Солнце нещадно палило, создавая в лиственном лесу эффект парилки, из-за чего я начал обильно потеть. Недовольный неожиданным дискомфортом, я шёл, громко ругался матом и зло пинал ногами островки ещё не полностью растаявшего снега.
Река давно скрылась за моей спиной. Ноги утопали в мягкой грязи, поэтому передвигаться было очень непросто. Я недовольно морщился, но шёл и не останавливался. Перед глазами всё стояла зафиксированная в памяти картина: печальная Дейдра плачет у берега, сжимает в худом кулачке перстень и смотрит на меня преданными глазами. Расставание далось ей тяжело. Мне тоже было нелегко. Я пытался не думать о ней, пытался сосредоточиться на чём-то другом, смотрел по сторонам, выискивая виденные во сне ориентиры. Но прогнать из головы образ влюблённой девушки так и не смог. Она всё стояла на берегу и махала рукой на прощанье. Махала, будто не надеялась увидеть меня ещё хотя бы раз.
Я машинально переставлял ноги и всё думал о том, правильный ли поступок совершил. Правильный ли выбор сделал. Оставил беременную девушку на попечение других, а сам ушёл искать ответы. Ей, наверное, сейчас нужна моя помощь, моя поддержка, моё внимание. А я решил идти в неизвестность, вместо того, чтобы остаться с ней и разделить грядущее.
Я шёл, задавал себе вопросы и пытался найти ответы. Ответы, которые могли бы хоть немного успокоить мою душу. Я понимал, что решился на нечто важное. Что решение отыскать павшего анирана - это первый шаг к попытке эти ответы получить. Я хотел что-то делать, а не сидеть в ожидании чуда. Я знал, что там, на возвышенности недалеко от быстрой реки, меня что-то ждёт. Что-то важное. Что-то такое, что поможет лучше понять для чего я здесь нахожусь.
Да, оставить Дейдру на попечение Мелеи и Феилина - не самое лучшее решение. Но выбор я всё равно сделал верный. Голос в моей голове подталкивал к такому выбору. А значит, и он хочет, чтобы я вновь отыскал бедолагу, которого когда-то зарыл в метре от поверхности. Поэтому я должен идти вперёд несмотря ни на что. Мелея, Дейдра и особенно Феилин гораздо лучше ориентируются в этом мире. Это я здесь гость. А для них он родной. Благодаря следопыту, они не потеряются в чаще, обязательно достигнут города, смогут затаиться и выживать, пока я их не отыщу. Я дал им направление и сделал всё что мог. Дальше им придётся справляться без меня.
* * *
До полудня я шёл не останавливаясь. И только когда солнце достигло пика, устроил недолгий привал. Снял с шеи местный компас, сжал шнурок в кулаке и выставил перед собой стержень. Он качнулся туда-сюда, а затем чётко указал за спину. Он показывал туда, откуда я пришёл.
- Хоть какой-то ориентир кроме снов, - я отцепил кожаную флягу от пояса. Сделал пару глотков воды и облегчённо выдохнул. - Дорогу назад точно отыщу. Не затеряюсь.
Я закинул рюкзак за спину, поправил лямки, закрыл глаза и попытался расслабиться. Попытался прислушаться к себе. Никакой тревоги я не ощущал. Я знал, что поступаю верно. Надо просто идти вперёд. Я должен стать тем идущим, что осилит дорогу. Жаль, конечно, что рядом больше нет того, кто всегда поддерживал добрым мяуканьем, гипнотическим взглядом или предостерегающим рыком. Но ничего не поделаешь. Вернуть его оттуда, где он сейчас прибывает, никому не под силу. Дальнейший путь - каким бы долгим он не оказался - мне предстоит одолеть самому...
...Ориентируясь по плохонькой карте, я шёл до самых сумерек. Когда солнце опустилось до уровня древесных крон, сильно похолодало и мне пришлось сделать остановку. Я осмотрел окрестности, активировал щит, выделил взглядом крупное дерево и повалил его. Нарезал дров и развёл огонь ещё до того, как сгустилась тьма. Влажный воздух быстро прогрелся и я с удовольствием втянул его ноздрями. Расстелил рулон из шкуры сунугая, присел у самого костра и держал над огнём руки. Затем полез в рюкзак, достал каравай всё ещё мягкого, но уже не совсем свежего хлеба, и прикончил его вприкуску с кусками вяленого мяса. Снял с огня небольшой глиняный горшочек, в котором закипела вода, бросил щепотку сушёных трав, полученных от Мелеи, размешал веточкой и оставил настаиваться.
Я не знал сколько времени придётся идти, но был уверен, что путь предстоит неблизкий. Хорошими дорогами, как я понял, в этом мире не пахло. Да ещё снег только-только сошёл. Так что месить грязь модернизированными кроссовками я буду долго. Осознавая всю сложность, я решил не терять времени. Поставил себе задачу двигаться весь световой день до самых сумерек. Высматривать ориентиры и места, где я могу переночевать. Хоть теперь мне нет нужды прятаться на деревьях, забывать про потенциальных хищников всё же не стоит. Кроме медведя и своеобразной разновидности рыси, я ещё не видел хищников в этом мире. Но надеялся, что огонь отпугнёт любого, кто решит продемонстрировать любопытство. А если не отпугнёт, у меня в рукавах припрятана ещё парочка козырей.
В течение двух очень коротких дней я шёл прямо и не сворачивал. Прислушивался к себе, ориентировался с помощью ренелара и ожидал услышать голос во сне, когда устраивался на ночлег. Тщательно хранимые в сухости листья дерева Юма я не потреблял умышленно, чтобы не заглушать голос. Я хотел его услышать. Но он ко мне не приходил. Он не желал со мной разговаривать, не желал наставлять. Ночуя на шкуре у небольшого костра, я прекрасно высыпался и каждым утром чувствовал себя полным сил. Ел нехитрую еду из запасов и снова двигался до самого вечера.
К концу третьего дня пути что-то ёкнуло в моей в груди, когда я остановился перед опушкой хвойного леса. Странное чувство, что я здесь уже был, накрыло меня целиком. А когда я принялся осматриваться и заметил поваленное дерево, дежавю сжало меня в своих объятиях. Я вспомнил, что этот гигантский ориентир уже видел. Но видел не в реальной жизни, а во сне. Видел, когда, подгоняемый голосом, парил над лесом. Я видел его с высоты.
- Похоже, именно тебя я и видел, - произнёс я, поглаживая ладонью безжизненный серовато-коричневый ствол. - Я помню, пролетал над тобой. И точно знаю, в какую сторону идти. Не заблужусь.
На следующее утро я тщательно затушил огонь, осмотрелся и сделал очередную зарубку на палочке. Десятые сутки в пути. Сегодня всё завершится так или иначе, и я немедленно отправлюсь обратно.
Я закинул рюкзак на плечи, поправил лук на спине, колчан на поясе и взял в охапку шкуру. Затем прислушался к самому себе и ощутил абсолютное спокойствие. Я был уверен, что делаю именно то, что обязан делать. Двигаюсь туда, куда должен двигаться. И там меня ждут ответы.
* * *
Крутого подъёма с редкими хвойными деревьями я достиг, когда солнце начало нещадно припекать. Я снял подбитую мехом куртку, оставшись в пропотевшей рубахе, и принялся взбираться. Грязь уже подсохла и двигаться стало намного легче. Я помогал себе палкой, которую срубил утром, и часто делал паузы, чтобы сориентироваться. Нашёл знакомую проплешину в этот раз не благодаря жуткому запаху, а благодаря памяти. Я вспомнил, как стоял у дерева на этой возвышенности и блевал. Затем осмотрелся и увидел покосившуюся острогу, которую не повалила на землю даже суровая зима.
- Ну хоть корни не пустила, - я принялся осторожно спускаться.
От холмика не осталось ни следа. Место, где я захоронил бедолагу, сравнялось, а молодая зелёная трава скрыла все следы. Я понюхал весенний воздух, но он оставался свеж и чист. Ничего не напоминало о том, что здесь произошло летом.
Я сбросил на землю рюкзак, шкуру и отвязал лопатку. Ещё раз подумал над тем, что же я такое вытворяю, и встряхнул головой. Это необходимо! Мне это нужно! Джон Казинс пожертвовал своей жизнью ради этого момента. Только благодаря его жертве, я понял, в каком направлении надо двигаться. Я просто обязан это сделать.
Отбросив все сомнения, я снял пропотевшую рубаху, подставил удивительно жаркому солнцу голую спину и вонзил лопату в землю. Где-то на вершинах голых крон закричали птицы, видимо, выражая общее возмущение моими действиями. Но я не стал их слушать. Копал как настоящий солдат - от забора до обеда. Работал лопатой, потел и ежесекундно принюхивался. Но воздух не спешил смердеть. И только когда солнце, достигнув пика, сделало первый шаг к горизонту, я ощутил этот смрад. Закашлялся, как чахоточный, и инстинктивно зажал нос.
- Твою же ж мать, - выругался я, удивляясь тому, что смог удержать желудок под контролем. Принялся дышать ртом и отчаянно боролся с головокружением.
Через несколько слишком долгих и отвратительно вонючих минут показались ноги скелета. Кости не сгнили окончательно, но всё равно неприятное зрелище заставило меня скривиться. Я попытался представить, что я - археолог, проводящий важные исторические раскопки, и попробовал философски относиться к происходящему. Но получалось плохо. Чувство, что я поступаю мерзко, не покидало меня.
- Извини, но это просто необходимо, - пробормотал я, смотря на кости. Затем принялся осторожно работать лопаткой, счищая грязь. Обнаружил нетронутую кисть с растопыренными омертвевшими пальцами и вся брезгливость моментально улетучилась. Я торопливо счистил землю с ладони и убедился, что метка на месте. - Всё же я не ошибся, - тихо прошептал я и несколько мгновений сидел, словно в ступоре. Не мог себя заставить прикоснуться к метке. Долгий десятидневный путь был завершён и я стоял в шаге от того, чтобы узнать, к чему, в итоге, он привёл.
Я машинально вытер левую руку о штаны и осторожно прикоснулся ладонью к ладони погибшего. Они словно примагнитились и я, собравшись с духом, потянул её на себя. С первого раза не смог совладать с весом, но продолжил попытки. Однажды я уже проделал такую штуку и был полон решимости проделать ещё раз.
Яркий оранжевый свет на мгновение ослепил меня. Я не удержался и вскрикнул. Затем стиснул зубы и потянул сильнее. Ладони отдалялись друг от друга, а свет становился всё ярче. Я зажмурился, но продолжал тянуть. Я должен был это сделать во что бы то ни стало.
Когда лес вздрогнул от грохота, словно в небе взорвалась бомба в несколько мегатонн в тротиловом эквиваленте, я нашёл в себе силы открыть глаза. Увидел крошечный - размером с ноготь мизинца - оранжевый шарик, левитирующий между ладонями, и крепко сжал зубы, приготовив себя к той боли, которая меня ждала.
- Выбирай, - раздался спокойный голос в моей голове.
Отчаянно сопротивляясь безумной мигрени, я сосредоточил взгляд на левой ладони. В ту же секунду шарик из чистой энергии вонзился в неё и, мне показалось, прожёг до самых костей. Рука задрожала и мне пришлось сжать левое запястье правой рукой. А в следующее мгновение моя голова разорвалась на части.
* * *
Меня звали Бао Демин. Я родился в Пекине в год Быка незадолго до окончания века. Я был единственным ребёнком в семье, а потому всеми любим. Свою заботу родители демонстрировали весьма охотно. Так же как и родители родителей. Я был избалован вниманием и относился к этому как к само собой разумеющемуся.
Повышенное внимание со стороны родителей сделало меня эгоистом. Я с брезгливостью относился ко всем, когда посещал начальную школу, и считал себя лучше других. Чтобы доказать это, я учился прилежно и преуспевал во всём. Учителя выделяли меня среди серой массы, за что эта масса, конечно же, меня ненавидела. Но меня это не волновало. Я всегда хотел быть лучшим из лучших и не переживал из-за отсутствия друзей.
Когда я возмужал, понял, в чём моё призвание. Я решил, что стану военным моряком. Когда пришла пора нести воинскую повинность, меня отправили в Циндао, где я прошёл обучение. А затем выдали предписание и направили проходить службу на атомной подводной лодке в составе Северного Флота.
Я отправился в первый учебный поход и руководил торпедным отсеком. Я чувствовал определённую гордость за самого себя и испытывал приятное волнение. Хотел, чтобы всё прошло идеально, а потому не позволял расслабляться ни себе, ни подчинённым. Но когда поступил приказ поразить учебную цель, что-то пошло не так. Я сразу это понял, когда торпеда не покинула торпедный аппарат. Но испугаться я не успел. Всё произошло слишком быстро. Я услышал треск, заметил искру и последним моим воспоминанием стало яркое пламя, устремившееся навстречу.
Я равнодушно осмотрелся. Скосил взгляд и увидел самого себя, валяющегося под ногами безжизненным бревном. Брезгливо скривился, махнул рукой на этого бестолкового невнимательного дурня и вознёсся над землёй. Поднялся выше самых высоких деревьев, пролетел мимо стайки птиц и полетел на самое небо. Посмотрел вниз и увидел тоненькую ниточку быстрой реки. Течение указывало путь, которому я должен был следовать, чтобы вернуться. Но я полетел в противоположную сторону. Я полетел против течения.
Исчезла из вида проплешина, где я закопал неудачника, оказавшегося совершенно неприспособленным, и перед глазами поплыл нескончаемый хвойный лес. Я парил над ним, лениво смотрел по сторонам и двигался строго по прямой. Летел недолго и хорошо разглядел чёрные остовы сгоревших домов. Картина мёртвой деревни меня совершенно не тронула. Я полетел дальше и через некоторое время пошёл на снижение. Вдали увидел монолитные каменные стены и высокую башню с острым шпилем, которая возвышалась над окрестностями. Пришло осознание, что я, наконец-то, добрался до нужного места.
В паре километров от каменных стен, у самой опушки мерзкого хвойного леса, промелькнула небольшая деревенька. Я пролетел над ней, прекрасно понимая, что не она является моей целью. Она меня интересовала только как ориентир. Куда больше меня интересовали стены с узкими бойницами и крепостные башни, возвышавшиеся над вратами города. Я заметил, что широкий деревянный мост перекинут через наполненный водой ров, а по нему идёт оживлённое движение. Туда-то мне и надо было.
- Следуй этому пути, - очень знакомо прошептал тихий голос.
* * *
Я открыл глаза. В уши ворвался весёлый щебет шумных птиц. Взгляд наткнулся на прекрасную голубую стену без единого признака облаков. Весеннее солнце припекало и я инстинктивно облизал губы. Они были настолько сухи, что мне показалось, будто я провёл языком по наждачной бумаге. Я поморщился и закашлялся. Протёр глаза и приподнялся. Левое плечо побаливало, а со щеки посыпалась непонятная труха.
- Что это? - я содрал несколько засохших бурых пластов. Вспомнил про кровь и встрепенулся. Вскочил как ужаленный и принялся себя щупать.
Взгляд упёрся в обнажённую грудь. Я рассмотрел между грудными мышцами странное пятно, которое было похоже на затянувшуюся после ожога кожу. Осторожно потрогал пятно и громко щёлкнул зубами - я вспомнил, что совсем недавно отсюда торчал смертельный наконечник. Я попытался обнаружить на спине входное отверстие, и нащупал такую же затянувшуюся ранку.
- Вот это да-а-а, - совершенно обалдел я. Затем прислушался к своим ощущениям и понял, что у меня ничего не болит. Ни голова, ни спина, ни грудь. Я дышал так же спокойно, как дышал до того момента, когда пущенная стрела пробила лёгкое.
Я потёр онемевшее плечо, на котором провалялся незнамо сколько времени, поёжился, когда прохладный ветер вызвал дрожь во всём теле, и принялся высматривать свои пожитки. Почувствовал вонь, принюхался и обнаружил обезглавленное тело Имхада. По телу ползали мелкие жуки. В противоположной стороне, прислонив голову к стволу, в нелепой позе лежал Брион. Его тело вздулось и смердело ещё сильнее.
- Чёрт возьми, сколько же времени я провалялся? - пробормотал я. Затем поднял рубаху и торопливо напялил её. Накинул куртку и только тогда удивлённо посмотрел на левую ладонь. Четыре метки под мозолями и одна посередине.
Я с опаской согнул мизинец.
Энергетический вихрь опять закружил вокруг талии. Тонкая оранжевая нить опоясывала, а появившаяся игла плыла в воздухе и, казалось, была направлена в мою переносицу. Голову пронзила резкая боль и мне пришлось ознакомиться с очередными странными словами.
"Наблюдается лёгкая гипотермия"
"Инъекция невозможна"
"Энергия истощена"
"Накопление энергии из окружающей среды составит 14 планетарных оборотов"
Игла исчезла так же быстро как и появилась, а оранжевая нить обернулась вокруг талии и замерла.
- Охренеть! - только и смог выдавить из себя я. - Просто охренеть! Что это, блин, такое!?
Я осторожно прикоснулся к энергетическому поясу, но тот на моё прикосновение никак не отреагировал. Я погладил его ладонью, но он оставался равнодушным. Затем я согнул мизинец, прикоснулся к метке и он исчез ещё быстрее, чем появился.
- Вот это да! Просто невероятно!
Я натурально так присвистнул и ещё раз осторожно потрогал рану на груди. Но она совершенно не болела и я почувствовал лишь прикосновение.
- У меня же лёгкое было пробито, - пробормотал я. - Как так-то?
Я потренировался в дыхательных процедурах, но никакого дискомфорта не чувствовал. Всё работало как и должно. Хоть я испытывал серьёзную жажду и голод, был абсолютно здоров. Я раскопал в вещах кожаную флягу и направился к реке быстрым шагом. Склонился, набрал ледяной воды и жадно пил пока не напился. Организм получил живительную влагу, а желудок сразу начал выражать возмущение, что я забываю заботиться о нём.
Улыбаясь себе под нос и совершенно не беспокоясь о раздражающей вони, я вернулся к вещам и достал из недр рюкзака вяленое мясо. Оставались четыре жирненькие, идеально вкусные полоски. Громко чавкая, я моментально их прикончил. Мне этого показалось мало и я приговорил последнюю рыбину. Задумчиво сжевал последний солоноватый кусок и медленно повернул голову в сторону рассыпавшихся костей. Только сейчас до меня дошло, что бедняга Бао Демин просто не мог выжить, имея то, что имел.
- Так вот почему ты не справился, - тихо прошептал я. - Вот почему не выжил. Тебе нечем было отбиться. Хоть ты был юным воином, с таким даром гончие оказались тебе не по зубам.
Мне стало безумно жаль пацана, смерть которого я пережил дважды. Его обрывочные воспоминания стали моими, и я прекрасно помнил два самых ужасных момента его короткой жизни. Но в то же время радовался, что двенадцатому анирану достался такой приз. У меня был щит, у меня были энергетические клинки. А теперь добавилось что-то совершенно невероятное... Эта непонятная игла, черпающая энергию из окружающей природы, вытащила меня с того света. Залечила раны и в очередной раз доказала, что я - самый везучий сукин сын на этом свете. Я не только смог выжить, не только вышел в обжитые места, но и уничтожил преследовавших меня тварей. И это я не о лупоглазых монстрах говорю.
Три полных дня я шёл, никуда не сворачивая. Продирался через хвойный лес, который словно оживал ранней весной. Щебетали птицы, между деревьями метались грызуны или травоядные. Кое-где показывали зубы хищники, а затем торопливо исчезали в чаще, едва завидев меня. Везде просыпалась жизнь и, однажды, мне даже повезло удачно поохотиться.
К вечеру третьего дня я вышел к мёртвой деревне. Почерневшие деревянные избы и остатки грубых глиняных печей вызвали во мне горечь. Я наяву представил, как пылают дома, а жители в ужасе их покидают. Как распространяется пожар, а у жителей нет ни сил, ни возможностей его потушить. Как они хватают пожитки и бегут, не разбирая дороги.
В этой деревне жизни точно не осталось. Я запалил факел и в сумерках долго исследовал окрестности. Искал место для ночлега, но всё же решил не оставаться на пепелище. Заглянул в колодец, желая набрать свежей воды. Но колодец давно умер. Вода зацвела, а деревянное ведро, лежавшее у потрескавшейся скамейки, прохудилось.
- Верно говорят, что колодец живёт только там, где живут люди. Когда они уходят, он умирает, - невесело пробормотал я, заглядывая в тёмную глубину. Затем поправил лямки рюкзака и отправился дальше. Остановился только когда удалился от деревни на пару километров. Но не усталость заставила меня остановиться. Это сделал противный дождь. Да я даже бы сказал - жуткий ливень.
Грязно ругаясь, я завалил самое ветвистое дерево в округе, и забрался в пышную крону. Пока дождь не пробил её насквозь, я выбрался и расстелил над тем местом, где укрывался, отрезок шкуры сунугая. Спрятался внутри, ломал хрупкие веточки, пока они окончательно не намокли, и развёл крошечный костёр. Всю ночь его поддерживал, продолжая ругаться, но, в итоге, сдался. Шкура промокла насквозь и уже никак не спасала, а ливень не думал прекращаться. Злой и мокрый я собрал вещи, расстроенно посмотрел на шкуру, которая превратилась в половую тряпку, и решил её оставить. Попробовал было использовать щит в качестве зонта, но идея оказалась идиотской. Вода шипела, испаряясь. Но множественные капли победили даже щит. Когда сверху потекла моментально закипавшая вода и едва не ошпарила мне руку, я, ругаясь так, как не ругался никогда, деактивировал его. Промок окончательно и, едва небо посерело, как бы намекая, что уже рассвет, двинулся в путь.
* * *
Невероятно знакомое лошадиное ржание я расслышал немногим раньше, чем отчаянные человеческие вопли и плач. Я испуганно обнимал здоровый ствол хвойного дерева и прислушивался к звукам окружающей природы. Дождь барабанил и по ветвям, и по земле не переставая, но не мог заглушить криков, причитаний и злобного, грубого смеха. Где-то впереди, совсем недалеко от того места, где я прятался, происходило нечто странное.
Несколько мгновений я стоял и не шевелился. А затем полез напролом. Хвойный лес заканчивался и начинался подлесок. Я раздвинул руками начинавшие зеленеть кусты и вырвался на оперативное пространство. Крупные капли забивали глаза, но я легко разглядел ветхий забор из горизонтально уложенных жердей, который опоясывал небольшую деревеньку и упирался в распахнутые ворота. Несколько деревянных избушек со скатной крышей полукругом охватывали небольшой участок, и скрывали от моего взгляда место, откуда доносились мужские крики и женский плач.
Я опять услышал классическое лошадиное ржание и рванул к ближайшей избе, рядом с которой росло огромное плодовое дерево. Но до дерева я так и не добежал. На полпути резко затормозил и рухнул прямо в грязную лужу, когда входная дверь избы распахнулась от сильного пинка. Отплёвываясь от забившей рот грязи, я поднял голову и торопливо протёр глаза. На ступеньках избушки показались двое: здоровенный бородатый мужик с перекошенной в злобе мордой и худенький мальчонка лет десяти, которого этот мужик держал за шкирку. Мужик тащил мальца за собой и отбрыкивался от визжащей женщины, которая цеплялась за его башмаки в тщетной попытке остановить. В конце-концов мужику это надоело и он с носка засадил женщине в живот. Она закряхтела и свернулась калачиком под дикий визг пацана.
Совершенно обалдев от увиденного, я почувствовал, как ярость тугим комком подступает к горлу. Как пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Я опять сплюнул попавшую в рот грязь и пополз на карачках, пытаясь подобраться поближе. Крики и плач не утихали, а я спешил укрыться за стволом большого дерева, чтобы рассмотреть происходящее своими глазами.
Превратившись в грязное чудо-юдо, я прильнул к стволу и, наконец-то, рассмотрел, что происходит. На небольшом клочке пространства, вокруг которого полукругом теснились невысокие деревянные избушки, казалось, собралось всё население деревни. Мужчины и женщины в расцвете сил, дряхлые старики и старухи сидели в мокрой грязи в коленопреклонённых позах и, согнувшись, подставляли спины ливню. Они что-то бормотали себе под нос, монотонно кланялись и осеняли себя очень знакомыми знаками в виде прочерченной в воздухе восьмёрки. Их было человек пятьдесят, не меньше. И все они раболепно сцепляли ладони и смотрели в глаза тому, кто смело стоял перед ними, кто не боялся дождя и активно махал предметом похожим на кадило. Плотный белый дым огромным облаком накрывал толпу и даже капли дождя не могли его рассеять.
Я утёр воду с лица, прищурился и попытался внимательнее рассмотреть того, кто машет кадилом. Его одежды отличались от одежд, которые носили жители деревни. Он был похож на старейшину Элестина, когда тот проводил обряд, обручив меня с Дейдрой. Этот выглядел так же. Белая-белая мантия, которая под воздействием дождя превратилась в мокрую-мокрую, спускалась до самых ступней и скрывала обувь. Такой же белый и такой же мокрый монашеский клобук, расшитый золотыми нитями, закрывал голову до самых глаз, но оставлял открытым мрачное, тщательно выбритое лицо и нос с горбинкой, выглядевший весьма странно. Слишком тонко. Казалось, ноздри были зажаты прищепкой, отчего пронзительный громкий голос звучал на удивление гнусаво.
Такую удивительную картину, наверное увидели те, кто скакал по грязной дороге. Несмотря на жуткий ливень, звук копыт я расслышал задолго до момента, когда конный отряд с суровым командиром во главе ворвался на территорию деревни. Конников было не меньше двух десятков и на лице каждого из них я заметил нескрываемое удивление. Кровавая картина перед глазами, несомненно, удивила каждого. Но они быстро пришли в себя. Один за другим соскочили с лошадей и обнажили мечи. Командир размахивал руками, приказывая окружить меня плотным кольцом.
Жители деревни заголосили все разом. Ещё громче начали рыдать, непрерывно бормоча слово "милих". Наблюдая за всеобщей истерикой, командир растерялся. Он ошарашенно смотрел по сторонам, изучая место побоища. Заметил бесхозных лошадей, металлическую клетку в виде повозки и мёртвые тела. Испуганно воскликнул, когда один из его подчинённых откинул прядь мокрых волос с лица того, кто двумя кусками лежал в грязи.
- Святой отец Эолат! - воскликнул он. Затем посмотрел на меня. - Что здесь произошло? Это ты убил его?
Солдаты, не особо церемонясь, принялись растаскивать жителей деревни, с опаской поглядывая на меня. Я стоял смирно и не делал резких движений. Я уже приблизительно понимал, с кем имею дело и не собирался никого провоцировать.
- Да, я убил этого мерзавца, - честно признался я. - Как и остальных.
Командир судорожно сглотнул и приказал принести кандалы. Я поднял руки, как бы показывая, что не собираюсь сопротивляться. Что не собираюсь вступать в конфронтацию с местными представителями закона.
- Я не обнажу оружия и не побегу. Если вы представляете власть на этой земле, я смиренно сдаюсь вам в руки.
Видимо, слово "смиренно" показалось командиру знакомым. Он немного расслабился, спрятал меч в ножны и ещё раз осмотрелся.
- Меня зовут Умтар, - представился он. - Я - десятник летучего отряда, что присматривает за порядком в городе Равенфир и окрестных землях. С Башни Бдения магистр заметил, что что-то происходит в деревне, принадлежащей примо Маркуру. Мой отряд отправили проверить так ли это. Поведай, что здесь произошло...
...Когда после рассказа на меня вновь наставили мечи, надели кандалы и потребовали забраться в клетку, куда ранее запихивали бедных детишек, я не стал сопротивляться. Молодому командиру я поведал всё от начала и до конца. Умолчал лишь и том кто я такой на самом деле. Аниранских способностей не продемонстрировал и сказал, что мерзавца развалил на два куска с помощью очень острого меча. Умтар выслушал меня очень внимательно. Но если и не поверил, виду не подал. Тут же обвинил в убийстве одного из именитых священников Храма Смирения и добавил, что это чудовищный грех. Но когда я пытался донести, чем этот подонок занимался, десятник не стал меня слушать. В тот момент в его глазах я выглядел самым обычным убийцей.
Я послушно забрался в клетку и уселся на промокшее сено. Я не хотел драться со стражей, но без всяких сомнений был готов рубить щитом металлические прутья, если того потребует ситуация. И тогда они точно узрят кто я такой.
- Мы доставим тебя в город, чужак. Там тобой займётся королевский дознаватель, - десятник раскрыл небольшую книжонку, висевшую на поясе. - Назови своё имя, чтобы я внёс его в реестр.
- Иван меня зовут, - хмыкнул я, сообразив, что с грамотностью в этом диком мире дела обстоят не так уж плохо. Впрочем, в лагере тоже были те, кто умел читать и писать.
- Странное имя для наших мест, - подозрительно скривился Умтар. - Может, ты шпион Эзарии? А может, острова Темиспар?
Его подозрительная гримаса и странные вопросы немного расширили мой кругозор. Из рассказов тех, кто жил со мной в лагере, я уже знал про остров Темиспар. Из столицы острова - портового города Кондук - не раз на северное побережье Астризии прибывали бандитские ватаги. Это были опытные, умелые мореходы и безжалостные пираты в одном лице. Они не давали жизни в океане и разоряли прибрежные деревни, забирая с собой детишек и молодых женщин. Так происходило с самых давних времён, о которых у людей сохранилась память. Король Анфудан Третий даже распорядился возвести Сторожевой Лагерь для предотвращения нападений и быстрого реагирования. Руадар рассказывал, что где-то на западном побережье возведён окружённый частоколом лагерь, где обязан пройти обучение каждый, кто рекрутирован в армию. Но когда двенадцать зим назад воссияла звезда, всё пришло в запустение. И теперь мало кто знал, что там происходит на самом деле.
На мои вполне резонные вопросы: "Почему остров не захватят и не поставят на колени?", Руадар отвечал, что Кондук защищает система береговых укреплений, которые невозможно преодолеть. Проход через рифы знают только опытные капитаны-мореплаватели, не раз и не два привозившие ходовой товар на самый большой невольничий рынок. Старейшина Элестин дополнял, что остров невозможно захватить - многие тысячи погибнут только при попытке высадиться на берег.
А вот про страну Эзарию я мало что знал. Из неуверенных объяснений Джона следовало, что это враждебное Астризии государство, расположенное за Континентальным океаном. Сам он никогда не встречал ни одного жителя Эзарии. Однако старейшина Элестин утверждал, что бывали времена, когда торговля между двумя материками процветала. Но эти мирные времена закончились давным-давно. Задолго до появления в небе карающего огня.
- Нет, я не шпион, - я поёрзал задницей на мокром сене и не сдержал улыбку, когда сплошная масса серых туч развеялась и, наконец-то, показалось солнце. - Ну, слава вашему Фласэзу, дождь прекратился.
- Не поминай всуе, - недовольно поморщился Умтар, оставил присматривать за мной двух молодых солдат и пошёл налаживать контакт с перепуганными жителями. Что-то там с ними обсуждал, морщился всё сильнее, и вскоре вернулся обратно. Стал статуей возле клетки, картинно сложил руки на груди и прожигал меня суровым взглядом. Я поддержал игру в гляделки и вскоре он не выдержал. Нахмурился, отвёл глаза и принялся раздавать приказы. - Коней забрать! Левентир - на козлы! Авлед - выбери ещё пятерых. Останетесь здесь. Сложите павших в одном месте и никого не выпускайте из деревни. Я доставлю чужака в город и вернусь с подмогой.