La mafia è immortale.
Попав в сети мафии, прежним ты уже не выберешься.
Я всегда знала, что хочу от этой жизни. Успешную карьеру хирурга, счастливый брак с любимым человеком и много маленьких детишек. Но моим мечтам не суждено было сбыться: их забрал мир, где правят боссы мафии, где потребности «семьи» важнее твоих собственных, где отдать жизнь за общее дело — это честь.
Простые люди для них ничто, их используют как марионеток для достижения собственной цели, а боссы — расчетливые кукловоды, умело ими управляющие.
Хотела ли я отдать жизнь за мир, который не выбирала? Он забрал у меня достаточно, все самое дорогое, что было. Лишил семьи, родителей, оставив меня сиротой.
— Надо было прикончить тебя вместе с твоим папашей, — ехидно ухмыляется он, — пока у щенка не появились зубки!
Я смотрю в хищные глаза убийцы своего отца, целящегося в меня. Могла ли я раньше представить, как закончится моя короткая жизнь? Точно не таким образом.
Перед глазами со скоростью света проносятся, яркие воспоминания из детства. Мама ласково расчесывает у зеркала мои рыжие непослушные волосы, периодически целуя меня в макушку. А здесь я лежу у папы на плече, и он рассказывает мне сказку собственного сочинения.
События разворачиваются, словно в замедленной съемке. Я непроизвольно вздрагиваю, когда дверь за моей спиной распахивается, с глухим стуком ударяясь о стену. Слышатся выстрелы, крики и звуки борьбы, нарушая тишину звуконепроницаемого помещения. В кабинет врывается мужчина. Мне не нужно видеть его, чтобы понять, кто это, его энергетику я чувствую на интуитивном уровне. Он отталкивает меня назад, прикрывая своим телом, свободной рукой целясь в убийцу, и в эту же секунду звучат два выстрела. Я зажмуриваюсь от оглушающего звука, в ушах звенит, меня не покидает ощущение нереальности момента. Сейчас я открою глаза, и это все окажется страшным сном.
Разум возвращает контроль над телом в тот момент, когда я пытаюсь зажать трясущимися руками кровоточащую рану любимого мужчины. Я зажимаю ее как можно сильнее, но она продолжает кровоточить, паника овладевает мною, несмотря на то, что я сотни раз ассистировала в операционной. В носу стоит металлический запах крови.
Его тело обездвижено, он без сознания, а прекрасное лицо не выражает никаких эмоций, словно он спит. Мое сердце сжимается от боли, когда я вижу таким беззащитным человека, привыкшего держать ситуацию и людей под контролем.
Болезненный ком сжимает горло, слезы непроизвольно льются ручьем по моему лицу. Неужели я потеряла его навсегда?
Чикаго. Июнь 2001 года
Минуя католическую церковь на территории кладбища, по тропинке спешным шагом идет элегантно одетая женщина. На голове ее красуется шляпка с вуалью, прикрывающей верхнюю часть лица. Она держит за руку девочку пяти лет, а в другой руке у нее букет белых роз. Их путь лежит в сторону могил.
Мысли женщины находятся далеко от этого места, она думает о том, что сделала и чего не успела. Чувство вины стальными тисками сжимает сердце. Ее душа горит в агонии, не представляя, как дальше жить с тяжким грузом, терзаясь муками совести. Одна ее часть отказывается принимать происходящее, другая уговаривает взять себя в руки. Этого не могло произойти! Только не с их семьей! Почему Бог испытывает таким образом именно ее после всех пройденных испытаний?! За какие грехи?! Какая мать сможет пережить потерю собственного ребенка?
Она ругает себя за потерянные в глупых ссорах и обидах годы. Считает себя плохой матерью, раз не смогла воспитать дочь сильной. Значит, недостаточно любила свое чадо, слишком была строга и не понимала мыслей и чувства собственного ребенка.
Не смогла уберечь от роковой судьбы, не поддержала в трудный момент. Если бы поддержала, обняла, успокоила, все могло бы быть по-другому. Из-за гордыни не осталась рядом. Здесь некого винить, кроме самой себя.
Девочка с интересом вертит рыжей головкой и смотрит по сторонам: в таком месте она еще никогда не бывала. Ее пышное белое платьице колышется при ходьбе. Она еле поспевает за женщиной.
— Ба, а почему этот дом такой странный? —спрашивает малышка, показывая пальцем на интересующий ее объект.
— Это церковь.
— Ба, а что такое церковь? — Хлопая длинными ресницами, девочка с еще большим вниманием начинает разглядывать дом с интересным, на ее взгляд, названием.
— Я тебе потом расскажу, — тяжело вздыхая, безучастно отвечает женщина внучке.
На пару минут раздосадованная девочка замолкает и, надув губы, решает обидеться на бабушку за то, что та не хочет рассказывать сейчас. Почему взрослые все знают, но не хотят делиться?
Вокруг стоит звенящая тишина, слышен только стук каблуков и топот маленьких ножек. Солнце стоит в зените, ласковый июньский ветерок колышет ветви деревьев. Малышка замечает, что кроме них вокруг больше никого нет.
— Ба, а почему здесь нет людей? — Детское любопытство берет вверх над обидой.
— Есть, но мы их не видим, — тщательно подбирая слова, поясняет женщина, чтобы не пугать ребенка.
— Ты вре-е-ешь! Невидимых людей не бывает! — не унимается малышка, вертясь во все стороны, чтобы увидеть невидимок.
— Белла, прошу тебя, не вертись, — спокойным, но требовательным тоном обращается к ней бабушка, смотря сверху вниз. — Мы почти пришли.
— К кому?! — изумленно спрашивает малышка, округляя свои красивые глазки.
С комом в горле и раздирающей болью в груди, женщина ответила:
—К твоим маме и папе.
— Ура-а-а! — восторженно кричит Белла, вырывая свою ручку из взрослой ладони. — Мы к маме и папе идем! — Она мгновенно начинает прыгать на месте и хлопать в ладоши.
С минуту женщина молча, наблюдает за восторгом внучки. Организм истощен морально и физически, проводить воспитательную беседу нет сил. Единственная причина, по которой она цепляется за жизнь — маленькая беззащитная Белла. Смотря на этого счастливого рыжего ангела, в этот самый момент женщина дает себе слово быть сильной ради внучки, клянется уберечь ее от жестокого мира, который забрал родную кровиночку. С ней она не допустит тех же ошибок. Белла — ее путь к искуплению вины перед дочерью.
Протянув руку успокоившемуся ребенку, женщина продолжает идти уверенным шагом. Белла затаив дыхание предвкушает встречу с родителями. Как давно она их не видела! Как сильно соскучилась!
— Пришли. — Ступая по мягкому газону, они останавливаются у двух могил, расположенных поодаль остальных. Раскинувшиеся ветки дуба скрывают могилы от палящего солнца.
— Ба, я их не вижу! Ты опять шутишь?! — возмущается девочка.
Пятилетняя Белла еще не ходит в школу, поэтому не может прочесть надписи, выгравированные на надгробиях.
«Роберт Росс. Годы жизни 25.01.1961 - 17.05.2001. Вечная память. Ross Family»
«Луиза Росс Уотсон. Годы жизни 03.03.1969 - 20.05.2001. Ты всегда в наших сердцах»
НАШИ ДНИ
Тишину в операционной нарушает только звук монитора наркозно- дыхательного аппарата ИВЛ, отражающего жизненно важные показатели организма. У пациента диагностировали поликистоз в сочетании с почечной недостаточностью.
Мистер Паркер провел поистине удачную операцию по удалению почки. «Идеальная работа! — мысленно подмечаю. —Как и всегда!» Однако послеоперационные риски остаются. Завершающим этапом я подаю пинцет с тампоном доктору для обработки швов, после чего анестезиологи увозят пациента в реанимацию, а я принимаюсь собирать использованные инструменты в специальные боксы и отношу их в стерилизационную коллегам для обработки.
Глава 2
Сознание возвращается с невыносимой пульсирующей болью в голове. Затуманенный разум медленно начинает проясняться, подкидывая обрывки событий прошлой: ссора с Брайаном, темная улица и чувство первобытного страха...
Я боюсь открыть глаза и столкнуться с реальностью. В самом страшном сне я не могла и представить, что меня могут похитить — в центре города, при свидетеле, в двадцать первом веке! Господи, пожалуйста, пусть это будет ночной кошмар! Сейчас я открою глаза и окажусь в своей теплой постели. Медленно делаю вдох, разлепляя веки; помещение плывет перед глазами, я чувствую тошноту. Стараюсь сфокусироваться на одной точке, и это немного проясняет взгляд.
Я лежу на спине, взору открываются потолок и обшарпанные стены полуподвального помещения без окон. Поворачиваю поочередно голову в каждую сторону, борясь с тошнотой, подкатившей к горлу, и осматриваюсь. Кроме меня в помещении никого нет. Слева расположена закрытая металлическая дверь.
Я заставляю себя глубоко дышать, не поддаваясь нарастающей панике. «Все хорошо, успокойся, Белла. Если бы они хотели причинить тебе вред, сделали бы это, пока ты была в бессознательном состоянии. Нужно встать и осмотреться». Медленно, чтобы не вызвать отступившее головокружение, делаю попытку приподняться. Резкая боль в животе выбивает весь воздух из легких. Мой рот раскрывается в немом крике. Я падаю обратно и зажимаю рот рукой, чтобы снаружи никто меня не услышал. Пусть думают, что я еще не пришла в себя.
От бурлящего в крови адреналина и головной боли я даже не почувствовала, как сильно ударилась животом при падении. Дрожащими руками приподнимаю кофту, пытаясь разглядеть свое тело. На светлой коже проступили синяки бордового цвета, покрывая большую часть живота. Прикладываю холодную ладонь, чтобы облегчить боль. Все тело ломит, наливаясь свинцом и сковывая движения.
В комнате стоит специфический запах сырости, и мне кажется, что я пропиталась им насквозь. Брезгливо морщусь, заметив грязные пятна на матрасе подо мной, и отгоняю подальше мысли об их происхождении. Мозг лихорадочно пытается найти ответы на множество вопросов, крутящихся в голове. Почему я здесь? Что со мной сделают? Кто эти люди? Страх подкидывает варианты развития событий, один хуже другого. По щекам текут слезы от мысли, что меня убьют, продав на органы, или, еще хуже, продадут в сексуальное рабство. А если они будут просить выкуп и угрожать бабушке? Пожалуйста, только не это! Представляю, как сильно она сейчас волнуется из-за того, что я не пришла домой. Интересно, где моя сумка? Оглядываю комнату в надежде, что сразу не заметила ее. Разочаровано вздыхаю: глупая иллюзия, конечно, они ее не оставили здесь.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем звенящую тишину нарушает звук проворачивающегося в замочной скважине ключа. Кровь стынет в жилах, я практически перестаю дышать, напряженно смотря на дверь. Судорожно пытаюсь придумать, что делать. Мне негде спрятаться, нечем отбиваться, защищаясь. Ничего лучше, чем притвориться, что я еще без сознания, в голову не приходит. Зажмуриваюсь, придавая себе, насколько это возможно безмятежный вид, и стараюсь выровнять сбившееся дыхание.
Дверь со скрипом открывается, впуская холодный воздух. Мужские голоса заполняют пространство.
— Не приходила в себя еще? — нетерпеливо спрашивает один из мужчин.
— Нет, — с легким беспокойством отвечает другой.
— Вы че с ней сделали, что она двенадцать часов в отключке?!
Догадываюсь, что допрашивает начальник их преступной группировки. Отвечает на вопросы один из вчерашних громил.
С замиранием сердца прислушиваюсь, к каждому шороху. Стук шагов по бетонному полу становится слышен все отчетливее.
— Ничего. Действовали строго по инструкции. — В голосе громилы сквозит волнение.
— Блондин тоже по инструкции был? — спрашивает с нажимом начальник.
Мое сердце пропускает удар: речь идет о Брайане.
Что значит «действовали по инструкции»? Похищение было заранее спланировано?
— Пришлось импровизировать, сэр. — В памяти всплывает сцена, как Брайана бьют прикладом по голове.
— Импровизировать?! — Я едва не вздрагиваю от повышенного тона начальника. — Вы, блять, парня на улице бросили! Не подумали своей тупой башкой, что он к копам побежит?!
В душе закрадывается маленький луч надежды, что с Брайаном все в порядке, раз они не привезли его сюда вместе со мной.
— Если позволите, я лично разберусь с проблемой, — многозначительно отвечает громила.
— Интересно, как? Завалить его решил? — неестественно дружелюбно спрашивает начальник. — Сиди ровно и не рыпайся, с блондином я разрулил.
На секунду показалось, что я умерла и воскресла от равнодушно сказанных слов. «С блондином я разрулил». В душе бушует океан неизвестности. Я не знаю, что он мог сотворить с Брайаном.
Проходит пара мучительных мгновений, прежде чем начальник добавляет с угрозой:
— А вот че с вами, дебилами, делать, А́дам будет лично решать.
Вывод напрашивается сам: существуют еще более высокие руководители в их иерархии. В чьи руки я попала? Какая участь ждет меня, если они с такой легкостью пускают в расход своих людей за малейшие проступки?
Белла
Атмосфера накаляется с каждой минутой ожидания. Меня привели в другое, пустое помещение, больше похожее на пыточную, и усадили на единственную имеющуюся мебель — стул, стоящий у стены. Мрачную комнату освещает покачивающаяся тусклая лампочка. Я сжимаю руки в кулаки, пытаясь унять волнение, слышу, как учащенно бьется мое бедное сердце.
Мы с Брайаном планировали посмотреть на выходных новый боевик. Что ж, кажется, я начала без него. У меня при этой мысли вырывается истерический смешок: возможно, это последняя шутка в моей жизни.
За дверью нарастает звук голосов. Мой желудок от волнения сжимается в тугой узел, на лбу выступает холодный пот. Я вся подбираюсь, а когда в комнату входит незнакомый мужчина, а следом за ним Джон, в этот момент уже готова потерять сознание.
Голос из рации предупредил, что прибыл босс. До этого в разговоре с громилой Джон упоминал имя Адам. Сопоставляя факты, прихожу к выводу, что этот мужчина и есть их босс Адам. Нужно было идти учиться на следователя, а не в медицинский.
На первый взгляд вошедшие мужчины кажутся похожими друг на друга: оба высокого роста и спортивного телосложения, темноволосые, на обоих классические черные костюмы с белой рубашкой.
Адам медленно надвигается, словно растягивая и смакуя момент, наслаждается собственным триумфом. Его пиджак расстегнут, как и верхние пуговицы рубашки. Точеное лицо, острые скулы, при взгляде на которые кажется, что, если прикоснешься к ним, можно порезаться. Он останавливается в центре, широко расставив ноги и засунув руки в карманах брюк. Без стеснения он разглядывает меня с головы до ног с нескрываемым интересом.
— Здравствуй, Белла! Адам Коулман, будем знакомы, — холодно улыбается он, словно хищник своей жертве, обнажая идеально белые ровные зубы. Его улыбка скорее напоминает оскал — Долго ждал нашей встречи!
По спине бегут мурашки от его низкого голоса. В душе у меня полный раздрай: он обращается ко мне так, словно мы знакомы. Весь его внешний вид и тон демонстрируют неприязнь по отношению ко мне. Чем я заслужила подобное? Кто вообще имеет право похищать человека?! К горлу подкатывает тошнотворный ком, вывод напрашивается сам: этот мужчина не так прост, как кажется на первый взгляд, и законы для него не писаны. Торговля людьми на органы, и сексуальное рабство, теперь кажутся детским лепетом. «Во что ты ввязалась, Белла?!» — мысленно кричу себе. Мощная энергетика доминанта, исходящая от незнакомца, обволакивает, опьяняя.
Опускаю взгляд на свои колени, не желая отвечать Мне хочется плакать, но я изо всех сил сдерживаюсь.
— Папаша не учил тебя здороваться? — с презрением спрашивает Адам, оказавшись возле моего лица в считаные секунды. При упоминании отца, во мне словно что-то щелкает.
— В глаза смотри! — Вздрагиваю, от его повышенного тона. Мое тело застыло, как каменная статуя, не могу пошевелить и пальцем.
Не дожидаясь подчинения, он резко сжимает мой подбородок двумя пальцами, насильно поднимая голову. Вынужденно заглядываю в злые, словно тьма, черные глаза. Густые брови Адама сведены на переносице, он изучает мое лицо, словно заглядывает в самую душу.
— Что вам нужно от меня? — произношу с придыханием от жесткой хватки, пытаюсь вырваться, но он давит еще сильнее.
— А ты можешь, что-то нам предложить? — отвечает он вопросом на вопрос. Его дыхание доносит до меня аромат мятной свежести вперемешку с дымом сигарет. Еле заметно отрицательно качаю головой: мне нечего предложить.
— От тебя, собственно, ничего не нужно, — вкрадчиво поясняет Адам, небрежно отпуская мое лицо и отходя на приличное расстояние. Шумно выдыхаю. — А вот от твоего отца — да. Дети не должны отвечать за грехи родителей. Ты нам просто поможешь, Белла.
Сердце пропускает удар.
Я удивленно смотрю на мужчин, переводя взгляд с одного на другого, Джон продолжает молча стоять у двери. О каких грехах может идти речь спустя столько лет после смерти моего отца?!
— Мой отец… — Слова застревают в горле, но я беру себя в руки и продолжаю говорить, чтобы исправить это недоразумение. — Умер много лет назад.
Проходит несколько мучительных секунд.
— Да, согласен, — задумчиво произносит Адам, — человек в нем давно сдох.
Не оборачиваясь, он подает знак Джону, кивая в мою сторону. Джон подходит, попутно доставая что-то из кармана, и наводит на меня, вставая рядом со своим боссом.
Клянусь, в эту секунду я была уверена, что он достает пистолет. Глаза застилает пелена слез.
— Скажешь папуле пару слов на видео? Соскучился по дочурке, наверное, надо бы ему весточку передать. — Не веря моим словам, Адам продолжает издеваться.
— Мой отец давно умер! — не совладав с эмоциями, кричу, задыхаясь от слез.
— Хорошую актрису вырастил, я почти поверил, — одобрительным тоном произносит Адам, кивая головой. — Ну же, будь хорошей девочкой, Белла, передай папе привет.
Эмоции душат меня, хочется кричать, крушить все вокруг, но я продолжаю сидеть на месте с бушующим торнадо внутри.
— Короче, слушай сюда, Клиффорд. — Веселый тон Адама кардинально меняется. — Мои условия ты знаешь. Выполняй, если хочешь, вернуть дочь целой, а не по частям.
Белла
«Человеку свойственно
не переставая думать о том,
что дорого его сердцу».
Как и приказал Адам, меня подняли наверх — на третий этаж, если быть точнее. Я в ужасе еле перебирала ногами, следуя за державшим меня под локоть конвоиром. Не знаю, правильно ли называть его этим словом. Возможно, у этих бандитов есть свои названия должностей.
Я даже не пыталась вырываться, отдавая себе отчет в том, что самостоятельно через эти подземные катакомбы не выберусь. Множество поворотов, ответвлений и бесконечные лестницы — вот все, что я видела. Чем выше мы поднимались, тем приличнее начинало выглядеть здание, преображаясь.
На ветвистой лестнице я постоянно спотыкалась, и если бы не державший меня мужчина, разбитый нос — меньшее, что могло меня ожидать. Боль в ребрах усиливалась с каждой ступенькой, но я продолжала идти, кусая губу, чтобы не завыть.
Мое измученное сознание сбилось со счета, по скольким лестницам мы поднялись. Ступеньки, ведущие вверх, казались бесконечными. Наконец, остановившись, конвоир поднес ключ-карту к закрытой двери, замок щелкнул, и мы оказались в длинном коридоре. Я чувствовала себя так, словно пробежала марафон, в правом боку кололо от неправильного дыхания.
Я понимала, что, возможно, самое страшное позади и сейчас меня хоть ненадолго оставят в покое, но сердце предательски колотилось. В этом месте ни в чем нельзя быть уверенной. Дойдя до середины коридора, конвоир отпустил меня и, открыв коричневую деревянную дверь, отошел, пропуская внутрь первой. Как выяснилось, «поднять наверх» означало сменить мою камеру заключения. По сравнению с местом, в котором я очнулась, эта комната показалась мне хоромами. Не думаю, что она предназначается для заключенных вроде меня. Подозреваю, что принадлежит одному из людей, Обстановка оказалась достаточно уютной: темный ковролин на полу, аккуратно застеленная кровать средних размеров, комод и стол со стулом, за дверью — душевая со всем необходимым. На удивление помещение оказалось очень чистым, нигде ни пылинки.
Из окна открывался вид на подъездную дорогу и часть двора. Главным моим развлечением стало наблюдать за происходящим на улице. Поначалу люди в черной форме с автоматами наперевес пугали меня, затем единственной отрадой стало следить за их передвижениями по территории.
В первый день, поспав пару часов и набравшись сил, я начала колотить в двери руками и ногами со всей дури, кричать, чтобы меня выпустили. Злость с каждой минутой закипала во мне все сильнее. Несправедливость происходящего душила. Примерно через час я поняла, что меня игнорируют, и в истерике стала швырять мебель. От бушующего адреналина в крови я забыла о боли в ребрах. Первым в моем погроме пострадал стул, я била его о стены, дверь и пол, пока бедняга не развалился на части. Я выкрикивала оскорбления, не разбирая слов, перевернула стол. Гнев застилал глаза и разум, в тот момент я не боялась, что может ворваться Адам или кто-то из его людей. Я хотела этого, хотела, чтобы они пришли и увидели, до чего довели меня. Раскидав мужские вещи из комода по всей комнате, я сорвала простыню и разодрала ее, сбросила с кровати матрас и распотрошила подушку, затем обессиленно рухнула на пол, посреди учиненного хаоса и прорыдала полночи, оплакивая свою свободу и переживания о любимых людях.
Наутро мне стало гадко от своего поведения. Было стыдно перед самой собой за проявленную слабость. Я не привыкла так расклеиваться, естественно, это нетипичное происшествие в моей жизни, поэтому и реакция такая. Пришлось взять себя в руки и навести порядок. Я максимально аккуратно сложила разбросанные вещи и убрала в комод: ведь их хозяин не виноват в моем положении. Хотя смотря с какой стороны на нее посмотреть: вдруг это комната одного из громил, что меня похитили? Стараясь абстрагироваться от всей этой ситуации, я постаралась сосредоточиться на уборке. Поставила стол на место, изрядно попыхтев вернула матрас на кровать. И как у меня вчера хватило сил так легко сбросить его?! Простыня, подушка и стул восстановлению не подлежали, а потому я аккуратно сложила их и оставила около двери.
Адама и его консильери[1] Джона я не видела с того дня, но, видимо, один из них распорядился, чтобы мне принесли мазь и таблетки. Лекарства значительно облегчают боль.
Единственные люди с кем я контактировала за это время — только охранники, с кислыми минами приносившие еду. Первые два дня, я пыталась их разговорить, но, кажется, они приняли обет молчания. Поэтому все попытки свелись к нулю, и я сдалась.
***
Меня держат здесь уже третий день, не давая выйти даже в коридор. Под дверью дежурят охранники, сменяясь ежедневно. Еду приносят один раз с утра на все приемы пищи, на весь день.
Проанализировав тот роковой вечер на холодную голову, думаю, что Брайан получил сотрясение мозга. Ежеминутно извожу себя мыслями о бабушке. Страшно представить, в каком она сейчас состоянии! Что делает? Наверняка пошла в полицию, и меня сейчас ищут (это в том случае, если Брайан рассказал ей правду). Но я надеюсь, что он не сделал этого: учитывая возраст бабушки, боюсь, она не сможет пережить похищение единственной внучки.
Сердце разрывается от мысли, что Мередит может пострадать из-за меня. На душе тревога от неизвестности, что ждет меня в будущем. Когда отпустят, да и отпустят ли вообще? Адам и Джон не поверили, что я не дочь Клиффорда, а слова о том, что меня вернут по частям, если дядя не выполнит условия, поставленные Адамом, не дают мне покоя. Он действительно это сделает? Убьет меня? Что Клиффорд и Адам между собой не поделили? И что вообще связывает брата моего отца с этим бандитом?
Как человек за одну минуту может вознести тебя на небеса, осчастливив, а в следующую разбить на мельчайшие осколки, словно вазу? Я чувствую себя сейчас именно так, будто меня раcкололи на много мелких острых кусочков. И даже если вазу восстановить, былой облик не вернуть: будут видны трещины и следы от склейки. Так и с моей душой, прежней она уже не станет, как ни старайся. Шрам от содеянного останется со мной навсегда, мощно отпечатавшись в памяти.
Адам Коулман, никого и никогда я так сильно не ненавидела, как тебя! Человек, не имеющий права лишать меня свободы, распоряжаться моей жизнью. Я свободный человек, я — личность, а он держит меня здесь, как домашнего питомца, запертого в клетке. Сжимаю край одеяла в кулаке до боли, представляя, что это шея бандита.
Всего на мгновение вчера мне показалось, что он нормальный человек, когда подошел и сказал, что знает правду, когда искренне смеялся над моими словами, когда стоял рядом. Но это оказалась всего лишь иллюзией. Мне захотелось думать, что я смогу его убедить, а он поверит и отпустит. Как же больно оказалось опуститься с небес на землю после разбившихся о скалы ледяного равнодушия бандита надежд! В памяти застыл холодный взгляд черных глаз, но я мотаю головой, упорно пытаясь избавиться от непрошеного видения.
Всю ночь я не могла сомкнуть глаза, пытаясь понять, за какой грех сейчас так наказана Высшими силами. Пора признать, что я потеряла контроль над своей жизнью, теперь ею распоряжаются другие люди: решают за меня, контролируют, держат взаперти. Зачем мне жизнь, в которой я марионетка?! Мой организм отчаянно борется, отторгая все происходящее, непрошеные слезы то и дело стекают по щекам.
Плотнее укутываюсь в одеяло, мечтая, чтобы оно оказалось теплыми объятиями Брайана, и тихо глотаю соленые слезы отчаяния. Закрываю глаза и представляю, что любимый мужчина здесь, лежит рядом, прижимает меня к себе, крепко обнимает одной рукой, а второй гладит по спине, нежно целует в макушку и шепчет о том, что все будет хорошо. Потом я заглядываю в его глаза цвета океана и растворяюсь в них.
Не могу перестать думать о бабушке и Брайане — моей единственной семье. Они не знают, что я лежу здесь, в теплой постели, сытая и живая. Со мной все в порядке, за исключением заживающего ушиба, психологического давления и периодически накатывающих рыданий от тупика, в котором я оказалась. Интересно, чем сейчас занята Мередит? Наверняка у нее скачет давление от переживаний, ведь возраст дает о себе знать. Обратилась ли она в полицию?
Мягкие лучи утреннего солнца ярким светом заполняют комнату, оповещая о начале нового дня. Переворачиваюсь на спину и поднимаю ладонь перед лицом, пропуская лучики сквозь пальцы. Щурю глаза, на минуту забывая обо всех своих проблемах и о месте, в котором нахожусь, но тяжелые мысли не оставляют меня надолго и практически сразу же возвращаются.
Тяжело вздыхаю и заставляю себя встать, хоть ненадолго отвлечься рутиной короткой уборки в своей комнате заключения. Тщательно расправляю сбившуюся после моего беспокойного ерзанья простыню, следом поправляю подушки и застилаю сверху одеялом.
Выходя из ванной комнаты после утренних процедур, я едва не вскрикиваю, увидев сидящего в проеме Джона. Одна его рука закинута на спинку стула, другая покоится на колене. Он сканирует меня взглядом с головы до ног.
— Что вы тут делаете?! — ошалев от его присутствия, необдуманно выпаливаю я. Хотя, находясь в плену у бандитов, которые подряд друг за другом вламываются в эту чертову комнату, я должна привыкнуть и не удивляться подобным вторжениям.
— Походу, пугать тебя стало для меня привычным делом, — без приветствий, качая в такт головой, выдает Джон.
По его виду заметно, что разговор дается ему нелегко и он не может решиться начать. Выглядит эта ситуация как минимум странно, учитывая род его деятельности.
— Я сожалею о вчерашнем. — Он сразу, без прелюдий переходит к делу. — Эта комната… — продолжает Джон, чертя указательным пальцем круг в воздухе, — действительно Адама. Он пришел вчера в тот момент, когда у охраны была пересмена и у двери несколько минут никто не дежурил. Приди он на пару минут позже, охрана предупредила бы его о твоем присутствии здесь и этой ситуации не произошло бы.
— То есть об этой ситуации вы сожалеете, а о том, что удерживаете меня здесь силой — нет?! — Я потихоньку начинаю закипать, напрочь забыв о том, кто сидит передо мной и на каких правах я нахожусь в этой комнате. — Стоп, подождите. — Осмысливаю ситуацию, и маленькие червячки сомнения закрадываются в голову. — А почему меня поселили именно в эту комнату? Остальные переполнены? — спрашиваю, скептически выгнув бровь.
— Думаю, Адам сам тебе все объяснит, — увиливает от ответа Джон.
— Он был вчера удивлен не меньше меня. — В памяти всплывает голос Адама и его слова: «Девчонку наверх подними». Он отдал этот приказ Джону, без ведома которого охрана не привела бы меня именно в эту комнату. Но зачем ему это делать? — Это ведь вы отдали приказ охране?
— Да, я, — без капли сожаления кивает он. Ясно, правдивого ответа мне сейчас не дождаться. — Ты смелая девушка, Белла. Другая, оказавшись на твоем месте, умоляла бы ее не убивать и отпустить, но ты держишься бодрячком. — Его будничный тон выводит меня из себя, словно речь идет о погоде, а не о похищении человека в двадцать первом веке!
— Вы вообще в курсе, что это незаконно?! Вас посадят за похищение! И, уверена, я не единственная ваша жертва! Вы — животные! — выплевываю я сквозь зубы. — Так легко рассуждаете, представляя еще кого-то на моем месте?! Человеческая жизнь и свобода для вас — что игрушка?!
Я сажусь в постели, сразу же пожалев об этом. Головная боль острыми иглами разносится по всему телу. Сжимаю пальцами виски, надеясь хоть немного ее облегчить. В ушах звенит так, словно вчера я хорошо повеселилась в баре. Осознание произошедшего парализует, а события прошлой ночи мгновенно накатывают волной.
Страх липкими щупальцами расползается по всему телу, нагоняя воспоминания о том, как я боролась за свою жизнь. В ушах до сих пор стоят звуки выстрелов. Я стараюсь сосредоточиться на реальности, отгоняя начинающуюся панику. «Дыши, Белла, дыши!» — стараюсь успокоить себя, но пока получается плохо. Я жива, и это самое главное.
Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть и оглядеться вокруг, после чего я осознаю, что нахожусь в совершенно незнакомой комнате. Инстинктивно дергаюсь, не зная, чего и кого ожидать, и осматриваюсь в поисках предмета для защиты. Торшер на прикроватной тумбочке кажется идеальным вариантом защиты. Соскакиваю с кровати и хватаю его, шнур с треском вылетает из розетки болтаясь у моих ног.
— Доброе утро, мисс Белла! — приветствует меня вошедшая женщина; на вид ей не больше шестидесяти. Белый фартук, завязанный поверх темной униформы на пухлой талии, подсказывает, что она работает здесь. Мои глаза округляются от неожиданности, я была готова увидеть, кого угодно, но только не эту милую даму.
— Здравствуйте, — удивляясь своему охрипшему голосу, отвечаю я. Прочищаю горло, но оно жутко саднит, что доставляет мне дискомфорт. Наконец до меня доходит, что я продолжаю стоять, замахиваясь торшером.
— Простите, — виновато шепчу, аккуратно ставя вещь обратно на место, — я просто перенервничала.
— Ох, ну что вы! — щебечет женщина. — Это вы простите меня, мисс. Меня зовут Хильда. — Она добродушно улыбается, ставя деревянный поднос на тумбочку около кровати. — Я приглядываю за домом мистера Коулмана, — поясняет она, подтверждая мои догадки. Ее добродушная внешность никак не вяжется с образом бандита, на которого она работает. — Я решила принести завтрак в комнату, чтобы вы не утруждали себя, спускаясь вниз. Вы, наверное, устали с дороги?
— С дороги? — неуверенно переспрашиваю я.
— Вы приехали с Адамом поздней ночью. Он сказал не беспокоить вас до утра. Поэтому я подумала, что вы проделали долгий путь в Чикаго, — Хильда говорит искренне, однако верить в этом окружении я никому не могу, поэтому решаю не открываться ей сразу. — Женских вещей в доме нет, но Адам разрешил вам подобрать на время что-то из его гардероба. Поэтому на случай, если вы захотите переодеться, я сложила в шкаф сменную одежду, — виновато улыбается она.
— Не волнуйтесь, все в порядке. Спасибо, Хильда. — Стараюсь, говорить как можно вежливее, ведь она не виновата в том, что ее работодатель похититель и меня вчера чуть не убили враги его группировки. Сглатываю ком в горле, инстинктивно трогая ладонью шею. Флэшбеки яркими вспышками всплывают в голове, но я гоню их как можно дальше.
— Приятного аппетита! Если что-нибудь понадобится, я буду рада помочь. — Хильда подмечает мой жест, но делает вид, что ничего не заметила. Благодарю ее, после чего она покидает комнату. Прекрасно, теперь мой гардероб состоит только из одежды чертова бандита, хотя я и так в его вещах! До чего же абсурдная ситуация!
Аппетита совершенно нет, к завтраку я даже не притрагиваюсь и прохожу мимо него. Эта комната разительно отличается цветовой гаммой от той, где я находилась последние дни. Здесь все светлое, начиная от мебели и заканчивая стенами, за счет чего атмосфера безумно уютная. За дверью находится ванная комната в таких же оттенках, а восхитительный вид деревьев за окном не оставит никого равнодушным. Создается впечатление, что дом находится в лесу.
Меня удивляет тот факт, что Адам выбрал место жительства в таком уединенном месте, подальше от людей. Я думала, такому человеку, как он, место в мегаполисе, в самой гуще событий и людей. Образ бандита- затворника совершенно не укладывается у меня в голове.
Стараюсь как можно дольше себя отвлекать от воспоминаний прошедшей ночи, акцентируя внимание на королевских размеров кровати, однако, когда я прохожу мимо зеркала, взгляд невольно цепляется за мой внешний вид. Ярко-бордовые синяки в виде кольца мужских рук украшают всю шею. Не хочу на них смотреть, но продолжаю стоять как вкопанная. Чувство нехватки воздуха становится все сильнее, кажется, будто меня снова душат. Сдавливающие тиски ярко ощущаются на шее.
Трогаю шею, пытаясь убрать от себя несуществующее кольцо рук, слезы наворачиваются на глаза. За что?! Что плохого я сделала, по какой причине меня хотят убить?! Ведь я всегда старалась помогать людям, быть полезной. Едва успокоилась, что с бабушкой и Брайаном все в порядке, как на меня саму напали. Синяки стали привычным украшением на моем теле с того момента, как я оказалась в лапах Адама Коулмана.
Опираюсь руками на туалетный столик, успокаиваясь, но чем дольше я пытаюсь найти аргументы, чтобы привести себя в чувство, тем больше оказываюсь в ловушке безвыходности. За прошедшую неделю меня похитили и попытались убить. Что будет дальше?! В один прекрасный день врагам Адама это удастся, если я не выберусь из его плена. Как сказал, Джон, «Это для твоего же блага, Белла». Подвергаться опасности и умереть в двадцать пять лет — для моего же блага?! Нет, такой вариант меня абсолютно не устраивает, и умирать в этом доме и еще где-либо по вине Адама я не собираюсь.
Слезы капают из глаз на гладкую поверхность собираясь в небольшое озерцо; чувство безвыходности дополняется еще и страхом, что однажды эта дверь распахнется и сюда придут, чтобы расправиться со мной. Нужно выбираться отсюда. Наверняка в доме не так много охраны, как было на базе бандита. План рождается мгновенно: нужно присмотреться к количеству охраны, выяснить, график дежурства, пересменки. Я обязательно выберусь отсюда! Необходимо осторожно расспросить Хильду, о местонахождении дома. Как далеко мы находимся от Чикаго?
Попытки вырваться оказались безуспешными. Охранник продолжая держать меня под локоть ведет обратно в дом. Мы следуем за Адамом, который идет впереди широким шагом.
У входной двери хозяин дома останавливается, галантно придерживая ее, чтобы пропустить меня вперед. Однако его вид этому не соответствует, исходящие от него флюиды раздражения ощущаются за километр. Я вхожу в дом первая и неловко останавливаюсь в холле, не зная, что делать дальше. Идти в комнату или ждать указаний? Внутри по-прежнему царит тишина и полумрак.
— Шагай. —Взвинченная, на нервах, я вздрагиваю от его грубого приказного тона. Охранник остается на улице, а Адам проходит мимо меня к лестнице, даже не взглянув в мою сторону.
Я послушно поднимаюсь следом, смотря на его черное пальто. В душе бушуют смешанные чувства. Я могла бы многое сейчас высказать от пережитых эмоциональных качелей, но сил совсем не осталось, Тело бьет крупная дрожь, я сильно замерзла на улице. Сжимаю руки в кулаки, пытаясь отогреть окоченевшие пальцы, голова раскалывается от боли. За считаные минуты успела простудиться. «Молодец, Белла, так держать! Твоему бедному организму только этого сейчас не хватало!!
«Я еще поквитаюсь с тобой, Адам Монстр Коулман!» — буравя его спину ненавидящим взглядом, повторяю про себя эти слова, как мантру.
На втором этаже он останавливается у двери моей спальни. Холодок бежит по спине: меня снова запрут? Или бандит собрался зайти внутрь? Это его дом, но все же…
— Если жизнь дорога, будешь сидеть здесь и не высовываться! Запомни одну вещь, девочка: за воротами этого дома тебя ждет смерть. — Его голос полон серьезности.
— Почему из-за вас моя жизнь находится в опасности? — Голос дрожит, но я полна решимости. В его взгляде мелькает что-то едва уловимое, но я не успеваю понять, что это было. — Сколько я должна здесь находиться?
Я устала терпеть, устала молчать и слушаться его приказов. Все инстинкты, что были во мне до этой минуты, отключаются. Остается только холодный, расчетливый разум и жгучая ненависть.
Что он мне сделает? Убьет? Нет, я нужна ему живой, хотя еще не поняла, почему.
Запрет в комнате? Пусть! Это мы уже проходили. Изобьет? Что ж, я буду сопротивляться!
— Как решу проблему, ты будешь свободна. До тех пор сиди и не высовывайся. Ясно?
Я молчу переполненная ненавистью к своему похитителю. Мерзкий бандит! Да как он смеет разговаривать со мной в таком тоне?!
— Вы не имеете права! — Я срываюсь на крик. Адам резко делает шаг вперед, не давая мне закончить фразу. Машинально отступаю назад и оказываюсь в ловушке, прижатая к двери.
— Думаешь, у тебя почти получилось сбежать, а, девочка? — Голос Адама обманчиво спокоен. Он наклоняется ко мне практически вплотную, нас разделяет всего пара миллиметров. — Весь дом напичкан камерами. Не успела ты подумать, а я уже в курсе. Можешь считать, я позволил тебе вечернюю прогулку на свежем воздухе. — Его теплое дыхание обжигает мое лицо.
Мое терпение лопается от его высокомерного поведения по отношению ко мне. Что он о себе возомнил?! Изо всех сил отталкиваю бандита от себя ладонями. На пару секунд на его лице появляется замешательство, которое сразу же сменяется злостью: подонок не ожидал подобной дерзости! Его густые черные брови сведены к переносице.
— Я не ваша домашняя зверушка! Я не собираюсь сидеть в этом доме и ждать, когда сюда ворвутся!
— Хочешь умереть? Шуруй, ты свободна! — Он отходит в сторону, указывая на лестницу.
— Я могу идти? — С недоверием перевожу взгляд с Адама, на свой путь к свободе, не понимая, говорит ли он правду.
— Вперед! — Он подтверждает свои слова кивком, затем добавляет: — Посмотрим сколько ты продержишься, прежде чем за тобой снова придут головорезы.
— Я чуть не умерла из-за ваших бандитских разборок! Зачем им приходить за мной? Не я им нужна, а вы!
— Давай проверим? — Адам спокоен, как удав. — Только помимо тебя могут пострадать твоя бабушка или тот блондинчик, если окажутся рядом.
— Вы просто пытаетесь мною манипулировать, чтобы держать взаперти! — выпаливаю необдуманно, хотя доля правды в этом есть.
— Мир не крутится вокруг тебя, — заявляет Адам, но меня абсолютно не задевают его слова. Я никогда не была самовлюбленной, бабушка учила думать в первую очередь о ближних людях, показывая это на своем примере. — Иди, я тебя не держу.
Слова Адама о том, что могут пострадать близкие мне люди, не дают мне сдвинуться с места, я не могу рисковать их жизнью и безопасностью. Я разрываюсь словно между двух огней. Вдруг он говорит правду? Но зачем убивать меня? Я сама всего лишь заложница, а не ценная гостья.
— Если вы говорите правду, сколько времени мне придется пробыть здесь, пока вы не решите «проблему»?
— Месяц, полгода, год, два, — протягивает он. — Конкретно сказать не могу.
— Вы издеваетесь?! Даже полгода — это огромный срок! У меня есть своя личная жизнь, учеба, работа, семья, молодой человек! Я не могу сидеть здесь и ждать, когда вы решите свои проблемы! — тараторю в панике, к глазам подступают слезы. — Я всю жизнь мечтала стать врачом, а из-за вас могу потерять все! Меня отчислят и уволят за непосещаемость!