Поезд тормозил с протяжным скрипом, словно жаловался на холод и усталость. За окном, как в старом фильме, текли серые улицы Петербурга, отражая в лужах желтый свет фонарей. Алина прижалась лбом к стеклу. Город казался чужим, огромным, пугающим. Он не звал — он ждал, как зверь, затаившийся в засаде.
— Выходим, — сухо сказала мать, поправляя пальто. — Не тормози Алина.
Она молча поднялась, накинула капюшон и взяла рюкзак. Чемодан, тяжелый и скрипучий, тащился за ней, оставляя за собой мокрую дорожку. Она не оглянулась. В Кировске больше ничего не держало — ни подруг, ни любви, ни планов, ни перспективы.
Ольга Соколова шагала вперед уверенно, почти военным шагом, словно не ехала из провинции, а возвращалась на поле битвы. Алина знала: мать ненавидит этот город, но приехала сюда ради нее. Или ради чего-то еще. О чём она пока молчит.
Они поселились в небольшой квартире на Васильевском острове — холодной, с облупленными батареями, но с видом на Неву. Алина сразу почувствовала себя неуютно — будто за стенами что-то шевелится, дышит. Петербург был живым, слишком живым.
— Завтра в школу, — сказала мать, разливая чай. — “Версаль”. Частная. Сложно будет, но ты справишься.Я в тебя верю.
— С чего ты взяла?
— Потому что ты моя дочь. Упрямая, как черт.
Алина усмехнулась и посмотрела в окно. Небо над городом было свинцовым. Никакого солнца.
***
Утром она стояла перед воротами школы.
“Версаль” больше напоминал музей — мрамор, колонны, охрана в форме. Рядом — роскошные машины и девчонки в пуховиках за сотни тысяч. Кто-то выложил айфон и начал снимать сторис, не замечая дождя. Алина почувствовала себя пришельцем с другого континента.
— Эй, ты куда прешь? — раздался голос за спиной.
Она обернулась.
Он стоял, засунув руки в карманы пуховика. Высокий, в черной бейсболке, с насмешкой в глазах цвета темного янтаря.
Марк.
Его лицо она видела раньше — на школьном сайте, на обложке школьной газеты, на фото в Инстаграме у местных девчонок. Сын владельца школы. Принц.
— Сюда вообще-то не всякий входит, — продолжил он. — Ты кто такая?
— Та, кто не станет с тобой разговаривать, — холодно ответила Алина и прошла мимо.
Он усмехнулся, смотря ей вслед. Ветер трепал её волосы, и в этот момент он подумал, что эта девчонка — точно не отсюда. И это ему понравилось.
Он не знал, что она перевернёт его жизнь. И разрушит то, что он так долго строил из лжи.
— Добро пожаловать в “Версаль”, — с дежурной улыбкой произнесла директор школы, строгая женщина с идеально уложенными волосами и маникюром, который стоил, наверное, как половина Алининой одежды.
— Ваша мама уже на рабочем месте. А тебя, Алина, я передаю Ирине Сергеевне, куратору одиннадцатого «А».
Ирина Сергеевна — молодая, стильная, в джинсовом пиджаке и с безупречно выпрямленными волосами — отвела взгляд от телефона и улыбнулась.
— Ну что, новичок, пойдем в бой?
Алина кивнула и пошла за ней по коридорам. Стены были украшены фотографиями выпускников, витринами с наградами и странным ощущением глянцевой холодности. Всё было красиво, стерильно, вылизано. Как будто внутри школы не должно быть ни боли, ни ошибок.
Когда дверь класса открылась, на неё уставились двадцать пар глаз.
— Ребята, знакомьтесь: Алина Соколова. Переехала к нам из Кировска. С сегодняшнего дня — с вами, — бодро произнесла Ирина Сергеевна и показала на свободное место у окна.
Алина прошла сквозь взгляды, полные интереса и снисхождения, и села, не сказав ни слова.
— Привет, я Лера, — прошептала девушка рядом, хищно улыбаясь. — Если хочешь выжить здесь, держись рядом со мной.
Алина кивнула вежливо, но внутри почувствовала: эта «Лера» — из тех, кто улыбается, только чтобы потом вонзить нож в спину.
После второго урока в кабинет ворвался Марк.
Без рюкзака, в белой рубашке с закатанными рукавами, будто сошёл со съёмок клипа. Он швырнул тетрадь на парту и небрежно сел. Все сразу оживились. Кто-то засмеялся, кто-то зашептался. Он проигнорировал всех — только на секунду задержал взгляд на Алине.
Она смотрела в окно.
— Ты что, обиделась с утра? — наклонился он к ней ближе. — Я же просто шутил.
— Ты говоришь с кем-то? — сухо спросила она, не отрывая взгляда от дождя за стеклом. — Я вроде не замечала.
— Колючая. Зачёт, — усмехнулся он и вернулся на место.
Лера резко повернулась к Алине.
— Ты с ним разговариваешь? — прошипела она. — Даже не думай.
— А кто он? Бог? — удивилась Алина.
— Почти. Его отец — директор сети частных школ. У него деньги, власть и армия фанаток. Я — одна из них. Имей в виду.
Алина повернулась к ней и холодно улыбнулась:
— Мне неинтересны мальчики, у которых вместо личности — папин счёт.
На перемене Марк шёл по коридору, его окружала компания друзей. Смех, шутки, лёгкий запах дорогого парфюма. Но глаза его постоянно искали одно лицо.
Он видел её у окна, в одиночестве, с книгой в руках. Она не пыталась понравиться, не бегала за ним, не лебезила. Это раздражало. И возбуждало.
— Кто она вообще такая? — буркнул Артём, друг Марка. Видно деревня точно вяжется с нашим кругом.
— А мне плевать, — ответил Марк, глядя в сторону Алины. — Знаешь, Артём, бывает — смотришь на человека и понимаешь: либо она сожжёт тебя, либо спасёт.
Он не знал, что у этой девчонки свои шрамы, свои демоны, и она не позволит ему легко войти в её мир.
Но уже было поздно — игра началась.
В этом лицее всё было не как у всех. С утра во двор подкатывали чёрные джипы с затемнёнными стёклами, белые «мерседесы», «порше» и даже один красный кабриолет, который все знали по номеру — дочь крупного застройщика. У охраны — гарнитуры в ушах, у водителей — строгие лица. Никто не бегал, не опаздывал. Здесь не принято было спешить. Здесь тебя ждали.
А люди.
Статус чувствовался не в форме, а в осанке. В том, как держат телефон — медленно, лениво, не боясь уронить. В том, как садятся за парту — с видом «я здесь не потому что должен, а потому что могу». Девушки с укладками как с обложки, ногти — идеальны до последнего мазка. Парни — в рубашках от брендов, с глазами, в которых слишком рано поселилось чувство вседозволенности.
В спортзале школы стоял запах резины, пота и амбиций. Алина, переодетая в простую черную форму, стояла у стены и разглядывала остальных: девчонки сделали макияж даже на физру, мальчики хвастались мышцами, будто собирались сниматься в рекламе кроссовок.
— У нас сегодня тесты: бег, прыжки, координация, — скомандовал преподаватель. — И, да… у нас пополнение. Соколова, покажи, на что способна. Марк, будешь с ней в паре.
Смех прошёлся по залу, как электричество. Марк прищурился, медленно встал.
— О, ну наконец-то. Хоть узнаем, умеешь ли ты что-то кроме сарказма.
— Не обольщайся, я не дам тебе выиграть, — ответила Алина.
Они соревновались в беге. Алина вбежала на финиш на пару секунд позже, но не выглядела уставшей. Она только посмотрела на Марка, будто специально давала ему выиграть.
— Не понравится тебе здесь, — сказал он, отдышавшись. — Тут едят таких, как ты, на завтрак.
— Хорошо, что я привыкла быть голодной, — ответила она, уходя в раздевалку.
После занятий она сидела на крыльце школы. Дождь только закончился, воздух был свежий, как после грозы. В руках — телефон, в наушниках — трек “IC3PEAK”. Её внутренний щит был поднят, сердце — закрыто.
— Здесь занято? — раздался рядом спокойный голос.
Она подняла глаза. Парень в сером худи, с умными глазами и чуть взъерошенными волосами смотрел на неё без вызова, без насмешки. Только с интересом.
— Не занято, — ответила Алина, делая шаг в сторону.
— Кирилл. Я из параллельного класса. Видел, как ты сделала Марку “психологический мат” на физре. Красиво. Ты молодец.
— Это было не сложно, — усмехнулась она. — Ты всегда такой наблюдательный?
— Только когда кто-то не похож на фон.
Они сидели в тишине. Это была тишина не неловкости, а принятия. Не требующая слов.
— Знаешь, — сказал Кирилл, — мне кажется, ты не боишься быть одна. Это редкость.
Алина посмотрела на него. Впервые за долгое время — по-настоящему. Она не знала, кто он. Но рядом с ним не нужно было притворяться.
— Я просто устала бояться.
Из окна машины за ними наблюдал Марк. Он ждал Леру, которая в это время красилась в школьном туалете, но его взгляд был прикован к Алине и Кириллу.
Его пальцы медленно сжались в кулак.
В этот момент Лера села в машину, улыбаясь:
— Прости, что заставила ждать. Поехали?
Марк включил зажигание, не ответив. Внутри у него начал зарождаться тот гнев, от которого обычно рушатся стены.
Алина вошла в здание неуверенно. Утро понедельника всегда было испытанием. Слишком шумно, слишком показно, слишком чуждо. Но она держалась — прямо, с книгами в руках и холодным взглядом. Она не носила брендов, но её заметно выделяла осанка. Её не встречали водители, но она шагала с достоинством.
Она толкнула дверь туалета и закрыла её за собой чуть сильнее, чем нужно. Пространство встретило её запахом свежего мыла, с тонкой примесью пудры, духов и чего-то стерильного. В зеркале — мягкий свет ламп, серо-белая плитка, идеально сложенные бумажные полотенца у раковины. Всё аккуратно. Безупречно. Как и должно быть в этом лицее.
Но внутри неё — было иначе.
— Ты думаешь, ты особенная? — Лера стояла перед зеркалом в туалете и не смотрела на Алину, но голос её был холоден, как лезвие.
— Приехала из своего Кировска, с грязным рюкзаком и гордостью, как будто это кого-то волнует?
Алина бросила бумажное полотенце в урну и повернулась к ней:
— А ты, видимо, привыкла, что все под тебя прогибаются. Прости, я из другого комплекта людей.
— И тем не менее ты дышишь моим воздухом, — Лера резко повернулась. — В этом классе всё на своих местах. Марк — мой. Ты здесь никто.
— Забавно, что ты говоришь это с таким отчаянием. Боишься?
— Я просто не люблю грязь в хрустале.
— Тогда не наливай себя туда.
Пауза. Взгляд Леры стал ледяным.
— Ты пожалеешь, что перешла мне дорогу, Соколова.
Алина только усмехнулась и вышла. Она не боялась таких, как Лера. Она боялась только того, что может потерять себя, если начнёт играть по их правилам.
****
Дома было тихо. За окнами вечер только начинал подсвечивать город неоном, а внутри — царила своя тишина: уставшая, полураздета после лицея, с запахом шампуня в ванной и глухим биением сердца — то ли от волнения, то ли от равнодушия.
Алина встала перед зеркалом — не чтобы впечатлить, а чтобы убедиться: ей самой в этом будет комфортно. Ни платьев, ни каблуков, ни мейка с ресницами до бровей. Не её стиль. Не её способ заявить о себе.
Чёрные джинсы — плотные, чуть зауженные, с высокой посадкой. Они сидели на ней идеально: подчёркивали талию, но не кричали. Не модные — уверенные. На ней. По фигуре. По настроению.
На плечи — кожаная куртка. Потёртая немного на локтях, с мягкими складками на сгибах — не новенькая, зато любимая. Она пахла дорогим шампунем, ветром и чуть-чуть — свободой.
Футболка — простая, белая, с едва заметным принтом.
Без каблуков. Только чёрные кеды — чистые, немного сбитые на носках. И в них было всё, что нужно: скорость, удобство, отказ притворяться.
Волосы — собраны в низкий хвост. Несколько прядей выбились у лица, и она не стала их прятать — пусть. Это — тоже часть её.
На губах — только бальзам. Глаза — чистые, уставшие, но не сломленные.
Она не старалась быть красивой. Она просто была собой. В этом и было всё.
Тем же вечером на школьной вечеринке в клубе «Baron» — престижном месте, куда учеников пускали по знакомству — Алина пришла одна.
Внутри — музыка, свет, люди в масках счастья.
Кирилл заметил её первым:
— Эй. Я думал, ты не появишься.
— Хотела посмотреть, как выглядит дорогая пустота, — ответила она, усмехнувшись. — И ты в ней, кстати, — единственное настоящее.
Кирилл смотрел на неё внимательно. Хотел что-то сказать — но не успел.
— Танцуешь? — Марк подошёл внезапно, как всегда. Он был в чёрной рубашке, волосы растрёпаны, в глазах — что-то тревожное. Не игра — шторм.
Алина посмотрела на него, потом на Кирилла.
— Нет, — сказала она.
— Это не просьба, — холодно ответил Марк и, не дожидаясь согласия, взял её за запястье и потянул на танцпол.
Музыка изменилась. Медленный ритм, хищный бит. Их тела оказались слишком близко, дыхания почти соприкасались. Его рука была горячей, взгляд — напряжённым.
— Почему ты избегаешь меня? — спросил он тихо. — Боишься?
— Я просто умею распознавать опасных людей.
— Тогда почему не уходишь?
Она хотела что-то сказать, но в этот момент кто-то сбоку пролил на неё бокал. Нарочно.
— Ой… Прости, — сладко прошептала Лера, стоя рядом, с бокалом мартини. — У тебя платье испортилось. А, нет… у тебя же его нет.
Марк резко обернулся, его взгляд вспыхнул.
— Ты совсем больная?
— Я защищаю своё, Марк. Или ты забыл?
— Я никому не принадлежу.
Он обернулся к Алине. Она уже шла к выходу. Молча. Без сцены. Без слов.
На улице дождь шёл стеной. Она шла по мостовой, не замечая ни холода, ни мокрой одежды.
Марк догнал её, схватил за плечо.
— Зачем ты здесь? — крикнул он под шум ливня. — Если ненавидишь нас всех?
Она повернулась к нему. Мокрые волосы прилипли к лицу. В глазах — огонь.
— Я не вас ненавижу. Я ненавижу то, кем вы себя сделали. Блестящие маски, пустые фразы. Ты — особенно. Ты же не такой.
Он сжал губы. В глазах мелькнуло что-то — боль? Вина?
— Уходи, Марк. Пока не стало хуже.
Он не пошёл за ней. Просто стоял. Молча. И впервые за долгое время чувствовал, как что-то внутри трещит.
День начался тихо. Алина вошла в класс первой. Села на своё место, открыла тетрадь и просто смотрела на страницу. Слова не складывались. После вечеринки внутри остался осадок — не от Леры. От Марка. От его взгляда под дождём. И от того, как сердце сжалось, когда он не пошёл за ней.
— Привет, — сел рядом Кирилл, поставив перед собой кофе в бумажном стакане. — Ты держишься, как будто только что вышла из бури.
— А если я в ней живу?
— Тогда мы с тобой похожи.
Она повернулась к нему. Он не смотрел на неё, просто наблюдал капли за окном. Его лицо было спокойным, но под этим спокойствием — сдерживаемая ярость, старая боль.
— Ты ведь встречался с ней, — вдруг сказала Алина. — С Лерой.
Он кивнул. Медленно.
— Давно. И не по-настоящему. Там не было любви. Только борьба за контроль.
— А теперь?
Он посмотрел ей прямо в глаза. Его взгляд был чистым. Таким, в который не хочется падать — страшно.
— А теперь я хочу тишины. И тебя.
Она ничего не ответила. Но задержала взгляд чуть дольше, чем нужно.
В это же утро Марк сидел в кабинете отца. Кабинет был строгим: деревянная отделка, массивный стол, запах дорогого табака. На стенах — фотографии, награды, газеты с заголовками «Империя Воронцова».
— Что это за девчонка? — спросил отец, не поднимая взгляда от бумаг. — Зачем ты лезешь в грязь?
— Это не твоё дело.
— Всё, что происходит в этой школе — моё дело. И ты — тоже.
Марк сжал кулаки. В этом кабинете он всегда чувствовал себя мальчиком, которого заставляют быть мужчиной.
— Я сам разберусь, что и с кем мне делать.
— Ты не понимаешь, Марк. Девушки вроде неё — без корней, без статуса, без защиты. Они опасны. Они могут разрушить всё, чего мы добивались годами. Они хотят красивой жизни за твой счет, чтобы вылезти из своего болота.
— А может, они — единственное настоящее, что есть среди всей этой фальши.
— Ты начинаешь звучать, как твоя глупая мать. И чем это закончилось — ты знаешь.
Марк резко встал. Глаза горели.
— Я не ты. И не буду тобой. Никогда.
Он вышел, захлопнув за собой дверь.
На следующей перемене Алина подошла к шкафчику. Внутри — ничего. Снаружи — приклеено фото. Её, сделанное тайно. С подписями фломастером:
“Деревня пришла. Кто уронит следующую чашу фарфора?”
“Кто с кем спит, чтобы быть в Версале?”
“Место для уборщицы — этажом ниже.”
Она стояла, не шевелясь. Кто-то проходил мимо и смеялся. Кто-то делал фото. Кто-то просто отводил глаза. Кирилл подбежал первым, оторвал фото, выбросил в урну.
— Это Лера. Я знаю. Её почерк.
— Пусть будет. — Алина вытерла ладонью исписанный маркером шкафчик. — Меня не убить дешёвыми трюками.
— Это не игра, Алин. Она пойдет дальше, ты её не знаешь.
Она посмотрела на него. В глазах — огонь.
— Тогда я пойду глубже.
Тем временем Лера наблюдала издалека, в отражении зеркала, в туалете на третьем этаже.
— А ты думала, что можешь войти в мой мир и остаться чистой? — прошептала она. — Увидим, сколько тебе нужно, чтобы сломаться.
Вечером Алина сидела у окна в своей комнате. За окном — снова дождь.
На телефоне — сообщение от Кирилла:
“Если захочешь — просто напиши. Я рядом.»
И — непрочитанное от Марка:
“Ты думаешь, что знаешь меня. Но ты даже не представляешь, что я прячу.”
Она выключила экран.
И впервые — заплакала.
Пятница началась с серого неба. Без дождя, но с той глухой пасмурностью, которая будто впитывается в кожу. Облака висели низко, как будто давили на город — лениво, тягуче, без обещания солнца. Воздух был влажный, прохладный, и даже чай с утра не казался горячим.
На улицах — сдержанный ритм: зонты кто-то нёс на всякий случай, капюшоны — привычно накинуты, лица — уставшие, как будто пятница не конец недели, а её последняя капля.
В лицее свет тускло бился через окна. Всё казалось медленнее обычного: звонки — длиннее, коридоры — тише, даже учителя говорили мягче, будто погода проникла внутрь. Шум голосов гасился стенами, смех звучал в полтона, а запахи — кофе, духов, мокрой одежды — смешивались в одном дыхании.
Урок литературы. Мёртвый воздух. Маяковский. Учительница зачитывает строки, но в классе никто не слушает. Все в ожидании — не учёбы. Скандала.
Марк пришёл позже всех. Молча, без привычной ухмылки. Его взгляд — тёмный, как ночь над Финским заливом. Он сел за парту, уставился в тетрадь. Никто не решался заговорить.
Алина почувствовала: в нём что-то на грани. Как хищник, затаившийся в зарослях.
Учительница вызвала его к доске:
— Марк, разберём, что автор имел в виду?
Он подошёл медленно. Открыл книгу. Прочитал строчку:
«А вы могли бы?..»
— Нет, — сказал он. — Не мог бы. Ни я, ни вы. Ни один человек в этом чёртовом классе.
— Что ты несёшь? — напряглась учительница.
— Мы все живём с масками. Враньё, понты, сторис. И никто не может сказать правду. Никто не может быть собой. Потому что тут, в этом «Версале», это смертельно.
— Марк, — вмешалась Лера, — заткнись. Ты ведёшь себя, как…
— Как кто, Лера? Как тот, кто тебе больше не принадлежит?
Класс затаил дыхание.
Марк резко повернулся к Алине:
— Ты. Ты хоть раз была собой? Или ты тоже просто хорошая актриса?
Алина встала. Спокойно, уверенно.
— Я всегда была собой. Даже когда мне больно. Особенно — когда больно.
— Тогда скажи это всем! — выкрикнул он. — Или тоже боишься?
— Я не боюсь. Но я не обязана устраивать шоу, как ты.
Он замолчал. Весь класс смотрел только на них двоих. Воздух был натянут, как струна.
Учительница едва выдавила:
— Сядьте оба. Сейчас же.
На перемене Лера догнала Алину в коридоре. В руках — телефон.
— Смотри, — сказала она с фальшивой лаской.
На экране — скриншоты. Монтаж. Фейковые переписки, будто Алина пишет кому-то из учителей, будто флиртует. Уже в анонимных чатах, уже в школьных сплетнях.
— Думаешь, это шутка? — Лера улыбалась, как акула. — Это только начало. Я могу разрушить тебя за три сторис.
Алина выхватила телефон, сжала его в руке.
— Ты жалкая. Думаешь, победишь меня через грязь?
— Это не игра в победу. Это игра в выживание. А ты — не отсюда. И не доживёшь до выпускного, если продолжишь дерзить.
— Зато не умру пустой, как ты, — прошептала Алина. — А знаешь, что самое страшное? Ты ведь даже не злая. Ты просто одинокая и жалкая. Умираешь от страха, что никто тебя не выберет по-настоящему.
На секунду Лера дернулась. Но тут же нацепила маску.
— Береги рот, провинция. Пока он тебе ещё нужен.
Позже, за школой, у заброшенного спортполя, Алина нашла Кирилла. Он курил, смотря в пустоту.
— Тебя ищут, — сказала она.
— Я искал тишину, — ответил он. — Но в этом городе её не осталось.
Они молчали. Потом он бросил окурок, повернулся к ней.
— А ты правда ничего не чувствуешь к Марку?
Она отвела взгляд. Медленно. Неуверенно.
— Нет. Он сложный. Как будто внутри него два человека. Один — тот, кто причинит боль. Второй — тот, кто спасёт. Я боюсь, что выберу не того.
Кирилл подошёл ближе. Осторожно взял её за руку.
— Я не буду с тобой играть. Ни в ревность, ни в конкуренцию. Но знай — я рядом. Даже если ты посмотришь в другую сторону.
Она сжала его руку. Сильно.
Но в голове всплывали слова Марка:
«Ты хоть раз была собой?..»
Тем временем Марк сидел в машине. Отец снова звонил. Он не отвечал. В бардачке — письмо от матери. Старое. Он читал его раз в год.
Сегодня — второй.
«Сын, ты живой. В этом мире много лжи, но твоя правда — внутри. Если ты будешь искать любовь — найди ту, которая не сломает тебя, а соберёт. Даже если для этого тебе придётся потеряться. Не делай моих ошибок»
Он закрыл глаза.
Он уже терялся.
В ней.
Выходные пролетели, как всегда — слишком быстро и слишком тихо. Казалось, только вчера она закрывала за собой дверь в пятницу вечером, сбрасывая с плеч тревоги и расписание. А уже — понедельник. Будильник снова звенит раньше, чем организм готов к реальности. Снова кофе наспех, холодный пол под ногами и пальто, которое почему-то всегда теряется в шкафу именно утром.
Погода подыгрывала настроению: не дождь, не солнце — что-то серое, невнятное, как фон, написанный левой рукой. Небо — мутное, будто кто-то разлил молоко по стеклу. Ветер — не холодный, но липкий, цепляющийся за волосы и капюшон. Всё будто сдерживало дыхание, не торопясь начинать неделю.
Утренний город шумел — не радостно, а по инерции. Люди шли быстро, в наушниках, с усталыми лицами, с привычными маршрутами. Никто не улыбался. И никто не удивлялся — это же понедельник.
В лицее пахло бумагой, мятой тканью и парфюмом, который кто-то явно переборщил с утра. В раздевалке — ворчание, зевота, запоздалые «ты сделала домашку?», кто-то сбивался в кучу у зеркала, кто-то пытался зарядить телефон прямо у входа. Весь день был в этом: суета без смысла, шум без цели, разговоры, которые сливались в фоновый гул.
В школьном чате «Elite 11» появилось видео. Монтаж. Алина — будто бы в компании с каким-то взрослым мужчиной, с двусмысленным голосом за кадром. Слова, вырванные из контекста. Заставка: “Твоя школьница. Твоя проблема.”
Подпись: “Соколова. Версаль не прощает.”
По классам уже шли скрины. Кто-то ржал. Кто-то отводил глаза. Кто-то снимал в сторис «реакции».
Алина вошла в школу, как в клетку со львами. У неё не дрожала спина. Но руки — сжимались до боли.
Она дошла до своего шкафчика. На нём было нарисовано краской:
“Проститутка.”
Кирилл был рядом через секунду. Он снял куртку, закрыл надпись.
— Пошли отсюда.
— Нет, — ответила она. — Я пришла — значит, я останусь.
Она вошла в класс. Села на своё место. Все замолкли.
— Молчи, молчи, — прошептала Лера сзади. — Упадёшь громче.
На учительском собрании обсуждали только одно: «девочку из провинции».
— Родители Марка Воронцова требуют отчисления, — сказала завуч. — Скандал может ударить по спонсорам.
— Но это видео — фейк, — вставил молодой учитель. — Это можно доказать.
— Мы не можем рисковать репутацией, — сухо ответили. — Возможно, перевести её в другую школу.
Тем временем Марк ворвался в кабинет отца.
— Это твоих рук дело? Скажи это ты сделал?
— Я защищаю твоё будущее.
— Нет. Ты просто травишь тех, кто тебе не подчиняется.
— Эта девочка — катастрофа. Ты не видишь? Она навредит тебе.
— Она — единственная, кто не боится смотреть мне в глаза. А ты боишься даже сам на себя посмотреть.
Отец встал. Его лицо потемнело.
— В этом мире, Марк, побеждают не те, кто прав. А те, кто умнее.
— Тогда я выберу быть настоящим. Даже если проиграю.
Марк вышел, хлопнув дверью. Впервые не для шоу, а из ярости.
На перемене он нашёл Алину в библиотеке. Она сидела между стеллажей, закрыв лицо книгой. Не плакала. Но глаза были стеклянные.
— Я знаю, что это Лера. Я найду, кто сливал фейки, — сказал он.
— Зачем ты пришёл? — тихо.
— Потому что я устал молчать.
Он сел рядом.
— Я боюсь, Марк. Не Леры. А того, что начну верить им. Что начну видеть в себе то, что они говорят.
— Не смей. Ты — сильнее их. Ты — свет, даже если сейчас всё тьма.
Она посмотрела на него.
И впервые — не отстранилась, когда он взял её руку.
— Ты сам не боишься?
— Бояться — нормально. Предавать себя — нет.
Кирилл видел их издалека.
Он стоял, сжав рюкзак в руках.
Он знал, что уходит.
Не потому что слабый.
А потому что понял: между ними искра, которая сожжёт всё.
И он не хотел быть тем, кто будет стоять под этим огнём.
Алина пришла домой. Молчала. Села перед зеркалом.
На телефоне — уведомление:
«Повестка. Заседание родительского комитета. Рассмотрение вопроса отчисления.»
Она посмотрела на себя в отражении.
— Ты же не для того выжила… чтобы сломаться сейчас, — прошептала.
И достала камеру. Включила «прямой эфир».
— Меня зовут Алина Соколова. Я не из Версаля. Я не из «высших». Но я — человек. И если вы решили разрушить меня, вам придётся сделать это на глазах у всех.
Потому что я не буду молчать.
Экран засветился лайками. Комментарии шли потоком.
В эту ночь тишина ушла из города.
На следующий день школа встретила Алину по-другому.
Не потому что простили.
А потому что запомнили.
Её прямой эфир посмотрели десятки тысяч. Видео расходилось по пабликам, блогерам, родителям, одноклассникам.
В комментариях — половина злоба. Половина — восхищение.
А главное — никто больше не молчал.
В класс она вошла с высоко поднятой головой.
Лера сидела на первом ряду, с телефоном в руке.
В этот раз — она не улыбалась.
— Придумала новый спектакль? — прошипела она, когда Алина прошла мимо.
— Нет. Просто научилась говорить правду.
В коридорах теперь шептались уже не о ней, а о Лере.
— Это она вбросила фейки?
— Серьёзно?
— Если правда… жесть.
На перемене Алину остановила незнакомая девочка с первого курса:
- Соколова? Я просто… Спасибо. За вчера. Я не знала, что так можно. Говорить вслух. И не бояться.
Алина улыбнулась.
И впервые за долгое время — без боли.
После уроков в актовом зале — родительское собрание.
Алина сидела в первом ряду. Позади — родители Леры. Её мать с ледяным лицом, отец — влиятельный бизнесмен. А рядом с ними — отец Марка.
— Соколова выставила себя в публичное поле, — начал завуч. — И если школа не отреагирует, это будет расценено как попустительство…
— Это вы расцениваете, — вдруг раздался голос.
Из дверей вошёл Марк.
В чёрной куртке, с открытым лицом. В руках — ноутбук.
— Я собрал логи доступа. IP-адреса. Источники фейков.
Всё ведёт к одному аккаунту.
И он создан с телефона Леры Громовой.
В зале — тишина.
Затем — вздохи, шорох, вспышки телефонов.
Лера побледнела. Мать схватила её за руку.
— Это ложь! — прошипела женщина. — Фальсификация!
— Хотите вызвать IT-эксперта? Я только за, — Марк пожал плечами. — И ещё.
Если вы выгоните Алину, то сначала выгоните меня.
Я отказываюсь учиться в месте, где правда — преступление.
После собрания — хаос. Родители спорили. Завуч — в панике. Учителя — в ступоре.
Алина вышла на улицу. Стояла у крыльца, когда он подошёл.
— Ты сжёг всё, — сказала она.
— Только потому, что ты научила меня, как гореть по-настоящему.
Они стояли в полумраке.
Она не отстранилась, когда он взял её за руку.
Она не плакала.
Лера сидела в пустом классе.
В руке — телефон.
Ни одного сообщения. Ни одной поддержки.
Всё, что она строила, трещало по швам.
— Вы хотите стать героиней, Соколова? — прошептала она в пустоту. — Хорошо.
Но у любой героини должна быть своя трагедия.
И она уже знала, какой будет следующая атака.
Прошла неделя, но ощущение собрания всё ещё висело в воздухе, будто кто-то забыл закрыть окно, и сквозняк не даёт теплу вернуться.
Погода за неделю не изменилась — всё та же пасмурность, будто даже небо зависло между решением «оставить» и «вычеркнуть». Каждый день был одинаковым: серое утро, натянутая учёба, затяжные взгляды, тишина в гардеробе и пересохшее горло в кабинете директора, где она всё ещё не решалась войти снова.
Алина держалась — но у каждой стены есть трещина.
В классе — тишина перед бурей. После истории с разоблачением Леры школа будто затаила дыхание. Учителя смотрели на Алину уже иначе. Кто-то — с уважением. Кто-то — с раздражением. Но не как на грязь, как раньше.
Лера исчезла на два дня.
А на третий — вернулась.
В чёрном.
Холодная. Собранная. Словно ничего не произошло.
— Привет, звезда. Как успехи в тик токе? — бросила она, проходя мимо Алины.
Улыбка — мёртвая.
Тем временем, в квартире, где Алина жила с матерью, всё было перевёрнуто с ног на голову.
Дверь — взломана грубо, без попыток скрыть следы. Замок вырван, куски металла валялись на коврике в коридоре, будто это не вход в дом, а проход на черновую стройку. Воздух внутри — тяжёлый, будто пропитан чужим запахом: резким, пыльным, тревожным.
Полки — открыты, шкафы — вывернуты. Одежда сброшена комьями, бельё валяется под ногами, ящики стола выдраны и брошены на пол. Зеркало в прихожей треснуло по диагонали, отражая чужую жестокость кривыми бликами. Вся эта комната, где раньше жило что-то тёплое, теперь дышала страхом.
Алина пришла домой позже обычного.
Открыла дверь — и остановилась.
В коридоре — мама.
Бледная. Рядом — участковый.
— Искали документы. Сказали, проверка из отдела образования. Что-то насчёт поддельной прописки и фиктивного перевода в гимназию…
Алина побледнела.
— Это Лера. Она… Она пошла дальше.
Участковый отвернулся.
— Не обвиняй без доказательств. Но кто-то влиятельный очень хочет, чтобы вы уехали обратно.
На следующее утро Алина не пришла в школу.
Сидела на лавочке во дворе.
В руках — старое фото. Ей 6. Один глаз подбит. Но она — улыбается.
— Ты сильная, — прозвучал голос.
Кирилл.
Он стоял рядом. У него была новая куртка, под глазами — круги.
— Я уезжал. Думал, что, если исчезну, тебе станет легче. А стало только хуже.
Она молчала.
— Я вернулся, потому что узнал. Лера подключила отца. Он работает в управлении образованием. Они хотят отозвать твоё заявление. Без прописки ты не сможешь остаться здесь.
— И что мне делать?
— Бороться. Но не одной.
— Марк знает?
— Ещё нет. Но он ищет. Он в своём доме переворачивает архивы — я серьёзно.
Тем временем Марк сидел в подвале родового особняка.
На коленях — ящик с письмами.
Он искал документ, который докажет, что семья его матери владела частью здания, где живёт Алина с матерью. Если это подтвердится — их смогут прописать «законно».
Отец спустился через час.
— Опять ты играешь в мамины сказки?
— Это не сказки. Это люди. Их нельзя просто вычеркивать из жизни, как ты.
— Она сломает тебя, Марк.
— Нет. Она собирает. Того, кем я должен был быть. Того в кого мама верила.
Вечером Марк пришёл к Алине.
В его руках — конверт.
— Нашёл.
— Что это?
— Завещание. Старая запись, по которой твой дом числился как «условно принадлежавший» бабушке моей матери. Это старое, не юридически железное, но если подать в суд — можно протянуть время. Оспорить решение.
Она села.
— Ты… ты правда копался в архивах из-за меня?
— Не только.
Он сел рядом.
— Я вспомнил запах её духов, пока перебирал письма. И понял…
Ты такая же, как она. Сильная. Слишком сильная для этого города.
Я не могу потерять ещё одну такую.
Она повернулась.
И в этот момент — по-настоящему поцеловала его.
Без страха.
На крыше школы Лера сидела на карнизе.
В руках — разбитый экран.
Комментарий под старым постом Алины:
“Вот кто должна была быть лицом школы.”
Она зажала губы.
— Хорошо, Соколова. Ты выиграла этот раунд.
Но я всё ещё знаю, куда ты не хочешь, чтобы смотрели.
И она уже знала, куда ударить.
Очередное утро выдалось хмурым, словно отражая настроение Алины. Она сидела на кухне, кружка с холодным чаем в руках, а мысли бились в голове, как в ловушке.
Марк и Кирилл пришли к ней накануне вечером. В их глазах горела решимость, но и тревога — словно они чувствовали, что надвигается шторм, который изменит всё.
Алина провела весь день дома. И не заметила, как он прошёл.
Время будто рассыпалось. Она полежала. Полистала что-то в телефоне. Посмотрела в потолок. Переоделась, не думая. Приготовила себе что-то простое — макароны или рис, даже не запомнила. И снова тишина. Снова комната. Снова ничего.
В школе Лера готовила свой следующий ход. Её цель — то, что могло разрушить Алину с корнями: тайна, спрятанная в глубине её прошлого.
Однажды вечером на телефон Алины пришло анонимное сообщение:
«Знаешь ли ты, что твоя мать не была той, за кого себя выдавала? Что твое настоящая фамилия -не Соколова? Твой род — не из Москвы, а из маленького городка под Владимиром. И твоя семья… скрывала страшную правду.»
Сердце ёкнуло.
Она не могла поверить. Что это значит? Почему никто не говорил ей об этом? Почему Марк и Кирилл ничего не знают.
На уроке истории учитель задал тему для эссе — “Семейные тайны и их влияние на нашу личность”. Алина почувствовала, как на неё смотрят. Понимали, что она не просто так стала жертвой травли.
***
Вечером Марк пришёл с распечатками — найденными архивами.
— Смотри, — сказал он. — Есть упоминания о твоей матери под другим именем. Другом городе. Даже другой семье.
Алина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Значит, Лера не просто так это узнала… Значит, она хочет не только уничтожить меня, но и стереть всё, что я знаю о себе.
Тем временем Кирилл нашёл старую знакомую мамы Алины — женщину из их городка.
— Ваша мама скрывала многое, — призналась она. — Не из страха, а из любви. Чтобы защитить вас. Но прошлое — оно не отпускает так просто.
Школа снова на взводе. Начались слухи, пересуды. Алина стала изгоем — не только из-за травли, но и из-за неизвестности.
Однако Марк и Кирилл не отступали.
— Мы с тобой до конца, — обещали они.
И Алина поняла — настоящая борьба только начинается.
Всю ночь Алина не могла уснуть.
Сначала — просто лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к тишине. Потом — открыла их и уставилась в потолок, где отражался тусклый свет с улицы. Он ложился на стены полосами, будто нарочно подчеркивая — ночь наступила, но покой не пришёл.
В комнате было душно, хотя окно приоткрыто. Воздух стоял, как и её мысли — тяжёлые, вязкие, не дающие пройти ни одной секунде спокойно. Она перекладывалась с боку на бок, поправляла одеяло, потом сбрасывала его вовсе, но это не помогало. Тело хотело сна. Голова — нет.
Внутри — протест. Немой, но сильный. Всё, что происходило последние дни, казалось сюрреализмом.
Было ощущение, будто кто-то выдернул её из привычной реальности и бросил в чужую историю
На следующий день Алина, Марк и Кирилл встретились в небольшом кафе в центре города. Там было тихо — идеально, чтобы обсудить всё, что накопилось.
— Нужно разобраться с прошлым, — начал Марк, — иначе Лера будет играть этим бесконечно.
— И если правда всплывёт, — добавил Кирилл, — то кто знает, как люди отреагируют. Могут сломать не только тебя, но и твоих близких.
Алина вздохнула.
— Мне страшно, но больше я не могу скрывать ничего от вас.
Она достала из сумки папку с документами, письмами, фотографиями — всем, что удалось найти за последние дни.
— Это моя история, — сказала она. — Но она вовсе не такая, какой я думала.
Тем временем Лера получила новую порцию доказательств — откуда-то достала письма и фото, которые могли перевернуть всё.
Она уже планировала публично выложить компромат, который подорвёт доверие к Алине и её семье окончательно.
— Если я не могу её победить честно, — прошептала она, — я сделаю так, чтобы никто больше не поверил в неё.
В школе стало напряжённо. Учителя начали вести себя осторожнее, родители взволнованы, а ученики — словно на грани бойни.
Алина почувствовала, что у неё появляется настоящая поддержка — Марк и Кирилл не просто рядом, они стали её опорой и силой.
— Вместе мы — сила, — сказал Марк. — И даже если нас хотят сломать, мы не дадим им этого.
Алина посмотрела в его глаза и впервые почувствовала, что может доверять кому-то полностью.
Вечером, после долгого дня, трое друзей вышли на улицу. Город погружался в сумерки, но где-то вдалеке уже начинало светать — словно обещание, что после любой ночи наступает рассвет.
Прошло несколько дней, и в школе началось настоящее противостояние. Лера решила действовать максимально жёстко — она не собиралась терять контроль.
Однажды утром в школьном холле появились анонимные листовки. На них — фотографии Алины с подписями, намекающими на прошлое и якобы нечистые связи её семьи.
— “Кто она на самом деле?”
— “Что скрывают её родители?”
— “Можно ли доверять такой ученице?”
Листы развевались в ветре, словно призывая к новой волне травли.
Алина увидела это, когда шла в школу. Сердце сжалось, но рядом были Марк и Кирилл.
— Не обращай внимания, — сказал Марк. — Они играют грязно, но мы знаем правду.
— Я устала от этой игры, — призналась Алина. — Хочу, чтобы всё было просто. И чтобы всё закончилось.
— Просто — это когда мы вместе, — улыбнулся Кирилл.
В тот же день Лера устроила неожиданный выпад в сторону Марка: на собрании старшеклассников она раскрыла детали из его семейного прошлого, пытаясь подорвать его авторитет.
— Видите, — сказала она холодно, — не только Алина прячет тайны. У каждого из нас есть что-то, что хочется скрыть.
Марк остался стоять в центре зала, но взгляд его был твёрдым.
— Тайны — это не приговор, — ответил он. — Главное — что мы делаем с правдой.
Вечером трое друзей собрались у Алины дома. Тишина была наполнена нерешёнными вопросами.
— Мы не можем позволить Лере управлять нашей жизнью, — сказал Марк. — Пора перейти в наступление.
— Но как? — спросила Алина.
— Открыть все карты. Сделать так, чтобы никто не мог больше манипулировать нами, — ответил Кирилл.
И в этот момент Алине позвонил неизвестный номер.
— Ты думаешь, что знаешь всё? — услышала она на том конце провода. — Но я — твоя самая большая тайна.
Алина застыла с телефоном у уха. Голос на другом конце звучал холодно и зловеще, словно в комнату проникла тень.
— Кто ты? — спросила она, пытаясь контролировать дыхание.
— Тот, кто знает правду, — ответил голос. — И у меня есть то, что изменит всё. Но ты должна встретиться со мной.
— Почему? Что ты хочешь? — её голос дрожал, но она не могла отвести взгляд от экрана.
— Всё узнаешь лично. Завтра в 8 вечера у заброшенного парка на окраине. Не опаздывай.
Линия отключилась.
Марк и Кирилл смотрели на Алину с тревогой.
— Это может быть ловушка, — сказал Кирилл.
— Но если правда — мы должны идти, — добавил Марк.
— Я пойду одна, — сказала Алина твёрдо. — Если кто-то хочет что-то скрыть, значит это важно.
Вечером следующего дня она подошла к заброшенному парку. Тишина, только ветер шуршал сухими листьями. Тени деревьев казались живыми.
Из темноты вышел человек в капюшоне.
— Ты Алина? — спросил он.
Она кивнула.
— Я был другом твоей матери. Она просила меня передать тебе это.
Он протянул ей конверт. Внутри — старые письма, фотографии и дневник.
— Здесь — ответы на твои вопросы. Но будь осторожна. Те, кто хочет это скрыть, не остановятся ни перед чем.
В тот же момент Лера наблюдала за школой издалека, улыбаясь.
— Теперь игра становится по-настоящему интересной, — прошептала она.