Нас не должно быть - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Алина Цебро (самиздат)

Пролог

Эстер

Я не стучалась. Просто ворвалась с разбегу, как делала всегда, как делала тысячу раз до этого. Потому что я — Эстер. Потому что я — его лучший друг. Но сегодня в холле тишина. И эта тишина режет хуже стекла.

— Люк! — кричу. — Люк, ты дома?!

Тишина.

Сердце ёкнуло. Но я отмахнулась, он, наверное, в душе. Или на чердаке. Или в гараже, возится с машиной. Он всегда где-то здесь, даже когда молчит.

Я помчалась наверх. Его комната, дверь приоткрыта. Сердце замерло. Кровать заправлена. На столе нет ни ноутбука, ни наушников, ни его старых конспектов, которые он так любил перечитывать. Шкаф — полупустой.

— Люк? — голос сорвался.

Ничего.

Я выбежала в коридор.

— Люк! — визжу я, и голос дрожит. — Люк, пожалуйста!

Бегу в ванную. В гостиную. В гараж. На чердак. Открываю шкафы. Заглядываю под кровать. Срываю покрывало. Он должен быть где-то! Он не может просто… исчезнуть!

На кухню там Ариана стоит у плиты, поворачивается ко мне с таким лицом… таким виноватым лицом.

— Эстер, детка… — начинает она.

— Где он?! — Я уже почти визжу. — Где Люк?!

— Он… он уехал.

И тогда всё рушится. Не «становится плохо». Не «плохо себя чувствую». А внутри взрывается бомба.

В голове пляшут тысячи мыслей, все сразу, все громче, все быстрее: Он ушёл. Он не ответил ни на один звонок. Ни на одно сообщение. Он не вышел на связь. Он просто… пропал. А я ждала. Я ждала от него хоть чего-то… Я думала, он заболел. Я думала, он злится. Я думала, я что-то сломала. А он… он уехал. И никто не сказал. Никто не предупредил. Даже не подумали, что мне… что мне…

— ГДЕ ОН?! - кричу я, и это уже не голос — это вопль из самой глубины. — ГДЕ ОН?!

Ариана пытается подойти.

— Эстер, детка, он уехал учиться… в Швейцарию…

Я хватаюсь за волосы. Грудь сжимает. Воздуха нет. Совсем.

— Мне… нужно… его… — хриплю я, и падаю на колени в коридоре.

Но тело не слушается.

Я не могу остановиться.

Я не могу дышать.

Слёзы льются, но это не плач — это разрыв. Я бьюсь лбом о пол. Царапаю ковёр ногтями. Трясусь всем телом. Кричу без слов, без смысла, только всепоглощающая боль:

— Я НЕ МОГУ! Я НЕ МОГУ! Я НЕ МОГУ!!!

Я не договорила. Потому что в груди вдруг стало туго.

Слишком туго.

Я хватаюсь за горло. Воздуха нет. Совсем. Как будто кто-то сел мне на грудь и начал давить. Я пытаюсь вдохнуть, но не получается.

Мир кружится. В ушах — свист. В глазах — тьма по краям. Я хватаюсь за горло сильнее, будто кто-то душит меня.

— Кто… кто теперь… — хриплю я, и голос ломается. — Кто будет… меня держать…

Потому что он всегда держал. Он знал, как я теряюсь в мыслях. Как мне нужно его «стой», его «всё хорошо», его взгляд, чтобы вернуться на землю. А теперь — ничего. Пустота.

— Эстер, дыши! — Хейг опускается рядом.

Но тело не слушается. Мысли мечутся, как пойманные птицы: он уехал он уехал он уехал он уехал он не сказал он не сказал он не сказал он не сказал, а что, если он не вернётся? а что, если он забудет меня? а что, если он найдёт кого-то, кто не кричит, не путается, не роняет всё, что трогает, не требует, чтобы его якорили каждую секунду?!

— НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! — визжу я, отползая назад. — Вы все молчали! Вы все позволили ему уйти! А я… я даже не поняла… я думала… я думала, он вернётся…

Я не говорю, что он поцеловал меня. Я не скажу этого никогда. Это — наше. Даже если оно больше не наше.

Тело трясётся. Я не могу остановить дрожь. Слёзы льются, но я не плачу, я рву себя изнутри. Визг вырывается сам, против воли.

Я не называю его братом. Он никогда не был мне братом. Он был… всем.

— Я не могу без него… — шепчу я, и голос уже не мой. — Я не умею…

Тело трясёт. Я задыхаюсь. Слёзы не кончаются. Я сворачиваюсь в комок, плачу без звука, потому что внутри уже нет сил даже на крик.

Дыхание — рваное, поверхностное. Я задыхаюсь. Глаза застилает тьма по краям. Голова гудит. В ушах — только собственный пульс и этот ужасный, бесконечный вопрос: почему?

Я не чувствую, как вбегает мама. Не сразу. Но когда её руки обхватывают меня, такие тёплые, знакомые, настоящие, я вцепляюсь в неё, как в последнее, что ещё держит меня на земле.

— Дыши, моя девочка… — шепчет мама.

— Он не попрощался, мам… — шепчу я, задыхаясь. — Он даже… не сказал…

Она смотрит на Ариану. Голос тихий, но ледяной:

— Позвони Саксу. Пусть приезжает. Сейчас.

Я не сопротивляюсь.

Не кричу больше.

Просто лежу, дрожа, задыхаясь, плача в тишине, потому что самое громкое уже случилось: Он ушёл, и даже не обернулся.

Глава 1

Эстер 6 лет, Люку 9 лет.

Детство.

Я не помню, когда началась эта игра. Может, с того, как Люк сказал: «Смотри, тучка похожа на дракона!» А может — с того, как я решила, что наша веранда — это космический корабль, а кресло — капитанское кресло, и надо спасать Землю от инопланетных бубликов!

— Люк! — кричу я, запрыгивая на подоконник босиком. — Мы летим на Луну! Быстро, садись, иначе ракета взорвётся через три… два…

— Эстер, — он смеётся, но не грубо, к счастью, потому что многие не принимают моих идей. — У нас же только что был дождь. Луну затопило.

— А-а-а! — Я хлопаю себя по лбу. — Точно! Тогда… мы пираты!

Я прыгаю вниз, подбегаю к шкафу, вытаскиваю папин шарф и повязываю на голову.

— Я — капитан Черепашка! — объявляю. — А ты — мой первый помощник… Люк-Букашка!

— Люк-Букашка? — Он поднимает бровь, но улыбается. — Ладно. Но у нас нет карты сокровищ.

— Есть! — Я хватаю лист из блокнота, размашисто рисую крестики и волнистые линии. — Вот море! Вот остров! Вот… о, о, а здесь — живой крокодил-робот!

— Крокодил-робот? — Люк присаживается рядом на корточки, потому что уже выше меня на целую гооору. — Серьёзный противник.

— Да! — Я подпрыгиваю. — Но мы его победим! Только надо найти меч!

Я мчусь в гостиную, хватаю зонт, разворачиваю его — пшшш! — и теперь это лазерный меч.

— Погоди, — говорит Люк, вставая. — А если крокодил-робот дружелюбный? Может, он просто хочет, чтобы с ним поиграли?

Я замираю.

— Ой… а правда?

— Может, его сокровище — не золото, — продолжает Люк, — а… коробка с пончиками. И он их никому не даёт, потому что боится, что все съедят, и ему не останется.

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами.

— Люк… ты гений!

— Значит, мы не будем сражаться? — спрашивает он.

— Нет! — Я бросаю «лазерный меч», подбегаю к нему и хватаю за руку. — Мы подружимся с крокодилом! И подарим ему…самую большую пончиковую гору на свете!

— Отличный план, капитан Черепашка, — говорит он, и в его голосе — тепло, как в солнечный день.

— А теперь — на корабль! — я тяну его к веранде. — Надо построить пончиковую гору из подушек!

— Подожди, — он мягко кладёт руку мне на плечо. — Давай сначала сделаем карту получше. А то мы заблудимся в космосе-океане.

Я хочу сказать «не хочу! быстро! сейчас!», но смотрю на него — и вдруг успокаиваюсь. Потому что Люк не говорит «нет». Он говорит: «Давай сделаем это вместе».

И я сажусь рядом, болтая ногами, пока он аккуратно перерисовывает мою карту — уже с островом дружелюбных роботов, сокровищем-пончиками и космическим кораблём-пиратом по имени Черепашка-1.

— А теперь? — спрашиваю я, еле сдерживаясь, чтобы не прыгнуть.

— Теперь, — говорит Люк, складывая карту и кладя её мне в ладонь. — Мы строим гору. Но осторожно. Чтобы крокодил-робот не испугался.

— Хорошо! — Я вскакиваю, но на этот раз — не бегом, а шагаю рядом с ним.

Потому что с Люком даже самые безумные идеи не кажутся глупыми. Он не заставляет меня быть «тише» или «спокойнее». Он просто… идёт со мной. Всегда. Даже если ему кажется игра глупой, он всегда играет, всегда улыбается.

И пока мой лучший друг Люк рядом, я знаю, что любая игра, может стать для меня - радостью.

Глава 2

Эстер 12, Люку 15

Ветер в лицо — как пощёчина от свободы. Я сижу на заднем сиденье мопеда Люка, цепляюсь за его куртку и смеюсь так громко, что, кажется, эхо отскакивает от сосен и домов, вынуждая людей смотреть в окна.

— Ещё быстрее! — кричу я, и голос уносит ветром.

— Ты с ума сошла! — отвечает он, но не сердито — скорее, с той усталой улыбкой, что появляется у него, когда я снова придумала «безумие уровня Эстер».

— Не с ума! — кричу я. — Это миссия спасения королевства Пыльных Дорог!

Мы играем в это уже полчаса. Правила простые: на дороге — драконы (камни), в кювете — коварные тролли (осы), а на перекрёстке у старого моста — портал в параллельный мир, где все правила наоборот.

— Портал через пять секунд! — предупреждаю я, прижимаясь к нему сильнее. — Готовься перевернуть реальность!

— Реальность уже перевёрнута, — смеётся он. — Ты вон в прошлый раз сказала, что облака — это шпионы.

— А они и есть! — парирую я. — Особенно тот, похожий на кролика с пистолетом!

Он резко тормозит у моста, и я почти падаю, но хватаюсь его плечи и вскакиваю.

— Мы в зоне портала! — объявляю я, разводя руки. — Здесь все должны говорить наоборот! Ты не Люк, ты… Кюл!

— Кюл? — Он делает вид, что обижается. — Это даже не слово.

— Теперь — слово!

Я начинаю бегать кругами вокруг мопеда, придумывая новые правила:

— В этом мире нельзя ходить прямо — только боком! Нельзя молчать — только петь! Нельзя быть скучным — только…

— Эстер, Люк, привет.

Я замолкаю. Оборачиваюсь.

Коул стоит у обочины, прислонившись к дереву. Руки в карманах, на лице — та самая полуулыбка, от которой у меня в животе всё сжимается. Он с нами в школе, с нами в районе, но… не с нами. Пытается стать нашим лучшим другом, но я всегда чувствую, что что-то не так.

— Привет, — говорит он, глядя на меня. — Опять спасаете мир?

— Да! — начинаю я, но вдруг голос становится тише. Я поправляю волосы, стараюсь не прыгать. — Ну… типа того.

Люк молчит. Смотрит на меня. И я чувствую — он замечает.

Как я съёживаюсь. Как стираю с лица смех. Как пытаюсь быть «нормальной» — не той, что орёт про шпионов-облаков и бегает боком.

Коул улыбается.

— Выглядит весело.

— Было весело, — говорю я, и тут же злюсь на себя за это «было».

Но Люк вдруг подходит, берёт меня за плечо и поворачивает к себе лицом.

— Эстер, — говорит он тихо, но так, чтобы слышал и Коул. — Ты что, с ума сошла?

Я вздрагиваю.

— Ты же ещё не перевернула реальность! — продолжает он, и в глазах — искра. — Мы же договорились: в портале ты — королева хаоса. А королева хаоса не шепчет, она кричит.

Я смотрю на него и понимаю, что но не хочет чтобы я сдерживалась, он хочет, чтобы я показала себя во всей красе, была собой, была...идеальной.

Улыбка рвётся сама.

— Ты прав! — кричу я, и голос снова мой — громкий, яркий, настоящий. — Коул! Добро пожаловать в королевство Пыльных Дорог! Правило номер один: если не поёшь — превращаешься в пыльцу!

Коул смеётся.

— А если я не умею петь?

— Тогда Люк споёт за тебя! — Я хватаю Люка за руку и начинаю тянуть к мопеду. — Поехали! Портал закроется через десять секунд!

— Эстер, я не умею петь! — возражает Люк, но уже садится на мопед.

— Неважно! — кричу я, запрыгивая сзади. — Главное — верить!

Коул смотрит на нас — и в его глазах не насмешка, а что-то тёплое. Почти зависть. Мопед ревёт. Ветер снова хлещет в лицо. И я кричу во всё горло:

— ВПЕРЁД, КЮЛ! К МИРУ, ГДЕ ВСЁ НАОБОРОТ!

Люк смеётся. Коул, кажется, бежит следом. А я — снова я.

Потому что с Люком мне не нужно притворяться. С ним я могу быть слишком быстрой, слишком громкой, слишком странной. А он всё равно скажет:

— Отлично. Давай ещё.

И я поверю.

Глава 3

Эстер 14, Люку 17

Музыка льётся в студию сначала тихо, потом всё ярче, пока не заполняет каждый уголок. Это композиция, которую я собрала сама: первые такты — струнные, почти балетные, потом врывается ритм хип-хопа, как гром среди ясного неба, и между ними — электронное эхо, будто отголосок будущего, зовущего меня вперёд.

Я уже в движении.

Ноги касаются пола — легко, как пушинки, — и тут же взрываются в резком изломе: плечи вперёд, спина выгибается, руки рисуют в воздухе невидимые символы. Я верчусь — не пируэтом, а хаотичным вихрем, где балет встречается с улицей. Пальцы ног вытягиваются в классическом «пятая позиция», а через мгновение — присед, рука на полу, тело в полувращении.

Я не танцую для кого-то. Я танцую, потому что внутри — огонь. Потому что мысли мчатся быстрее слов, а тело — единственный язык, на котором я могу выразить всё сразу: радость, боль, страх, надежду, хаос. Особенно хаос.

В балете я учусь держать себя. В хип-хопе — выпускаю. А в этом танце — я свободна.

Потом музыка стихает. Сменяется.

Новая мелодия — мягкая, струнная, с лёгким стуком перкуссии, будто сердце, стучащее в такт дождю. Я замедляюсь, поворачиваюсь…

И вижу его.

Люк стоит в дверном проёме, прислонившись к косяку. В руках — мой шарф в клетку (я оставила его вчера на скамейке у школы, конечно). На нём старая чёрная толстовка, очки чуть съехали, а губы — в той самой полуулыбке, от которой у меня в груди будто включается тёплый свет.

— Люк! — вырывается у меня, и я уже несусь к нему, не думая, не сбавляя темп.

Он раскрывает руки — и я прыгаю, обхватываю его за шею, ноги — вокруг талии, как тысячу раз до этого.

— Ты пришёл! Ты видел?! Я танцевала! Это был мой новый номер! Там и балет, и улица, и… и вообще всё!

— Привет, огонёк, — говорит он, и в его голосе — тихое восхищение. — Конечно видел. Ты… невероятно красиво танцуешь, Эстер.

Я вспыхиваю. Не от смущения, а от счастья. Потому что это Люк. Не мама, не папа, не четверо моих братьев, не зрители. Это он — мой якорь, мой компас, мой единственный «нормальный» в этом безумном мире. Мой лучший друг навсегда.

— Давай потанцуем! — хватаю его за руки.

— Эстер… — Он улыбается, но отводит взгляд. — Я не умею. Да и… я же в очках. И неуклюжий. И ботаник.

— Именно! — смеюсь я. — Ты — КЮЛ, Люк - букашка! Иди сюда!

Я ставлю его руки на свою талию, кладу свои на его плечи, и включаю ту же мелодию — ту, что играла, когда он вошёл.

— Просто дыши со мной, — шепчу я. — Ты всё умеешь и можешь рядом со мной.

И мы начинаем.

Сначала он неловко стоит, будто боится наступить не туда. Но я веду его — не командую, а приглашаю. Медленный шаг вперёд. Потом в сторону. Я поворачиваюсь вокруг него, его руки следуют за мной, неуверенно. Потом я беру его за обе руки, и мы начинаем кружиться — сначала медленно, потом чуть быстрее. Его очки запотевают от волнения, но он не снимает их. Я подпрыгиваю — он подхватывает меня.

Мы не танцуем как в шоу. Мы танцуем как мы: он — осторожный, я — безудержная; он — земля, я — ветер. Но когда мы вместе даже ветер может остановиться. Хотя бы на мгновение.

Потом я резко опускаюсь на колени, тяну его за собой, и мы падаем на пол, смеясь. Запыхавшиеся, счастливые. Я поворачиваюсь к нему. Он лежит на спине, очки съехали, волосы растрёпаны, а губы всё ещё дрожат от смеха.

Я тянусь и аккуратно поправляю ему очки.

— Ты знаешь… — говорю тихо, — ты самый красивый из всех. Очки тебе очень идут. Они… как твой супергеройский знак. Как у супермена.

Он смотрит на меня. Не улыбается. Просто смотрит.

И в этот момент — весь мир исчезает. Остаются только его зеленые глаза за стёклами, моё учащённое дыхание и эти бабочки, которые теперь не просто летают в животе — они танцуют под ту же самую музыку.

Почему так? — мелькает в голове. Но ответ приходит сразу: потому что он — Люк. Потому что он единственный, кто не просит меня быть тише, медленнее, «нормальнее». Потому что он мой лучший друг.

Мы молчим. Просто смотрим друг на друга. И в этом молчании — всё.

Пока…

— Эстер? — раздаётся мягкий голос у двери.

Мама.

Мы не вздрагиваем. Не краснеем. Не вскакиваем. Просто смотрим на неё — как всегда.

— Привет, мам! — говорю я, садясь и улыбаясь.

Люк тоже поднимается, поправляет очки и кивает:

— Здравствуйте, Лилиан. Принёс шарф. Она забыла вчера.

— О, Люк, как всегда, спасаешь, — говорит мама с тёплой улыбкой. Она входит в зал, ставит сумку на стул. — Ты видел танец? Она молодец, правда?

— Она потрясающая, — отвечает он, и смотрит на меня мягко улыбаясь.

Мама кивает, довольная, и идёт к зеркалу, поправляя волосы.

— Отлично, что вы проводите время вместе. Эстер сегодня улетела бы на Луну, если бы ты не пришёл.

— Мам! — Я хихикаю, но не возражаю.

Люк смотрит на меня, и его улыбка становится шире.

— Ладно, мне пора. Дома ещё химия ждёт.

— Химия? — Я встаю и подхожу к нему. — А завтра?

— Завтра, — говорит он, — полетим на Луну вместе.

Он машет моей маме, та кивает, и он уходит, оставляя за собой тишину. Я смотрю ему вслед, сжимая шарф в руках. Сердце всё ещё стучит. Бабочки не улетели.

Они просто… остались. Навсегда.

Глава 4

Люк

Эстер 15, Люку 17

День рождения Эстер всегда напоминал ураган, в центре которого горел огонь. Сегодня не было исключением. Она носилась по саду в ярко-жёлтом платье с оборками, которое было слишком пышны для летнего дня, но идеальным для неё. Волосы растрёпаны, на левой щеке — след от сока арбуза, в руках — надувной меч, которым она «сражалась» с Коулом, пока Лира пыталась фотографировать их на старый полароид. Эстер то хохотала, то вдруг резко меняла игру — «Теперь мы агенты!», «Нет, пираты!», «Нет, космонавты!» — и все, даже Лира, успевали за ней только потому, что давно знали: за этим хаосом — не беспорядок, а язык. Яркий, живой, единственный.

Она останавливалась у каждого — на три секунды, на пять, на десять. Потом — снова в движение. Но когда подходила ко мне, всё менялось. Словно время замедлялось.

Она садилась рядом, клала голову на моё плечо, и в её глазах появлялось то, чего не было ни с кем другим: покой. Внимание. Присутствие.

Я единственный, кто видел, как её внутренний вихрь затихает — не потому что он исчезает, а потому что она доверяет мне держать его.

Когда настал момент подарков, она подбежала ко мне, прыгая на месте.

— Твой! Твой! Твой!

Я улыбнулся, достал коробочку. Маленькую, чёрную, завёрнутую в простую белую бумагу без лент, без гламура. Эстер любит суть, а не обёртку. Она разорвала бумагу за секунду и открыла крышку.

Замерла.

Внутри лежал кулон в форме языка пламени. Из розового золота, с тонкой гравировкой по краю. Она осторожно вынула его, перевернула и ахнула.

Во внутренней части — миниатюрная фотография. Нас двоих, прошлым летом. Она смеётся, а я смотрю на неё. На обороте — надпись: «Мой огонёк».

— Люк… — прошептала она, и в глазах заблестели слёзы.

— Ты каждый день напоминаешь мне, что такое свет, — сказал я тихо.

Она бросилась мне на шею, так крепко, что я чуть не упал с шезлонга.

— Я на седьмом небе! На десятом! На миллионном!

В этот момент её позвал отец — что-то про торт и свечи. Она отпустила меня, но не сразу. Посмотрела прямо в глаза, как умеет только она, будто видит всё, что я прячу даже от самого себя.

— Спасибо, — сказала она серьёзно. — Это самое… самое…

— Самое что?

— Самое моё, никому не отдам, — улыбнулась она и помчалась к дому, оставляя за собой след смеха и летнего ветра.

Я смотрел ей вслед, пока рядом не остановился Коул. Он стоял с бокалом лимонада, расслабленный, уверенный. Но в глазах его появилось что-то новое.

— Она очень красивая, — сказал он, не отводя взгляда от Эстер, которая теперь пыталась задуть все свечи на трёхъярусном торте.

Я не ответил. Только чуть напрягся. Он усмехнулся.

— Не волнуйся. Я подожду. Когда ей стукнёт хотя бы шестнадцать, думаю, приглашу её на свидание.

Я посмотрел на него. Они были бы красивой парой. Тёмные волосы Эстер, её голубые глаза, и его каштановые с красивыми шоколадными. Коул занимался спортом, поэтому был подтянутым, не то, что я, ботаник в очках, не знающий даже, что такое женское внимание.

Но это и бесило, что они были бы идеальной парой.

— Все возможности открыты, — сказал я.

Но внутри всё сжалось. Коул сделал паузу. Потом, почти шёпотом:

— Даже учитывая, что вы кузены… слишком очевидно, какие у тебя к ней чувства, Люк.

Я не отвёл глаз.

— Я люблю Эстер, — ответил я чётко, без дрожи, без лжи. — Она мой лучший друг. И этого не изменить.

Он кивнул, будто принял это за ответ. Но я знал: он видел то, что я старался скрыть.

Потому что в моих глазах — не дружба. Там — другая любовь. Та, что не просит разрешения.
Та, что молчит, но не исчезает. Та, что вспыхнула во мне давно, но всё укрепляется и укрепляется, заставляя меня чувствовать себя дерьмом.

А в саду Эстер смеялась, держа в руках кулон, и не знала, что в этот момент я готов отдать всё, лишь бы защитить её от мира… и от себя.

Примечание от автора: По сюжету Мать Эстер и Отец Люка - брат и сестра, причём родные, но, для тех, кто не читал книги про их родителей. Люк - не родной сын. Так что БРАТА И СЕСТРЫ ТУТ НЕТ. Просто им никто не говорит, что Люк приёмный, всё старшее поколение знает, а младшее нет.

Глава 5

Люк

18 лет

Стискиваю зубы, рассматривая своё отражение в зеркале. Ни у кого в семье нет проблем со зрением, кроме меня, и это дико бесит, потому что очки мне не идут. Глаза сразу становятся невообразимо большими.

Хотелось бы мне избавиться от этого, но как бы родители не предлагали сделать операцию, я отказываюсь, хотя сам не понимаю почему. Но где-то на задворках сознания мелькает "Ты самый красивый парень тут, правда, правда".

Вот она и правда-правда, разрывающая на куски. Правда-правда, от которой, я не могу избавиться. Правда-правда, которая разрушает, корёжит, коробит, сжимает все мои внутренности, да так сильно, что часто хочу блевать от своей...любви.

Сжимаю кофту в руках, снова толстовка, скрывающая живот. Ебанный насрать, да почему. Да потому что я ботаник, который учит всё, кроме системы, направленной на похудение. Мне было похрену, прямо похрену, но сейчас, наблюдая, как все вырастают, влюбляются и заводят отношения, я понимаю, что проебался. Да и не хотелось мне отношений, у меня ведь...лучшая подружка есть. Моя гребанная сестра, блять. Просто...нет слов. Я влюбился в девушку, в единственную девушку, с которой не суждено мне даже ни разу поцеловаться. Я даже думать о таком не могу, ощущая себя просто последней тварью. Последней неправильной тварью.

Да и Эстер...она ведь такая маленькая ещё, ей всего пятнадцать, она только и делает, что играется, да живёт. В отличии от меня, которого уже просто выворачивает.

-- Люк, милый, держи, - мама входит в мою комнату со стуком, но не ждёт, что я её приглашу.

-- А если бы я был голый, ма? - забираю из её рук письмо, быстро его открывая.

-- Я видела тебя голым, правда тогда тебе был годик, но всё же, хотя погоди, я ещё помню в пять лет был момент, - я смеюсь, когда начинает смеяться она.

Ариана Голден - потрясающая женщина, которая заправляет смехом в нашей семье. Ни я, ни папа, нуууу, мы угрюмые, слишком серьёзные, и, как часто выражается мама, до безобразия бесим её своими покер фейсами. А Хизер - моя сестра, что-то среднее. Она может посмеяться, а может в момент стать серьёзной, если того требует ситуация.

-- Это письмо по поводу поступления?

Сердце сжимается, да, блин, да. Но я...

-- Я скорее всего не поеду туда.

Лоб мамы чуть-чуть морщится, показывая одну большую и длинную морщинку, а затем она моргает, словно испаряется всё её замешательство. Мама снова улыбается, заправляя себе прядь волос за ухо.

-- Если ты так хочешь, то ладно. Тут есть великолепный университет, который был открыт твоим папой.

-- Я знаю, скорее всего тут и останусь, тут вся моя жизнь.

Маменькин сыночек.

-- Ты хотя бы посмотри, приняли ли тебя.

Точно. Улыбаясь, открываю конверт.

Вы зачислены...бла бла бла.

Приняли.

-- Да, мам, конечно, приняли.

Швейцария, очень крутое место, в которое я хотел попасть, кажется, ...с десяти лет? Там есть стипендия, есть крутые перспективы и нет...Эстер.

-- Ну не удивлена, ни капли, поздравляю.

---

Этим же днём, я направился на поле, чтобы поболеть за Коула, у которого сегодня игра. Он был на год младше меня. Я заканчивал в этом году, он в следующем, а Эстер через два.

Эстер была огоньком, который разгорался даже без кислорода. А может...она была такой только для меня. Жизнерадостной, счастливой, моей.

Если бы не то, что с Коулом мы дружим с детства, сомневаюсь, что стали бы дружить сейчас. С Эстер он бы стал дружить, да, но со мной...вряд ли. Миры совершенно разные.

-- Брооооо, - Коул бежит ко мне, постукивая по моему плечу. Ростом он был где-то метр восемьдесят, я же метр девяносто. Если бы ещё тело как у него, может быть...не может. Вот я животное. -- Ты пришёл, наконец-то, а то эти весь мозг мне сожрали, -- Он зачем-то тычет в сторону поля, где собралась вся его команда.

-- Слушай, я пойду сяду, пока вы разминаетесь, я...

-- Слушай, я хотел вот что спросить, - он полностью игнорирует то, что я говорю, переводя на меня такой взгляд... Кажется, что мир плывёт сейчас перед его глазами, он еле фокусируется на мне. Он пьян? Под травкой? Что происходит? -- Эстер придёт?

-- Серьёзно?

Меня бесит, что он положил на неё глаз. Раздражает просто до скрежета в зубах, но успокаивает то, что Эстер к нему равнодушна. Она вообще никого не замечает вокруг.

-- Да, а что? Хотелось бы сегодня выиграть ради неё.

Он облизывает губы, смотря по сторонам, его руки слишком сильно дёргаются.

-- Ты бухой что ли, не пойму?

-- Да, блять, нет. Не бухой. Просто...

В этот момент я слышу радостный крик, и сразу же понимаю, что к нам бежит цунами в красивой голубой юбке.

В моём блоге на литнет проходит розыгрыш промокода на книгу, участвуйте) А в телеграм канале много разных крутых видео к книгам...а к этой есть даже небольшой спойлер)

Глава 6

Эстер

Я бежала изо всех сил, пытаясь чуть-чуть замедлиться прежде, чем прыгнула в объятия лучшего друга.

Тренировка закончилась, мама была мною довольна, а я рада, что стало получаться лучше. Моё заболевание не даёт мне правильно настроиться, ведь мне хочется всего и сразу, постоянно отвлекаюсь, забывая, что делать. Я привыкла с этим жить, многие окружающие привыкли к этому точно так же, а кто-то, конечно, бесится.

Например, Стейси Пауэло…

— Эй, фригидная, может перестанешь туда-сюда маячить, голова от тебя трещит уже.

Знаю, что её бесит многое во мне, и, по большей части это не СДВГ, а моя лёгкость, которой у неё нет. Она была слишком медлительной, очень задумчивой, каждое движение, которое она делала было не от сердца, а от мозга. И из-за этого конкретно тормозила, не попадала в такт.

— Так закрой глаза.

Отвечаю, прикусывая губу. Меня не учили грубить, мама всегда говорила, что можно попробовать решить вопрос иначе, а если не получится, то…цитата от папы «Бей по яйцам». Но у неё не было яиц, поэтому…

— Я серьёзно, чудила. Сядь уже.

Вздыхаю, не обращая внимание на неё. Она влюблена в Коула, и, поэтому часто меня обзывает, я же с ним дружу. Но кто мешает попробовать ей подружиться с ним? Никто. Но почему-то она решила, что я отличная мишень.

— Может отвалишь уже от неё, а? Тупорылая ты курица, — Элиза делает выпад, чтобы напугать Стейси, та дёргается и валится на пол.

Все смеются.

Я нет.

Мне неловко, очень неловко, что всё это произошло из-за меня, но как только хочу дёрнуться, чтобы помочь ей встать, как Элиза поднимает на меня глаза. Мы не дружим, более того, никогда не общались. Но она почему-то всегда ко мне добра, никогда не игнорирует и очень часто помогает. Просто так.

Я молча ей киваю, как будто спасибо говорю, но всё же вслух ничего не произношу.

Разворачиваюсь и убегаю, подальше от этого места.

— Я думал ты задержишься немного, - оглядываюсь по сторонам, перебирая пальцами край своей футболки.

Коул раскрывает руки, и, зажмуриваясь, я делаю шаг. Он обнимает меня, как делает всегда при встрече. Я дышу, просто дышу, и считаю до пяти, чтобы после мягко отстраниться. Не могу стоять с открытыми глазами, когда кто-то касается меня. Не могу.

— Рад тебя видеть, котёнок.

Это его котёнок…Начинаю дрожать, потому что мне приятно и неприятно одновременно.

Киваю, снова поворачиваясь к Люку. Моя безопасная гавань.

— Письмо пришло?

Знаю, что должно было сегодня, но он качает головой, и…он мне врёт. Почему он мне врёт?

Я открываю, закрываю рот, перешагивая с правой ноги на левую, не могу устоять на месте, хочется… Это из-за посторонних ушей? Он молчит, потому что тут Коул?Просто киваю, надеясь, что завтра он мне всё расскажет, ну а может сегодня вечером.

Улыбаюсь ему так же, как он улыбается мне, и, взяв за руку тяну на поле, по пути хватая за руку и Коула.

— Ко, ты должен выиграть сегодня, понял?

— Понял, котёнок, победа ради тебя.

Снова дрожу. Бесит, как же бесит, аж до слёз. Сдерживаюсь, как же сдерживаюсь, но молчу.

— Ладно, попёр, давайте, занимайте места, нас ждёт лютый…, - молча кивает мне, потом Люку, не договаривая.

Что что, а при мне он сдерживается. Хотя знаю, что матерится, хуже лютого…

— Пошли сядем вот туда.

Выбираем самые лучшие места. Я не выдерживаю.

— Что с письмом, ты же врёшь мне, я сразу узнаю это.

Люк усмехается, поправляя волосы, очки снимает. Его глаза устремляются на поле, но я знаю, что он ничего не видит.

— Меня приняли, но я пока не знаю, поеду ли.

— Я приеду к тебе, сразу же, буду ездить каждые выходные, будем скайпиться, будем постоянно общаться. Люк, это твоя мечта, ты должен.

— Должен, да.

Мы молчим, больше не разговаривая, пока стадион заполняется людьми. А во мне растёт непонимание...хочу ли я, чтобы он уезжал. Да, это его мечта. И нет, ведь тогда я останусь одна. А с ним мне легко, он...защищает что-то внутри меня, кажется, словно без него я умру.

Поэтому молча прикусываю губу, давая ему решить самому, ведь знаю, если я скажу "Не уезжай" Люк не уедет.

Глава 7

Эстер

— Тут можно сесть?

Стейси опускается рядом плавно, почти театрально, и сразу поворачивается ко мне всем телом. Подбородок упирается в ладонь, взгляд ощущается прилипчивым, как липкая лента. Я чувствую его на коже: не просто внимание, а ощупывание. Ощупывание, от которого чешется между лопаток.

Я глубоко вдыхаю и начинаю заламывать пальцы. Сначала указательный, потом средний, потом снова. Это помогает хоть немного удержать мысли от разбегания.

— Что он в тебе нашёл?

Боже. Шестнадцать лет — и весь мир сводится к одному вопросу: «Парень». Не «что я чувствую», не «что я умею», не «как я существую». А он. Всегда он.

Я не отвечаю. Вместо этого начинаю дёргать ногой слишком быстро, ритмично, будто пытаюсь сбросить что-то невидимое с подошвы.

— Да, ты красивая, — продолжает Стейси, будто я её попросила дать оценку. — Страшилой не назовёшь. Фигура — норм. А дальше? Ты же фригидная. Всё время подпрыгиваешь, как перегретая пружина. Говоришь так, что не успеваешь за тобой уследить. Делаешь десять дел сразу и ни одно не доводишь до конца. Даже несмотря на то, что у тебя идут месячные, ты всё ещё играешь в Барби и строишь замки из песка. Это его заводит? Твоё вечное детство?

Я резко заправляю волосы за ухо, сжимая карандаш так, что дерево хрустит под пальцами. Почему я слушаю это? Почему не ухожу? Потому что уйти означит показать, что она попала в цель. А я не хочу быть мишенью.

— Да ты вообще от всего пугаешься! — смеётся она, и в этом смехе — яд.

Слёзы появляются сами. Не громкие, не драматичные, а тихие, они просто скатываются, будто тело решило, что мне не хватает влаги для всего этого напряжения. Нос щиплет, горло сжимает так, что дышать больно. Я не понимаю, почему мне так больно от её слов. Мне всегда было больно от таких слов. Но сейчас это ощущение особенно давит. Потому что в этих словах есть доля правды. А правда режет хуже лжи.

Сердце колотится, руки дрожат. Я вскакиваю, хватаю тетрадь, ручки, рюкзак — всё, что попадается. Надо уйти. Прямо сейчас.

Но Стейси хватает меня за запястье. Не больно, но жёстко.

— Отпусти меня!

Голос срывается в плач. Карандаши падают на пол один за другим, будто бегут от меня. Паника вспыхивает мгновенно, как спичка в бензине: жар, дым, невозможность вдохнуть. Всё тело напрягается. Я не просто хочу уйти, я должна. Сейчас. Сию секунду.

Вырываюсь. Резко. По-зверски. Она смеётся. Смеётся ещё громче. Смеётся, будто я — лучшее развлечение на весь день.

В голове больше нет мыслей, только стук. Сердце уже не в груди. Оно забилось прямо в висках, в горле, в пальцах ног. Оно хочет вырваться наружу, потому что здесь ему слишком тесно.

— Отпусти!

И вдруг — рывок. Воздух сжимается. Стейси отлетает. Может, мне только кажется, но на мгновение она висит в воздухе, будто её сдуло ветром, которого нет. Потом тишина. Не просто тишина. Вакуум. Как будто весь класс перестал дышать.

Кто-то обнимает меня. Запах чувствую сразу. Свежий хлопок, лёгкий аромат мыла, и что-то ещё… тёплое, знакомое, как дом. От него страх не убегает, а растворяется.

— Эстер.

Люк. Только он может сказать моё имя так будто это заклинание. Его ладонь скользит по волосам, мягко, уверенно, как всегда, когда я теряю контроль. Когда мир становится слишком громким, слишком резким, слишком настоящим.

— Огонёк, посмотри на меня.

Я не хочу. Но подчиняюсь. Отдираю лицо от его рубашки и поднимаю глаза. Его зелёные глаза, в них не просто цвет, а свет. Глубокий, живой, почти магический. Я смотрю, снова и снова, как будто пересчитываю каждую чёрточку, каждый отблеск. И постепенно сердце возвращается. Не сразу. Но достаточно, чтобы дышать стало легче.

— Люк…

Мы смотрим друг на друга. Дышим в унисон, хотя ни один из нас не шевелится. Время вокруг будто замедляется. И в этом молчании, я чувствую, что-то зарождается. Что-то тёплое и тяжёлое в районе солнечного сплетения. Я ещё не понимаю, что это. Но оно говорит. Говорит так настойчиво, что хочется закрыть глаза и просто слушать.

— Котёнок.

Голос сбоку резкий, но не тревожный. Коул врывается в класс, останавливается в паре шагов. Он не пытается вытащить меня из объятий Люка. Не требует объяснений. Ему нужен только мой взгляд. Один кивок и он всё понимает.

Он выдыхает, будто сам не дышал всё это время.

— Эту блондинку…бл… — Он осекается, но ловит мою слабую улыбку и отвечает чуть смягчённой, чуть виноватой своей. — …я уже миллион раз просил отстать.

— Всё нормально, — шепчу я, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. — Уже всё хорошо.

Ещё раз прижимаюсь к Люку — на секунду, на мгновение, на последний вдох. Потом отстраняюсь. С сожалением, тонким, как паутинка. Хочется не отпускать.

Но отпускаю.

Глава 8

Люку 18, Эстер 16

Люк

— Смотри, одну ногу сюда, другую сюда.

Люк смотрит на меня слишком серьёзно, как и всегда. Но…Только сегодня, кажется, ещё больше. Очки слегка сползают по переносице, и он машинально поправляет их. Ноздри чуть раздуваются. Взгляд — не раздражённый, не строгий… а потерянный, он словно не со мной. Я не понимаю почему. Что я сделала не так? Это из-за меня?

— Я кажусь тебе глупой?

Он на миг отключается, моргает несколько раз подряд, будто возвращается из другого мира. Потом переводит на меня глаза и вздёргивает брови. Такой знакомый жест. Такой… родной.

И в этот момент мне снова кажется, что он самый красивый человек на свете. И, как всегда, я говорю первое, что приходит в голову, даже не успев подумать:

— Я говорила тебе, да, что ты красивый?

Его губы сжимаются словно хочет сдержать улыбку. Но не выходит. Уголки рта всё равно приподнимаются, и на щеках проступают ямочки — те самые, что я обожаю. Морщинки у глаз собираются в тёплые лучики, и он издаёт тихий, почти смущённый смешок.

— Огонёк, ты говоришь мне это почти каждый день.

Пауза. Он смотрит на меня, и в его глазах не насмешка, а что-то тёплое, почти болезненное.

— И нет. Ты не кажешься мне глупой. Просто… учиться водить мотоцикл — дело непростое. А если об этом узнает Сакс…

Он проводит пальцем по горлу медленно, театрально, а потом изображает в воздухе, как его вешают на верёвке.

Я почти смеюсь. Почти. Потому что знаю: папа не стал бы вешать. Он другой. У него в ящике стола не верёвка, а пистолет. Но естественно, я об этом не знаю, как же ещё.

Но это не важно. Для меня он просто папа. Добрый, заботливый. Тот, кто читает мне на ночь, даже когда я уже вроде как выросла. Остальное — не моё дело.

— Он сам умеет! — возражаю я. — С чего ты решил, что запретит? Да и мама водит. Что в этом такого? У нас в семье, если не заметил, только Эдриан и твоя мама этого не любят.

Люк усмехается. Кивает. Но слишком быстро. Так, как обычно киваю я, когда нервничаю.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Ничего.

Слишком резко, быстро, дёргано. Он отводит взгляд к нашему домику на дереве. Туда, где мы прятались от грозы, делились секретами, рисовали мелом на досках мечты, которые никогда не сбудутся. Я тоже смотрю туда. Потом на него. Потом снова туда. Что он ищет? Что ждёт?

Люк молчит.

Я слезаю с мотоцикла, ставлю подножку и тянусь к бутылке с водой. И в тот же миг Люк делает резкий шаг вперёд.

— Я подам.

Наши пальцы соприкасаются, как тысячу раз до этого. Но сейчас…

Сейчас всё дрогнуло. Время, воздух, земля под ногами — всё замерло. Мы застываем. Смотрим друг на друга. И я не могу дышать.

Как будто застываю в пространстве и времени, а тело поддается этому напору, оно слушается не меня…а чувств, которые я испытываю…

— Почему мне так некомфортно сейчас? — вырывается у меня.

Снова раньше, чем подумала.

Люк не отводит глаз. И в этот миг слышно гром. Молния разрезает небо.
Дождь обрушивается, будто небеса не выдержали напряжения.

— А тебе некомфортно? — шепчу я.

Он смотрит на меня томно, глубоко, с приоткрытыми губами. Я поднимаюсь на цыпочки и снимаю с него очки. Они мокрые. Хочу вытереть их, как обычно, но спотыкаюсь, сделав лишь шаг.

Люк ловит меня. Притягивает к себе. Я утыкаюсь в его грудь. И чувствую, что его сердце бьётся так, будто хочет вырваться.

Ба-бах. Ба-бах. Ба-бах.

— Тебе плохо? — шепчу я.

Он тяжело дышит. Носом утыкается в мои волосы. Я маленькая. Ему до подбородка.

Я вдыхаю и узнаю его запах. Свежий и тёплый. Как будто солнце и дождь слились в одно.

Почему мне так нравится?

Надо попросить маму купить такой же кондиционер, как у Арианы. Тогда мы будем пахнуть одинаково. Всегда.

Полсекунды и его руки мягко ложатся мне на спину. Одна скользит по волосам. Нежно и осторожно. Как будто я хрустальное стекло.

— Почему, скажи мне… а?

— Что почему? — шепчу я, не понимая. Не решаясь шевельнуться.

Дождь льёт сильнее. Но мне не холодно. Мне… хорошо. Так хорошо, что хочется плакать.

— Люк, я не понимаю. Тебе плохо? Сердце так стучит… голос хрипит… Ты заболел? У тебя температура?

Он смеётся. Тот самый смех — мой, родной, домашний.

— Ты смеёшься надо мной? — обижаюсь я.

— Смеюсь, огонёк.

Голос становится тише, доходит почти до шёпота.

— Уж лучше просто смеяться, Эстер… чем…

Я замираю.

Чем что?

Новый удар грома. И в этот миг он отстраняется. Берёт меня за подбородок. Медленно. Уверенно. Подносит своё лицо к моему.

И я перестаю дышать.

Потому что в его глазах не смех. Там — страх.

И желание.

Его пальцы дрожат от холода.

Я ощущаю его пульс, дождь, его взгляд, в котором читается борьба — между тем, что правильно… и тем, что нужное лично ему.

— …Чем сойти с ума, — заканчивает он тихо, почти шепотом, но гром в этот миг будто уходит на задний план, уступая место моему собственному сердцу, которое колотится уже даже в висках.

Его пальцы на моём подбородке тёплые, несмотря на дождь. Капли скользят по его скулам, по ресницам, по губам.

Это безумие.

Он — Люк. Мой Люк. Тот, кто учил читать, кто подхватывал меня, когда падала с велосипеда, кто знал, как успокоить, когда паника била, как молот, кто поддерживал меня и играл со мной во все игры.

Его губы приближаются.

Не торопясь.

Давая время отстраниться. Но я не двигаюсь, не могу.

— Эстер… — шепчет он, и в этом имени — мольба, предупреждение.

Он боится…не меня, а себя боится в это мгновение. А я просто не понимаю, что происходит, что он…

Я поднимаюсь на цыпочки, совсем чуть-чуть, прижимаясь своим лбом к его. Чтобы успокоится…чтобы понять.

И в этот момент гром гремит снова, а его губы соприкасаются с моими.

В моём блоге розыгрыш на промокод книги) Участвуем)

Глава 9

Люк

Я целую её.

Боже… что я творю?

Но остановиться не могу. Не могу даже пошевелиться, будто весь зажат в этом мгновении, как насекомое в янтаре. Когда мои губы касаются её губ, мир вспыхивает. Не метафора, а правда вспыхивает. Точно так же, как та новогодняя ёлка пять лет назад, которую братья Эстер подожгли, играя с фейерверками. Огненный шар, треск хвои, крики, паника… и потом — пепел.

А сейчас пепел внутри меня. Потому что это не просто поцелуй. Это приговор.

Я сжимаю её хрупкие плечи — слишком хрупкие, слишком детские, слишком…. Мои пальцы помнят каждый сантиметр её тела: как она цеплялась за меня, когда падала с велосипеда, как плакала, прижавшись лбом к моей груди, как смеялась, заплетая мне в волосы цветы. И теперь я… я целую её.

— Нет. Нет, нет, нет, нет.

Отстраняюсь резко, будто обжёгся. На глаза сразу попадает её ошарашенный взгляд. Она молчит. Только глотает — раз, два, три. Потом медленно поднимает руку.

Вот и всё. Дружбе конец. Сейчас даст пощёчину. Я зажмуриваюсь, готовясь к удару.

Но вместо удара ощущаю как ладошка хлопает меня по лбу. Резко и неожиданно… Ещё одно подтверждение, что Эстер слишком…Эстер.

— Ты заболел? — голос дрожит. — Ты весь горишь… Боже… боже…

Она хватает край моей футболки, пытается стянуть её с меня, как будто жар можно снять, как мокрую одежду. Я ловлю её руку. Холодную. Дрожащую.

— Эстер…

Она качает головой. Быстро. Отчаянно. По щекам уже катятся слёзы, и, зная свою девочку, понимаю, как сильно плачет в этот момент её сердце.

Она такая маленькая. Такая… девочка.

Господи, какой же я идиот. Она — мой друг. Мой свет. Мой огонёк. Она ведь даже не поняла, что я сделал. Может, и поняла… но не так, как есть на самом деле. А я? Я всё разрушил. Своими руками. Своими чёртовыми губами.

— Люк, ты… ты…

— Да, — перебиваю, голос срывается. — Наверное, ты права. Я болен.

И эту болезнь не вылечить. Не скрыть. Ни слоем тонального крема, ни улыбкой, ни шуткой. Эти красные пятна на теле от сегодняшнего дня — они как клеймо. Как приговор.

Я всегда буду ей другом.

Всегда.

Потому что я её брат. Брат, чёрт возьми!

Хочу закричать. Хочу ударить стену. Но сдерживаюсь. Эстер этого не заслужила. Не заслужила ни гнева, ни страха, ни этого… этого гниющего чувства, которое я в ней посеял.

Отпускаю её руку. Улыбаюсь слишком натянуто, фальшиво, но она этого не замечает. А может замечает, но молчит.

— Пойду просушусь дома, ладно?

Она кивает. Ещё раз. Ещё. Сжимает руки в кулаки, разжимает, прячет за спину, снова вытаскивает. Нервничает. Путается в себе. Не знает, как быть.

Я смотрю на неё в последний раз.

Потому что выбор уже сделан.

Я переступил черту. Попробовал запретный плод — тот, что манил меня годами. Не удержался. Не смог. Пубертат? Взросление? Нет. Это было нечто другое. Что-то гораздо более тёмное и тёплое.
И теперь я знаю: не сейчас — так потом. Не потом — так сейчас. Было неизбежно.

Я сломан. Я — зверь, который осмелился коснуться самого святого.

— Люк… я…

— Нет.

Я уже бегу. Мокрая одежда хлопает по телу, как цепи.

Забегаю в дом, не снимая кроссовок, врываюсь на кухню. Мама стоит у плиты, помешивает что-то в кастрюле чувствую запах корицы, мёда, видимо глинтвейн готовит. Папа обнимает её сзади, шепчет что-то на ухо. Она смеётся — мягко, заливисто, по-настоящему. Они смотрят друг на друга так, как можно смотреть только на любимого человека.

А мне этого не дано.

Не с ней. Не с Эстер.

— Я уезжаю.

Да, учёба. Да, остался один экзамен. Но это не важно. Я сдам его дистанционно. Всё, что важно это исчезнуть. Пока она ещё не поняла, что я — монстр.

Мама оборачивается первой. Её глаза расширяются. Ариана Голден прикрывает рот ладонью, подходит ближе. Отец хмурится, но молчит.

— Сынок… ты весь мокрый. Что случилось?

Всё, мам. Я не выдержал. Я целовал её. Я разрушил всё.

— Я уезжаю в Швейцарию. Учиться.

Голос ровный и холодный. Как у отца. Чётко. По делу. Без эмоций. Но папа на этот раз не учит. Он просто подходит к маме и встаёт рядом. Оба смотрят на меня.

— Ты не закончил учёбу. Почему такое решение? Неделю назад ты отказался от приглашения.

Я не отвечаю. Потому что, если скажу — они поймут. Поймут, какое чудовище вырастили под видом сына.

— Мам, пап… пожалуйста. Просто примите это. Когда я решусь рассказать — расскажу. Вы же знаете.

Мама плачет. Тихо, без истерики. Я обнимаю её, и поверх её плеча умоляющим взглядом смотрю на отца. Он кивает.

— Я отвезу тебя в аэропорт. Сейчас организую джет. Собирай вещи.

Я благодарно киваю, позволяя маме уткнуться в моё плечо.

— Люк… что-то серьёзное случилось?

— Мам, я очень тебя люблю.

Из коридора раздаётся лёгкий шорох. Хизер, моя младшая сестра, стоит в дверном проёме. Её глаза огромны. Губы приоткрыты в беззвучном вопросе. Я чуть приподнимаю руку. Она бросается ко мне. Обнимаю её крепко. Пахнет детским шампунем и ванилью.

— Я вас обеих люблю. Вы — моя семья. Но сейчас…хочу попробовать сделать то, что могу.

И ухожу, оставляя за спиной всё, что у меня было.

Включая её.

Включая нас.

Глава 10

Эстер

— Я не могу без него… — шепчу я, и голос уже не мой. — Я не умею…

Тело трясёт. Я задыхаюсь. Слёзы не кончаются. Я сворачиваюсь в комок, плачу без звука, потому что внутри уже нет сил даже на крик. Дыхание — рваное, поверхностное. Я задыхаюсь. Глаза застилает тьма по краям. Голова гудит. В ушах — только собственный пульс и этот ужасный, бесконечный вопрос: почему?

Я не чувствую, как вбегает мама. Не сразу. Но когда её руки обхватывают меня, такие тёплые, знакомые, настоящие, я вцепляюсь в неё, как в последнее, что ещё держит меня на земле.

— Дыши, моя девочка… — шепчет мама.

— Он не попрощался, мам… — шепчу я, задыхаясь. — Он даже… не сказал…

Она смотрит на Ариану. Голос тихий, но ледяной:

— Позвони Саксу. Пусть приезжает. Сейчас.

Я не сопротивляюсь.

Не кричу больше.

Сакс (отец Эстер из книги "Самая тёмная ночь)

Врываюсь в дом Хейга и Арианы, ноги сами несут, сердце колотится где-то в горле. Сразу вижу: Лилиан на полу. Рядом с ней Эстер. Свёрнутая, дрожащая, как сломанная ветка.

— Что произошло?

Ариана по телефону ничего внятного не сказала. Думаю, именно поэтому звонила она, потому что я не буду кричать на неё. А вот на Хейга стал бы.

— Пааааап…

Эстер тянется ко мне, голос — жалобный, ломкий, как стекло под напряжением. Я опускаюсь на колени, потом ложусь рядом, принимаю её в позу эмбриона — маленькую, потерянную, разбитую.

— Доченька, что случилось?

Чувствую, как Лилиан отстраняется, перестаёт гладить Эстер по голове. Я беру это на себя. Мои пальцы медленно проводят по её виску, по мокрым щекам, по растрёпанным прядям. Она дрожит. Всё тело ощущается в напряжении, как струна, готовая лопнуть.

— Он ушёл. Ушёл. Он ушёл…

Три раза, и сказала бы снова, вот только боль в голове затопила её всю. Я знаю, как это, знаю как ей больно. И только один человек может вызвать у неё такой ураган. Люк. Её друг, который давно смотрит на неё абсолютно не так как должен. Что случилось?

Бросаю взгляд на дверной проём. Хейг стоит там, прислонившись к косяку. Его глаза ледяные, полные обвинения. Он смотрит на меня, как будто я виноват в том, что его сын уехал. Хочу подойти. Поговорить. Выяснить. Но сейчас точно не тот момент. Сейчас важнее она. Моя малышка.

Эстер — эмоциональная, ранимая, и с СДВГ, который мы с Лилиан заметили к десяти годам, — она не просто чувствует. Она взрывается от чувств. Она — ангел в хаосе. Моя доченька. И если Люк что-то сделал… если он ушёл, не объяснив, не попрощавшись… То для неё это — смерть. Не метафора. Потеря сердца. Потеря смысла.

Я знал, что эта дружба может плохо кончиться. Дети вырастают. Игры заканчиваются. Но быть готовым к этому? Нет. Не был.

— Он уехал учиться, — тихо говорит Ариана.

И на лице Эстер — мимолётная улыбка, слишком натянутая, даже до ужаса злая.

— Вы правы! Тогда я смогу ему позвонить?

Но Ариана лишь сжимает губы и отводит взгляд к Хейгу. Эстер даже не поворачивается в их сторону, смотрит мне в глаза...в которых я вижу то, что не видит никто. Эстер знает ответ, понимает, что больше не сможет связаться с Люком. Больше нет...Но... Почему нет? Что произошло?

— Милая, что случилось? — спрашиваю я мягко.

— Ничего, — шепчет она, но слишком быстро, ясно, что не договаривает, не готова сейчас. Я не буду настаивать. Не мне, так пусть хоть кому-то когда-то расскажет. — Он просто уехал. Пап…

Глаза снова наполняются слезами. Я прижимаю её к груди, обнимаю крепко, чтобы она чувствовала: я здесь. Я не уйду.

И тогда она говорит то, от чего у меня сжимается сердце:

— Отведи меня к психиатру или психологу… Я больше не хочу быть такой, пап, - голос тихий. Но в нём явная решимость и боль. И первая искра желания спастись.

Я целую её в макушку.

— Почему ты думаешь, что ты какая-то не такая?

— Я хочу защищать себя, а не ломаться, пап...Пожалуйста. Ни один Люк в будущем не должен сделать мне больно. Я должна научиться жить со своими эмоциями, уметь ими дышать, а не тонуть в них. .

— Мы найдём того, кто поможет тебе дышать.

Дорогие мои...))) Я так рада, что вы читаете мою книгу, хочу попросить у Вас. Дайте обратную связь. Напишите, что ощущаете, как хотите продолжить дальше? Как думаете, то будет и правильно ли поступили герои? Хоть что-то, чтобы я ощутила нужность этой книги. Спасибо!)

Глава 11

Я поняла, что раз никто не пишет, то книгу никто не читает. Обидно... Но ладно, видимо пишу для себя.

Эстер

Лежу в кровати с закрытыми глазами и ничего не чувствую. Слёзы больше не катятся из глаз, тело больше не дрожит, даже дыхание пришло в норму. К счастью, всё это произошло только через неделю. Ах, нет, подождите, к сожалению. Потому что наступило это не с облегчением, а как будто внутри меня кто-то потянул за шнур и свет погас.

За это время я мало вставала, мало ела и мало говорила. Его уход ударил по мне сильнее, чем я могла бы представить.

И более того, я до сих пор не понимала почему… Да, он меня поцеловал и да, не стоило этого делать, но ведь всё можно решить, поговорить, узнать. Я – в свои шестнадцать это понимаю, а он в свои почти девятнадцать нет? Я не понимаю, чем заслужила такое от него. Я всегда, всегда была ему преданным другом.

- Эстер, - голос братьев хором разносится по моей комнате, и, приоткрывая глаза, я сажусь, всматриваясь в силуэты у двери.

Вперед выходит Зайден, как всегда самый главный из этой банды. Зейден стоит чуть дальше, но также пристально наблюдает за всем, как и Зайден. Мне иногда кажется, что всем управляет Зей. Просто молча, без слов, решает всё взглядом.

- Мы принесли тебе покушать.

Я улыбаюсь, когда самые младшие ставят передо мной суп. Чувствую запах вкусного куриного супчика, который делает мама.

- А ещё принесли тебе парня. Папа сказал, чтобы вы дверь не закрывали.

Я морщусь и от удивления вскакиваю с кровати. ЛЮК!?!?

Коул заходит в комнату, маша мне, по нему видно, насколько сильно он стеснялся всего происходящего. Но всё равно пришёл. А ещё, в его руках я заметила любимые пирожные.

- Привет, котёнок.

Снова это котёнок, но я не чувствую…ничего сегодня. Наверное, только благодарность, поэтому быстрыми шагами подхожу, утыкаясь в грудь парня. Его руки остаются в воздухе, скорее всего от шока. Я никогда не делала этого первая. Никогда. И до сих пор испытываю небольшие колебания в теле, которые умоляют отстраниться, но я засовываю их куда подальше, сжимая талию парня сильнее.

- Так, - Зайден оттесняет меня, хватая за плечи. – Дверь открыта, если что кричишь. Громко. Поняла? Мы придём и набьём ему морду, не разбираясь абсолютно ни в чём.

- Набивалка выросла? – Коул хлопает его по плечу, улыбаясь, и приоткрывая пакет, где лежат чипсы и газировка. – Берите, пацаны. Я обещаю, что не сделаю ничего, что будет плохо сказываться на состоянии вашей сестры, ладно?

- Мы уже поверили одному, и вон что в итоге вышло, - Зейден выходит вперёд. Молчаливый, угрожающий. Господи, сколько им? Десять?

- Вы мне не верьте, верьте ей.

Я киваю, когда Коул поворачивается в мою сторону. Братья вздыхают, но за своим «предводителем» выходят. Оставляя меня и Коула вдвоём.

Я не знаю, что сказать.

- Ты как?

Он первый нарушает тишину, подходя ближе, опускает пирожные на тумбочку, а мои любимые желатинки на кровать. Затем возвращается ко мне, берёт за руки и всматривается в глаза. Он хорош собой, тут ничего не сказать, но мне это никогда не было интересно. Я не замечала…никого…кроме Люка.

Сжимаю губы, слёзы снова подступают. Предатели.

- Ладно, давай так, ты сейчас заправляешь кровать. Мы ложимся и смотрим крутой фильм, который выберешь. Потому что я люблю ужастики и боевики, как крутые парни, - он зачем-то приподнимает руку показывая свой бицепс. И, о, удивительно, но это вызывает смех.

И я смеюсь.

- Хорошо.

Мы ложимся и действительно смотрим фильм.

- Заберу тебя завтра утром, поедем в школу вместе, хорошо?

Я киваю, голова опускается на его плечо, и я чувствую успокоение. Я правда…его чувствую.

- Хорошо.

Зачем-то добавляю через пять минут.

Коул целует меня в макушку.

С этого дня всё меняется. Та Эстер – что верила в громкие фразы, смеялась без остановки и бегала без оглядки – больше не вернётся.

Теперь – девочка, которая будет учиться дышать сама. Своим воздухом. И не впускать в этот воздух никого, кто сможет его поглотить.

Глава 12

Эстер

Три года спустя

Время движется неумолимо.

Не успеваешь моргнуть, и тебе уже девятнадцать. Кажется, только вчера мы устраивали этот абсурдный вечер в честь моего восемнадцатилетия — с воздушными шарами в форме кинжалов и тортом, украшенным надписью «Совершеннолетие: добро пожаловать в ад».

— Ты пойдёшь сегодня на концерт? — Лира вытирает пальцы влажной салфеткой, потом берёт ватную палочку и начинает возиться с тушью. Размазывает тень под глазами, делая взгляд глубже, затем аккуратно убирает всё лишнее.

Честно? Выглядит так же, как и пять минут назад.

— А надо? — вздыхаю, облокачиваясь на кафельную стену рядом с ней.

Мы в женском туалете университета, так что тут воняет дешёвым парфюмом и кофе из автомата. Обсуждаем вечер. Да, сегодня мой день рождения. Но это не повод сидеть дома с родителями, хотя именно этого мне и хочется.

— Ну да, я же тебе билеты подарила! — говорит она с таким видом, будто это величайший подвиг человечества.

«Подарила» — громкое слово. Группу «Фантомы» я не слышала, не знаю и, честно, не интересуюсь. Но Лира три недели твердила, что купила билеты «ещё в прошлом месяце, нет, в прошлом году, блин, ты не представляешь, как я ждала!»

На самом деле, она подарила их себе. Просто решила, что мне должно понравиться то же, что и ей.

— Лир, ты же понимаешь, что эти билеты — твои. Ты их хочешь. Я — нет.

— Как ты можешь не знать «Фантомов»?! — Она почти кричит, как будто я оскорбила святыню. — Они два года рвут чарты! Просто рвут, Эс!

Я бросаю взгляд на телефон. Ещё пять минут до пары.

Последнее время рядом с Лирой стало… сложно. Она будто перестала замечать, что я не её отражение. Что мне необязательно любить её музыку, её фильмы, её идеи о «крутых» подарках.

— Блин, подруга, — она смягчается, переключаясь на старый режим: «мы с тобой навеки». — Когда тебе было пятнадцать, я молча играла в твои войнушки с солдатиками. Пошли со мной. Что я там одна буду делать? У тебя же с родителями только в девять, а концерт в пять.

Я колеблюсь. Коул писал, что задержится. Дома делать нечего. И, чёрт возьми, я устала спорить.

— Ладно.

— ВИИИИИУ! — Лира визжит и прыгает на меня, обвивая руками шею. Я держу её, как муравей, несущий лист. И смеюсь, несмотря на всё.

— Зайду за тобой в четыре! — говорит она, уже направляясь к выходу. — У нас ВИП! Значит, не с толпой. Ну, послушай заранее хотя бы пару песен, а? Пожалуйста!

Она не ждёт ответа. Убегает, едва успевая на звонок.

Я выхожу в коридор — и почти сталкиваюсь с Элизой. Она в чёрных ботильонах на платформе, в обтягивающих кожаных штанах и, на удивление, в белоснежной рубашке. Выглядит как гость из альтернативной вселенной.

— В двенадцать? — спрашивает она, не здороваясь.

Я киваю и протягиваю свёрток — аккуратный, завёрнутый в чёртежную бумагу.

— А, да. С др.

Улыбаюсь. Хмыкаю. Салютую двумя пальцами и иду по коридору, чувствуя, как день рождения уже начинает тянуть за собой что-то новое.

Как будто сегодня — не конец, а начало.

Глава 13

Эстер

— Думаешь, они нас заметят?

Пожимаю плечами, не отрывая взгляда от сцены. Неоновые вывески мерцают, будто дышат. По краям развешаны старые куклы — с оторванными руками, выцарапанными глазами, в рваных платьях. Выглядит жутковато. Но круто.

Меня не сцена напрягает, а толпа.

Я ненавижу людей. Не в смысле «не люблю вечеринки». Я физически не выношу их давления, шума, хаотичных движений. Это не прихоть. Это СДВГ — когда твой мозг не фильтрует информацию и каждая молекула вокруг кричит одновременно. На концертах я задыхаюсь. Буквально. Как будто горло сжимает невидимая рука.

— Я специально взяла билеты прямо тут, — говорит Лира, тыча пальцем вперёд.

«Прямо тут» — значит, первые ряды у ограждения. За ним — охранники, за ними — сцена.
Я просто не смотрю назад. И всё будет нормально. Наверное.

— Ты хоть одну песню послушала? — кричит она, хотя вокруг ещё не так шумно.

Пара человек оборачивается. Я поднимаю средний палец — медленно, с достоинством. Они отворачиваются.

— «Я — не я», «Люди в масках», «Тест на верность», — перечисляю, не моргнув. Конечно, не слушала. Просто прочитала на их сайте. Чтобы Лира отстала.

Толпа густеет. Воздух становится плотнее. Я уже жалею, что согласилась.

И вдруг начинается музыка. Сцена оживает.

Четыре парня выходят в масках — синей, серебряной, алой, чёрной. У каждого из них свой цвет. Ни лиц, ни имён. Только силуэты. Насколько я поняла, они называют друг друга по именам, и все их знают, но настоящие ли они не знает никто.

Один идёт к барабанам. Крутит палочками, выбрасывает их в воздух и ловит — публика визжит. Второй — к клавишам. Спокойный. Внимательный. Он просто настраивает инструмент, будто всё остальное — шум. Третий — к гитаре. Перебирает струны, запускает короткое соло. Девушки в первом ряду уже кричат, как будто видят богов.

Ага, а чего сразу трусики не кинули? — думаю, но не произношу вслух.

А потом понимаю почему.

Четвёртый.

Выходит с бутылкой воды, делает глоток — и пара капель стекает по шее, под майку. Ткань прилипает. Он машинально поправляет её — и на секунду майка задирается. Кубики. Рельеф. Кожа, будто вырезанная из мрамора. Очуметь. Вот этим они берут всех юных девушек к себе в команду?

Толпа ревёт. Я молчу.

Он надевает бас-гитару, подходит к микрофону. Все в масках, чтобы лиц не было.

Интересно, это сделано для интриги, или они просто хотят сохранить анонимность?

— Привет, народ! Зажжём? — рычит он в микрофон.

Голос искажён, резок, бьёт по вискам. Я морщусь. Сосредоточиться невозможно — в голове шум, как в метро в час пик.

Но вдруг…

Первые ноты. Мягкие. Прозрачные. Как дождь на стекле.

Толпа затихает. Даже я перестаю дышать.

Музыка льётся — чистая, мрачная, гипнотическая.

Но никто не поёт.

— Эш, ты чё, слова забыл? — кричит кто-то из группы.

Эш не забыл.