Написано пером

***

(начало XIX века)

- Папенькина тётка умерла и будучи бездетной отписала имение на меня. Как это не вовремя! – расстроенно проговорил молодой дворянин, стоя у окна и глядя на вишнёвый сад, теряющий пожелтевшие листья под порывами ветра.

-В деревню, в глушь, в Саратов? – весело отозвался импозантный молодой мужчина, с удобством расположившийся в глубоком кресле, закинувши совершенно вульгарным образом ногу на ногу. – Помилуйте, друг мой! В кои веки получение наследства стало бедой? Полноте, Сергей Павлович, езжайте с лёгким сердцем, осмотритесь и к началу поста вернётесь.

-Не понимаете вы моего волнения! – взволнованно воскликнул наследник. – Ни папенька с маменькой, ни Вы, Константин Викторович! Быть в глуши, вдали от светских салонов и балов! А как же Ирина Львовна? Мы помолвлены всего неделю! Уведут, как есть, уведут!

-Не думаю, что Лев Антонович позволит дочери испортить столь выгодную партию, - возразил собеседник. – Малый флирт пойдёт молодой барышне лишь на пользу. В остальном семейство Гольцовых проследит в строгости. Но для Вашего спокойствия, дорогой племянник, так и быть, попрошу мою Марию Сергеевну подружиться с Ириной Львовной и составлять компанию при каждом выходе.

-Как мне благодарить Вас, Константин Викторович? – обрадовался Сергей.

-Полноте, какие счёты между близкими, - добродушно отмахнулся собеседник. - Но от племенного бычка не откажусь. Мечтаю породу новую на рынок вывести.

-Знаю, знаю я страсть Вашу, дорогой дядюшка. Будет Вам бычок! Не найду в своём имении, объезжу всех соседей! – страстно пообещал Сергей.

-Эка заговорил! – одобряюще хмыкнул Константин Викторович. – Правильно, друг мой, так и положено истинному хозяину. Привыкайте, Сергей Павлович, теперь Вы не только единственный наследник папенькиных владений, но и самостоятельный помещик. Но, смотрю, время позднее, - поднялся на ноги.

-Не остаётесь отужинать? – спохватился племянник.

-Обещался Марии Сергеевне, - коротко пояснил дядя. – Зайду попрощаться с Павлом Леонтьевичем и Натальей Викторовной. А Вы, друг мой, езжайте спокойно и разберитесь в делах обстоятельно, дабы не увязнуть в проблемах в дальнейшем.

***

К крыльцу старенькой усадьбы, местами облупленной от жёлтой краски, Сергей Павлович подъехал на замызганной дорожной слякотью бричке в самом раздражённом расположении духа. Нудный дождь вкупе с промозглым ветром, казалось, выстудили тело до самых костей. На частью порушенном крыльце стойко дрожали в форменных платьях немногочисленные дворовые. Тётка Екатерина Самсоновна была скупа, но горничных и лакеев обряжала в одинаковые вещи «для блезиру». Сергей видел родную сестру деда Леонтия Самсоновича всего раза четыре в жизни, но исправно поддерживал с ней корреспонденцию, чем и снискал особое отношение капитанской вдовы. Муж её, отставной капитан артиллерии, умер десять лет назад, отписав всё имущество супруге. Теперь имение обрело нового владельца.

Ступив на каменную ступеньку, новый барин нетерпеливо сунул в руки личного лакея Ставра, выкупленного у турок болгарина, малый саквояж с самым ценным: французской душистой водой, парой дуэльных пистолетов, портретом Ирины Львовны. Не глядя на собравшуюся челядь, быстро прошёл в тепло вестибюля, бросил в руки подоспевшего дворецкого цилиндр с перчатками и приказал:

-Горячего вина с травами и накрывайте обед.

-Как прикажете-с, барин, - почтительно склонился управляющий. – В голубой гостиной растоплен камин.

Сергей бывал уже здесь, проездом в Астрахань, останавливаясь на ночь, поэтому расположение комнат знал. В тот раз увидеться с тёткой не получилось: она вздумала отправиться на богомолье в обитель Сергия Радонежского. Правда, с тех пор больше никуда путешествовать не любила, оставаясь до смерти домоседкой и образцовой вдовой.

Усевшись возле камина, с наслаждением вытянул ноги ближе к огню. От тёплых волн под намокшим сюртуком по телу побежали мурашки.

Послышались торопливые шаги от двери и рядом с левым локтем на круглом столике опустился серебряный поднос с графином терпкого разогретого вина и рюмкой:

-Пожалуйте-с, Сергей Павлович, - пропел нежный голосок.

Скорее от неожиданности, чем ради интереса, мужчина поднял взгляд на говорившую и замер, окунувшись в зелёное море в обрамлении густых чёрных ресниц.

-Изволите-с, барин, принять ванну или велите-с баньку протопить? – некстати возник дворецкий. – Обед накрыт-с.

-Ступай. Ступай, - махнул на него Сергей. – Ванны будет достаточно.

-Алёна, проследи, - указал слуга девушке и, обратившись к хозяину, добавил. – Извольте-с пройти в столовую, барин.

Девушка, коротко присев в книксене, поспешно удалилась.

-Что она? – проследил за её уходом Сергей.

-Горничная и компаньонка покойной барыни-с Екатерины Самсоновны, - с готовностью проинформировал слуга, наливая из графина в рюмку.

-Та самая Алёна? – выпив залпом, махнул пальцами, и дворецкий понятливо подлил ещё.

-Не могу знать-с, что барин имеет ввиду, - увильнул от ответа.

-Алёна дочь покойного капитана? – уже напрямую спросил Сергей.

Он помнил эту историю, наделавшую среди родственников немало шума. Отчаявшись дождаться наследника, уже далеко не молодой капитан решился на связь с горничной собственной супруги, но прижил дочь. Екатерина Самсоновна была готова ещё как-то стерпеть, родись сын. Но теперь в самом решительном тоне потребовала продать негодную вместе с матерью и даже думать забыть признать незаконнорожденную. Капитан едва уговорил оставить девочку в усадьбе, всячески заботясь о своём единственном ребёнке. Он и вольную ей подписал. Но после смерти супруга, Екатерина Самсоновна разыскала документ, нещадно порвав на мелкие кусочки, сожгла в камине при дворовых.

«Алёна младше меня. Сколько ей тогда было? Лет пять-шесть? Если мне сейчас двадцать один, получается ей – шестнадцать».

Правда, побушевав, барыня, ради памяти мужа, продавать дитя не стала, оставив при себе горничной вместо матери. Так и жила девчушка в отцовском имении бесправной рабой.

-А, что, голубчик, Алёна так и ходит в горничных? – вновь осведомился у дворецкого.

-Теперь Ваша воля-с, барин, - мгновенно отозвался старший лакей. – Как будет угодно-с, Вашей милости. Прикажете сопроводить в залу столовую? Управляющий дожидается отчёт подать. Велеть подождать-с или изволите-с на завтра вызвать-с?

-Пусть ждёт. Я не намерен задерживаться в имении надолго, - Сергей направился к обеденному столу, с аппетитом откушал запечённого с тёрном гуся, запил ядрёной наливочкой и отправился в купальню, смыть дорожную грязь.

С наслаждением развалившись в тёплой ароматной от соли ванной, молодой мужчина прикрыл глаза, стараясь возродить в памяти образ невесты. Однако, как назло, лицо Ирины Львовны оставалось размытым, словно подёрнутым водной рябью на ветру, а вместо этого вспыхивали зелёным огнём огромные глаза на милом личике, окрашенном нежным румянцем на щеках. При этом его собственное сердце ускорялось, а тело вполне очевидным образом заявляло о своём интересе к крепостной девице. Раздосадовавшись на собственную реакцию и потеряв всяческий интерес к купанию, барин громко позвал личного лакея.

Ставр, поджидавший у двери, быстро подбежав, помог хозяину выбраться из воды, обтёр насухо полотенцем и принялся облачать в домашнюю одежду.

-Сделай тайно, Ставр, разузнай у челяди всё о горничной покойной барыни, - распорядился Сергей. – И, вообще, прислушайся о чём в людской говорят.

***

Поездка уже не казалась такой уж обременительной, как представлялось вначале. Управляющий оказался малым честным, хозяйство содержал образцово, за слугами следил. Кстати, бычков нашёл двоих и отправил Константину Викторовичу незамедлительно. Самому же Сергею оставалось наслаждаться неспешной жизнью провинциальной глубинки. Днями он пропадал на охоте или в гостях у соседей. А по вечерам наслаждался очередным литературным шедевром в исполнении прелестной горничной.

-Ты изумительно читаешь, Алёнушка! – хвалил он её.

-Вы слишком добры, - отвечала она, становясь ещё более тихой.

-Я выписал прелестную книгу, - хитро прищурился барин. – Будет весьма занимательно послушать. На днях должна с почтой быть.

-Как скажете-с, барин, - послушно соглашалась горничная.

-Отчего же ты такая смирная? Я не третирую тебя. А ты даже глаз на меня поднять не желаешь, - взяв девушку за руку, Сергей поцеловал изящные пальчики.

-Как же мне вести себя, барин? – изумлённо посмотрела на него и, осторожно высвободив ладошку, спрятала обе за спину, отчего грудь её выдалась вперёд, ещё более привлекая внимание мужчины.

-Вот и целовать не позволяешь, - наигранно вздохнул он, забавляясь смущением крепостной.

-Разве я барышня? Кто же рабе ручку целует? – нахмурилась девушка и поняв, куда устремлён барский взгляд, перевела руки вперёд и спрятала под белым передником. – Дозвольте узнать насчёт ужина, - поспешила откланяться.

-Беги, беги, моя Снежинка, - усмехнувшись смотрел ей вслед Сергей. – Я заставлю тебя растаять. Как же ты запала мне в самое сердце! Как я стану ласкать тебя. Погоди, скоро ты сама поддашься мне. По доброй воле придёшь.

Алёна, выскочив за дверь, постояла недолго в пустом коридоре, успокаивая трепыхавшееся пойманной птичкой сердце. Привыкнув после смерти отца чувствовать себя в его доме приживалкой, она научилась быть молчаливой тенью, мебелью, мало привлекающей внимание. Если барыня не замечает тебя, значит, и не накажет. Сколько раз Екатерина Самсоновна била розгой по ладоням! Но тогда всё было в жизни предельно ясно. А теперь?

«Что задумал Сергей Павлович? К чему все эти ласковые пожатия ладони, неосторожные касания бедром, когда задевает будто невзначай, садясь рядом на диване. Разве так ведут себя с горничной? То прилично в отношении барышни».

Но более её волновала горячая волна, поднимающаяся от женского естества при каждом его знаке внимания: «Нет, нет. Крепостной влюбиться в барина? Так это верная погибель! Отчего же так замирает душа?» Чтобы отбросить рой мыслей в сторону, она поспешила на кухню.

***

В тот вечер Сергей занемог. Лёг раньше в постель, выпив горячего чаю с мёдом. Отправил Ставра за Алёной и повертел, улыбаясь, в руках ещё пахнущую типографской краской книгу.

-Звали-с, барин? – войдя в спальную, горничная замерла у порога.

-Что стоишь там? Пройди ближе, присядь сюда, - распорядился мужчина, указав на стул возле кровати. – Ставр, будь у дверей. Позову, когда понадобишься.

-Слушаюсь, барин, - мужчина недовольно стрельнул глазами в сторону девушки, но перечить не стал.

-Читай, - барин протянул новенький томик.

-Декамерон, - послушно начала Алёна.

Сергей, откинувшись на подушках, наслаждался нежным голосом и вспыхнувшим стыдливым румянцем милым личиком: «Ты сама захочешь, прелесть моя, повторить написанное».

Когда девушка дочитала первую историю из десяти, и барин отпустил её, щёки пылали, как возле печки. Прибежав в свою комнатушку, она, быстро разделась и нырнула под грубое шерстяное одеяло, крепко зажмуриваясь, чтобы поскорее заснуть. Но перед внутренним взором, как нарочно, всплывали то картинки прочитанного, нарисованные фантазией, то улыбающееся лицо Сергея Павловича. Так и снился он ей всю ночь, одаривая жаркими бесстыдными поцелуями.

Три дня мужчина лежал больной в постели. Три дня Алёна неотрывно находилась по целым дням возле него, ухаживая вместе с хмурым болгарином. А по вечерам читала книгу дальше, сгорая от стыда и странного томления, разливающегося по телу.

На четвёртый вечер, Сергей захватил её ладошку и всё время чтения нежно поглаживал большим пальцем, заставляя кожу покрываться приятными мурашками. Листать страницы одной рукой было неудобно и Алёна, ожидаемо, уронила книгу. Вскочила, чтобы поднять, но мужчина настойчиво потянул девушку к себе и, ласково обняв, припал губами к губам тягучим поцелуем:

-Сладкая моя, милая, не бойся так, - зашептал жарко на ушко. – Я влюбился в тебя в первый же день. Не отталкивай. Будь моей любовью, а я отдам сердце только тебе.

Дни шли за днями, уже и сад с лесом стояли голыми, и земля мёрзло звучала под копытами. Скоро и пост Филиповский должен был начаться. Окрылённый любовью Сергей Павлович весь отдался чувству к милой Алёне. Он надышаться, наглядеться, наласкаться не мог своей ненаглядной. По целым ночам не выпускал из своей постели, засыпая под утро.

Но нежданно девушке занеможилось. Стала подкатывать то и дело дурнота к горлу, голова кружилась. Всполошившись, барин послал Ставра в деревню к бабке травнице.

-Брюхата, горнична твоя, барин. Вот и весь сказ. От того и тошно ей, - осмотрев Алёну, сообщила старуха. – Эка невидаль! Аль не знаешь откель детки берутся? Чай барска барыня завсегда понесть могёт. Ужо два месяца как.

А наутро случилась новая неприятность. К крыльцу усадьбы подъехал дорогой возок. Брезгливо озираясь вокруг, из него вышел Павел Леонтьевич.