На сцене жизни

Глава 1

Прозвенел звонок, и Катя чертыхнулась. Она и так с опозданием начала новый учебный год, не хватало еще и сейчас опоздать на урок. Да еще на какой – на литературу, которую она собирается сдавать в этом году. Взбежав по лестнице на третий этаж, Катя приоткрыла дверь тридцать третьего кабинета, уже ставшего таким родным, и проскользнула внутрь. Она приготовилась было лепетать извинения, но на удивление, их учительницы русского языка и литературы в классе еще не было.

Кате это показалось странным: Юлия Михайловна никогда не опаздывала и требовала того же от всех своих учеников. Класс же радовался, что драгоценные минуты урока можно потратить на что-то более интересное, чем обсуждение “Бедной Лизы”. Поэтому отовсюду слышались бурные обсуждения и гогот во все горло. Да и вообще девятый “Б” вел себя как типичный девятый класс, оставленный без учительского надзора.

– Катион! – услышала Катя оклик своего друга Ильи и, порыскав глазами по кабинету, наконец увидела его. Теперь Илья сидел на второй парте в ряду у окна. Катя улыбнулась и помахала ему.

– Привет, Илюха. – Опустившись на стул рядом с ним, она крепко обняла приятеля, затем полезла во внешний маленький кармашек своей сумки и, достав оттуда небольшой презент, сунула Илье в руку. – Это тебе. Сувенир из Италии.

– О-о-о, – умилился Илья, крепче сжимая брелок, – это так мило, что даже на каникулах ты обо мне думала. Спасибо, Катюх. Прицеплю его к ключам от квартиры.

– Не за что. А где Настька? – поинтересовалась Катя, обводя взглядом класс в попытках найти подругу. Илья приподнял брови:

– Болеет. Не успела прийти на учебу – через неделю уже в соплях была. Ты лучше давай рассказывай, как тебе Италия?

– Офигенная, – выдохнула Катя, блаженно прикрыв глаза и отклоняясь на стуле так, что край спинки коснулся задней парты. – Снова хочу попросить папку раскошелиться на тур по Италии, но он обещал, что в следующем году мы поедем в Грецию.

– В Греции круто, – одобрил Илья, пристально разглядывая соседку по парте. – Мне в Салониках понравилось. Можешь попросить отца тебя туда свозить.

– О’кей, – беспечно откликнулась Катя и задала вопрос, который интересовал ее больше всего:

– А где Юлечка Михайловна наша? Никогда ж не опаздывала.

– Ты чего, беседу все это время не читала? – удивился Илья. – Юль Михална в другую школу ушла. С углубленным изучением литературы.

– В смысле? – Продолжавшая качаться на стуле Катя едва не упала. – Когда она успела?

– Летом, – развел руками Илья. – Я случайно подслушал ее разговор с нашей Наденькой, и Юль Михална сказала, что хочет быть поближе к дочке. Ее дочка вроде в той школе учится, куда Юль Михална и ушла.

Катя помолчала немного и протянула:

– Вот бли-и-ин… А кто вместо нее?

– Александр Андреевич, – ответил Илья. Катя снова качнулась на стуле и усмехнулась:

– Чацкий?

– Ну вообще-то Тихановский, – неожиданно ответил ей чей-то незнакомый голос, и стул под Катей все-таки упал вопреки стоявшей сзади третьей парте. Катя упала вместе с ним и больно ударилась затылком. От пронзившей голову боли на глаза набежали слезы. Класс взорвался смехом, и лишь Илья протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Встав у окна, Катя одернула юбку и теперь потирала ушибленную голову. А на нее с интересом смотрел молодой человек, стоящий у учительского стола со стопкой каких-то бумаг в руках. Илья тем временем поднял Катин стул, и Катя села, кивнув в знак благодарности. Молодой человек же спокойно поинтересовался:

– Надеюсь, вы не сильно ушиблись? Извините, не знаю, как вас зовут.

– Катя, – пробурчала девушка. Парень понятливо кивнул:

– Катя. Рад знакомству. Меня зовут Александр Андреевич Тихановский. С этого года я ваш учитель русского языка и литературы. Вы новенькая? Я вас раньше не видел.

– Я старенькая, – с вызовом ответила Катя, испытывая раздражение от мягкой улыбки на лице парня. Ей показалось, что как человек он тюфяк. “Небось и учитель такой же”, – подумала она и добавила:

– Я просто в Италии была. Обратные билеты мы смогли взять только на начало сентября, вот и задержалась на две недели.

– Италия – это прекрасно, – мягко откликнулся парень, а в Кате вдруг начала закипать злость. – Если хотите, можете к завтрашнему дню написать сочинение на тему “Как я провел лето”, которое ваши одноклассники писали на самом первом нашем уроке. Мне будет интересно узнать, что вы видели в Италии и каковы ваши впечатления. Оценку тоже поставлю, тем более у вас их пока совсем нет.

– Ладно, – пожала плечами Катя. Уж что-что, а какое-то там сочинение она напишет в два счета. С этим у нее никогда не было проблем. Александр Андреевич тем временем разместился за столом и принялся отмечать присутствующих. Катя наклонилась к Илье и возмущенно прошептала:

– Он что, отмечает посещаемость?

– Да, – вполголоса отозвался Илья, не отрывая взгляда от учителя. – Он еще говорил, что посещаемость повлияет на четвертную.

– Вот блин! – шепотом прорычала Катя и, подперев щеку рукой, злобно уставилась на Александра Андреевича. Даже строгая Юлия Михайловна лояльнее относилась к пропускам уроков. Тем более если их пропускала Катя: учительница знала, что Катя довольно серьезно занимается вокалом и много ездит на разные конкурсы, а те почти всегда проходят в учебное время. Поэтому Юлия Михайловна спокойно относилась к пропускам и даже не требовала подтверждать их документально. Сообщения от Кати или ее мамы ей было достаточно.

– Родичёва! – вдруг раздался голос Александра Андреевича, и класс снова взорвался смехом. Катя закатила глаза. Может, правильно говорят, что смех без причины – признак дурачины?

– Ро́дичева, – исправила она и выразительно посмотрела на Александра Андреевича. – С ударением на “о”.

Александр Андреевич дружелюбно посмотрел на нее сквозь линзы очков в тонкой металлической оправе золотистого оттенка и вежливо произнес:

– Извини, пожалуйста. Впервые вижу такую фамилию. Не знал, как произносится. Ро́дичева Катерина Михайловна…

Глава 2

Когда в один день Катя как обычно вошла утром в класс, за первой партой ее ждала ее подруга Настя.

– Привет, Ека, – насмешливо поприветствовала она, и Катя, не ожидавшая увидеть ее так быстро, округлила глаза.

– Украинцева! – воскликнула она и кинулась обнимать подругу. – Привет! Ты чего вдруг болеть-то начала?

– Да холодно было, а я очень легко по привычке одевалась, – махнула рукой Настя и придвинулась ближе к Кате:

– Ну что, рассказывай. Что там в Италии? Ты мне привезла что-нибудь?

– В Италии все супер, а для тебя есть кое-что. – Покопавшись в сумке, Катя выудила небольшой магнит с Миланским собором и как можно незаметнее передала его Насте. – Вот.

Та схватила его и принялась рассматривать, после чего подняла восторженные глаза на Катю и прошептала:

– Спасибо, Ека. Надеюсь, однажды мы поедем с тобой в Милан и ты мне там все покажешь.

Катя закивала, и теперь уже Настя крепко обняла ее. Отпустив, та поинтересовалась:

– Как тебе наш новый русак?

– Кто? – не поняла Катя.

– Ну учитель русского. Александр Андреич.

– Какой-то мягкотелый слишком, – поморщилась Катя. – Но в то же время с двойным дном из разряда “мягко стелет да жестко спать”. Он с меня теперь будет требовать подтверждение того, что я действительно на конкурсы езжу, прикинь!

– Да ладно, это нормальная практика, – пожала плечами Настя и столкнулась с тяжелым взглядом Кати. – Ека, ну это логично вообще-то. Если какая-то контрольная, а тебя нет и той же справки о болезни у тебя тоже нет, единственный вывод, который можно сделать, – ты прогуляла. В моей бывшей школе это так и работало.

– Ладно контрольная, но так он отмечает и на обычных уроках, – простонала Катя и одернула красную клетчатую фланелевую рубашку, накинутую поверх блузки вместо жакета. – Какая ему разница, тут я или не тут? Просто дай задание, я сделаю. Или когда приду – отвечу.

– Тебе он только поэтому не нравится? – не поняла Настя, а потом вспомнила:

– Ах да, он еще тюфяк. А я считаю, что он очень милый. Очень молодой – это правда, но все учителя когда-то были молодыми.

Катя с иронией взглянула на подругу:

– Это что за закос на философию? Ты в философы теперь заделалась?

Настя посмотрела на нее в ответ и смутилась:

– Вообще… да. Я теперь хочу поступать на философский.

– На философский? – ужаснулась Катя. – Ты же на хореографа хотела!

– Ну мало ли что я хотела, – промолвила Настя, румянец на щеках которой только усиливался. – А теперь хочу на философский.

Тут прозвенел звонок, и Катя с нотками угрозы в голосе сказала:

– После урока жду от тебя подробный рассказ на тему “Почему Настя Украинцева хотела поступать на хореографа, а теперь хочет поступать на философский”. Лично проверю.

– Идет, – засмеялась Настя. Улыбнувшись в ответ, Катя прошла на свое место. Ильи не было, но Катя знала почему: он был у стоматолога. Спустя пять минут в класс вошел Александр Андреевич, и Катя придала своему лицу серьезное выражение.

На самом деле она не испытывала к Александру Андреевичу тех чувств, которые показывала. Положа руку на сердце, Катя не считала его прямо таким уж тюфяком. Он был непривычно мягким для учителя, особенно для такого молодого, но это, как ни странно, привлекало Катю, хоть она и привыкла считать, что идеальный мужчина суров, немногословен, сдержан и в отличной физической форме. Впрочем, ее друг Илья тоже не слишком подходил под критерии идеала, но Катя одергивала себя: он же друг, это совсем другое.

А вот Александр Андреевич почему-то никак не давал ей покоя. Катя видела, что он добрый улыбчивый молодой человек, который будто боялся быть более твердым, и это одновременно умиляло ее и раздражало. Ей было любопытно, каково это – общаться с таким, дружить или быть в паре, но в то же время его бархатный голос, добрые умные глаза за очками и по-мальчишески очаровательная улыбка вызывали у Кати желание швырнуть ему что-нибудь в лицо.

– Перед тем, как мы начнем урок, – заговорил Александр Андреевич, – вопрос: никто не хочет сходить в Третьяковскую галерею?

– А зачем? – спросил Никита, один из отпетых двоечников.

– А это в рамках урока литературы? – с благоговением поинтересовалась круглая отличница Даша.

– Можно сказать и так, – ответил Александр Андреевич. – Скоро мы будем рассматривать с вами образ моря в поэзии, вот я и подумал: почему бы не совместить приятное с полезным? Заодно я хотел бы предложить задание, так сказать, со звездочкой.

Катя навострила уши. Челленджи во всем, что касалось литературы и вокала, она обожала.

– Что за задание? – против воли вырвался у нее вопрос. Александр Андреевич устремил на нее ласковый взгляд синих глаз.

– Катя, рад, что ты заинтересовалась. Задание довольно объемное, поэтому дедлайн – предпоследняя неделя перед каникулами. Перед зимними, – уточнил он, и все издали шумный выдох облегчения. – Вам нужно найти произведения о море – не те, которые мы будем изучать на уроках и не обязательно поэзию. Другие. Вы должны прочитать их и составить что-то вроде читательского дневника. Я хотел бы увидеть в этом дневнике название и автора произведения, естественно, а также как можно более подробный анализ каждого из них и ваши впечатления. Возможно, кто-то из вас тоже пишет стихи или рассказы – тогда вы можете оценить произведение с точки зрения автора или редактора: чего ему не хватает, что можно было бы развить подробнее… Сразу скажу: это не обязательное задание, – настойчиво повторил Александр Андреевич. – Читательский дневник в первую очередь для вас, поэтому мне важно, чтобы вы были искренни в нем. Не бойтесь отстаивать свою точку зрения. Двоек за то, что ваше мнение не совпадает с моим или критиков, я ставить не буду.

– А сколько произведений надо прочитать? – спросила Настя.

– Сколько успеешь, – просто ответил Александр Андреевич. – Главное – чтобы они тебе самой были интересны. А чтобы немного вдохновить вас, я и предлагаю сходить в Третьяковку. Есть желающие?

Глава 3

За две недели ничего особо не изменилось: вернувшись с очередного вокального конкурса, Катя продолжала сидеть на уроках Александра Андреевича и глядеть на него безразличным взглядом. Александру в эти моменты было не очень уютно, но он старательно делал вид, что не обращал внимание на то, как девушка сверлит его глазами. Кате же было любопытно, как долго продержится их новый учитель под прицелом ее взгляда. Она прекрасно замечала, как он начинал нервничать, когда их глаза пересекались, и поймала себя на том, что испытывает странное удовлетворение от того, что пусть молодой, но все же уже взрослый парень словно боялся ее.

Поняв это, Катя начала искренне забавляться, когда глядела на него так, будто искала, за что бы зацепиться в его словах, какую гадость бы сказать. Иногда она даже записывала что-то в тетрадь после слов Александра Андреевича. Записывала Катя, конечно же, какую-нибудь первую пришедшую ей в голову ерунду – чисто чтобы тот факт, что она записывает за ним, выглядел правдоподобно. Замечая малейшие признаки того, что Александр Андреевич занервничал, Катя получала удовольствие, однако прекращать пытку молодого педагога не собиралась.

Тем не менее, когда наступил день похода в музей, Катя старалась находиться как можно дальше от Александра Андреевича. Его постоянное присутствие – как физическое, так и мысленное – в последние дни почему-то начало ее напрягать. Как назло, ни Настя, ни Илья не захотели пойти в музей, из-за чего Катя немного грустила. Гелла Андрейченко пыталась было заговорить с ней и обсудить предстоящий визит, но Катя просто посмотрела на нее и девчонка прекратила свои попытки.

Вместо этого она пристала к Александру Андреевичу. Катя видела, что ему некомфортно, но тот не спешил осаживать Геллу – возможно, боялся ее обидеть. Однако при виде того, как Гелла чуть ли не под руку берет их учителя, в груди Кати вдруг зажглось что-то новое, чего она раньше не испытывала. Когда этот огонек появился, Кате очень захотелось подойти к Гелле, схватить за тонкие белокурые волосы и оттащить от Александра Андреевича.

Когда учителя проинструктировали своих подопечных по поводу поведения в музее и напомнили, в котором часу они должны встретиться у выхода, присутствующие из девятого «Б» тут же разделились по компаниям. Кате, которая не была близка ни с кем из тех, кто сегодня пришел в музей, не оставалось ничего другого, кроме как слепиться с Геллочкой – та поглядывала на нее одновременно с надеждой и страхом. Однако Катя уверенно пошла в глубь музея в одиночку. Спиной она чувствовала недоуменный взгляд Геллы и на секунду ощутила укол вины за свое поведение.

Оказавшись в зале, Катя сбавила скорость и теперь внимательно разглядывала экспонаты, держа в уме, что ей нужны морские пейзажи. Для вдохновения, как сказал им Александр Андреевич.

Катя усмехнулась. Прочитать около десятка-двух разных произведений и проанализировать их не составит для нее труда. И никакого вдохновения ей не нужно. Ее вдохновляла мысль о том, что Александру Андреевичу придется провести за чтением ее читательского дневника не один вечер – Катя планировала прочитать как можно больше и проанализировать все это как можно подробнее.

Вскоре она нашла первый морской пейзаж. Потом еще один. А спустя пятнадцать минут – третий. На удивление, их было немало, поэтому Катя неторопливо фланировала по залам и жадно впивалась взглядом в портреты моря: голубые, синие, черные; ясные, с солнечной улыбкой или хмурые, мрачные, тяжелые.

Когда она разглядывала очередное полотно, рядом неожиданно материализовался незнакомый парень года на два-три старше ее. Он показался Кате довольно знакомым – вроде бы тоже пришел с ними. Парень представился Матвеем и спросил, нравится ли ей картина.

– Нравится. – Катя направилась к следующей картине в надежде, что Матвей задержится и отстанет, но он немедленно последовал за ней.

– Ты не против, если я с тобой похожу? – спросил он, когда Катя обернулась на звук его шагов. – Я… я просто ни с кем толком не дружу из своего класса, да и из других тоже… а ты кажешься… ну… шарящей в этом всем. – Матвей обвел рукой пространство и протянул ее Кате. – Тебя ведь Катя зовут, да?

– Откуда ты знаешь? – изумленно уставилась на него Катя. Матвей загадочно ответил:

– Я старшеклассник, я много чего знаю.

Катя недоверчиво поглядела на него, но рассмотрев его получше, расслабилась. Его темно-каштановые кудри и живые темные глаза тут же расположили ее к себе.

– Ты в десятом или одиннадцатом? – спросила она, пожав наконец протянутую ладонь. Матвей слегка улыбнулся:

– В десятом. “Б”.

– Круто, а я в девятом. “Б”, – в тон ему ответила Катя. – Ну что, пойдем дальше?

Матвей кивнул, и они прошли в другой зал. Катя не успевала за своим новым знакомым, которому, казалось, хотелось быстрее пройти как можно больше залов и выйти наконец из музея. Катя же старалась наслаждаться окружающей ее красотой. Несмотря на то, что она всю жизнь жила в Москве и очень любила подобные места, она нечасто ходила сюда. Перед одной из картин Катя вдруг остановилась надолго.

– Кать, ты чего? – забеспокоился Матвей, который быстро ушел вперед, но потом все же вернулся к ней. Катя показала на картину:

– Смотри, какая красота. Завораживает, правда?

Матвей встал рядом и тоже посмотрел на картину. На ней было изображено темное-темное море. Картина так и называлась – “Черное море”. По правде говоря, Матвею было все равно: море и море, ничего особенного. Но Катя, которую ему очень хотелось впечатлить, продолжала стоять и во все глаза смотреть на бушующее море. Матвей же краем глаза разглядывал Катю. Кажется, она была в восторге от морских пейзажей, а Айвазовский был ее любимым художником. Когда Матвей осмелился спросить об этом, Катя ответила утвердительно.

– Всегда любила море, – поделилась она. – Да и вообще воду. Мне кажется, это моя стихия.

– А я бы сказал, что твоя стихия – земля, – негромко сказал Матвей и внезапно покраснел. Почему-то ему вдруг стало стыдно за то, что он искренне высказал свое мнение. Катя повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, но Матвей уже отвернулся, не забывая делать попытки рассмотреть Катю краем глаза. Ее длинные рыжие волосы пышной волной дотягивались практически до пояса и делали ее похожей на ундину, а большие темно-зеленые глаза пристально смотрели на Матвея. Ему польстило, что Катя отвернулась от своей любимой картины и теперь смотрела на него вот уже несколько секунд.

Глава 4

Первая четверть, а за ней и вторая, прошла очень быстро. Все это время Катя активно занималась учебой, в частности – чтением и анализом произведений о море. Несмотря на первоначальный скепсис, она в итоге очень увлеклась этим заданием и сдала его в срок. Прочитав тридцать произведений о море в разных формах и жанрах, Катя сдержала свое слово. И Александр Андреевич тоже выполнил свою часть договоренностей.

Правда, сделал он это в своеобразной форме: поставил ей не две пятерки, как всем, за содержание и грамотность, а три – за упорство, как он объяснил в ответ на ее вопрос, который Катя задала, подойдя после урока. Кроме того, вопреки своему принципу обязательного учета посещаемости, Александр Андреевич все же отпустил ее на два концерта и не потребовал никаких подтверждающих документов. Катя была приятно удивлена таким подарком и не забыла искренне и от души поблагодарить преподавателя.

Незаметно для нее ее отношение к Александру Андреевичу изменилось: теперь Катя стала проявлять больше интереса на уроке, слушала внимательнее и активно участвовала в обсуждении произведений. К ее удивлению, даже то, что она читала когда-то раньше, благодаря обмену мнениями с Александром Андреевичем и одноклассниками открылось для нее с новой стороны.

Катя даже не отказала себе в удовольствии от души поспорить с Геллой по поводу того, был ли Акакий Акакиевич Башмачкин из гоголевской “Шинели” сам виноват в своей трагической судьбе или ответственность лежала в первую очередь на равнодушном обществе. Гелла настаивала на версии литературных критиков, что Гоголь обличал общественный порядок, из-за которого человеческая жизнь оказывается незначимой, а Катя возражала, что Акакий Акакиевич тоже должен был приложить усилия, чтобы отстоять свои права, а не покорно принимать то, что с ним происходит, и надеяться на чудо.

Накал страстей рос в течение всего урока, и в итоге девушки чуть не подрались. Александр Андреевич вмешался как раз в тот момент, когда Катя слегка приподнялась на своем месте, чтобы приблизиться всем корпусом к Гелле и на повышенных тонах продолжить спор. Учитель успокоил их и заверил, что обе версии имеют право на существование, так как даже литературные критики не смогли сойтись во мнениях. Катя пожала плечами и снова заерзала на своем стуле, а вот Гелла выглядела такой обиженной, как будто педагог принял сторону ее противницы, и до самого конца урока сидела с поджатыми губами.

Ожесточенные дебаты позволяли Кате выплеснуть излишки энергии и прийти на следующий урок более спокойной. Если же в какой-то момент ей все-таки становилось скучно на литературе, она подходила к Александру Андреевичу после и просила дать какое-нибудь дополнительное и желательно более сложное задание. Александр Андреевич явно был доволен тем, что она хочет больше работать по его предмету, и всегда находил для нее что-то интересное – если не к ближайшему уроку, то к следующему.

Их взаимодействие с Матвеем не закончилось одним лишь визитом в Третьяковскую галерею: на следующей неделе после культпохода он вдруг первый подошел к ней и завел разговор. Краем глаза Катя увидела, что проходящие мимо девчонки смотрят на нее и украдкой хихикают, но потом перевела взгляд на Матвея, чтобы поддержать беседу.

– Не обращай на них внимание, – посоветовал он, заметив, что Катя в очередной раз подняла глаза на звук девичьего смеха. – Мои одноклассницы вечно ржут надо всем. Кстати, они тебя обсуждали как-то. Сказали, что ты слишком ярко красишься и много выкобениваешься на литре. Но я им сказал завалить свои пасти и завидовать молча, – успокоил Матвей заметно расстроенную Катю. – Они в сочинениях даже двух слов связать не могут, так что не им че-то там про тебя говорить.

Катя повеселела и со временем перестала обращать внимание на хихиканье одноклассниц Матвея, которые наверняка недоумевали, с чего вдруг он начал общаться с ней, какой-то малолеткой. В один прекрасный день Катя набралась смелости и предложила Матвею вместе пойти домой. Он с радостью согласился, и с того дня их общение вышло за рамки простой болтовни ни о чем на перемене. Иногда они пересекались и по утрам, по дороге на занятия – их дворы располагались через один, но чаще всего Катя и Матвей шли вместе после уроков – четыре дня из пяти у них заканчивались в одно и то же время.

Каждый раз, дойдя до Катиного подъезда, они останавливались перед ним, потому что Матвей не успевал рассказать очередную байку или внезапно вспоминал вопрос, который хотел задать, когда они только пересекались в общей раздевалке на первом этаже после звонка. Таким моментам Катя была рада: с Матвеем она чувствовала себя легко и непринужденно, не боялась показаться смешной или глупой, а энергетика у ее нового приятеля была позитивная и бурлящая, как лимонад, который хорошенько потрясли и после этого открыли. Несмотря на то, что Катя всегда с осторожностью сближалась с людьми, с Матвеем она сразу почувствовала себя так, словно они были друзьями много лет.

Матвей, чья быстрая жестикуляция и возбужденная речь напоминала то и дело поднимающиеся пузырьки в газировке, хорошо уравновешивал ее сдержанность и некоторую замкнутость. Что еще Кате нравилось в нем, так это то, что он не требовал от нее подстраиваться под его состояние: Матвей не задавал идиотских вопросов в духе “что такая грустная” или “что такая скучная”. Он просто подходил к ней, интересовался ее делами и уже в зависимости от этого направлял разговор в нужное русло. Вскоре стояния перед подъездом им было недостаточно, и они начали намеренно задерживаться в Катином дворе, чтобы посидеть на качелях или на лавочке и подольше поговорить о том о сем.

Матвей беззастенчиво расспрашивал Катю обо всем, что его интересовало, и сам делился тем, что ему хотелось ей рассказать. Вопреки его страхам, Катя не высмеивала его предпочтение массовых фильмов элитарным и даже настаивала на том, что продукты массовой культуры достойны просмотра, изучения и любви не меньше тех, что были созданы не для широких масс. Она и сама призналась, что не может слишком долго смотреть что-то интеллектуальное – ей обязательно нужен перерыв на какое-то реалити-шоу или глупый ситком.