Внимание, этот роман пятый в серии "На неведомых тропинках",
если вы заглянули ко мне впервые, то советую начатьс первой книги
"Шаг в темноту" - https://litnet.com/ru/book/shag-v-temnotu-b415101
И приятного всем чтения!
Гость, который появился на стежке вечером осеннего дня две тысячи тринадцатого года по внешнему кругу, заставил нечисть пересмотреть свои представления о гостеприимстве, в общем, и людях в частности.
Молодой парень вынырнул из перехода и деловито стал подниматься по улице. Он шел спокойно и размеренно. Не оглядывался с любопытством, а если и бросал редкие взгляды на моих односельчан, то они были похожи на те, что бросают прохожие на витрины магазинов, легкий поворот головы, небольшая заинтересованность, которая даже не скажется на ширине шага. Он шел дальше, шел не торопясь, но и не мешкая. У него не было с собой ни сумки, ни рюкзака, ни даже бутылки с водой. Бежевая ветровка и синие джинсы, в каких ходит половина населения планеты Земля, а вторая половина только еще планирует ходить. Серая пыль взлетала и оседала на самых обычных белых кроссовках.
Ничего интересного, за исключением того, что он был человеком.
Человеком, который явно знал, куда именно попал. И знал, что ему ничего не грозит. Это читалось если не на его лице, то, во всяком случае, ощущалось в походке, в движениях, даже в дыхании. Я бы сказала в биении сердца, если бы я могла его слышать. Человек не может быть так спокоен, когда сует голову в пасть к волку. Человек должен быть спокоен, если не хочет, чтобы ему эту голову откусили за ненадобностью. А этот был спокоен, если не сказать равнодушен.
Странные чувства, совершенно не характерные для нашей тили-мили-тряндии, но, тем не менее, имевшие, как оказалось, под собой некоторое основание.
Парень был молод, особенно по меркам нечисти, именно этим я и объяснила то, что он добрался до моего дома целым и невредимым. Думаю, соседи просто не сразу решили под каким соусом и в качестве какой перемены блюд подать его к столу. А может, просто сильно удивились, если не сказать больше, тому факту, что люди разгуливают по стежке, как по проспекту. Парень шел не скрываясь, целенаправленно и также целенаправленно остановился напротив моей двери, оглядел остатки того, что раньше было крыльцом, но пало в неравном бою с хранителем знаний, поднял руку и постучал.
– Никого нет дома, – известила я гостя, подходя к молодому человеку со спины.
К его чести, он даже не вздрогнул. Правда тут же, опровергая мои слова, дверь открылась, на пороге появилась Мария Николаевна в цветастом фартуке и с ножом в руках.
– Василий! – воскликнула она и обхватила парня за шею, едва не отправив к праотцам тем самым ножом, которым шинковала капусту. Гость не стал вырываться. Ещё один плюс ему в карму. Парень дождался, пока старушка, невпопад приговаривая:
– Вася приехал! Племянник мой! – отступит, а потом повернулся ко мне и произнёс:
– Вы Ольга Лесина.
Он не спрашивал, он утверждал.
– Да, – не стала отрицать я и добавила: – У меня дежавю. Только не говори, что пришел просить вечную жизнь для бабушки в обмен на хороший обед для местных.
– Не скажу, – пообещал он, разглядывая меня с интересом и бессознательно почесывая тыльную сторону левой ладони. – Боюсь моя душа уже обещана, как и сердце, как и рука, как и другие части тела.
– Ты говоришь об этом с какой-то радостью, хотя надлежало бы плакать.
– Обязательно, но чуть позднее, – пообещал молодой человек.
– Что мы на пороге стоим, Василий, проходи в дом, я сейчас сырники подогрею, – засуетилась Марья Николаевна. – Рассказывай скорее, как там Татьяна, как Петр Ильич?
Молодой человек вопросительно посмотрел на меня. Вместо ответа я обошла гостя и ухватившись за уцелевшую часть перил, переступила порог собственного дома, оставив дверь приглашающе открытой.
Закрыл её последовавший за мной визитер сам.
– Сейчас-сейчас, чайку горячего, – бормотала бабка.
Я оперлась о стол, продолжая смотреть на парня. Смотреть и молчать. Я никуда не торопилась, а этот парень отличался от внука Маринки. Не было ни бравады, ни неуверенности, лишь в глазах мелькало что-то, чему я не находила определения. Каштановые волосы, короткая стрижка карие глаза, среднего роста и среднего телосложения – в целом, самый обычный парень, даже в чем-то симпатичный, просто немного невыразительный что ли, пройдешь мимо и не запомнишь.
– А вы совсем не такая, как и вас говорят, – наконец произнёс гость.
– Кто говорит?
– Ну-у-у, люди, точнее… – он покачал головой. – Это трудно объяснить.
– Тогда, может, и не стоит?
Вместо ответа, он запустил руку в волосы, улыбнулся и повторил:
– Вы точно Ольга Лесина, – словно я только что представила неопровержимое доказательство последнего.
– Раз уж моё имя мы выяснили, не хочешь назвать свое? – спросила я, глядя, как бабка расставляет на столе чашки. – Не то чтобы мне было сильно интересно, просто так вроде полагается.
Те трое, что вошли на стежку за час до рассвета совершенно точно знали, куда и зачем идут. Знали, что их здесь не ждут. Знали, что им вполне могут снять голову и оставить сушиться на травке. Знали и все равно шли. Всколыхнулась безвременье, стежка, изогнулась, словно лента из косы и легла под ноги…
Мало кто спал в ту ночь в Юкове. Мало кто вышел из дома, чтобы встретить дорогих гостей. Две семьи исчезли с нашей стежки этой ночью. Одни просто уехали. Великие в помощь, северных стежек много. Другие шагнули в безвременье вместе со своим домом, не успев послать даже проклятие соседям. Последнее тревожило сильнее всего. Тревожило настолько, что никто больше не ложился спать. Жители крайних… ставших крайними, после последнего своеволия стежки домов, спешно переселились к соседям на Центральную. А те, кого не пустили, жгли костёр у колодца и травили байки в стиле: «а вот мой прадед пока из него суп не сварили, сказывал…».
Страха, как такового не было, не было того, что понимали под этим люди. Был другой страх с примесью предвкушения, а ещё какой-то весёлой обречённости, словно мы все знали, что уже попали в пасть к волку и обратной и дороги нет, но собирались сделать всё, чтобы застрять в глотке. Поэтому никто даже не вздрогнул, когда стежка в очередной раз всколыхнулась и из тумана безвременье вышли трое чужаков. Лишь разухабистая песнь у колодца затихла, сменившись ожиданием. И даже я ощутила его своими куцыми человеческими рецепторами.
Трое незнакомцев. Трое чужаков.
Теперь я понимала, почему с нами сквозь зубы разговаривали в Подгорном.
Я стояла напротив окна и смотрела, как они шли. Двое мужчин и одна женщина, самые обычные люди на вид. Высокий вдруг споткнулся на ровном месте. Если, конечно, допустить, что нечисть способна спотыкаться без посторонней помощи. Споткнулся, остановился, выпрямился и вдруг повернулся к моим окнам. Видел ли он меня? Не знаю, свет не горел, бабка, предварительно пожаловавшись мне на бессонницу, с чувством выполненного долга отбыла в мир Морфея. Она до сих пор не поняла, что перестала быть человеком.
Мужчина остановился, его спутники замерли рядом. Странно, ибо мне казалось, что они должны повиноваться тому, что ниже ростом. Тому, на чьем лице не отображалось ни единой эмоции, на чьей бледной коже никогда не бывает румянца. Охотник-ветер.
И, тем не менее, старшим явно был высокий, его взгляд казался почти материальным и тяжелым.
Скрываться я не видела ни малейшего смысла. И что ещё важнее, не хотела. Я открыла дверь, остановилась в дверном проеме и облокотилась об косяк. Это они пришли ко мне, не я к ним, так пусть идут до конца. И они пошли, пусть после легкой заминки, едва заметной человеческому взгляду. В темноте эта троица казалась дымчато-серой, как изображение на старом родительском телевизоре, в котором звук зачастую отставал от картинки. Так и тут, высокий остановился напротив двери, открыл рот и … Я все время мысленно говорила «он» или «высокий». Хотя узнала его сразу по тем же чёрным ногтям. Вестник. Знать бы еще чей. Высокий худой мужчина с короткими похожими щетину чёрными волосами и странно желто-карими глазами. Мужчина, который был лишен души. Лишен того, без чего человек не смог бы жить, а этот, пожалуйста, не живет и прекрасно себя чувствует.
Я закрыла глаза и вспомнила Александра, вспомнила трещины на его теле, которые видела когда-то.
– Привет, – с запозданием произнёс вестник.
Я не ответила и перевела взгляд на охотника, а потом и на их третьего их спутника, вернее спутницу. Лгуна. Поправка, знакомая лгуна. Так самая, что хотела получить мое тело в желтой цитадели. Девушка, словно поняла, что её узнали, и широко улыбнулась, как старой знакомой. Я улыбнулась в ответ. Почему нет? Правда, я мысленно прикидывала, что было бы, если бы сила ко мне вернулась? Я бы вдруг увидела те самые ниточки, которыми небрежно сшили это украденное у кого-то тело поверх её гниющий души? Что было бы, если бы я их разрезала?
Улыбка лгуны исчезла, словно стёртая мокрой тряпкой с ненастоящего кукольного лица. Молчаливая пауза, которая казалась бы неловкой, если друг напротив друга стояли люди. От этой мысли кольнуло лёгкое сожаление, кольнуло и исчезло без следа.
Вестник едва заметно улыбнулся и заговорил. Но не сам, низкий мужской голос разнёсся по округе, заставляя кости вибрировать, заставляя его слушать.
– Воля и закон, кость и плоть восточных пределов, повелитель песков и страж переходов восточный демон приветствует главу стежки Юково и предлагает… – Тот, кто говорил сейчас от имени повелителя востока, сделал паузу, перед тем как закончить: – войну.
Первой мыслью было: восточники…лгуна… охотник -ветер… Помнится, на нашем счёту был один такой. Надеюсь, они не обсудить и согласовать кровную месть явились. Хотя… Я поймала себя на мысли, что это даже неплохо, отвлечься на что-то, а не ждать очередного своеволия non sit temus, не гадать кого оно заберет, тебя или соседа.
А вот вторая мысль была более прагматична. Я подумала, что ослышалась. А потому с внезапно проснувшимся человеческим удивлением переспросила:
– Войну?
– Её родимую, – уже свою обычным голосом ответил вестник и усмешкой добавил: – Не мир же предлагать. Мир нынче не в моде.
Лгуна обернулась, услышав его раньше меня. На порог дома Ве… порог соседского дома вышел взъерошенный посланник запада.
– Позвольте представиться, меня зовут Ильяс, – Вестник едва заметно склонил голову, не спеша, впрочем, представлять спутников. Не то, чтобы мне очень этого хотелось, но иногда воспитание, полученное где-то там в другом мире и времени напоминало о себе. – Я знаю кто вы, и можете не говорить, как рады меня видеть.