«Мы не перестаём любить тех, кого потеряли. Мы просто учимся дышать без них.»
Пролог
Ирония в том, что учиться дышать — самое трудное, когда внутри всё давно мертво.
Лёгкие двигаются автоматически, сердце бьётся по инерции, а ты стоишь посреди разбитого мира и не понимаешь, зачем.
Меня спасли.
Какой идиот придумал это слово?
Спасли.
Как будто меня вытащили из горящей машины, перевязали раны, дали кислородную маску — и теперь я должна быть благодарна.
Но никто не спросил, хочу ли я жить.
Я очнулась в чужой комнате с запахом антисептика и стерильного отчаяния. Пульсирующая боль в висках. Капельница в руке. Чужие голоса за тонкой перегородкой.
"Она проснулась."
"Анализы стабильные."
"Нужно держать её под наблюдением."
Какое счастье. Целая команда людей следит, чтобы я не сделала ещё одну глупость.
Я почти чувствовала их жалость, как удушающую плёнку на коже. Словно я — витрина в музее поломанных вещей: «Смотрите, вот та, кто больше не хотела жить.»
Я отвернулась к стене.
Пусть думают, что я сплю.
Пусть считают, что я выздоравливаю.
Пусть надеются.
А я... я учусь.
Учусь дышать без неё.
Учусь жить без них всех.
Папа.
Ник.
Мама.
Любовь не умирает. Нет. Она становится тяжёлым якорем, который тянет тебя ко дну, каждый грёбаный день.
И всё, что остаётся, — это сделать вид, что ты ещё не пошёл ко дну окончательно.
Шаг за шагом.
Вдох за вдохом.
Мучительно. Медленно.
Учиться дышать в мире, где тебя давно уже нет.
СЭМ
2 года спустя…
Сквозь панорамные окна офиса открывается вид на серый Лондон. Тучи давят на город, как усталость на мои веки. Люди на улицах текут, будто унылая река бесполезности, уткнувшись в экраны своих телефонов. Наверное, там что-то важное — мем с котом или гениальный рецепт кофе с семью видами молока.
Всё как всегда — холодно, строго и до тошноты чуждо.
Совещание шло уже больше часа. Час мучительного смотрения в графики и попыток изобразить уверенность.
Воздух в зале заседаний был густым от напряжения.
Кто-то судорожно перелистывал бумаги, как будто в них можно найти ответ на вопрос "Как нам всем не сдохнуть разорёнными?".
Кто-то молча следил за цифрами, которые уверенно катились вниз, словно мои надежды на отпуск.
И все, абсолютно все, ждали моего решения.
Как будто у меня в кармане лежит волшебная палочка, а не только ключи от квартиры и распухший список проблем.
Дэниэл Картер.
Имя звучало как диагноз.
Этот ублюдок скупил Hamilton Marketing — крупнейшего игрока на рынке рекламы — и теперь методично душил Forte, словно я сама однажды натянула ему на голову пакет и он решил ответить взаимностью.
Контракты перекрыты.
Площадки заблокированы.
Слухи расползаются по рынку, как тараканы на кухне.
И всё это он делает с такой изысканной мерзостью, что я даже почти могу оценить его "творческий подход".
— Давайте подытожим, — ровным, но твёрдым голосом говорит Эндрю, наш юрист. — Hamilton отказывается работать с нами, а заодно устраивает давление на наших партнёров. Их пугают юридическими проблемами, нам намекают на риск, репутацию и прочую корпоративную хрень.
Я молча смотрю на цифры передо мной.
Они падают.
Бьются.
Разбиваются.
Forte — это не просто бизнес. Это то, чем я дышала последние два года. Моя последняя ниточка к нормальности.
И теперь её методично рвут зубами.
— Какого хрена? — Килан рычит рядом, его кулаки сжаты, взгляд острый. Моя вечная опора. Мой голос разума, хотя сам он часто ведёт себя так, словно этот разум потерял где-то между барами и спонтанными драками.
Селеста, ведущая наши дела в Нью-Йорке, листает планшет с видом "я готова убивать, но сначала кофе".
— Они используют связи Картеров, — спокойно говорит она. — И если мы не найдем решение, они выжмут нас как лимон.
В комнате повисает та самая тишина, после которой обычно случаются либо плохие новости, либо предложения, за которые дают реальные сроки.
Дэниэл Картер решил объявить нам войну.
Ну отлично. Я просто обожаю воевать с миллиардерами до завтрака.
— Если он думает, что я сдамся, — ледяным голосом произношу я, — он глубоко ошибается.
Я бы ещё добавила "и пусть готовит завещание", но решила придержать эту вишенку для более драматического момента.
— Сэм, нам нужны доказательства, чтобы подать в суд, — Эндрю кивает в сторону Селесты.
О, прекрасно. Сейчас я, значит, найду лупу, надену плащ сыщика и пойду искать улики в стиле "Шерлока на минималках".
Селеста вздыхает:
— Пока их нет. Люди боятся идти против Картеров.
Ну да. Страх — универсальная валюта в этом мире.
Килан цокает языком:
— Сраные Картеры. Они не остановятся, пока не сотрут нас в порошок.
Я глубоко вдыхаю.
— Знаю.
И чувствую, как внутри меня поднимается та самая ледяная ярость, которая когда-то помогла мне выжить, когда всё остальное горело к чертям.
Селеста осторожно добавляет:
— Сейчас единственный выход — найти новых рекламных партнёров. Сильных. Независимых.
Ага. Таких, которые не обкакаются при одном упоминании Картера.
Я уже знаю, где их искать.
— Они в Нью-Йорке, — глухо произношу я.
Килан напрягается так, что кажется, сейчас сломает стул под собой.
— Лисёнок…
Его голос полон тревоги.
Я поднимаю на него взгляд.
Решение уже принято.
— Значит, мы летим в Нью-Йорк.
В ад на бис. С персональной бронью в первом ряду.
***
После совещания
СЭМ
2 года назад
Дыхание сбивается, сердце бьётся где-то в горле, как бешеная птица в клетке.
Кровь.
Она повсюду.
На моих руках. На одежде. На моей душе, видимо, тоже — навсегда.
Запах въелся в кожу, в волосы, в воздух вокруг. Ни один проклятый парфюм мира не сможет это перебить.
Мама…
Ещё секунду назад она была здесь. Тёплая. Живая. Реальная.
А теперь...
Всё, что осталось — багровая лужа, медленно растекающаяся по холодному полу.
Как тщательно размазанное доказательство моего очередного провала.
Я не могу перестать смотреть на неё.
Лицо матери побледнело. Губы приоткрыты, словно она собиралась сказать что-то важное... наверное, что-то вроде:
"Не стой столбом, Сэм, сделай уже хоть что-нибудь."
Только теперь — никаких слов.
Никогда.
Я не могу дышать.
Грудь будто кто-то сжал огромными холодными руками и радостно не отпускает.
Откуда-то далеко слышу собственное учащённое дыхание — неровное, сломанное.
Тело отказывается повиноваться.
Я не понимаю, что со мной происходит, пока сильные руки не хватают меня и не притягивают к себе.
— Лисёнок… — глухо говорит Килан.
Он сидит рядом, держит меня крепко, будто боится, что я распадусь прямо у него в руках.
Ну, спойлер: я уже распалась.
Он прячет моё лицо у себя на плече, и голос его тёплый, хриплый:
— Дыши. Я здесь.
Ага.
Как же дышать, когда весь кислород вместе с мамой куда-то испарился?
Я вцепляюсь в него так, будто он — последний остров в мире, поглощённом океаном боли.
Вжимаюсь в его плечо, дрожа всем телом.
Беззвучные рыдания рвут меня изнутри. Но Килану не нужно ничего говорить. Он просто держит меня.
И позволяет быть слабой.
Но вот кто не держится?
Майкл.
Он стоит над телом матери. Его руки всё ещё в крови. Красные. Чёрные. Безнадёжные.
Он даже не пытается оттереть их. Только тяжело дышит, как человек, который понятия не имеет, как жить дальше.
И тут — звонок.
Резкий. Ломкий. Омерзительно живой.
Я поднимаю голову.
Майкл, неохотно, словно возвращаясь из ада, достаёт телефон.
— Нашли?
Голос его сухой. Ломкий. Как будто каждое слово стоит ему ещё одного года жизни.
Ответ я не слышу. Но вижу, как напрягается его спина.
— Доставьте его на гоночный трек. Я хочу закончить это лично.
Щёлк.
Телефон падает в карман.
В груди взрывается пожар.
— Я еду с вами, — бросаю я.
Майкл поворачивается.
Он смотрит на меня так, будто хочет сказать "нет".
Но потом видит мои глаза.
И просто кивает.
Просто. Кивает.
Потому что в этой новой реальности я больше не девочка.
Я пламя.
Килан тихо ругается и сжимает мои плечи.
— Лисёнок, не надо…
Я стряхиваю его руки. Ласково. Почти нежно.
И встаю.
Потому что я не прячусь больше за чьими-то спинами.
— Я должна.
Ночь встречает нас ледяным ветром.
И я понимаю: за дверью этой жизни больше нет прежней меня.
— Сэм… Сэм, ты меня слышишь?
Я моргаю.
Резко.
Воздух рвётся в лёгкие.
На секунду всё кажется тем же: кровь на руках, звон в ушах, крики, битые кости воспоминаний.
Но нет.
Это уже не тогда.
Это уже не та ночь.
Хотя часть меня осталась там.
Навсегда.
Мой телефон светится в руке, как упрямое напоминание о том, что я, чёрт возьми, ещё живу. На экране — знакомое имя.
Сара.
Ну конечно. Кто ещё может испортить мой запланированный вечер тихого самоуничтожения?
Я подношу телефон к уху, голос срывается на хрип:
— Прости, я задумалась.
Перевод: я три минуты пялилась в стену, гадая, зачем вообще вселенная решила меня разбудить сегодня утром.
— Ты точно в порядке? У тебя странный голос, — Саре бы работать в ФБР, с её способностью распознавать малейшие фальшивые ноты.
— Всё хорошо, просто много работы, — вру я так натурально, что самой противно.
Сара делает тот самый долгий вдох "я-тебе-не-верю-но-сейчас-не-время", и я готовлюсь к худшему.
— Ладно, не буду ходить вокруг да около, — продолжает она бодрым голосом. — Мы со Скоттом наконец определились с датой свадьбы!
О, свадьбы. Эти милые мероприятия, где счастье других людей втирается тебе в лицо словно наждачная бумага.
— Сара, это потрясающая новость! — улыбаюсь я так яростно, что челюсть сводит. — Когда?
— Через два месяца. И, конечно же, я хочу, чтобы ты была там…
— Конечно, я приеду, — браво, Сэм. Лучшая актриса без права на «Оскар». — Ты же знаешь, я не пропущу твой большой день!
Пауза.
И в этой тишине я уже чувствую ловушку.
— Не просто как гость, Сэм, — мягко продолжает Сара. — Я хочу, чтобы ты была подругой невесты.
Ком в горле размером с Мёртвое море.
Фантастика. Я даже своей собственной жизни не могу быть подругой, а тут мне предлагают вручить букет счастья в белом цвете.
Я заставляю себя вдохнуть.
— Это… большая честь, Сара, — говорю я через силу, как будто пытаюсь не задохнуться в собственных обломках.
— Я знаю, что тебе сложно… — Сара явно учила все книги по «Как разговаривать с травмированными людьми».
И вот оно. Тонкий, хирургически точный укол:
— Лиам тоже будет там.
Ага.
И солнце тоже всходит с востока, спасибо за прогноз.
Я застываю, не моргая.
Конечно, он будет там. Лоснящийся от счастья, сверкающий своим прекрасным предательством.
Как же без него?
Но моё лицо остаётся невозмутимым. Спасибо годам практики.
— Всё нормально, — отвечаю голосом, который может спокойно диктовать инструкции по эвакуации в случае конца света. — Это в прошлом. Мы взрослые люди, Сара. Всё, что было между нами, — ошибки юности.
ЛИАМ
Я наклоняю бокал и делаю ещё один глоток виски. Горячая жидкость обжигает горло, но, как и всегда, не приносит ни облегчения, ни забвения. Ни хрена не помогает.
Комната залита приглушённым, тёплым светом, который должен был бы создавать уют. Ну да, если бы я был персонажем какого-нибудь долбаного ситкома. А так — нет. Чужая обстановка. Чужие стены. Чужая жизнь, в которой я почему-то всё ещё числюсь.
Скотт что-то говорит на автомате, но я его не слушаю. Последнее время я вообще мало кого слушаю. Слова — это для тех, у кого внутри ещё что-то осталось.
У меня же осталась только работа. Отличная вещь, кстати: там не надо чувствовать. Там всё просто — пашешь, пока не падаешь. Устал? Работай. Бесишься? Работай. Ненавидишь себя? Отлично, есть ещё проект.
А потом — квартира. Пустая, как мои грёбаные перспективы.
Там меня ждёт Клэр.
Всегда с улыбкой, как на рекламе зубной пасты.
Всегда с заботой, как будто я её проект по спасению "потерянных душ".
Всегда готовая растелить передо мной ковёр из своих никому не нужных чувств.
Я не люблю её. Даже ненавидеть сил нет.
Она просто... есть.
Как заноза в пальце: не смертельно, но неприятно, и выковырять лень.
— Лиам, ты вообще слушаешь? — голос Скотта выдёргивает меня из бездны.
Я лениво перевожу на него взгляд.
— Что? — вяло.
Скотт тяжело вздыхает и наливает себе ещё виски, явно прикидывая, стоит ли тратить остатки нервов на идиота вроде меня.
— Сара сейчас говорит с Сэм, — произносит он.
И всё.
Мир трещит.
Пульс вскакивает до небес. Пальцы вцепляются в бокал так, что, кажется, сейчас раздавлю стекло.
Сэм.
Это имя — как нож под рёбра. Чётко, метко, болезненно.
Сара уже который год твердит мне, что я должен её вернуть.
Спасибо, Сара. Отличная идея. Особенно учитывая, что я — полный мудак, который просрал всё.
А теперь она ещё решила устроить нам маленькую встречу на собственной свадьбе. Прямо сюжет для мыльной оперы. Браво.
Я делаю вид, что мне плевать. Получается паршиво.
А потом...
Я слышу её голос.
— Конечно, Сара, я приеду…
И всё.
Я больше не в этой комнате.
Я снова там, где её голос звучит рядом, где её глаза смотрят на меня, где мир ещё имел смысл.
Чёрт, да я бы узнал её голос даже в аду.
Но в нём что-то другое.
Она говорит тихо. Отрешённо. Словно её части здесь нет.
Она несчастна?
Не лезь, Лиам. Это не твоя боль больше.
Она сама выбрала этот путь.
А потом…
А потом она произносит слова, которые добивают.
— Всё это в прошлом. Мы взрослые люди. Всё, что было между нами — это просто ошибки юности…
Ошибки?
Ошибки, мать их?!
Ошибкой можно назвать забытые ключи или похмельный флирт на вечеринке.
Но не её.
Не нас.
Не каждый "я люблю тебя", выжженный в моей памяти к чёртовой матери.
Ошибки...
В голове пустота.
Будто кто-то выдернул из меня все мысли, оставив только глухое, животное желание — выть.
Я медленно ставлю пустой бокал на стол.
Скотт что-то спрашивает, но я его не слышу. Мне плевать.
Внутри — только один вопрос:
Когда, сука, я для неё стал ошибкой?
В груди вспыхивает ярость.
Пальцы с такой силой сжимают бокал, что стекло жалобно поскрипывает, умоляя: "Не надо, братан, я тут ни при чём".
Я резко встаю и начинаю ходить по комнате взад-вперёд, как раненый зверь, которому некуда бежать. Прекрасно, блядь. Осталось ещё пару кругов — и можно будет сдавать нормы по истерике.
Если бы она была передо мной прямо сейчас…
Я даже не знаю, что бы сделал.
Крикнул бы? Обнял? Проклял?
Или просто стоял бы, как дебил, не зная, как собрать себя обратно?
Меня реально тошнит.
— Ты в порядке? — раздаётся голос Скотта.
Я усмехаюсь. Коротко, криво.
— Конечно. Мне плевать на Сэм.
Ложь такая убогая, что захотелось бы самому себе врезать.
Но я хоть стараюсь держать лицо.
Скотт, мудила, делает вид, что поверил. Наливает мне ещё виски и молча протягивает.
Спасибо, бро. Лечим депрессию старым добрым способом — печенью.
Я хватаю стакан, залпом выливаю половину в себя и смотрю куда-то в пустоту.
Прямо в никуда.
Через пару недель я снова увижу её.
И тогда посмотрим, блядь, чья жизнь стала ошибкой.
Я допиваю остатки виски, но на вкус он уже как вода.
Всё равно ничего не заглушит это гнилое чувство внутри.
Чёртова Сара. Чёртов голос Сэм. Чёртовы "ошибки юности".
Я уже собираюсь гордо свалить из этой комнаты, куда глаза глядят, как вдруг чувствую лёгкий, но уверенный толчок в плечо.
— Нам нужно поговорить, — голос Сары звучит так, будто она сейчас вставит мне мораль от всего человечества.
Я закатываю глаза так высоко, что почти вижу свой мозг.
— Мы только что разговаривали, — бурчу, больше для приличия.
— Нет, ты отмалчивался. А теперь я хочу поговорить по-настоящему.
— О, Господи… — я театрально вскидываю глаза к потолку, где, кстати, тоже никого нет, кто мог бы меня спасти.
Смотрю на Скотта. Предатель даже глаз не поднимает, налил себе ещё стакан — и спрятался в крепости из алкоголя.
Спасибо, брат.
Сара сужает глаза, как ящерица перед прыжком, и делает угрожающий шаг ко мне:
— Ты и Сэм совершили ошибку.
Я фыркаю так громко, что аж стаканы на столе вздрогнули.
— Правда? Вот это, блядь, откровение года. Прямо сейчас давай вручим тебе Нобелевку по банальностям.
— Лиам, — Сару уже не остановить, — не издевайся. Ты знаешь, что я права.
ЛИАМ
Я за рулём, но дорога перед глазами размыта в чёртов кисель.
Нью-Йорк сияет вечерними огнями, будто нарядная шлюха, но мне до этого нет ни малейшего дела.
В отражении лобового стекла вижу только себя: злого, выжатого до последней капли, с глазами, в которых давно уже сдохло что-то человеческое.
Виски приятно жжёт внутри, но, сука, не так глубоко, чтобы дотянуться до той вони, что копится в душе.
И снова в голове звучит голос Сары, как чёртов надоедливый будильник:
"Ты должен был поехать к ней в Англию, когда умерла её мать."
Я стискиваю зубы так сильно, что скулы сводит.
Две недели.
Две сраные недели я жил в своём счастливом неведении, пока новостная лента как мокрым полотенцем по морде не швырнула мне правду.
О, конечно, охуенно узнать о смерти матери девушки, которую ты когда-то любил больше жизни, из сраных новостей.
Спасибо, Сэм.
От души.
Я со всей силы херачу по рулю ладонью.
Глухой звук глушит музыку в машине.
Глубокий вдох.
Не помогает.
Ни капли.
И вот оно.
Старое дерьмо, завёрнутое в красивую обёртку воспоминаний, снова хлещет меня по башке.
Два года назад. Лос-Анджелес.
Я жду её.
Не знаю зачем.
На хрена? Чтобы получить извинения? Или оправдания? Или чтобы услышать ещё одну дозу лжи?
Я сам себя не понимаю.
Но сижу.
Как последний, грёбаный идиот.
Слышу, как хлопает дверь.
Она входит.
Сэм.
Точнее, та, кто когда-то была Сэм.
— Лиам? — её голос дрожит. Настоящий шок. Ни капли страха.
Браво, актриса года.
Я медленно поднимаюсь с дивана.
Она моргает, будто пытается поверить в то, что я здесь.
— Ты… Ты же должен быть в Нью-Йорке… — растерянный шёпот.
Я улыбаюсь.
Точнее, оголяю зубы, как собака перед прыжком.
— Ага. Должен был быть там.
А должен ли был вообще жить?
Она делает шаг ко мне.
Я отступаю.
Ни хрена.
Не прикасайся ко мне.
— Что случилось? — спрашивает она, и в голосе такая наивная тревога, что меня передёргивает.
Я молча достаю телефон.
Видео.
Твоё, Сэм.
Ваш милый приватный моментик с каким-то парнем, который явно знает, куда ставить руки.
Я поворачиваю экран к ней.
Пусть смотрит.
Пусть глотает это дерьмо так же, как пришлось глотать его мне.
Она смотрит.
И я вижу.
Как её лицо меняется.
Как её плечи оседают, словно она потеряла все кости в теле.
Как она становится другой.
Не той, кого я любил.
Не той, ради кого я был готов на всё.
— Лиам… — её голос трещит на мелкие осколки.
— Это ты? — рычу я, чувствуя, как рвётся что-то внутри меня.
Она зажимает виски руками, будто её раскручивает перед ударом током.
— Лиам…
— Это ты, Сэм?! — ору я, как сумасшедший.
Её губы дрожат.
И вот оно.
Короткое.
Убийственное.
— Да…
Всё.
Одна чёртова буква.
И она добила меня окончательно.
— Да? — переспрашиваю я, голос сорвался в какую-то хрипотцу.
— Я… да, но…
— Ты признаёшься?
Она кивает, и я чувствую, как где-то внутри меня что-то мерзко трещит.
Резко отворачиваюсь, прохожу пару шагов по комнате, будто пытаясь сбежать хотя бы от собственного бешенства.
Смех срывается сам собой — сухой, хреново сдержанный, почти истеричный.
— Чёрт возьми, Сэм. Ты серьёзно сейчас?
Она бросается ко мне, цепляется за руки, как утопающая.
— Лиам, это не то, что ты думаешь…
— О, правда? — я выдёргиваю руки, как будто она заразная. — Ну давай, удиви меня. Расскажи, как на самом деле выглядит предательство.
— Мы просто целовались… Я была пьяна… Я…
— Просто?
Я поднимаю бровь, с таким выражением, с каким обычно смотришь на особо одарённых идиотов.
Она опускает голову. Молчит.
И я чувствую, как меня выворачивает наизнанку.
Каждую грёбаную эмоцию.
— Ты разрушила всё, Сэм.
— Прости… — её голос дрожит.
— Прости?! — я ору, и мне наплевать, слышат ли соседи.
Я хватаю её за плечи, встряхиваю, заставляя смотреть мне в глаза.
— Какого хрена, Сэм?! Мы! Строили! Будущее! И ты просто взяла и размазала всё к хуям одним поцелуем?!
— Я не думала…
— Да в этом-то и проблема! — рявкаю я ей прямо в лицо. — Ты, чёрт возьми, никогда не думала!
Она начинает плакать.
И я ненавижу это.
Ненавижу, что даже сейчас, когда хочется разнести весь этот ёбаный мир в труху, я всё ещё хочу обнять её.
Но я не могу.
Я должен ненавидеть её.
— Лиам…
И тут она вытаскивает телефон.
Показывает мне фото.
Я.
Клэр.
На улице. Я помогаю ей снять пальто.
Улыбаюсь.
Наивный ублюдок.
Я смотрю на фото, потом на неё.
Ты серьёзно?
— Ты тоже изменял мне, — её голос ломается, словно тонкий лёд под ногами.
Я фыркаю. По-другому тут никак.
— Ты ебанулась? — спокойно спрашиваю я, как будто обсуждаем прогноз погоды.
Я вырываю телефон из её рук и швыряю на диван.
СЭМ
Я сижу за столом в своём офисе в Лондоне. Престижный адрес, панорамные окна, вид на серый город. Всё как в красивой картинке из журнала «успеха».
Вот только я сижу и пялюсь в экран, не видя ни хрена из тех отчётов, которые должны бы сейчас занимать всё моё внимание. Цифры, графики, проценты... да пошли они. Мозг выдает синий экран.
Потому что в голове — Нью-Йорк.
Тот самый.
Город, из которого я вычёркивала себя по буквам два года.
И вот сюрприз: Сара решила вбить в эту могилу не просто гвоздь, а чёртов лом.
Свадьба. Скотт. Сара. Счастливая сказка.
И среди гостей — он.
Лиам, мать твою, Беннет.
Я откидываюсь на спинку кресла и массирую виски, как будто это может вытянуть из головы тот самый голос, ту самую улыбку, то «привет», которое я не слышала с тех пор, как мою жизнь сожгли дотла.
Сара знала. Прекрасно знала. Что я избегала Нью-Йорка, как чумы. Что на его имя у меня начинался спазм где-то между душой и желудком. Но нет, конечно. Давайте устроим маленькое шоу. Пусть Сэм получит в лицо своим прошлым. Всё по-болливудски, блядь.
За стеклом — Лондон. Прогноз: пасмурно, уныло, стабильно.
В отличие от всего, что я когда-то строила с ним.
Мой телефон завибрировал. Я подхватила его так, словно это было спасательное кольцо, а не чертов запрос от адвокатов.
Картер.
О, как мило. Этот скользкий выродок всё ещё копает под мою компанию. Подставные инвесторы, налоговая, слухи… У него явно есть хобби — пытаться уничтожить мою жизнь.
Ну, хоть кому-то весело.
Но один вопрос продолжает зудеть, как заноза под ногтем:
А Лиам знает?
Он в курсе, что его семейка методично душит мой бизнес? Или он, как обычно, пребывает в коматозном неведении и полагает, что жизнь — это цветы, любовь и Клэр с вечерним блашем на щеках?
Или... не дай бог, он в этом участвует?
Моя челюсть сжимается.
Нет. Лиам, которого я знала, не был таким.
Но знаете что? Лиам, которого я знала, ушёл к Клэр. Он поверил лжи. Он отвернулся. Он молчал, когда я теряла мать.
Тот Лиам умер.
Теперь рядом с ним она. Мягкая, послушная, вечно сияющая и, очевидно, совершенно не мешающая папочке Картеру заниматься корпоративным геноцидом.
Может, ей и правда удалось то, на что я была не способна?
Превратить Лиама в его собственную декоративную версию. Модель «домашний Беннет»: стильный, молчаливый и всегда на поводке.
Я встаю, прохожу к окну. Лондон раскинулся передо мной, как усталый гигант в сером пальто.
— Ну что, Лиам, — тихо произношу, глядя в темноту, — ты теперь на их стороне? Или всё ещё на моей?
Ответа, разумеется, нет. Даже эхо молчит.
Только я, окна, и собственная злость.
Я бросаю телефон на стол. Он глухо ударяется об поверхность и замирает. Как и я. Внутри — вакуум. Снаружи — идеальный фасад.
Свадьба. Лиам. Нью-Йорк.
Одно место. Один вечер. Одна попытка не сойти с ума.
Смогу ли я?
Не знаю.
Но если я упаду — упаду красиво.
В платье от Dior и с полным осознанием, что это будет ещё одна ошибка юности, только в обратную сторону.
***
Месяц спустя…
Частный самолёт мягко скользит сквозь облака. Лондон остался позади, как старая рана — ноющая, но почти зарубцевавшаяся. А впереди — Нью-Йорк. Город, который когда-то должен был стать домом. Ну, знаешь, таким... с пледом, кошкой, Лиамом и вечерами на крыше. Спойлер: не сложилось.
Я лениво верчу в руках бокал с виски, наблюдая, как янтарная жидкость лениво скользит по стенкам. В голове — та же вязкая пустота, что и в стакане. Блестит красиво, но на вкус горчит.
В наушниках играет какой-то бессмысленный джаз, но это не мешает фоновому аду — голосу диктора с бордовым галстуком на встроенном экране.
«Помолвка Лиама Беннета и Клэр Картер стала главным событием недели…»
О, да. Вот уж по-настоящему историческое событие. Люди узнают, что Пизанская башня на самом деле стоит прямо раньше, чем отстанут от этой помолвки.
«Свадьба запланирована на осень…»
Осень. Конечно. Символично. Опадание листвы, умирающая романтика, свадебная фотосессия в гробовой тишине.
«…А бывшая, Сэм Мерседес, спустя два года возвращается в Нью-Йорк. Совпадение?..»
Я закатываю глаза так сильно, что почти вижу собственное прошлое.
Ох уж эти журналисты. Превратят любое дерьмо в заговор века. По их логике, я, видимо, прилетаю на метле, чтобы сорвать свадьбу, как в каком-то дешёвом сериале на третьем сезоне.
"Разрушила её новость?"
Серьёзно?
Нет, ребят, разрушает не это. Разрушает, когда твоя мама умирает у тебя на руках. А не когда бывший женится на вылизанной реплике жены из каталога. Так что расслабьтесь.
Я отпиваю виски. Горько. Правдиво.
Когда-то, да. Я думала, что в день своей свадьбы буду стоять рядом с Лиамом. Я, а не Клэр. Думала, что он будет смотреть на меня так, как умел только он. Как будто весь мир исчезал.
ЛИАМ
Я ненавижу загородные дома.
Особенно те, что выглядят как будто их слизали с Pinterest — всё идеально: сраные белые перила, ухоженные газоны, уютные лампочки, развешанные над верандой. Типа «уютное счастье» в стиле прованс. Только вот никто не говорит, что под этим фасадом — тонна лицемерия, нервов и взрывных семейных «драм». Почти как мой брак. Точнее, почти-брак.
А ещё я ненавижу свадьбы.
Но меня, конечно же, никто не спрашивал.
Скотт просто влепил: «Ты же будешь моим шафером, да?» Даже не вопрос — приговор. А я, дебил, сказал «да», потому что, очевидно, у меня тогда было пониженное содержание мозгов.
И вот я тут. Стою перед огромным загородным домом под Нью-Йорком, снятым на две недели подготовки к свадьбе.
Две недели. В аду.
С Клэр.
С Сэм.
С прошлым, которое я сжигал, топил и хоронил под бетонной плитой.
Клэр молчит всю дорогу. Только вжимается в сиденье и давит пальцами на экран телефона. Нервничает. Ну ещё бы — по всем каналам полощут имя её папаши.
«Дэниэл Картер — под следствием. Отмывание. Коррупция. Махинации. А может, ещё и жертвоприношения — не хватало только козла в кадре.»
Идеальный момент, чтобы праздновать помолвку, не так ли?
Я глушу мотор и на секунду просто сижу, вцепившись в руль. Сил выйти? Ноль.
Но выйти надо. Потому что снаружи уже несётся Сара, воплощение организованного хаоса.
— Лиам! — с радостным визгом бросается на шею.
— Ого. Ты прям соскучилась, — ухмыляюсь, хлопая её по спине.
— Ты же теперь почти селеба!
— Ага. Блть, мечта идиота.
Скотт выходит из дома следом, ухмыляется:
— Нихрена себе. Беннет всё-таки приехал. Я уж думал, сбежишь.
— Ещё не вечер, — бурчу я. — Но спасибо за веру.
— Ты в ловушке, брат. Шафер — это не шутка.
Вот только вся эта свадьба — сплошной анекдот без смешной части.
И вот появляется Клэр.
Нет, не «выходит». Появляется.
Каждое её движение отрепетировано. Волос за ухо, лёгкий поворот головы — и кольцо в центре внимания.
Шик. Блеск. Понты.
— Сара, посмотри, — тянет она голосом, будто мы снимаем рекламу духов. — Лиам всё-таки сделал это.
Сделал что? Устроил себе пожизненное?
Сара ахает — театрально, как и положено.
— О, Клэр! Это невероятно!
Да, как и тот факт, что я всё ещё здесь.
Клэр впивается пальцами в мою руку. Владельчески. Мол: «Смотрите все. Он — мой.»
А я стою и думаю, как бы аккуратно выдернуть руку и не устроить международный скандал.
— Пошли в дом, — Сара ведёт нас, как пастырь в рай. — Вы в правом крыле. Сэм — в левом.
Сраная логистика от Купидона.
— Скотт сказал, вы вряд ли будете пересекаться, — добавляет она с таким выражением, будто сама себе не верит.
Конечно, не будем. Пока Сара случайно не "перепутает" ванную.
И я знаю, это только начало.
Сэм уже почти здесь.
Я чувствую это, как давление в груди перед грозой.
Две недели. С ней. В одном доме.
К чёрту.
Комната красивая, просторная, нейтральная до тошноты. Огромная кровать. Много подушек.
Клэр, видимо, думает, что лишний текстиль спасает отношения.
Я захожу, сбрасываю пиджак, осматриваю обстановку.
— Три подушки отправятся к дьяволу уже сегодня, — мрачно бормочу себе под нос.
Клэр заходит следом. Тихая. Напряжённая. Идеально скрещённые руки, зажатая челюсть. Готовится говорить. Ох, как я это чувствую.
— Можем поговорить? — её голос мягкий. Слишком мягкий.
— Ну, я же не скажу «нет», правда? — фальшиво улыбаюсь, падая на край кровати.
— Я просто хочу, чтобы мы выглядели как нормальная пара, — говорит она, и у меня внутри что-то скрипит.
— А мы не нормальная? — скрещиваю руки, чуть приподнимая бровь.
Нормальная. Конечно. Прямо как в учебнике по эмоциональному выгоранию.
— Я знаю, что Сара что-то замышляет, — Клэр продолжает, подходя ближе. — И я не хочу давать ей поводов.
Ага. Чтобы никто не подумал, что мы притворяемся. Хотя именно этим мы и занимаемся с самого начала.
Она садится рядом. Берёт меня за руку.
— Я знаю, что у нас всё началось не по любви. Но я хочу попробовать.
Я смотрю на неё.
На безупречный мейкап. На кольцо, которое блестит, будто пытается отвлечь от истины.
Она достойна кого-то, кто будет с ней по-настоящему. Но это точно не я.
Я выдыхаю. Глубоко. Убираю её руку.
— Я пойду за водой.
Клэр молчит.
А я выхожу в коридор, как будто спасаюсь.
И всё, о чём могу думать, — это о том, что где-то в другом крыле дома будет Сэм.
И скоро мы встретимся.
И я снова не пойму, что хочу сделать первым: поцеловать её… или разбить всё к чёрту.
***
Я спускаюсь вниз, на кухню, мечтая хотя бы пять минут просто не думать. О Клэр. О Сэм. О том, как глубоко я зарываю себя в собственное же болото.
И, конечно, первым, кого я встречаю, становится этот счастливый ублюдок.
— Беннет! — голос Скотта звучит чересчур жизнерадостно, как для вечера, где всё, чего я хочу, — вырубиться лицом в подушку.
Он стоит у стойки с бутылкой пива и физиономией победителя жизни. Рубашка расстёгнута, волосы в каком-то стратегическом беспорядке, как будто он только что катался по полу и кричал «Сара, я тебя люблю!»
— Скотт, — бурчу я, прохожу мимо и открываю холодильник.
— Ты же знаешь, это не гостиница, — ухмыляется он. — Хочешь воды — кран в твоём распоряжении. Или терпи обезвоживание, как мужчина.
— Прекрасно, — фыркаю и хватаю первую попавшуюся бутылку. Слава богу, закрыта. Хоть что-то в этом доме под контролем.
ЛИАМ
Я захлопываю дверь гостиной так, что бутылка в руке Скотта едва не вылетает к чёртовой матери.
Семья Сэм. Картер. Тюрьма. И Клэр — та самая, что сейчас сидит наверху, будто и не её отец только что стал официальным позором недели. Будто её это не касается.
Поднимаюсь по лестнице через ступень, будто бегу на абордаж. Как будто если быстрее доберусь до неё, то и злость отступит.
Хуй там.
Я влетаю в комнату.
Клэр — на краю кровати, в уютном лонгсливе и с планшетом на коленях, будто она тут снимается в рекламе «идеальной жены». Волосы в пучке, лицо умиротворённое. Прекрасно. Просто охуительно.
Она поднимает взгляд — и всё становится ясно.
Она знает.
— Ты серьёзно? — спрашиваю без предисловий. Голос уже срывается. — Ты, блядь, серьёзно?!
Она моргает. Откладывает планшет. Сука, всё медленно, спокойно. Как будто я не на грани взрыва.
— Лиам, что случилось?
О, это, конечно, отличный вопрос.
Я начинаю метаться по комнате, как зверь в клетке, в которой воздух закончился.
— Что случилось? Ты ЗНАЛА, Клэр. Ты, мать твою, ЗНАЛА, что Сэм и её семейка приложили руки к делу против твоего отца. И молчала.
— Подожди… — она встаёт, осторожно, как будто я сейчас напрыгну. — Я не знаю, о чём ты говоришь…
— Серьёзно?! — я разворачиваюсь. — Ты не включала новости, да? Не видела, как Майкл, твой любимый кошмар, встречает её у трапа, как будто встречает королеву мести?
— Лиам, я… — она делает шаг ко мне, кладёт руку на плечо. — Я правда не знала. Клянусь. Я слышала про "внутренние источники", но никто не называл имён. Я не могла быть уверена…
Я сбрасываю её руку с плеча.
— Тебе не нужно было быть уверенной. Нужно было просто сказать. Но ты даже этого не сделала. Ты просто… решила промолчать и надеяться, что пронесёт?
— Я боялась, — выдыхает она, и голос у неё уже дрожит. — Я не знала, как ты отреагируешь. Я не хотела потерять тебя.
— Потерять меня? — я усмехаюсь. — А ты когда-нибудь меня держала, Клэр?
Молчание. Противное. Слипающееся с моей яростью.
— Ты пыталась удержать меня ложью. Отличный план. Но вот беда — я не игрушка, и ты не сценаристка. Это не ситком про идеальную пару, где всё заканчивается поцелуем под свадебной аркой.
— Ты несправедлив, — говорит она, срываясь. — Я просто хотела, чтобы у нас было… хоть что-то настоящее. Хотела защитить тебя.
— От чего, Клэр?! От реальности? От факта, что твоему папочке пора на нары, и всё, что ты знала — рушится к херам?! Или от того, что ты до сих пор ревнуешь меня к Сэм, как будто это что-то изменит?!
Она делает шаг назад. Глаза стеклянные, губы дрожат. Не плачь. Только не вздумай плакать.
— Ты не отпустил её, — шепчет она.
И вот оно. Финальный выстрел.
Я вздыхаю. Глубоко. Долго. Потому что да, наверное, нет.
— А ты всё равно решила мне врать, — тихо говорю я. — Решила, что лучше лгать, чем признать, что мы строим брак на тонком слое глянцевой херни.
Она опускает голову.
— Прости…
Поздно.
Я разворачиваюсь к двери.
— Лиам, пожалуйста… — тихо.
— Слишком поздно, Клэр.
Щелчок ручки.
Шаг. Второй.
А в голове не стихает:
Чёртова Сэм.
Чёртова её семья.
И чёртово чувство, которое, оказывается, всё ещё живо.
СЭМ
Асфальт под колёсами гудел равномерно, будто кто-то снизу расчесывал грифелем мир по линейке. Нью-Йорк за окном окрашивался в золотистые тона, пытаясь прикинуться уютным. Такой весь — залитый закатом, якобы романтичный, глянцевый. Только вот я давно знала: это не город, а аккуратная обёртка для нервного срыва. Ни капли мягкости. Только бетон, реклама и вечный гул тревожных мыслей.
Я вытянула ноги и поставила каблуки на край панели — небрежно, будто бросая вызов. Белое платье, лёгкое, как будто сошедшее со старой фотокарточки. Поверх — джинсовка. Волосы волнами спадают на плечи, будто сами знают, как мне нужно выглядеть сегодня. Нарочитая небрежность, как броня: «Всё под контролем, я даже не старалась». Хотелось выглядеть не как «та самая Сэм из прошлого», а как новая, холодная и чуть-чуть ехидная версия. Апгрейд 2.0.
За рулём — Килан. Высокий, поджарый, в тёмной футболке-поло, которая подчёркивала его плечи так, что любая официантка Starbucks потеряла бы дар речи. Челюсть — как будто вырезана ножом из льда. Глаза — ярко-голубые, как будто он телепортировался из норвежского сериала про викингов. Водит уверенно. Молчит с умом. Мы оба молчим. И нам не надо заполнять тишину фальшивыми диалогами — наша тишина комфортная. Из тех, где не давит, а даёт пространство.
Он первый её прерывает:
— Думаешь, Сара действительно рада, что мы приедем?
Я фыркнула.
— Сара радуется всегда, когда может организовать катастрофу с вином и канапе. А эта свадьба — её личная «Игры престолов». Ей только драконов не хватает.
Килан усмехается, не отрываясь от дороги.
— Дай ей шанс. Она хотя бы честна. В отличие от одной невесты и одного, прости господи, жениха.
Моя улыбка чуть скривляется.
Ага, честность — её в фатин не завернёшь, и в приглашение не вложишь.
Клэр и Лиам.
Два имени, как заноза в зубах. Слишком остро. Слишком громко. Слишком везде.
— Майкл всё ещё бесится, что мы согласились на это, — продолжает Килан. Голос стал чуть глуше, с оттенком недовольства. — Сказал, ты сошла с ума. Провести две недели под одной крышей с ними — это самоубийство.
— Майкл просто бесится, когда не контролирует ситуацию. — Я смотрю в окно. — Это не безумие. Это стратегическая игра.
— Против кого? — он бросает на меня взгляд. — Против них… или против себя?
Я не отвечаю. Потому что и сама не знаю, кого больше боюсь проиграть — Лиаму или себе.
ЛИАМ
Кухня. Слишком чистая. Слишком идеальная. Как у грёбаной Инстаграм-домохозяйки с обсессивным расстройством: ни пятнышка, ни крошки, ни капли настоящей жизни. Только стекло, блеск и стерильная ложь.
Вот бы кухня взорвалась. Или хотя бы плитка треснула от моего взгляда. Но нет — только я трескаюсь по швам.
Я влетаю внутрь, захлопываю дверь ногой и наваливаюсь на край мраморной столешницы. Ладони сжаты, суставы белеют, челюсть сводит так, что в висках стучит. Отлично. Дыши, Лиам, блядь, дыши.
Сначала — Клэр.
С её идеально нарисованной жизнью и фразой «Я просто хотела, чтобы всё прошло спокойно». Ага, спокойно. В то время как её отец сидит в камере благодаря моим старым знакомым. Только не говори, что это совпадение. Не говори, что она не знала. Вся страна знает — и только я, идиот с кольцом в кармане, узнаю это из телевизора и фразы «Сэм Мерседес передала материалы в прокуратуру». Сэм, мать её, Мерседес.
И вот теперь она здесь.
На моём поле.
На нашей земле.
В этом проклятом доме, где я должен был отдыхать, а теперь с трудом не швыряю посуду в стену. Потому что это не просто возвращение. Это чёртово землетрясение в платье и джинсовке.
Белое, до колен. Лёгкое, летящее, как будто она шла на пикник, а не на минное поле. Волосы — чуть длиннее, чем были. Чуть волнистые. Свободные, как будто она не несёт на себе весь тот груз, который оставила мне.
Но глаза.
Чёртовы глаза.
Такие же, как тогда. Только глубже. Холоднее. И в то же время — будто зовут. Смотрят сквозь меня, в меня. В самое ебучее сердце, которое я так долго пытался зацементировать.
А рядом с ней — он.
Килан. Естественно. Хренов телохранитель из рекламы «бурбон + секс + холодная жесть». С этими своими стальными плечами, взглядом на уровень «не подходи» и рукой, лежащей на её талии так, будто он давно там хозяин. Смотрит на меня, как будто я — ошибка прошлого, ненужный гость в их новой жизни.
И что делаю я, великий Лиам Беннет?
Спускаюсь вниз. Ухожу. Промолчал. Не сказал даже "привет".
Да что со мной, чёрт побери?
Я открываю холодильник, нахожу воду, пью жадно, как будто это может потушить пожар внутри. Спойлер: не может.
И вот она снова в голове.
Сэм.
С её манерой молчать, когда хочется, чтобы она орала. С её способностью исчезать, как будто её и не было. С её взглядом, который всё ещё режет меня, как нож, хотя прошло два грёбаных года.
И я ненавижу это.
Ненавижу, что она до сих пор во мне.
Ненавижу, что злюсь на Клэр за молчание, хотя сам молчал хуже неё. Что она рядом, спит в нашей постели, носит кольцо, а мне всё равно кажется, что я принадлежу другой.
Той, которая ушла.
Той, которую я отпустил.
Я смотрю на отражение в стекле шкафчика. И вижу человека, который когда-то верил в любовь. А теперь… просто хочет, чтобы этот вечер сгорел к херам.
И если кто-нибудь сейчас зайдёт и скажет хоть слово — разобью всё, что попадается под руку. Или закурю. А потом, может, и заплачу. Только сначала — ещё один глоток воды. Потому что алкоголь — плохой советчик, а я и так уже на грани.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
***
Я стоял у бассейна.
Выглядело красиво, почти как на глянцевой открытке: гладкая вода отражает розовый закат, лёгкий ветерок колышет листья, где-то щебечут богатенькие родственнички, пьют своё дорогое винишко, обсуждая свою «великую» родословную , будто мы тут на съёмках «Семейка идеальных».
А я стою, как чёртов статист.
Только вот я не статист. Я — тот самый жених из заголовков, «второй Беннет», хрен знает кто ещё. Тот, кто, по мнению всех этих гостей, вот-вот обменяется клятвами любви с женщиной, которой он даже не доверяет тостер включить.
И ладно бы только это. Но теперь, блядь, Сэм. Она здесь. Как призрак прошлого, только без занавесок и жуткой музыки. В теле. В белом. В этой долбаной лёгкости, с которой она вернулась в мою жизнь. С этим Киланом на поводке, будто она — охотница, а он — её ручной зверь.
— Лиам.
Вот и она. Голос Клэр. Холоднее воды в бассейне. Я не поворачиваюсь. Нет, нахуй, не сейчас.
— Можно тебя на минуту?
Ага. Сейчас начнётся.
Я вдыхаю, будто готовлюсь к погружению в кипяток, медленно поворачиваю голову. Она уже рядом. В платье цвета молока, волосы — в тугой пучок, как будто хотела показать: «я собрана, я спокойна, я не разваливаюсь». Только вот пальцы выдают — теребит ткань, словно пытается выдрать себе спасательный круг из шелка.
— Я не хотела врать тебе, — тихо говорит она, не глядя в глаза. — Мне казалось, если я промолчу…
— …то дерьмо само исчезнет? — хмыкаю я, прищурившись. — Классическая логика: если не думать о проблеме, значит, её нет. Как рак. Или я.
Она не смеётся. Не отводит взгляда, но и не держит его. Просто молчит. Как всегда. Пока всё горит.
— Я знала, что Лерои могут быть замешаны, — продолжает она, — но я не думала… что это прямо они. Что это... Сэм. Что это будет вот так.
Я смотрю на неё, и впервые за долгое время чувствую не гнев, а пустоту. Как будто всё, что внутри, уже выгорело.
— Ты знала достаточно, чтобы предупредить меня. Чтобы я не узнал это из новостей, не увидел её с этим ублюдком на экране. Чтобы хотя бы не стоял с вымученной ухмылкой, пока мои мысли орут.
— Я боялась, что ты уйдёшь…
СЭМ
Люди. Шумные, нарядные, бесконечно вежливые люди.
Запах цветов, шампанского и лицемерия вперемешку с духами от Dior. Всё сверкает, всё идеально. Глянцевая открытка, где, по классике жанра, никто не замечает, как у тебя внутри уже третий раз всё сгорает к чёртовой матери.
Добро пожаловать на парад «мы-слишком-богаты-для-проблем».
Я стою с бокалом виски в руке, делая вид, что наслаждаюсь вечером, хотя на деле с трудом сдерживаю внутренний крик «спасите меня отсюда, пока я не отравилась ванильной патокой ваших фальшивых улыбок».
Каблуки давят в щиколотку, платье — сатиновое, с глубоким вырезом на спине — словно специально создано, чтобы я не могла вдохнуть нормально, а улыбка — это вообще новый уровень актерского мастерства. Если за неё не дадут "Оскар", я подам в суд.
— Ты удивительно держишься, — Килан появляется справа, склоняясь ко мне ближе, чтобы не перекрикивать гул.
Я фыркаю: — Это не «держусь», это виски. Второй бокал — и мне плевать даже на свою репутацию.
— Тогда предлагаю третий. С таким графиком ты скоро станешь официальным лицом алкоголизма.
— Главное — не корпоративным.
Он усмехается, поправляя манжету белой рубашки. Классика. Чистый, собранный, острый как бритва. Волосы чуть взъерошены, щетина намекает: да, я опасный, но я и вымою посуду, если ты устанешь. Такой вот типичный идеальный антигерой — и, чёрт, он сейчас единственный, кто помогает мне не сорваться.
Моя внутренняя гримаса продолжает нарастать, пока я перебрасываюсь репликами с очередным дядей с брюхом, размером с его эго, который явно считает, что если я предпринимательница, то наверняка ищу кого-то с яхтой. Уточнение "уже есть" сбивает его с толку. Жалко.
— Справа — адвокат, в разводе трижды, ищет четвёртую дуру, — шепчет Килан.
— Милота, — сквозь зубы.
— Слева — PR-ведьма. Сейчас начнёт подлизываться.
— Готова. Погнали.
— Позади — Клер.
Я поворачиваюсь. О, да. Парад ревности официально объявляется открытым.
Клер стоит на террасе с видом «я иду убить или в обморок — не решила». На ней роскошное платье, с вырезом по ноге и декольте, которое, будь тут меньше дорогих родственников, давно бы вызвало скандал. Волосы тщательно уложены, макияж — в стиле «я проснулась идеальной», но вот взгляд... разъехавшийся. Залитый вином и раздражением.
Она смотрит на меня как собака на стейк — и не потому что голодная. Потому что знает: я всё ещё опасна.
И что самое мерзкое — я даже не стараюсь быть. Я просто есть. Стою. Дышу. И каждый мой вдох, судя по её взгляду, звучит как угроза её обручальному кольцу.
— Думаешь, она попытается с тобой поговорить? — спрашивает Килан, делая вид, что пьёт, но на деле наблюдая за всей сценой как охранник на VIP-вечеринке.
— Если она подойдёт, я случайно вылью на неё бокал. Нервный тик. Посттравматическое. Бокал сам выскользнул. Бывает.
— Думаешь, поверят?
— Это же я. Конечно, поверят.
— Ну что ж, мисс Мерседес, — хмыкает он. — Вечеринка официально началась.
И в этот момент я понимаю: пора дожимать. Пусть все смотрят. Пусть шепчутся. Пусть глотают свой шампанский яд и делают ставки, кто здесь рухнет первым. Только я вам обещаю — не я.
А потом я почувствовала его. Сперва — спиной, как это бывает с ураганом. Не видишь, но знаешь, что идёт.
А потом — взглядом.
Лиам.
Стоял у высокого столика ближе к саду, весь такой «Я тут случайно, но выгляжу так, будто позировал для Armani».
Чёрная рубашка — расстёгнута у воротника, рукава закатаны. Эти чёртовы руки, в которых я когда-то пряталась от всего. Брюки — классика. Всё на нём сидело так, будто шилось на заказ и проклято мной лично. Волосы чуть взъерошены, лицо серьёзное, будто он вышел на обложку Forbes, но перед этим потерял последнюю надежду на адекватность этого мира.
Он был слишком спокоен. Слишком стоял.
Вот просто стоял, и меня уже бесило. Кого, мать его, он там выжидает, а?
Наши взгляды встретились.
Я. Не. Отвернулась.
На этот раз — чёрт побери, нет.
Он не улыбнулся. Но губы чуть дрогнули, будто хотел сказать что-то, но передумал. Или сдержался. Или выдохнул моё имя, не вслух, а внутри.
Не смей. Не думай об этом. Он просто стоит. Ты просто смотришь.
— Он смотрит на тебя, — тихо пробормотал Килан, лениво поигрывая бокалом.
— Пусть смотрит. Я красиво стою.
Причём на каблуках. И с достоинством. За это, между прочим, в аду дают отдельный уровень саркастической короны.
— Очень красиво, — хмыкнул он, скользнув взглядом в сторону. — Внимание, следующий фанат бренда Forte на подходе. По глазам вижу: «Где мой крем с ДНК улитки и эксклюзивом для чувствительных, но дорогих людей?»
Я засмеялась. Громко. И, чёрт возьми, искренне.
Вот в такие моменты я знала: я справлюсь.
С Килановскими шуточками, с Лиамом-на-фоне, с глянцевым обществом и собственным, пронзительно живым прошлым.
Я Сэм Мерседес.
У меня бренд. Бизнес. Команда. Железная хватка. И каблуки, на которых можно сражаться и побеждать.
И — Килан.
Он рядом.
И пока он рядом — мне не страшны ни бывшие, ни будущие.
Я потянулась за новым бокалом — предыдущий испарился в никуда, как моя наивность два года назад — как вдруг услышала знакомый голос, такой же мягкий, певучий, как раньше, только чуть глубже, с хрипотцой, будто после бокала шампанского и пары лет жизненного реалити:
— Господи, Сэм, наконец-то. Подойди, я хочу тебя обнять.
Я обернулась — и, наконец-то за вечер, по-настоящему улыбнулась.
Сара.
Греческая богиня в изумрудно-зелёном. Платье, открытая спина, ткани льются за ней, как водопад. Макияж тёплый, как августовский вечер, волосы — в аккуратном, но сексуально небрежном пучке. В глазах — не интрига, не любопытство. Искренность. Настоящая, редкая, почти исчезнувшая.