У древних славян существовало поверье, что радуга возвещает победу бога Перуна над силами зла. Но как известно, у любой победы есть обратная, темная сторона…
НА ТЕМНОЙ СТОРОНЕ РАДУГИ
Остросюжетный приключенческий роман
Жанр – ОЛР/ мягкая НФ с элементами детектива и фольк-хистори/сказка
Место действия - Рязанский край, Мещера (наши дни)
Возрастной ценз 16+
Эпиграф: У древних славян существовало поверье, что радуга возвещает победу бога Перуна над силами зла. Но как известно, у любой победы есть обратная, темная сторона…
Публикация глав по традиционному графику 3 раза в неделю понедельник-среда-пятница. Роман закончен
От автора.
Дорогие читатели! В этот раз я слегка отошла от любимого жанра классической научной фантастики. Роман «На темной стороне радуги» получился во многом сказочным, поскольку задумывался изначально как средство излечить хандру, а для этого ничего лучше милой сказки еще не придумано.
Однако не стоит думать, будто сюжет истории полностью повис в воздухе, реальности здесь достаточно (и я не только о «модной болезни», которая упоминается на страницах). Будет тут и физика, и фольклористика, и история. К тому же действие разворачивается во вполне настоящей Мещере, про которую даже местные жители рассказывают туристам, будто бы она населена лешими, русалками и водяными.
Мещера или Мещерская сторона – это огромный лесной массив, расположенный севернее Рязани, он тянется по левому берегу Оки на много километров, вплоть до Касимова. С точки зрения географии в этот природный заповедник входит небольшая часть Владимирской и Московской области, где тоже хватает глухих мест, например таинственный Шушмор. Но обычно, говоря о Мещере, люди подразумевают именно Рязанскую область.
Мещера богата самыми разнообразными природными ландшафтами – от болот и дремучих чащоб до янтарных сосновых боров, растущих по берегам чистейших рек и озер. Десять тысяч лет назад гигантские «пальцы» ледника дотянулись сюда и уничтожили древние горные кряжи, оставив от них лишь небольшие холмы и вкрапления редких возвышенностей. Мозаичность пейзажа – вот главная визитная карточка края. Среди озер, рек, заболоченных низменностей и сухих пригорков, поросших лесом, всегда водилось много живности, и человек чувствовал себя тут привольно.
Археологические открытия мещерского наследия начались совершенно случайно: в конце 19 века (в 1870 году) в селе Жабки Рязанской губернии (ныне Егорьевский район Московской области) плугом был вскрыт грунтовый могильник 5-8 веков с погребальными женскими бронзовыми украшениями фино-угорского типа. Со временем история здешних обитателей стала складываться в какую-то единую картину, но, к сожалению, не однозначную — в разных публикациях ее трактуют по-разному, в том числе ведутся споры о том, какие этнические группы преобладали в тот или иной период. В Мещере жили потомки финно-угоров, пришедшие с Южного Урала, сюда наведывались тюркские племена степных кочевников, селились балты и готы, прибывшие с северо-запада Европы, короче, здесь отметились предки чуть ли не всех современных европейских наций (русских, белорусов, украинцев, немцев, эстонцев, финнов, мордвы, удмуртов, марийцев, венгров).
В конце первого тысячелетия до нашей эры в Мещере появляется таинственный народ, который историки назвали весьма условно «рязано-окская культура». Они были воинами, у них существовал культ силы, меча, и, судя по раскопкам, они очень жестоко обходились с местным населением. На месте прежних городищ остались сплошные пепелища, а близ них — глубокие ямы, набитые скелетами изрубленных людей: стариков и детей, мужчин и женщин… Воинственные пришельцы взяли под свой контроль большую территорию от современного ближнего Подмосковья до города Касимова и все Окско-Клязьминское междуречье. Археологи считают, что рязано-окцы пришли в Мещеру с юго-запада и были в союзе с восточными готами, в боевом снаряжении рязано-окцев много готских элементов. Примерно тогда же в Мещере появляется и финно-угорское племя мещера (их еще называли «мишари»), от которого произошло название края. Предположительно, они сильно конфликтовали с рязано-окцами, однако так это или нет, доподлинно неизвестно и не будет известно никогда. Мещеры (а вместе с ними их соседи мурома и эрзяне, возможно даже, это изначально был не единый народ, а союз племен) растворились в древне-русской народности, и истина осталась скрытой во мраке веков.
Одной из таких исторических загадок является и таинственная Артания, которую некоторые ученые территориально помещают в дремучих лесах между Муромом и Рязанью. Об этом легендарном древнем государстве в романе будет сказано немало, поэтому сейчас я не стану приводить подробности. Добавлю лишь, что фольклорные экспедиции, путешествовавшие по Рязанской области, не раз записывали народные сказы про некую загадочную страну, якобы до сих пор таящуюся в глубине Мещерских лесов. Практически в каждом селе, на берегу каждого озера, как отголоски далекой страшной катастрофы, бытуют легенды о провалившихся под воду (или вознесшихся на небо) древних городах, церквах и деревнях. Они исчезли из нашего мира вместе с жителями, и будто бы в определенные дни можно увидеть в небе или в отражении на водной глади резные терема и белокаменные стены. А избранным – даже попасть туда «живьем». Некоторые историки связывают это с падением метеорита примерно в 10 веке (часть мещерских озер – метеоритного происхождения).
Местные бабушки также сказывают, что Мещера – это сердце России, сакральный центр страны. Здесь множество ручьев и рек, и все они – как кровь матушки-Земли. Студеные ключи, бьющие из известняковых скал, смывают человеческие грехи и очищают землю, потому и край этот дольше других сохраняет в себе русский дух.
А еще в Мещере бытует множество сказаний о волшебных мечах-кладенцах. Собственно, именно отсюда все эти сказки родом. Вот, например, одна из них.
Чистоту, простоту мы у древних берем,
Саги, сказки из прошлого тащим,
Потому что добро остается добром –
В прошлом, в будущем и в настоящем!
Владимир Высоцкий, Баллада о времени
Ночь пройдет, пройдет пора ненастная,
Солнце взойдет...
Юрий Энтин, Серенада трубадура
Пролог
Приказало солнце: стой, семицветный мост крутой!
Туча скрыла солнца свет – рухнул мост, и щепок нет.
Световое шоу вышло что надо! Молнии бились в кромлехе как сумасшедшие, запертые в тесной клетке. Они вылетали из верхушек одних камней и с грохотом ударяли в другие. Шипела мокрая после дождя земля, выстреливая паром, и он мешался с плотным дымом, создавая фантастическую завесу, светящуюся в лучах прожекторов. Наэлектризованный воздух топорщил волосы, уши заложило от треска, а перед глазами плавали цветные пятна, хотя я как мог заслонялся ладонью.
Даже зная, чем вызвано буйство стихий, я был шокирован, не мог ни шевелиться, ни говорить. Не менее пораженными выглядели и остальные зрители. Они замерли, широко открыв рты. В затемненных стеклах их очков плясали электрические змеи. Гоша тоже стоял столбом, судорожно сжимая в одном кулаке копию дневника фон Берга, а в другом рацию.
Все стихло внезапно. На Овраг Диковин упала космическая тишина, оглушившая нас не хуже грома. Проморгавшись, я осознал, что все еще стою в малочисленной толпе на скалистом выступе над оврагом, и над головой у меня прекрасный купол ночного неба.
Я сорвал очки, чтобы насладиться картиной. Яркие летние звезды, как россыпь настоящих бриллиантов, сияли и перемигивались в дрожащем воздухе, пахнущем землей, травой и озоном. Их свет вполне был способен соперничать с переносными армейскими фонарями, стоявшими «на вооружении» у нашей охраны. Фонари светили косо и в сторону, поскольку руки, их удерживающие, безвольно опустились, а звезды, чуждые людским страстям, горели по-прежнему – каждая на своем месте.
Мегалиты на выжженном пятачке впереди, казалось, сделались еще черней, чем были. Они сливались с темнотой, и вокруг них завивался сероватыми колечками дым.
Вдруг в центре кромлеха вспыхнул новый огонек. Он беззвучно разгорался, рассыпая вокруг зеленоватые блики, и наконец ударил в небесный свод тонкой лазерной иглой.
- Меч! – прошептал чей-то голос. – Кажется, сработало!
Я обернулся, чтобы убедиться, что сенатор впечатлен. И да, он действительно был впечатлен, хотя благоговейно шептал не он, а его телохранитель.
Почувствовав на себе взгляд, сенатор пошевелился и кивнул мне:
- Теперь, Александр, ваш черед.
Я сглотнул и сунул сложенную оправу очков в нагрудный карман.
- Ну, давайте же! – сенатор проявил нетерпение. – Идите туда и принесите мне, наконец, эту штуку!
Я стал осторожно спускаться с пригорка. В ночной темноте я чувствовал себя неуверенно. Земля после вчерашнего ливня сочилась влагой и скользила под ногами. Не удивительно, что, запнувшись за невидимый корень или камень – черт его знает, что мне помешало, - я резко потерял равновесие и полетел носом вперед, успев лишь выставить руки. Удар был чувствительным, он вышиб из меня дух, но плохо, что этим не закончилось – я продолжил неэстетично кувыркаться и так, по инерции, катился колобком, пока не врезался в менгир.
- Эй, ты цел? – обеспокоенно крикнул сенатор, от волнения сбившись на неподобающее сану плебейское «ты».
- Цел…
Кое-как, с натужным кряхтением я поднялся, держась перепачканной рукой за гудящий лоб. Одежда, разумеется, была в грязи и противно липла к телу, очки в кармане сломались, щека горела – я нехило так оцарапался, пока тормозил лицом на всевозможных препятствиях, вырастающих на пути. Нечего сказать – хорош получился из меня «сказочный богатырь»! Интересно будет послушать, что скажет Вера, когда я заявлюсь к ней с такой физиономией.
- Если целы, тогда берите меч и быстрее возвращайтесь!
Ну правильно: назвался груздем – полезай в кузов. Я побрел вперед, слегка пошатываясь. Зеленый луч, исходивший из определенной точки за алтарем (который Гоша на славянский манер величал требищем), чуть подсвечивал туманную взвесь, отражаясь в закаленной стали полуторного клинка. Меч лежал поперек, слишком длинный, чтобы уместиться на камне целиком. После того, как в него несколько раз ударила молния, он потерял товарный вид, ремни, оплетавшие рукоятку, обуглились, но руны на гарде не оплавились – и на том спасибо.
Я запоздало спросил себя, не обожгусь ли, когда коснусь его незащищенной ладонью? Эх, следовало прихватить перчатки…
- Ну, чего вы медлите, Александр? Что-то не так?
- Все в порядке! – крикнул я и протянул руку.
Раздался оглушительный выстрел. Пуля ударила в ближайший менгир, обсыпав меня острыми крошками. Я снова рухнул в грязь, не желая служить мишенью. Темно, конечно, но вдруг нечаянно попадут? Вообще, что за день начался – падение за падением и все лицом в грязь!
- Никому не двигаться! – проорал со стороны оврага грубый голос. – Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Этот меч – наш!
Ослепленный танцующими молниями и с ушибленной головой, я напрочь забыл, чем чревата наша авантюра, а зря. С окончанием светового шоу все только начиналось.
Несколькими месяцами ранее…
1.
Если хочешь увидеть радугу, ты должен смириться с дождем
Пандемия коронавируса застала меня врасплох, наверное, как и миллионы других людей по всему миру. Вернее, врасплох меня застал период нерабочих дней, отправивший мой ресторан в нокаут.
Хм... «мой ресторан» звучит, конечно, очень даже ничего, но если начистоту, то он, увы, не мой. Я там работал шеф-поваром. Хотя… в какой-то степени ресторан все же можно было считать «моим», ведь без меня и моего поварского искусства он был бы совсем иным. «Александр Хренов» не только имя в моем паспорте, но и зарегистрированный товарный знак, известный московский бренд. В доковидные времена я был уверен, что с таким весомым багажом и коллекцией дипломов повар никогда не пропадет. «Мне всего двадцать восемь, я в начале творческого пути, и впереди у меня только хорошее», - так думал я, самонадеянный болван.
Увы, реальность иногда умеет удивлять. После трех месяцев карантина «мой» ресторан не открылся, и модный бренд «Александр Хренов» стал для истинных владельцев неподъемным. Об этом мне сообщил по телефону Роберт, мой начальник и, как я считал, хороший друг.
Роберт Качатрян был не только моим непосредственным боссом, но и одним из совладельцев бизнеса. Остальных инвесторов (все они родственники Роберта разной степени дальности) я никогда не встречал. Они, конечно, захаживали изредка к нам поужинать на халяву, но в мою зону ответственности никто из них не лез (а я обычно слишком занят на кухне, чтобы выходить в зал). Роберт же мелькал повсюду, как Фигаро, запросто совал нос в кастрюли и кладовки. Я всегда громко протестовал против подобных налетов, мне претило, что меня пытаются поймать на чем-то нечестном – меня! Который образец добропорядочности и послушания. Однажды я с шумом выставил Роберта вон (о чем мои поварята долго еще вспоминали, хихикая, уверенные, будто их не слышат). Я же был тогда возмущен до глубины души: у нас на кухне идеальная чистота и порядок, а этот нахал приперся без шапочки и фартука, и руки у него наверняка не мыты.
Все это, впрочем, не мешало нам с Робертом оставаться друзьями до недавних пор. Роб (так казалось) меня уважал – знал, кому ресторан обязан полным залом и возможностью задирать цены до небес. Я даже рассчитывал, что однажды он позволит мне развернуться во всю мощь и замолвит словечко за мою мечту: молекулярную кухню. Аккурат на этот Новый год Роберт клялся под бой курантов, что вложится в проект и откроет новый зал для моих экспериментов. Я уже потихоньку составлял в воображении фирменное меню… Как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. С того дня не прошло и полгода, как я был отправлен в свободный полет.
Истины ради, перед тем, как получить пинка, я получил от Роберта предложение. На дворе был май, шел второй месяц самоизоляции, и у инвесторов родился «гениальный план», как удержаться на плаву.
- Мы в заднице! – эмоционально кричал мне Роберт в трубку. – Если мы не откроемся в начале следующего месяца в полную силу, а по инсайдерской информации мы точно не откроемся, на бизнесе придется поставить крест! Но есть небольшая лазейка…
Тут надо сказать, что в работниках наши инвесторы по древней армянской традиции держали многочисленную родню, знакомых родни и прочих «хороших человечков», которых, разумеется, не могли не то что уволить, но даже зарплату урезать – их бы просто не поняли. Я был, пожалуй, единственным, кого наняли со стороны (должен же кто-то создавать имидж ресторану). К моменту нашего знакомства с Качатряном я успел выиграть отборочный тур всемирной кулинарной Олимпиады, а потом и завоевать… ладно, не «Золотой Бокюз», но быть двенадцатым из двадцати четырех участников тоже, по-моему, почетно. (Сноска: соревнование лучших поваров мира, организованное Полем Бокюзом в 1997 году, проходит раз в два года во Франции)
- Санька, ты меня слышишь? – гаркнул Роберт так, что пришлось отвести трубку подальше от уха. – Я говорю, есть лазейка!
- Какая? – насторожился я.
- Мы уходим в подполье!
Слово «подполье» у меня ассоциировалось исключительно с военной опасной романтикой, но я подозревал, что если это слово произносит Роберт, то о романтике надо забыть, а опасность помножить на два.
- Есть люди, которые готовы закрыть глаза на то, что мы будем работать для своих. Дни рождения, свадьбы, поминки – ты же понимаешь?
- Нет, я не понимаю, - возразил я, - я честный человек. И если президент сказал, что надо потерпеть, то надо терпеть до победного конца. Ты вообще сознаешь, что мы все можем умереть, если не станем соблюдать правила?
- Ты дурак, а не честный человек! - было мне сказано. – Если мы будем соблюдать все эти идиотские правила, которые противоречат одно другому, то разоримся. И сидеть дома уже невмоготу. Чем нам платить за аренду и коммуналку? А работники – их на улицу выставить? Между прочим, львиная доля зарплатного фонда уходит именно в твой карман! А толку от тебя в период гребаной эпидемии никакого. Ты даже еду на вынос готовить отказался!
- А я не Макдональдс, чтобы гамбургерами торговать, - обиделся я. – У нас высокая кухня, ресторан премиум класса, десять минут прошло – все, блюдо остыло, потеряло вкус и годится только в помойку. Какая еще «еда навынос», тем более в этих убогих пластиковых коробочках?!
- Слушай, не хочешь пластиковые коробочки, не надо, черт с тобой, бриллиантовый ты наш! Но банкеты ты в состоянии обслужить? Все будет в закрытом режиме, подпольно и без огласки. Мой дядя уже договорился, занес кому надо. В это воскресенье работаем, запускаем посетителей по паролю с черного хода.
- Я закона не нарушу, - уперся я, - а если кто-то заболеет? А если я заболею? И как они в масках есть будут? Наверняка же наплюют на меры безопасности. Нет уж, Роб, уволь!
2.
Из заоблачных высот, глядя на долину,
Вышел семицветный кот, мягко выгнув спину
Судьба явилась мне в образе рыжей и худущей кошечки, почти еще котенка, вступающего в пору взросления. Именно о нее я и споткнулся, растянувшись во весь рост.
Тонюсенький хвостик ее тянулся вертикально к небу, усы подрагивали, а мягкие лапки топтали плитку словно в застенчивости, однако взгляд ее – лукавый и острый, сразу навел меня на мысли о притворстве. Зеленоглазая хулиганка жмурилась, отводила мордочку и усиленно делала вид, что ее интересуют разбросанные баклажаны, а не моя персона, но на самом-то деле главным объектом недавней охоты являлся именно я.
Кошки, знаете ли, очень деликатны, они не любят пристально смотреть незнакомцам в глаза. Даже если они сами этих незнакомцев выбрали, выследили и молнией метнулись им под ноги с какой-то определенной целью (мне пока еще не известной).
Впрочем, проказница мне понравилась.
Я поднялся, отряхнулся и присел на корточки, протянув руку для знакомства. Кошка оставила в покое баклажан и неспешно принюхалась. Запах ее устроил, и она приблизилась на шажок, прикоснулась к моим пальцам носом, а потом и посмотрела в лицо. Изумрудный взгляд повторно обжег меня, и я улыбнулся. Кошка, довольная эффектом, отвернулась, принимаясь обнюхивать валяющуюся сумку. К ее расстройству, там не нашлось для нее ничего вкусного, и она громко фыркнула.
Я собрал продукты и огляделся. Мимо нас шли люди; проехал мальчонка на шумном детском велосипеде, обгоняя мать, с кем-то болтающую по мобильнику; чуть в отдалении шуршали, разбрызгивая лужи, машины, спеша проскочить на желтый свет. Никому до нас двоих не было никакого дела.
- Ты чья? – спросил я кошку. – Живешь где-то поблизости?
Кошка обернулась на звук моего голоса и неопределенно дернула кончиком хвоста. Она, как уже упоминал, была худа, немного грязна – не так, чтобы очень, но как всякая кошка, вынужденная жить на городской улице. Ошейника на ней не было, но и без него было понятно, что гуляет она сама по себе не только из-за независимого характера, но и потому, что ничего иного ей не остается.
Несмотря на предчувствие неминуемого, я немного сомневался, стоит ли продолжать знакомство. Вдруг сейчас из-за угла вырулит какая-нибудь нервная бабулька и огреет меня клюкой, заподозрив в воровстве ее питомицы. Или зареванный пацан лет пяти бросится догонять сбежавшую рыжую «няньку». Нет, мучить нянек – рыжих и не рыжих – я бы не позволил, не одобряю я это дело, но и претендовать на чужое не приучен.
Кошка между тем проявила любопытство к моим шнуркам. Ядовито-салатовые на фоне некогда бежевых кроссовок (цвет, знаете ли, сильно меняется в дождливую погоду), эти шнурки привлекали не только ее взгляд, но и мой – мне нравятся неожиданные сочетания. Наверное, подумал я, она хотела ими поиграть, вот и прыгнула, не предвидев, что огромный человек свалится и едва ее не придавит. Ее спасла быстрая реакция.
Кошка, однако, не выглядела испуганной, какими должны выглядеть все, кто счастливо избежал смерти от сдавливания. Будучи подростком, она бесстрашно смотрела в будущее, а заодно и на блестящие наконечники моих шнурков. И то, и другое, как ей казалось, принадлежит только ей одной.
- Ладно, - сказал я, выпрямляясь и тем самым заставляя игривое животное отвлечься от шнурков, которые она совсем уж собралась перегрызть, - если хочешь, я тебя угощу чем-нибудь более съедобным, чем эти грязные веревочки.
Как всякий хороший повар я знал, что путь к сердцу лежит через желудок не только у мужчин, но и у женщин. Кошка с этим была согласна, но мой набор продуктов ее не впечатлил. Она с презрением посмотрела на сумку и поводила хвостом из стороны в сторону, намекая, что приличные девушки не питаются сырыми баклажанами, гранатами и орехами. Если я этого не понимаю, то она во мне сильно ошиблась, и нам не по пути. При этом кошка не забывала поглядывать на меня в ожидании, что я предприму. Все-таки верила в мои умственные способности.
Я заметил вывеску продовольственного магазина чуть дальше по улице и выдвинул предложение:
- «Вискас» будешь? Если да, то жди меня здесь, я быстро!
Увидев, что я зашагал прочь, кошка на секунду пришла в растерянность, но потом засеменила вслед, не желая терять меня из виду. Не знаю, говорило ли ей о чем-нибудь слово «Вискас», но она все еще не теряла веру в мою сообразительность и доброту.
В магазине у кассы собралась очередь. С учетом дистанции в полтора метра согласно разметке она растянулась на весь торговый зал. Я схватил с полки несколько пакетиков кошачьего корма, подумав, рискнул прибавить к ним шампунь от блох и встал за полной теткой с полной тележкой. Впопыхах, охваченный необычными чувствами радости и тревоги (дождется меня кошка или нет?), я совершенно забыл про маску, которую положено надевать в магазинах. Вспомнил лишь у самой кассы и поспешно полез в карман. Перчатки натянуть уже не успел, но кассирша безмолвно пробила покупки.
Расплатившись, я метнулся к выходу, едва не забыв забрать в камере хранения овощи с рынка. Выскочив на улицу, огляделся и выдохнул: рыжуля никуда не ушла. Она сидела у клумбы с петуниями и вылизывалась. Меня она, разумеется, сразу приметила и на секундочку отвлеклась, но тотчас вернулась к прежнему занятию, словно не было для нее сейчас ничего важнее, чем чистые лапы. И до меня ей дела тоже не было.
Я сам подошел к ней, улыбаясь. Поставив сумку на самое сухое место, какое нашел, надорвал пакетик с кормом и выложил немного перед ней.
- Угощайся!
Кошка наблюдала за моими манипуляциями, позабыв опустить переднюю лапу. Ее глаза сохраняли настороженность, она принюхивалась, но на еду не набрасывалась, хотя было заметно, что оставаться невозмутимой ей тяжело. Наконец, голод переселил. Она встала и с жадностью умяла ту малость, что я ей выделил на первый раз.
3.
Судьба, как ракета, летит по параболе
Обычно — во мраке и реже — по радуге.
Андрей Вознесенский
Мы жили с Жужей не тужили, привыкая друг к другу, пока не позвонил Гоша, Аленкин муж-«трансвестит». Я очень удивился его звонку, потому что обычно он мне не звонит. Звонит сестра, а ее писатель вечно в трудах праведных и далек от всего земного.
- Тут это… - промямлил Гоша, - приезжай, короче.
- Нормально! – возмутился я. – Кто так приглашает? Разве что ты не хочешь, чтобы к тебе приехали.
- Ленка пропала.
Я не нашелся, что ответить. В голове не укладывалось: это шутки у него такие?
- Это шутка? – озвучил я единственную мысль. – Как она могла пропасть? Когда? Где пропала?
- Не знаю… вроде бы в магазин поехала или за водой, - невнятно бормотал писака. - Она не ночевала.
- Ну, ты и придурок! – вскипел я. – В милицию звонил?
- В какую милицию?
- Которая полиция! – от волнения я все перепутал. - Звонил или нет? Заявление надо подавать! Розыск организовывать!
- Ну, да… я соседей спрашивал – никто ее не видел. Приезжай, Саня, я тут ума не приложу, что делать.
- Что-что – искать и найти! Адрес своей глухомани диктуй!
- Это не глухомань, а знаменитый Мещерский край, – недоумок еще пытался меня учить. Нашел время!
- Адрес! – прорычал я.
Гоша, запинаясь, продиктовал. И даже маршрут из Москвы набросал. Названия были сплошь незнакомые, ориентиры тоже, и звучали как зловещая музыка из страшной сказки: Солотча, поворот на Вязожары, дальше мимо указателя на урочище Мшариных болот в поселок Черный Яр, конечный пункт назначения. Я бы ни за что не стал теряться среди подобной географии – чревато. Эх, Аленка! Опять влипла в какую-то авантюру.
- Ты через Рязань поезжай, - посоветовал Гоша, - так проще будет, там трассы хорошие. Ну, ты, наверное, сам знаешь…
Ничего я не знал и в Рязани прежде не был. В голове крутилось дурацкая присказка, что в Рязани грибы с глазами. Грибы я вообще люблю – и собирать, и есть, но глазастые мутанты меня никогда не привлекали, потому туда я и не совался, несмотря на настойчивые просьбы сестры. Но теперь выбора нет – надо ехать.
Вообще, история с глазастыми грибами занятная, я специально интересовался, когда Алена в соседнюю область жить переехала. Одна из легенд рассказывает, что фраза эта родилась благодаря игумену Троицкого монастыря. Послал он как-то своих монахов в лес за дарами природы. В ту пору Рязань окружали дремучие щедрые леса, потому набрали монахи полную подводу и поехали обратно. А по дороге им встретилась красивая девушка, попросила подвезти. Ну, они и посадили ее на подводу. Въезжают в ворота монастыря, а навстречу им игумен. Увидев молодуху среди грибов, он воскликнул: «А у нас-то в Рязани, грибы с глазами!»
Но к черту грибы и прочие ягоды! Не до них – сестра пропала! Аленка и до этого часто попадала в ситуации сомнительные. До бесследных исчезновений, правда ни разу не доходило, но увлекаясь чем-то, она не знала удержу. Пока мы жили вместе, я старался ее угомонить, выручал из переделок, уравновешивал собственным рассудительным характером, но Гоша был не в состоянии ее контролировать. Я молился, чтобы все обошлось.
Собрались мы с Жужей быстро. Собираться в основном ей пришлось: миски, когтеточка, любимый матрасик, запас еды на дорогу – вещей набралось на огромную сумку. Мне-то мало надо: пара штанов, футболки да зубная щетка с бритвой.
Кидая вещи в рюкзак, я думал о том, как же хорошо, что электронные пропуска и карантин на 14 дней для приезжих уже отменили. Ведь ситуация не терпит отлагательств. Сидеть в обсервации, когда твой родной человек не пойми где, это сродни фашизму! Я бы сбежал, нашел бы способ – по примеру прадеда, ветерана ВОВ.
Придя к такому неожиданному для себя умозаключению, я аж вздрогнул. Неужели это про меня, законопослушного и покладистого, ни разу не ковид-диссидента?! Неужели бы я действительно сбежал из рязанского обсерватора, исчезни моя сестра на полмесяца раньше?
- Конечно, сбежал бы! – пробормотал я. – И ушел лесом, добираясь до Черного Яра партизанскими тропами через Мшарино болото.
Отбросив невеселые мысли (надо смотреть в будущее с позитивом: все будет хорошо!), я просунул руки в лямки рюкзака, схватил Жужу в переноске, другой рукой сграбастал ее приданое и выскочил из квартиры.
Машина у меня старенькая – одно слово, что иномарка. Было ей едва ли не столько же лет, сколько и мне. Но немцы (не фашисты) в те годы умели делать хорошие автомобили (говорят, что и до сих пор умеют, но я больше не пробовал, не проверял), поэтому мой раритет по-прежнему на ходу, хоть и скрипит при переключении передач так, что за сердце хватает.
Я переживал, как Жужа отнесется к путешествию. До этого она никогда не видела мою машину, я в городе редко вожу. Но оставлять ее было не на кого, да и не хотел я ее оставлять.
Поначалу все шло хорошо. Оробев, Жужа тихо сидела в корзинке, но потом привыкла и решила оглядеться, высунув голову в откидывающуюся крышку. Просто так нюхать воздух ей скоро наскучило, и она предприняла следующий демарш – вылезла уже целиком и стала исследовать кресло.
Женское любопытство - вещь бесконечная, им всегда мало. Жужа освоилась на кресле и полезла во все места. Когда она сунулась под педали, я был вынужден остановиться и выуживать ее оттуда. Но едва я запер ее в переноске, как нахалка устроила скандал. Пришлось выпускать и затем снова ловить ее, чтобы не путалась под ногами. Так мы развлекались часа два, пока мне не надоело, и я не запер ее окончательно на замок. Лучше слушать недовольные вопли, чем попасть в аварию.
В рабочий день пробок почти не было, хотя и не могу сказать, что катился с ветерком. Немного поплутав в поисках поворота на Солотчу, я миновал сложную развязку и взял курс в глубь Мещерского края. Шоссе, вопреки опасениям, гладко стелилось под колеса, и если бы не естественное волнение за сестру (мозг отказывался верить, что с ней случилось что-то плохое, но сердце обливалось кровью), поездка по провинции была бы приятной.
4.
Воду из реки ведром не вычерпаешь, радугу рукой с неба не схватишь.
Я стоял как истукан с острова Пасхи – те тоже, по слухам, умели ходить, да вдруг разучились. Время для меня замерло вместе с дыханием и прочими ощущениями, оставив мне единственную способность: обреченно наблюдать.
Огонек на отдаленной могиле подсвечивал тонкий крест, отчего тот окрашивался розовым. Я подумал, что, должно быть, под ним покоится девушка – сам не знаю, почему. И раз захоронение женское, то и призрак должен выглядеть как женщина – в белом саване, с распущенными волосами и венком из роз. Однако «Белая дама» со свечкой в руке, услужливо подброшенная воображением, плохо вязалась с грубыми рыданиями, эхом звучащими в памяти. Так мог бы рыдать большой мужик, если предположить, что он вообще будет рыдать. Как правило, мы, мужчины, редко выражаем свои эмоции столь явно, предпочитая держать их в себе. Взять хотя бы меня: я бы тоже с превеликим удовольствием дал себе волю и вопил от ужаса, но – сурово молчал, скованный по рукам и ногам предрассудками своего пола. И, разрываемый надвое когнитивным диссонансом, немо следил глазами, как зловещая массивная тень поднимается с земли у креста.
Тень росла и росла, и уже недвусмысленно напоминала того самого «большого мужика», о котором я думал. Перекрестившись (я выпучил глаза), тень издала еще один впечатляющий стон и поплыла в мою сторону. Один огонек остался освещать крест, а другой сопровождал ее как привязанный.
Бежать я не мог и смирился с неизбежным, чем бы оно ни закончилось. К тому же, верная Жужа неожиданно придала мне уверенности. Кошки, я верил в это свято, не чужды потусторонним вещам, однако моя рыжуля оставалась спокойна. Она, конечно, пялилась на тень, как и я, но делала это хладнокровно и вполне обыденно. Как на мебель или куст. На птичку за окном она и то смотрела с большим интересом. Понятно, что кладбищенская тень – не птичка и в пищу не годится, но и опасности она, по мнению Жужы, не представляла.
Когда мужчина приблизился ко мне на достаточное расстояние, чтобы убедиться в его материальности, я, по Жужиному примеру, слегка успокоился. Сердце все еще колотилось, да и ноги подкашивались, но я уверился, что передо мной не призрак, а реальный человек. Поэтому, как только обрел власть над голосовыми связками, я крикнул ему:
- Здравствуйте!
Мужик подпрыгнул от неожиданности. До этого он меня не видел или принимал за торчащий из земли обрубок ствола березы, но тут вскинулся и разглядел.
Я помахал ему свободной рукой (на другой уютно возлежала Жужа) и приветливо улыбнулся. Сейчас я любил весь мир, даже это кладбище, потому что испытывал воодушевляющее облегчение. Однако мужчина мой бьющий через край позитив не поддержал. Ей-ей, он бы бросился наутек, да помешали высокие оградки, стискивающие его со всех сторон.
- Извините, - сказал я поспешно, - не могли бы вы подсказать, где я нахожусь?
Мужик молчал. Наверное, соображал, как растолковать подоходчивее нашу геопозицию.
- Вы на кладбище, - наконец, вымолвил он.
Я начал подозревать, что его имя – Капитан Очевидность.
- А кладбище где?
- В урочище. Это урочище Мшарины болота. Бывшее.
- Слава богу! – воскликнул я, услышав знакомое название. Я все же не так сильно сбился с пути. Но тут до меня дошло его последнее уточнение: - Вы сказали «бывшее»?
- Ну, да, - мужик вроде бы расслабился, но смотрел с подозрением, - здесь больше никто не живет.
Гоша не говорил, обитаемо ли урочище, которое мне следовало миновать, лишь пояснил, что «урочище» это что-то вроде села, а не овраг, как я сначала подумал. Когда я шёл по заброшенной дороге, мелькало у меня дикое предположение, что я провалился в параллельный мир, где все по-другому, мертво и глухо, но я это отверг. Хотя на всякий случай решил сейчас уточнить:
- А поселок Черный Яр далеко?
- Близко, - ответил мужик, - километров семь.
- Ого, - вырвалось у меня. Интересно, что же такое для него «далеко»?
- Я сам оттуда, - пояснил мужик. – Черный Яр большой поселок. Вам туда что ли?
Я закивал с энтузиазмом.
- А зачем вам туда?
Я назвал имена Гоши и моей сестры.
- Знаю таких. У них дом с ярко-красной крышей и забор огроменный. Отремонтировали его недавно. Вы им родственник?
- Алена моя сестра. Гоша сообщил, что она пропала, вышла из дома и потерялась, вот я и поехал…
- Пропала? Плохо это. Я об этом не знал, - мужик нахмурился. – Но я в последнее время мало что замечаю.
Он вздохнул и оглянулся на могилку, которую посещал. Я решил, что сейчас услышу грустную историю, но он спросил:
- Вы что же, пешком от шоссе шли, на попутке добирались?
Я объяснил про аварию и глупый навигатор. Мужик окончательно успокоился и продолжил путь, петляющий меж оградок, приближаясь ко мне.
- Моя машина там, - он указал в сторону темнеющего леса. – Могу подвезти.
- Буду премного благодарен! Скажите, неужели эта жуткая дорога и есть тот самый тракт до Черного Яра?
- Нет, конечно, это старая дорога, ей почти не пользуются. Вам надо было еще вперед проехать, до указателя, и там свернуть. Вам повезло, что я сегодня в Рязань ездил и, несмотря на поздний час, обратно решил через урочище добираться. Специально на кладбище свернул, чтобы своих навестить. Я же сам из Мшарино, жил тут прежде, пока не женился, и все мои тут остались.
- Родители? – рискнул я, пристраиваясь к нему рядышком.
- И родители, и все предки до пятого колена, а теперь еще и дочка единственная. В конце мая схоронили.
- Соболезную, - я сделал скорбную мину. - Коронавирус?
- Да какой, к чертям, вирус! Убили ее!
- Убили?!
- Да. Вышла со двора и пропала. А потом нашли в лесу… Сволочи!
Я молчал, не зная, как утешить убитого горем отца. Моя сестра тоже, по утверждению Гоши, покинула дом, и аналогия мне совершенно не нравилась. Неужели в Черном Яру завелся маньяк?
5.
От улыбки хмурый день светлей,
от улыбки в небе радуга проснется
Песня из м/ф «Крошка енот», слова М. Пляцковского
Не обращая внимание на присутствующих, я ползал по комнате, заглядывая под столы и диваны. Жужа, брошенная в незнакомом месте, могла затаить обиду, могла сбежать – двери-то открыты, могла испугаться и забиться в самый темный угол. Успокоившись на счет сестры, я принялся переживать из-за мохнатой подружки, с которой так сдружился в последние недели.
- Ты хоть рюкзак сними, – посоветовала Аленка.
Она потянула за лямки, и я, передернув плечами, освободился от груза, продолжая звать кошку.
- Черт знает что! – провозгласил Гоша, кипя от негодования. И громко, с чувством чихнул, показывая, какая мощная у него развивается аллергия на кошачью шерсть.
Стыдясь родственника-ползуна и своего красного носа, хозяин дома стал благодарить и выпроваживать гостей. Обутые кто во что горазд – от сабо и сланцев до заляпанных глиной кроссовок – они потянулись к входу, огибая меня. Я двинулся на четвереньках следом, собираясь выглянуть в прихожую, миновал мужские форменные штаны (и их обладателя – полицейского, который не спешил следовать всеобщему примеру) и с облегчением заприметил рыжий хвост, мелькнувший возле женских стройных ножек.
- Жужа! – я ускорился и почти уткнулся носом в эти самые ножки (мельком отметив, что они очень даже ничего). Ножки отступили в сторону. – Иди ко мне, солнышко!
Жужа притаилась у комода. Ее хвост играл кончиком, выражая туманное недовольство, а по телу прокатывалась дрожь. Кошке то ли не нравился дом с его запахами, то ли обстановка в доме, полная неожиданных предметов и чужих людей. Она искала укрытие, где бы чувствовала себя комфортно.
Я ухватил ее поперек туловища и с кряхтением поднялся:
- Сейчас тебя накормлю, – пообещал, поглаживая беглянку.
Тут я наконец-то поднял взгляд и оказался нос к носу с девушкой, хозяйкой тех самых недурных ног. Она вся была недурна: молода, свежа, улыбчива. Футболка и шорты с широким ремнем позволяли оценить спортивную фигуру с приятными пропорциями. А еще у нее были светлые волосы с оттенком рыжего золота и симпатичное лицо, которое украшали карие глаза. В них отражались ум и ирония, направленная, вне сомнений, в мой адрес. Видать, я ее впечатлил своим поведением.
Впечатлил, но не отпугнул.
- Я – Вера, – представилась она, – двоюродная сестра вашего зятя, - и протянула руку.
Я сообразил, что слишком откровенно ее разглядываю, и немного стушевался.
- Александр. Можно просто Саша…
Я неуклюже перехватил Жужу, вытер правую руку о брюки (от чего она вряд ли стала чище, но искать влажные салфетки было некогда) и пожал необычно волевую, по-мужски твердую ладонь.
Мода здороваться локтями или пинками до провинции еще не докатилась, но оно и к лучшему. Как интуитивно познать нового человека, не соприкоснувшись с ним? Редкие девушки при знакомстве протягивают ладонь вертикально, не для поцелуя, но как раз такие – решительные и прямодушные – мне и нравились больше всего.
- Саш, а что она ест кроме молока? – прохрипела из закутка с холодильником Алена, она расставляла на полу миски для кошки, пока еще пустые. – Молоко точно подойдет, а что еще?
- У меня в рюкзаке есть пакет с кормом, пока этого достаточно, - я торопливо отвернулся от симпатичной Веры и понес Жужу в противоположный угол комнаты, служившей сразу и гостиной, и столовой, и кухней.
Жужа голодными глазами следила, как моя сестра льет в миску молоко, и, завозившись, мягко соскочила с рук, устремляясь к пище.
- Бедная, проголодалась-то как! – Алена умильно глядела на кошку, автоматически поглаживая горло, доставлявшее неудобство, однако молчать сестра никогда не умела. – Я помню, Сань, ты в детстве просил у мамы котенка.
- И вот мечта сбылась. Извини, все вещи остались в машине, а машина брошена в лесу. Там лоток, подстилка, игрушки…
- Что с машиной?
- Сломалась. Да к черту ее! Расскажи, что случилось с тобой? Что за лошадь на тебя налетела? Тут конезавод что ли?
- Я расскажу, - кашлянула Алена и как-то странно покосилась на мужа, - но боюсь, ты мне не поверишь.
- Не стоит его смущать твоими рассказами, - поспешно подал голос Гоша. – А то примет за сумасшедшую.
Я возмутился:
- Это еще почему? Я поверю! Даже не сомневайся, Ален, я же твой брат!
- Все равно, краткой версии будет достаточно, - Гоша недружелюбно сверлил меня глазами. – Твоя сестра нашлась, и это главное. Остальное неинтересно.
- Гражданин, - раздался у меня над ухом голос полицейского, которого тоже смутили негостеприимные интонации моего недозятя, - а можно все-таки взглянуть на ваши документики?
- К сожалению, я забыл их в машине, - ответил я.
- Неосмотрительно. Документы всегда следует держать при себе.
- Понимаю, - я вздохнул, сознавая, что допустил крупную оплошность, обычно мне не свойственную. – Простите, я был в тот момент настолько дезориентирован, что мысль про паспорт не пришла в голову.
- Продиктуйте мне ваши данные, фамилию, имя, отчество и год рождения, пожалуйста, - полицейский вооружился ручкой и блокнотом.
- Да ладно вам, Леонид Михайлович, - вмешалась Алена, - это мой брат, Александр Александрович Хренов, я подтверждаю.
Полицейский (наверное, участковый опер) смешно наморщил свой нос картошкой. Он был неприлично молод, моложе меня, и солидное имя-отчество ему не шло. Его отросшие вихры жестко топорщились на затылке и висках, выдавая, что хозяин не больно-то любит причесываться. Пухлые щеки, покрытые пушком, не добавляли оперу авторитетности, да и широко расставленные глаза глядели на меня больше с любопытством, чем с подозрением. Короче, было похоже, что передо мной совсем неопытный парень, не нюхавший пороха, но хорохорящийся и желающий показать, как четко он исполняет свой долг.