имя, как на спусковой крючок.
Ни звонка от неё не бывает случайным. Ни один не несёт облегчения.

Я ответила.
— Привет.
— Лея, ты дома? — голос чёткий, сдержанный, как всегда. — Я сейчас на вокзале. Буду у тебя через тридцать минут.

Я моргнула.

— Что?
— Сюрприз. У нас была встреча в Милане, и я подумала — почему бы не заехать. Всё равно воскресенье.

— Ты… не могла бы хотя бы предупредить заранее?

— Я предупреждаю. За тридцать минут — более чем достаточно. К тому же, ты же никуда не ходишь.

Я стиснула зубы.

— Хорошо. Я дома.

— Отлично. Надеюсь, у тебя чисто. И, пожалуйста, не носи этот бесформенный халат, когда я приду.

— Конечно, мама. Я переоденусь в платье для принятия гостей. И накрою стол со звездочкой «Мишлен».

Тишина. Пауза.

— Не надо сарказма, Лея. Он тебе не идёт.
Голос был холодным, отстранённым. Не злым — просто… функциональным.

— Как у тебя учёба?

— Хорошо.

— Хорошо — это не ответ.

— Тогда: стабильно. Курсовая пока в процессе. Эстетика языка. Профессор доволен. Можешь выдохнуть.

— Лея, я просто хочу быть в курсе.

— Конечно.

Снова тишина. Но теперь — напряжённая. Как струна, которая слишком натянута и вот-вот лопнет.

— Ты сегодня одна? — спросила она вдруг.

Я подумала: а ты вообще знаешь, с кем я бываю? С кем могла бы быть? С кем хочу быть?

— Да. Одна.

— Это хорошо. Надеюсь, ты не тратишь время впустую. В Турине много искушений. Будь благоразумна.

И вот оно. Настоящее сообщение. Под слоем заботы — контроль. Под «мамой» — цензор.

— Я не курю, не пью, не ношу мини. Всё по плану.

— Очень смешно. Я приеду через двадцать три минуты.

Она отключилась, не попрощавшись.

Я уставилась на чёрный экран.

Воздух снова стал тяжёлым. От слов, которые звучат, как правила.

Я встала. Пошла на кухню, достала бокал.
Потом убрала обратно.

Маме не понравится.

И вдруг — в голове, будто шёпотом:

«Ты уверена, что не хочешь поговорить?»
— «Уверена», — солгала я.

Сейчас — я тоже солгала.
Опять.

Я хотела поговорить.
Но не с матерью.

Я стояла у окна, когда за воротами остановилось чёрное авто.
Конечно, не такси.
Водитель открыл дверцу. Мама вышла — в длинном светлом пальто, как с обложки, с гладко убранными волосами, с той самой сумкой, которую она привезла из Парижа «по случаю встречи с галеристами». Она ехала из Милана с водителем — её обычный маршрут, если нужно быстро заехать в Турин и к вечеру быть в Женеве.

Я открыла дверь прежде, чем она успела нажать на звонок.

— Привет, — сказала я.

— Ты в халате, — ответила она, даже не глядя. — И без макияжа. Я надеялась, ты немного повзрослела за эти месяцы.

Она прошла мимо меня, как сквозняк — несильный, но остужающий всё вокруг.
Снаружи было промозгло: середина октября, дождь моросил с самого утра, и город словно съёжился от сырости. Осень в Турине — не яркая, не золотая. Она больше про серость и тишину. Как раз под настроение.

Глава 5. Будни студентки

Лея

Понедельники пахнут дождём и лекциями, от которых ты всё равно не сбежишь.

Особенно в октябре. Особенно в Турине.
Сырой воздух, мокрые листья и свет, как через пыльное стекло.

После вчерашнего визита мамы внутри будто что-то застыло — как чай, остывший ещё до того, как ты его допил.

Мы говорили немного. Но хватило.
Я снова чувствовала себя школьницей в форме, которую сшили по чужим меркам.
Утром, спускаясь по лестнице, я поймала себя на мысли: хочется тишины. Настоящей. Без подтекста. Поэтому я шла пешком. Просто так легче — хотя бы на полчаса избавиться от ощущения, что вся твоя жизнь составлена по расписанию, написанному не тобой.

На углу булочная. Хозяин кивает мне, как старой знакомой, хотя мы ни разу не говорили. У него борода, коричневый фартук и привычка ставить кофе тем, кто не просил.
Я прохожу мимо.

Университет — как всегда. Камень, колонны, студенты, уверенные в том, что они что-то меняют.
Я встречаю Альбу на лестнице — она в ярко-синем свитере, с наушниками в одном ухе и кофе в руке.
— Ты спала? — спрашивает.
— Немного, — говорю.
— Типичный понедельник, — улыбается. И становится чуть легче.

Мы с Альбой зашли вместе. Она рассказывала что-то про нового преподавателя по визуальной культуре, но я слышала только фон.
Мы расселись в аудитории. Кто-то уже спорил о структуре семиотического анализа, кто-то искал в зале розетку, кто-то делал селфи с книгой Бартa на коленях.
Всё как всегда.
И всё как будто не так.

— Ты снова в облаках, — сказала Альба, шепча.
Я вздохнула.
— Просто устала.
— Ты знаешь, что усталость — первый признак влюблённости? — усмехнулась она. — Особенно если ты не признаёшься.
— Или просто первый признак, что в жизни всё не по твоему плану.
— Ха! Ну вот, ты же живая. Уже хорошо.

Я попыталась сосредоточиться на лекции.
Профессор говорил о постструктурализме, терминах, значении знака, о том, как мы придаём смысл вещам, даже если они ничего не значат.
А я смотрела на свои пальцы. И думала — а если я сама такая вещь?

Кай снова всплыл в голове.

На перемене я вышла на улицу. Дождь уже не моросил, но воздух оставался влажным и густым.
Я отошла за угол, ближе к старой арке между корпусами. Там было тише.

И вдруг — движение слева.

Я не знаю, почему повернулась именно тогда.
Но увидела его.

Он шёл через двор. В чёрной куртке, с капюшоном, руки в карманах. Спокойный, как будто весь мир шёл с ним в ногу.
Он не заметил меня. Или сделал вид, что не заметил.
И всё равно… сердце пропустило удар.

Я сделала шаг назад. Не потому, что испугалась — просто не была готова.
Я хотела подойти. Или крикнуть. Или… ничего.

Он поднял глаза.
Прямо на меня.
Прямо сквозь меня.

И кивнул. Лёгкое движение головы. Почти невидимое.

Я кивнула в ответ. Почти не дыша.

Он прошёл мимо.

И снова растворился. Я побрела на очередную лекцию.

После шла по корпусу одна — Альба кого-то встретила и моментально исчезла в потоке обсуждений. Я свернула в сторону библиотеки.

Там, где мы с Каем сидели, было пусто.

Только подоконник — всё тот же: скрипучий, неудобный, и, почему-то, тёплый.
Я провела пальцами по деревянной поверхности, на том месте, где стояла моя чашка.
И вдруг заметила.

На стене, в самом углу, где почти никто бы не посмотрел, была тонкая линия. Как будто кто-то провёл её ручкой или стилусом по штукатурке.
Сначала я подумала — трещина. Или случайный след.
Но потом присмотрелась дальше.

Миниатюрный набросок. В самом углу, рядом с подоконником, — маленькая человеческая фигура.
Почти незаметная.
Но с книгой в руке.

Под рисунком — инициалы. Всё те же. KL.

Я прижалась спиной к стене. Дышать стало труднее.

Это был он.

Он оставил это мне. Или — просто оставил. Но именно здесь.
А если он нарисовал меня. Хотел зафиксировать момент.

Это не было признанием. Не было посланием.
Это был знак. Его язык. Его способ говорить.

Я задержалась в библиотеке дольше обычного.
Люди расходились. Кто-то говорил о зачётах, кто-то — о тусовке в выходные.
Я молчала. Как будто голос остался наверху — возле того подоконника.

У выхода я остановилась на секунду.
На улице снова моросило, но зонт я не достала. Просто закинула капюшон и пошла пешком. Люди шли быстро, в наушниках, в шарфах, каждый в своём коконе.
А я просто шла. Без мыслей, без цели — кроме как дышать.

Я свернула в переулок, где растёт любимое дерево — каштан, облетающий первым. Листья липли к подошвам, и шаги звучали иначе.
Мягче.

В этот момент зазвонил телефон. Я достала его из кармана — на экране: «Папа».

Я замерла на секунду. Он всегда звонил неожиданно. И всегда — в самый нужный момент.

Мы переехали в Женеву из-за него, когда мне было пятнадцать.
До этого мы жили в Бергамо.
Тихий город. Каменные улицы, плоские крыши, кофейни, где тебя узнают по имени.
Там мама вела выставки, папа — офис по частному консультированию. Там была жизнь. Не блеск, но уют.
А потом — Женева. Решение было принято быстро. Как всегда. Как у них.
«Это шаг вперёд», — сказала мама.
«Это логично», — сказал папа.
А я просто упаковала чемодан и научилась жить заново. Только тише.

Я нажала «ответить».

— Привет, принцесса, — голос тёплый, как всегда. Уставший, но настоящий.
— Привет, пап.
— Как ты? Всё в порядке?

Он всегда спрашивал так — немного осторожно, будто боялся услышать что-то, с чем не справится.

— Да. Всё нормально. Сегодня были пары, библиотека. Ходила пешком домой.

— Пешком — это хорошо. Гулять полезно, особенно когда учишься на гуманитарном, — он усмехнулся. — А то за компьютером ты сидишь часами, наверное.