На пути к свету

Глава первая

Когда Нелл Бакер впервые увидела гавань Галифакса с грузовыми и транспортными судами, рыбачьими баркасами, множеством причалов и складских помещений, пейзаж показался ей удивительно чужим. Небо у горизонта отливало нежным перламутром, а над головой имело холодный оттенок стали. На подернутой легкой зыбью воде грациозно покачивались чайки. Повернувшись к городу, в который прибыла в надежде начать новую жизнь, Нелл смотрела на темно-красные, бледно-зеленые, белые и серые дома, прозрачные окна и тусклые крыши, куда-то спешащих людей, автомобили и экипажи.

Девушка никогда не путешествовала одна, тем более по железной дороге, и все еще ощущала себя оглушенной поездом, униженной бесцеремонными пассажирами, которые толкали ее и, случалось, делали обидные замечания. Нелл казалось, что она выглядит жалко и неприглядно. Она стыдилась своего поношенного платья и жакета, стоптанных ботинок, уродливого фанерного чемодана. Вместе с тем с первых минут приезда в Галифакс девушка ждала, что в ее судьбу вот-вот войдет нечто необыкновенное, чему она не могла придумать названия, жизненное пространство расширится до таких пределов, о коих она не смела мечтать.

Все началось с того, что одна из приятельниц Нелл, Хлоя Чапман, (она была тремя годами старше и уехала из поселка, где они жили, около двух лет назад) написала, что на одной из фабрик Галифакса, делавшей бисквиты, кексы, галеты и печенье, требуются упаковщицы. Одна лишь мысль о том, что она будет укладывать ароматное печенье в нарядные жестяные коробки, привела Нелл в восторг. Выросшая на берегу Атлантики, в одном из захолустных уголков Новой Шотландии, в рыбацком поселке, она ненавидела запах рыбы, пропитывавший одежду, волосы, и кожу, запах, от которого было невозможно избавиться, так же как и от серебристой чешуи, прилипавшей к полу и стенам жилища.

Узнав о решении дочери, Клементина Бакер принялась негодовать, в то время как Нелл молча, с ожесточением перетягивала полуразвалившийся чемодан кожаным ремнем. Из-за суровой жизни (ее муж и отец ее детей утонул пять лет назад) в сердце Клементины скопилось много горечи, и она редко была довольна Нелл, которая слишком рано начала высказывать собственное мнение. Девушка знала, что при всем желании она не смогла бы стать для Клементины лучшей дочерью, чем была, а потому старалась не обращать внимания на резкие замечания и потихоньку игнорировала запреты.

Получив письмо Хлои, Нелл принялась горячо доказывать, что в Галифаксе она сумеет заработать денег и сможет посылать какую-то часть матери и сестренке Аннели. (Из шестерых детей Клементины в живых остались только две девочки, старшая и младшая, которой недавно исполнилось семь).

Конечно, это была не вся правда. Больше всего воображение Нелл поразило сообщение Хлои о том, что та регулярно посещает танцы (сама Нелл еще не танцевала ни разу в жизни, поскольку бог весть почему, это считалось неприличным занятием), куда приходят не только солдаты, но и офицеры местного гарнизона. Разумеется, Нелл знала, что в мире идет война, однако она казалась ей чем-то очень далеким. Присутствие в Галифаксе стольких людей в зеленой форме несколько не удивляло девушку. Нелл казалось, что так и должно быть.

С тайной болью в душе она смотрела на нарядных горожанок. На многих были платья из простых и дешевых тканей, но благодаря искусному покрою они выглядели изящными. Некоторые девушки были одеты по новой моде — в блузки, юбки, пуловеры и жакеты. Нелл поразили огромные шляпы, украшенные цветами, бантами и перьями, а также маленькие круглые шапочки, кокетливо надвинутые на одну бровь. Ей казалось, что эти элегантные женщины без труда угадывают в ней провинциалку, впервые в жизни увидевшую автомобили. А еще она боялась, что не сумеет найти дом, где жила Хлоя, и ей придется ночевать на улице.

Девушка с раскаянием вспоминала слова матери: «В городах нет счастливых людей, там полным-полно потерянных душ». Если прежде Нелл убеждала себя в том, что она достаточно самостоятельна и сообразительна, чтобы без труда освоиться в Галифаксе, теперь ей чудилось, что она ничего не знает и пробирается по миру на ощупь. Она не обладала ни выдающейся внешностью, ни какими-либо талантами. Ей оставалось только вздыхать по той красоте, какой могли похвастать девушки с обложек модных журналов. Хотя ее волосы имели цвет осенних кленов, а карие глаза были яркими, как янтарь, все портила россыпь веснушек, приводивших Нелл в отчаяние.

Хлоя писала, что живет в районе, который называется Ричмонд, в большом пансионе, где на первом этаже в общей комнате подают завтраки. Она не сообщила Нелл, смогут ли они снимать комнату вместе, но девушка надеялась, что подруга оставит ее у себя хотя бы на первое время.

Сжимая в руках бумажку с адресом, Нелл принялась спрашивать дорогу. К счастью, прохожие отвечали доброжелательно и подробно, и вскоре ей удалось отыскать пансион. Лишь подойдя к его дверям, Нелл подумала о том, что сейчас Хлоя, скорее всего, на работе.

Делать было нечего, и Нелл отправилась в парк, который приметила еще по дороге. Когда весна окончательно вступит в свои права, Галифакс утонет в зелени, недаром он был известен, как «город деревьев». Она села на скамейку под большим вязом, открыла чемодан и достала коробочку с завтраком. У нее было с собой лишь немного хлеба и сыра, а после покупки билета в кошельке осталось всего-навсего десять центов. Медленно поедая скромный завтрак, Нелл размышляла о том, возьмут ли ее на фабрику и сколько она будет получать. Задавала себе вопрос, похожи ли здешние молодые люди на тех бесхитростных добродушных парней, которые жили в ее родном поселке и чья бесшабашная удаль зачастую граничила с застенчивостью. Они привыкли работать, не спрашивая милости ни у Господа, ни у природы, и были столь же надежными, сколь и простыми. Но ни один из них по-настоящемне нравился Нелл.

Глава вторая

Утром Нелл проснулась засветло. Она спала на удивление крепко, ей ничего не снилось, и теперь она чувствовала себя отдохнувшей. Хлоя тоже выглядела бодрой; она сказала, что надо поторопиться, и великодушно пообещала поделиться с Нелл своим завтраком. Девушка с невольной завистью следила за тем, как подруга собирается на работу. Та умела грациозным движением откидывать волосы назад так, чтобы они струились по спине, а после столь же непринужденно и ловко закалывать непослушные пряди. Нелл сказала себе, что ей надо многому научиться и многое перенять у Хлои или у кого-то еще. Она решила надеть скромное платье цвета ржавчины, гармонировавшее с рыжими волосами, и подруга одобрила ее выбор.

Завтрак проходил за длинным столом в молчаливой компании, где были и женщины, и мужчины, в основном фабричные работники или конторские служащие. Подавали овсяную кашу, хлеб с вареньем и маслом и жидкий чай. Нелл с аппетитом съела все, чем поделилась подруга.

Когда они вышли на воздух, Хлоя вновь принялась рассказывать о городской жизни, тогда как взор Нелл был прикован к гавани. На море опустился белый, как молоко, туман. В этом мареве корабли перекликались гудками, и воздух упруго дрожал, а временами, казалось, разрывался от громких протяжных звуков. Еще не отдавая себе в этом отчета, Нелл чувствовала, что эта гавань станет гаванью ее судьбы, неким магнитом, притягивающим желанные перемены, именно отсюда начнется отсчет ее нового пути.

Из экономии, а также чтобы подышать свежим воздухом, показать себя и поглазеть на толпу, Хлоя всегда ходила на работу пешком. Очень скоро они с Нелл стали частью потока людей, направлявшихся в промышленные районы города. Разумеется, прежде всего Нелл интересовала молодежь, хотя она не могла не заметить множество пожилых изможденных женщин, по-видимому, идущих туда же, куда и они с подругой. Кое-кто из молодых людей пытался заговорить с наиболее симпатичными девушками, но, к чести Хлои, она не отвечала на эти заигрывания. Она не жаловала фабричных рабочих, считая их пустомелями. Насколько поняла Нелл, подруга благоволила к военным, хотя Хлоя сразу предупредила, что и тут надо держать ухо востро:

— Многие из них перед отправкой на фронт готовы надавать таких обещаний, что у девушки определенно закружится голова! Хотя тебе нечего беспокоиться: я всех здесь знаю и всегда подскажу, с кем не стоит связываться.

Нелл в который раз возблагодарила Небеса за то, что они послали ей такую смышленую подругу (которая была вовсе не против покрасоваться перед менее опытной товаркой). Хотя сейчас Нелл куда больше волновали не отношения с мужчинами, а предстоящее собеседование. А если она допустит какой-то промах? А вдруг ее сочтут деревенщиной, непригодной для такой работы?! Заметив, что у подруги в буквальном смысле слова трясутся поджилки, и желая рассеять ее сомнения, Хлоя небрежно произнесла:

— Не робей! Тебе не станут задавать сложных вопросов. В лучшем случае поинтересуются, откуда ты и кто твои родители. Упаковщица для них все равно что машина, никого не волнуют ее ум и чувства.

Фабрика представляла собой огромное здание с множеством переходов, окон, ворот и дверей. Показав, где находится контора, Хлоя поспешила на свое рабочее место; девушки договорились встретиться в шесть вечера возле главных ворот фабрики.

К неожиданности и растерянности Нелл, она оказалась не единственной, кто желал поступить на работу: в коридоре столпилось около двадцати девушек и женщин. Заметив прямые бесцеремонные взгляды, Нелл попыталась напустить на себя безразличный вид, хотя при этом ее щеки пылали так, что краска даже скрыла веснушки. Вопреки обнадеживающим словам Хлои, в душе Нелл медленно, но неуклонно росла паника. Наверняка все догадываются, что она — чистый лист, на котором можно начать писать что угодно.

Собственно, так оно и было. Предостережения и увещевания, какими мать осыпала Нелл перед отъездом, благополучно выветрились из ее души. И дело было не только в том, что, как говорила Хлоя, местные девушки находились под опекой родителей, а приезжим удалось от нее ускользнуть. Просто ни мать, ни даже священник не могли толком объяснить, с чем связаны те или иные запреты. Почему девушке нельзя жить в городе одной или даже с подругой и работать на фабрике? Отчего она не должна учиться танцевать и что плохого в том, чтобы принимать ухаживания молодых людей? Нелл ощущала себя неспособной самостоятельно мыслить и принимать решения. В семнадцать лет она все еще была куском воска, глиной в руках если не Создателя, то судьбы. Она совсем не знала себя и только чувствовала, что ей не нравится прежняя жизнь. Ее душу переполняли желания, однако Нелл не могла сказать, чего она больше хочет: хорошего заработка, уважения окружающих, верной дружбы или… любви?

Она едва не пропустила свою очередь; благо одна из девушек подтолкнула ее в спину. Чувствуя слабость в коленях и звон в ушах, Нелл робко вошла в помещение. Ее подозвали к столу и задали несколько вопросов. Если бы ей предложили проявить какие-то способности, она бы не справилась. К счастью, как предрекала Хлоя, у нее лишь захотели узнать, сколько ей лет, где она живет (Нелл назвала адрес пансиона) и работала ли она где-нибудь прежде. Потом ей сообщили, что она принята, и велели подождать в коридоре, а через четверть часа Нелл уже шла вместе с другими девушками за строгой женщиной средних лет, которая должна была объяснить новеньким их обязанности.

Нелл было интересно увидеть фабрику, что называется, изнутри. Девушкам пришлось идти гуськом по узкому проходу мимо стальных поддонов с бисквитами, пробираться сквозь нагромождения тележек, корзин, деревянных ящиков и картонных коробок. Нелл оглушил шум погрузочных машин, грохот ленточного конвейера и вращающихся печей. Здесь никто ни на кого не смотрел и ни с кем не разговаривал, все были поглощены работой. Новеньким было сказано, что они должны выполнять все указания мастера. Каждой был выделен шкафчик, где они могли оставить свои вещи.

Глава третья

Хотя его глаза напоминали кусочки неба, а рисунок светлых волос был похож на волны, набегающие друг на друга в погожий летний день, в выражении лица Дилана Макдаффа никто бы не заметил ничего радостного. Он стоял в кабинете своего отца и смотрел на гавань. Дилан прожил в этом городе почти всю свою жизнь, но сейчас Галифакс с его складами, доками, корабельными мастерскими казался ему чужим. По небу плыло золотое солнце, день обещал быть теплым, почти весенним, тогда как в голове Дилана кипели мрачные мысли, а по спине пробегал нервный холодок. Он чувствовал то же самое, что ощущал бы человек, помимо воли забравшийся на верхушку высокого дерева или мачты.

— С начала войны производство неуклонно расширяется, — рассказывал Грегори Макдафф, — мы постоянно нанимаем новых работников. Сейчас на фабрике трудится триста рабочих. Должен признаться, мне тяжело руководить предприятием в одиночку. Я нуждаюсь в помощнике.

«Но ведь у тебя много служащих, которые справятся с ролью твоей правой руки гораздо лучше, чем я!» — хотел сказать Дилан, но вместо этого спросил: — Ты слышал о призыве Бордена[1]?

— Конечно. В Британию отправились почти двести тысяч добровольцев.

Выдержав нужную паузу, Дилан промолвил:

— Я тоже хочу вступить в армию.

Грегори Макдафф сорвался с места. Его вытаращенные светлые глаза были похожи на два сверкающих стеклянных полушария.

— Ты сошел с ума?! Ты мой единственный сын, и ты нужен здесь!

Повернувшись, Дилан холодно обронил:

— Кому?

— Фабрике. А прежде всего мне!

— Я думаю о том, — с заметной угрозой произнес Дилан, — как это будет выглядеть? «Сладкий мальчик» избежал призыва благодаря деньгам своего отца?!

Это прозвище пристало к нему, как подтаявшая глазурь шоколадного печенья пристает к пальцам, и он его ненавидел. Мать Дилана умерла, когда он был совсем мал, и он ее не помнил. Отец был постоянно занят на фабрике, и мальчика воспитывали три любящие тетушки, которые, к несчастью, никогда не были замужем и не имели своих детей. Однажды, когда ему было шесть или семь лет, он услышал, как кто-то сказал: «Этого ребенка явно перекормили пирожными». С тех пор Дилан не брал в рот ни капли сладкого, в чем таилась своеобразная ирония: ведь на фабрике его отца выпекались вкуснейшие кондитерские изделия.

Сейчас он не мог сказать, по какой причине одиночество стало его второй натурой: у него не было друзей, и он еще никогда по-настоящему не встречался с девушкой. В Торонто, где он учился в университете, юные леди добивались его внимания, однако Дилан подозревал, что их привлекали далеко не те его качества, какими он мог бы гордиться. К тому же большинство из них не заботилось ни о чем, кроме поисков подходящего жениха. Он с детства не любил свою внешность: волнистые белокурые волосы, обрамленные длинными ресницами, ярко-голубые глаза, тонкое нежное лицо. И содрогался, когда его называли красавчиком.

Когда пришла пора выбирать учебное заведение, Дилан категорически заявил, что не станет учиться в Далхаузи[2], а поедет в Монреаль или в Торонто. Отец согласился, но лишь с условием, чтобы сын изучал экономику. Поступив в университет, Дилан так и не сумел завести приятелей, зато занялся спортом (входившим в моду теннисом, а также плаванием и греблей) и теперь выглядел лучше, чем когда-либо: подтянутый, стройный, с ровным загаром. Несмотря на это, что-то неизменно выдавало в нем растерянность и ранимость, а также редкую неприспособленность к жизни. Он ни за что не вернулся бы обратно, если бы не знал, что отец нуждается в нем. Мистеру Макдаффу исполнилось пятьдесят шесть, и он стал уставать. Если отец Грегори владел всего-навсего небольшой пекарней, то сын превратил ее в фабрику с английскими печами для изготовления бисквитов. Считая тесто живой субстанцией, он мог говорить о нем часами. При всей нелюбви к семейному делу, Дилан не мог не уважать своего отца.

— Я стану твоим помощником, исполнив свой долг перед Родиной.

Дилан знал, что это звучит слишком пафосно, но он не мог придумать ничего другого.

— Твоя Родина не Великобритания, а Канада, и нам необязательно воевать. По-моему, с нас довольно того, что мы предоставили Лондону кредит на пять миллионов фунтов стерлингов и наладили производство боеприпасов и медикаментов. Впрочем, дело не в этом. Дилан! На войне всегда думаешь, что убьют другого, а не тебя. И все-таки это может случиться именно с тобой, и тогда моя жизнь потеряет смысл, а все, что я заработал за все свои годы, окажется никому не нужным.

Дилан поморщился. Его всегда коробила суета, связанная с получением прибыли. Он не мог объяснить отцу, что ему хочется понять, что представляет собой он сам, узнать, для чего он появился на свет, каково его предназначение. Добиться этого можно, лишь очутившись в общей массе людей, в условиях, где все равны, превратившись из «сладкого» в «обыкновенного» мальчика. На первый взгляд, армия идеально соответствовала таким условиям. Дилан был еще молод, а потому не знал, что люди никогда не бывают одинаково равны ни перед жизнью, ни перед смертью. И в мире не существует щита, способного оградить от судьбы.

Он был рад, когда в связи с какими-то проблемами отцу пришлось завершить разговор. К тому же Дилан вспомнил об обещании навестить тетушек.

— Том отвезет тебя, — сказал отец, но сын возразил:

— Нет. Я пройдусь пешком.

Глава четвертая

Миранда очутилась в тесном, словно колодец, дворе, куда, казалось, никогда не проникало солнце. Здесь было сыро и плохо пахло. Она предпочла бы, чтобы Дилан Макдафф никогда не заглядывал сюда, ведь он-то наверняка жил в собственном роскошном доме где-нибудь на Янг-стрит! Она невольно вздохнула: какой бы привлекательной она ни была и как бы ему ни нравилась, их разделяет пропасть.

Стоило Миранде подумать об этом, как навстречу шагнул человек, для которого пребывание в таких закоулках было делом привычным. Его руки были засунуты в карманы, верхняя часть тела слегка наклонена вперед; и поза, и выражение лица были полны настороженности и одновременно небрежности. В полутьме тупика его глаза казались темными, хотя на самом деле они были пронзительно-зелеными, а их взгляд — дерзким, неотступным, как у хищника, почуявшего добычу. Миранда не испугалась, потому что узнала его.

— Здравствуй, Кермит.

— Что за хлыщ тебя провожал? — с ходу спросил он, не отвечая на приветствие.

Если Миранду и покоробила его грубость, она не подала виду.

— Это Дилан Макдафф. Полагаю, он сын Грегори Макдаффа, хозяина бисквитной фабрики.

Кермит присвистнул.

— Надо же! А я не узнал его. Он здорово изменился. Хотя, похоже, так и не повзрослел.

— Откуда ты его знаешь? — недоверчиво произнесла Миранда.

Кошачьи глаза Кермита сузились.

— Я помню его с малых лет. И не только помню, но и ненавижу.

— За что? Ты мне об этом не рассказывал.

— Говорил, только ты забыла. Когда-то я подстерег его на улице и ударил. Он завизжал, будто его режут, а потом пожаловался папочке. Тот разузнал, кто я, и вышвырнул моего отца с фабрики. Что было потом, ты знаешь.

— Не может быть! — вырвалось у Миранды, и Кермит презрительно усмехнулся.

— Ты мне не веришь?

Она отлично знала, что он мог выдумать эту историю. Ради нее. Для того, чтобы она испытала неприязнь к Дилану.

Вместо ответа Миранда спросила:

— Почему ты его ударил?

— Потому что я не люблю изнеженных богатеньких папенькиных сынков. Так что можешь ему передать: если он посмеет за тобой приударить, я разобью ему морду. Драться-то он наверняка не умеет!

На сей раз она сказала:

— Не груби, Кермит. А главное — не пытайся за мной следить. Ты прекрасно знаешь, что у меня и без тебя достаточно сторожей.

— Макдаффу они наверняка обрадуются!

Миранда тоже об этом подумала. Ее мать была одержима желанием удачно выдать свою дочь замуж. Эбби Фишер была из тех людей, кто, ничего не добившись в жизни, делает ставку на детей. Колин Фишер целыми днями пропадал на работе, а его жена управляла своим маленьким мирком так, как Господь Бог управляет целым светом. Эбби знала, что красота девушки — это товар, а если к нему прилагаются достойное воспитание, хорошая репутация и скромность, его цена возрастает вдвое.

— Впрочем, он все равно на тебе не женится, — добавил Кермит, и Миранда почувствовала себя уязвленной.

— Почему?

— Потому что ты бедна для него, как и я — для тебя. Давно известно, что деньги женятся на деньгах.

— Знаешь ли ты, — довольно резко произнесла она, — что мне вообще не хочется выходить замуж!

Миранде казалось, что она говорит правду. В самых мыслях о браке было что-то монотонное, тошнотворно-скучное. Она мечтала изучить стенографию или машинопись (но только не медицину!), заняться интересным делом и стать такой же самостоятельной, как другие современные девушки. Она не хотела плыть по течению, не желала всецело зависеть от матери. Как и от мужа.

А еще Миранда с удовольствием остригла бы волосы и сделала модную прическу, какую уже носили некоторые молодые жительницы Галифакса, умевшие улавливать веяния времени. Однако мать, которая считала длинные волосы дочери признаком женственности, никогда бы не позволила, чтобы их коснулись ножницы. И неважно, что самой Миранде они казались символом старообразия. Само собой она мечтала и о том мистическом единении душ, что зовется любовью, но пока не предполагала, где и когда встретит человека, способного растопить лед ее сердца. Что касается Кермита Далтона, он принадлежал к тому типу мужчин, который ей нравился. В этом человеке присутствовала смесь наглости, грубости, суровой мужской красоты, преданности и безрассудства. Но он был дитя улицы, и Миранда знала, что ни мать, ни отец никогда не позволят ей соединить с ним судьбу.

Они познакомились в детстве, когда Колин Фишер однажды привел в дом хмурого мальчишку в потрепанной грязной одежде и оставил его ночевать. В ответ на возражения Эбби он сказал, что с отцом ребенка произошел несчастный случай, и мужчина только что умер в больнице. Матери у мальчика нет, есть только тетка, но она еще не приехала, и парнишке негде провести ночь. Вопреки ожиданиям, тетка прибыла спустя месяц после похорон. И все это время, невзирая на энергичные протесты Эбби, Кермит жил у Фишеров.

Для Миранды — хорошенькой, аккуратной девочки с двумя тугими косичками, грациозными движениями и безупречными манерами, он был существом из другого мира, его присутствие в доме вызывало в ней непонятный, волнующий трепет. Прошло немало дней, прежде чем они стали общаться. Она уже не помнила, как это началось. Наверное, с ее стороны толчком послужило все-таки не сочувствие, а любопытство. Несмотря на трагизм ситуации, Кермит внес в ее жизнь свежесть и обаяние новизны. Миранде довелось узнать подробности того, что произошло с отцом Кермита. Его выгнали с фабрики, и от отчаяния он бросился под поезд. Тогда Миранда не догадалась спросить, что это была за фабрика и какова причина увольнения. После Кермиту почти не пришлось учиться, он закончил только начальную школу и теперь перебивался случайными заработками.

Глава пятая

В субботу на фабрике был короткий день, и, едва вернувшись домой, Хлоя принесла от хозяйки утюг, полный раскаленных углей: она собиралась погладить наряды, в которых им с Нелл предстояло пойти на танцы. Для себя Хлоя выбрала темно-синее платье с многослойной юбкой. Она заплела каштановые волосы в косу и тщательно уложила ее вокруг головы. Свято веря в то, что больше всего рыжим идет травянисто-зеленый цвет, она предложила Нелл подходящее платье с блестящими пуговицами и широким поясом, который завязывался сзади большим бантом. Хлоя одолжила ей даже гладкие, как стекло, шелковые чулки, пусть и с бумажным верхом, и Нелл пришла в полный в восторг. Ей еще не доводилось носить такие изящные модные вещи!

— Ничего, — успокоила Хлоя, — как только начнешь хорошо зарабатывать, купишь себе все, что захочешь.

Девушка кивнула, при этом вспомнив, что собиралась отсылать большую часть заработка матери и сестре. Что же тогда останется для себя? Неприятная мысль промелькнула и исчезла: сегодня ничто не могло испортить ее настроения. Пока Хлоя гладила одежду, Нелл безуспешно пыталась запудрить веснушки. А еще ей предстояло разучить основные па, и было совершенно ясно, что они с Хлоей не успеют поужинать. Подруга сказала, что можно перекусить по дороге.

Когда они вышли на улицу, на город опустился вечер. Девушки шагнули в толпу, которая текла по тротуарам, словно огромный живой поток. Люди переговаривались и перекликались. Шуршали шины автомобилей, стучали колеса повозок. Город пребывал в постоянном движении, и Нелл жаждала попасть в ритм его жизни, стать его частью, уловить свое место в его изменчивом мире.

На углу, как и в день ее приезда, продавали сосиски, которые готовились на газовом гриле. Аромат подкопченных колбасок, жареного лука, острого соуса, сладкой горчицы и теплых свежих булок был чудесен — Нелл вдохнула его полной грудью, стараясь задержать в себе и чувствуя, как нутро заполняет ожидание неземного блаженства. Отстояв небольшую очередь, они с Хлоей взяли две порции по десять центов и принялись с жадностью уплетать сосиски, одновременно оживленно болтая. Нелл уже поняла, что жизнь города, по улицам которого гулял вольный атлантический ветер, целиком подчинялась делам порта. Ее поражало все, что она видела: массивные военные корабли, переброшенный через гавань легкий ажурный мост, ведущий в Дартмут, город-близнец Галифакса, звездообразная цитадель на высоком холме.

Хлоя и Нелл шли туда, куда устремлялось множество веселых и ярких, как бабочки, девушек и получивших увольнительные военных в зеленой форме. Похоже, здесь собралась вся городская молодежь, и дабы обратить на себя внимание, каждый старался перещеголять другого. Так целая компания молодых людей в штатском въехала на пристань в стареньком форде с таким шиком, будто они прилетели на аэроплане. Нелл обрадовалась, заметив Сиену, непривычно нарядную, с кукольно завитыми белокурыми волосами и сильно подведенными глазами. Увидев, что Нелл не одна, а с подругой, она ограничилась безмолвным кивком и затерялась в толпе девушек.

— Мы работаем вместе, — пояснила Нелл.

— Я ее знаю, — обронила Хлоя, — раньше она была в нашем цехе, но потом ее перевели.

— А она говорила, что не помнит тебя! У нее очень красивое имя, Сиена, и когда она накопит немного денег, то устроится на киностудию.

Хлоя рассмеялась.

— Все это вранье! Никакая она не Сиена, ее зовут Сьюзен. Кому она нужна на киностудии? Возомнила себя Мэри Пикфорд[1]! Она не желает признаваться в знакомстве со мной, потому что мне известно о ней кое-что не слишком хорошее. Впрочем, не только мне, а всем, кто с ней работал. Она была беременна и избавилась от ребенка.

— Избавилась от ребенка? Какой ужас!

— Вот и я о том же. Поэтому будь осторожна: здесь много желающих свести с девушками легкое знакомство.

Очутившись на палубе корабля, который возвышался над водой, словно утес, Нелл вцепилась в руку подруги. Здесь было столько народу, и стоял такой гул! Все толпились, теснились, толкались, то ли стараясь отыскать знакомых, то ли желая занять место получше. Над головой пестрели разноцветные флажки, и сияли огни фонарей. Пахло морской водой, пудрой, духами, железом и потом. Волны казались маслянистыми и тяжелыми, берег таял во мгле, а под ногами, несмотря на то, что судно стояло на якоре, ощущалась качка. На мгновение Нелл почудилось, что корабль вот-вот унесется в море вместе с массой людей, словно отколовшаяся льдина.

Большинство мужчин стремилось выбрать себе пару еще до того, как начнет играть оркестр. Поняв, что она, как и все остальные, стала предметом пристального изучения, Нелл ощутила неловкость, если не сказать — страх. Ее колени одеревенели, а тело словно овеяло сквозняком. А если ее никто не пригласит? А если пригласит, и она так смутится, что не сможет танцевать?!

Внезапно она заметила человека, который стоял неподалеку от нее. Он держался с видимым безразличием, между тем у него был притягательный, оценивающий взгляд, и от него исходило ощущение такой внутренней силы, что Нелл невольно обратила на него внимание. У него были черные волосы и светло-зеленые глаза с темной каймой, мужественное, с оттенком жестокости лицо.

— Даже не смотри в ту сторону, — прошептала Хлоя, заметив направление взгляда Нелл. — Это Кермит Далтон. Слишком много девушек отдали ему свое сердце и, подозреваю, не только сердце. Но не та единственная, в которую он и впрямь влюблен!

— Она здесь? — с любопытством спросила Нелл.

Глава шестая

В понедельник на фабрику поступил срочный заказ, и упаковщицам пришлось укладывать горы галет. То ли из-за напряженной работы, то ли по другой причине, но только Нелл показалось, что Сиена ее избегает. Улучив момент, девушка спросила:

— Как тебе танцы?

Сиена пожала плечами. Сегодня она выглядела иначе, чем вчера: белесые ресницы, бледные губы, морщинки в уголках глаз. Прежде уложенные кокетливыми локонами, а теперь напоминавшие паклю волосы были свернуты на затылке небрежным узлом.

— Как всегда. Ничего особенного. Я уже привыкла. Надо же как-то убить время.

— Там появляются новые люди?

— В последнее время чаще. В основном солдаты и офицеры из гарнизона. А местных мы все давно знаем.

Набравшись смелости, Нелл промолвила:

— Вчера я познакомилась с неким Кермитом Далтоном. Что ты можешь о нем сказать?

— Красивый и дерзкий парень, но без будущего. Он даже не закончил школу. Трудится то на укладке рельсов, то еще где-нибудь, постоянного занятия у него нет, к тому же он будто терзает себя изнутри. То ли несчастная любовь, то ли что-то еще…

Нелл удивилась: она не заметила в Кермите ничего подобного, хотя Хлоя и говорила о том, что он безнадежно увлечен какой-то девушкой. Впрочем, Нелл почти его не знала. И после обещания, данного подруге, уже не надеялась когда-нибудь узнать. Она подумала, что, пожалуй, будущее человека зависит не только от того, учился ли он в школе и имеет ли постоянный заработок.

— Послушай, Сиена…

— Твоя подруга наверняка сказала тебе, что меня вовсе не так зовут! — резко перебила девушка. — Да, мы вынуждены что-то придумывать, чтобы реальность не казалась нам слишком страшной. Что такое неудача и бедность? Это судьба, которую нельзя изменить.

— Я вовсе не лезу в чужую жизнь, — растерянно пробормотала Нелл.

До конца смены они не разговаривали, а когда Нелл возвращалась домой вместе с Хлоей, ее уже не столь сильно радовал оживленный сияющий город и веселые толпы народа. Неожиданно она вспомнила дом, где все было таким искренним, простым и привычным. Представила, как солнце поднимается над холмами, меняя их цвет, преображая все, даже некрашеные, покосившиеся, вросшие в землю домишки, как трава искрится росинками, а река убегает вдаль, подобно широкой и бесконечной дороге.

Хлоя сказала, что зайдет в лавку за продуктами, а подругу отправила в булочную. Войдя туда и увидев горы сдобы, Нелл вспомнила материнские лепешки, и у нее защемило сердце. Купив багет, она поспешно вышла на улицу и у дверей пансиона столкнулась с Кермитом. Она сразу поняла, что вчера на танцах не разглядела его как следует. Он был по-настоящему красив, просто это не бросалось в глаза. Длинные темные ресницы, мужественный подбородок, выразительные скулы. И эта страстная, беспощадная пронзительность во взоре! Его одежда была грубоватой и простой, но это нисколько не портило его облика.

— Вы что, забыли о своем обещании? — спросил он.

— Нет, просто моя подруга…

— Вы живете чужим умом? Она вас запугала? Сказала, что я начну приставать к вам в темноте?

Нелл вспыхнула. Насколько он самоуверен и груб!

— Я вас слишком плохо знаю.

— Так попытайтесь узнать. Подарите вторую жизнь моей сомнительной репутации.

Сейчас он улыбался так, будто не принимал всерьез не ее, а самого себя. Внезапно Нелл поняла, что ей до боли хочется пойти с ним в кино и что она ничего не боится. Рядом с ним все остальное в жизни казалось второстепенным. Но как быть с Хлоей и куда девать только что купленную булку? Вновь прочитав ее мысли, Кермит сказал:

— Я понимаю, что вы зависите от своей подруги, но с ее стороны не очень честно навязывать вам свои взгляды. Не беспокойтесь, я доставлю вас домой до темноты. А булку мы съедим по дороге.

Они пошли по улице. Нелл не было стыдно ни за свой потрепанный жакет, ни за поношенные туфли, ни за простую прическу, потому что она видела, что Кермит не обращает на это никакого внимания. Он рассказывал ей про Галифакс, он знал много интересных фактов, о каких та же Хлоя не имела понятия. Нелл сразу отметила, что он не производит впечатления необразованного человека: вероятно, ему были свойственны природная любознательность и ум.

Так, Кермит сказал, что незамерзающая гавань Галифакса считается второй по величине городской гаванью после Сиднейской. Что гордость города — старинные башенные часы — приказал изготовить принц Эдвард, герцог Кента. Цитадель признана самым мощным укреплением на восточном побережье материка, а маяку на острове Джордж Айленд почти сто лет.

Он почти не говорил о себе, и Нелл стеснялась спросить, живы ли его родители и чем он сейчас занимается. Единственное, что она узнала о Кермите за то время, пока они шли к кинотеатру, что он начинал плавать в заливе с ранней весны: это свидетельствовало об отменном здоровье, а еще — о силе воли.

Он заплатил за два билета, и они вошли в зал. Нелл понятия не имела, как называется картина, которую они будут смотреть; впрочем, это не имело значения. В зале было жарко, душно и тесно. Зрители с толкотней и шумом занимали свои места. Вдруг Кермит сделал стойку.

Мимо них прошла молодая пара. Нелл не разглядела мужчину, зато обратила внимание на девушку. Ее одежда была скромной и вместе с тем выгодно подчеркивала прелестные изгибы ее тела, потому что эта девушка обладала редкостной природной грацией и изяществом. Она была из тех, кто порой, сам того не ведая, царит над окружающим миром, в котором им подчиняются и люди, и вещи. Идеальный нос, тонкие дуги бровей, блестящие волосы, безупречно изогнутые губы. Каким-то непостижимым образом Нелл догадалась, что это и есть Миранда Фишер. На фоне столь ослепительной красавицы Нелл выглядела обыкновенной рыжей девчонкой. И без того не любящая кричащие цвета своей внешности, теперь она окончательно приуныла. Благородство не может быть ярким, ему свойственна черно-белая гамма.

Глава седьмая

Поскольку фильм произвел на Миранду и Дилана сильное впечатление, они проговорили о нем почти всю обратную дорогу. В «Нетерпимости» были показаны сразу четыре эпохи: древняя Иудея, Вавилон, средневековая Франция и современный мир на пороге гибели. Миранду больше всего поразили истории из прошлого, а Дилана — видения Апокалипсиса.

— Лилиан Гиш[1] сыграла просто великолепно — такое выразительное лицо! Со временем она наверняка затмит Мэри Пикфорд, — сказала Миранда.

— Поражаюсь, как Гриффиту удалось объединить столько тем!

— Я не ожидала, что невинно осужденного Дженкинса все же помилуют.

— Спасение в последнюю минуту — это конек Гриффита. Как и искупительная жертва.

— Вы видели другие его картины? — поинтересовалась Миранда.

— Только «Много лет спустя».

— Надеюсь, этот режиссер снимет еще много фильмов.

— Мне очень понравились слова, произнесенные в финале: «Истинная любовь принесет нам вечный мир», — сказал Дилан.

Несмотря на сумерки, Миранда заметила краску в его лице. Ей нравилась его застенчивость, хотя вообще-то она бы предпочла, чтобы ее кавалер вел себя посмелее. Почему-то ей казалось, что Дилан Макдафф еще не знал женщин, а ведь ему наверняка было не меньше двадцати трех лет. Запертая в четырех стенах, Миранда, тем не менее, стремилась быть современной девушкой: она много читала, в том числе и о вопросах пола. Отправившись в библиотеку, она набирала кучу целомудренных, чопорных, скучных романов, которые демонстрировала матери, а сама тем временем прятала под матрасом что-то более откровенное. Поскольку сама Эбби никогда не ходила за книгами (она интересовалась в основном журналами по домоводству, которые выписывала на дом), Миранда не опасалась того, что библиотекари расскажут матери об ее истинных пристрастиях.

Дилан Макдафф хорошо разбирался в современном кинематографе, знал имена известных режиссеров и знаменитых актеров. Так же очевидно, что он много читал. А еще признался, что дома у него есть новенький патефон известной английской компании Parlophone Lindex с кучей модных пластинок.

— Вы танцуете? — оживилась Миранда.

Дилан вновь смутился.

— Немного. А вы?

Она не удержалась от горькой усмешки.

— Я танцую у себя в комнате, тайком, наедине с собой и без музыки. Меня никуда не пускают.

— Жаль. Мне бы очень хотелось послушать пластинки вместе с вами.

— Едва ли это возможно, — сказала Миранда, хотя она многое отдала бы за то, чтобы увидеть, как он живет.

— Как вы думаете, а я могу прийти к вам? — робко спросил Дилан. — Я согласен увидеться с вами в присутствии вашей матушки и отца.

То, что он сразу заговорил о визите к ее родителям, свидетельствовало или о его крайней неопытности, или о пресловутых «серьезных намерениях». Миранда втайне улыбнулась.

— Я поговорю с мамой. Думаю, она позволит мне пригласить вас в гости.

Дилан просиял.

— Я был бы счастлив!

Миранда чувствовала, что он говорит правду, так же, как знала, что, даже оставшись с ней наедине, Дилан Макдафф не позволит себе никаких вольностей. Если бы, несмотря на его богатство, с ним было неинтересно общаться или он бы повел себя высокомерно и властно, она бы без колебаний прекратила это знакомство. Но он казался таким любознательным, живым и одновременно милым…

— Так вы не против… встречаться со мной?

Подумав о веренице дней, наполненных чем-то предсказуемым и незначительным, дней, которые текли уже много лет, не принося ничего нового, Миранда искренне ответила:

— Я согласна.

— Что, если ваша мама разрешит вам прогуляться со мной в парке? А еще у моего отца есть машина, и я…

— Не стоит спешить, — перебила Миранда.

— Вы сердитесь? — казалось, он искренне испугался.

Она рассмеялась.

— Не очень.

Миранде нравилось его преклонение перед ней. Она легко могла представить этого юношу обнимающим ее колени, словно она была богиней. Миранда невольно сравнила Макдаффа с Далтоном, и сравнение оказалось не в пользу последнего. На фоне Дилана Кермит выглядел необразованным, грубым человеком, одержимым чисто плотскими страстями.

Было довольно поздно, поэтому они простились. Миранда обещала поговорить с матерью и завтра передать Дилану ее ответ. Она была уверена в том, что этот молодой человек с его мягкими приятными манерами произведет на Эбби самое выгодное впечатление. Но, войдя в квартиру, поняла, что не хочет, чтобы Дилан Макдафф приходил к ней домой. Что он скажет о старой мебели, выцветших обоях, следах от мыльных брызг в ванной комнате, о скоплении ненужных вещей в тесной прихожей? А что он подумает о ее матери? Эбби Фишер наверняка наденет платье с пышным декоративным треном, какие уже никто не носит. У нее было одутловатое лицо, слишком пристальный взгляд и неряшливые пряди седых волос на висках, напоминавшие паутину. Чего доброго, она начнет напрямую выспрашивать Дилана, как он относится к ее дочери, или интересоваться семейным предприятием Макдаффов! А не то, так начнет жаловаться на свои многочисленные придуманные болезни.

Глава восьмая

Нелл с замиранием сердца открыла дверь комнаты. Похоже, Хлоя спала или делала вид, что спит. На небе ярко сияла луна, ее блики усыпали помещение, как бриллианты. Нелл чудилось, будто она отделена от прежнего мира прозрачным, тонким, но твердым и прочным стеклом. Как быстро все произошло! И едва ли она теперь сможет достучаться до Хлои!

Вопреки ее ожиданиям, свидание закончилось хорошо. На обратном пути Кермит ни словом не обмолвился о фильме (который очень понравился Нелл), зато немного рассказал о себе, а также спросил, как и где она жила до приезда в Галифакс. А после продолжил увлекательное повествование о городе.

Нелл с изумлением услышала, что на кладбище Фэрвью-Лоун похоронено больше ста жертв крушения «Титаника»! Она мало что знала об этой катастрофе (как и вообще о том, что творилось на свете), и Кермит подробно рассказал, как считавшийся непотопляемым корабль столкнулся с айсбергом. Он столь красочно описывал, как волны захлестывают палубу тонущего судна, в то время как из груди несчастных пассажиров рвутся вопли о помощи, что девушке чудилось, будто она видит все это своими глазами. Кермит предложил Нелл провести ее на кладбище и показать ряды могил с памятниками из серого гранита, на многих из которых начертан только номер и дата смерти, и посмеялся над суеверными страхами девушки, когда она сказала, что грешно тревожить покой усопших. Потом серьезно добавил:

— Хотя на самом деле это ужасно. Не думаю, что нам доведется стать свидетелями подобной катастрофы. Хотя кто знает! Ведь реальная жизнь куда более непредсказуема, чем выдуманные фильмы.

— Как страшно быть похороненным безымянным!

— Думаю, мертвым все равно. Надо пожалеть тех, кто так и не узнал, что стало с их родными.

Проводив Нелл до дома, Кермит пригласил ее на новое свидание, и девушка согласилась. В нем было некое грубоватое, но властное обаяние, которому было трудно противиться.

Хлоя пошевелилась, и Нелл всей кожей почувствовала ее возмущение. Она хотела извиниться, но подруга заговорила первой:

— Ты ушла, ничего не сказав, попросту бросила меня! Что я должна была думать? Имей в виду, я больше не буду о тебе заботиться! Теперь-то я вижу, что ты всего лишь шлялась с парнем!

Этот тон и слова изменили намерения Нелл: на смену чувству вины пришли обида и упрямство.

— Я вовсе не шлялась! Я просто сходила в кино.

— С Кермитом Далтоном.

— Ну и что? Ты ревнуешь?

— Ревную? Пока что я в своем уме! А вот ты успела его лишиться, хотя прошло всего несколько дней, как ты приехала в Галифакс. Подумать только, для этого тебе стоило всего лишь раз сходить на танцы! Уверена, вскоре ты потеряешь еще кое-что. Кермит Далтон охотно тебе в этом поможет. Ну и пусть. Я не намерена за тобой присматривать.

— Да ты только и делаешь, что следишь за моим поведением! — с досадой произнесла Нелл.

— Я уже сказала, что больше не буду этого делать. Найди себе другую квартиру и живи как хочешь!

На губах Нелл задрожала жалкая улыбка.

— Хлоя, ты же знаешь о том, что у меня нет ни цента.

Подруга с иронией приподняла брови.

— Кстати, где деньги, которые я дала тебе на хлеб?

— У меня их нет. Когда я встретила Кермита, то уже купила булку.

— И куда ты ее подевала?

— Мы… мы ее съели.

Да, они так и сделали, а перед этим Кермит зашел в аптеку и взял себе и Нелл содовой воды. Булка оказалась удивительно свежей; Кермит разломал ее и протянул Нелл больший кусок. Когда она шла по улице рядом с красивым парнем, поедая мягкую сдобу и запивая ее прохладной содовой, ей чудилось, будто она дрейфует в океане блаженства.

Хлоя спустила босые ноги на пол.

— Чем он тебе понравился?

— С ним интересно.

Нелл показалось, что возмущение Хлои исчезло в одно мгновение. Ее лицо сделалось спокойным и серьезным. Чувствовалось, что она приняла какое-то решение.

— Ладно, знаю. Я встречалась с ним в прошлом году.

Нелл остолбенела. Сперва внутри сделалось пусто, а потом эту пустоту заполнила мучительная боль. Ей захотелось очутиться далеко-далеко отсюда. Закрыть глаза и ничего не видеть, заткнуть уши и ничего не слышать. И все же она заставила себя спросить:

— Между вами что-нибудь было?

— Ничего. Он два раза проводил меня до дому. Мы даже не целовались.

— А… потом?

— Я увидела его на улице, идущим под ручку с Беллой Макнейл. Эта девчонка успела погулять не с одним парнем. Уверена, Далтон переметнулся к ней, потому что сразу понял: от меня ничего не добьешься. А через некоторое время знакомые девушки рассказали, что он влюблен в Миранду Фишер, причем безнадежно и давно.

— Я встретила ее сегодня. Кермит смотрел на нее таким взглядом, что я сразу догадалась: это она, — призналась Нелл.

— Где ты ее увидела?

— В кино. Она была с молодым человеком.

— Вот как? И кто он?

— Не знаю. Я смотрела не на него, а на нее.

Глава девятая

Как и следовало ожидать, Эбби Фишер была очарована гостем, его скромностью, грамотной речью и безукоризненными манерами. Она провела его в гостиную, где стоял круглый стол под пыльной скатертью, на котором были небрежно расставлены чашки из старого и уже неполного сервиза. К чаю были поданы пирожные со взбитыми сливками, на которые Дилан посмотрел с явным ужасом. Но он все-таки съел одно, при этом с ангельским терпением слушал рассказы Эбби о каких-то пустяках. Она допустила бестактность, сперва поинтересовавшись здоровьем его матушки (которая умерла, когда Дилану было два года), а после начав расспрашивать, почему и как это произошло.

Миранда в темном шерстяном платье, оттенявшем белоснежную кожу, которое она надела вопреки протестам матери, заявившей, что у него слишком глубокий вырез, с блестящими волосами, приспущенными полукружьями на уши, а сзади закрученными в изящный узел, с трудом сдерживала раздражение против родителей.

Колин Фишер, ввиду такого события вернувшийся из больницы раньше обычного, сначала спас положение, а после усугубил его, как всегда начав рассказывать о больных и раненых. Вероятно, он считал, что гостю будет интересно поговорить о войне, а также выслушать его соображения относительно положения в Европе. Ему тоже понравился Дилан. Мистер Фишер терпеть не мог напористых людей, старавшихся задавать тон, выставлявших свое богатство напоказ и вообще живущих на широкую ногу. Этот же юноша держался совсем иначе.

— Те, кто предлагает молодым канадцам вступать в армию, играют на их сокровенных чувствах, — говорил Колин. — А нашим юношам не приходит в голову, что никакие идеалы и принципы не могут быть важнее жизни. Суть в том, что гибель не бывает ни героической, ни благородной. Ни один мертвый не встанет и не скажет, стоит ли умирать. Но при виде покойников никому не покажется, что смерть хороша.

— Вы считаете, наша страна должна держаться в стороне от войны? — спросил Дилан с уважением молодого человека, прислушивающегося к мнению старшего.

— Нет, я так не думаю, потому что знаю: это невозможно. Отголосок столь масштабных сражений так или иначе долетит до всех уголков земли, отдастся пусть даже слабеньким эхом. Однако довольно того, что порт Галифакса является сырьевой базой, поставляющей боеприпасы в Европу, и что он принимает суда Антанты. Мы готовы отдать свою дань войне, но только не жизнями, только не жизнями!

— Бога ради, папа! — не выдержала Миранда. — Найди другую тему!

— Что поделать, если она злободневна! А мистер Макдафф лучше, чем кто-либо знает, что война — это нажива.

Было заметно, как сильно смутился Дилан.

— С началом войны фабрика стала работать с двойной нагрузкой, но, поверьте, ни отец, ни я…

— Я имел в виду вовсе не это! — перебил Колин Фишер. — Просто дочь сказала, что вы изучали экономику в университете Торонто.

— Это правда.

— А чем плох Далхаузи? Я сам в нем учился.

— Просто мне хотелось увидеть большой город, — уклончиво произнес молодой человек, а мистер Фишер проворчал:

— Вот-вот, на войну тоже идут, надеясь на новые впечатления. Хотя, по мне, только безумцы способны рассматривать эту бойню как шанс изменить свою жизнь. Впрочем, горлопаны, призывающие молодежь воевать, умеют разглагольствовать, как никто другой! Иные из них даже умудряются заявить, что война способна открыть человечеству новые горизонты!

Дилан подавленно молчал. Сам того не желая, Колин Фишер выставил их с отцом хладнокровными дельцами, которые наживались на крови и несчастьях людей! Будучи врачом, отец Миранды спасал людей, причем зачастую бескорыстно, жертвуя всеми силами, а что делал Грегори Макдафф? Снабжал фронт галетами, беззастенчиво набивая свои карманы деньгами! Дилан знал, что с начала войны семейное состояние увеличилось в несколько раз. И он… он был единственным наследником этого состояния.

Вскоре доктор Фишер, извинившись, удалился к себе. Ему было необходимо как следует отдохнуть перед завтрашним днем: с утра ожидалось прибытие корабля, нагруженного ранеными. Эбби милостиво позволила дочери «показать мистеру Макдаффу комнаты», и Миранда провела Дилана к себе.

По сравнению с другими помещениями, обстановка в комнате девушки была почти спартанской. Безликие безвкусные обои (кое-где Дилан заметил грязные подтеки), никаких салфеточек, безделушек и подушечек. Только книжные полки. И, конечно, зеркало. Еще на стене висело несколько фотографий, выполненных несколько лет назад с помощью фотопластин. Дилан обрадовался, увидев, что на большинстве из них запечатлен Галифакс. Это облегчало переход к разговору о его рисунках. Но прежде ему хотелось помолчать, глядя на Миранду и наслаждаясь тем, что он видит. Это длилось недолго. Нервно сжав руки, девушка сказала:

— Я прошу прощения за поведение своих родителей. Они никогда не задумывались о том, что говорят.

— А мне показалось, они говорят именно то, что думают. По-моему, у вас довольно дружная семья.

— Не знаю. Мама всегда заботилась только о себе. А отец был поглощен своими больными.

— А мой — фабрикой.

— Я заметила, что вам не понравились пирожные, — вспомнила Миранда. — Мама купила их в кондитерской на углу. Наверняка, по сравнению с бисквитами, которые производит фабрика вашего отца…

— Нет-нет, — поспешно перебил Дилан, — дело в том, что я вообще не ем сладкого.

Глава десятая

Кермиту Далтону снилось, будто он лежит поперек двух параллельных, блестящих, отливавших металлом стержней, а над головой сияет пустое синее небо. Откуда-то доносится ужасающий грохот. Вскоре он понимает, что под ним рельсы, а шум — это звук приближающегося поезда. Он не может встать, он вообще не в силах сдвинуться с места. Кермит пытается закричать, но из его горла вырывается лишь нечто, похожее на комариный писк. И тогда он стискивает зубы. То был один из повторявшихся детских кошмаров, не оставивших его даже тогда, когда он стал взрослым. Ведь его отец погиб точно так же, причем неизвестно, сделал ли он это добровольно или под влиянием помешательства. Когда его нашли, у него были отрезаны ноги, и все-таки он еще не умер, это случилось в больнице спустя несколько часов. И все это время его сын просидел рядом, отчаявшийся, неподвижный и бледный, похожий на безмолвно молившегося истукана.

Как обычно, Кермит проснулся до того, как его смяла грохочущая громадина. Сны тем и отличались от жизни, что в них нельзя умереть. Зато там возможно все остальное. Кермит знал, что любые чувства способны задушить человека, если позволить им пустить корни и разрастись. Потому он быстро встал, оделся и умылся, пытаясь думать о том хорошем, что предстоит ему этим днем. Кермит далеко не всегда просыпался от кошмара: чаще от шума близкого порта и от восходящего солнца, лучи которого били сквозь тонкие занавески, озаряя вопиющую убогость его жилья.

Он снял эту комнатушку в самом бедном районе Галифакса два года назад, потому что ничего другого не подвернулось и ни на что иное тогда и не было денег. Да так и остался тут. Многие ощущали себя в безопасности в этом доме только тогда, когда двери были крепко заперты на ключ, а еще лучше — заложены палкой или шваброй. Но Кермит не относился к их числу. Он охотно спустил бы с лестницы любого, кто посмел бы нарушить его пространство, состоящее буквально из нескольких футов, на которых с трудом помещались кровать, тумбочка, стул и переносная газовая плитка, точно такая, как в комнате Хлои Чапман, только залитая сбежавшим кофе и заляпанная жиром от бекона. В комнате было маленькое окно с перекошенными створками, облупившиеся стены и некрашеный пол. Впрочем, это не имело значения. Зачастую Кермит приходил сюда только спать, да и то, если не оставался ночевать у очередной подружки. Иногда какая-нибудь девушка соглашалась прийти к нему, хотя в своей комнате ему нравилось быть одному.

Сегодня его душу согрела мысль о свидании с рыжей девчонкой по имени Нелл. Почему он связался с ней? Кермит любил все яркое, и его поразили ее будто сделанные из медной проволоки волосы, словно обрызганные солнцем щеки, а еще — удивительно живые глаза, смотревшие на мир любознательно, наивно и страстно. Кермит знал: стоит ему захотеть, и их отношения зайдут как угодно далеко. Но он еще не решил, надо ли это делать. За строгой красоткой стоит ухаживать с серьезными намерениями, а таковых он не питал. Вместе с тем если соблазнить честную, но податливую девушку, сложностей не оберешься, поскольку ей тоже захочется под венец. Впрочем, девицы с опытом ему порядком надоели. Если хочешь чего-то подобного, куда проще пойти в бордель. А он жаждал свежести, искренности и новизны. Только такая девушка могла помочь ему хотя бы на время забыть Миранду.

Кермит довольно долго встречался с Нелл, прежде чем впервые поцеловал ее в кино. Сперва она запаниковала, но быстро расслабилась, и теперь он раздумывал, не пригласить ли ее к себе для более тесного знакомства. К Нелл так и иначе не удастся пойти, потому что она до сих пор жила с подругой.

Как недавно выяснилось, этой подругой была Хлоя Чапман, которую Кермит пару раз проводил домой. То было досадное недоразумение, но он разрядил обстановку, уверив Нелл, что между ним и Хлоей не было ничего «такого» (что, впрочем, являлось чистейшей правдой) и что он расстался с ней потому, что она показалась ему чопорной и скучной (тут он тоже не солгал). Однако Кермит представлял, что могла наговорить о нем Хлоя: ведь она жила в Галифаксе два года и постоянно посещала танцы, с которых он почти всегда уходил с новой девушкой.

Под каким предлогом можно позвать Нелл в комнату, где нет ни собрания сочинений известных поэтов, ни коллекции старинных гравюр? Кермит усмехнулся. Надо что-то придумать! Если девушка влюблена, рано или поздно она все равно поддается уговорам. Так, несколько дней назад Нелл все-таки согласилась прогуляться на кладбище, невзирая на все свои суеверия, и они нашли кучу могил жертв крушения «Титаника». Кермит живо интересовался темой катастроф и внезапных смертей. Гибель тоже бывает разной. Иногда мысли о смерти убаюкивают и успокаивают. А порой она предстает резкой и сильной, словно удар грома или вспышка молнии.

Сегодня вечером Кермит решил потратиться на кафе, куда еще ни разу не водил Нелл: он знал, что она будет в восторге. Он с легкостью мог делать ей приятное хоть каждый день — это почти ничего не стоило. А вот Миранде не было нужно ничего из того, что он хотел бы ей предложить. В том числе и его любовь. Эта девушка невольно внушала ему мысли о том, что несмотря на все свои похождения и приключения, он не добился и не добьется ничего значительного ни в любви, ни в работе, ни вообще в жизни.

Когда он пригрозил «набить морду этому выскочке Макдаффу», который обнаглел до того, что начал захаживать в дом Фишеров, как в свой собственный (Кермит несколько раз проследил за Диланом, а потом едва ли не выл под окнами девушки, как бездомный пес), Миранда ответила:

— Это вовсе не тот поступок, каким мог бы гордиться нормальный человек.

Кермит знал, что она совершенно права. Закончив работу, он решил подождать Нелл у ворот фабрики. Он уже давно встречал и провожал ее, не таясь, а сегодня впервые подумал: а не сделать ли ее своей постоянной подругой? Миранду Фишер пора оставить в прошлом. Пора оставить в прошлом все, что мешает ему жить полноценной жизнью.

Глава одиннадцатая

Когда Кермит и Нелл вышли на улицу и прошли с полквартала, хлынул ливень. Молодой человек сразу решил, что этот дождь — подарок судьбы. Ничего не случается просто так! Нелл вымокла и дрожала. Ее волосы, облепившие голову, походили на бронзовый шлем. Вода падала стеной, отчего казалось, будто все вокруг соткано из мутных теней. Этот ливень должен был ознаменовать конец зимы и начало весны, начало истории новых отношений.

— Давай зайдем ко мне! — Кермит старался перекричать грохот падающей воды. — Это совсем близко. Тебе надо обсохнуть: если ты заболеешь, твои хозяева не заплатят тебе ни гроша!

Не дожидаясь ответа, он схватил девушку за руку и повлек за собой.

Его жилье произвело на Нелл удручающее впечатление. Загаженный двор, захламленная лестница, темные коридоры, ободранные стены и грязные окна. Однако все это, по-видимому, ничуть не смущало Кермита.

— Давно хочу переехать, да все лень. Много ли надо одинокому мужчине?

Похоже, он не лгал: в его комнате не чувствовалось ни малейшего присутствия женщины. Но почему он привел ее сюда? И зачем она пришла? Нелл робко присела на стул. Заметив, как напряглась ее спина и сжались колени, Кермит непринужденно промолвил:

— Ты насквозь промокла. Сними хотя бы жакет. А я тем временем согрею чай.

Пока он возился с плиткой, Нелл повесила жакет на спинку стула. В ее ботинках хлюпала вода. Пожалуй, после такого ливня одежда не просохнет и за неделю!

Видя, что Нелл не перестает дрожать, Кермит сказал:

— Раздевайся. Завернешься в простыню.

Когда она помотала головой, он подошел к ней и расстегнул блузку. В следующий миг ее грудь легла в его ладонь так просто, словно ей было предназначено находиться именно там. Кермит слегка разжимал и сжимал пальцы, тогда как его губы сомкнулись с губами Нелл. Она попыталась отстраниться и прошептала:

— Пожалуйста, не надо!

Она сопротивлялась вяло, поэтому Кермит и не подумал останавливаться. Нелл охватили странные чувства. С одной стороны, она боялась того, что может произойти, с другой — не решалась ему отказать. Такому парню ничего не стоит переметнуться к более покладистой девушке! Но кем будет она, если все-таки согласится?

Вскоре блузка валялась на полу, а сама Нелл лежала на кровати, и вся ее одежда пришла в такой беспорядок, что было бы проще скинуть ее совсем. Думая о том же, Кермит освободил ее от юбки и нижнего белья. Он не давал ей ни освоиться с новыми ощущениями, ни даже вздохнуть. Однако то была не только пытка, но еще и блаженство. Его руки «там» и «тут», жгучие поцелуи, хриплое дыхание и бессвязные слова сводили Нелл с ума.

Быстро вскочив, он рывками стянул с себя одежду. У него было сильное, смуглое, красивое тело. В следующий миг он навалился на Нелл всем своим весом. Резкая вспышка боли — и он вошел в ее тело. У нее перехватило дыхание. Утоляя свой голод, он двигался быстро и резко, и Нелл понимала, что в эти минуты он вовсе не о ней не думает, его не тревожат ее чувства. Она ощутила усталость и опустошенность в мозгу, душе и теле. А главное — в сердце. Ей захотелось как можно скорее уйти отсюда.

Наконец он затих, лежа на ней, потом откатился в сторону, а через минуту встал с постели.

— Мы забыли о чае. Сейчас попьем.

— Я не хочу. Мне надо домой.

Увидев, что Нелл едва не плачет, Кермит сел на постель и погладил ее по волосам.

— Каждый день сотни девушек теряют невинность. Счастье, если это происходит с тем, кого они любят и кто любит их. Но в любом случае в этом нет ничего страшного. В следующий раз тебе будет лучше, я обещаю. Я хочу, чтобы ты осталась на ночь, потому что утром из окна можно увидеть, как над гаванью поднимается солнце.

— Что скажет Хлоя, если я не приду ночевать? — прошептала Нелл, от которой не ускользнули слова о любви, которых она так долго ждала. Хотя Кермит и не сказал напрямую, что он ее любит.

— Неважно, что она скажет. Главное, ей не удастся изменить то, что уже случилось.

Заснув в его объятиях, Нелл наконец успокоилась и согрелась. На рассвете Кермит разбудил ее поцелуем, а после заставил подняться и подвел к окну. Красное солнце было огромным; казалось, оно занимает половину неба. По воде бежали оранжевые блики, и на ней лежала полоса глубокой тени от перекинутого через гавань моста, казавшегося призрачным, словно радуга. В вышине парили птицы, и растворялись ночные облака. Слышалась мерная пульсация просыпающихся судовых механизмов и нестройные гудки множества кораблей.

Кермит стоял рядом с ней, обнаженный, гибкий и сильный, стоял, любовно и властно положив руку ей на плечи, и в эти мгновения Нелл думала о том, как хорошо вот так вместе встречать рассвет. Всегда, до конца своей жизни.

Глава двенадцатая

— Я познакомился с девушкой, на которой хочу жениться, — сказал Дилан отцу, и в кабинете стало так тихо, что было слышно, как откуда-то снизу, там, где тянулись ряды подносов с бисквитами, возвышались штабеля хлебных буханок и высились пирамиды коробок с печеньем, доносится грохот поддонов и скрежет печей.

Грегори Макдафф выпрямился в кресле. Иногда он поражался способности сына находиться не в том времени и не в том месте. Еще в детстве Дилан часто уходил в свои мысли, а потом с трудом возвращался к действительности. Подумать только, минуту назад они обсуждали очередную крупную поставку товара в Европу и вот, пожалуйста: Дилан говорит о какой-то девушке! С одной стороны, мистер Макдафф-старший был рад тому, что сын, наконец, обратил внимание на прекрасный пол, но с другой — почему сразу брак?! Он неохотно отложил бумаги.

— Кто она?

— Дочь врача галифакской больницы Колина Фишера.

— Это мне ни о чем не говорит, кроме разве того, что она тебе не пара.

Дилан словно повис в пустоте, где нет ни атмосферы, ни жизни. Он с трудом произнес:

— Почему?

— Ты даже не представляешь, сколько девушек и их родителей мечтают увидеть тебя своим мужем и зятем!

— Миранда не корыстная. А еще она очень красивая.

— В последнем я нисколько не сомневаюсь, чего не скажешь о первом.

— Как ты можешь так говорить, ведь ты ее не знаешь!

— Я знаю гораздо больше, чем тебе кажется.

— Почему ты женился на маме? — Голос Дилана дрогнул. — По расчету? Ты часто о ней вспоминаешь?

Грегори недовольно повел плечом. Прошлое, которое причиняет боль, лучше забыть. После смерти супруги у него были женщины, но он не женился ни на одной: не нашлось ни похожей, ни достойной. А еще он всегда думал о будущем Дилана.

— Разумеется, вспоминаю. Она подходила мне, это так. И, конечно же, нравилась.

— Миранда мне тоже нравится. Даже больше — я ее люблю. И мы подходим друг другу! Мы одинаково думаем и чувствуем.

— На свете нет двух одинаковых людей. Все это иллюзии.

— Словом, — подвел итог Дилан, — ты не хочешь с ней познакомиться?

Грегори пожал плечами.

— Я могу взглянуть на нее, но зачем? Сперва ты должен как следует изучить производство, а устройством твоей личной жизни мы займемся потом.

— С этим я как-нибудь сам разберусь!

Резко поднявшись, Дилан отшвырнул стул и устремился к дверям.

— Ты куда? Мы еще не закончили!

— Я закончил. И я возьму машину. Без Томаса. — Это прозвучало, как утверждение. — Мы с Мирандой едем за город. А еще я недавно побывал на призывном пункте. Я займусь делами фабрики, отслужив в армии.

Услышав это, Грегори мигом утратил невозмутимость и вцепился дрожащими руками в крышку массивного дубового стола.

— Дилан! Мой мальчик! Ты сошел с ума! Ведь я уже не молод и не вполне здоров! Ты хочешь свести меня в могилу? Ты не создан для войны! Тебя же убьют!

— И ты туда же! Вот я и хочу доказать, что тоже способен убить, — холодно произнес сын.

Спустя полчаса он ждал Миранду рядом с автомобилем. Ничто не выдавало его смятения и досады. Дилан устроил эту прогулку, чтобы попросить Миранду выйти за него замуж, а в результате отец все испортил! И как теперь быть?

Увидев Дилана в пальто для автомобильной езды, модном кепи, белом шелковом кашне, темных очках и кожаных перчатках с крагами, Миранда радостно улыбнулась. Сейчас он выглядел решительным, непоколебимо уверенным в себе человеком. Ей нравились именно такие мужчины. Она подошла к нему, сияя улыбкой, и он тотчас открыл перед ней дверцу шикарной машины.

— Вы сами водите?

— Пока не слишком уверенно, у меня еще мало опыта. Но вам не стоит беспокоиться: мы поедем по хорошей дороге.

Когда они тронулись, Миранду охватило настроение, какое она испытывала, видя блеск огней, вдыхая аромат роз или слыша красивую музыку.

— Куда мы направляемся?

— За город. Не волнуйтесь, это недалеко. Мы устроим пикник прямо в машине. Надеюсь, вы не против?

— Конечно, нет. Кстати, Дилан, я давно хотела спросить: почему в свое время вы уехали в Торонто? Вам не нравился Галифакс или это было связано с вашей семьей? Мне кажется, мой отец прав: Далхаузи — хороший университет.

Автомобиль замедлил ход.

— Сложный вопрос. Скорее, я пытался убежать от самого себя, не осознавая, что это невозможно. Что касается Галифакса… Прежде мне казалось, будто, в отличие от крупных собратьев, этот город противится современности, что ему свойственна провинциальная романтичность. — Он говорил о Галифаксе так, словно тот был живым существом. — Все изменилось с началом войны…

— Вы еще не передумали вступать в армию? — спросила Миранда, и Дилан осторожно ответил:

— Я пока не решил.

Поскольку дорога была пустынной, он ускорил движение. Мимо проносились прямые, высокие, как корабельные мачты, сосны, дубы, с сильными, словно мускулистыми, ветвями. Казалось, где-то в лесной глуши скрываются тропы, на которые не ступала нога белого человека и где сохранились следы индейских мокасин. Дилан думал о красках окружающей природы. Он внимал им, удивительным, прекрасным, иногда неправдоподобным. Он обожал нежные цвета, розовые, голубые, сиреневатые и лиловые. Оттенки неба на заре, переливы морских раковин, прозрачность тумана и дыма: для него они были так же реальны, как плоть и кровь. Они словно являлись частью его самого. Очутившись за городом, он больше всего на свете хотел бы вынуть бумагу, кисти и рисовать. Но этот день был посвящен Миранде.

Глава тринадцатая

Дилан и Миранда ехали молча, любуясь пейзажем, пока Дилан не заметил стоявшего на дороге человека. Тот застыл с таким видом, словно собирался остановить автомобиль голыми руками. Дилан почувствовал, что его ноги занемели, а пальцы начали дрожать. Поняв, что человек не свернет с пути, он бросил машину влево. Миранда закричала от страха, но, к счастью, Дилан успел затормозить, и «роллс-ройс» остановился буквально в двух футах от огромного дерева.

Распахнув дверцу автомобиля, Миранда выскочила наружу и побежала к дороге. Дилан подумал, что она в шоке, а после увидел, как она осыпает упреками человека, который продолжал стоять на прежнем месте.

— Ты сошел с ума! Что тебе нужно, Кермит?

— Тебе известно, что, — ответил мужчина, и тогда Дилан его узнал.

Он медленно выбрался из машины и, прихрамывая от боли в затекшей ноге, подошел к мужчине и Миранде, которые продолжали перебрасываться репликами.

— Почему ты меня преследуешь?

— Потому что, связавшись с этим булочником, ты ступила не на тот путь.

— Какое тебе дело до меня и мистера Макдаффа!

— Я знаю, тебе нужны его деньги.

— Ничего подобного! Я люблю его и именно поэтому выйду за него замуж!

Дилан был вынужден признать, что не способен выдержать взгляд этого человека, а вот Миранда могла. Она не просто бросила фразу ему в лицо, а издевательски расхохоталась, оскалив зубы. И тогда Дилан понял, что она может быть другой. От ее слов у собеседника сделался такой вид, будто у него выбили из рук оружие в самый разгар сражения, а все его соратники вдруг повернулись к нему спиной.

— Из-за вас мы едва не погибли, — сказал Дилан.

Даже в такой ситуации он держался вежливо, что, по мнению, Кермита, являлось признаком малодушия и трусости. Соперник Дилана (а тот больше не сомневался в том, что это его соперник) усмехнулся.

— Это ты чуть не убил ее, чтобы не врезаться в меня! Я слышал, ты собираешься воевать? Тебе известно, что на войне надо стрелять в людей? Ты уверен, что сможешь?

— Почему вы ко мне привязались? Что я вам сделал?

Зеленые глаза Кермита сузились.

— Ты увел у меня девушку.

— Насколько я понимаю, эта девушка никогда не была вашей, — ответил Дилан.

— Она бы стала моей, если бы не влез ты со своими деньгами! — бросил Кермит, а потом вдруг произнес: — Ладно. Вы мне надоели. Делайте что хотите; с этих пор я буду жить своей жизнью.

Резко повернувшись, он пошел прочь по дороге, а Дилан и Миранда смотрели ему вслед. Наконец Дилан произнес:

— Кто это?

— Один сумасшедший. Он вообразил, что влюблен в меня, и не дает мне проходу.

Она рассказала, при каких обстоятельствах познакомилась с Кермитом, и у Дилана отлегло от сердца. В такую девушку, как Миранда, способен влюбиться любой мужчина, даже самый примитивный и грубый.

— Однажды я уже встречался с ним, — признался он. — Этот человек ударил меня, когда мы еще были детьми. Даже не просто ударил, а избил ни за что ни про что.

О том, что после первого же свидания с Мирандой Кермит подошел к нему с оскорблениями и угрозами, Дилан не хотел ни говорить, ни вспоминать.

— Вот как? — с любопытством спросила Миранда. — И вы пожаловались своему отцу?

— Я никому не жаловался. Наш водитель успел поймать этого мальчишку. А что было дальше, я не знаю и никогда не хотел знать.

В голосе Дилана было столько усталости и досады, что Миранда решила не рассказывать, что случилось потом.

— Поверьте, — сказал он затем, — я никогда не признавал существования каст. Если я и делил людей, то не по их происхождению и материальному положению.

— Я верю вам, Дилан, — искренне ответила Миранда.

Они сели в машину и продолжили путь. Приближающийся вечерний город казался мозаикой из огней и красок, но Дилана, казалось, ничто не трогало. Когда они въехали в Галифакс, он не смотрел ни на витрины магазинов и кафе, ни на свою спутницу, а только вперед. Когда машина остановилась, Миранда промолвила мягким, ласкающим голосом:

— Я приду к вам завтра. Не обращайте внимания на Кермита. Он и впрямь не в своем уме. Я сказала правду: я люблю вас и согласна стать вашей женой.

Глава четырнадцатая

Кермит не лгал: место, выбранное им для пикника, казалось сказочным. Все, что открывалось глазам, поражало ширью, необычностью и мощью. Волны необъятных вечнозеленых лесов простирались до самого горизонта, где виднелись голубоватые массивы гор. Маленькое озеро то искрилась рябью, высекаемой легким ветром, то становилось похожим на гладкое серебряное зеркало. А небо было таким бездонным, что в нем хотелось утонуть.

Нелл не пришлось ничего готовить для пикника, Кермит все сделал сам. Чай они кипятили на костре и там же жарили мясо, а еще он припас толстые сэндвичи с ветчиной и сыром, свежую зелень и бутылку вина. Целый день они то ели, то бродили по округе, то лежали на покрывале, то занимались любовью. Нелл поражалась тому, как быстро Кермиту удалось пробудить огонь в ее теле. Теперь она не могла представить своего существования без его близости. К сожалению, им было негде встречаться: Кермит считал свою комнату слишком убогой для того, чтобы приводить туда девушку, да и ей было неловко к нему приходить.

Очутившись на природе, Нелл боялась обнажиться (вдруг кто-то увидит!), хотя вокруг не было ни души, и сперва они занимались любовью полуодетыми. А потом Кермит сказал, что хочет искупаться. Скинув одежду, он без сожаления разбил безупречную гладь озера, и, повинуясь зову возлюбленного, девушка последовала его примеру. Солнце ласкало ее незагорелое тело, обводя его контуры золотыми линиями, придавая коже нежный опаловый блеск.

Было еще слишком рано для купания, и у Нелл перехватило дыхание, тогда как Кермит без малейшего содрогания рассекал воду сильными взмахами рук. Потом, все в каплях, словно осыпанные алмазами, они рухнули на берег возле костра и смотрели на голубоватую весеннюю дымку, заслонявшую небо. То было нечто фантастическое, прозрачное, похожее на фату невесты. Нелл вспомнила разговор с подругой. Разумеется, Хлоя быстро догадалась о том, что подруга вступила в близкие отношения со своим ухажером. Она не ругала и не осуждала Нелл, а только спросила:

— Он намерен на тебе жениться или хотя бы думает о последствиях? Будет очень мило, если он уйдет на войну, а ты останешься беременной. А потом он вернется и скажет, что за время его отсутствия ты погуляла с кем-то другим, и он не имеет к этому ни малейшего отношения!

Как обычно, Хлоя была права. Нелл не замечала, чтобы, давая волю своему желанию, ее возлюбленный заботился о том, как бы она не забеременела. И она была слишком несведуща и наивна, чтобы самой защититься от этого. Теперь она, наконец, решилась произнести вслух:

— А если у меня будет ребенок?

Приподнявшись на локте, Кермит посмотрел ей в лицо.

— Ничего не случится. Не думай об этом.

Он ответил так уверенно, что она выбросила из головы беспокойные мысли.

Когда пришла пора возвращаться в город, Кермит сказал:

— У меня осталось две недели, и я хочу провести их с тобой. Давай снимем общую комнату? О деньгах не переживай, я заплачу вперед. Зато приехав в отпуск, я буду знать, куда мне идти. Ну как?

— Я согласна! — воскликнула Нелл.

Разумеется, больше всего на свете она желала, чтобы Кермит женился на ней. Но он не заговаривал об этом, и она также пока что не смела затрагивать щекотливую тему.

Когда однажды Нелл вновь обмолвилась о Миранде, Кермит произнес сквозь зубы:

— Она продалась, как многие красивые девушки: выходит замуж за Дилана Макдаффа.

— Быть может, она его любит?

— Как можно полюбить этого слюнтяя! Ей нравятся совсем другие мужчины.

Нелл не стала спрашивать, какие. Было ясно, что Кермит имел в виду себя.

Он довольно быстро нашел подходящее жилье: тоже в районе гавани, но в лучшем доме. Небольшая уютная комнатка оказалась полностью обставленной, что порадовало молодых любовников: ведь у них почти не было своих вещей. Девушка тепло и не без некоторого сожаления рассталась с Хлоей, пообещав заходить в гости.

Кермит и Нелл зажили как муж и жена: по вечерам он ждал ее у ворот фабрики, и они под ручку возвращались домой. Для обоих такая жизнь была в диковинку, и они наслаждались ею. Нелл обожала свою комнатку, где на вбитом в стену гвозде висела куртка Кермита, а на спинке стула — ее чулки, где пахло яичницей с беконом, которую Кермит жарил на завтрак, и дешевыми духами, которые он подарил Нелл. В этом скромном жилье она ощущала себя в безопасности, словно птица в гнезде.

Нелл думала о Кермите каждую минуту, она буквально жила им. Даже когда они говорили о каких-то пустяках, ей казалось, будто на свете нет ничего важнее. Хотя он не признавался Нелл в сокровенных чувствах, зато никогда не перекладывал на ее плечи лишних забот. Часто сам готовил холостяцкие блюда, вроде бифштекса с консервированной фасолью, а белье посоветовал относить в прачечную. А как сладостно было засыпать и просыпаться в объятиях друг друга! Кермит и Нелл всегда лежали лицом к окну, и занавески постоянно были раздвинуты. По утрам корпуса стоявших на якоре кораблей казались сделанными из серебра, а по ночам звезды над гаванью были такими большими и яркими, что чудилось, будто они заливают светом весь город.

Когда прошла неделя, сердце девушки тревожно заныло. Осталось так мало времени! Кермит по-прежнему уверял, что с ним ничего не случится, он обещал писать так часто, как только будут позволять обстоятельства и время, и при малейшей возможности вырваться в отпуск.