Наша девочка. Чистая кровь

Глава 1. Живой товар

– За сколько ее продашь?

К тому, кто заставил называть себя Папочкой, обратился неопрятный старик в серой хламиде. Его красное лицо, покрытое оспинами, оказалось слишком близко от моего. Широкие рваные ноздри шумно втянули воздух. От грязного, скрюченного болезнями мужчины несло гнилью, разложением, подвалом. Мерзко и тошнотворно. Если б я ела хоть что-то в последние несколько дней, то меня бы точно вырвало, но и сейчас желудок сделал неуверенный кульбит.

Невольно попятилась, кандалы на ногах звякнули и больно царапнули кожу. Металл, ржавый и шершавый, врезался в плоть при каждом движении. Кольца на щиколотках были слишком тугими, и под ними уже набухли кровавые волдыри. Девушки, скованные со мной одной цепью, тоже сделали шаг назад. Короткие звенья между нами вынуждали двигаться синхронно.

– Эй, – Папочка грубо схватил за предплечье. Толстые короткие пальцы, украшенные перстнями, наверняка оставят синяки. Он заставил вернуться на место. Подруги по несчастью тоже безмолвно шагнули обратно. – Ты хоть понимаешь, Тело, – он называл нас только так – Тело. Никаких имен, даже прозвищ, ничего личного. – Ты понимаешь, глупое Тело, кто тебя хочет купить?! Это же Лазарь! Понимаешь?

Конечно же, не понимаю. Последние несколько дней состояли из сплошного непонимания. А еще из боли, голода и отчаяния.

Покачала головой и виновато опустила взгляд.

Лина, худая как тростинка девушка с ожогом на щеке и давно потухшими голубыми глазами, накануне убеждала меня, что главное, когда нас выведут на рынок, быть покорной.

И вот он – рынок. Раньше – сердце страны, Кремлевская площадь… Теперь – лязг цепей, хриплый смех и жестокость.

Рядом торговались из-за партии «свежего товара», чуть поодаль били тощего продавца древностей. Воздух казался густым от запаха пота, крови и дыма. Тучный лысый мужчина готовил мясо на ржавой жаровне, но аромат от его блюда шел совсем не аппетитный. И лучше даже не думать, откуда это мясо взялось. Где-то за нашими спинами навзрыд плакала девушка, но ее голос резко оборвался.

Да, подруга не врала, когда говорила, что единственный способ выжить – это подчиняться.

С Линой я познакомилась на развалинах примыкающей к Арбату улицы, где держал нас Папочка. Меня приволокли туда ночью, привели к наполовину разрушенному зданию, которое, судя по всему, когда-то было бизнес-центром, и оставили с остальными пленницам.

Едва только туда попала, в нос ударил кислый дух немытых тел, смешанный с вонью испорченной пищи. Пол был липким от грязи и чего-то темно-бурого, размазанного по покореженному ламинату, будто здесь не раз вытирали кровь, но никогда не отмывали до конца.

Девочки, девушки и женщины испуганно расползлись по темным углам, чтобы не попасть в круг дрожавшего света, который испускал шипящий факел поймавшего меня Птицелова. Чтобы не дай бог взгляд смуглого до черноты громилы не упал на них, чтобы он не решил развлечься с собственностью Папочки – папочкиными девочками. Это тоже объяснила Лина. После последнего такого развлечения от его жертвы остался обезглавленный труп.

– Он потом ходил и смеялся, – шептала Лина, обжигая мою щеку лихорадочным дыханием, – твердил все, что взял Тело и вернул тело, а значит, запрета Папочки не нарушил.

Мне стало дурно от того, что я сама была в шаге от того, чтобы повторить судьбу безымянной несчастной. Спасло только то, что он принял меня за девственницу, а значит – дорогую находку. Какое счастье, что не стала его разубеждать, когда он, не найдя клейма на моем предплечье, сделал свой неправильный вывод.

– И не смей никому говорить, что познала мужчину. Молчи, подчиняйся и не плачь. Ни за что не плачь. Вот это, – она прикоснулась к сморщенной коричнево-красной щеке, – досталось от моего первого мужа.

У них принято клеймить жен: каждый мужчина выжигает свой знак на теле девушки, которую выбрал, купил или похитил. Но у Лины осталось на память о первом партнере не только выжженное на руке тавро.

Моя проводница по дикому миру с болезненной ностальгией делилась воспоминаниями. Когда родной дядя ее продал, она была еще совсем девчонкой. А до этого все в ее жизни было неплохо. Ей повезло родиться у хороших людей и расти в безопасном месте. Свое поселение они основали под землей, на одной из уцелевших станций метро.

Если бы подруга по несчастью умела читать, она бы сказала и ее название, но для нее убежище в гулких просторах метрополитена было и оставалось просто «нашей деревней». Папа всегда говорил, что не станет продавать ее, как часто делали другие отцы, он нашел в другой подземной «деревне» и жениха для дочки: оставаться ничейной женщине никак нельзя. Мальчишка оказался немного младше, его даже на охоту с собой не брали, поэтому Лине тогда казалось, что у нее в запасе пару лет с родными. Вот только дядю планы брата волновали мало, и когда отец девочки не вернулся из очередной вылазки, он без сомнений отправился на рынок. Продавать лишний рот, ненужное Тело.

Тогда Лина, не прекращая, плакала. Это пришлось не по вкусу новому владельцу, он плеснул ей в лицо раскаленное масло.

Когда она все это рассказывала, тонкие губы дрожали, а между светлыми, будто удивленно приподнятыми бровями, залегла глубокая складка. Мне стало понятно: девушка бы и сейчас заплакала, но теперь она этого уже не умела.

– Боже, куда я попала? – бормотала, слушая ее рассказы.

Только вот вопрос «Куда?» совсем не отражал сути. С точки зрения географии все предельно ясно: я знала город, улицу, даже табличка с номером дома, наверное, где-то сохранилась. Правильнее было бы спросить: «Когда?». А еще: «Как, черт возьми, вернуться назад?»

О том, что это невозможно, старалась не думать. Первое время даже убеждала себя, что просто оказалась в кошмарном сне и не могу проснуться. Что в коме лежу и смотрю жуткие мультики подсознания. Или что сошла с ума. Но чувство ирреальности происходящего ничуть не убавляло реальности ощущений. С иллюзиями довольно быстро пришлось распрощаться. Но не с мыслью о побеге.

Глава 2. В черном-черном лесу…

Тремя днями ранее

Навигатор заглючил еще на закате.

– Странно, – задумчиво сказала Маша, глядя на стрелку, которая настойчиво указывала, что мы не на проселочной дороге, а в Шереметьево. – Я думала, что только в центре глушат.

Потом пропала связь.

– А ты точно поняла, как нам ехать? – поинтересовалась я у подруги после получаса тряски по теряющейся в сумерках узкой кривой грунтовке.

Час назад мы в последний раз разговаривали с друзьями, которые собрались на даче у какого-то приятеля Машкиного брата. Они тогда очень подробно описали маршрут.

– Мимо точно не проскочите, – убеждали веселые и уже изрядно пьяные голоса. – Там сначала типа ферма…

– Там свиней убивают и над трупами из-мы-ва-ют-ся! – проорал кто-то в трубку.

– Леха, отвали!.. Потом дорога немного влево идет, и на перекрестке старинная усадьба. Вот как эту усадьбу проедете, поворачивайте направо. Там еще указатель стоит. Димон! Собаку свою забери!.. Так, о чем я? А, указатель, да! И знак на 60. Хотя нафига он на дороге, где на второй передаче только можно тошнить?.. Короче, давайте быстрее, девки. Через полчаса у нас шашлык будет готов. Как раз к вашему прибытию.

Ни свинофермы, ни усадьбы по пути мы не встретили. Указатели и знаки тоже испарились в тот момент, когда мы съехали с петляющей дороги. А еще, как ни напрягалась, я не могла вспомнить, когда в последний раз видели другие машины.

– Сейчас найду, где развернуться, и назад поедем, – подруга нервничала, она курила третью сигарету подряд. – Мы точно заблудились. Но хоть бензина на обратную дорогу хватит.

Было слишком темно и узко, заросли густой травы высотой доходили до крыши миниатюрной машинки и поджимали дорогу с обеих сторон. Съедем не туда – и точно куковать нам вечность среди лугов и цветов. Поэтому продолжали двигаться вперед, хотя точно знали, что пункт назначения совсем в другой стороне.

– Думала, что на 112 из любого места позвонить можно. А тут – глухо, – заметила я, откладывая бесполезный телефон.

Не знала тогда, что совсем скоро он мне пригодится. Что когда я буду продираться через кусты, убегая от вооруженных людей, он поможет спастись от смерти.

Но перед тем как мне пришлось бороться за жизнь, сломалась машина. Просто раз – и вдруг в один момент в магнитоле замолчала Анна Асти, погасли фары. Приборная панель тоже утонула в густой синеватой темноте. «Матиз» по инерции проехал еще несколько метров и остановился.

– Твою ж мать! – Маша со всей дури ударила по рулю ладонями.

Потом она множество раз пыталась завести машину, а еще открывала капот и с бессмысленным выражением лица светила фонариком телефона на его содержимое, будто сейчас мы, не зная даже названий для всей автомобильной требухи, при помощи озарения и такой-то матери возьмем и все починим.

Когда Маша сдалась, окончив цикл беготни между водительским сиденьем и капотом, она начала плакать.

А я решилась:

– Марусь, давай дальше пройду. Дорога же ведет куда-то. В деревню, наверное. Там попрошу помощи. А ты успокойся и тут подожди, вдруг кто-то будет мимо проезжать.

Сама в это не верила, но дорога ведь накатанная, не заросшая.

Подруга хлюпнула носом и кивнула.

– В бардачке это… от комаров. И, Римм, ты, пожалуйста, сразу подмогу ко мне веди, ладно? Не жди утра… Я одна тут с ума сойду.

Неловко приобняла ее, достала спрей от насекомых и, вооружившись смартфоном со скромными тридцатью тремя процентами зарядки, вышла в ночную прохладу.

Первые полчаса шла резво, даже в какой-то момент заслушалась трелями ночных птиц. Вторые полчаса мне понравились меньше. Трава сменилась кустами, кусты – соснами, фонарик то и дело выхватывал их мрачные, как из фильмов ужасов, силуэты.

От деревьев тянуло сыростью и прохладой, по телу побежали непрошеные мурашки. Дорога, и так не самая лучшая, испортилась окончательно, под ногами все чаще появлялись даже не лужи, а целые озера из жидкой слякоти, и я четко рассмотрела впечатанные в липкую грязь следы танковых гусениц. Яркий полукруг луны спрятался за сизыми тучами, поэтому пришлось замедлиться, чтобы не поскользнуться.

В какой-то момент меня посетило странное ощущение: реальной опасности как будто бы и нет, но я ощутила неизвестно откуда взявшийся ужас. Сердце заколотилось, лоб покрылся холодной испариной, тело напряглось в ожидании чего-то неизвестного и страшного. Тогда я решила, что это паническая атака, но уже потом, лежа всю ночь с открытыми глазами рядом с сопящими пленницами Папочки, думала, что в тот момент проснулось шестое чувство. Но наше с интуицией общение всегда одностороннее: она предупреждает, а я игнорирую…

Пытаясь унять тревогу, остановилась и стала полной грудью втягивать сосновый влажный воздух, мысленно концентрируясь на том, что вижу, чувствую. И – что слышу.

«Шелест листвы, скрип деревьев…», – проговаривала про себя.

Но чего-то в этом списке явно не хватало. Я не сразу поняла, чего именно.

Не хватало трелей птиц. Они молчали.

Не может такого быть, чтобы в летнем лесу стало так тихо. Ни писка птах, ни шуршания травы под лапками ночных зверьков. Только легкий ветер. Я превратилась в слух, замерла, уже не пытаясь отогнать панику. Казалось, что все обитатели чащи тоже застыли в тревожном ожидании чего-то неизвестного.

Первый взрыв приняла за раскат грома. Но из-за грозы не вздрагивает земля под ногами, ты не ощущаешь ударную волну кожей. Лес мгновенно ожил, затаившиеся птицы одновременно поднялись в воздух, заполнив пространство шуршанием крыльев и испуганными криками-стрекотами. Гулкое эхо первого взрыва еще не замолкло, когда прогремел второй, более мощный и более громкий. Я пошатнулась, упала на колени, в ушах зазвенело.

Ноги сообразили быстрее, чем голова. Мною руководил первобытный инстинкт, как и птицами, в одно мгновение покинувшими гнезда.

Подскочила и, сломя голову, побежала вперед. Перепрыгивая через ямы и канавы, неслась, куда глаза глядят. Хоть, по правде говоря, они почти ничего и не видели. Я продолжала крепко сжимать телефон, но светить под ноги не получалось, и фонарик выхватывал из темноты только черные стволы, густые кустарники и заросли папоротника. Метрах в десяти от меня, напролом продираясь сквозь густой подлесок, промчался огромный лось.

Глава 3. Большее из зол

Рыжее небо нависало низко. Который день с утра до вечера меня не покидало ощущение, что уже наступил закат, но оранжевое зарево не переходило в сумерки в течение долгих часов.

Рынок, подпираемый полуразрушенной кремлевской стеной, шумел и гудел. Люди кричали, спорили, торговались. К нам постоянно подходили мужчины, интересовались, трогали, насмехались.

Напротив одутловатое существо неопределенного пола продавало серых тощих козочек, и мне казалось, что к парнокопытным посетили рынка относятся с большим уважением, чем к женщинам, ставшим живым товаром. Да даже морщинистая картошка и пожухлая морковь на прилавке вызывали у покупателей больше пиетета – их, по крайней мере, хватали не с такой грубой жадностью.

– Тебе повезет, если тебя выкупит кто-то из братьев, – прошептала Лина, когда Папочка оставил нас ненадолго без своего бдительного контроля. Он отошел, чтобы поговорить с торговцем, который привез на четырехколесной ржавой тачке гору лысых крысиных трупов.

– Не все ли равно? Что эти, что тот старик…

– Нет-нет, ты не понимаешь… Ему уже триста лет, – я выразительно хмыкнула, ставя под сомнение утверждение о возрасте старикашки, но подруга не обратила внимания. – И за триста лет ни одна женщина не смогла родить ему наследника. Это все знают. Но об этом нельзя говорить, потому что Лазаря нужно уважать, он очень важный человек. Другие хозяева тех женщин, которые не могут выносить, изгоняют или делают рабынями. Если она молодая и красивая, то продают. А он – убивает. Садит на кол.

– А другие что, не убьют?

– Могут, – заявила девушка без обиняков. – Но я бы на твоем месте молилась алым небесам, чтобы не оказаться в руках старика. Он… – Лина понизила голос, и я ждала, что сейчас услышу что-то совсем ужасное, после чего даже посажение на кол покажется детскими шалостями, – он даже других мужчин клеймит!

Я вздохнула. Не люблю ситуации, когда нужно выбирать из двух зол. Но еще хуже, когда ты вообще не можешь повлиять на ход вещей, и одно из равновероятных ужасных событий просто случится. Моя судьба – как у брошенной в бурный ручей щепки. Не важно, какие у меня желания или планы, жизнь уже понесла по непредсказуемой траектории.

Конечно, после рассказа о судьбе бывших невольниц Лазаря я всерьез задумалась о побеге. Опять. Лучше пусть меня сожрет в лесу энцефалитный клещ размером с автобус, чем буду лежать под кряхтящим дедом, раздвинув ноги, и надеяться, что смерть, когда не оправдаю его ожиданий, наступит быстро. Впрочем, старик выглядит настолько нездоровым, что есть шансы просто подцепить от него чуму или холеру и отправиться на тот свет без участия кольев.

Меня опять замутило из-за слишком богатой фантазии, и я поморщилась, за что сразу поплатилась. Кривить лицо, когда на тебя смотрят потенциальные покупатели, тоже оказалось под запретом.

– Еще раз рожу такую скорчишь – я тебя в бордель отдам, – прошипел Папочка, впиваясь взглядом в мое лицо и нестрижеными ногтями – в плечо.

Бордель, кажется, не такая уж и плохая альтернатива… Лина, конечно, рассказывала про них всякие ужасы, но на самом деле ни она, ни другие пленницы, с которыми мы ждали рыночного дня, там не бывали. Зато девушка с короткими волосами, имени которой не запомнила, говорила, будто одна из куртизанок добилась небывалых для местных женщин высот: она живет в своем доме, у нее куча рабов, помощниц, и обслуживают они только очень влиятельных мужчин.

У нее нет клейма, что для другой бы значило смерть. А эту охраняют как зеницу ока люди тех самых богатых и знаменитых, которые выстраиваются к ней в очередь. Я спросила, что же эта чудо-шлюха умеет, если мужики при наличии гаремов бегают к ней, но Мара тут же оборвала нас, сказала, что это бред. Такие слухи, настаивала она, распускают, чтобы юные девицы охотнее шли продавать свое тело.

Понятное дело, она надеется уберечь дочку, но вдруг, если быть достаточно старательной в любовных делах, то, может быть… Черт! О чем вообще я думаю? Похоже, начала мыслить категориями здешних рабынь. А я свободная женщина, и лучше никак, чем… да как угодно. Все это – путь в никуда: что новый владелец, будь ему хоть триста лет, хоть тридцать, что бордель…

Сбежать отсюда шансов нет, слишком много народу, да и тяжелые оковы на ногах убивают всякую надежду. Я потопталась на месте, и звенья цепи траурно зазвякали, ставя жирную точку в моих сомнениях.

Девушки зашипели, чтобы я не привлекала внимания, а Папочка, расхваливающий перед поджарым пареньком одну из самых младших девочек, красноречиво на меня поглядел.

Да, сейчас нет вариантов. Но после аукциона, когда найдется сумасшедший, который выложит за меня кругленькую сумму, я могу попробовать улизнуть.

Вот только понимать бы, что делать дальше. Чтобы не стать обедом для каких-нибудь ядовитых свиномедведей, которые наверняка водятся в лесу, чтобы не поймали охотники, которые служат Папочке, чтобы не попасться на глаза кому-то похуже…

Единственное, что хоть немного грело душу, – рассказы Лины о детстве. Даже в этом месте и времени в гомеопатических дозах встречаются приличные люди, которые не продают дочерей на рынке как скот.

Но как же трудно здесь оставаться приличным человеком. Эту мою мысль неожиданно подтвердила Мара. Между нами стояла Лина, но женщина, убедившись, что Папочка достаточно увлечен разговором, наклонилась и лихорадочно зашептала:

– Я тебе помогла со стариком, помогла сохранить на тебя цену. Ты это поняла, да?

Кивок получился вялый и неуверенный, но ее и это удовлетворило.

– А ты помоги моей дочке.

– Как?

– Тобой заинтересовались Ромул и Рем, – Мара кивнула в сторону густой толпы, куда скрылись братья после того, как помешали незаконной сделке.

«Тела, предназначенные для аукциона, могут быть проданы только на аукционе». Такое вот правило. Каждый должен иметь возможность получить лучшую женщину.

Как-то незаметно из обычной девушки я перешла в категорию высокоранговых самок, только вот это получилось совсем не так, как представлялось, когда жила в своем мире. Хотя и там, и там все сводится к сексу, но частный самолет, сумка от Гуччи и отдых на Мальдивах все же лучше, чем публичная казнь в случае недостаточной фертильности.

Глава 4. Звери и добыча

Двумя днями ранее

Проснулась, а скорее даже очнулась, от холодной влаги. Все тело покрывали капли утренней росы, ноги и руки замерзли так, что пальцами не пошевелить, при этом во рту – как в пустыне.

С трудом приподнявшись на локтях, я огляделась и поняла, что нахожусь в мрачном лесу. Лежала среди зарослей гигантского папоротника, при этом вокруг меня – ровный круг выжженной земли диаметром метра в три.

Первые несколько секунд существовала в счастливой дремотной дымке: снилось, что мы с Машей все же добрались до заветной дачи, и я в это ненадолго поверила. Ругала себя за то, что так напилась, а ребят – за то, что бросили одну на этой поляне.

Я потянулась, пытаясь разогнать одеревенение в мышцах, и тут до меня дошло, что мир вокруг замер в неестественной, зловещей тишине. Даже лес притих, затаился. Посмотрела вверх, ожидая увидеть набежавшие тучи. Их не было, но мир погружался во тьму. Это была не ночная темнота, а какая-то иная – плоская, безжизненная, серая. Тени стали резкими, птицы смолкли. На месте солнца висел черный диск, корона из багровых всполохов яростно рдела вокруг него, отбрасывая на землю не свет, а зловещее, тревожное сияние.

Завороженно, не в силах отвести взгляд, я наблюдала за солнцем. Понимала, что это просто затмение, но не покидало чувство, будто небесный механизм дал сбой, обнажив пылающую изнанку мироздания. Свет не просто угасал – он искажался, становясь призрачным, инопланетным. Длинные, неестественные тени сплелись в причудливый узор, и мир замер в гнетущем, зловещем ожидании.

В ожидании чего?..

За спиной хрустнула ветка, и внутри все похолодело. Я вспомнила, что предшествовало моему появлению здесь. Похожий звук слышала накануне, когда меня пытались убить. Точнее, «уничтожить» или «ликвидировать». На профессиональном языке это как будто звучит чуть менее безумно.

Воспоминания возвращались вспышками.

Вот на меня, скорчившуюся у бетонной стены, направили дула трех автоматов, как будто боялись, что патронов в одном не хватит. Хотя потом дошло – это они делили ответственность, не хотели знать, чья именно пуля прикончила девчонку, имевшую глупость разгуливать там, где это запрещено.

За мгновение до того, как каратели нажали на спусковые крючки, вновь раздался грохот взрыва. Хотя понимала, что он стал ближе – все происходило именно за стеной, которую я подпирала спиной, почему-то взрыв звучал тише, и тряхнуло совсем не так сильно, как когда бегала по лесным тропинкам.

Но этого оказалось достаточно, чтобы мужчины отвлеклись, а я, действуя неведомыми инстинктами, подчинившись животной жажде жить, вскочила и побежала с такой быстротой, которой никто не ожидал. Сама я точно не ожидала.

В спину стреляли. Я лихорадочно думала: «Если слышу звук выстрела, то очередная пуля пролетела мимо», хотя едва ли скорость пули быстрее скорости звука. Моя оказалась и того меньше, после удачного старта накатила усталость, темп поддерживать не получалось, а голоса и топот ног приближались. Лучи фонарей то и дело скользили совсем рядом, пытаясь застигнуть врасплох.

Все едва не закончилось, когда свалилась кубарем в канаву. Падая, я по-прежнему крепко сжимала в руке телефон, словно от него еще что-то зависело. Шаги убийц приближались, еще чуть-чуть – и мне конец. Бежать! Но они сейчас совсем рядом, и теперь постараются не промахнуться, поэтому подавила желание подняться из своего ненадежного укрытия.

Сначала нужно их как-то отвлечь.

Я еле дышала, хотя хотелось кашлять, выплевывая легкие, а сердце стучало так, что земля подо мной содрогалась. Нависнув над телефоном, накрыв его своим телом, спрятав тусклое свечение экрана, я установила будильник. Теперь мой старый «Самсунг» словно превратился в гранату, у которой выдернули чеку.

Цепляясь за корни деревьев, подползла на животе к краю канавы, увидела белые фигуры, которые застыли от меня метрах в двадцати. Понять, смотрит ли кто-то в мою сторону, не смогла, но других вариантов все равно не оставалось. В запасе всего несколько секунд.

Изо всех сил размахнулась и швырнула телефон в сторону густого кустарника. Услышала, как он шлепнулся на землю, потом один из мужчин что-то выкрикнул, они встрепенулись, зашумели, и в ту же секунду ночной лес наполнил самый отвратительный в мире звук – мелодия будильника. За ней последовала автоматная очередь.

А потом – низкий гул, переходящий в невыносимый писк на высоких частотах. Слепящий белый свет. И – все.

А теперь я проснулась здесь, на пустой поляне.

Но не такой пустой, как хотелось бы.

За спиной вновь раздался треск ломающихся веток. Медленно, как будто так и не отошла ото сна, повернулась. Куст с голубоватыми раскидистыми листьями ходил ходуном.

– Эй! – крикнула, переборов страх, схвативший липкими лапами. После вчерашнего меня уже ничего не должно пугать, но неизвестность страшила не меньше людей с автоматами. – Кто здесь?

В ответ раздалось утробное рычание, которое сразу дало понять, что диалог будет неплодотворным. Дыша через раз, встала и медленно попятилась назад, ноги одеревенели и плохо слушались.

Голубоватая – черт, почему она не зеленая-то?! – листва расступилась и явила уродливую морду зверя.

То, что смотрело на меня пронзительным взглядом, я не смогла распознать. Существо, кажется, напоминало собаку, но сходство это было весьма отдаленное. Начиналось оно на форме и размере головы и им же заканчивалось. У собак, во-первых, есть шерсть, во-вторых, пугающим отличием были светящиеся красные глаза

Из кустов медленно появлялись и остальные части лысой твари, ее висящая морщинистая кожа казалась обожженной. Длинный и тонкий как змея хвост, слегка подергиваясь, волочился по земле. Сам зверь неспешно, поводя носом, приближался ко мне.

Существо было настолько неправильным, несуразным и мерзким, что казалось нереальным. Может быть, это просто кошмар? Но влажная трава под онемевшими ногами, далекое карканье вороны и легкий теплый ветерок, доносящий гнилой смрад зверя, давали понять, что все здесь по-настоящему.

Глава 5. Свободная женщина

– Так ты знаешь Рема? – удивленно прошептала Лина, когда нас готовили к аукциону в освещенном десятками кривых свечей сарае.

Молчаливые женщины, все бритые наголо, в серых безликих одеждах и стреноженные, как кобылы, помогали нам переодеться в откровенные наряды, чем-то похожие на костюмы наложниц султана. Короткие топы на лямках, едва прикрывающие грудь, и шаровары с длинными вырезами. Начали они с тех, что постарше, с тех, на чьих руках почти не осталось места для новых отметок. Свежую кровь приберегали для финала.

– Я же не знала, кто он. Да и сейчас слабо представляю, – усмехнулась, косясь на Мару, которая оттолкнула помощницу, пытавшуюся надеть на ее запястье слишком узкий браслет.

– Это тот, который…

– Да, – я кивнула, эту историю уже доводилось рассказывать. – Он сначала спас меня от крысы, а потом…

Черт, то, что было потом, я описывала Лине совсем не так, как запомнила сама. В моем рассказе не было ничего про тяжелое дыхание, грубо-нежные прикосновения и красивые глаза, горящие бесовским огнем желания. Мне даже себе тяжело признаться, что тогда, под его напором, я готова была забыть обо всем. И ненавидела его за это.

Не знаю, чем бы тогда все закончилось, если бы на поляну не выскочили вооруженные люди. И уже со ставшим привычным для меня звуком щелкнули затворы.

– Эй, сукин сын, – проорал один из пятерых мужчин, возникших как будто из ниоткуда. – Это ведь ты со своими утырками снова посмел ограбить Лазаря! То-то же он обрадуется, когда я принесу ему твою башку с дырой от пули! Готовься к смерти, песье отродье!

Я сама не успела понять, как Рем отшвырнул меня в траву, с какой-то нечеловеческой скоростью отпрыгнул назад, схватил винтовку, и, не целясь, выстрелил в кричавшего. Все это заняло доли мгновения. Только что мужчина с ружьем горланил на весь лес – и вот последние его слова тонут в звуках пальбы, верхняя часть головы разлетается, словно арбуз, по которому ударили битой, а тело, как будто еще не сообразившее, что к чему, с запозданием валится назад.

– Ну, – с ухмылкой поинтересовался бородатый, – у кого-то еще есть желание высказаться?

Кто-то выстрелил, а я, проглатывая вопль ужаса, вскочила на четвереньки и, не разбирая дороги, поползла назад. Мимо трупа монстра, который едва меня не сожрал, по мокрой траве, в странные голубые кусты. За спиной вновь стреляли. Могла только слабо порадоваться, что сегодня главной целью оказалась не я.

В миг, когда думала, что достигла безопасного места, и тихо выдохнула, над головой раздался болезненно-хриплый голос.

– А это еще что за пташка? Далеко собралась?

Майка затрещала по швам, когда сильная рука схватила меня за шкирку.

Передо мной стоял Птицелов. Тогда, конечно, я не знала его имени. Для меня это был просто двухметровый широкоплечий дядька, затянутый в черный кожаный пояс-корсет, с докрасна загоревшим лицом, мощными плечами и ладонями размером со сковороду каждая. В грязные длинные волосы, естественным способом превратившиеся в дреды, он вплел мелкие косточки – на тонких сальных косах, заплетенных на висках, висели два птичьих черепа.

– Знаешь, чего я хочу, пташка?..

Он облизал толстые губы, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног…

– Эй, Римма, – от воспоминаний меня отвлекла Мара, уже умытая, расчесанная и одетая в костюм для продажи, она стояла у выхода и, приобняв дочь, что-то ей говорила. Видимо, прощалась. – Не забудь о нашем договоре.

Машинально кивнула и задала вопрос, который вертелся на языке все это время:

– А почему нам сразу не дали нормальную одежду? К чему было ходить в этом тряпье?

Я с омерзением посмотрела на свободную рубашку, которую получила от Папочки вместо своей разорванной майки и грязных джинсов. Не то чтобы мне хотелось красоваться перед мерзкими старикашками в откровенном наряде, но от него хотя бы не пахло. Я за пару дней так и не смогла привыкнуть к сочетанию ароматов пота и рвоты, которые источало мое рубище неопределенного оттенка.

– Чтобы не повредили ткань, – ответила одна из тихих прислужниц.

– Хах, – горько усмехнулась я. – Тряпки им, значит, жалко…

На моем теле до сих пор краснели следы жадных пальцев, которые грозили перерасти в синяки. Я сбилась со счета, сколько человек после Лазаря ко мне прикасались. Правила не запрещают до аукциона ознакомиться с «товаром» любому желающему. А если «товар» так расхваливают, то грех не воспользоваться случаем, верно? А уж сколько пошлой гадости пришлось выслушать, пока те, кто точно меня не купит, использовали свое право по полной…

– Вы откуда-то из далеких мест? – спросила вдруг рабыня с тихой улыбкой. – Я все смотрю на вас и удивляюсь. Не только потому, что чистая кровь… Вы такая… свободная.

– Свободная?! – несмотря на боль в щиколотках, я потопталась на месте, заставляя цепи звякнуть, и женщина посмотрела на мои скованные лодыжки.

Начала привыкать, что в этом мире все с ног на голову, но абсурдный лозунг «Свобода – это рабство» здесь еще не слышала.

– Нет-нет, – она взмахнула руками. – Не в этом дело. Глаза другие. Вы даже дышите иначе.

И прежде чем я сообразила, что можно на это ответить, да и стоит ли вообще раскрывать свою историю незнакомке, заговорила Лина, сбивчиво и горячо:

– Да, она издалека. И поверьте, там не только она, там все женщины такие же свободные. Запомни это. И передай другим. Не везде так, как у нас, понимаешь? Есть места в мире, где женщина равна мужчине, ее нельзя так просто купить или продать, нельзя заставить обслуживать мужчину против ее воли. Они рождаются, живут и умирают свободными! – подруга понизила голос. – И, может быть, у нас тоже когда-нибудь будет так? Если не мы, то наши дочери станут хозяйками сами себе…

Служанка смотрела на меня во все глаза:

– Клянусь алыми небесами, я чувствовала это, – пробормотала она с придыханием. – Но как попасть туда, откуда вы пришли?

– Кажется, – в носу предательски засвербело от мыслей о доме, я отвернулась, уставившись в заваленный грязными рубашками угол, – это невозможно.