Нас не изменят

Давным-давно в самом холодном море, на семи островах лежала великая империя. Её сыны были самыми бесстрашными воинами во всём мире, их корабли часто покидали острова, чтобы вернуться с богатой добычей. Об их силе и смелости слагали легенды, как и о самой Сории — её древних городах, дремучих лесах, населявших их удивительных животных, о богатстве её жителей и красоте её женщин. Сорийцы поклонялись Семиликому, богу-покровителю империи, на главном острове ему построили храм, сиявший словно звезда в ночи и видимый из бурного моря.

Все боялись сорийцев. Всем казались они сверхлюдьми, полубогами. Их воины повелевали огнедышащими драконами, подводными чудовищами, даже крылатыми духами-глазами, стирая в прах своих врагов. Чу́дные то были времена…

Стефии повезло родиться здесь, правда, на отдалённом от главных острове. Здесь не было величественных храмов, часто бури разносили дома в щепки, а дикие звери норовили порезвиться в городах, но все привыкли. Отец Стефии погиб в море во время шторма, её с сёстрами воспитывали мать с бабкой. Не успела Стефия пережить шестое лето, когда её мать вышла замуж во второй раз. Отчим увёз их с побережья в глубь острова, в городок побольше. Там дела их не задались. Стефии не было и десяти, когда её отправили на заработки. Поначалу было сложно. Сорийцы люди суровые, негостеприимные, чужаков, даже из других городов, не сильно жаловали. Мать устроила её в пекарню, где девочка мела пол и выносила мусор.

Шло время. Понемногу семья Стефии прижилась в городе. Их положение немного поправилось, когда остальные девочки тоже нашли работу. Мать родила от отчима сына, радости не было предела — всё же будущий кормилец. Стефия из поломойки стала помощницей пекаря. В редкие свободные часы любила она танцевать с подругами на площади, и многие завидовали её красоте и природному изяществу, лёгкости, с которой она скользила над побитыми бурей камнями.

Однажды, на четырнадцатом году её жизни, горожане поймали узо́ра. Как всегда в таких случаях, весь город собрался поглазеть на казнь. Стефия не раз слышала об этих нелюдях. Все сорийцы ненавидели узоров. Их сложно было отличить от обычных людей, но их тела покрывали узоры — метки дьявола. Когда-то узоры были такими же, как все, но они мало молились Семиликому, и тогда демоны входили в них, заменяя их душу на свою. Стоило меткам проявиться на теле, человека было уже не вернуть. Демоны толкали их на самые страшные злодеяния. Узоры жгли целые города, воровали детей, топили корабли, им было неведомо милосердие; исчадия ада, они превращали в ад землю, по которой ступали.

В день казни на площади невозможно было дышать, настолько воздух был осквернён вонью пота, лука и дешёвых духов. Отчим протолкнул свою семью в первый ряд. Стражники уже подготовили помост. Сотни вязанок хвороста были пропитаны смолой, чтобы лучше гореть. Толпа шумела, требуя показать чудовище. Наконец двери тюрьмы отворились, и оттуда вывели мужчину. Ему едва ли было больше тридцати, бледная кожа, болезненный вид, всё тело покрыто затейливым голубым узором, теперь разбавленным свидетельствами жёсткого обращения. На секунду Стефия поймала его взгляд — обречённый, взгляд сломленного, готового к смерти человека.

Толпа ревела. В спину узора неслись обвинения и камни. Стражники не пытались усмирить народ, напротив, лишь подливали масла в огонь. Наконец его привязали к шесту, и город согрелся от справедливости. Пламя весело превращало жизнь в пепел.

Стефия никогда не чувствовала себя так паршиво, как в те мгновения, глядя на безумное пламя и толпу. Она закрыла глаза, слёзы просились наружу. Она понимала, что узор — монстр, но не могла не жалеть его: просто не получалось. И отчего-то чесалась рука.

С казни люди расходились радостными, словно это был лучший день в их жизни. Её родственники разделяли всеобщее веселье. Стефия чувствовала себя изгоем. Она жалела, что не может спокойно радоваться, как все. Она переживала, ей казалось это неправильным.

После той казни что-то внутри неё изменилось. Она сама не понимала, что, но ей это не нравилось. Ей стали сниться кошмары, в которых её тело покрывалось плотным сплетением узоров. Самое страшное, что иногда она ловила себя на мысли, что ей нравится эта разноцветная кожа. Испугавшись происходящего, она начала больше молиться Семиликому, чаще ходить в его храм, на заработанные тяжёлым трудом копейки покупала ему благовония. «Защити меня от дьявольских помыслов», — просила она.

Постепенно огонь на площади в её воспоминаниях потускнел, заслонённый насущными делами. Странные мысли изредка посещали её, но она старалась не зацикливаться на них, шепча молитвы Семиликому.

То было начало её шестнадцатой зимы. Декабрь выдался на редкость холодным, ветреным даже для Сории. Казалось, пурга бушевала не только снаружи, но и в сердце Стефии. Тот день она запомнила навсегда. Помнила, как пробиралась сквозь сугробы: ветер сорвал платок и разметал её волосы, насыпав снег за ворот полушубка. Как позже, дрожа, переодевалась перед зеркалом и заметила синяк чуть ниже лопатки. Это место зудело уже несколько дней… Присмотревшись, Стефия замерла в ужасе. Словно капли молока в чае, на её коже проступили узоры. Лавандового оттенка, тонкие, полупрозрачные, словно нарисованные акварелью, они едва занимали место в пол-ладони, но девушка уже поняла, что это значит. Она тёрла их, мылила, скребла, как будто вода способна уничтожить демона, — тщетно. Молитвы не помогали, слёзы лились рекой, происходящее казалось ей сном.

Пришёл с работы отчим, мать позвала семью за стол. Спрятав заплаканное лицо за прядями волос, а метку демонов под плотной одеждой, Стефия присоединилась к ним, не смея поднять глаз, повысить голос, боясь обратить на себя внимание.

Следующие недели прошли в тумане страха. Узоров становилось больше. Стефии казалось, что её обман вот-вот раскроют и палачи потащат её на площадь. Подолгу глядя в зеркало, она пыталась отыскать другие следы присутствия демона. Когда она начнёт убивать? А есть детей? Семиликий отвернулся от неё, теперь дьявол придёт за ней… Её глаза уже светятся красным в темноте? А демон — когда он начнёт говорить с ней?

Она сильно похудела, под глазами пролегли тёмные круги, от постоянной тревоги не хотелось ни есть, ни спать. Скоро её начали спрашивать, не больна ли она. А демон всё молчал. Стефия с удивлением обнаружила, что убивать людей ей хочется не сильнее обычного. Её не преследовали голоса, она не изрыгала огонь… Стефия ничего не понимала.

Осторожно, словно бы из пустого интереса она пыталась выудить у окружающих всё, что им было известно про узоров. И вскоре пожалела об этом. Раньше Стефия не представляла, каково это — быть ненавидимой всеми горожанами. И пусть ненавидели не саму её, а в целом таких как она… слушая их рассказы, она теряла веру в людей.

Возвращаясь домой, проверяла узоры. Они покрывали примерно четверть её тела, к счастью, в таких местах, которые не составляло труда спрятать под одеждой. Она всё ждала, когда легенды станут правдой и она почувствует себя монстром, но испытывала лишь усталость от работы и голод. И ничего, что отличало бы её от других.

Пронизывающие до костей северные ветры сменились мягкими восточными. Трава робко пробивалась сквозь тающий снег. Едва дороги подсохли, потянулись обозы из города в город. Неожиданно, словно гром среди пурги, в их дом нагрянула бабка. Она нечасто посещала их, предпочитая суете и шуму спокойное одиночество. Но зимние шторма сильно потрепали городок, досталось и её дому, потому она решила перебраться к дочери. Поначалу никто не обрадовался её решению, им самим едва хватало места, однако вскоре её присутствие перестали воспринимать как обузу. Бабуля, не любившая сидеть без дела, превратила маленький клочок земли за их домом в настоящий садик. Начала выращивать овощи и фрукты, растения приживались с трудом — темно, холодно, каменистая почва, и всё же самые сильные из них выживали. Урожай, хоть и небольшой, приносил некоторую прибыль, да и самим им больше не грозил голод.

Внучки помогали ей на грядках, но Стефии больше всех нравилось проводить время с растениями. Они успокаивали, не осуждали, не следили за ней. Как-то, увлёкшись прополкой сорняков, она, забывшись, сняла плотную кофту, оголив покрывшиеся узорами предплечья. Погружённая в работу, она вздрогнула, когда над ней нависла тень и властный голос поинтересовался:

— Что с твоими руками?

— Б-бабушка… — Стефия подпрыгнула от неожиданности. — Как давно ты…

— Руки, — перебила её женщина. — Они все в узорах.

— Да, — Стефия обхватила себя за плечи и опустила взгляд. Что с ней сделают…

— Оденься, — приказным тоном произнесла бабушка. — Впредь не будь столь беспечной.

Не веря своим ушам, Стефия моментально надела кофту.

— Я не хочу никого убивать, — поспешила она заверить. — Я даже не думаю об этом. И я не слышу голоса, я…

— Я знаю, — перебила её женщина.

— Что? — Стефия поперхнулась воздухом. — Знаешь?..

Бабуля внимательно огляделась вокруг. Убедившись, что ни единой живой души поблизости нет, она размотала шарф, скрывавший её шею, сколько Стефия себя помнила. Бабушка говорила, что у неё слабое горло, от любого ветерка она могла заболеть. Сейчас же Стефия поняла правду — бабушкину шею покрывали плотные светло-зелёные узоры.

— Ты… Так ты… — от удивления девушка потеряла дар речи. — А у мамы тоже есть?

— Это не передаётся по роду, — бабушка снова замотала шарф.

— Но демоны с тобой говорят? Ты убивала людей? Ты…

— Это всего лишь пятна на коже, — бабушка поморщилась. — Они ничего не дают. Всё равно что родимые пятна.

— Но почему… почему тогда… — она непроизвольно посмотрела в сторону площади.

Бабушка пожала плечами.

— И как же жить?

— Тихо, — её голос был суров. — Если ведёшь себя тихо, никто и не заметит.

— Неужели мама не знает? А дед? Он должен был видеть?

— Его уже нет, — холодно проронила бабушка. — Веди себя как все. Для узоров узоры ничего не меняют, но для обычных людей меняют всё. Не теряй бдительность. Будь настороже, тогда доживёшь до моих лет.

— Ты знаешь других узоров?

Бабушка покачала головой.

— Погоди, но ведь ты всегда говорила о них плохо! Если мы не разговариваем с демонами и не едим детей… это было неправдой!

Бабушка пожала плечами.

— Я выживала.

— Но ведь это неправда! Если бы люди поняли…

— Молчи, — перебила её бабушка. — Живи тихо. Они никогда не поймут.

— Нужно что-то делать…

Бабушка окинула её холодным взглядом.

— Делай. Если хочешь сгореть на костре — делай. Людей не переубедишь.

И, взяв ведро, ушла в дом.

Как ни старалась Стефия разговорить её, больше об узорах бабушка не проронила ни слова. Однако теперь для девушки всё изменилось. Она не могла смотреть на знакомые с детства понятия прежними глазами. Исподтишка следила за горожанами, пытаясь вычислить среди них узоров. Пыталась узнать о них больше, пыталась понять, как же родимые пятна стали метками дьявола, — и не понимала. Это не укладывалось в голове. Она часто вспоминала того казнённого узора, и каждый раз слёзы наворачивались на глаза. Это было неправильно, несправедливо. Стефии не хотелось мириться с этим.

Как ни внимательна была девушка, это не она нашла узоров, а они её. Это случилось на дне Восхваления Семиликого в начале осени. В эти дни площадь превращалась в сказочный сад. Горожане убирали её лентами, цветочными гирляндами и просто цветами, расписывали стены красками, украшали всё, что только возможно. Храмовники с почестями выносили статую Семиликого, зажигали благовония, и люди несли ему самые лучшие дары: венки, букеты цветов, корзины спелых фруктов, овощей, пироги и бочонки прохладительного. Собравшись всем городом, они пели гимны Семиликому, Сории и её правителям, молились, храмовники отпускали грехи. Наконец наступил вечер. Зажглись миллионы фонариков, расслабившиеся музыканты взялись за инструменты, и народ пустился в пляс.

Стефия не любила площадь, но во время праздников та преображалась, позволяя забыться. Танцы и вовсе уносили в совершенно другой мир, безмятежный, полный светлого волшебства. Позолоченные листья клёнов осыпали её точеную фигурку, Стефия ощущала на себе взгляды парней. Она не могла похвастаться достатком, зато красотой Семиликий её не обделил. К своим семнадцати зимам она расцвела словно дикий недоступный цветок. Некоторым этого было достаточно, но Стефию не интересовали парни. Танцуя в кругу подруг, она наслаждалась каждым мгновением. В перерыве между танцами к ней подошла Нектина, дочь богатого оружейника. Как оказалось, она случайно заметила узоры на руках Стефии, долго следила за ней, прежде чем подойти, потому что она и сама была узором.

С того вечера между ними завязалась крепкая дружба. Разни в положениях не позволяла им общаться свободно, потому Нектина почти каждый день заказывала выпечку в пекарне, а Стефия брала эти заказы на себя и так попадала в дом оружейника. Стефии не верилось, что всё это взаправду. Нектина была младше её на три зимы, но умна не по годам. Их обеих возмущало отношение к узорам, они вместе придумывали, как доказать людям, что они не монстры. Нектина рассказала ей про общество Красных Бабочек. В те далёкие времена это общество было малочисленным, тайным, им приходилось соблюдать максимальную осторожность, чтобы не быть раскрытыми. Красные Бабочки были узорами, они помогали друг другу, старались спасти как можно больше своих… К сожалению, озлобленных сорийцев было намного больше. Няня Нектины была одной из первых Бабочек, она застала саму Юлену, создательницу сообщества. Первой заметив узоры на руках воспитанницы, она научила её прятать их с помощью одежды и специальной краски, которую мы назвали бы тональником, потому что Нектине не повезло — её узоры появились и на лице, а ещё читать тайные знаки Красных Бабочек, находить своих среди обычных людей, прятаться, даже меняя внешность, как актрисы театров… Стефия её не застала — пару лет назад оружейник заподозрил что-то, и няня была вынуждена бежать. Девочкам остались лишь книги и драгоценные указания.

К сожалению, ничто не вечно. Не прошло и года с их знакомства, как девушки были вынуждены проститься — семья Нектины переезжала в другой город. Нектина пообещала, что вернётся. Стефия вновь осталась одна. Она углубилась в историю узоров, искала крупицы правды среди лживых легенд. Постепенно перед ней вырисовывался её будущий путь — она не могла смириться с несправедливостью, она хотела помогать узорам и доказать согражданам, что узоры — тоже люди и имеют право на полноценную жизнь.

Когда Стефии исполнилось девятнадцать зим, она решилась покинуть дом. Отправилась на заработки в столицу острова, туда, куда уехала Нектина. Путь стал для неё тяжёлым испытанием: совсем одна, со скудными запасами, не понимающая, что ждёт впереди… Однако повернуть назад казалось немыслимым. И вот, потрёпанная, но не побеждённая, она входит в городские ворота.

Найти работу оказалось труднее, чем она рассчитывала. Не её одну манила столица. Ещё сложнее обстояли дела с Красными Бабочками: девушка никак не могла выйти на их след. Стефия не сдавалась: не для того она проделала такой длинный путь. В конце концов устроилась в захудалый трактир: платили там мало, кормили плохо, но хоть какая-то крыша над головой в столице — уже везение. К тому же ни в одном другом трактире не собиралось столько сплетников, как здесь. Едва освоившись, Стефия начала искать подругу, однако она и представить не могла, при каких обстоятельствах они встретятся вновь.

Одним зябким утром весь город заговорил о поимке узора. Увидев плакат, извещающий о казни, Стефия почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног. На листке был накалякан уродливый портрет «монстра». Художник явно был подмастерье, но даже здесь тонкие черты, густые волосы и выразительные глаза складывались в узнаваемый образ. Ни до, ни после Стефия не опускалась так глубоко в пучину страха. Схватив самое необходимое, она бросилась к тюрьме. Она слишком хорошо помнила, как обращаются с узорами люди, и понимала, что Нектина такое не выдержит.

Тюрьму охраняли десятки вооруженных солдат, но Стефию это не остановило. Переодевшись в стражника, она пробралась внутрь и вытащила едва живую подругу. На раздумья времени не оставалось, и девушки тайком залезли на готовый к отплытию корабль. Они прятались в трюме без малейшего представления о том, куда плывут. Плавание было ужасным: ни еды, ни воды, морская болезнь — да вдобавок матросы, которые в любой момент могли обнаружить их. Стоило кораблю причалить, девушки, едва живые, выбрались на берег. Их оглушила совершенно незнакомая речь, в душном жарком воздухе сладкие ароматы гигантских цветов смешивались с вонью рыбы. Так неожиданно для самих себя они переплыли океан, оказавшись за тысячи миль от Сории.

Им пришлось выживать в чужой стране долгие годы. Всё здесь было новым, непонятным — речь, жаркое солнце, гигантские ездовые насекомые и саламандры, обычаи, ткани, даже еда, на вкус напоминавшая огонь. Поначалу им приходилось ночевать на улице, потому что денег даже на самый захудалый номер в гостинице у них не было. Они скучали по Сории, но вернуться не могли, да и некуда им было возвращаться. Когда горожане узнали правду о Нектине, они в ярости разгромили дом её родителей. Мать сумела сбежать, а что случилось с отцом, девушка сама не знала. Его не могли казнить, но статус свой он потерял навсегда.

И всё же, как бы сложно ни было выживать за океаном, было и то, что приятно поразило девушек. Здесь никто не охотился на узоров, никто даже не придавал значения их родимым пятнам. Для привыкших бояться сориек это напоминало сказку.

Не сразу, но им удалось наладить свою жизнь. Они даже смогли построить дома по соседству. И всё же даже под самым жарким южным солнцем Стефия не могла забыть родные заледеневшие острова, где сотни её сестёр и братьев были несправедливо угнетаемы. Она не переросла желание помочь им. И в конце концов быстрый фрегат понёс их с Нектиной обратно в Сорию.

На их родине мало что изменилось. Всё так же горели костры, ледяные ветры замораживали души, а с высоты холодно взирал на людей Семиликий. Невольно закрадывалась мысль, что проще смыть узоры с кожи, чем искоренить предрассудки сорийцев. Однако они не собирались отступать. Теперь на их стороне были деньги и связи. В Икмумбе, той самой заокеанской стране, Нектина добилась успеха при дворе вождя и на родину вернулась в статусе посла. Икмумба не могла похвастаться столь выдающимся военным прошлым, как Сория, но всё же оставалась серьезным врагом, и император не смел без крайней нужды ссориться с ними. И на приёме, впервые за всю свою жизнь здесь, Нектина появилась в открытом платье, без перчаток и краски на лице. Не стесняясь своих узоров, она ходила по острову. Поначалу люди боялись её, но её открытость, дружелюбие и редкий дар расположить любого к себе победили. Сорийцы начали задаваться вопросом: а что если все узоры такие?

Тем временем Стефия собрала вокруг себя Красных Бабочек. Это была сложная задача, потому что за время её отсутствия их количество сократилось вдвое. Одних казнили, другие, испугавшись, уходили в леса или прятались так хорошо, что даже свои не могли найти их. Видя это, Стефии хотелось плакать. Однако пример Нектины дал многим надежду. Оставшиеся Красные Бабочки занялись просвещением, постепенно число примкнувших к ним увеличивалось. Стефия искала обычных людей, сочувствующих узорам, всевозможными способами боролась с легендами о демонических метках. Она находила востребованных узоров — лучших воинов, алхимиков, герцогов, князей, тех, на кого не посмеют поднять руку, и предлагала присоединиться к Бабочкам. Далеко не все соглашались снять маски ради будущего, думая лишь о собственной безопасности, и женщина их прекрасно понимала. Но те, кто соглашался, становились лицами движения, физическим воплощением духа Бабочек.

Прошли десятки лет, прежде чем в самых глухих городках на самых отдалённых островах перестали согреваться несправедливостью. Прошли столетия, прежде чем узоры стали полноценными гражданами Сории. Это был долгий и тяжёлый путь: иногда к узорам относились лучше, иногда хуже, пришлось приложить немало усилий, прежде чем ненависть окончательно исчезла из страны.

— Посмотрите, — учительница, молодая женщина, покрытая тонкими розовыми линиями, подошла к панорамному окну и хлопком в ладоши убрала шторы. Яркий солнечный свет залил просторный класс. За окном тянулись к облакам полупрозрачные башни-небоскрёбы, на их крышах шелестели от ветра сады, били струи фонтанов. В небесах летали драконы, по чистым улицам внизу ехали бесшумные машины, а вдали шумело, сверкало на солнце холодное море. Дети приподнялись над партами, переводя взгляды с пейзажа на учительницу, ожидая продолжения.

— Наши предки считали, что любовь и перемены уничтожат величие нашей империи. Они не понимали, что именно это, а не ненависть с жёсткостью — залог счастливого будущего. Они строили будущее на слезах и страхе. К счастью для всех нас, давным-давно, очень много лет назад в этот день в нашем городе родилась маленькая девочка с лавандовыми узорами. Она никогда не сдавалась, несла любовь в этот сложный холодный мир, и её любовь сделала его намного лучше. Это особенный день для нашей империи — день Стефии, негласной королевы Красных Бабочек, ставшей лицом эпохи перемен. Солнышки, хочу пожелать вам смелости быть собой и любить так, как умеют только люди. А вот и ваша эпоха перемен, — улыбнулась она, услышав нежную трель звонка. И улыбалась им вслед, глядя, как они радостные бегут в коридор. Потом наугад взяла один из сделанных ими традиционных подарков и приколола к своей блузке красную бабочку