Колесо коляски предательски соскальзывает с бордюра, и я проезжаю немного вперед, встаю посреди дороги. Черт! Дергаю колеса и делаю только хуже, снова ухаюсь в ямку на асфальте.
— Телегу свою скоро уберешь? — поворачиваюсь на голос моего однокурсника, мажора и красавчика Загорского.
Парень открыл дверь спортивного матово-черного «Порше» и выглядывает наружу. Его красивое лицо кривит от противной усмешки.
— Так что? Свалишь или нет? Не хочу круг делать, чтобы тебя объехать, Цветочкина, — ржет он.
— Объедешь, не развалишься, — ворчу я, пытаясь сдвинуть коляску с места.
На глазах вскипают слезы, но я упорно сглатываю горький ком в горле. Это надо же было так попасть, да еще и на пути у Загорского Ярослава. Самого наглого, задиристого и противного студента третьего курса архитектурного университета.
— А ты, Цветочкина, в курсе, что кроме тебя тут еще люди ездят, или ты думаешь, что одна имеешь право рассекать по дороге? — Ярослав выходит из машины и приваливается к капоту, сложив руки на груди.
На нем брендовые джинсы, белый джемпер, что своей белизной режет глаза. На руках татуировки и кожаные браслеты, дорогие часы. Темные волосы зачесаны назад, лицо красивое, да и вообще у него модельная внешность. Я знаю, что он снимается иногда в рекламе, но очень редко. Отец не разрешает чаще. Не положено по статусу. И это точно не реклама зубной пасты, как правило, какие-то машины, одежда. Короче, супер-пупер парень. Только очень самовлюбленный и наглый.
— Я не Цветочкина, — ворчу, обдирая руку о железный подлокотник кресла. Как же мне выехать из этой ямы? Боженька, ну помоги мне хотя бы немного?
— Ну, Фиалкина, — ржет Загорский.
— А ты, ЗагаДский, может, поможешь мне? — специально коверкаю его фамилию.
— Я?! Нет, тем более, может, ты имела в виду какого-то ЗагаДского, которого тут нет? — демонстративно оглядывается по сторонам.
Позади его машины раздаются нетерпеливые гудки. Вот же гад, вместо того чтобы помочь, собрал тут пробку на потеху всему университету. Обидно-то как!
— Так поможешь или нет?
— Чтобы я спину надорвал? Да ни в жисть, — возмущается Ярослав, — Мало того, что ты инвалидка, еще и меня таким хочешь сделать? Скучно одной на коляске рассекать?
— Сволочь, — тихо произношу я, достаю из кармана платок и прижимаю к глубокой царапине на руке. Кровь никак не остановится, уже испачкала рукав джинсовой куртки. Это понятно, у меня свертываемость от таблеток плохая. Пью специальные, по назначению, чтобы тромбоза не было.
— Чего сказала? — прикладывает ладонь к уху Ярослав, — Мне послышалось или ты меня обозвала?
— Не послышалось, — мне так хочется зареветь, что я проглатываю окончание слов.
Сигналы становятся все более настойчивыми, и я прекращаю свои попытки выехать самой. Сижу и жду, когда людям надоест и меня просто-напросто оттащат в сторону от дороги.
— Ксюша, вот ты где!
И я чуть не плачу от облегчения, слыша голос моей тети, которая быстро идет в мою сторону.
— Я жду тебя на стоянке, а тебя все нет и нет. Думала, случилось что, — Марина быстро хватает за ручки коляску и вытаскивает меня из ямки.
Везет на тротуар, поднимая на бордюр.
— А вы не могли бы лучше следить за своей подопечной? — кричит нам вслед Ярослав, — Всю дорогу перегородила, народ возмущается.
— Таким, как ты, только и остается, что возмущаться, — огрызается тетка, сразу словив ситуацию.
— Вся семейка ваша — одни идиоты, — ругается Загорский, усаживаясь в свою трехдверную машину, — До встречи, Василькова! — взвизгивает шинами по асфальту Ярослав и срывается с места.
Вздергиваю вверх руку со средним пальцем, показываю ему фак.
— Вот скотина, — вырывается из Марины, — Это снова тот самый? Который вечно к тебе неровно дышит?
— Неровно дышит он к Снежане, а меня просто ненавидит.
— Ой, да брось, не обращай внимания на таких козлов, — Марина везет меня к своей машине, и я помогаю ей пересадить мою тушку на заднее сидение.
— Я и не обращаю, только он уже меня достал, — и все, меня прорывает.
Слезы брызгают из глаз, словно только и ждали этого момента. Мне так больно, что я вздохнуть не могу.
— Марин, Марин… — заикаясь, завываю между рыданиями, — Я ненавижу его, Марин!
— Да я бы тоже ненавидела на твоем месте. Ну успокойся, зай, ну ты чего? — тетя гладит меня по голове, садится на корточки напротив.
Я сижу в машине и почти свесилась к ней, тыкаясь в плечо мокрым лицом.
— Ну не плачь, Ксюш, да пошел он!
— Ненавижу, — твержу я, захлебываясь рыданиями.
— Еще из-за таких придурков плакать, зайка моя? — пытается успокоить меня Марина.
— Почему, ну почему мне все это? За что? — в груди так болит, что я вздохнуть не могу.
Хватаю ртом воздух, но не получается дышать полной грудью. Еще и нос моментально забился, всегда так, когда плачу.
— Успокойся, — прижимает мою голову к своему плечу Марина, — Все будет хорошо, слышишь?
Киваю, продолжая плакать. Что будет хорошо? Я встану и как прежде буду ходить? Откуда у меня такие деньги на операцию? А квоты я, наверное, уже не дождусь, время уходит, еще год и будет поздно, так врач сказал. После того, как я попала в аварию вместе со своими родителями, все говорили, что мне повезло. Откуда они знают, как жить вот так? Когда была красивой, веселой, жизнерадостной. Бегала, прыгала, ходила, а сейчас? Инвалидка в кресле. Но мне повезло, да, в отличие от моих родителей, которых не стало моментально. Фура просто подмяла под себя нашу машину, как игрушечную. И виноват водитель фуры, уснул за рулем. Сам умер и моих родителей забрал. А мне как жить после всего этого?
Хорошо, что у меня есть Марина, родная сестра мамы. Она и взяла меня к себе после больницы. Так мы и живем вдвоем, в ее квартире. Мое жилье сдаем, нам хватает. Но на лекарства, процедуры уходит очень много. Но дело не в деньгах, а в отношении. Вот таких вот, как ЗагаДский.
Дома сама переодеваюсь прямо на кровати. Пришлось научиться натягивать на себя одежду, не вставая. Нет, мое положение не безнадежное. Я когда-нибудь смогла бы ходить, если вовремя успею сделать операцию. Время уходит, а мой единственный шанс провести ее платно. Марина предлагает продать мою или ее квартиру и жить вместе, но я пока не решаюсь. Все же тетя красивая женщина, ей нужно семью свою создавать, а зачем тут буду я? Это пока мы живем вместе, она мне помогает, а когда у нее будет муж, мне придется уйти, точнее, уехать. Если операция пройдет удачно, я могла бы пойти работать и снимать себе жилье, а если нет? Короче, так и живем, ждем чуда или квоты, но пока что-то не торопятся мне ее выделять.
Пересаживаюсь с кровати на коляску, переодевшись в домашние шорты и футболку. Еду на кухню, где Марина уже разливает по кружкам чай. В тарелке стопка аккуратных ажурных блинчиков, что блестят от масла и сахара. С детства люблю такие, тонкие, кружевные и пропитанные маслом. Калорийно, ужас, но удержаться невозможно.
— Слушай, я только сейчас вспомнила, а почему ты одна сегодня была? Где Наталья с Олей? — пододвигает ко мне тарелку Марина, а я тяну с нее блинчик.
— Их сегодня на игру забрали, ты же знаешь, эти, между университетами, — сворачиваю блинчик трубочкой и вгрызаюсь в сладкую массу. Ууу, кайф!
— Ааа, — тянет Марина.
Мне кажется, она хочет мне что-то сказать, но не решается. Ждет, пока я доем. Поглядываем друг на друга, и наконец я не выдерживаю ее выжидательных взглядов:
— Говори уже, не думаю, что ты мне испортишь аппетит или настроение. Уже испортили.
— Ладно, — откладывает вилку тетя, — Ты права, нужно сказать тебе.
— Ой, Марин, не пугай, — улыбаюсь я, — Столько трагизма.
— Я тебе не говорила, но у меня появился мужчина, — смущенно произносит тетя, а я замираю, чувствуя, как вздрагивает все внутри меня. Вот оно, чего я так боялась!
— И как давно вы…
— Два месяца, теперь я хочу познакомить тебя с ним, — тихо смеется тетя, сверкая глазами.
Я вижу, как она волнуется, и понимаю, что Марина влюблена. Ну надо же, моя слегка циничная, серьезная тетя влюбилась.
— Не думаешь, что знакомство со мной отпугнет твоего жениха? Да и зачем тебе это? Испугается еще такого довеска в виде инвалидки, — грустно усмехаюсь я.
— Тогда нам с ним не по пути, — твердо заявляет Марина, — Если ему не нужна я вместе с тобой, нам не стоит продолжать эти отношения.
— Марин, тебе свою жизнь нужно строить, зачем тебе я? — качаю головой, отпиваю из кружки чай, грею руки о горячий фарфор.
— Глупая ты еще, Ксюшка! – ласково говорит Марина, наливая нам чай. – Много еще не понимаешь. Думаешь, я тебя, единственную дочь моей родной сестры, променяю на какого-то мужика? Да никогда!
— У тебя и так из-за меня никакой личной жизни, — фыркаю я, дую на горячий чай. — А тебе дети нужны, своя семья.
— Ты моя семья, и хватит об этом, а то обижусь, — сердится тетя.
— Ты у меня самая красивая и прекрасная женщина, — улыбаюсь Марине. — Не сомневаюсь, что он тебя любит. Но пообещай мне, что не будешь его отталкивать из-за меня.
— И не собиралась, но, если ему не понравится, что у меня племянница в инвалидном кресле, разговор будет короткий, — смеется тетя. — Я никогда не брошу дочь своей родной сестры. Ты все, что у меня от нее осталось, Ксюш. Я так по ней скучаю…
Марина отворачивается и уходит к плите, чтобы включить чайник. Я знаю, что сейчас она пытается спрятать слезы. Мы обе прошли через это горе, поддерживая друг друга в трудные минуты. Успокаивали друг друга, когда накатывало, говорили какие-то слова, которые должны были облегчить нашу боль, но лишь время помогало. Нет, мы не забывали о наших близких. Я вспоминала маму и папу каждый день. Мне так их не хватало. Однако боль стала не такой острой. И я, и Марина привыкли обходиться без моих родителей. Жизнь продолжалась, делая нас сильнее, и нам оставались только воспоминания, что были в нашей памяти.
— Пойдем, ты хотела сегодня искупаться, — поворачивается ко мне Марина, украдкой вытирая уголки глаз.
После водных процедур я сижу на табуретке напротив большого зеркала в прихожей, а тетя занимается своим любимым делом. Расчесывает мои длинные волосы. Она у меня администратор в элитном салоне красоты, бывший парикмахер. Получает очень хорошо, но стрижёт только своих подруг. Я ей давно предлагаю остричь мои волосы, сделать длиной до плеч, но тетя ни в какую не соглашается.
— Ты что, такую красоту?! — возмущается она, подравнивая мне кончики волос чуть ли не по миллиметру. — Они у тебя уже до талии доросли, а какие красивые!
— Ну мешают же, Марин, — ною я. — Постоянно их сушить, расчесывать. Да и эта коса мне надоела. Вечно мешается.
— Ничего, потерпишь. Ты девочка красивая, и твои волосы это особое богатство. Потом спасибо мне скажешь, когда мальчик появится, — хихикает Марина, ведя расчёской по моим волосам. — Они у тебя как шоколад, а некоторые пряди словно высветлили на солнце, очень красиво.
— Какой мальчик! — закатываю я глаза, а тетя смеется.
— Будут еще у тебя мальчики, не переживай. Люди без рук и ног находят свое счастье, и ты найдешь.
Знакомимся с моими героями
Ксения Василькова, чудесная девушка, многое пережила, но осталась милой, доброй и сильной.
Вечером мой чат гудит, нас там шесть девчонок: Маша, бывшая одноклассница, Наталья и Оля, две однокурсницы, и две девочки из реабилитационного центра, где я занимаюсь три раза в неделю.
Я, когда случилась авария, только поступила на первый курс архитектурного и ко второй сессии уже не попала. Долго восстанавливалась, пришлось учиться удаленно, хорошо, что преподаватели поняли мою ситуацию и вошли в положение. Мои старания не пропали даром, и теперь я на третьем курсе. Посещаю не каждый день, но стараюсь не пропускать занятия. Чаще занимаюсь дома, беру онлайн уроки.
— Нет, ну каков козел, этот Загорский. Думает, что если у его папаши денег куры не клюют, то всё можно? — пишет с восклицательными знаками после каждого слова Афанасьева Ольга. — Жаль, меня там не было, а ты тоже дурочка, не могла позвонить своей тете, прежде чем на дорогу выезжать?
— Не ругай ее, Оль, — вступается за меня Лебедева Наталья. — Это похвально, что Ксюшка всё сама хочет делать, но представь, как ей страшно было!
— А что случилось? Девочки? — пишут другие мои подруги.
У нас объединенный чат в телеграм-канале, где мы все болтаем на разные темы: будь то учеба или просто за жизнь. Иногда и тема мальчиков проскакивает. Маша, моя одноклассница еще со школы, мы вместе ходили на уроки и занималась в студии современных танцев. Да, когда-то я еще и танцевала. Иногда у меня такое ощущение, что вот тогда и была моя жизнь, которая внезапно оборвалась, и теперь я просто существую по какой-то непонятной мне причине.
— Давайте устроим Загорскому темную? — предлагает Светлана, девочка с реабилитационного центра.
Мы познакомились, когда вместе посещали занятия по физической нагрузке. Света и Яна. У Светланы был сложный перелом, упала с большой высоты. Заново училась ходить и вообще двигать своим телом. Сейчас она уже встает из коляски и сама ходит. Яна тоже повредила позвоночник во время плавания, неудачно нырнула на глубину. Ей уже сделали операцию, и она практически восстановилась.
— С ума сошла? — посылает голосовое сообщение в чат Янка. — Представляю, как несколько девчонок, из которых две почти не ходят и одна ковыляет на костылях, избивают наглого мажора.
Смайлики с улыбками явно поднимают мне настроение. Даже представила все это, и почему-то стало смешно, грусть куда-то пропала.
— Но это так оставлять нельзя. Загорский постоянно к ней цепляется, — возмущается Наташа. — Ксюш, может тебе с его отцом поговорить?
— Вот еще не хватало! Вы чего, девочки, да я просто буду внимательнее и постараюсь не вставать на его пути.
— Вставать у тебя и не получится, — шутит Маша.
Ну да, у нас такие шутки бывают, черный юмор, так сказать. Все это понимают, и никто не обижается.
— Прости, Ксюш, это из-за нас ты попала в такую ситуацию. Если бы не эта чертова олимпиада по теннису…
— Хватит, Оль, будто вы обязаны меня опекать. Я взрослый человек и сама за себя отвечаю. Можно подумать, у вас был выбор: ехать на соревнования от университета или нет.
— Ты права, не было, — посылает грустный смайлик Наталья.
Они у меня спортсменки-активисты. Их университет вечно посылает на спортивные мероприятия. Девочкам от этого в учебе бонус, обе учатся так себе, но за счет лояльного отношения как к спортсменкам им все сходит с рук, часть зачетов ставят автоматом.
— Но все же надо ему сделать какую-либо пакость, — не сдается Янка, и следующие полчаса чат гудит, девчонки предлагают наказать Загорского самыми безумными способами.
— А лучше всего, чтобы он в тебя влюбился, Ксюш, — выдает Машка, а я сижу смеюсь, натягивая на ноги шерстяные носки.
Я часто мерзну последнее время, кровообращение не очень. А ноги даже в шерстяных носках ледяные. Марина мне их растирает вечерами, чтобы улучшить кровообращение. Сегодня тетя легла раньше, и я сама пытаюсь размять холодные конечности. Мне бы и самой пора спать, но девочки никак не угомонятся.
— Загорский и влюбиться — совсем несопоставимые вещи, — перехожу я на голосовые сообщения. — Даже представить этого не могу. Тем более у него есть Градская. Снежана любой глотку перегрызет, кто на ее пути встанет.
— Ой, подумаешь, красапетра какая! — возмущается Ольга. — Если бы не ее богатый папа, Загорский даже в ее сторону бы не посмотрел.
— А я слышала, что они поженятся после университета, договорной брак, — сообщает Наталья.
— Ну и правильно, только таким и жениться. Бабло к баблу, как говорится, — смеется Янка.
— Так, девочки, давайте спать, завтра к первой паре, — прекращаю эту переписку, а то если их не остановить, до утра будут строчить письма.
— Да, давайте. Ксюш, ты нас завтра на парковке жди, хорошо? Без нас не уезжай, — предупреждает меня Ольга.
— Обязательно, — посылаю девочкам смайлики с поцелуями и в приподнятом настроении ложусь спать.
Но когда выключаю свет, мысли невольно возвращаются к тому, что произошло. Обида на Ярослава вспыхивает с новой силой. Я все понять могу, но почему такой красивый парень стал настоящим чудовищем? Это его обидное «инвалидка» так и звучит в моих ушах. Неужели в нем нет никакого сострадания или пусть жалости. Я же не виновата, что со мной так случилось. В жизни каждого может произойти несчастный случай.
Обещаю сама себе, что больше никогда не буду плакать из-за такого, как Ярослав. Переделать его уже невозможно, он избалованный, наглый и плохой человек. Ненавижу его, всем сердцем ненавижу!
— Ксюш, давай я тебя до корпуса отвезу, — в сотый раз предлагает мне Марина, когда выгружает коляску из машины на парковке университета.
— Марин, тебе на работу нужно. Сейчас Ольга с Натальей приедут, и мы вместе доберемся, а если нет, я сама не беспомощная.
— Ну что ты за упрямая какая, а? — сердится тетя и наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. — Заеду как обычно, жди около крыльца, договорились?
— Ладно, поезжай, а то опоздаешь на работу, — чмокаю ее в ответ, и Марина бежит к своей машине.
Провожаю ее взглядом, в который раз восхищаясь своей тетей. Она очень у меня красивая, они с моей мамой похожи. Марина стройная, высокая, со стильной прической ассиметричное каре. Ей очень идет такой образ: черные волосы, на губах алая помада, аккуратные стрелки подчеркивают зеленые глаза. Не удивительно, что за ней многие ухаживают. Тетя хорошая, добрая, нежная, красиво и стильно одевается. Правда, из-за меня это чаще брючные костюмы да туфли на невысоком каблуке. Не очень удобно таскать племянницу из машины в коляску и обратно.
Мне ее иногда жаль. Тетя с моей мамой были очень близки, и теперь на Марину свалилась такая неприятность, как я. Я стараюсь ей помогать, занимаюсь физически, чтобы стали сильнее руки, и все пытаюсь делать сама, насколько позволяет мое состояние. Но справиться без нее не получается.
Мы думали о том, чтобы купить мне специальную машину для таких, как я, с ручным управлением, но пока не получается. Марина говорит, нужно накопить вначале на коляску, чтобы мне не крутить колеса, а с электрическим приводом. Она тоже стоит больших денег. Я стою на очереди, чтобы получить ее бесплатно, но когда еще это будет. Короче, все можно сделать, были бы деньги.
И вот я сижу в коляске, оглядываясь по сторонам, высматривая девочек и ненавистного Загорского. Вот только его мне сейчас не хватало. И будто все мои страхи стали внезапно явью. Со стороны дороги слышу рев мотоцикла, и недалеко от меня останавливается черный Kawasaki, на котором сидит Загорский. В черной кожаной косухе Schott NYC, черных джинсах. Он глушит мотоцикл, ставит его на подножку и снимает черный матовый шлем.
Мне хочется стать невидимой, и руки сами дергаются к колесам, чтобы умчаться на коляске отсюда подальше. Лишь бы только не попадаться Загорскому на пути, но поздно, он меня заметил. Откидывает голову назад, убирая с лица длинную челку, и зло усмехается. Я уже реально его боюсь, когда наши глаза встречаются, а еще больше его ухмылка, которая настораживает.
Он слезает с мотоцикла, убирает шлем в специальный багажник сзади и идет в мою сторону, играя ключами от мотоцикла в руке.
— Привет, Фиалкина, — встает напротив, вертит ключи. Смотрит сверху вниз так, будто я противное насекомое. — Подруг своих ждешь?
— Ярослав, оставь меня в покое, пожалуйста, — цежу сквозь зубы и трогаю коляску, чтобы развернуться и уехать от него.
— Ну что ты, Цветочкина, я же не совсем отбитый отморозок, — слышу позади себя ехидный смешок. — Я и помочь могу таким ущербным, как ты.
Чувствую позади себя тяжелые шаги, и коляска дергается от толчка.
— Убери руки, придурок! — со страхом ощущаю, как коляска начинает ускоряться.
— Да брось, я же помогаю, — смеется зло Ярослав, толкая все быстрее и быстрее мою коляску в сторону от главного корпуса университета.
Сжимаю до боли зубы и зажмуриваюсь, вцепившись в подлокотники руками так, что пальцам больно.
— Любишь с ветерком кататься, да, Фиалкина? — Ярослав почти бежит за мной, а я молюсь только об одном, чтобы коляска внезапно не наехала на камень или не ухнулась в ямку. — Смотри, как лайтово, скорость, ветер в харю, а я шпарю, да? Чего молчишь? Хочешь, я тебе на новую коляску задоначу? Будешь рассекать по университету круче всех, мало кто догонит. Соглашайся, Фиалкина, я сегодня добрый, или ты сагриться на меня решила? Так давай, вставай и иди, чего мнешься?
Еще секунда, и я начну его умолять, чтобы остановился, чтобы прекратил эту безумную гонку. Впереди вижу, что тротуар заканчивается и начинается оживлённая трасса, где куча машин несутся как бешеные. Ярослав мчит прямо туда. Неужели он хочет толкнуть и пустить меня на трассу? Это же верная смерть!
Что есть силы зажмуриваюсь и в душе готовлюсь умереть. Я не доставлю Загорскому такого удовольствия, не буду умолять его остановиться. Пусть делает что хочет, в моей жизни и так мало хорошего, значит, такая моя судьба.
Ярослав резко тормозит, да так, что я чуть ли не вылетаю из коляски. Если бы не держалась, точно бы улетела на пару метров вперед. Стоит позади меня, тяжело дышит, затем наклоняется к самому уху.
— Еще раз встанешь на моем пути, эта прогулка покажется тебе раем. Сиди дома, инвалидка!
Я почти не дышу, все еще переваривая то, что сейчас чуть не произошло. Какое-то время еще сижу, слушая, как пролетают мимо меня машины, обдавая потоком воздуха. Медленно открываю глаза и смотрю вниз. Моя коляска стоит у самой кромки тротуара, еще пять сантиметров, и я бы была на трассе. Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Внутри одно желание. Убить Загорского. Резко поворачиваюсь, но его уже нет, лишь вдалеке виднеется здание университета. Ярослав прокатил меня с шиком, далеко от учебного корпуса. Мне туда теперь полчаса, а то и больше добираться.
Дрожащей рукой ныряю в карман пальто и набираю номер Марины.
— Тетя, забери меня отсюда, пожалуйста, — всхлипываю, сглатывая слезы. — Совсем забери, умоляю!
Загорский Ярослав
Наглый, избалованный мажор со своими тараканами в голове.
Что им движет, пока непонятно, и почему он избрал Ксению предметом своих насмешек, которые уже переходят все черты.
— Нет, ну какая сволочь! — бьет руками по рулю Марина. — Как там его фамилия? Сейчас отвезу тебя домой, отпрошусь на часок с работы и вернусь. Пойду в деканат и буду жаловаться, он же мог тебя убить!
— Не нужно, тетя, просто забери мои документы, я пойду учиться в другое место.
Пытаюсь успокоиться, вытирая слезы. Тетя приехала за мной почти сразу, хорошо, что недалеко успела уехать из-за пробок. И была просто в ужасе, когда увидела, где меня оставил Ярослав.
— Ничего, у меня в вашем деканате тоже знакомые есть, да покруче твоего Ярослава, — усмехается Марина. — Так как его фамилия? ЗагаДский это кличка?
— Не скажу, — дуюсь я.
— Это еще почему?
— Я что, мы как в садике, чуть что сразу родителям жаловаться?
— Ксюш, тут уже не просто жалоба, тут покушение на твою жизнь! Ладно, не хочешь не говори, сама узнаю. Не думаю, что у вас столько мажоров с похожей фамилией. — фыркает Марина, подъезжая к нашему дому.
Достает из багажника коляску, раскладывает ее и помогает мне пересесть.
— Довезти или сама?
— Не переживай, тут справлюсь. У нас пандус хороший, — отпускаю ее, но она не уходит, садится передо мной на корточки и берет в руки мои ладошки.
— Я сделаю как ты хочешь, заберу из университета или соглашусь, чтобы ты занималась дома. Но пойми, в жизни часто так бывает, что нужно взять ситуацию в более сильные руки. Если твоего ЗагаДского не приструнить, он на других будет отрываться. Поэтому никаких документов я забирать не буду. Ты здесь учишься на бюджете и учишься хорошо, а образование тебе обязательно нужно получить. Так что посиди пока дома, отдохни, успокойся, как будешь готова, вернешься в университет, а я сделаю все возможное, чтобы этот Ярослав к тебе больше на метр не приближался. Веришь мне?
— Верю, Марин.
— Вот и отлично. Я на работу, а ты отдыхай.
Она садится в машину и уезжает, махнув мне на прощание рукой. Я печально смотрю ей вслед, пока ее машина не исчезает за углом. Затем какое-то время сижу, вдыхая прохладный воздух, и смотрю на стального цвета тучи, что нависают над городом. На днях обещали снег, и это в начале октября. Но по погоде уже ощущается, даже кончик моего носа чуть замёрз.
Пандусы у нас и правда удобные, широкие, с одного бока перила, так что я без труда поднимаюсь на первый этаж и въезжаю в лифт. Дома раздеваюсь и, протерев колеса специальной тряпочкой, что всегда лежит в прихожей, еду к себе в комнату. Девочкам я уже позвонила, так толком ничего не объяснив. Просто сказала, что внезапно уезжаю домой, и теперь чат буквально разрывало от новых сообщений.
— Ксюш, тебе плохо, да? Болит что-то? — беспокоилась Ольга.
— А мы пришли тебя нет на парковке. Ты даже не приезжала сегодня, или я что-то не поняла? — кипишует Наталья.
Остальные подруги тоже прислали сообщения, а я думаю, что им сказать. Если расскажу, как поступил Ярослав, то Ольга с Натальей тут же пойдут и ему все волосы выдерут, а мне это надо? Лучше ничего не говорить, скажу, что просто плохо себя почувствовала. Мне неприятно, что девчонки опять начнут меня жалеть.
— Всё нормально, девочки, просто давление упало, и тетя отвезла меня домой. Отлежусь пару дней.
— Врача вызови.
— В больницу пусть Марина отвезет…
И всё в таком духе, но тут в чат врывается Ольга с сообщением.
— Ой, девочки, что сейчас было!
— Что?
— Загорский при всех обозвал Снежану дорогой подстилкой!
— Да ладно!
— Ага, встал посреди лекции, отбросил свою единственную тетрадь с ручкой и сказал: «Отвали от меня, иди под других стелись, у тебя это дорого и профессионально получается!» Затем вышел из аудитории, несмотря на запрет преподавателя истории архитектуры.
— Ого! Впрочем, сыну ректора всё можно. В очередной раз отмажется.
— Они друг друга стоят, что Снежана избалованная и вредная, что Загорский — чудовище.
Еще какое-то время переписываюсь с девочками и сажусь за лекции. Преподавателям я уже написала, и некоторые прислали мне темы сегодняшних лекций, их и начну. Марина права, мне осталось учиться всего ничего, и портить себе жизнь из-за какого-то мажора я не собираюсь. Жаль, конечно, что тетя пойдет в деканат и пожалуется на Загорского. Она еще не знает, что это совершенно бесперспективно. Ректор нашего университета и есть отец Ярослава. Что он сделает сыну? Урежет карманные расходы? Очень смешно. Этим самым обозлит его еще больше, а достанется мне.
С заданиями справляюсь довольно быстро и решаю приготовить что-нибудь вкусное к возвращению Марины, но не успеваю открыть холодильник, когда она сама звонит мне.
— Ксюш, у тебя же сегодня вечер свободен? — спрашивает тетя, будто у меня все вечера заняты на месяц вперед.
— Случайно сегодня образовалось одно окно, — усмехаюсь я, достаю из морозилки курицу.
Смотрю задумчиво на замороженную тушку, не успею приготовить, если только не сварить целиком.
— Тогда ничего не готовь, я заеду за тобой в шесть часов. Мы идем в гости. — докладывает Марина, и я по ее голосу слышу, что это что-то торжественное.
— А я там точно нужна? — замираю с курицей в руке. — Может, ты сама как-нибудь?
— Так я из-за тебя и иду. Сегодня такой стресс перенесла, что тебе просто необходимо развеяться.
— Ну не знаю, я бы дома отсиделась. Или подожди, ты все-таки решила меня познакомить со своим мужчиной?
Почему-то это пугает меня больше, чем встреча с Ярославом.
— Именно, он сам пригласил. Я хотела отменить сегодня свидание, сказала, что ты нуждаешься в моей компании, и вот… Так получилось.
— Ох, Марина, Марина… — качаю я головой и засовываю курицу обратно в морозилку. — Лучше бы ты не пугала мной своего бедного мужчину.
— Ничего, будем считать это проверкой на вшивость, — фыркает тетя. — В общем, собирайся и надень, пожалуйста, платье, то, что мы покупали тебе на Новый год.
— Так всё серьезно, ужас просто, — жалуюсь я, а тетя смеется.
— Яр, чего сегодня делаешь? — догоняет меня Матвей и идет рядом. — Пошли в клуб сгоняем?
— Занят, — коротко бросаю ему, подходя к своему мотоциклу.
— Чем? — удивляется Андрюха, что шел рядом с Матвеем. — Ты вроде бы собирался оторваться на днях?
— И что? Это значит именно сегодня? — огрызаюсь я, достаю шлем из багажника.
— Ты чего злой какой последнее время и Снежка обидел, — щерится винирами Мотька. — У вас с ней всё, что ли? — Могу подкатить?
— А денег хватит? — ухмыляюсь я. — Снежок не каждому дает.
— Да брось, ты и раньше знал, что она не монашкой до тебя была, чего вдруг сейчас взбрыкнул?
— Слушай, я тебя про твоих баб допрашиваю? Нет? Ну и в чем дело тогда? Встаю напротив друга, шлем держу перед тобой. — Сегодня никакого клуба, батя званый обед дает. Если только моя персона там не больше чем на полчаса нужна, то выдвинусь часам к девяти в наш «Тайсон».
— Ок, Яр.
— Так, а насчет Снежка-то как? — беспокоиться Мотька.
— Да бери, такого добра не жалко, денег только побольше приготовь, — натягиваю на голову шлем и седлаю мотоцикл. — Позвоню вечером.
Парни кивают и уходят в сторону университета, что-то бурно обсуждая. У нас еще одна пара, но я решил свалить пораньше. После разборок со Снежаной на меня все бабы в группе ополчились, ну, кроме Цветочкиной парочки. Те так посмотрели, будто я человека убил. Эти двое, что дружили с калекой, сами были какие-то ненормальные. Две тихони-бюджетницы, под стать этой Фиалкиной.
Нет, я знаю ее фамилию, но мне нравится именно так. В мире куча цветов, которые я могу исковеркать и применить к Фиалкиной. Я вижу, как ее это бесит, а меня заводит. Сам не понимаю, что я прицепился к этой инвалидке, почему, как только вижу ее, у меня в душе такой ураган поднимается, что скоро снесет все на хрен. Она меня бесит до дрожи, я рядом с ней себя чудовищем чувствую. Эта ее коляска для меня как красная тряпка для быка. Когда она рядом, хочется одного, чтобы больше ее не видеть. Однако всегда подхожу к университету и ищу глазами именно ее, что за хрень-то такая!
Сегодня я чуть не перешел границы дозволенного. Нет, я собирался остановить коляску у границы трассы, но тормознул слишком резко. Как в замедленной съемке видел, как Фиалкину приподняло над креслом и еще мгновение, полетела бы вперед, прямо под колеса фуры, что как раз неслась мимо нас. Водитель даже оглушил меня своим гудком, как на поезде. Я уже дернулся, чтобы поймать девчонку, но та каким-то чудом удержалась.
Оставил ее там и, пока шел к университету, думал, адреналин в крови зашкалит, сердце в клочья разорвет. Может, поэтому и свалил так быстро, не стал смотреть, как там эта калека в себя приходит. А ведь мог убить, да. И сам не пойму, почему у меня такое. Не сказать, чтобы я был ярым ненавистником всех убогих, мне как-то до них фиолетово было, но эта раздражала меня ужасно. И вроде внешне она ничего так, если бы ходила, вообще красота, но смотрю на нее и все внутри переворачивается, яростью наливается. Ни на кого такой реакции нет.
Из университета еду в фитнес-центр, что принадлежит отцу. Раз я сбежал с последней лекции, то проведу время с пользой, нужно немного пар спустить и успокоиться. Тем более вечер у меня предстоит хуже не придумать. Не знаю, что там задумал отец, но этот его приказ: чтобы был дома к шести, у нас серьезные гости будут!
Таким тоном и голосом сказал, что спорить с ним не стал. Одно непонятно, к чему такие сложности. Если это его партнеры по бизнесу, то при чем тут я? Хотя у бати давно идея фикс втянуть меня в свой бизнес. Я не против, но всему свое время. Сейчас я не хотел думать ни о каком бизнесе, еще не нагулялся. Да и учусь я, в конце концов. Не то чтобы отлично, но, по крайней мере, стабильно.
Впрочем, мне плевать, что там будет. Схожу на час-два и свалю с друзьями в клуб. Завтра суббота, можно и оттянуться. Тем более я теперь свободен. Снежка отвалилась. Я и раньше не особо привязан к ней был, но, признаться, она мне надоела как никто другой. Ну и что, что красивая, дочь богатого папочки, вся упакованная. Я такой же. Это не значит, что я ее загулы должен терпеть. Если бы не открыто сказали, то и не знал ничего. Хорошо, что в тренажке один парень хвалился, что с такой девочкой переспал, дорого, но оно того стоит. Фотографии на телефоне показывал, придурок. Нет, деньгами Снежка не брала, у нее свои были, а вот дорогие подарочки, пожалуйста. Будто в этом есть какая-то разница.
В фитнес-центре встречают с улыбками, девочки на ресепшен буквально расплываются от счастья лицезреть меня. Еще бы, сын хозяина всегда лакомый кусочек. Впрочем, я и не оспариваю, так и есть. Я здесь тоже почти хозяин, этим и пользуюсь. Подзываю к себе одну из девчонок, что стоит на ресепшен в обтягивающих стройные ноги лосинах и коротком топике с выпирающей грудью.
— Как дела, Лен? — улыбаюсь, облокотившись на барный стул у витаминного бара.
— Хорошо, Яр, — подходит ближе, полные губы в розовом блеске облизывает.
Черные короткие волосы топорщатся ежиком, в ушах серьги-гвоздики. Красивая и грудь зачетная.
— Пойдем? — киваю в сторону моей личной комнаты, да, у меня тут есть и такая, раздевалка и трахательная одновременно, как я ее называю.
— Пойдём, только девочек предупрежу, — охотно кивает Ленка.
— Жду в кабинете, — кидаю ей и иду, открываю дверь в комнату без окон, где у меня довольно спартанская обстановка. Черный кожаный диван, небольшой стол с ноутбуком, принтер и дверь в душевую. Все есть, и девочка тоже, которая входит и прикрывает за собой дверь. С ожиданием смотрит на меня.
Подхожу, сунув руки в карманы джинс, и встаю напротив. Охватываю ее взглядом, задержавшись на груди, что явно выступает под тонким топиком.
— Раздевайся, — говорю ей, и Лена медленно начинает снимать топ, призывно извиваясь всем телом.
— Ну какая ты у меня красавица, — восхищается Марина, когда я выезжаю из своей комнаты. — Почему ты так редко наряжаешься?
— А куда мне в платье ходить, Марин? — удивляюсь я. — Ты ноги мои видела? Мало того, что белые, так еще и в шрамах все. Вот пришлось колготки нацепить, а я их терпеть не могу. Представляешь, как их натягивать на себя, когда двигаются только руки?
— Прости, да, я не подумала, — суетится около меня тетя. — Но тебе так идет этот изумрудный цвет!
— Это раз, а во-вторых, сейчас молодежная мода очень простая, джинсы, джоггеры и худи с топиком или футболкой, вот и весь наряд.
— Ну не знаю, в мою молодость мода другая была, и туфли носили, и юбки…
— Ты так говоришь, будто старше меня на целую жизнь, — фыркаю я, пока тетя подает мне короткое светло-бежевое пальто и ярко-зеленый шарф, что я сама связала.
— Ненамного старше, да, всего-то десять лет, но я еще маленькая была, видела, как твоя мама на свидание собирается. Вот где красота была, платье, туфли на каблучке, яркий шарфик…
Обе замолкаем, вспоминая каждая свое, что связывало нас с родными. И эти воспоминания светлые, яркие. Мне кажется, что мама только вышла ненадолго и скоро вернется, как всегда веселая, румяная, с толстой русой косой до талии.
— Поехали, — тихо произносит Марина, подталкивая мою коляску к выходу из квартиры.
— Я сама, ты сегодня тоже великолепно выглядишь. В платье и сапогах на каблуке не солидно инвалидную коляску толкать.
— Много ты знаешь, что солидно, а что нет, — ворчит Марина, останавливаясь в дверях и застегивая на себе небесного цвета пальто.
На ней строгое бежевое платье с воротничком стойка, кремового цвета сапоги и легкий платочек с цветочным орнаментом. К ее черным волосам очень идет. Да она и сама яркая женщина, и почему ей никак нормальный мужчина не попадется? Может, этот, что сейчас, и есть ее судьба? Кто знает…
— В деканат я сегодня не успела, на работе полный завал. Утром повезу тебя в университет и зайду. Выйдем пораньше? — Марина садится за руль, предварительно усадив меня на заднее сидение. Я никогда не сижу спереди. После аварии просто не могу и всё тут. До сих пор перед глазами стоят тела моих родителей, почти смятые фурой.
— Я дома пока отсижусь, преподавателям уже написала, — пристегиваюсь, устраиваюсь поудобнее.
Марина хорошо водит, но я всегда боюсь ездить. Одно время я занималась с психологом, когда проходила реабилитацию, но помогло лишь частично. Панический страх перед автомобилем пропал, но тревога осталась, и это уже не исправить. Тетя говорит, пройдет, когда я сама сяду за руль, но я все равно не могу. Может, поэтому и не иду учиться на права. Чувствую себя очень неуверенно в самой машине, а за рулем и подавно.
— Хорошо, раз ты хочешь, но в университет я все равно съезжу. Расскажу про этого идиота, который тебя третирует.
С тетей иногда спорить бесполезно, особенно если она что-то вбила себе в голову в отношении меня. А если кто обидел ее любимую племянницу, то тут без вариантов. Обидчику прилетит когда-нибудь обязательно.
Едем не спеша, нам торопиться некуда. Марина убежала с работы раньше, чтобы привести себя в порядок, и теперь у нас в запасе еще двадцать минут. Поэтому успеваем заехать в кондитерскую, где тетя покупает мой любимый торт вишня в шоколаде и коробку эклеров с начинкой крем-брюле.
— Совсем с пустыми руками идти в гости как-то не очень, — объясняет она свои покупки, когда возвращается с коробками в машину. — И Витя сладкоежка.
При этом тетя как-то удовлетворенно щурится, едва скрывая улыбку. Я понимаю, что этот мужчина ей очень нравится, а это хорошо. Моя тетя заслужила счастье, вдруг и этот загадочный Виктор окажется неплохим парнем?
— А что он сам нас не забрал? — вставляю свои пять копеек.
— Зачем? — удивляется Марина. — Виктор предлагал отправить за нами машину, но я настояла, что приеду с тобой сама.
— Пытаешься отстаивать свою независимость? — смеюсь я.
— Не помешает, — соглашается Марина. — Сегодня я везу тебя знакомить с ним, а это важный аспект в наших отношениях. Поэтому пусть я буду на своем коне!
Смеемся уже вместе, настроение поднимается. Мне легко и спокойно. И пусть я переживаю за тетю, но не хочу, чтобы она думала только обо мне. У нее должна быть своя жизнь и желательно с любимым мужчиной.
Дом Виктора спрятался за высоким ажурным кованым забором. Ворота открываются, как только мы подъезжаем. Марина явно была здесь уже неоднократно, поэтому въезжает на территорию спокойно, останавливается около высокого крыльца из серого мрамора.
Осматриваю дом в два этажа, большой, на первом панорамные окна. Сделан в виде швейцарского шале с остроконечной крышей. Нам навстречу спешит высокий мужчина, застегивая на ходу серый пиджак. На нем костюм, черная рубашка, слегка волнистые волосы каштанового цвета, на лицо симпатичный, даже очень.
Подходит к машине и открывает дверь Марине, помогает ей выйти, придерживая за руку, затем ненадолго прижимает к себе, целуя в щеку. Я пока сижу, наблюдаю. Хочу понять, как этот Виктор относится к моей тете. Пока все довольно прилично, и мне кажется, что между ними действительно что-то есть. Это еще не любовь, но я вижу, что Марине он явно нравится, хотя Виктор и старше ее лет на пятнадцать точно.
— Милая леди, могу я вам помочь? — Виктор заглядывает ко мне с обаятельной улыбкой. — Позвольте вас пересадить в кресло?
Тянет ко мне руки, а я невольно смущаюсь. Ищу обеспокоенным взглядом Марину.
— Она сама, Витя, — мягко отвечает Марина. — Помоги коляску из багажника достать.
Вскоре я уже следую за ними в коляске. Все же пришлось идти на ручки к Виктору. У его дома нет пандуса, и мужчина тащил меня по ступеням, как неудобно. В дорогих костюмах меня еще не таскали.
— Вот мой дом, — открывает широко двойные дубовые двери в дом Виктор. — Теперь можно и познакомиться. Виктор.
Протягивает мне ладонь, широко улыбаясь.
В тренажёрке насилую себя до седьмого пота. Ленка — зачетная девчонка, часть напряженности сняла, но всё по-прежнему бесит. Поэтому тягаю железо до тех пор, пока не свело правую руку.
— Яр, ушёл из зала, — почти приказывает один из инструкторов, что наблюдает за мной уже почти час. — Если хочешь выпустить пар, пойдём на татами.
Олег знает, что меня нужно уложить на спину, если я теряю контроль. И мой статус сына хозяина фитнес-центра для него не указ, что думал, то и сказал.
Иду за ним, разминая руку, морщусь от боли.
— Кто на этот раз тебя взбесил? — Олег встаёт напротив, затягивая пояс кимоно.
— А есть какая-то разница? — огрызаюсь я.
— Нет.
Кружим напротив друг друга, делая обманные выпады. Захват, подножка, тюкаюсь затылком в мат. Одним рывком вскакиваю на ноги, не обращая внимания на лёгкое головокружение. Кидаюсь на Олега, пытаясь обхватить его за талию и повалить на спину. Но тот уворачивается и снова валит меня на маты.
— Да… Твою мать! — рычу я, снова нападая на него.
— Дёрешься как баба, — подначивает меня Олег.
Адреналин зашкаливает, бьёт в виски. Пот жжёт глаза, снова лежу на спине, больно стукнувшись лопатками.
— Всё? — спрашивает Олег и подаёт руку.
Отбиваю широкую ладонь, сам вскакиваю на ноги, слегка покачнувшись.
— Ещё, — рычу, а сам едва стою на ногах.
Минут через двадцать выдыхаюсь, лежу, дыхалку пытаюсь воздухом наполнить. Гоняю туда-сюда, а вздохнуть полной грудью не получается. Всё тело — одна болевая мышца, будто меня побили, а потом раскатали катком по асфальту.
— Хорош, на сегодня, — говорит Олег и уходит, а я продолжаю лежать, смотрю в потолок, а перед глазами почему-то Фиалкина в инвалидном кресле. Интересно, у неё ноги болят или она ничего не чувствует. Встряхиваю головой, как собака, пытаюсь вытряхнуть все мысли о девчонке и, сжав зубы, встаю с татами.
После стою в душе, регулирую воду, то горячая, как кипяток, то ледяная. Из дрожи кидает в жар, зато голова совершенно пустая, всё ушло в ощущения. Уезжаю домой, с трудом оседлав свой мотоцикл. Знатно так меня сегодня истаскало. Олег все остатки сил выбил. Плетусь по дороге, как пенсионер с крейсерской скоростью. К дому подъезжаю полностью вымотанный и с одним желанием — упасть на кровать.
У крыльца стоит машина отца, а сам он только приехал, вынимает из багажника какие-то пакеты, а из салона два букета алых и белых роз.
— Веники куда? — кивком указываю на цветы, когда прохожу мимо, оставляя мотоцикл чуть в стороне. Загнать его в гараж сил нет.
— И тебе здравствуй, — усмехается отец. — Ты чего так рано?
— Надо, — коротко бросаю ему, поднимаясь на крыльцо, еле переставляя ноги.
— Ярослав, ты сегодня дома? — спрашивает отец, протягивая мне цветы. — Занеси и отдай горничной, у нас сегодня гости будут.
Беру у него букеты, идём в дом.
— Какие ещё гости?
— Об этом я и хотел с тобой поговорить, — уклоняется от ответа отец. — Пошли в мой кабинет.
Чуть ли не со стоном закатываю глаза, но иду за ним. Вот только душевных разговоров мне сейчас не хватает.
— Можно и в гостиной поговорить, — предлагаю ему, и он кивает.
Отдаем все домработнице, а сами садимся на мягкие диваны, что стоят друг напротив друга. Между ними антикварный журнальный столик с широкой вазой и какой-то корягой. Всегда ненавидел эту вазу и корягу в ней, хотел даже выбросить, но отец не позволил.
— Дизайном занималась твоя мать, мне нравится.
Вот и весь ответ, всё объяснение. Говорить про мать у нас вообще табу в семье. Ни я, ни отец стараемся не трогать эту тему. Я до сих пор считаю, что мать ушла от нас из-за отца, у него другое мнение.
Горничная нам приносит кофе, но я отодвигаю свою чашку, прошу просто апельсиновый сок. Она уходит на кухню, а отец делает вид, что наслаждается напитком.
— Если ты будешь молчать, то я подожду в своей комнате, — заявляю отцу.
— Хорошо, я просто думал, как лучше тебе сказать, — отодвигает чашку. — Дело в том, что я встречаюсь с женщиной…
— А я тут при чём? — искренне удивляюсь. — Встречайся с кем хочешь, только в дом не приводи.
— В этом и проблема. Я хочу сегодня вас с ней познакомить.
— Ээ, нет! — поднимаю руки и встаю. — Так мы не договаривались.
— О чем ты? — хмурится отец.
— У нас был договор, я остаюсь жить с тобой с условием, что ты не ведешь в дом бабу. Так и было, сейчас что поменялось?
— Прошло много лет.
— И что? Договор есть договор!
— Мне не нравится, как ты говоришь про женщин, это не бабы. Марина хорошая, тебе понравится. Да и придет она с племянницей…
— Да хоть пусть тащит с собой бабушек, дедушек… Всю родню пусть ведет! ТЫ. МНЕ. ПООБЕЩАЛ! — почти выплевываю эти слова отцу.
— Это мой дом, и ты не имеешь права мне указывать!
— И мой дом тоже!
— Ты еще ни копейки не заработал. Тут твоего нет ничего, даже эти шмотки и носки с трусами на тебе мои!
Стоим друг напротив друга, еще мгновение и вцепимся в глотку.
— Ваш сок, Ярослав, — голос горничной приводит в чувство, отступаем на пару шагов.
— Встречай сам своих гостей, — рычу на отца и скрываюсь у себя в комнате, где падаю на кровать, накрыв голову подушкой.
Всегда знал, что отец найдет замену матери, ждал и дождался. Наступил день икс, обратной дороги нет. Сначала познакомит, потом на свадьбу пригласит, а там и дети появятся. Супер! Всю жизнь об этом мечтал.
— Если через полчаса не спустишься и не встретишь моих гостей как полагается, можешь выкинуть все свои карты. Денег не будет. Впрочем, я твои карты уже заблокировал, дальнейшее зависит только от тебя.
Дверь в комнату захлопнулась, отец ушел, а я бью кулаком подушку от досады. Нашел чем прижать, с***! Придется улыбаться и строить из себя примерного и любящего сына перед чужими тетками.
— Мой сын, Ярослав, — представляет мне моего одногруппника Виктор. — Но я думаю, что вы знакомы. Марина говорила, что ты тоже учишься в архитектурном, а я как бы у вас ректор.
Загорский старший стоит и улыбается, а у меня мурашки по рукам бегут. Взгляд Ярослава полон злости, что пугает. До сих пор не могу понять, он именно меня так ненавидит или просто всех калек?
— Ярослав… — задумчиво смотрит на парня Марина. — Ты же этот…
Я вижу, что тетя узнала парня, и пугаюсь еще больше. Ну сейчас начнется. Да Марина тут камня на камне не оставит после всего, что со мной случилось!
— Витя, мне с тобой поговорить нужно! — заявляет тетя, и отец Ярослава удивленно приподнимает брови.
— Конечно, дорогая. Пройдем в мой кабинет, пока принесут горячее, и поговорим. Надеюсь, вы тут не подеретесь без нас?
Подмигивает мне, сам не зная, насколько близок к своему предположению.
— А теперь слушай меня, Цветочкина, — говорит Ярослав, как только взрослые скрылись в кабинете. — Сегодня ладно, но как только выйдете с теткой из этого дома, тут же забыли дорогу сюда, тебе ясно?
Он садится за накрытый стол и накладывает себе в тарелку салат, брускетты с разными начинками, тарталетки с икрой. Внушительная такая горка получается, и невозмутимо начинает есть.
— Чего смотришь? — жует Ярослав. — Я чего-то непонятно сказал?
— Думаю, что это не нам с тобой решать, — отвечаю ему, подъезжая к столу.
Для меня специально убрали один стул, чтобы я могла сидеть за столом на равных.
Оглядываю вкусности, что лежат на столе, и тянусь к канапе.
— Ээ, нет, Фиалкина, я же сказал, валите отсюда, — встает и обходит стол Ярослав, забирая у меня тарелку с приборами. — Или ты еще и глухая?
Провожаю его взглядом, пока он садится на свое место, и тяну с тарелки кусочек красного перца. Демонстративно сую его в рот и начинаю с хрустом жевать.
— Непонятливая, значит, — удовлетворенно кивает Ярослав. — Что же, я устрою тебе сказочную жизнь в универе.
— Ничего ты мне не сделаешь, — уверенно заявляю ему. — Моя тетя любит твоего папу, и он ее. Поэтому если кому и будет плохо, то только тебе.
Очень хочется показать Ярославу язык, но с трудом сдерживаюсь. Детские дразнилки какие-то.
— Может, тетка твоя и красивая, да вот знаешь, сколько таких побывало в постели у отца? Месяц, а то и пару недель продержится. Или вы уже мечтаете, как будете жить в этом доме и бриллианты носить? Так вот, ничего этого не будет.
— Ты так в себе уверен, — хмыкаю я. — Да я даже знать не знала, с кем тетя встречается, чтобы строить какие-то планы. Если бы знала, что мужчина Марины твой отец, даже не сунулась бы в ваш дом.
— Знала бы, да кабы, всё это лишь ля-ля, Цветочкина, — огрызается Ярослав. — Ни одна баба здесь не останется.
— А Марина и не баба, — пожимаю плечами. — Она хорошая женщина, и твой папа был бы с ней счастлив.
— Да, конечно, еще скажи, что не деньги отца ей нужны, а душа, сердце и рука, ага!
— А ты, я смотрю, всё деньгами меришь? В тебе больше ничего нет, ты пустой. Ты даже чувствовать не умеешь, сострадать. Ты никого не любишь, не жалеешь…
— Жалость? Ты этого хочешь от меня? — удивляется Ярослав. — К таким, как ты, у меня нет жалости, мне противно, поняла? Ты мне про-ти-в-на!
Эти его слова что-то пробивают в моей душе, и я смотрю на парня, как на морального урода. Я презираю его, мысленно стираю из своей жизни, уничтожаю.
— Что ты как смотришь? Думаешь испугать меня? Не на того напала.
— В жизни всё может случиться. Со мной произошел несчастный случай, раньше я была совсем другая, танцевала, бегала, планы строила, совсем как ты. Не дай бог оказаться тебе на моем месте.
Я говорю тихо, но Ярослав слышит и морщится, словно от зубной боли.
— На совесть мне не дави, и когда мы с тобой поменяемся местами, тогда и поговорим. А сейчас я бы хотел, чтобы вы убрались из моего дома.
— Откуда в тебе столько ненависти? — искренне удивляюсь я. — Я же тебе ничего плохого не сделала?
— А ты мне вообще не особо нравишься, Фиалкина, — ухмыляется Ярослав.
— Да и ты у меня восторга не вызываешь, если честно.
— Тогда расстанемся мирно и по обоюдному согласию.
Из кабинета выходит Марина и направляется ко мне. За ней идет злой как черт Виктор.
— Мы уезжаем, Ксения, — не глядя на Ярослава, говорит мне тетя. — Спасибо, поужинаем в другой раз.
— Марин, — встревоженно смотрю на тетю. — Ты уверена?
— Да, думаю, Виктору есть о чем поговорить со своим сыном.
И мы уезжаем, оставляя Ярослава с отцом. Что теперь между ними будет, непонятно, но я знаю, на ком сорвет свою злость наглый мажор. И эта мишень именно я.
— Ключи от машины и от мотоцикла на стол, — заявляет отец, как только возвращается с улицы, где провожал.
— С чего бы это? — удивляюсь я, но немного пугаюсь. У отца такой вид, что невольно поёживаюсь.
— Это правда, то, что я сейчас услышал? Ты издеваешься над девочкой, которая по воле судьбы оказалась в инвалидной коляске?
— Да ты слушай больше! — начинаю заводиться. — Ничего я с ней такого не делал.
— А вот у меня другая информация.
Отец подходит ко мне и встаёт напротив. Руки в карманах, и я чувствую, что он едва сдерживается.
— Если бы Марина не попросила, я бы сейчас тебе вмазал…
— Ах, Марина, — усмехаюсь я. — Ты из-за бабы что ли? Да шли их всех куда дальше!
И мне прилетает. Никогда отец меня не бил. Ни разу. Резкий удар в челюсть отбрасывает меня на диван. Скулу сводит от боли, в глазах чёрные точки закружились.
— Из-за бабы… — сплёвываю кровь из разбитой губы прямо на пол. Пробую языком зубы, вроде все целы.
— Нет, не из-за бабы, а женщины, которая мне очень нравится, и из-за девочки, которая осталась полной сиротой и покалеченной. Ты хотя бы представляешь, насколько ей тяжело? Из здоровой, полной сил девчонки превратиться в калеку? Неужели в тебе не осталось ничего человеческого?! Я разве тебя так воспитывал? Мне вообще непонятна причина, по которой ты стал такой мразью! Издеваться над слабым, который за себя и постоять не может. Даже будь она здорова, прежде всего это девушка, женщина, и не смей с ней так обращаться.
— А то что?! — вытираю рукой кровь, размазывая по лицу.
Встаю с дивана, чуть шатаясь. Голова немного кружится, но это ерунда по сравнению с разъярённым видом отца.
— Выгонишь меня из дома, как мать? Или мне самому уйти? — снова встаю напротив отца, который растирает ладонью кулак правой руки.
— Твою мать я не выгонял, — глухо отвечает он и отходит к бару, достаёт оттуда вискарь.
Наливает себе полбокала и, немного подумав, плескает на дно второго. Протягивает мне.
— Если бы не ты, мать не ушла из дома или забрала бы меня с собой. Это ты виноват, что она ушла! — бросаю ему, опрокидывая виски в рот.
Морщусь от того, как щиплет треснувшую губу, сглатываю обжигающую жидкость.
— Вот тебе деньги на карманные расходы, — отец достаёт из внутреннего кармана пиджака портмоне и показывает мне одну тысячу. — На проезд хватит.
— Какой проезд, ты чего? — возмущаюсь я, отталкивая от себя деньги. — Это хватит на такси в одну сторону.
— У нас в поселке остановка, там маршрутки и автобусы ходят. До университета прямой рейс. Без пересадки. Если за неделю ничего не изменится и я узнаю, что ты по-прежнему издеваешься над девочкой…
— То что? Может, мне сейчас из дома уйти? — зло смотрю на отца, который пожимает плечами и кладет тысячу рублей на журнальный столик, сгребает оттуда ключи от мотоцикла и машины.
— Как хочешь, я всё сказал.
Он уходит к столу и садится на стул, пододвигая к себе тарелку. Накладывает салат и с невозмутимым видом начинает жевать.
— Люда, горячее подавай! Гостей сегодня не будет, — кричит он домработнице, а я срываюсь с места.
Подхватываю в прихожей свою куртку, роняя плечики, на которых она висела, и вылетаю на крыльцо.
— С**а! — ору что есть силы, сжимая кулаки.
На улице пошел дождь со снегом. Подставляю ему лицо, чтобы немного прийти в себя и остудить пыл. Ледяные капли падают на кожу, растворяются и стекают каплями по щекам и шее. Еще немного, и я весь буду мокрый, впрочем, плевать, в дом я сейчас не вернусь ни за что. Пусть сидит там и жует свой ужин в гордом одиночестве.
Достаю из кармана джинс телефон и набираю Андрея. На улице так холодно, что пальцы мерзнут, а мокрый экран не сразу срабатывает. Чертыхаюсь, вытирая мокрое лицо ладонью.
— Здорова, братан! — веселый голос друга раздражает еще больше. — Ну ты чего, подтянешься к нам?
— Меня из дома заберите, — рычу на него, слушаю музыку на заднем фоне. Друзья уже в клубе, чтоб их.
— Я тебе чего, такси что ли? — ржет Андрюха, а у меня кулаки чешутся, так бы и вмазал ему.
— Ну вызови мне такси, непонятно, что ли? — кричу на него. — На мели я, батя копилку прикрыл на время.
— Ну ты попал! — угорают, слышу, как смеются. — Ладно, жди.
Спускаюсь с крыльца и иду к воротам, где в будке сидит охранник. Палыч работает у нас давно, уже пожилой. Я с пеленок его помню. Говорил отцу, что Палычу на пенсию пора, но тот и слышать не хочет. Ну какой из Палыча охранник в таком возрасте? Только что и может ворота открывать да закрывать. Единственный плюс, живет рядом с поселком в соседней деревне. И работает почти каждый день, ну а что ему еще делать? Дома только бабка, а дети и внуки редко навещают.
— Палыч, дай денег? — стучусь в окошко, которое открывает охранник. — Отдам с первой получки.
Усмехаюсь, забыв про разбитую губу. Тут же морщусь, трогая ранку пальцем.
— Эх, Ярик, опять с отцом поругался? — лезет в карман фирменной черной куртки Палыч. — Ты мне еще за тот раз не отдал.
— Да верну, первый раз, что ли? — возмущаюсь я, принимая от него две смятых бумажки. — А чего две тысячи только?
— Я тебе что, банкомат нужную сумму выдавать? — злится Палыч. — Сколько есть, столько и отдал. Вернешь с процентами!
— Да пошел ты! — огрызаюсь на него. — Открывай давай.
Указываю кивком на ворота, которые тут же дергаются и начинают двигаться в сторону, открывая улицу.
— Еще и без лошади! — хохочет позади меня охранник, когда я иду на выход, зло пиная ворота, которые слишком медленно открываются.
— Чтоб вас всех разнесло! — рычу, шлепая белыми кроссовками по лужам. — Попляшешь ты у меня, Фиалкина, мне терять больше нечего!
— Марин, так что у вас произошло? — тревожусь я, пока мы едем домой. — Тебя Виктор чем-то обидел?
— Виктор? — удивляется она, не отвлекаясь от дороги. — Нет, ты что. Наоборот, он мне поверил, что я, честно говоря, не ожидала.
— Почему?
— Ну не каждому приятно, когда о твоем сыне рассказывают такое. Мне и то неприятно было всё это, а вот для него стало полным шоком. Виктор не ожидал, что его сын настолько чудовищно себя ведет.
— Ох, что теперь будет, — пугаюсь я, нервно тереблю ремешок рюкзачка. — Ярослав не успокоится, пока не отомстит.
— Надеюсь, что Виктор вправит своему сыночку мозги, — сердится Марина. — Иначе нам с ним придется пересмотреть наши отношения всерьез.
— Ты пойдешь на это ради меня?! Ведь я вижу, что отец Ярослава тебе нравится.
— Нравится, не нравится, а если вы не найдете общий язык с сыночком ректора, ни о каких серьезных отношениях между нами не может быть и речи. Как ты себе представляешь? Если мы с Виктором сойдемся и будем жить в одном доме, что это за жизнь?
— Не стоит из-за меня портить свою личную жизнь.
— А ты единственное, что у меня осталось, кроме мамы, конечно. Ты и она — вот что есть у меня. И ни один мужчина не стоит такой жертвы.
Марина молчит. Смотрит на дорогу, а я на нее. Повезло мне с тетей, очень повезло. Если бы не Марина, не знаю, что со мной было.
— Мы так и не поужинали, — вдруг вспоминает тетя. — Ты что-то имеешь против «Якитории»?
— Совершенно ничего, — с улыбкой отвечаю я, и вскоре Марина сворачивает к ресторану.
«Якиторию» мы любим, там очень вкусные суши и гёдза с креветками. Мы с Мариной их просто обожаем. И в этом ресторане, что недалеко от нашего дома, очень удобный пандус для меня. Так что минут через десять я уже сижу за круглым столиком и листаю меню.
— Я голодная как волк, — признается Марина. — Видимо, так мечтала вкусно поужинать, что организм требует своего фейерверка.
— Ну да, с ужином у нас сегодня не сложилось.
Делаем заказ, болтаем о всякой ерунде. Мне всегда легко с Мариной, да и разница в возрасте у нас не такая большая. Мы как подруги, а точнее, сестры, только она старше.
— Вкусно, — орудует палочками тетка как заправский японец. — Была бы моя воля, питалась одними роллами и этими пельмешками.
— Да брось, а как же щи да каша — пища наша, — смеюсь в ответ.
— Ты права, но иногда не помешает порадовать свои рецепторы заморской едой.
Домой возвращаемся уже поздно, и я прошу Марину помочь мне с ванной. Пока моюсь, Марина мне помогает, затем сушу волосы, и тетя уже спит. А я какое-то время сижу напротив зеркала в ванной и смотрю на себя. Внимательно разглядываю красивое лицо, черные брови, длинные темные ресницы. Мне все говорят, что у меня очень красивые глаза, мамины. А волосы — моя гордость, особенно сейчас, когда я выпрямила их и уложила блестящей волной по плечам и спине. Только вот зачем мне эта красота, если будущего у меня нет. Тетя, конечно, уверяет меня, что и с другими болезнями люди живут, рожают. Я и сама видела в интернете девушку без рук и ног. И она счастливая мама, жена. Только где найти такого, что полюбит тебя со всеми этими минусами?
С печальным вздохом еще раз кидаю взгляд на себя в зеркало и откладываю расчёску, заплетаю толстую длинную косу. Нечего мечтать о несбыточном, что будет, то и будет.
В моей комнате немного свежо, и я тянусь, чтобы закрыть окно, а затем перетаскиваю себя на кровать. Телефон и воду в стакане предварительно положила на тумбочку рядом, так же как и обезболивающее. Иногда бывает, что ночью ноги крутит от боли, приходится просыпаться и пить таблетку. Часто это бывает после физической нагрузки, что мне дают в реабилитационном центре, или после особо глубокого массажа. Мышцы должны работать, как говорит мой врач. Хотя бы так, раз по-другому невозможно.
— Ты же хочешь когда-нибудь встать на ноги после операции? — объяснял мне врач.
— Хочу.
— Вот для этого мы всё и делаем. Так что терпи.
А я терплю.
Некоторое время еще переписываюсь с девочками в чате, затем желаю подругам спокойной ночи и пытаюсь уснуть. Однако сон никак не идет, я почему-то думаю о Ярославе. Сильно ли ему досталось от отца? И почему он так меня ненавидит? У меня нет этому никакого объяснения. Есть люди, что не воспринимают инвалидов за людей. Ярослав сказал, что ему противно, что его тошнит от таких, как я. Что я с этим могу сделать? Ничего. Совершенно ничего.
Уже почти засыпаю, когда телефон тихо пиликает входящей смс. Беру в руки и недоуменно смотрю на незнакомый номер, с которого пришло голосовое сообщение в мессенджер.
— Спишь, Фиалкина? А я вот благодаря тебе нет, — голос Ярослава едва слышен из-за музыки. Он явно в каком-то клубе и сильно пьяный. — Я неверно тебе сказал тогда. Ты мне не противна, нет. Ты красивая девчонка, но я тебя просто ненавижу! Понимаешь? Вот ненавижу и всё. Потому что ты вызываешь у меня жалость, а я этого ой как не люблю! И ты это никак не исправишь, и тетка твоя тоже. Поэтому лучше не попадайся больше на моем пути. Я всё сказал, а вот теперь можешь спокойно спать.
Сообщение прерывается, и больше ничего. Блокирую контакт, удаляю всё с телефона и лежу, глядя в темноту, глотая слезы. Что же, благодарю за честность, Ярослав Викторович Загорский. Вы сейчас чертовски правы. Лучше быть честным, чем притворяться, и спасибо, что предупредил.
— Ксюш, так дело не пойдет, — заявила Марина, когда я третий день подряд занималась дома, игнорируя университет.
— А что не так? — поднимаю взгляд от реферата, который как раз писала.
— Я понимаю, что ты все темы изучаешь, получаешь задания от преподавателей, но посещение университета — это другое.
Марина садится на кровать, а я за столом в коляске. Она только вернулась с работы и собирается на свидание с Виктором.
— Виктор поговорил с сыном, объяснил ему все, Ярослав пообещал, что исправится.
— И ты ему веришь? — улыбаюсь я, отодвигая реферат. — Нет, я не про Виктора, а про Ярослава. Не верю, что человек может так измениться.
— После того, как Виктор забрал у него все карты и ключи от машины с мотоциклом, все возможно, — хитро прищуривается тетя.
— Да ладно?!
— Ага. Так что твой Ярослав уже три дня передвигается на общественном транспорте, а питается в столовой университета. Это мне Виктор доложил.
— Ох, Марина, боюсь, что это затишье перед бурей. Но ты лучше скажи, как у вас с Виктором? Помирились?
— А мы и не ругались, — смеется тетя и подмигивает мне, наклоняется, говорит шепотом: — Думаю, что сегодня мне сделают предложение.
— Обалдеть!
— Только тихо, никому не говори, а то спугнешь.
— А кому я скажу? Девчонкам своим? Ну они у меня не болтушки.
— Ну вот и не говори, когда точно будем знать, можешь делать с этой информацией что хочешь.
Марина встает, поправляет на себе жемчужного цвета шерстяное платье. Ей очень идет этот цвет, да и вообще она у меня самая красивая.
— Дай мне руку. Да не левую, правую. — беру ее за пальчики и верчу перед собой.
— Ты чего смотришь? — удивляется тетя.
— Хочу запомнить, как выглядит твой пальчик без кольца, — усмехаюсь я.
— Дурочка, — ласково смеется Марина и целует меня в щеку. — Вернусь поздно, не скучай. Справишься без меня?
— Конечно, — с готовностью отвечаю ей, и она убегает на свое свидание.
Естественно, я тут же рассказала все девчонкам, и чат взволновался.
— А свадьба когда?
— А ты будешь подружкой невесты?
— А гулять где будете?
— Ксюш, а Марина платье уже смотрела?
Смеюсь над своими девчонками, такие предсказуемые. Однако Марина права, нужно возвращаться в университет. Сколько дома не сиди, ситуация не изменится. Тем более если Марина вскоре выйдет замуж, я останусь совсем одна. Придется как-то самой справляться со всем. Я же не поеду жить вместе с ней в дом к Виктору? С чего бы это. Я ему никто, да и Ярослав там. Зачем провоцировать и без того плохие отношения с сыном жениха? А о примирении не может быть и речи.
После того ночного сообщения от Ярослава не было больше ничего. Хотя о чем это я, сама заблокировала парня и жду, когда напишет? Впрочем, читать его гадости или слушать у меня мало желания. Пусть так и сидит в черном списке. Мне так спокойнее.
Марина возвращается, когда я уже сплю, а утром меня ждет завтрак в виде яичницы и овсянки с курагой и медом.
— Все-таки ты хочешь, чтобы я пошла в университет? — спрашиваю тетю, которая варит нам с ней кофе, что-то напевая.
— Конечно, я думала, что мы вчера все решили. Не стоит из-за какого-то парня ломать себе всю жизнь. Я знаю, что ты можешь учиться и дома, но социум никто не отменял. Ты должна видеться с подругами, общаться с людьми. Согласись, что, сидя дома как в темнице, ты теряешь очень много.
— Ну да, ну да, — печально вздыхаю я.
Тетя права, кто же спорит, но как вспомню про Ярослава, так всё моё мужество куда-то испаряется.
— Кушай, и я тебя отвезу. Иначе опоздаем.
Марина убегает краситься, а я ковыряю ложкой в каше. Кусок в горло не лезет. Выпиваю только кофе и еду одеваться.
Сегодня на улице необычно тепло. Если дня три назад шел снег, то от него не осталось и следа. Вчера целый день лил дождь, и теперь я объезжаю лужи, когда еду по широкому тротуару к главному корпусу. Около него я обычно встречаюсь с девочками, которые учатся со мной, и дальше мы уже идем вместе.
Поэтому я спокойно качу к ним с радостной улыбкой на лице, не ожидая ничего плохого. НО…
Позади меня раздаются быстрые тяжелые шаги, и ручки коляски дергают чьи-то руки. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это. Я цепляюсь руками за колеса, пытаясь затормозить, но меня упорно везут вперед. Руки испачканы, мокрые, грязные.
— Что, Василькова, испугалась?
Ярослав наклоняется ко мне, а я невольно втягиваю запах его парфюма, свежесть, морской бриз.
— Я пообещал отцу, что буду присматривать за тобой. Так вот, у тебя теперь персональный водитель, даже ручки пачкать не нужно.
— Оставь меня в покое, — шиплю я и с облегченным вздохом вижу моих девчонок, что ждут на тротуаре.
— Ну что ты, я только начал, — рычит позади меня Ярослав, прибавляя скорость. — Расскажешь потом своей тетушке, какой я примерный мальчик.
И он резко сворачивает налево, оставляя моих девочек с удивленно открытыми ртами.
— Ты ничего мне не сделаешь, Наташа с Ольгой тебя уже видели. Сейчас позвонят моей тете, а та твоему отцу. Так что лучше отпусти меня, пока не стало поздно.
— А кто говорил, что я тебе что-то сделаю? — смеется Ярослав. — В моих планах тебе угождать, принцесса. Я твой личный паж, и ты от меня теперь не избавишься.
С удивлением вижу, что Ярослав катит меня к первому корпусу, где у нас сейчас будет лекция по эстетике архитектуры и дизайна. Он что, серьезно решил возить меня на занятия? В чем подвох? Это явно не просто так.
— Загорский, тормози! — догоняют нас мои девчонки, и Ольга огибает коляску, встает на моем пути.
Ярослав хочет ее объехать, но там становится Наталья.
— Окружили, немцы! — смеется Загорский. — И чего теперь?
— Отпусти Ксюшу! — шипит на него Ольга.
— Не могу, у меня партийное задание, — ерничает Ярослав. — Если отпущу, не видать мне ключей от машины и мотоцикла. Так что уйдите с дороги, у меня важная миссия.
— Давай договоримся, — поворачиваюсь к Ярославу. — Ты меня сейчас отпускаешь и оставляешь в покое, а я звоню тете. Попрошу ее, чтобы она поговорила с твоим отцом и тебе все вернули.
— Звони, — убирает руки с ручек коляски Ярослав. — Ну?
Достаю из кармана пальто телефон и набираю Марину. Коротко ей все объясняю, но не говорю, что Ярослав меня практически заставил это сделать.
— А он точно тебя больше задирать не будет? — ставлю телефон на громкую связь.
— Обещаю и клянусь, — усмехается Ярослав.
— Что же, я поверю тебе, — голос Марины строгий. — Но имей в виду, это первый и последний раз. Еще раз обидишь Ксюшу, разговор с тобой будет коротким.
— Понял.
Отключаю телефон, и Загорский отходит от коляски, а я облегченно выдыхаю.
— Радуйся пока, Фиалкина, — встает напротив меня Ярослав и наклоняется, положив руки на подлокотники коляски. — Я сделаю все, чтобы твоя тетушка больше не встречалась с моим отцом, ясно? Ты добилась своего, а я поступлю как хочется мне.
Он какое-то время смотрит прямо мне в глаза, а затем отталкивается от коляски и уходит, насвистывая веселую песенку.
— Вот урод, — подходит ко мне Наталья. — Мы так за тебя испугались, когда он снова помчался с тобой неизвестно куда.
— Да, приятного мало, — соглашаюсь я, цепляя дрожащие руки перед собой в замок.
— Испугалась? — сочувственно спрашивает Ольга.
— Есть немного, но главное теперь он от меня отстал.
— Сомневаюсь, — качает Наталья головой и берется за ручки коляски. — Черт с ним, с этим Загорским. Пойдемте, а то на лекцию опоздаем.
— Античность. С её теорией ордера, постепенно наполнявшейся новыми смыслами по мере развития архитектурных конструкций…
Голос преподавателя такой монотонный, что у меня сами собой закрываются глаза, но стоит только посмотреть на Загорского, как сон буквально слетает с меня. Я с коляской обычно располагаюсь в первом ряду. На коленях специальный твердый планшет, к которому прикреплена тетрадь. Делаю короткие записи, чтобы законспектировать лекцию.
Загорский сидит по правую руку от меня за полукруглой длинной партой на скамье и принципиально не сводит с меня насмешливого взгляда. Облокотился правой рукой на парту, подперев голову, и смотрит. От его взгляда я нервничаю и пытаюсь сосредоточиться, но получается плохо.
— Загорский, вы долго будете любоваться Васильковой? — наконец и преподаватель обратил внимание на Ярослава. — Что вы сегодня такого любопытного в ней нашли, поделитесь с нами.
— Нравится, Кирилл Михайлович, — еще больше расцветает в улыбке Ярослав. — Глаз отвести не могу.
— У нас важная тема, господин Загорский. Архитектура в элементах готики. Я, конечно, понимаю ваш романтичный настрой, но, может, вы встанете вместо меня на трибуну и продолжите?
Ярослав перестает пялиться на меня и садится прямо, продолжая улыбаться.
— Ну что вы, Кирилл Михайлович, мне очень нравится Василькова, но готика трогает мое сердечко, вот здесь, — и он прижимает свои руки к груди. — Поэтому я не могу говорить о столь важном направлении в архитектуре, не испытывая истинного благоговения. Слова здесь неуместны.
По залу проносятся смешки, а я прикрываю ладонью глаза. Ну клоун, да и только.
— Продолжим… — строго смотрит на меня и потом на Ярослава преподаватель.
— Он точно решил тебя достать, только другим способом, — говорит Наталья, когда мы выходим из аудитории. Точнее, я выезжаю, а девочки идут рядом.
— Да пусть смотрит, раз ему нравится, — отмахивается Ольга. — Ему самому скоро это надоест. Тем более Снежана ему уже мозг выносит.
Ольга указывает в сторону окна в коридоре, где стоят Загорский и Снежана. Блондинка размахивает руками, что-то бурно выговаривая Ярославу. А тот лишь усмехается, слушая ее.
— Они же вроде расстались, — подталкивает мою коляску в сторону от окна Наталья.
— Расстались, сошлись, нам совершенно фиолетово, — поддакивает Ольга, а Ярослав видит меня и сразу отходит от возмущенной Снежаны, направляется ко мне.
— Черт, я теперь от него не избавлюсь, — ворчу, разворачивая коляску, но куда там.
Ярослав уже рядом и хитро улыбается, приседая на корточки передо мной.
— Я придумал, как буду теперь называть тебя, Фиалкина, — смеется он. — Мы же скоро породнимся, да? Твоя тетка точно намерена выйти замуж за моего отца, такой шанс она не упустит явно. Ну еще бы, ректор института, бизнесмен. И я вот подумал, мы почти родственники с тобой. Ты мне как сестра. Всегда мечтал иметь сестренку. Поэтому ты теперь для меня сестра.
— И что это значит? — хмурюсь я.
— А то, что я буду рядом, пока наша родственная связь не прервется, что случится очень скоро. Ну что, систер, погнали на следующую лекцию? У тебя на коляске тормоза хотя бы есть?
И он отбирает у Натальи ручки от коляски и несется по коридору как ошпаренный. Да когда же это кончится в конце-то концов!
— Как прошел день? Ярослав снова к тебе приставал? Я, честно говоря, не поняла твой звонок, но с Виктором поговорила, — заявляет Марина, когда везет меня домой.
— И что он сказал?
— Что вернет все сыну, а если еще раз накосячит, то останется без всех своих игрушек в виде машин и карточек на пару месяцев.
— Строго, — улыбаюсь я.
— Нормально, такие, как Ярослав, только такой язык и понимают. И, Ксюша, в субботу мы идем в ресторан.
— Ну, Марина, — ною я. — Ты знаешь, как я люблю эти походы в общественные места. Одно дело заехать за гамбургером, а другое — ресторан. Все эти столики, ступени, косые взгляды…
— И ничего страшного, с тобой буду я и Виктор, а также… Ярослав!
— О боже, вы меня добить решили?!
— Не начинай, нам нужно вливаться в семью Виктора. Это теперь неотъемлемая часть нашей маленькой семьи. Предложение мне сделали? Сделали.
И Марина показывает мне кольцо на пальце со сверкающим камнем.
— Это бриллиант? — беру ее руку в свою и рассматриваю колечко.
— А как же, — смеется тетя. — Но дело не в этом, я правда счастливая, Ксюш.
Марина так улыбается, что я вижу: счастлива и влюблена. Вот было бы хорошо, если бы тетя нашла своего мужчину, надеюсь, что Виктор любит ее также.
— Вы не слишком торопитесь? — все же не удержалась, вставила свои пять копеек. Нет, я рада за нее, но боюсь, если что-то случится, Марина будет долго переживать.
— Думаю, что нет. Тем более это всего лишь помолвка, и то по-тихому, по-семейному. Вот через месяц будет самое настоящее торжество. Виктор делает большой прием и представит меня как свою невесту. Будет пресса, его родители, куча народу. Вот это уже не игрушки. Я боюсь.
— Брось, ты со всем справишься, я в тебе уверена. Да и как иначе? Только вот Ярослав, с ним могут быть проблемы, — неохотно признаюсь я.
— Почему ты так решила? — хмурится Марина.
— Он сказал мне, что сделает все, чтобы ты не была с его отцом, — признаюсь я. — А Ярослав слов на ветер не бросает, раз не получилось со мной, то он готов замахнуться и на тебя. Будь осторожнее.
— Надеюсь, что Виктор знает своего сына и не позволит ему разрушить себе жизнь. Ну а если мой жених встанет на сторону Ярослава, то кто я такая, чтобы разлучать сына и отца? Тогда я уйду, оставлю их, в любом случае сын важнее, чем какая-то молодая невеста.
— Это все из-за меня, да? — расстроенно смотрю на Марину.
— Нет, это все из-за невоспитанности и несносного характера Ярослава, — строго произносит тетя. — Даже думать не смей, что ты в чем-то виновата.
— Хорошо.
И мы едем в магазин выбирать платье мне и Марине. Я, честно говоря, не люблю такие выезды, последнее время шопинг мне не доставляет особой радости. Но Марина настояла, что в ресторане мы должны быть нарядными, а я больше сижу в кресле, пока она ходит по бутикам и выбирает нам обеим наряд. Тетя чуть выше меня по росту, а вот в остальном у нас с ней одинаковый размер, разве что в груди Марина чуть больше, а у меня немного уже в талии. Но мерить я категорически отказываюсь. Мне раздеться и одеться в магазине, не вставая с коляски, очень тяжело и неудобно. Да и какая разница, какой длины мое платье, если я все равно сижу. Поэтому, как правило, Марина все примеряет на себя, а потом уже я делаю это дома в спокойной обстановке.
— Смотри, какая прелесть! — Тетка вертится передо мной в красивом платье цвета фуксии. — Тебе очень подойдет.
— Длина, Марин, — морщусь я. — Все мои шрамы будет видно.
— И что? Колготки изобрели уже давно, ты не знала? Зато цвет тебе идеально подходит.
Ну вот и как тут сопротивляться? Все равно тетя купит это платье, и я надену его один раз, а потом будет висеть в шкафу до следующих времен, как и большинство моих нарядов. Куда еще мне ходить в вечернем платье?
— У нас много праздников на носу, — докладывает тетя, когда мы спускаемся в лифте на парковку. — Семейная помолвка, затем для общественности, девичник, свадьба… Посчитай, сколько нарядов тебе нужно?
— Один, Марина. Мне нужно одно платье. На меня никто и смотреть не будет в коляске.
— Ты моя племянница, самый близкий мой человек, — сердится Марина. — И все будут на тебя смотреть, вот увидишь.
— Я просто счастлива, офигеть как радуюсь, — злюсь я, перелезая с коляски в машину. — Был бы выбор, я никуда бы не пошла.
— А я и не спрашиваю. Ты будешь везде со мной, и точка, или я обижусь. — Тетя садится за руль и заводит машину, но пару минут сидит не трогается с места.
Затем поворачивается ко мне и смотрит, как я сижу вся надувшаяся на заднем сидении.
— Ксюш, ты действительно не понимаешь, насколько мне важно, чтобы ты была рядом? — спрашивает тихо Марина. — Я все это делаю не только для себя, но и для тебя. Ты должна жить нормальной жизнью, как любой другой человек. Должна привыкать к событиям, которые когда-то будут и у тебя в жизни. Помолвки, свадьбы, покупка нарядов, смена дома в конце концов, рождение ребенка…
Тут тетя замолкает и встревоженно смотрит на меня.
— Последнее мне точно не грозит, — печально хмурюсь я. — А в остальном ты права, прости. Я веду себя эгоистично. Это твой праздник, и вполне понятно, почему ты хочешь поделиться своей радостью с близкими тебе людьми. Я сделаю все, как ты хочешь, потому что люблю тебя и желаю счастья.
— Отлично, — улыбается облегченно Марина. — А то я уже начала нервничать, а мне вообще-то нельзя…
— В смысле? — пугаюсь я. — Ты заболела?
— Нет, я немножко беременна! — Заявляет Марина таким счастливым голосом, что у меня горячо становится в глазах от набежавших слез. — И не смей плакать, слышишь? У нас с Виктором будет малыш или малышка, а ты станешь крестной. Возражения не принимаются. Я жду ребенка, Ксюш? Представляешь?!
— В смысле беременна?! — стою посреди гостиной, сверлю взглядом отца. — Ты хочешь сказать, что эта молодая курица, на которой ты собрался жениться, носит твоего ребенка?!
— Выбирай слова, когда говоришь о моей будущей жене! — рычит отец. — И матери моего ребенка!
— Я твой ребенок! — тычу пальцем в свою грудь. — Я твой сын! Зачем тебе какой-то другой, чужой?
— Ведешь себя как подросток, у которого гормоны зашкаливают, — морщится отец, а я весь буквально бешусь от ярости.
— Может, ты мне еще будешь указывать, с кем спать и на ком жениться?!
— Ну ты же мне указываешь! Тетку эту с инвалидкой навешал, карт и ключей лишил. Покупаешь мое расположение за деньги? Только знай, полюбить этих двоих я не смогу, даже за все твои деньги!
Отец смотрит на меня, сжимая кулаки, в глазах такая ярость, что немного не по себе.
— Как ты мог вырасти в такого злобного щенка? — хрипло произносит он. — Живешь на всем готовом. Я же к тебе как к сыну отношусь, с любовью. Почему ты меня ненавидишь?
— А за что мне тебя любить? — грубо отвечаю ему. — Ты мою мать из дома выгнал, меня ей не отдал. Ты что, себя возомнил королем? Чтобы решать, кому и как жить?
Отец какое-то время молчит, будто принимает серьезное решение. Что-то взвешивает, хмурится. Но затем что-то происходит. Он внезапно успокаивается, напряжение спадает, ярость из глаз уходит, уступая место усталости.
— Хорошо, я всё понял, Ярослав, — печально произносит он. — Хотел как лучше, но ты просто вынуждаешь меня, чтобы я сделал то, что обещал не делать.
— Да что за тайны такие? — усмехаюсь я. — Если хочешь меня напугать, валяй. Только вряд ли у тебя получится.
— Нет, страшного тут ничего нет. Но ты прав. Ты уже довольно взрослый, и твои обвинения насчет матери я больше слушать не хочу. Можешь сам поговорить с ней.
— И как? Если я даже телефона ее не знаю. Ты запретил ей звонить, общаться со мной, встречаться. Просто выставил из дома, поставил меня перед фактом, что она ушла. Только вот ты все время мне врал. Это не мать ушла, это ты заставил ее уйти!
— Разве? Ты в этом так уверен? — прищуривается отец. — Я дам тебе ее адрес, поезжай, поговори. Возможно, это надо было сделать раньше. Пока ты был еще нормальным.
— Я нормальный! — кричу на него так, что из кухни выглядывает домработница и снова исчезает. — Не смей называть меня психом!
— А я и не называл, — спокойно отвечает отец. — Но насчет твоей матери, разбирайся теперь сам. Ты так уверен, что я тебе врал, что придется ткнуть тебя носом в правду. Иди и получи эту самую правду, если так хочешь. Всё, что я скажу об этой женщине, которая тебя родила, ты примешь за ложь. Поэтому пусть она сама тебе все скажет, глядя в глаза.
Смотрю на отца и понимаю, что он не врет. Слишком уверен в своих словах, слишком спокоен.
— Ты сказал, она уехала, — говорю уже нормально, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Здесь соврал?
— Да. Только здесь. В остальном недоговаривал, и очень жаль, что ты столько лет обвинял меня незаслуженно. Не мне судить твою мать. Ты должен сам принять решение и понять, что она для тебя значит.
— Она все это время жила где-то недалеко? Ты сказал, что мать уехала из страны!
— Это была наша с ней договоренность. Она никуда не уезжала и даже больше. Живет в Москве. Вот адрес, можешь ехать. Или подожди, я поеду с тобой.
Отец отправляет мне по телефону адрес, который я тут же получаю. Удивленно смотрю на улицу, которая находится не так и далеко от нашего коттеджного поселка. Я знаю этот район, там тоже стоят элитные дома. У меня пара друзей там живут. Получается, что мать все время жила в Москве и ни разу не связалась со мной?! Ну конечно, ей же отец запретил.
— Без тебя найду, не маленький, — убираю свой телефон в карман и иду в прихожую, сгребаю с комода ключи от машины. — И зачем надо было от меня все скрывать? Столько лет я бы мог общаться с матерью, если бы не ты!
— А ты уверен, что она хотела с тобой общаться? — доносится до меня из гостиной голос отца. — Поезжай, поговори. Узнай наконец всю правду. Я устал воевать с тобой, защищая ту, которая никогда не нуждалась ни в тебе, ни в нашей семье…
Вылетаю из дома, сжимая до боли в руке ключи, прокручивая в голове слова отца. Да врет он всё! Не могла мать меня бросить! Это он ее прогнал, а сейчас переваливает всё на мать. Я до сих пор помню, как она кричала, когда уходила. Ее слова засели в памяти двенадцатилетнего ребенка так, что вросли корнями, не вырвать.
— Никогда была тебе не нужна! Ты всегда думал лишь о себе и своей работе! Я уйду, но будешь просить вернуться, даже пальцем не пошевельну! Ноги моей больше не будет в твоем доме!
И ушла, оставляя меня, дом, нашу семью. И только отец был виноват во всем этом, только он! А теперь я должен терпеть в доме чужую женщину с ее будущим ребенком и инвалидкой в кресле. Меня просто выживают из дома, как в свое время выжили мою мать. Я понял, что хотел сделать отец, и встречусь с матерью, останусь жить с ней. Пусть здесь хоть весь дом детьми завалят, мне плевать. В конце концов я могу потребовать себе жилье. Имею я право на отдельную жилплощадь или нет? Мы давно уже обсуждали с отцом покупку мне квартиры, но он все почему-то тянул с этим. Так что пора съезжать. Поживу пока у матери, а там и квартирой обзаведусь. Последний год учусь, хватит подстраиваться подо всех. Я сам хозяин своей жизни и хочу жить по-своему.
Хотел ли я увидеть свою мать? Очень! Я с двенадцати лет каждый день думал о ней. Отец запретил мне даже упоминать о ней в разговоре, и от этого я просто мечтал когда-нибудь мать встретить, сказать: «Вот он я, смотри». Я хранил ее фотографию, что осталась в комнате у меня в рамке на полочке. Остальные все фотографии просто исчезли из семейного альбома. Отец сказал, что мать все уничтожила сама, но я ему не верил.
Что между ними случилось, я так и не понял, но одно знал точно: в том, что она ушла, виноват только мой отец. Почему я не искал ее? Искал, только не нашел. В интернете такой не было, в соцсетях тоже. Я даже хотел как-то нанять детектива, но такую сумму мне было не осилить. Подошел с этим вопросом к отцу и был послан в свою комнату без объяснений.
С возрастом как-то улеглось, и я все больше думал о том, что мать уехала далеко. Как отец сказал, живет в другой стране, у нее другая семья и все хорошо. А оказалось…
Сейчас, пока ехал по адресу, все чаще думал, что мать могла бы со мной встретиться. Если она все время жила здесь, то могла бы прийти на мой школьный выпускной или хотя бы написать, позвонить, поздравить с днем рождения. Но да, у нее не было моего телефона, но где я живу, она знала. И тут опять виноват отец. Это он запугал ее так, что мать не смогла со мной общаться.
Тогда, почти восемь лет назад, я хорошо помню тот вечер, точнее ночь. Я уже спал, когда родители начали скандалить. Долго лежал в темноте комнаты, слушая их крики. Что именно они кричали, я не слышал. Только материнское: «Хочешь, чтобы я ушла? Сейчас уйду, и оставайся тут один». Эти слова буквально заставили меня вскочить с кровати и кубарем скатиться вниз по лестнице.
Дверь в отцовский кабинет была открыта. Мать стояла посреди комнаты красивая, как королева из сказки. Алое пышное платье с корсетом, украшенным стразами. На фатиновой юбке, словно капельки воды, сверкали мелкие блестки. На шее широкое ожерелье из бриллиантов. Каштанового цвета волосы забраны вверх и спускаются мягкими локонами на голые плечи. В руках она держит широкий белоснежный палантин из норки, который одним концом свесился до пола.
— А вот и сын, — кривит красные губы в усмешке мать. — Что ты скажешь ему? Что выгнал его мать из дома?
Отец в домашних брюках и белой футболке стоит у окна, даже не поворачивается ко мне. К ней.
— Давай, признайся, что ты выгоняешь меня на ночь глядя, — продолжает мать, а я тихо захожу в кабинет и встаю у стены. — Я тебе уже сказала, что сделаю всё, чтобы это не повторилось. В мои планы не входило уходить из твоего дома!
— Настя, уходи, — глухо отвечает отец и поворачивается к нам. — Не устраивай при ребенке мерзких сцен, чтобы потом не жалеть об этом. Или ты хочешь, чтобы Ярослав узнал всю правду?
— А нечего узнавать! Это всё ты виноват! И знаешь, я уйду. Сейчас и уйду. Пришлешь потом мои вещи по новому адресу.
— Сына тоже прислать? — усмехается отец.
— О нет, дорогой. Я знаю, что своего единственного сына ты не отдашь. А мне нужно как-то жить, строить новую семью. Ты мог бы это всё остановить, но ты не хочешь.
Мать разворачивается на каблуках и выходит из кабинета. Ее юбка задевает мои ноги, а шлейф аромата ее духов отпечатывается в сознании. Я срываюсь с места и бегу за ней, останавливаюсь на пороге спальни. Мать раздраженно сдергивает с рук алого цвета перчатки до локтя, швыряет их на кровать.
— Помоги, — поворачивается ко мне спиной, и я подхожу, расстёгиваю молнию на корсете.
— Мам…
— Только не начинай сейчас, — раздраженно прерывает она меня. — Выйди, мне нужно переодеться.
— Мам, ты же не уйдешь? — со страхом спрашиваю я.
— От твоего отца? — удивляется она. — Да куда угодно! Лишь бы больше его не видеть.
Я выхожу из спальни и сажусь у двери, опираясь спиной на стену. Мать там собирается, что-то роняет, а потом выходит в светлом брючном костюме и сумочкой в руке. Через руку перекинута рыжая шубка.
— Почему не спишь? — не глядя на меня, кидает она, проходя мимо. — Иди спать, поздно.
И уходит, а я остаюсь там в коридоре, долго сижу, высматривая какой-то цветок на нежно-голубых обоях. Только потом до меня доходит, что мать ушла, и я бегу за ней, пока не падаю где-то на дороге. Рыдаю так, как никогда не плакал в жизни. Бью кулаками по асфальту, разбивая костяшки в кровь. Там и нашел меня отец, отвел домой.
И вот сейчас я стою у высокой чугунной калитки, рассматривая огромный дом за забором, где должна быть моя мать. Звонок в домофон, и мне неожиданно сразу открывают. Иду, ступая на негнущихся ногах к высокому крыльцу, даже не замечая обстановки вокруг. Мне все равно, что меня окружает, я этого просто не вижу. Поднимаюсь на крыльцо, и дверь открывает женщина в фартуке и синей форме.
— Вы курьер? Анастасия Владимировна вас ждет, — оглядывает меня придирчиво, нахмурившись.
— Да, — выдавливаю из себя, ступая в дом, где с лестницы спускается женщина, которая часто снилась мне во снах, когда я просыпался в холодном поту и с криком «мама».
— Кто это, Люда? — да, это голос матери, я его помню. Он красивый, мелодичный.
Мать в черном шелковом халате с золотыми павлинами по подолу. На лице дневной макияж, волосы распущены локонами по спине. Длинные, цвет как расплавленный шоколад. Красивая, высокомерная, элегантная. Я чем-то на нее похож, но больше взял от отца фигурой.
— Вы привезли заказ? — подходит ко мне мать и протягивает руку.
— Нет, — едва слышно отвечаю ей. — Это я, Ярослав.
Мать замирает, смотрит внимательно. Взгляд задерживается на моих глазах, затем скользит по лицу. Я вижу в ее глазах то, что совсем не ожидал увидеть. Там нет радости узнавания, нет восторга от встречи. Там зарождается досада и злость. Будто я помеха, которая внезапно нарушила спокойствие ее жизни. Мать кривит красивые полные губы, смотрит на меня презрительно.
— Уходи, — тихо произносит она. — И больше никогда не появляйся.