На краю Вельда. Том 2

От автора

Развяжут ли Вефиделия с Никкордом кровопролитную войну или превратятся в верных союзников и неразлучных любящих супругов?

Сколько ещё испытаний и сражений уготовано им Судьбой?

Какие тайны поведает морской простор на краю Вельда?

Добро пожаловать в продолжение драматической истории с элементами фэнтези! Начало здесь: https://litnet.com/shrt/Pxg5

Пришпориваем воздушных скакунов и мчимся по невидимому мосту, чтобы получить все ответы.

Глава 1

Люди не разошлись, пребывая в ожидании решения, к которому должны были прийти веледи Вельда и военачальник Орда, выбравшие принять его не на политическом поле, а в супружеских покоях. Никто не топтался без дела, каждый был чем-то занят, но все будто по наитию тут же обратили ожидающие взоры на возникших на крыльце повелительницу и господина.

Вефиделия уставилась на задрожавшее почерневшее пятно на земле в том месте, где пролилось вино, ознаменовавшее фальшивость полноценного перемирия. Вельд не корил её. Она почти подставила его под удар, а он благородно сочувствовал ей и призывал сойти со ступеней и коснуться родных камней.

Невыносимо…

Вефа отрицательно качнула головой, ступила перед Никкордом, не остановившим её, и обвела ясным взглядом всех собравшихся.

— Я хотела и хочу покарать виновного в смерти велорда и госпожи, — голос Вефиделии звонко разнёсся по округе. — Но сегодня утром я поступила не как веледи, а как дочь, жаждущая отомстить за гибель родителей любой ценой, проявив ту же недальновидность, что и мой брат, когда он впустил своего мнимого союзника в Вельдом. Никто не может судить повелителя, посмевшего неосмотрительно навлечь угрозу жизни и благополучию своей страны, кроме его собственной совести и народа. Вы вправе запереть меня в подвале замка так же, как я закрыла там Велерта, пожизненно или на определённый срок, и, соответственно, передать правление Вельдом господину Веварду.

Ответ присутствующих и присоединившихся к ним тех, кто вынужден был отлучиться внутрь помещений, передался в прозрачной тишине через устремлённые на Вефиделию взгляды, развёрнутые плечи сплочённо становящихся бок о бок мужчин и женщин, сложенные кулаки воинов, начавших отбивать преданный ритм о левую сторону груди, который прибывающими волнами подхватывали остальные.

Чувство вины разрасталось в Вефиделии соразмерно последовавшим словам:

— Вы давно наша веледи.

— Мы тоже скорбим о кончине ваших отца и матери, ведь они никогда не были для нас только велордом и госпожой.

— Мы с вами, веледи Вефиделия!

Вефа сжала правый кулак и впечатала его словно напрямую в самое сердце, на мгновение лишив саму себя дыхания.

— Благодарю вас за безграничное великодушие, — чуть более низко проговорила она. — Обещаю впредь не проверять его на прочность подобным образом.

В подтверждение сказанного Вефиделия стукнула напряжённым кулачком по груди, задержала его там на пару мгновений, опустила руку и отодвинулась вправо, более не загораживая Никкорда.

— Я проявила себя плохо как правительница. — Она вынула окровавленную спицу из косы, вырвав несколько налипших на неё волосков, и положила заколку на широкую перекладину поручня рядом с собой. — Ещё худший пример я подала как жена, молчаливо оспорив решение мужа, которое он честно и заблаговременно мне озвучил, сделав сложный выбор и наложив на сына самое тяжёлое из возможных наказаний.

Вефиделия задержала долгий взгляд на шпильке, жемчужно поблёскивающей в щедрых солнечных лучах и контрастно отливающей пронзительной красной искрой. Затем полуобернулась к наблюдающему за ней Никкорду и, не позволяя ему повторить то же признание за ней права на ошибку, которым наградил её народ Вельда, она вынесла себе приговор:

— Ты же не низведёшь меня как женщину до неразумного ребёнка, которого по-отечески можно прилюдно пожурить за непослушание и просто лишить любимой забавы?

По потемневшей синеве напротив Вефиделия поняла, что верно опередила Никкорда, не успевшего воспользоваться преимуществом того, кто должен был принять решение. Она предоставляла ему уже обозначенный выбор без выбора действительного.

— Мы снова избежали войны между Вельдом и Ордом. По милости своих подданных я остаюсь веледи. Прояви же должное уважение к брачным узам. Покажем на личном примере, что законы и традиции равносильны для всех.

С непроницаемым лицом Никкорд указал широким жестом направление вниз по ступеням, приглашая Вефиделию пройти первой, и проследовал за ней к помосту в дальнем углу двора.

Сооружение выглядело вполне безобидно, если бы не бурые разводы, въевшиеся в грубое дерево досок пола и поверхность отшлифованного столба в его центре.

Окружённая напряжённой тишиной, ни разу не сбившись с шага, Вефиделия поднялась на эшафот Вельдома. Не столь часто, но он видел и казни с лишением головы виновных в тяжких преступлениях, и отрубленные руки посмевшим присвоить или коснуться чужого, и наглядные порки, и отбывание позорного порицания. На нём приводили в исполнение наказание, но никогда не пытали ради развлечения. Вельд соблюдал справедливость, но не поощрял показательные издевательства.

Никкорд не спешил. Он пропустил Вефиделию перед собой, глядя на её сместившиеся немного в сторону закрученные косы и длинную тонкую шею, просвечивающую сквозь отдельные распушившиеся светлые завитки. Именно на них он дул несколькими часами ранее, а Вефа подрагивала от щекочущего дыхания, подставляя каждый выпуклый позвонок под его ласки.

Девушка взошла наверх. Никкорд едва поставил ногу на первую перекладину небольшой лестницы, как рядом с ним очутилась знахарка.

— Меня, — прошептала она, притрагиваясь к его рукаву и умоляюще глядя в глаза. — Высеки меня. Не её.

— Ялга! — негромко окликнула её Вефиделия.

Глава 2

Вефиделия и Никкорд стояли друг напротив друга, избавившись от любой осязаемой защиты, будь то боевое оружие, колющие предметы или латы. Простоволосые, прикрытые лишь тонким слоем ткани платья одной и нательной рубахи второго и одновременно охраняемые присущим каждому из них понятием чести и зыбким доверием, которое ничто не способно искоренить между ними.

Зрители образовали широкий полукруг, не желая случайно ужалиться о поцелуй хлыста или стеснить движения соперников и сохраняя место для отступления. Воины с обеих сторон собрались большей частью на стене, получая лучший обзор и отрезая себе возможность быстрого вмешательства, тяга к которому зудела под кожей и пробегала разрядами по костям.

Вернувшаяся Ялга протянула Вефиделии небольшую тяжёлую холщовую торбу и, не обронив ни слова, отошла не в толпу, а к стене позади веледи. Вефа завязала длинные лямки вокруг талии и ослабила кожаный узелок на горловине сумы. Запустила руку внутрь, огладила плоские бока скальника и вскинула ясный взгляд на Никкорда.

Мужчина неотрывно следил за её действиями. Перед ним предстала знакомая и в то же время иная Вефиделия. Такая же неуступчивая, как в знаменательное мгновение, когда он увидел её впервые. Только сейчас та высокая, тонкая, разъярённая и полыхающая рваным рыжим пламенем девушка вуалировала собственное сияние под ровную частую сеточку солнечного света и терпеливо ждала вступительного сигнала от супруга. Она не нападала, принимая его первенство в грядущем странном наказании-вознаграждении.

Никкорд крепче сдавил рукоятку кнута. Его поза едва заметно переменилась, словно эхо, отразившись в облике Вефиделии, которая резко взмахнула рукой и метнулась к помосту. Воздух прорезало шуршащее гудение, как будто на волю вырвался рой пчёл. Одна каменная пластинка звякнула и отскочила от деревянного основания в руке Никкорда, выставленного щитом. Два снаряда, отброшенные хлыстом, вызвали болезненные вскрики среди случайно поражённых ими зрителей. Последний осколок пролетел на уровне виска Никкорда, недалеко от него, и чиркнул по большому собрату в крепостной стене.

Тело Никкорда загудело в предвкушении, проникаясь красотой и трудностью поединка, где ему предстояло проявить максимальную внимательность и нельзя было слишком увлечься.

«Не сократила расстояние между ними, предусмотрительно оставляя простор для броска прежде всего для себя. Хотя и его замах получался удобно свободным.

Воспользовалась углом эшафота в качестве своеобразного щита.

Не пошла в лоб, оценив разницу их веса при прямом столкновении.

Можно загнать её в ловушку узкого прохода вдоль стены, отрезав пути к отступлению.

Или попасться самому, если она устроит пекло и превратит окружающие камни в раскалённые угли. Ведь сам дал на это добро.

Никаких уступок», — мысли в голове Никкорда сменяли друг друга, как взлетающие и тут же исчезающие искры.

Он непроизвольно отмечал действия Вефиделии, усилием воли гася отвлекающие вспышки, которые на самом деле хотелось продлить и удержать. Вовсе не воин в нём гордился её собранностью и любовался гибким станом, отзывающимся покалыванием в ладонях, сталкивался с бдительным голубым взглядом прекрасных глаз и слышал трепет храброго сердечка внутри.

Вефа замерла, возвышаясь над деревянным бортиком, готовая в любой момент нырнуть за него. Она внимательно следила за Никкордом, вспоминая, что не единожды хотела увидеть его в бою. Краткими ударами он отбил три осколка, неуловимо увернулся от четвёртого и явно взвешивал варианты наступления.

Толпа отхлынула от временной арены, затаившись в страхе и ожидании продолжения. Никкорд играючи прищёлкнул тонким окончанием, как будто поблагодарив присутствующих за предоставленное дополнительное пространство, увеличенное ровно на длину беспощадно извивающегося кнута.

«Он в своей стихии, с хлыстом, мечом или палкой в руке. Явно соскучился в стенах Вельдома по схваткам, опасности, звону клинков и бегущему по крови воодушевлению битвы, — думала Вефиделия, сосредоточившись на малейших сигналах, исходящих от Никкорда, будь то покачивание с пятки на носок или лёгкий прищур синих глаз. — Он красив».

Она почувствовала, что краснеет. Неуместно. Невовремя. Недопустимо упустив направление мыслей. Но вопреки накатившей досаде Вефа не могла не признать, что её муж на самом деле красив в своём ненаигранном небрежном отношении к собственной внешности, которая была ему дана, а не заслужена.

— Целы или сильно досталось? — громко спросила Вефиделия, не выпуская Никкорда из поля зрения.

— Пустяки, веледи, пара синяков, — хором ответили несколько голосов. — Не обращайте внимания!

Никкорд отвесил Вефе шутливый поклон. И, не распрямляясь, вильнул в сторону.

Свист кнута.

Широкий шаг влево.

Выброс зазмеившегося кожаного хвоста.

Смещение чуть назад и снова влево.

Он путал прицел, ни на мгновение не теряя из виду стиснутые в кулак тонкие женские пальцы.

Вефиделия крепче сжала несколько твёрдых пластинок, заставляя себя оставаться на месте. Никкорд надвигался стихийно и неумолимо. Вот уже кнут с оттяжкой прошёлся по краю эшафота, выбивая мелкие щепки из сухого дерева. Взвился замысловатой петлёй. Послал воздушные волны по волосам и плечам безучастной Вефы.

Глава 3

Вефиделия сосредоточилась на том, чтобы не произнести очередную язвительную фразу и не начать прихрамывать из-за раненой лодыжки. Она не стала вырывать руку, в какой-то степени опираясь на придерживающую её ладонь Никкорда.

Он направлял Вефу за локоть к крыльцу, бескомпромиссно заставляя себя позволить ей идти самостоятельно и преодолевая желание осмотреть ногу, на которую она почти не переносила вес.

В нём кипел накал сражения, не удовлетворённый внезапным безрезультатным окончанием. В какое-то неуловимое мгновение спектакль, призванный проучить и подразнить Вефиделию, перерос в настоящее противостояние воли и характеров, которое взволновало его самого.

Никкорду нестерпимо хотелось убивать. Сбить пламя в десятках глаз, пожирающих его женщину. Придушить Палорда, приведшего веледи к эшафоту, а воина — к бою с девчонкой. Вызвать на поединок Альпира, не скрывающего ни ненависти к Никкорду, ни безответной поглощающей любви к Вефиделии. Вырвать себе руку, которая ненамеренно, но оттого не менее сильно зацепила хрупкое, сводящее его с ума тело. Наравне внутри бушевало возбуждение и желание подхватить эту непостижимую девушку и зацеловать до помутнения рассудка, чтобы они с ней отдались влечению, стирающему все настоящие и надуманные преграды между ними. Выпустить пар, который грозил разорвать обоих на мелкие части.

Клацнул засов. Никкорд чересчур резко дёрнул ручку на себя. Подтолкнул Вефиделию в дом. Захлопнул дверь. Наконец он поднял жену на руки и ринулся вверх по лестнице, ощутив, как прогнулась спина Вефы в попытке отодвинуться от его объятий.

Вырвать и разрубить руку, ударившую её!

Раздался грохот створок, которые разлетелись в стороны от грубого пинка и плотно сомкнулись снова от последующего такого же.

Никкорд осторожно поставил Вефиделию на пол и тут же, не жалея, сдавил её плечи, всматриваясь в блестящие глаза.

— Ты говоришь, чтобы любить, нужна смелость, — каждое слово вылетало с придыханием, выдавая кипящее в Вефе раздражение на действия Никкорда, на то, что его глупая ревность ей льстила, вопреки нагоняемой злости и отторжению. — Только любовь превращается в слабость. Из-за неё ты остановил разыгранный поединок. Она бы помешала тебе и подвергла опасности в настоящем сражении.

— Она же придала сил и веры, провела под обстрелом и помогла увернуться от смертоносных ударов, — не опровергая, Никкорд представил иное видение. — Любовь помогает выжить там, где не остаётся даже надежды.

— И делает человека уязвимым, — не уступала Вефиделия. — Она затмевает долг, лишает рассудка и оправдывает недопустимые уступки.

— Подсказывает пути преодоления невыносимых трудностей, — Никкорд расслабил пальцы, боясь вместо стального упрямства переломить косточки под ними.

— Любовь опустошает, — проговорила Вефиделия, наперекор себе теряя опору в его ставших ласковыми руках.

— Любовь наполняет. — Никкорд сбросил на пол шаль Ялги и погладил ключицы Вефы. — Почему ты уронила последние выпущенные скальники?

— Потому что ты отбросил оружие. — Она не подалась к Никкорду, но и не отпрянула, когда его пальцы потянули свободный ворот сорочки вниз.

— Боевая честь. — Никкорд обнажил зазолотившиеся плечи. — Почему ты не призвала стихии на помощь?

— Потому что ты выступал как человек и не обрушил море во двор Вельдома. — Вефиделия пыталась совладать со сбивающимся дыханием.

— Личные принципы, — кивнул Никкорд.

— Хотя я лукавлю, — добавила Вефа. — Пластинки заряжены силой Вельда.

— Но ты не увеличивала её дополнительно. — Никкорд накрыл правой ладонью показавшуюся в растянутом вырезе округлую грудь, продолжая левой спускать рубашку Вефы к талии. — Почему ты не отталкиваешь меня сейчас?

— Потому что пообещала исполнять все обязан… — она ахнула, не закончив, так как Никкорд склонился и втянул губами появившийся напряжённый сосок, одновременно сминая вторую грудь.

Вефиделия вцепилась в его волосы и сильно дёрнула за пряди, отрывая от себя. Он рыкнул и прикусил нежную плоть, оттягивая вслед за её же руками. Вефа болезненно выдохнула и процарапала по затылку Никкорда, вдавливая его лицо обратно в себя и лишая возможности нормально дышать. Он издал сдавленный горловой смешок: «Супружеский долг», — вобрал засветившуюся чувствительную вершинку глубже и выпустил с гулким причмоком. Резким движением рванул подол вверх и, подхватив под бёдра, приподнял Вефиделию. Качнулся с ней к стене, но устоял и двинулся на террасу.

Она неловко стряхнула опоясывающие её рукава и непроизвольно ухватилась за его шею, чтобы сохранить равновесие.

— Отпусти! — потребовала, больно впиваясь ногтями в тёплую кожу. — Я тебе не девка, чтобы лапать и задирать платье у первой попавшейся стены.

С мягким шлепком Никкорд приземлил Вефу на прогретую широкую перекладину ограждения, продолжая обнимать себя её ногами с плотно прижатыми к его бокам коленями.

— Не девка. — Он снова принялся напористо терзать её грудь, покрывая все доступные места заглатывающими поцелуями, после которых на девичьем теле расцветали алеющие печати. — Три дня как не девка.

Вефиделия задохнулась. От возмущения. А вовсе не потому, что по её бёдрам в противоречие наглому рту плавно скользили мужские руки, скатывающие подол в тугой валик вдобавок к скрученной там же сорочке. Вефа однозначно, и другие причины не требовались, полыхала от негодования, вызванного оскорбительной похотью. Никкорд же ненавязчиво напомнил о своём исключительном праве на неё как на женщину.

Глава 4

Вефиделия чувствовала себя несоизмеримо воздушной и в то же время неподъёмной. Столь непохожие и противоречивые ощущения сбивали с толку, хотя их блаженно хотелось продлить. Тело растекалось неуправляемой жижей, но словно тут же заряжалось живительными соками. Измученное страстью и вознаграждённое беспрекословным поклонением. Губы пересохли, и их пекло, горячо и… гордо?

Наверное, так сходят с ума. Пытаясь совместить несовместимое.

Она провела по ним кончиком языка, желая немного остудить. Однако пожар, сочно полыхающий на резных губах напротив, выжег благодатную влагу.

Что они вытворяли с ней!..

Что она вытворяла, жадно поддаваясь на их провокацию!..

Отвернуться. На большее сил не хватит.

Вефиделия тщетно повторяла себе собраться и перелечь на другую щёку, чтобы не сгореть от смущения и совершенно неуместной, переливающейся через край радости, которую она разделяла наравне с удовольствием от произошедшего, открыто передаваемым через посветлевшую синеву глаз Никкорда.

Категорически запрещая себе быть слабой, Вефа тем не менее продолжала лежать неподвижно и смотреть на сильного мужчину рядом с ней. На неё внезапно низошло понимание того, что сейчас, представ перед ним уязвимо поверженной и беззащитной, обессиленной и полностью обнажённой не только внешне, она видит его таким же, одинаково уязвимо поверженным и беззащитным, каким он никогда не будет ни в одной самой чудовищной кровавой бойне.

Она навлекала на него беду ранимости, становилась тем самым беспрепятственно уязвимым местом, непозволительной слабостью, которую не могла и не имела права допустить. Как и впустить в себя. Её предназначение — править Вельдом, землями и народом. Быть просто любящей женщиной — невозможная роскошь для веледи. А посему справедливо, что она должна отказаться быть и любимой женщиной.

Приятная истома охватила всё тело Никкорда, но не распутала тугие узлы в груди и мыслях. Он смотрел в широко открытые голубые глаза, в которых, как и в его собственных, отражалось удовлетворение без толики умиротворения. На языке вертелись колкие слова о том, что, отрицая очевидное, Вефиделия слишком рьяно отдавала всего лишь супружеский долг, исполнить который могла бы с минимальным участием со своей стороны. Только ему совсем не хотелось возвращаться ни к пикировке, ни к атакам с ответными нападениями.

Она попрощалась с ним накануне. Дополнительно наложила на себя запрет из-за вины и обязательств, и, как бы ни отзывалось её тело, Вефа закрылась от него.

От них.

Категорически запрещая себе быть слабой, она как раз сражала наповал редкой соблазнительной уступчивостью, которая нарушала все запреты и расправляла лепестки таинственного цветка женственности, губительные и живительные для выбранного ею мужчины.

Для него.

Вефиделия выбрала Никкорда, но упорно отказывалась от сделанного выбора.

— Вздумала окончательно оттолкнуть меня от себя, Фиде? — прозвучало тихим утверждением, не нарушаемым выровнявшимся дыханием.

Она молчала. Ей нечего было ответить, даже несмотря на интонацию, изменившуюся в конце фразы на вопросительную.

— Прибереги прощальные взгляды на потом. — Никкорд скользнул тёплой ладонью под руку Вефы. — Надолго на потом. — Накрыл сверху её пальцы второй ладонью. — Я не буду тебя переубеждать. — Он устроился на боку. — Подожду, когда ты сама признаешь, что это бесполезно.

Вефиделия попробовала отнять руку, но Никкорд обхватил её крепче и безмятежно прикрыл глаза, всем видом показывая, что намерен отдохнуть. Его колено мягко толкнулось в её ногу.

Очистившаяся и затягивающаяся, благодаря снадобьям Ялги, рана исчезла в складках наволочки. Виднелась только здоровая густая прямая чёрная бровь. Подрагивали слегка загнутые на кончиках опущенные ресницы. В откинутых назад угольных волосах не было ни единого намёка на седину. Тонкий короткий шрам, который Вефа раньше не замечала, чертил границу между мужским виском и ухом. Полоса загорелой кожи на мощной шее между бородой и тёмной порослью на груди, более прореженно сбегающей вниз на плоский живот, казалась тёплой и чересчур оголённой.

Вефиделия перестала моргать и замерла.

Она беззастенчиво разглядывала Никкорда.

Вефа словно отпустила себя, как только проницательная синева отпустила её.

Короткие волоски на мужском бедре рыжевато мерцали в лучах послеполуденного солнца. Она быстро взглянула на лицо супруга. Вряд ли он мгновенно уснул, но явно расслабился. Широкая ладонь больше не сдавливала её пальцы, а тяжело накрывала их сверху.

В конце концов, они женаты.

Вефиделия медленно следовала взглядом по крупным выпуклым мышцам ног, возвращалась к массивному плечу, выискивала овальную бляшку коричневого соска, спрятавшегося за рукой, которая умела быть такой твёрдой и такой нежной.

Внезапно ей вспомнился разговор с матерью о том, как юная Эльвиния боялась, что её будущий муж окажется светловолосым. «Мой может поспорить с вороновым оперением, мама, — печально улыбнулась Вефиделия и вытянула руку из уютного тепла ладоней Никкорда. — Обильным и с характером». Она дёрнула ногой, потеревшись гладким коленом о его жёсткую голень.