Нарушенный кодекс, моего ликвидатора.

Глава 1. Ноктюрн Смерти.

Город, пьющий бессонницу.

Нью-Йорк не спал никогда, и его неукротимый, электрический ритм был естественной стихией для Эмили Вашингтон. В свои двадцать четыре года она не просто жила в городе — она была его стратегическим центром, обитая в самом чреве Манхэттена, где каждый фасад небоскрёба служил кулисами для миллионов личных драм. Ослепительное сияние витрин, сталкиваясь с густыми тенями переулков, находило точное отражение в её собственной жизни. Она была холодно-логичной, словно алгоритм, но с неизменным привкусом горечи, скрытым под слоем безупречного профессионализма.

Она понимала этот город. Вдыхала его запах — смесь дождя, озона и разогретого асфальта. Нью-Йорк не давал ей покоя, и она не искала его. Бессонница города была её собственной.

Звонок, резкий и нетерпеливый, пронзил тишину ровно в 1:17 ночи. Эмили, которую в иной жизни можно было бы назвать ослепительной, не терпела промедлений. В пробуждении она была стремительна и точна.

При росте в 173 сантиметра она обладала безупречной, точёной фигурой, но её истинной силой был разум. Холодная, почти отстранённая красота лишь отвлекала внимание от главного. Кожа оттенка мягкой бронзы была обрамлена каскадом длинных волос цвета воронова крыла. Ярким контрастом вспыхивали зелёные глаза, сейчас суженные пеленой мгновенно отступающего сна. Единственным изъяном, придававшим лицу идеальную асимметрию, была маленькая родинка под нижней губой — знак тайны на идеальном фарфоре.

«Вашингтон», — отозвалась она ровным, низким голосом, уже соскальзывая с кровати. Её интонации не тратили энергию на лишние децибелы.

«Прости, что разбудил, Эмили. Это Лэндон. Мидтаун, 57-я улица. Ситуация серьёзная. Без шума и свидетелей. Похоже на профессиональную работу. Слишком чисто. Нужен твой анализ, немедленно». В голосе детектива звучала смесь усталости и плохо скрываемого уважения. Он знал, что призовёт её лишь в безнадёжных случаях.

Детективное бюро «Гарднер и Сыновья» было для Эмили сценой, где её внешность парадоксальным образом превращалась в самый эффективный отвлекающий манёвр. Она была их самым ценным аналитиком — «живым компьютером», чьи дедуктивные способности, отточенные до остроты бритвы, заменяли целый штат полевых агентов. Её ум был скальпелем, способным рассечь любую ложь.

«Выезжаю», — отрезала она, не задавая вопросов. Вся необходимая информация уже отпечаталась в её сознании. Она натянула строгие, идеально сидящие брюки цвета ночи и кожаную куртку, служившую ей второй кожей. Её разум — главный инструмент — уже просеивал возможные мотивы и профили преступников.

Тихая симфония смерти.

Спустя двадцать минут Эмили стояла у оцепленной территории. Время в Нью-Йорке будто сгустилось вокруг неё. Синие и красные огни патрульных машин плясали зловещий танец на мраморных фасадах фешенебельных бутиков.

Место преступления — апартаменты пентхауса, парящие над Центральным парком. Жертва — Джеймс Томпсон, известный финансовый гуру. Сейчас он был распростёрт в гостиной, среди безупречного итальянского дизайна, словно сломанная марионетка.

В воздухе витал сложный коктейль ароматов: запах старого коньяка, кожи дорогого дивана и едва уловимый металлический привкус крови.

Эмили, не обращая внимания на полицейского, бесшумно проскользнула под лентой. Её взгляд, словно луч лазера, начал сканировать комнату, игнорируя мельтешение криминалистов.

«Никаких признаков борьбы», — её голос был тихим и уверенным. Она отметила идеальный порядок. «Стекло не разбито, замки не тронуты. Вход был добровольным, либо убийца владел ключом. Взлома не было».

Она приблизилась к телу, её движения были экономичными и грациозными. Мужчина лежал на персидском ковре, его рука тянулась к низкому столику из оникса.

«Он пил. Но не закончил», — продолжила Эмили, указывая взглядом. «Рюмка наполнена до половины. Сопротивления не было. Смерть настигла внезапно». Выражение лица жертвы было отмечено не страхом, а странной пустотой.

Её взгляд скользнул под столик. Пустая бутылка из-под коньяка Hennessy Paradis лежала на боку на мягком ворсе. Она не была разбита, а просто упала.

Эмили опустилась на корточки. Её зелёные глаза, яркие, как два изумруда в полумраке, впились в едва заметное, точечное пятно на белоснежной сорочке жертвы.

«Колотая рана? Нет. Огнестрельное ранение? Нет гильз, нет входного отверстия». Она аккуратно откинула воротник и указала на едва различимый, синюшный след на шее. «Игла. Тончайшая. Быстродействующий токсин или паралитик. Профессиональная работа».

Она резко выпрямилась, её слова прозвучали чётко и безжалостно.

«Действовал профессионал. Чисто. Без единой улики. Он не хотел, чтобы жертва страдала — он хотел, чтобы она молчала. Он забрал то, зачем пришёл, и исчез». Она оглядела пол. «Ни отпечатков, ни следов. Он был в перчатках и бахилах ещё до входа. Это неосторожность. Это ритуал».

Её взгляд, внезапно, метнулся к тёмному окну, к отражению города в стекле. Холод пробежался по её позвоночнику. Необъяснимое, острое ощущение, что за ней наблюдают, пронзило её, мгновенно стирая научную сосредоточенность.

«Это не личное убийство. Это заказ, исполненный киллером экстра-класса», — заключила она, и её тон стал абсолютно бесстрастным. «Мы имеем дело не с человеком. Мы имеем дело с машиной для убийств.».

Наблюдатель ночи.

Ночь была его стихией, тёмным бархатом, в который завёрнута вечность. Плоская крыша девятиэтажного здания стала кафедрой, с которой он наблюдал за человеческой комедией. Ричард Блэквуд стоял неподвижно, как изваяние, высеченное из самой ночи. Его длинный плащ, чернее забвения, поглощал не только свет, но, казалось, и саму тишину. Лишь ветер, верный спутник, шептался с полами его одеяния, рассказывая тайны спящего города.