На высоте

1.1

Кира

Ветер рвал палатку, как бумагу. Снежная пыль хлестала в лицо, пробивалась даже под капюшон, забивалась в глаза, нос, рот. Я стояла на границе видимости: дальше – только белое ничто. Там, где должны были темнеть силуэты величественных гор, клубилась пурга. Вершины скрылись, словно насмехаясь – попробуй, подойди. Гора не пускала. День, два, три...

В лагере кипела суета. Все были на нервах. Кто-то спорил на английском о прогнозе погоды, кто-то матерился, по пятому кругу проверяя снаряжение. Здесь, у подножья самых коварных вершин планеты, решалось многое. Одни хотели рискнуть и идти дальше, другие были твердо уверены, что это безумие, и погода не даст. Я молчала. Всматривалась в пургу в безуспешной попытке разглядеть очертания Эвереста. Но перед глазами стоял совсем другой вечер – вечер, когда моя прежняя жизнь закончилась.

Тоже валил снег – был канун Нового года. Мы с подругой договорились прошвырнуться по магазинам. А потом Мирка затащила меня в ресторан, который я никогда не любила. Все в том месте мне казалось излишним: тяжёлые хрустальные люстры, неправдоподобно услужливые официанты и даже музыка. Но Мира очень хотела попробовать новый десерт, из подачи которого сделали настоящее шоу, завирусившееся в ТикТоке.

Я сидела напротив подруги в прекрасном расположении духа, слушала бесконечные сплетни и думала, что моя жизнь удалась, не подозревая, что уже очень скоро мне предстоит понять, как я ошибалась.

Мы с Мирой остановились у гардероба, когда я увидела мужа. Олег как раз заходил в ресторан, бережно поддерживая под локоть незнакомую мне блондинку. Она смеялась, опустив ладонь на выступающий живот. Он остановился, заботливо стряхивая снежные хлопья с ее пальто.

Застывшая рядом Мирка тихонько выругалась. А у меня будто глаза открылись. И стало даже смешно от такой банальщины – муж изменил, все вокруг, конечно, об этом знали. И только глупенькая жена, по классике, до последнего оставалась в неведении.

Олег прошел мимо, каким-то чудом меня не заметив. А его любовница посмотрела сначала растерянно – ну, еще бы – эта встреча была действительно неожиданной, а потом победоносно улыбнулась. Наверное, она имела на это право, раз сделала то, что я не смогла. Почувствовав, как земля качнулась и стала уходить из-под ног, я зачем-то улыбнулась в ответ. Как вышла из ресторана – не помню, но, очевидно, не без поддержки Миры.

– Кир, эй… Ты как? Нормально? Да постой же! Куда ты рванула?

Я огляделась. Не сразу нашла свою машину на переполненной стоянке.

– Кир, ну ты чего? А хочешь, мы ей волосы выдерем, хочешь?! Или твоему мудаку закатим скандал?

– Давно знаешь, что он гуляет? – нашарила в сумочке пачку Парламента. Лишь теперь осознав, что та сигарета была последней в жизни.

– Кир… – Мира закусила губу, виновато потупившись.

– Значит, давно, – подкурила, щурясь.

– Ну, как бы я тебе сказала об этом, Кир?! Зачем? Вы бы потом один черт помирились, а я бы осталась крайней. Оно мне надо?

– Серьезно? Думаешь, я останусь с этим придурком?

– А что, нет?! Велико дело! Не ты первая, знаешь ли…

– Мир, – выдохнула дым. – Он мне изменил. Ч-черт, – сжала переносицу. – Не просто изменил, – истерически захохотала. – Он ей ребенка сделал! А ты, похоже, реально веришь, что я это схаваю?

На самом деле тот разговор не имел смысла. Мне было плевать, что думает Мира, даже в растрепанных чувствах я отчетливо понимала, что наши пути расходятся. Но, тем не менее, цеплялась за любую возможность отвлечься от разъедающей нутро боли.

– А что, нет? Ты же привыкла, Кир, к сытой жизни… К шмоткам брендовым, к определенному статусу. Ну, вот кто ты для этих всех, кто… – Мирка достала айкос и яростно затянулась, тыча куда-то за спину, – без своего Перминова?

Я попятилась, увязая невысокими каблучками в густой снежной каше. Не сводя глаз с подруги, неверяще потрясла головой. Как она могла? Как она могла в такой момент, не стесняясь, давить на больное? Знала же, что не было у меня ответа… Но одно уже тогда я понимала наверняка – ни о каком примирении не могло быть и речи. Ни с ней, ни с мужем.

Мира еще что-то говорила, но я отсекла от себя все звуки, захлопнув дверь машины. Руки дрожали, когда я нажала на автозапуск. Слезы разъедали глаза. Ехать в таком состоянии было небезопасно. Я включила радио и опустила голову на руль, надеясь, что музыка поможет мне успокоиться.

– Кстати, для тех, кто по какой-то причине не в курсе… В этом году случилось уникальное событие. Первая наша соотечественница покорила все четырнадцать восьмитысячников… – вещал диджей. Я вяло встрепенулась. Сделала погромче, вслушиваясь в слова. Болезненно пульсирующее от прилива крови сердце замерло.

Конечно, в тот момент у меня и мысли не возникло повторить ее подвиг – это казалось настоящим безумием. Но я отчетливо поняла, что мне нужно сделать, чтобы найти себя. Вернуться туда, где все начиналось. В горы. К своим истокам. А уже дома, когда я чуть-чуть отошла, боль превратилась в вызов. Унижение – в топливо. Бессилие – в жажду действия.

И только посмотрите, куда меня это привело… Только посмотрите!

Ветер ударил в лицо сильнее, унося прочь обрывки воспоминаний. Я моргнула, возвращаясь из благополучной сытой столицы в палаточный лагерь на краю мира.

2.1

Гор

То, что передо мной горянка, было понятно сразу. Могла бы не уточнять.
Большие тёмные, как ночь на перевале, глаза. Заметный на лице нос. Темные густые волосы. Сочные губы. Очень яркая внешность, да… Люди гор не бывают безликими. Я смотрел на неё и невольно думал – что она забыла в этом аду?

А ведь думать сейчас следовало о другом.

Гребаная Княжницкая! Как я вообще вляпался в эту бабу? Ведь если оглянуться назад, так сразу и не вспомнишь, жили ли мы хоть когда-нибудь по-человечески, или споры, подозрительность, ревность с первых дней отравляли наш брак?

С Аней нельзя было и шагу ступить без упрёков. С ней дежурная улыбка кассирше в продуктовом становилась ЧП. А уж если я улыбался девочке помоложе – наступал конец света. Аня была старше меня на десять лет, и на старте я даже не догадывался, сколько у нее по этому поводу комплексов.

Сначала я терпел, надеясь, что со временем жена проникнется ко мне доверием. Потом пытался как-то строить жизнь с поправкой на ее за**ы, но со временем так от них устал, что впал в апатию и тупо плыл по течению, не имея сил что-то менять. Во многом наш брак спасала работа. Когда вы мало того что в разных концах света, так зачастую без связи – сложно портить друг другу жизнь. Думаю, если бы не эти передышки, я бы развелся намного раньше. И вот, когда это случилось, она говорит: увольняйся…

Что, к чему? Зачем так? Ну что, мы не могли по-хорошему? Анька знала, как я горел тем, что делал. И что получается? Тупо хотела мне отомстить? Да, наверное, так. Но способ для этого она выбрала откровенно хе***ый. На мне держалось целое направление в ее бизнесе. Экстремальные восхождения, экспедиции к полюсам... Если уйду, все рухнет, и десять лет жизни будут смыты в унитаз. Вот почему я так отчаянно цеплялся за свое место. А теперь как бабка пошептала. Пусть оно горит синим пламенем!

Нет, как любого нормального мужика, меня страшили случившиеся перемены. Может, я бы и дальше терпел заскоки Княжницкой, но после того, как она затащила на гору умирающего мужика – даже мое ангельское терпение закончилось. Надо было признать, что эта баба окончательно спятила, и двинуться дальше. Куда? Желательно туда, где шансы с ней пересечься сводились к минимуму.

Одно неясно – почему она решила, что я не замечу подвоха? Я же вижу людей насквозь. Я по глазам, по дыханию, по походке понимаю, на что способны мои ребята. Этот бедняга с кислым1 задыхался на тех высотах, на которых более-менее подготовленный человек вполне мог дышать самостоятельно. А что будет с ним на восьми тысячах? Да он там помрет в первой же очереди! И не факт, что кого-нибудь с собой не прихватит.

Кстати об этом. Надо бы шерпов предупредить.

– Гор!

– М-м-м, – я обернулся, забыв, что не один.

– Подумай. Время еще есть, – сказала Кира и, осторожно передвигаясь, забралась в свою палатку. Кивнув непонятно кому, я тоже поплелся к палатке шерпов. Внутри было тепло, пахло газом и какой-то едой. Наши шерпы сидели на спальниках, о чем-то оживленно переговариваясь. Я обратился сразу ко всем.

– Слушайте, парни, я тут случайно выяснил, что клиент наш серьезно болен.

– Мы догадывались. Слишком слаб этот парень, – кивнул один из ребят.

– У него онкология. Я в этом отказываюсь участвовать.

В палатке повисла тишина. Даже горелка и та зашипела тише.

– Что делать вам – решайте сами. Но правду вы должны знать.

Шерпы переглянулись и загомонили на своем. Так и не узнав, что они решили, я подполз поближе, и мы обнялись. Ничто не сближает людей так, как горы. Ничто так не проявляет их сущность. Среди шерпов тоже полно мудаков. Но этих ребят я отбирал путем долгих лет проб и ошибок. Так что мы стали почти друзьями.

– Мы сделаем все как надо, Гор, – пообещал мне Пасанг – негласный лидер команды. Я похлопал его по плечу, от души желая удачи, и переместился к себе.

Спросите меня, что может быть хуже скандала с когда-то любимой женщиной? Скандал на высоте под семь тысяч метров, где каждый, сука, вдох давался так, словно воздух просеяли через сито, отчего тот изрядно обеднел. Даже для меня, бывалого альпиниста, эти семь тысяч были ощутимы: лёгкие словно кто-то стянул железным обручем, а сердце стучало так, как если бы собиралось проломить грудную клетку.

Прислушался к себе. Нет, все нормально, состояние вполне рабочее. Просто тело делало все, чтобы заставить меня побыстрее спуститься вниз. Собственно, к этому мне и следовало готовиться. А я почему-то сидел и прикидывал, насколько в хорошей форме для восхождения я нахожусь.

Да в замечательной я был форме, чтоб его! Самой лучшей. И как же бесило, что ничего не выйдет! Хотелось пойти к Княжницкой и… что? Сбросить ее в пропасть?

Только об Аньке подумал, как она заползла в палатку. В самом этом факте не было ничего такого – в конце концов, мы ее делили. Но Княжницкая сходу стала скандалить.

– Какого черта, Горский?! Ты какого хрена науськиваешь моих людей?! – задыхалась она.

– Угомонись, Ань. И без тебя башка раскалывается. Шерпы имею право знать, какую подлянку ты им готовишь.

– Ты мне сорвал экспедицию, придурок! Я на тебя повешу все штрафы, слышишь?! И за подпорченную репутацию тоже.

2.2

Ветер будто с ума сошёл. Сначала он лишь трепал палатки, потом принялся дёргать их так, что казалось – сорвёт к чертям и унесёт в бездну вместе с находящимися там людьми. Снег валил стеной. Мелкая крошка летела в лицо, забивалась под маску, скрипела на зубах. Видимость упала почти до нуля.

Я стоял посреди третьего лагеря, с рюкзаком, набитым снарягой, и только его вес не давал мне улететь в пропасть. Ладно, шучу. И страховка. Температура упала настолько, что еще немного, и я потерял бы чувствительность в пальцах. А это фигово – попробуй надеть кошки или что-то вытащить из кармана, когда у тебя не фурычат руки. Я не знал, зачем морозил задницу на этом ветру. Меня бы приняли в любой палатке. Может быть, я просто себя наказывал за то, что позволил этой ситуации зайти так далеко.

– Гор! – сквозь завывания ветра ко мне пробился мелодичный женский голос.

Я оглянулся. Сквозь снежную пелену тускло светился фонарик. – Иди сюда! Скорей!

Кира. Я колебался ровно секунду. Потом махнул рукой. Чёрт с ним, не геройствовать же до смерти.

В её палатке было тесно, шумно от ветра, но так тепло по сравнению с улицей! Внутри привычно пахло газом, едой, шерпами, и – удивительно – самой Кирой. Обычно в горах люди пахнут одинаково: потом, пылью, горелкой. Но от неё шел тонкий аромат цветов. Это было невероятно, поэтому я заподозрил у себя горняшку2 и напрягся.

Мы устроились плечом к плечу. С каждой новой порывистой волной палатка выгибалась так, что я бы не удивился, если бы ее сорвало. Шерпы Киры лежали рядом, кто-то пытался шутить на своём, кто-то уже захрапел, забившись в спальник.

Я слушал, как Кира ворочается рядом. Она дышала ровно, спокойно, будто её вообще не касалась вся эта адская ночь. Я думал: «Чёрт возьми, как она сюда попала? Что забыла в этом снежном аду? И как умудрилась так пахнуть, после стольких дней без элементарного душа?». Я пытался заставить себя поспать. Но высота уснуть не давала. Мозг каждые две минуты подпинывал тело: «Вдохни глубже!». Я дёргался, хватал воздух и снова проваливаешься в полусон. И так по кругу.

Окончательно проснулся часов в пять. В палатке к тому моменту уже никто не спал. Но все лежали молча. Обсуждать было нечего. Все ждали знака от погоды и мониторили прогноз, который всегда разнился от сайта к сайту.

Не сказать, что ожидание хорошей погоды тяжелей самого подъёма, но и оно изматывало. Ты сидишь в лагере, всё уже готово: снаряжение проверено по десять раз, верёвки смотаны, баллоны заправлены. Казалось – бери и иди, но нет. Ты в заложниках у чертового ветра, который в этих местах может дуть неделями.

Люди по-разному сходили с ума от этой неизвестности. Одни ломались быстро: махали рукой, собирали вещи и спускались вниз, бормоча, что «в следующем сезоне повезёт больше». Другие ждали до последнего. В лагере царила нервозность, которую невозможно было не чувствовать: в каждой палатке шёпотом спорили, стоит ли рваться вверх. И тут важно было почувствовать, когда твой риск оправдан, а когда нет – и остановиться. В шаге от цели сделать это было очень и очень сложно, но это и отличало хорошего альпиниста от безумца.

Я, наверное, еще задремал. Потому что когда очнулся в следующий раз, шерпы и Кира о чем-то оживленно переговаривались по рации с базовым лагерем. Прислушался. Сердце забилось чаще. Будто услышав его тарахтение сквозь рокот помех радиосвязи, Кира обернулась.

– В девять мы выходим на штурм. Ты с нами? Мое предложение в силе.

Погода все еще была отвратительной, но я слышал прогноз и, как и Кира, считал, что там все же появится небольшое окно для безопасного восхождения.

– Пойду поговорю с Дитрихом и Отто.

– Они решили спускаться. И подождать погоды в базовом лагере3.

– Все равно пройдусь…

Ну не говорить же ей, что мне с мужиками ей кости перемыть хочется? Узнать, что вообще наша братва говорит о Кире Маховой. Какие настроения? Комьюнити у нас весьма тесное. И если бы Кира зарекомендовала себя не лучшим образом, это быстро бы стало известно.

Но мужики подтвердили, что об этой женщине ничего плохого не слышали.

– Пришла, увидела, победила – это про нее, – ухмыльнулся Симон и закашлялся. – А ты с какой целью интересуешься, брат? – пошевелил бровями.

– Просит с ней походить, – отмахнулся я.

– Ты разве не с Анной?

– Нет… Теперь нет. Мы каждый сам по себе.

– Бывает…

Наведя справки, поплелся назад. До старта оставалось всего ничего, а раз я решился принять приглашение… Стоило это признать, как в душе распустились розы. Улыбка расползлась по морде от уха до уха. Взойду с ней на Эверест, верну в лагерь и попрощаюсь. В конце концов, Кира должна понимать, что ее предложение мало осуществимо хотя бы по той простой причине, что у меня нет пермитов4 на остальные вершины из ее списка. А их получение – это огромные деньги и лишнее время на бюрократию, которого у госпожи Маховой, учитывая ее график, попросту не предвидится.

«То есть только в этом проблема, Гор? В том, что ты это чисто физически вывезешь, нет сомнений?» – хмыкнул внутренний зануда.

«Ой, да заткнись ты!» – рыкнул в ответ и шагнул за полог палатки.

– Я с вами.

3.1

Кира

– Спальник, Кир… Тебе еще детей рожать, – чтобы я его нормально услышала, Гор снял маску.

– Это вряд ли. Я – пустоцвет, – сказала и сама не поняла, какого лешего меня потянуло на откровенности. Закашлялась, чтобы скрыть неловкость. Ух ты. Оказывается, на этой высоте можно чувствовать что-то кроме усталости.

– Кхм… Гхм… – смутился не меньше меня Гор. – Ну… Все равно забирайся в тепло. Намерзнуться еще успеем.

И то так. С трудом забралась в спальник. Взглянула на часы. В четвертом лагере кроме нас почти никого не было – стояла тишина. Мало кто рискнул пробиваться сквозь непогоду, как мы. Напротив, многие спустились в базовый лагерь, чтобы не тратить попусту силы. А мы очень бодро шли, несмотря на непогоду.

Гор пошевелился, разместившись на боку. Я уставилась на него, хотя кроме глаз ничего было не разглядеть. Этому мешали и низко надвинутая на глаза шапка, и маска, и относительный сумрак палатки. Глаза у Горского были то ли серые, то ли голубые. И он смотрел на меня с той же пристальностью, что и я на него.

Хмыкнула про себя. Много он там увидит! Вот если бы мы встретились пару лет назад, то да – я бы наверняка произвела впечатление. А так смешно. И неважно. Я здесь не за этим. Но какого черта меня все же потянуло на откровения? Со своим прошлым напарником мы прошли четыре горы, и я не помню, чтобы мы обсуждали хоть что-то кроме погоды, маршрута и каких-то глупостей. Грег был удобен, профессионален, он умел страховать и держать темп, но рядом с ним у меня и мысли не возникало поделиться проблемами. Мы были как две идеально отлаженные шестерёнки, которые двигали вперёд экспедицию. А здесь чего-то поперло...

Невольно сжалась, когда на палатку налетел очередной порыв ветра. Организм перешел в режим экономии – сердце, лёгкие, даже мысли замедлились. Время тянулось жвачкой. Уснуть было невозможно.

– Кир, пора, – окликнул меня Горский. Шерпы тоже зашевелились.

В этот раз горловина к вершине была пуста. Никаких бесконечных очередей, никаких пробок на перилах, когда десятки людей дышат друг другу в спину, рискуя замёрзнуть, так и не приблизившись к вершине мира. И оттого казалось, что мы одни во всем мире.

Ночь сомкнулась над головами бриллиантовым звездным куполом. Шаг за шагом мы уходили выше, к балкону1, где собирались сделать первую остановку. Все шло более-менее хорошо, а потом вдруг в один момент стало тихо-тихо. Я оглянулась на шагающего чуть позади Гора. Заметил ли он, как резко изменилась погода? Чего нам от этих перемен ждать? В нехорошем предчувствии я медленно огляделась. Собственная подозрительность бесила, но так уж вышло, что я не ждала от судьбы халявных плюшек. За любые щедроты с меня впоследствии взыскивали такую плату, что ну их к черту.

Подняла голову и на секунду забыла, что надо дышать. Надо мной раскинулось другое небо – не то, что я знала раньше. Оно было слишком близким, почти осязаемым. Будто Вселенная наклонилась и заглянула прямо в меня.

Звёзды ослепляли, Млечный Путь растянулся через всё небо серебристой живой рекой. Казалось, стоит сделать шаг – и провалишься в эту звездную бездну. Горы вокруг искрились, отражая сияние звезд. Лёд блестел, снег отливал голубым перламутром. Это было прекрасно. Прекрасно до дрожи. Затопило благоговением. Здесь я была ближе к Богу, чем когда-либо.

– Эй! Кира! Ну-ка посмотри на меня! Ты в порядке?

– В полном, – заверила я, хотя вдруг поняла, что действительно чувствую себя как-то странно. – Остановилась отдышаться.

– Давай, двигай. До привала недолго осталось. Тут опасно рассиживаться.

Только он это сказал, как раздался характерный треск, шорох, и метрах в двадцати от нас сошла небольшая лавина. Будь мы в узком горлышке… Передернуло. Гор меня перещелкнул и, качнув головой, приказал двигаться дальше. Я послушалась. Каждый шаг на такой высоте превращался в испытание. Шаг – отдышаться. Шаг – отдышаться. Казалось, лёгкие вот-вот взорвутся от этого бесполезного воздуха, в котором почти не осталось живительного кислорода. Что-то точно было не так!

От автора: девочки, просьба поставить звездоку в карточке книги (возле обложки), если вам нравится начало. Большое спасибо. Ведь это меня поддержит

3.2

Я без сил опустилась в снег. Отдышалась, не делая резких движений. Даже повернуть голову было тяжело. Маска давила, шланг тянул. Рядом опустился шерпа. На пальцах объяснила ему, что что-то не в порядке с оборудованием. Я могла проверить сама, но пока собиралась с силами, шерпа уже управился.

– У тебя лопнул шланг. Я сейчас заменю.

Все так просто! Адреналин подскочил в крови. Сердце заколотилось еще отчаяннее. Хотелось спросить: «Сколько кислорода улетело в трубу?». Но язык распух и прилип к нёбу. Какое-то время спустя к Ками присоединился и Горский.

– Что у вас?

– Шлаг лопнул. Уже все в порядке, – встрепенулась я.

– Кислорода хватит? – забеспокоился Гор, заглядывая мне в глаза.

Я кивнула, не желая, чтобы он беспокоился. И понимая, что в режиме экономии уже вряд ли выдержу прежний темп, сказала:

– Идите вперед. Я буду экономить силы.

Почему я ему врала? Потому что спор на такой высоте отнял бы много сил. Горский наверняка стал бы настаивать на спуске. А уж если бы он узнал, что после Эвереста я собиралась взойти на соседствующий с ним Лхоцзе3, его бы хватил Кондратий. Впрочем, когда мы составляли план экспедиции, это казалось вполне реальным. И пусть сейчас я не была так уж в этом уверена, отказываться от задуманного не спешила, решив смотреть по ситуации.

– Да тут всего ничего осталось, – вдруг широко улыбнулся он. Такой открытый в этот момент, господи, что мне стало мучительно стыдно за недомолвки.

– Ты правда думаешь, что я ради одной горы сюда пришла?

Глаза Горского за стеклом маски потемнели, и даже не спрашивайте, как я это поняла.

– Кир, ты рехнулась, я не пойму?

– Ну, ты же не мог не догадываться, – жалобно проскулила я, вглядываясь в его глаза.

Гор молчал. Но молчал не потому, что ему нечего было сказать. Уверена, он в моем лице проклял весь бабский род, не забыв сравнить со своей бывшей. Ведь я его тоже, считай, обманула. С другой стороны, это была та самая ситуация, когда он был обманываться рад. Учитывая сжатые сроки экспедиции, для любого более-менее опытного альпиниста было очевидно, что я попытаюсь штурмовать обе вершины махом. Только дурак на моем месте упустил бы такую возможность. А я кто угодно, но точно не дура.

Горский так ничего и не сказал. Я забрала у Ками рабочую маску, проверила все еще раз. Кивнула, выставив вверх большой палец, и встала.

Чуть отдышавшись, я поняла, что силы есть. Горский пыхтел где-то сзади. Мучила ли меня совесть, что я соврала? Да нет, не до того совсем было. Последние метры к вершине на минимуме кислорода стали очень и очень тяжелыми. Но я все же не дурила. Прислушивалась к себе, мониторила состояние. Тяга была хорошей, и даже чуть замедлившийся из-за протечки шланга темп по чуть-чуть выравнивался. Плюс мы не мерзли в очередях, а потому продвигались в отличном темпе. Состояние было настолько бодрое, насколько оно вообще было возможно на такой высоте и почти без дополнительного кислорода.

На вершину взобрались без пяти пять. Я не сразу поняла, что это конец пути. Узкий гребень, впереди – только небо, уходящее во все стороны. Ноги подгибались, руки дрожали так, что я едва удерживала в них ледоруб. Но вот он – последний шаг. Ещё один рывок, и мы на вершине мира! Как это осознать? Невозможно! Я медленно повела головой. И засмеялась, хотя звук вырвался хрипом в маску. Слёзы на ресницах мгновенно замёрзли. Я достала камеру, почему-то испугавшись, что не получится нажать кнопку…

– Давай! – Гор протянул мне флаг. – Быстро, пока руки не окоченели.

Послушно развернула ткань, ветер с силой ее рванул, выдирая из рук – еле удержала. Щёлкнула камера. Потом ещё раз, получилось несколько кадров, где мои глаза едва видны из-за маски, а позади простирались узнаваемые хребты. И общий план со мной в центре.

Балкон1 (~ 8400 м) – первая заметная точка на маршруте выше Лагеря IV. Площадка на узком снежном гребне, где альпинисты могут передохнуть и сменить кислородные баллоны. Отсюда открывается панорама на Кангченджангу и Макалу.

Южное седло2 (~ 7900 – 8000 м) – перевал между Эверестом и Лхоцзе, место расположения Лагеря IV. Считается «воротами» в зону смерти и последним лагерем перед штурмом вершины.

3.3

Я обернулась на восток. Всё вокруг было будто нарисовано тонкой кистью: постепенно окрашивающийся золотом горизонт, пики восьмитысячников внизу и гигантская тень Эвереста, закрывавшая собой кусок неба и снежные плато Тибета.

Дышала я часто-часто, как перепуганный зверёк, но внутри было тихо. Мир оказался прост до невозможности… Наверное, за этим ощущением я сюда и шла.

Гор поднял руку, показывая большой палец. Его физиономия имела настолько сияющий вид, что никаких слов не требовалось. Напоследок мы сделали селфи, я проверила трекер, а убедившись, что все в порядке, крепче сжала в руке ледоруб. Нам предстояло самое трудное. Спуск. На пике мы пробыли меньше получаса. И это было самым правильным решением, так как с каждой минутой, проведенной там, терялись силы, которые нам понадобятся для восхождения на Лхоцзе. Почему-то я даже не сомневалась, что Горский пойдет со мной, хотя это было весьма самонадеянно, учитывая, что за одно восхождение я дважды его обманула.

Спускались в хорошем темпе – настолько, насколько позволяла высота. Как? Без понятия. Организм сходил с ума от нехватки воздуха. Но я шла, превозмогая себя. И старалась не думать о том, что могу не спуститься.

Тропа, знакомая на подъёме, сейчас казалась другой. Я пыталась не смотреть вниз, ведь каждый шаг угрожал срывом – голова все сильнее кружилась. Несмотря на это, мы шли довольно быстро и слаженно, словно каждое движение было заранее отрепетировано. Ну, и кто там говорил про несхоженность?

Балкон1 пролетели почти без остановки. Я считала шаги и вдохи, ловила ритм: шаг – несколько вдохов, шаг – несколько вдохов. Руки и ноги гудели, шла на морально-волевых. Внизу уже виднелось Южное седло2. Впервые за эти часы я позволила себе мысль, что мы реально это сделали. Единственное, что меня беспокоило – это закончившийся кислород и двинувшиеся на штурм горы туристические группы, из-за которых мы могли задержаться. Для меня это означало верную смерть. Говорят, на высоте выше восьми тысяч нет совести, говорят, здесь каждый за себя… Но когда злой как черт Горский отдал мне свой баллон, я убедилась, что так бывает далеко не всегда.

До лагеря дошли вполне нормально. Свалили в кучу рюкзаки. На глазах выступили слезы, тело обмякло от облегчения. Я знала, что нахожусь в напряжении, но не понимала, насколько оно было сильное.

– Ты больная! – заорал Гор. – Сейчас же вниз!

Он рвал и метал. Я его понимала.

– Гор, я бы не шла вперед, если бы почувствовала, что не справлюсь, я не самоубийца, – попыталась вразумить напарника без особой надежды, что он поверит. Шерпа протянул мне чашку чая, который он к тому моменту уже успел заварить. Я сделала пару глотков. Господи, это ли не счастье? Мне казалось, я оживаю… Хотя, по-честному, отдыхом наш привал назвать было сложно. Тело вибрировало от усталости, но сердце гнало вперёд – на Лхоцзе.

Я подняла глаза на массив напротив. Чёрные стены, уходящие в небо, узкий кулуар, забитый снегом. Сколько раз я смотрела на него снизу – и вот теперь сама собиралась идти туда, едва спустившись с Эвереста. Безумие? Ну почему же… Это делали до меня. Может, я и не поняла до конца, что искала в горах, но совершенно однозначно я не искала смерти.

– Знаешь что?! Разреши с тобой не согласиться!

– Если бы мне стало плохо, я бы тебе сказала. Поверь, я бы не стала подвергать бессмысленному риску свою команду.

– После того, что ты сделала, в это сложно поверить! – гаркнул Гор.

– Я понимаю твои чувства, но давай обсудим это, когда дело будет сделано.

Горский посмотрел на меня как на сумасшедшую.

– Серьезно?! Ты реально собираешься лезть на Лхоцзе3 в таком состоянии?!

– В каком? Все нормально. Я смогу, Гор. Знаю, у тебя нет причин мне верить, но я смогу. Клянусь!

– Сумасшедшая баба! – сплюнул Горский. Я ухмыльнулась, забрала у своего шерпы наполненный чаем термос и стала собираться в путь. У меня не было уверенности, что Горский пойдет за мной. Я вообще об этом не думала, полностью сконцентрировавшись на поставленной перед собой задаче.

Мы вышли из лагеря, оставив за спиной Южное седло. Вошли в кулуар Лхоцзе, где сразу стало ясно: этот подъём будет иным. Не таким длинным, как на Эверест, но требующим от ног всего, что в них осталось.

Снег местами проваливался по колено, местами превращался в ледяную корку, где без кошек и шага невозможно было ступить… Не знаю, как бы мы справились с шерпами, если бы не Горский, который нас обогнал и стал тропить4 путь. Он шёл экономно, ритмично, мне по его следам идти было гораздо проще. Но, как ни странно, в тот момент я не испытывала благодарности, на нее просто не было сил. Ничего вообще не осталось… Только боль и бесконечная чудовищная усталость.

Днём кулуар прогревался, мелкие камни оттаивали и сыпались вниз, создавая дополнительную опасность. На некоторых участках нам приходилось бежать на пределах сил, от одного относительно безопасного укрытия к другому, а потом долго отдыхать, едва не выплевывая пекущие огнем легкие.

Мы поднялись к вершине быстрее, чем я ожидала. Восторга не было. Организм работал на пределе. А мне нужно было думать о том, как спуститься, и экономить энергию. Погода установилась прекрасная, и таким же был открывшийся нашим глазам вид, но… Господи, как же нечеловечески я устала! И снова на автомате – фото, чекин на трекере…