Наречённая ветра

Послание

Почувствовав приближение очередного приступа, Эвинол поспешила на балкон. Ужас, до чего она слаба. Чтобы открыть витражную дверь, пришлось привалиться к ней плечом и налечь всем телом. Когда дверь наконец поддалась, Эви буквально вылетела наружу и рухнула грудью на перила. Если бы они не задержали падения, королева Илирии валялась бы на мозаичных плитах дворцового парка.

Королева Илирии. Смешно! Вот эта худая и бледная как смерть девчонка — королева?! Впалые щеки, синие круги под глазами, сухие потрескавшиеся губы…

Первая волна кашля сотрясла тело. Больно, но терпимо. Эви знала, что дальше будет хуже. Новые приступы кашля, казалось, выжимали весь воздух из легких. Рваных судорожных вдохов хватало ровно на то, чтоб не задохнуться, но ощущение удушья не покидало Эвинол. Однако самый страшный кашель мерк на фоне боли в горле. Эви хотелось разодрать ногтями шею, чтобы добраться до кромсающих лезвий, поселившихся внутри.

Когда очередной приступ пошел на убыль, Эви обвисла на балконных перилах, как тряпичная кукла. На белый мрамор упала рубиновая капля, еще и еще одна… Эвинол провела рукой по лицу, размазывая текущую из носа кровь. Как хорошо, что балкон выходит в парк и никто не видит правительницу Илирии, больше похожую на покойницу, чем на королеву.

А ведь еще каких-то пару месяцев назад она была красавицей — и не была королевой.

В начале лета Эвинол Райнар, наследная принцесса Илирии, потеряла отца и обрела права на престол. Будь проклят тот страшный день! Отца Эви любила, а корона ее скорее тяготила, чем манила.

Принцесса понимала, что рано или поздно ей придется принять бремя власти, но и подумать не могла, что это случится так скоро. После случайной смерти брата, четыре года назад, из девочки стали растить наследницу. Король Хидвир принял сомнительное с точки зрения многих решение — передать престол дочери. Однако сама Эвинол понимала, что отец прав. Династия Райнаров правила Илирией с самого основания, и в умах подданных судьба монаршей семьи была тесно связана с судьбой королевства. Эвинол смирилась с необходимостью пожертвовать счастливым беззаботным детством ради освоения премудростей правления, но и подумать не могла, что корона свалится ей на голову накануне семнадцатилетия.

Лишившись отца, Эви была сражена горем и парализована растерянностью. Но теперь, два месяца спустя, ей казалось, что со временем она бы преодолела душевную боль и трудности и стала бы не худшей правительницей, если бы не проклятая болезнь.

Эвинол никогда не жаловалась на здоровье. Сил у нее было в избытке, что, впрочем, неудивительно в шестнадцать лет. И кто бы мог подумать, что в самом расцвете юности принцесса станет жертвой смертельного недуга? Она не знала ни названия, ни природы своей болезни. Ничего не знали и лекари, один за одним разводившие руками, не в силах вылечить королевскую дочь. Поначалу все, включая саму Эви, думали, что причина недуга — печаль по отцу, слишком рано покинувшему этот мир. Но если слабость и апатию еще можно было списать на тоску, то приступы зверского кашля и раздирающая боль в горле никак не вписывались в эту версию. Юная королева стремительно угасала, и все, на что она могла рассчитывать со стороны лекарей, — молчание.

Стоит людям узнать, что королева умирает, не оставив наследника, и в стране воцарится хаос. Народ и так без восторга принял весть о том, что на престоле воссядет женщина. Королева вместо короля — не конец света, конечно, но и хорошего мало. После гибели Фарна и назначении Эвинол наследницей пошли слухи о проклятии, ниспосланном роду Райнаров. Стоило людям слегка попривыкнуть и смириться с мыслью, что впоследствии ими будет править женщина, как внезапно скончался король Хидвир. А ему ведь не было и пятидесяти. Слухи о проклятии всколыхнулись с новой силой.

А уж когда начались ураганы, люди и вовсе обезумели. Одно дело — посудачить о проблемах королей, а другое — на собственной шкуре ощутить угрозу житейскому благополучию. Ураганы топили корабли, разрушали дома, губили урожай и скот. И, конечно же, во всем были виноваты Райнары! Недальновидные мужчины, посмевшие умереть раньше времени, оставив вместо себя глупую девчонку.

Однако вряд ли кто-то порадуется смерти этой девчонки. Безвластие и само по себе — дурная вещь, а в такой тяжелый момент и вовсе гибельно для страны. Можно сколько угодно болтать о том, что Райнары прокляты, но если королевский род прервется, то люди уж точно уверуют, что на них обрушился гнев богов.

Не уж, она не позволит себе умереть раньше времени, не уладив по крайней мере вопрос с престолонаследием. В конце концов, она придумала отличный план. Осталось только дожить до его осуществления, сохранив в тайне проклятую болезнь. И тогда все будет хорошо. Илирия получит короля, а она обретет наконец покой.

Ужасно в семнадцать лет с таким расчетливым спокойствием думать о смерти, но Эвинол уже приняла свою участь и отныне беспокоилась лишь о стране. Горькая улыбка тронула губы Эви, когда она вспомнила свои жалкие протесты. Как она плакала и кричала, впервые услышав робкие предположения докторов о неизлечимости недуга, как в отчаянии колотила подушки, рвала шелковую ткань балдахина, швыряла в стены чаши с целебными отварами. Все ее истерики кончались ухудшением состояния, и верный канцлер Гирт Шанари, один из немногих посвященных в тайну ее болезни, посоветовал беречь силы. Он просидел целую ночь подле постели больной принцессы, терпеливо объясняя, что ее долг состоит в заботе о благе страны. Она обязана прожить хотя бы столько, сколько потребуется для того, чтобы найти преемника. Отныне каждый день ее и каждый час принадлежит Илирии.

Разбитые мечты

Айлен по привычке щелкал длинными пальцами, улыбаясь, как сытый кот. Неужели уже сегодня он увидит прелестную кузину? Воображение услужливо нарисовало образ Эвинол. Нежная кожа, светло-русые волосы медового оттенка, глаза цвета ирисов. А эта трогательная нижняя губка, похожая на лепесток шиповника! И обворожительная улыбка, от которой на щеках играют ямочки, и точеный носик со звездочками редких веснушек. Никогда природа не создавала женщины более прекрасной и желанной.

Сколько лет он о ней мечтает? Пять? Шесть? Эвинол была совсем еще ребенком, когда поразила воображение троюродного брата. И дело не только в красоте. Эви дышала жизнью. Она вечно куда-то летела, сияла, наполняя пространство вокруг своим внутренним светом. Каждое ее движение было исполнено удивительной порывистой грации. Шальные золотистые искорки в глазах казались солнечными бликами — завораживающими и манящими.

Айлен мог бесконечно любоваться кузиной. Причем просто смотреть ему нравилось больше, чем беседовать с нею. Ну о чем можно говорить с девчонкой, у которой ветер в голове? Эви не казалась ему интересной собеседницей, и если Айлен разговаривал с ней, то лишь ради того, чтоб находиться рядом и иметь возможность пожирать это совершенство глазами. Но куда больше нравилось ему наблюдать за принцессой, когда та его не видела. Сколько раз он тайком созерцал ее, сидящую на перилах балкона или стоящую между ажурных зубцов дворцовой крыши. Однажды, когда семья Айлена гостила в летней королевской резиденции, он, верный своей привычке, тайно проследовал за принцессой во время одной из ее прогулок. Образ Эвинол, стоящей на скале над озером, поразил Айлена, и без того одержимого страстью к кузине. Хрупкая фигурка в лучах закатного солнца на фоне гор и воды; волосы, развеваемые ветром; руки, устремленные ввысь. Казалось, еще немного — и Эвинол взлетит с этой скалы и понесется в неведомые дали в объятиях ветра. Именно в тот день Айлен дал себе клятву, что эта девочка будет принадлежать ему во что бы то ни стало.

Запретность плода вместо того, чтоб потушить огонь вспыхнувшей страсти, лишь еще больше распаляла его. Причем то обстоятельство, что Эви состояла с ним в родстве, было не самым страшным препятствием. Куда хуже, что она была принцессой. А Айлен Райн’яр, хоть и был наследником герцогского титула, никак не мог рассчитывать, что за него отдадут королевскую дочь. Да и король Хидвир по совету сына решил выдать Эвинол за принца Найенны, чтоб с помощью этого союза поправить не лучшие отношения между державами. Эви было всего тринадцать, состряпанный отцом и братом брак казался ей далеким и не важным. Зато у Айлена эта идея вызывала бешенство. Но кто же спросит его совета в таких делах?

Все изменилось после внезапной смерти принца Фарна. Хидвир не нашел ничего умнее, чем объявить дочь наследницей короны. Решение, что и говорить, крайне глупое, но зато оно положило конец матримониальным планам насчет Эви. Союз с Найенной можно было скрепить рукой принцессы, но не будущей королевы. Хидвир не собирался приглашать принца Олдена на илирийский престол. Хоть в этом он был прав. Впрочем, Айлена беспокоила не столько независимость родной страны, сколько свобода Эвинол.

В целом же назначение Эви наследницей, сколь бы безумным шагом оно ни казалось, было на руку Айлену. Как будущую королеву Илирии, Эвинол было выгоднее отдать за вассала короны, чтоб избежать риска делить власть с мужем-иноземцем. Айлен, к тому времени уже унаследовавший титул герцога, стал добиваться у короля Хидвира руки его дочери, упирая на выгоды этого союза. Но Хидвир не спешил осчастливать племянника согласием, ссылаясь на довольно близкое родство и юность Эви, которая ничуть не мешала ему сговариваться о браке с найеннским принцем.

Айлен злился, но не терял надежды. В те годы он почти не виделся с принцессой, если не считать торжественных приемов и праздников. Герцогу Райн’яру казалось, что дядя нарочно держит его подальше от дочери. Ну конечно, старый король опасался, что молодой и красивый мужчина покорит глупенькое девичье сердце! Ведь Эвинол росла и с каждым годом превращалась из ребенка в девушку. А король словно нарочно отлучил дочь от всех развлечений двора, оправдывая свою тиранию тем, что лепит из нее будущую правительницу. Ну не смешно ли? Какая королева могла выйти из порывистой, бездумной Эви? Хидвир лишь зря испортил малышке детство. Лучше бы сразу принял предложение племянника, обручил их и учил науке править будущего зятя, а не восхитительно прекрасную, но совершенно непригодную для царствования дочь.

И все равно в итоге все вышло наилучшим образом. Король умер на пару десятков лет раньше положенного срока. Эвинол внезапно стала королевой в семнадцать. А тут еще эти ураганы подоспели – как раз вовремя, чтоб подогреть недовольство подданных. В общем, у Эви не осталось иного пути, кроме как искать выход в разумном замужестве. И уж тут их родство сыграло добрую службу. Они ведь по сути принадлежат к одному роду, даже фамилия одна, просто звучит по-разному из-за особенностей диалекта герцогства Лаир. И аристократия, и народ с радостью примут герцога Райн’яра как будущего короля. Еще бы! И не придется жить под властью женщины, и славная династия Райнаров не прервется. Подтверждением его правоты стало письмо канцлера Шанари, предлагающего свою помощь в устройстве этого брака. Правда, канцлер просил не спешить со сватовством, дав Эвинол время хоть немного отойти от горя и освоиться в роли королевы. Айлен терпеливо прождал два месяца, даже не показываясь при дворе после похорон.

Политик и целитель

Глупый одержимый мальчишка! На него нежданно свалилась корона великой державы, а он смеет высказывать претензии. Невесту ему, видете ли, не уберегли.

Гирт выстукивал по чашке рваный ритм серебряной ложечкой. Тончайший фарфор протестующе звякал, чайные волны колыхались в такт движениям, норовя выплеснуться через край. Канцлер злился. Он даже не знал, кто бесит его больше — королева или герцог. Оба вели себя как недалекие безответственные дети. На кону благо страны, а они способны думать лишь о своих мелких бедах.

Ну ладно, пусть не мелких. В конце концов, дело идет о жизни и смерти. Но если Эвинол еще простительны выходки, порожденные отчаянием, то герцогу пристало тихо радоваться выпавшему шансу, а не строить из себя короля раньше времени. Да он должен ему, Гирту, в ноги поклониться за то, что канцлер оказал именно ему такую честь! Шанари отлично помнил, как Айлен Райн’яр добивался руки принцессы после смерти наследного принца. Уже тогда Гирт взял на заметку этого амбициозного парня. Ошибка канцлера состояла лишь в том, что он не учел чувства молодого лаирского герцога. Шанари думал, что Райн’яр охотится лишь за короной, а он, оказывается, с ума сходил по принцессе.

Немудрено: Эвинол такая красавица… Была красавицей. Должно быть, он слишком стар и давно уже смотрит на женщин иными глазами, если даже не задумался о том, что малышку Эви можно желать не только как приложение к короне. Любовь, любовь... Нельзя сбрасывать ее со счетов. Увы, не бывает политики в чистом виде. Это глупо и неправильно, но как часто государства сотрясают войны, начавшиеся из-за чьей-то любви, ненависти или зависти!

Гирт вздохнул, отхлебнул остывший напиток и поморщился. Надо вызвать слугу и потребовать горячего. И чтоб добавили побольше шиповника. В конце концов, в его жизни не так уж много радостей, и вкусный чай — одна из них. Надо же было этому мальчишке так испортить ему настроение. А ведь все так хорошо складывалось. Ну, насколько слово “хорошо” вообще применимо к нынешней ситуации.

Сколько же усилий он приложил, чтоб выстроить хрупкую композицию престолонаследия! Будто легко было исправить оплошность покойного монарха. Оставить трон дочери — что может быть безумнее?! Канцлер как мог убеждал короля изменить решение, но тот оставался глух ко всем доводам разума. А всего только и надо было, что жениться во второй раз. Ведь Хидвир был еще относительно молод, и выбор невест у него был превосходный. Но нет, королю втемяшилось в голову сделать наследницей Эвинол. Малышка всегда была его любимицей, но это не повод приносить всю Илирию в жертву отцовской привязанности.

Что ж, пусть теперь винит в случившемся себя. Если бы покойный король мог видеть последствия своего бездумного решения, то он бы ужаснулся. Но он не может. А потому все ужасы свалились на голову старого бедного канцлера Шанари. Чего стоили одни ураганы, которые люди, как нетрудно догадаться, связали с девочкой на троне. И в глубине души Гирт был с ними согласен, хоть и держал эти мысли при себе. Нет, сплетни и паника — удел бессильных. Тот, кто не может повлиять на ситуацию, находит утешение в бесконечном обсуждении проблем. Но есть и другие — те, кому надлежит эти проблемы решать.

Кстати, о проблемах. Шанари нехотя поднялся с удобного кресла, так и не дождавшись новой порции чая. Старое тело протестующе заныло, но ум привычно пренебрег этими жалобами. Будет еще время отдохнуть. После коронации, которая превратит герцога Райн’яра в короля Райнара, можно будет позволить себе временно отдохнуть от дел и даже провести месяц-другой в родовом имении. Осень в Виртене прекрасна. Канцлер улыбнулся, представляя беседку, увитую багряными листьями, между которыми агатовыми каплями светятся гроздья позднего винограда. А какая в тех краях охота по осени! Жаль, что он уже староват для таких забав. Но все же отдых ему необходим. Правда, прежде надо разобраться с делами.

А дела эти требовали его присутствия в другом конце дворца. Именно там занимал пару комнат лекарь, готовивший отвар, облегчающий приступы королевы. Собственно, по этому поводу канцлер и нанес визит придворному врачу. Уорен, несмотря на молодость, считался одним из лучших травников.

В комнатах стоял неистребимый запах трав, который можно было бы счесть приятным, не будь он так резок и насыщен. Куда ни кинь взгляд — всюду травы. На полках — в горшочках и банках, на стенах — в пучках, на столе — в ступках, на огне — в котелке.

Сам Уорен поспешил навстречу высокому гостю, смахивая капли пота со лба и торопливо вытирая руки о фартук. Вид у талантливого знахаря был растерянный и нелепый, будто его застали врасплох. Однако канцлер уже привык видеть его таким, более того, считал, что все поглощенные своим делом люди выглядят примерно одинаково, невзирая на положение, пол и возраст. Если только дело их жизни — не политика и дворцовые интриги. Тут уж так наловчишься вечно следить за лицом, позами и жестами, что даже чай будешь пить с многозначительной полуулыбкой, а в уборной хранить на лице выражение величественной задумчивости.

Но лекарям в их ремесле ни к чему играть лицом. Напротив, чем лучше отработано умение напускать на себя важный ученый вид, тем меньше знаний в голове и сноровки в руках. Уорен не таков, он вечно при деле: руки что-то толкут, растирают, смешивают, а голова тем временем занята продумыванием новых составов. Золотой человек! Канцлер уже пару лет пользовался его услугами и снадобьями для своего, увы, отнюдь не крепкого здоровья, а это высшая степень доверия. Именно поэтому Уорену было поручено заниматься болезнью королевы.

В поисках правды

— Простите, ваша светлость, но ее величество никого не принимает, — пухленькая девица грудью встала у дверей в комнаты королевы. — Я доложу о вашем визите и…

— Исли, кто там?

Айлен вздрогнул, услышав голос Эвинол, хотя пришел именно к ней.

— Ваше величество не окажет честь будущему мужу, уделив ему немного времени? — крикнул Айлен. Говорить через дверь было ужасно глупо, но не отодвигать же фрейлину силой.

— Исли, пропусти герцога, — не успев отдать приказание, королева сама появилась в дверях, невольно толкнув толстушку, оберегающую ее покой.

Айлену казалось, что он уже смирился с новым обликом Эви, и все же его заново покоробило от того, насколько она изменилась. Платье, которое пару месяцев назад наверняка сидело как влитое, теперь болталось, несмотря на затянутую до упора шнуровку. Пурпурный цвет, что в прежние время был принцессе к лицу, сейчас лишь подчеркивал ее мертвенную, отливающую в синеву бледность. Волосы, хоть и были уложены в замысловатую прическу, казались тусклыми. А глаза… В них даже заглянуть было страшно, столько безысходной тоски читалось в открытом и радостном прежде взоре.

— Простите, что позволил себе нарушить покой вашего величества, — герцог склонился к ее руке.

Маленькая кисть теперь утопала в его ладони, такая хрупкая, что казалось, сожми посильнее — и сломается.

— Не стоит извиняться, — Эви попробовала улыбнуться, но вышло плохо. — Я сама хотела поговорить с вами наедине. Пройдемте. Исли, принеси его сиятельству вина и фруктов. Вы, кажется, предпочитаете темное виртенское?

— О, я удивлен, что вы знаете такие тонкости, — он и в самом деле удивился.

— Просто вспомнила, как вы расхваливали его преимущества, когда гостили у нас в летней резиденции, — королева вновь улыбнулась, и эта улыбка далась ей куда проще — очевидно, оттого, что была искренней.

— Было такое, — он и сам улыбнулся, почувствовав внезапно возникшую между ними теплоту, которой никогда не бывало прежде. — Я и по сей день готов пожертвовать патриотизмом, когда дело касается вина. Что ни говори, а лаирские виноградники не чета виртенским. Но все равно удивительно, что вы помните. Вам ведь было всего двенадцать лет. Эви, — он вновь завладел ее рукой. — Вы ведь позволите называть вас так в память о нашей прежней дружбе?

— А разве мы дружили? — с обескураживающей прямотой спросила Эвинол.

В глубине души герцог признавал логичность вопроса. Действительно, друзьями они никогда не были. Что и говорить, в юности восемь лет — солидная разница для дружбы. Айлен, хоть и был одержим Эви, довольно редко общался с ней. А о том, что он тайно следовал за нею повсюду, Эвинол, конечно, не догадывалась. Стоит признать, что его интерес к этой девочке не имел ничего общего с дружбой.

— Если и нет, то, может, сейчас самое время это исправить? — нашелся герцог.

— Почему бы и нет? — теперь Эви говорила с ним доброжелательно. Ничего общего с тем иронично-злым тоном, какой она избрала для первой их встречи. — Присаживайтесь, Айлен, — она села, указав герцогу место подле себя.

Айлен отметил, что движение, которым она опустилась на диван, расправив юбки, было исполнено почти такой же грации, как в былые времена. Каждая мелочь, напоминавшая ему прежнюю Эви, вселяла в герцога надежду, что все еще можно исправить.

— О чем вы хотели поговорить, Айлен? Хотя нетрудно догадаться. Вы пришли обсудить наш будущий союз? Простите, если была слишком резка с вами во время прошлой встречи. В моем положении не так-то просто хранить самообладание. Канцлер Шанари ведь рассказал вам о моей болезни? Вы поэтому здесь? Я понимаю, что заключить брак с обреченной…

— Вы не понимаете, Эви, — он мягко прервал девушку, накрыв ее руку своей. — Я не считаю вас обреченной. Я никогда не смирюсь с этим. Я не позволю вам умереть, моя дорогая.

— Это очень трогательно, — Эвинол робко попыталась высвободить руку, и этот жест умилил герцога, — но что вы намерены противопоставить смерти?

— Свой ум, проницательность, лучших врачей Лаира и, наконец, любовь, — последнее слово он выделил особо, внимательно вглядываясь в лицо королевы, чтоб оценить, какое впечатление произвело его признание.

— Любовь, — пробормотала она. — Не рано ли о ней говорить?

— Моя любовь к вам гораздо старше, чем может показаться.

— Даже если и так, что с того? Разве любовь способна удержать человека на краю могилы? Я очень благодарна вам, Айлен, но… — Эвинол внезапно закашлялась. — Простите, мне нужно выпить лекарство.

Королева дважды дернула шелковый шнур, и на этот раз движения ее были судорожными. — Исли, принеси отвар! — обратилась она к вошедшей девице.

— Простите, герцог, — она вновь закашлялась, уже серьезнее. — Вам не стоит этого видеть.

Королева резко вскочила с дивана и пошатнулась. Айлен тут же оказался рядом и подхватил ее, не дав упасть. Впервые в жизни он держал Эви в объятиях. Это было так волнующе, что Айлен на миг забыл о страшной причине, оправдывающей его вольность. Однако душераздирающий кашель, сотрясающий девушку, приступы удушья и слезы, струившиеся из глаз, быстро отрезвили его. Ужас перед болезнью, свойственный любому здоровому молодому человеку, мешался в нем с острой жалостью к Эвинол.

Ночной разговор

Шанари уже собирался ложиться, когда ему доложили о приходе герцога Райн’яра. Как ни хотелось канцлеру выставить посетителя вон, он понимал, что так просто не отделается от настырного молодого человека. Шанари охватили очень нехорошие предчувствия, а интуиции своей он привык доверять, ибо та, по его мнению, являлась оборотной стороной логики.

Немного подумав, канцлер решил не утруждать себя одеванием, а встретить позднего визитера в халате, самим своим видом упрекая, что тот посмел вытащить старого больного человека из постели. Но, похоже, герцогу не было дела ни до человечности, ни до грубых нарушений правил приличия. Плохо дело!

Райн’яр ворвался в его гостинную, как ураган. Весь его вид говорил о крайнем возбуждении. Каштановые, чуть волнистые волосы пребывали в беспорядке, карие глаза сверкали лихорадочным блеском. А он, пожалуй, красив, этот герцог Лаира. В скором времени в молодого короля будут влюблены все илирийские дамы — от придворных красавиц до последней прачки.

— Что привело вас ко мне, герцог, в столь поздний час? — Шанари нарочно говорил ворчливым тоном. — Простите, что не могу принять вас в должном виде. Я собирался спать. В моем возрасте лучше ложиться до полуночи, если хочешь сохранять ясную голову весь день. Я предпочитаю обсуждать дела с утра. Впрочем, если ваше не терпит отлагательств, я выслушаю. Может, хотите чаю? — скрепя сердце предложил он.

— Ну уж нет, благодарю, — усмехнулся Райн’яр. — Обойдусь без чая. Сомневаюсь, что напитки из ваших рук будут мне полезны.

Шанари похолодел. Прозрачный намек походил на открытое обвинение. Тем больше поводов не заметить его.

— Ваша правда, — канцлер, нарочито кряхтя, опустился в кресло. — К чему вам стариковские напитки? Вы, должно быть, предпочитаете вино? До чая нужно дорасти, молодой человек. Чтоб ощутить всю полноту и богатство вкуса, тонкий аромат, дивные согревающие и бодрящие свойства. Вы, герцог, слишком молоды пока, чтоб видеть и ценить такие нюансы.

— Зато моя молодость не мешает мне видеть кое-что другое, — Райн’яр плюхнулся в кресло напротив, хотя Шанари не предлагал ему присесть.

— Что, например? — с деланным безразличием поинтересовался канцлер, предчувствуя ответ.

— Почему вы хотите убить Эвинол Райнар? Какая польза вам в смерти королевы?

Ну, вот пылкий юноша и раскрылся. Все действительно так плохо, как казалось. Даже хуже. И все же Шанари не собирался просто сдаваться.

— О чем вы толкуете, герцог? — он знал, что ни один лишний мускул не дрогнет в лице, ни одна паническая нотка не послышится в голосе. Десятилетия тренировок давали себя знать. — Должно быть, я не ошибся, предположив в вас пристрастие к вину. Или это любовь ударила вам в голову?

— Любовь тут, может, и примешалась, — Райн’яр сверлил его глазами, — а вот вина я не пил. Зато отведал другого напитка. Отвара, которым вы пичкаете ее величество. Хотите знать, что было дальше?

Внутри Шанари все оборвалось. Мерзавец не только догадался, что канцлер замешан в болезни королевы, он даже выяснил, каким именно способом. И что хуже всего, похоже, раздобыл доказательства. И все это за один день. Будь прокляты эти влюбленные! Когда дело касается предмета обожания, их ведет какая-то своя непостижимая проницательность.

— И что же? — несмотря на бурю внутри, внешне канцлер по-прежнему хранил спокойствие.

— Едва дойдя до покоев, которые мне отвели, я испытал сильнейший приступ кашля. Не такой мучительный, как тот, что я наблюдал у королевы, но достаточно сильный и внезапный, чтоб догадаться, что это не случайность. А уж сопоставить факты мне не составило труда. Более того, я заранее запасся чудодейственной смесью, которой вы с подачи своего личного доктора пичкаете мою будущую жену. Теперь мне останется лишь вызвать из Лаира специалиста по ядам, отдать ему травки и дождаться заключения. Впрочем, мне не нужно ждать, чтоб сделать единственно правильный вывод: вы травите королеву. Убиваете ту самую девочку, которую, по вашим же словам, любите, как дочь. Я хочу знать лишь одно: зачем вам это нужно? Что вы рассчитывали выиграть со смертью Эвинол Райнар?

Отпираться дальше было бессмысленно, а Шанари за свою долгую карьеру при дворе научился не только выигрывать, но и проигрывать с честью. Что ж, настало время играть в открытую.

— Единственное, на что я рассчитывал, — благополучие Илирии. Под властью женщины страну не ждет ничего хорошего. Уже сейчас мы пожинаем плоды опрометчивого решения короля Хидвира, а дальше будет только хуже.

— Что вы несете? — возмутился Райн’яр. — Илирии не стоит опасаться женской власти. У нее будет король. Я! Разве не вы сами предложили мне заключить этот союз? Только забыли предупредить, что планируете оставить вдовцом вскорости после свадьбы.

— Не думаю, что вашей светлости придется долго вдовствовать. Найти новую королеву не составит труда.

— Но я не хочу новую! Я хочу эту!

Райн’яр вскочил и бросился к Шанари. Тот в ужасе вжался в кресло. В кои-то веки хваленая выдержка изменила канцлеру. Еще бы! К такому сложно подготовиться. На государственных деятелей обычно не набрасываются с целью удушить. Одной рукой герцог схватил Шанари за ворот, другую сомкнул на горле.

Люди и ветер

Мельтешение людских лиц сводило Эвинол с ума. Сколько это еще будет продолжаться? Королева со своим будущим мужем ехала по улицам в открытой карете, приветливо улыбаясь и благосклонно кивая толпам народа по обеим сторонам дороги. От фальшивой улыбки болели скулы, а голова кружилась от бесконечных поворотов из стороны в сторону. Герцог Райн’яр если и страдал от парадного выезда, то вида не показывал. Скорее, он наслаждался новой ролью.

Эви искоса посмотрела на спутника. Величественная осанка, гордый вид. Приветливая полуулыбка, не сходившая с губ, казалась искренней, а радостный рев толпы герцог, похоже, относил только на свой счет. Что ж, скорее всего, так оно и есть. Люди рады видеть будущего короля. А уж если король этот молод, хорош собой и еще не успел ничем насолить подданным, то он может смело рассчитывать на обожание.

Эвинол тоже любили… пока она была принцессой. Зато королеве народной любви явно недоставало. Хотя грех жаловаться, учитывая, что она впервые выбралась из дворца после отцовских похорон. Однако Эви была уверена, что горожане не встречали бы ее с таким радостным энтузиазмом, не восседай рядом с ней герцог Райн’яр.

Айлен всячески подчеркивал свой будущий статус. Он крепко держал руку Эвинол в своей и вообще вел себя так, будто они уже женаты. Королеве все это не особо нравилось, но, с другой стороны, ей было не в чем упрекнуть жениха. Айлен неизменно был трогательно заботлив и предупредителен — более того, он, кажется, искренне переживал за нее. Должно быть, при других обстоятельствах Эви без памяти влюбилась бы в будущего мужа. Но если долго глушить голос сердца, чтоб не кричало, как ему больно, то оно умолкает, не способное больше ни радоваться, ни любить.

Эвинол понимала, что должна быть по меньшей мере благодарна герцогу, но вместо этого испытывала лишь раздражение, злясь на него почти так же, как на толпу. Резкий порыв ветра вывел королеву из тягостного состояния злости, прикрытой фальшивым благодушием. Ветер швырнул волосы Эви ей в лицо, в один миг испортив прическу, над которой служанки колдовали больше часа. Айлен тут же поспешил на помощь невесте, заботливо убирая локоны и перекладывая их за спину. Эвинол и сама бы справилась, а потому галантный порыв герцога вызвал лишь досаду. Хотя толпе это, кажется, понравилось. Впрочем, Райн’яру пришлось поплатиться за излишнее рвение: следующий порыв залепил его лицо широкими летящими рукавами платья Эвинол. Королева, краснея, постаралась усмирить рукава, но тут же забыла об этом, когда новый вихрь засыпал ей глаза песком и дорожной пылью.

— Ураган начинается, — сердце Эви часто заколотилось от недобрых предчувствий. — Надо возвращаться во дворец.

— Разумеется, любовь моя, — Райн’яр открыто обнял ее за плечи, пытаясь защитить от ветра. — Я не позволю вам рисковать собой.

— Дело не во мне. Посмотрите, сколько здесь людей, собравшихся поглазеть на наш выезд. Что может быть хуже, чем оказаться во власти стихии среди разбушевавшейся толпы?

Королева бесцеремонно сбросила руку жениха и вскочила.

— Прошу вас, расходитесь, — крикнула она, обращаясь к народу. — Идите по домам и укройтесь там!

Однако люди и сами поняли, чего ждать, и заспешили прочь. Только не так-то просто выбраться из плотно сбитой толпы. Тем, кто стоял с краю, повезло больше. А вот “счастливчики”, пробившиеся в первые ряды, теперь проклинали все на свете, включая королеву. Напуганным людям нужен был предмет, на котором можно выместить страх и злость. Молодая королева подходила как нельзя лучше. Тем более что сейчас она и впрямь была косвенной причиной их беды.

Кучер развернул королевский экипаж и погнал коней обратно к дворцу. Впрочем, скопление народа не позволяло ему ехать достаточно быстро. Эвинол молилась ветрам, чтоб кипящее людское варево не выплевывало отдельных несчастных под копыта королевской кареты. Впрочем, опасностей и без того хватало.

Деревья гнулись с жутким скрипом, сбрасывая умников, которые решили посмотреть процессию с высоты, и угрожая всем остальным. Черепица летела с крыш страшным дождем. Все ломалось, скрежетало, срывалось со своих мест и грозило смертью. Упругие порывы ветра душили, швыряя в лицо песок и пригоршни мелких камешков. Временами рядом со свистом и грохотом проносились ветки и обломки.

Но страшнее всего была толпа, в панике убивающая сама себя. Эвинол, будто завороженная, смотрела на то, как стихия, заручившись невольной помощью людей, несет смерть. Однако Райн’яра куда больше волновала сохранность королевы, чем жизни сотни простолюдинов. Айлен схватил Эви, прижал ее лицо к своей груди и обнял с такой силой, что она не могла пошевелиться.

— Пустите, — сдавленно прохрипела Эвинол, с трудом вдыхая воздух.

— Нет, — герцог чуть ослабил хватку, но не разжал рук. — Это слишком опасно. Да и незачем вам смотреть, что творится.

— Но я должна! Это мой народ, и они гибнут из-за меня!

— Они гибнут из-за сорвавшегося с цепи ветра и собственной дурости, — зло бросил Айлен, продолжая обнимать Эви, прикрывая собой.

Однако люди, похоже, были согласны с Эвинол, виня во всем королеву. Даже вой ветра не мог заглушить проклятий, раздающихся со всех сторон. Эви, уткнувшись носом в камзол герцога, не могла видеть лиц, зато отчетливо слышала слова, что выкрикивались разными голосами: старыми и молодыми, мужскими и женскими.