На перекрестках подземелья

1 глава Новелла 1 Осада

- Ваша светлость, - голос командующего защитниками крепости хрипел, из раны на шее просачивалась кровь и напитывалась в белую камизу[1] тонкого льна, выглядывающую из-под темно синей шерстяной котты[2], - после нашей последней атаки, имперцы перешли на тактику рассыпного боя и внезапно ударили главными силами со всех четырех сторон замка. Мы отразили нападение, но наши силы на пределе, - седой мужчина в печали опустил голову, слова дались ему совсем не просто.

- Сколько осталось лучников, мой верный Бальтцель? – герцог воспаленным взглядом карих глаз смотрел на пламя свечи у кровати, по моложавому лицу тридцатипятилетнего мужчины, прокатилась волна отчаяния, - командующий дружиной замка Гандшрон не должен скрывать правду.

- Восемь, ваша светлость, - раненый Бальтцель стойко стоял навытяжку, сквозь белые шоссы,[3] вплотную обтягивающие ноги, явно прорисовывались ссадины и синяки. На легких кожаных сапогах виднелись потертости, от желания скрыть последствия боев. По бледному лицу было заметно, что силы, от потери крови, оставляли его, - трое у госпожи Катри. Святая женщина лечит их своими мазями и настойками и утверждает, что скоро они смогут занять свое место на башнях и стенах крепости.

- Выдели госпоже Катри три шоппена[4]спирта и пять шопеннов крепкого вина из малого винного подвала для раненных воинов, - герцог продолжал вдумчиво смотреть на свечку, его прямой нос за болезнь заострился, от губ остались тонкие, запекшиеся полосочки, - арбалетчики на всех башнях?

- Нет, ваша светлость, - Бальтцель тяжело вздохнул, на его черные глаза набежали непрошенные слезы, но он сдержался, закусив побелевшие губы, здоровой рукой крепче сжимая меч, - на левой надвратной башне держится Ватли, он смел и отважен, но у него повреждены ноги и левая рука, он не может стоять. Его отец поставил стул на стул, чтобы было удобнее и легче сыну наводить выстрел здоровой рукой. На правой надвратной башне няня ваших детей сражается, умная и ловкая женщина, настоящий воин. На северо-западной башне Кальен держится из последних сил, северо-восточная башня под моим личным прикрытием. Тяжелое положение на дальней южной башне, в живых никого не осталось. Я выслал к бастиону двух арбалетчиков из лазарета госпожи Катри. Здоровых воинов в замке практически не осталось.

- Копейщики? – снова задал вопрос герцог, и очередная волна горечи и безысходности заполнила его измотанную душу, - алебардисты?

- Не более двух на башню, - военачальник прокашлялся, - на стенах мечут пики в варваров женщины и старики. Копья и алебарды тяжелее, их сложили на башнях и бастионах до особого случая.

Герцог Альфред Гандшрон, чудом не погибший в последней вылазке, лежал на кровати в своих покоях. Из ран в плече и на груди кровь алыми пятнами проступала на скомканных простынях. Легкая шелковая камиза держалась на левом плече, с правого раненного плеча, порванная напополам, свисала на спину. Белые тонкие шоссы обтягивали бедра и голени, подчеркивая напряжение натруженных мышц. Кожаные коричневые пулены[5] с длинными носками стояли рядом с кроватью, хотя раны не давали герцогу свободно передвигаться.

Его супруга – кроткая Лизерли, без тени страха снимала набухшие от крови мазевые повязки, обмывала раны крепким вином, наносила мед с яичным желтком и снова перевязывала. Ее белая прозрачная камиза с вышивкой по горловине выглядывала из-под вишневого платья-роб[6] с декольте в форме треугольника, подбитого мехом соболя. Узкий лиф и рукава с манжетами подчеркивали стройную фигуру и красивые руки женщины. Высокий цилиндрический эннен [7]из сиреневой парчи, украшенный легкой вуалью до пола, удачно обрамлял чело, оттеняя незаурядную красоту тридцатилетней женщины. Всегда тихая и спокойная, герцогиня металась между раненным супругом, малолетними детьми и хозяйством осажденного замка. У защитников крепости, при виде небывалой стойкости невысокой и худенькой женщины, повышалось мужество. Никто из дружины не высказывал намерение сдаться, все были полны решимости стоять до конца.

- Замок надо спасти любой ценой, - герцог попытался приподняться, его лицо исказилось болью, но он опёрся на правую руку, резко поседевшие каштановые волосы рассыпались по плечам, закрывая высокий лоб, - Бальтцель - мой верный друг, - он обратился к военачальнику, - наши деды и отцы строили крепость. Мы обязаны ее спасти. Слышишь? – прохрипел герцог.

- Я день и ночь думаю об этом, ваша светлость, - Бальтцель опустил голову, - с середины лета мы держим оборону, подходит Рождество, снега кругом. Другие замки в нашем кантоне давно пали: Ольген, Зундштрель и Кенгрильд разграблены, разрушены и сожжены. Головы последних защитников выставлены на пиках над крепостными стенами.

Герцогиня при этих словах замерла, ее открытые голубые глаза наполнились слезами, пухлые губки сжались, красиво очерченные темные брови нахмурились. Но она справилась с собой, и продолжала наносить лечебную мазь на раны.

- Имперский сейм Нюрнберга пять лет назад создал армию Священной Римской Империи[8]. Император Сигизмунд Люксембургский клялся восстановить единство римской церкви и повысить престиж императора, - сжимая губы от негодования, добавил Альфред, - но не смог даже найти опору в имперских рыцарях, не то, что в городах. Пол видом Имперской армии[9] продолжают нападения кровожадные князьки. Специально стравливают города и богатеют на погромах и пожарищах. Походы имперцев и лжеимперцев с каждым разом ужесточаются. Дошли и до наших стен: грабят, убивают, разоряют, жгут.

- Вы правы, ваша светлость. Под нашими стенами стоят рыцари и Имперской Армии, и Императорской[10], и простые наемники, - медленно проговорил Бальтцель, - крестоносцы сэра Герхерта из Тюрингии. Он прославился особой жестокостью: пытки и казни пленных, пожарища и разорение захваченных городов, из защитников в живых не оставляет никого. Добычу почти всю оставляет себе, воинам достаются крохи. Под ним воюют самые кровожадные из императорской опалы[11]. По последним сведениям, подмоги они не ожидают. Это единственное, что нас спасает до сего момента.

2 глава

Нанесенная мазь на время успокоила боль, и герцог уснул. Лизерли поправила постель и поспешила на кухню. Время за полдень, а сыновья ничего не ели. Более месяца, как пожилая нянечка заняла место погибшего сына на башне замка. И на плечи Лизерли легли заботы по уходу за сыновьями. Мальчиков переселили рядом с покоями герцога. В маленькой комнатке быстрее натапливалось, от одного сожженного стула тепла хватало на несколько дней. Герцогиня опасалась, что в холоде мальчики простудятся и заболеют.

Сыновья, сильно исхудавшие и бледные, в основном тихо читали книги из библиотеки замка. С начала осады они не водили шумные игры, больше времени проводили в комнате и старались не причинять лишние хлопоты родителям.

За эти месяцы мальчики заметно повзрослели, и хотя им летом исполнилось всего: десять и восемь лет, вели себя, как настоящие защитники: не мешали взрослым; стойко переносили холод в покоях; недоедали, но не просили добавки; соглашались со всеми переездами из одной комнаты в другую; все теплые вещи и простыни передали в лечебницу. Каждый день спускались к раненным и читали вслух занимательные и веселые книжки.

По коридорам и лестницам герцогиня ходила бесшумно. По ее просьбе, подошвы пуленов подбили мехом, чтобы не будить отдыхающих защитников, супруга и детей. Поддерживая подол платья руками, она спешила на кухню, по привычке, закинув длинный шлейф на правый локоть. Поверх платья, герцогиня носила широкий, до щиколоток, бархатный уппеланд[1], подбитый горностаем, подпоясанный кожаным ремнем под грудью. На серебряной цепочке пояса, в инструктированных позолотой ножнах, располагался острый клинок. Кроткая Лизерли не расставалась с ножом, в опасении крайнего случая.

На кухне у герцогини по щекам побежали слезы, при виде жалких запасов муки и гороха в кладовой. Враги начали осаду в середине лета, не дали собрать урожай и приходилось сберегать прошлогодние припасы. Если и смогут защитники держать оборону, то кормить их скоро совсем будет нечем. Мысль о детях сжала сердце в комок.

Кухарка, молодая женщина, в последней вылазке потерявшая отца, перешла жить в подсобку при кухне. От очага набиралось тепло, и ее двухлетняя дочь, вся закутанная в платок, играла у огня на домотканом коврике. Восьмилетний сын кухарки Йост тщательно чистил песком котел. Муж кухарки лежал раненый в подвале госпожи Катри.

- Что у нас сегодня, Лели? – спросила герцогиня, стараясь скрыть опасения из-за предстоящего голода, - чем порадуешь?

- Похлебка, как обычно, ваша светлость, - кухарка вытерла слезы о фартук, поправила черную широкую юбку, аккуратно захваченную под широкий кожаный пояс. Синий корсаж со шнуровкой плотно облегал ее высокую грудь, прикрытую белой камизой, - Йост собрал иголки с срубленных сосен, я наварила хвойный отвар. Пейте сами и отнесите сыновьям. Из лечебницы обещались прийти за отваром, болеют многие. Мой Тебес совсем плох, наконечник стрелы вытащили из раны, а жар не спадает, - она приложила угол фартука к глазам, ее плечи затряслись в беззвучном плаче, чепец на волосах заколыхался, - все ночи около него провожу. О дочке сынок заботится.

- Мы поймали сегодня три крысы, - похвалился Йост. Мальчик заметно похудел: серые шоссы и коричневое котта, были настолько свободны, что в них влезли бы оба сына герцогини, - и накормили поросюшку Зуси. За три месяца уже столько крыс выловили в подземелье, страсть. Но, их совсем мало осталось, по две-три в день ловим, - мальчик чуть не плакал, - чем дальше Зуси кормить? И хвою ей каждый день добавляем, чтобы не заболела.

- Ты у нас молодец, - герцогиня улыбнулась ребенку, ласково взъерошила его льняные волосы, - таким важным делом занимаешься. И других детей привлек. Борова откормили как, почти месяц в замке мясную похлебку хлебали и вас благодарили.

- Сегодня Зуси перевели в донжон, - кухарка вздохнула, поправляя шерстяной платок на плечах, налила мучной болтухи в горшочек герцогине, - снег опять пошел, сугробы навалило, боимся, замерзнет или, ненароком, кто повредит. Голод-то глаза застит. А в донжоне я ее на ключ замыкаю. Надежнее. Под пузом грядки налились, скоро приплод принимать. Я и ночью хожу смотрю, чтобы с ней все хорошо было. Радость-то, поросятки подрастут. Мясо, а с ними и жизнь.

- Слава Пресвятой деве, - согласилась Лизерли, прижимая к себе горячий горшочек, - надо Зуси беречь, на нее вся надежда. В донжоне крепкие стены, нашей парасюше там спокойнее. Пойду я, мальчиков кормить. Присматривай за очагом и сестренкой, Йост, - обратилась она к мальчугану, - если что случится, ты знаешь, где я с сыновьями сплю, всегда приходи.

- Хорошо, госпожа, - мальчуган по-взрослому покатил вычищенный до блеска котел к очагу, - вы очень добрая, разрешили нам жить рядом с кухней, здесь теплее и сестренка перестала кашлять. А то с осени все болела и болела.

- Сейчас всем трудно, - ответила Лизерли, - победим врагов и заживем богато и счастливо.

- Конечно победим, - подтвердил мальчуган, - еще не всех крыс выловили. Зуси опоросится, поросятки подрастут и у нас мясо будет. А имперские рыцари умрут от голода и холода в своих доспехах и шатрах.

- Мы доподлинно узнали, что такое тяготы, - твердо произнесла Лизерли, - господь дарует нам силы пережить эту зиму.

- Женщины крепости не перестают молиться о наших защитниках, - Лели насухо вытерла слезы, - и верить, что победа за нами.

Комок горечи сдавил горло женщины: и есть нечего, и обогреваться нечем. Сколько еще они смогут противостоять осаде? Но, она нашла в себе силы улыбнуться и поспешила к сыновьям с горшочком похлебки.

3 глава

Сделав необходимые распоряжения, герцогиня вернулась к супругу. Альфред скорее не спал, а находился в забытьи. Герцогиня обтерла пот с его бледного лица, смочила губы отваром лекарственных трав. На столе нашла карту подземелий замка и при свете свечи начала ее внимательно изучать. Занимавшаяся только детьми, она изрядно попотела, прежде чем пришло понимание стрелок и линий, означающих подземные ходы и переходы. В них было действительно сложно разобраться: их оказалось очень много, они сходились и расходились, пересекались и уходили одни под другие. Просидев над картой несколько часов, женщина определила проходы, по которым можно добраться до Большого винного погреба.

Полгода осады заметно изменили крепость: богатый фруктовый сад спилили на отопление жилых комнат; засохли розы в розарии; во внутреннем дворе не чистили и не мыли лестницы и переходы; на башнях и бастионах виднелись следы крови, хотя их и старались смывать во время дождей и снегопадов; на дальнем дворе все большее место занимало кладбище. Не сновали по двору куры и индюки, не мычали коровы в загоне. Голод начисто вымел живность из крепости, кроме одной отощавшей коровы, нескольких кур и молодой свинюшки. Молоко считалось лекарством для детей и раненых, а куры несли поистине золотые яйца.

С караульни донжона спускался молодой воин. Недавнее ранение сказывалось, он прихрамывал на левую ногу и левую руку поддерживал на широком кожаном поясе. Приятные черты молодого человека несколько старили заметно поседевшие волосы, спускающиеся до плеч и седая, коротко подстриженная, борода. Его статная фигура выделялась на фоне серых стен крепости и навевала надежду на спасение. Если такие воины живы, вера в победу не умерла.

Серые шоссы обтягивали крепкие мышцы на ногах, коричневый котарди[1], с двумя рядами пуговиц, сидел плотно от шеи до ног, подчеркивая линии стройного тела юноши. Капюшон с оплечьем запорошен. Плащ, подбитый замшей, крепко стянутый на плечах завязками, покрытый снегом.

По внутреннему дворику юноша прошел до невысокой двери подвала жилого дома герцогов. В эту дверь заходили и выходили чаще, чем по всей крепости. Еще на верхних ступенях в нос ударил запах крови и застоявшегося вина, с примесью меда и чабреца. Именно такими снадобьями лечили раненных. Воин и сам два месяца назад, шатаясь, вышел из лечебницы на божий свет.

В предместье госпожа Катри слыла известной повитухой и травницей. С приближением крестоносцев, вместе с дочерью Ветой и другими жителями деревни перебралась в замок и сразу попросила обустроить в подвале лечебницу для раненных. За полгода осады многие защитники обрели в ней крестную мать и поднялись на ноги благодаря неустанным заботам пожилой женщины.

Именно в этом подвале воин познакомился с Ветой. Стройная, как тростинка, с глазами, цвета июньского неба и русой косой ниже пояса, она казалась ангелом небесным в наполненном стонами подвале. Ее руки так легко наносили мази на тяжёлые раны, что боль отходила и раненные снова хотели жить, только ради юной феи. Парень влюбился в нее в первый момент прояснения, когда лихорадка после ранения, ломала и корежила его молодой организм. И только нежная прохладная девичья ладонь, прижатая к его воспалённому лбу, снимала боль и жар.

Девушка день и ночь не отходила от парня. Вернула с того света своими стараниями и молитвами.

Любовь вспыхнула внезапно в молодых сердцах и не отпускала. Пока Льерт залечивал раны в подвале, они жили друг другом. Он приподнимал голову и поворачивался, словно чувствовал ее легкую поступь по каменным плитам. Она, сразу определяла, куда перешел Льерт, если нуждалась в его помощи.

Осада каждый день приносила новые страдания и надеяться на далекое счастье не приходилось. Ожидать любимую с охапкой полевых цветов или гулять до утра в день Летнего Солнцестояния не было возможности. Смерть ходила по пятам и пряталась за зубцами башен и бастионов. На вопрос воина: «Выходи за меня», девушка ответила: «Да».

Через месяц, как только Льерт смог ходить и вновь принимать бой на стенах крепости, влюбленных обвенчал раненный священник в церкви замка.

Обряд проходил крайне скромно: святой отец в порванной рясе с перевязанной рукой, проводил венчание, опираясь на алтарь. У жениха отца убили на стене в первый месяц осады, его место на церемонии занял герцог Альфред Гандшрон. У невесты отца в молодости придавило камнем на строительстве замка в соседнем кантоне. Его место занял военачальник Бальтцель. И только матери радовались за счастье детей.

Молодых нарядили в торжественные одежды герцогов, которые носили более века назад. Такие стародавние костюм и платье чудом сохранились в маленьком семейном хранилище прадеда Альфреда. С начала обороны герцоги передали все свои теплые одежды на башни, чтобы защитники и крестьяне, всегда могли одеться теплее или заменить одежду на чистую. Простыни пошли в подвал, на перевязки раненных.

Благодаря стараниям матерей, молодые выглядели празднично, среди всеобщей разрухи. Из Малого винного погреба выкатили бочку вина, докололи раненную лошадь. Хотя веселья и не могло быть, но за несколько месяцев защитники крепости наелись досыта и подкрепили силы крепким вином.

Молодым отвели место для первой брачной ночи в башне донжона, как самом защищенном от нападений и стрел врага. И хотя, на следующее утро молодой муж занял свое место за зубцами парапета южной башни, а юная жена поспешила в подвал к раненным, эта ночь им запомнилась первыми ласками, горячими поцелуями и мягкой герцогской шубой, которую им постелили на брачное ложе.

4 глава

На военном совете вечером, который после кровавого боя и ранения герцога, проходил в господских покоях, решались два самых важных вопроса: кто пойдет в лагерь врага, а кто – искать дорогу к Большому винному погребу.

- К имперцам пойдет Олиант, - военачальник опёрся здоровой левой рукой о стол, правая держалась на перевязи, - в последней атаке его раненный брат попал к крестоносцам, Олиант видел со стены, как они пытали брата, после сожгли на костре живьём. Воин горит желанием отомстить.

- В летнюю ярмарку он на шесте плясал и публику развлекал? - уточнила герцогиня.

Бальтцель кивнул головой в подтверждение.

- Смышленый, - герцогиня задумалась, - сможет любую игру завести. Владение мечом тут недостаточно, нужно владеть головой.

- Через подземелья в Большой винный погреб много лет никто не ходил, - герцог кусал губы и мял простыни руками, - даже отец ни разу не водил меня. Мы два века ни с кем не воевали, Всевышний спасал.

- В Большой винный погреб спускались от южной башни, - подтвердил Бальтцель, - я другого прохода не знаю.

- Придется идти через двор, - герцог откинулся на подушки, - но он просматривается с деревьев холма. И если в замке есть предатель, сразу доложит про погреб. Подземельем много надежнее.

- Я нашла на карте проход к Большому винному погребу, - Лизерли выждала, когда первыми выскажутся мужчины, - переходы трудные, но я смогу найти дорогу.

Все замолчали и посмотрели на хрупкую герцогиню. Ее привыкли видеть с детьми в саду или на троне рядом с супругом, но не в мрачных подземельях.

- Нет, - однозначно вскричал герцог, - мы не можем рисковать вами. Всем известно, что подземелья не всегда совпадают с картой, в них легко заблудиться и не найти дорогу обратно.

- Я все продумала, ваша светлость, - герцогиня присела перед супругом в поклоне, - мы будем натягивать веревки, ставить охрой знаки на стенах, и не заблудимся.

- В подземелье полчища крыс, - не сдавался герцог, нежно любящий супругу, - да и проходы не везде позволяют ходить, по некоторым придется ползти. Нижние вообще могут быть затоплены тухлой водой. Это опасно.

- Ваша светлость, - герцогиня смотрела в глаза супругу, - позвольте не согласиться с вами. Да, проходы на карте обозначены разно: линиями и штрихами. Прощу поверить мне, ради спасения наших детей и замка, я пролезу в любой проход. К тому же, карта с подземными ходами не может попасть в чужие руки. Только члены семьи Гандшрон могут ею владеть. Сейчас не время для раздумий. Надо действовать незамедлительно. А крысами из подземелья три месяца кормим свиней. Сын нашей кухарки Йост с друзьями прекрасно наловчились ловить грызунов еще в третий месяц осады. Хвостатых в подземельях почти не осталось.

- Кто пойдет с вами? - устало спросил герцог, понимающий правдивость слов супруги, - Бальтцель, вы подобрали воина сопровождать госпожу Лизерли в подземелье?

- Да, ваша светлость, - Бальтцель опёрся на меч, - я бы с радостью пошел сам, но раны не позволят мне ползти. Пойдет сын моего лучшего друга, погибшего Руедли - Льерт. Заботами госпожи Катри и ее дочери Веты, его раны затянулись, он сможет ползти, если проходы окажутся слишком узкими.

На передний план вышел Льерт. Герцоги не видели его со дня свадьбы. Молодое лицо воина обрамляла седая борода и такие-же седые волосы. Месяцы осады и ранение наложили свой отпечаток – мужчина казался неестественно худым.

- Монсеньер, - обратился он к герцогу, приложив правую руку к груди и склоняясь в почтительном поклоне, - имперцы растерзали моего лучшего друга, убили отца. Поверьте, я не пожалею жизни для отмщения и приложу все силы, чтобы госпожа Лизерли вернулась целой и невредимой.

- Пусть поможет вам Господь, - герцог скрывал опасения за дражайшую супругу, - собирайтесь. К полночи должны вернуться, - обратился он к Лизерли, - Как скоро вы будете готовы?

- Я уже готова, - герцогиня опустилась перед супругом в поклоне, - постарайтесь уснуть, чтобы ваши раны не открылись вновь, пока я в подземелье.

- Берегите себя, - герцог опустил взгляд, - сами святые желают положить конец осаде.

Через четверть часа, по винтовой лестнице правой надвратной башни двое спустились в подземелье. Льерт шел впереди, нес факелы и веревки, за ним поспешала герцогиня в мужской одежде. Чтобы шаги не отдавались в каменных коридорах, надели мягкие пулены.

Спертый воздух подвалов сдавливал грудь и не давал свободно дышать, со сводчатых потолков свисали гирлянды паутин, просачивающаяся влага покрывала стены зеленью. Герцогиня отмечала на карте путь, Льерт забивал в стыки между каменной кладкой крюки и натягивал веревки, чтобы четко обозначить проход.

Шли долго. Иногда наступала внезапная духота, заставляющая снимать войлочные котта. Иногда тянуло холодом из скрытых отдушин, приходилось закутываться в капюшоны с оплечьем и плащи. Половину пути прошли, хоть и с опаской, но ровно и скоро. Ходы два раза пересекались, на втором перекрестке пришлось прилично поплутать, несколько раз останавливаться в тупиках и возвращаться. Третий перекресток вновь испытал Льерта и Розель: в стороны расходились коридоры такой же высоты, а к погребу - резко пошел вниз. Под ногами захлюпала ледяная зеленая жижа, издававшая отвратительный запах от разложившихся тушек утонувших крыс и сточных вод замка. Некоторое время шли очень осторожно, Льерт опасался ловушек под ногами, возможность уйти в скрытый колодец с головой. Он тщательно ногами прощупывал пол. К счастью, этого не произошло, но некоторое время шли почти по пояс в воде, а невысокой Лизерли вода доходила по грудь. Неожиданно, проход резко поднялся на четыре высоких ступеньки. Из воды вышли, но опустился свод, передвигаться пришлось на коленях, опираясь на руки. Льерту с его высоким ростом и ранеными ногой и рукой пришлось нелегко. Мокрая одежда женщины прилипла к телу, плащ мешал двигаться. Следующий перекресток дал отдых. В нем можно было стоять во весь рост, но тянуло морозным воздухом, вызывающим дрожь. По близко расположенным отдушинам, Лизерли угадывала, что они идут по карте верно. Дальше проход к погребу был указан жёлтым цветом, выражающим опасность. И действительно, проход оказался настолько узким, что передвигаться по нему было возможно только ползком.

5 глава

Герцогу не спалось. От потери крови веки опускались, но он снова раскрывал глаза и смотрел на каминные часы в виде корабля с парусами, подаренные им на свадьбу родителями Лизерли. Уже прошло три часа, как герцогиня с Льертом спустились в подземелье. Тревога нарастала. Подземелья никто из ныне живущих хорошо не знал. Подвалы прокладывали одновременно с возведением стен замка, два века назад. Руководил постройкой прадед Альфреда - основатель их рода герцог Матиас Гандшрон. Получив после женитьбы эти земли среди крутых скал в надел, сразу начал строительство цитадели, крепостных стен и башен. Хозяйственные постройки возвел его сын, герцог Оур Гандшрон (дед Альфреда), он достроил донжон и надвратные башни, Большой винный погреб и удлинил подземелья. Отец Альфреда - Матиас Второй Гандшрон достроил жилой дом и конюшню, углубил канал, усовершенствовал механизм подъёмного моста и построил дом для гостей. В подземелья практически не спускались.

И сейчас Альфреда мучала одна мысль - его хрупкая, горячо любимая супруга, находится там, глубоко под землёй. И возможно сражается с полчищами крыс или отбивает атаки имперских рыцарей, прорвавшихся в подвалы.

От открывшейся раны он впал в забытьи, а когда открыл глаза, увидел себя в подземелье. Каменные своды в паутине и многолетней пыли. Шаги гулко отдаются эхом. Отблески горящего факела разбрасывают причудливые тени на стены и своды подземного прохода. Герцог кого-то ищет. Он часто рассматривает карту, сверяется с переходами и перекрестками. Ему кажется, что он нашел, ускоряет шаги и утыкается в стену. Обшаривает ее руками от пола до потолка, но не находит двери и переходит в другие проходы. Опять надежда окрыляет его, он спешит, идёт по колено в воде, ползет по узким проходам, вновь сверяется с картой. И снова не находит.

У очередной стены он садится на пол, водит пальцем по карте и с радостью бежит в очередной проход. Через два поворота, он выбегает на перекресток, поворачивает голову и видит ее. Супруга, в мужской одежде протягивает к нему руки. Он подбегает и обнимает ее. Она закрывает глаза и, теряя силы, опускается на каменный пол. Подхватив на руки хрупкую женщину, он бежит с ней по проходу. Впереди, сами собой вспыхивают один за одним факелы, освещая им путь. Ещё немного и темнота подземелья рассеется. Наконец, виден свет, герцогиня слабо обнимает его за шею. Он очень торопится, кажется, ещё минута и они никогда не выйдут из подземелья. Немного быстрого бега - и свежий воздух. Цветочная поляна, герцог опускает супругу на траву, прижимает к себе и целует ее лицо. Она некоторое время лежит неподвижно, наконец, ее веки задвигались. Он сжимает ее в объятиях, слезы бегут по его щекам.

- Ваша светлость, - слышит он совсем рядом, - ваша светлость, проснитесь.

Герцог с трудом раскрывает глаза и видит свою спальню, угли в камине и заботливые руки супруги, обтирающие пот с его лба.

- Ваша светлость, - шепчет герцогиня, - вам снился сон?

Герцог прижимает к губам руки супруги и жадно их целует.

- Лизерли, Господь вернул вас? - с опаской спрашивает он.

- Да, ваша светлость, - герцогиня садится рядом на постель, - все хорошо. Мы нашли проход к винному погребу и трубу для слива. Монахи яд приготовили еще в первый месяц осады и спрятали под алтарем. Двое дружинников понесли яд в погреб.

Ещё никогда так не было хорошо герцогу рядом с супругой. Только отважная Лизерли, ради спасения замка, могла проделать долгий путь по подземельям и не испугаться.

Льерт с трудом спускался по лестнице в подвал. Долгое хождение по подземельям, пребывание в ледяной воде и забота о госпоже, сказались. Вета поговорила с матушкой и увела парня в их маленькую комнатку на первом этаже донжона. Здесь она уложила супруга на мягкую шубу, напоила травяным отваром и крепким вином. Парень уснул, Вета сидела рядом, гладила его руку и молилась, чтобы долгое хождение по подвалам было не зря и затянувшаяся осада, наконец-то, закончилась.

В покои герцога постучались, вошёл военачальник и сообщил, что Олиант через подземный ход пробрался к стану врага под прикрытием метели. Он зашел со стороны клетки, где томятся пленные и сообщил им о придуманном ходе с вином. Измученные пытками воины с радостью согласились «проговориться» охранникам о винном погребе и даже показать дорогу. Уставшие от холода, голода и болезней рыцари, обрадовались возможности подкрепить силы крепким вином.

У слива в Большом винном погребе постоянно дежурил особо доверенный воин. Тайным знаком являлась просунутая в слив, специально замороженная вожжина, Воин, заметив появление вожжины, дергал ее два раза. Вожжина исчезала, и в слив переливался кувшин ядовитого вина. Если вина оказывалось достаточно, вожжина в сливе больше не появлялась. Воин в погребе подготавливал новый кувшин и вновь не сводил глаз со слива. Если вина требовалось больше, из очередной бочки выбивалась пробка и отрава сама лилась во фляжки врагов. Вино распространялось по лагерю быстро, в строжайшей тайне от фюрста[1]. Природа благоволила защитникам крепости и метель бушевала два дня.

В замке ждали и молились о благополучном исходе винной стратегии. Прошло два томительных дня. Благодаря неустанным заботам герцогини, раны герцога затягивались. На складах муки и зерна женщины щепотками собирали мучную пыль и варили еще более жидкую похлёбку защитникам крепости.

Поутру третьего дня, военачальник принес радостную весть, в стане врага началась паника. Между шатрами снуют редкие рыцари и кричат. Многие, при этом падают и больше не поднимаются.

Герои осады замка Гандшрон 1427 год.

Полгода осады войсками "имперцев" изменили жизнь защитников крепости. Враги начали осаду в середине лета, не дали собрать урожай и приходилось сберегать прошлогодние припасы.
- Замок надо спасти любой ценой, - герцог Альфред Гандшрон, чудом не погибший в последней вылазке, лежал на кровати в своих покоях. Из ран в плече и на груди кровь алыми пятнами проступала на скомканных простынях.

- Кроткая герцогиня Лизерли, всегда тихая и спокойная, металась между раненным супругом, малолетними детьми и хозяйством осажденного замка. У защитников крепости, при виде небывалой стойкости невысокой и худенькой женщины, повышалось мужество. Никто из дружины не высказывал намерение сдаться, все были полны решимости стоять до конца.

- Молодой воин Льерт. После недавнего ранения, прихрамывал на левую ногу и левую руку поддерживал на поясе. Приятные черты молодого человека несколько старили заметно поседевшие волосы, коротко подстриженная, борода. Его статная фигура выделялась на фоне серых стен крепости и навевала надежду на спасение. Если такие воины живы, вера в победу не умерла.

- Вета - супруга Льерта. Стройная, как тростинка, с глазами, цвета июньского неба и русой косой, она казалась ангелом небесным в наполненном стонами подвале. Ее руки так легко наносили мази на тяжёлые раны, что боль отходила и раненные снова хотели жить, только ради юной феи.

- Бальтцель - командующей дружиной замка, "После нашей последней атаки, имперцы перешли на тактику рассыпного боя и внезапно ударили главными силами со всех четырех сторон замка. Мы отразили нападение, но наши силы на пределе, - седой мужчина в печали опустил голову, слова дались ему совсем не просто.

- Кухарка Лели - в последней вылазке потерявшая отца, перешла жить в подсобку при кухне. От очага набиралось тепло, и ее двухлетняя дочь играла у огня на домотканом коврике. Муж кухарки лежал раненый в подвале госпожи Катри.

- Восьмилетний сын кухарки Йост, помогал на кухне. "Мы поймали сегодня три крысы и накормили поросюшку Зуси. За три месяца уже столько крыс выловили в подземелье, страсть. Но, их совсем мало осталось".

Друзья! Вот такие отважные защитники крепости живут на страницах первой новеллы романа!

Не полюбить их просто нельзя!

Пишите в комментариях свои мысли. Поверьте, героям романа это очень понравится!

А у автора придет вдохновение на новые истории!

6 глава Новелла 2 Злая любовь герцога Альфреда III Гандшрон

1536 год. Предместье замка Гандшрон на севере Швейцарии.

Поленья в камине ярко горят, огоньки то замирают, то набирают силы, разбрасывая смолянистые искры. Отсветы пламени отражаются на стенах, оббитых дорогими гобеленами, с расписными райскими птицами на виноградных лозах. Высокие конусовидные окна прикрывают тяжелые бархатные шторы цвета темного шоколада. Квадратный балдахин над кроватью, в тон штор, широкими нимфалидами спускается по углам до самого пола. Высокие тюфяки постели прикрыты розовым атласным покрывалом. На круглом столике у окна, накрытом белой кружевной скатертью ручной работы, китайский кофейный сервиз тонкого фарфора. Стол накрыт на двоих, в вазочках варенье и печенье, на блюде – жареная дичь.

У другого открытого окна в высоком мягком кресле восседает полноватая женщина преклонных лет. Тонкая белая сорочка китайского шелка подчеркивает приятные округлости дамы. Высокий лоб, прямые светлые брови, узкие губы и хищный острый нос придают ее лицу выражение зловредной и знающей свое дело хитрой лисы.

Худая невысокая прислуга в годах, укладывала ей волосы в пышную прическу, втыкая множество шпилек с жемчужными бусинами. Ее руки действовали быстро и отточено и голова госпожи, с недлинными и худосочными волосами быстро превращалась в пышную шевелюру. Юбка в красную клетку и белый фартук аккуратно сидели на женщине. Белая рубашка с красной лентой по груди, утянутая корсажем, подчеркивала сохранившееся красивое очертание шеи и плеч прислуги.

- Шибко-то не стягивай, - возмущалась госпожа, - не овцу стрижешь, больно.

- Терпите, ваша милость, - прислуга, за много лет привычная к вечно ворчливой госпоже, особо не испугалась, - чтобы нравиться его светлости, вы должны выглядеть, как настоящая герцогиня. Вам давно пора поменять звание баронесса Магладина Вильстерн на титул герцогини Гандшрон.

- Твои бы слова да Уоли в уши, - баронесса шумно вздохнула, - пока жив старый герцог, его младший брат так и будет довольствоваться старым домом в Ульхреде. Я бывала там несколько раз: потемневшие окна, скрипучие полы, разваливающаяся мебель, вечные сквозняки. Всю ночь по углам сновали крысы, - она приложила свои пухлые руки к лицу, - и не давали спать, я боялась, что они запрыгнут на кровать и покусают нас.

- Не приведи, Господь, - прислуга перекрестилась, - я бы за ночь глаз не сомкнула.

- Я и не спала, - возмущалась баронесса, - а его милость хоть бы что, спал, как младенец. Он всегда говорит, что в Ульхредском сарае чувствует себя лучше, чем в замке Гандшрон.

- Может, старый герцог давит на младшего брата, - прислуга продолжала укладывать волосы госпоже и рассуждать, - а в домике Ульхреда чувствует себя хозяином, ведь и по завещанию отца – это его личный надел. А почему он его не обихаживает? За восемнадцать лет владения, домик можно было превратить во второй замок Гандшрон.

- В том и весь вопрос, Наннели, - тяжело вздохнула баронесса, - старый Альфред III совсем спятил с ума и не выделяет ни гроша на ремонт дома Уоли. Говорит, что младший брат – мужчина и должен уметь сам зарабатывать.

- Но герцоги Гандшрон никогда не занимались торговлей, - Наннели даже остановилась со шпильками во рту, - все доходы замка от виноградников в южных кантонах.

- Это только кажется, - усмехнулась Магладина, - на самом деле у Гандшронов много лесов севернее, две лесопилки, в западных кантонах обширные поля, засеянные добротными сортами пшеницы и просо. На юге помимо виноградников, фруктовые плантации. К украшению царских празднеств каждый год привлекают розарии Гандшронов.

- Никогда бы не подумала, - удивилась Наннели, - что у них развита торговля, столько полей и садов. Кажется, старый герцог никуда не выезжает из замка. Кто же руководит таким большим хозяйством? Его милость Уоли или сыновья Альфреда?

- Сыновья, - утвердительно кивнула Магладина, - его милость Уоли способен только тратить. Он за всю свою жизнь ни разу не был ни на виноградниках, ни на лесопилках. Поэтому Альфред и не жалует младшего брата своим вниманием и не дает ему денег.

- Что же, - Наннели закончила с укладкой волос, - такое положение дел изменить может только женщина. Умная, хитрая и великодушная, как вы госпожа.

- Предлагаешь извести старого герцога? – Магдалина слегка напряглась, - каким образом?

- На празднике винограда он глаз не сводил с одной поселянки. Смазливая мордочка, фигурка и все прочее. Говорят, даже сватался к ней, но она оказалась помолвленной с парнем из этого же предместья. На осеннее равноденствие у них свадьба.

- Намекаешь на возможный разрыв помолвки?

- Герцог пытался и даже задаривал родителей девушки, - Наннели перешла к шкафу с платьями и начала подбирать наряд, подходящий к жемчужинам в волосах госпожи, - но она наотрез отказала герцогу.

- И что?

- Надо внушить герцогу, что он может попытаться еще раз, - Наннели выбрала легкое сиреневое кружевное платье, захватила спрингер с корсетом и поднесла все к креслу, - несговорчивая невеста попытается убежать со своим возлюбленным. Вот тут герцог и возьмет свое. Девушку выкрадут и привезут к нему. Но, она настолько любит своего парня, что скорее умрет, чем согласится отдаться герцогу.

Баронесса встала, помогая прислуге надеть спрингер[1] с широкими боками в каркасе. Нанелли ловко действовала руками, и вскоре баронесса, утянутая корсетом, походила на стройную молодушку. Шелковый белый воротник брыжжи[2], в два ряда белого шелка, набранного складками, завершал образ светской дамы высшего сословия.