От автора.
Солнце пробивалось сквозь листву старой яблони, превращая сад в изумрудный шатер. Даша в своем любимом сарафане с ромашками сосредоточенно плела венок из одуванчиков. Ей было всего одиннадцать, и мир казался простым и понятным: цветы благоухают, пчелы жужжат, а самые интересные приключения случаются под этой самой яблоней.
Из-за куста смородины донесся хруст веток. Даша нахмурилась. Кто-то нарушал ее уединение.
― Эй, косички-веревочки, что делаешь? ― раздался насмешливый голос.
Даша вздохнула. Это был Кирилл, сын папиного делового партнёра. Ему было тринадцать, и он считал своим долгом подшучивать над ней при каждом удобном случае. Даша терпеть не могла его ехидные замечания и самодовольную ухмылку.
― Не твоё дело, ― буркнула Даша, стараясь не смотреть на него.
Кирилл вынырнул из-за куста, высокий и загорелый, с растрёпанными волосами.
― Просто интересно, чем занимается такая малышка, как ты, ― сказал он, присаживаясь рядом с ней на траву. ― Наверное, играешь в куклы.
― Ничего подобного! ― возмутилась Даша. ― Я плету венок!
― Венок? ― Кирилл презрительно скривился. ― Из одуванчиков? Ну и вкус у тебя. Лучше бы кузнечиков ловила. Это гораздо интереснее.
Он подмигнул и ловко поймал одного кузнечика, который тут же начал отчаянно стрекотать у него в ладони. Даша нахмурилась. Она не любила, когда мучили животных.
― Отпусти его! ― потребовала она.
Кирилл проигнорировал ее.
― Смотри, какой у него прикольный усик! ― сказал он, показывая кузнечика Даше.
Даша не выдержала. Она схватила его за руку и ущипнула изо всех сил.
― Ай! ― взвыл Кирилл, роняя кузнечика на землю. ― Что ты делаешь, дикарка?
― За то, что мучаешь животных! ― выпалила Даша, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
Кирилл потирал ушибленное место.
― Ну и злюка же ты, ― проворчал он. ― Ничего, вырастешь, подобреешь.
Даша фыркнула и отвернулась. Ей не хотелось, чтобы он видел ее слезы.
― Кстати, ― Кирилл внезапно сменил тон, ― знаешь, что сказал мне папа?
Даша насторожилась. Обычно все, что говорили отцы, не предвещало ничего хорошего.
― Что?
― Он сказал, что когда мы вырастем, мы обязательно поженимся.
Даша застыла, как громом поражённая. Жениться? На Кирилле? Да она скорее съест свой венок из одуванчиков!
― Это невозможно! ― воскликнула она. ― Да никогда я не выйду за тебя замуж!
Кирилл пожал плечами.
― Ну, посмотрим, ― ухмыльнулся он. ― Может, к тому времени я и сам передумаю. А пока… давай ловить кузнечиков. Будем женить их на тебе.
И он, подхватив сачок для бабочек, убежал вглубь сада, оставив Дашу в полном смятении. Она снова посмотрела на венок из одуванчиков, который теперь казался ей каким-то особенно унылым и некрасивым.
«Никогда!» — подумала она. «Никогда!» Но почему-то в глубине души у неё зародилось смутное предчувствие, что всё может быть не так просто, как ей кажется сейчас, под сенью старой яблони.
Они были детьми, когда отцы впервые заговорили об этом. Ей было одиннадцать, ему — тринадцать. И всегда, стоя на залитой солнцем лужайке, он, закинув руки за голову и ухмыляясь во весь рот, выдавал свою коронную фразу:
― Не забывай,что мы поженимся. Так что не общайся ни с кем! Ты моя!
И она понимала, что этот брак, навязанный родителями, станет для нее пыткой. Не из-за самого брака, а из-за его личности. Кирилл, этот задира и насмешник, с его язвительными замечаниями и колкостями, был последним человеком, которого Даша хотела видеть своим мужем.
Им покупали одинаковые игрушки, заставляли играть вместе, фотографировали, держась за руки. Их детские фотографии висели на стенах кабинетов их отцов как символ их крепкой дружбы и долгосрочного сотрудничества.
Их подростковый период был полем битвы, усеянным обломками надежд, острыми шипами обид и редкими, мимолетными лепестками понимания. Даша и Кирилл росли, как два дерева, посаженные слишком близко друг к другу, их корни переплетались, мешая друг другу тянуться к свету.
Даша бунтовала тихо, внутри себя. Ей не нравились балы и светские рауты, на которые ее таскала мать, не прельщали перспективы выгодного замужества. Она мечтала о другом — о свободе, о настоящей любви, о возможности самой строить свою жизнь. Но ее мечты натыкались на стену родительского непонимания.
Она часто запиралась в своей комнате, погружаясь в свои рисунки, которые были для неё единственным спасением. Разговоры с родителями превращались в бесконечные споры, в которых она всегда проигрывала.
― Ты должна быть благодарна за то, что у тебя есть, — говорила мать, укоризненно качая головой. ― Не глупи, Даша. Ты не понимаешь, что делаешь, — вторил отец, глядя на неё с разочарованием.
Кирилл, напротив, бунтовал открыто. Ему надоели наставления отца, давление и постоянные ожидания. Он хотел жить своей жизнью, а не следовать чужим планам. Он сбегал из дома, пропадал по ночам в клубах, ввязывался в драки. Он словно нарочно делал всё, чтобы разозлить родителей.
― Ты позоришь нашу семью! — кричал отец, когда Кирилла в очередной раз приводили домой полицейские. ― Ты ни на что не способен! — вторила мать, с отвращением отворачиваясь от него.
Даша и Кирилл были похожи в своей ненависти к навязанному будущему, но выражали её по-разному. Даша искала спасения в рисовании и одиночестве, Кирилл — в бунте и саморазрушении.
Их встречи обычно заканчивались ссорами. Кирилл дразнил Дашу «принцессой на горошине» за её чувствительность и ранимость. Даша просто называла Кирилла «бараном» за его наглость и беспечность. Они не могли понять друг друга, их разделяла пропасть непонимания и взаимной неприязни.
Однажды, после очередного скандала с отцом, Кирилл столкнулся с Дашей в коридоре их загородного дома. Он был пьян и зол.
― Чего уставилась? ― огрызнулся он, проходя мимо нее.
Даша.
Шелковый платок соскользнул с плеч и упал на пол белоснежного свадебного салона, словно признавая моё бессилие перед неизбежным. Шесть дней. Всего шесть дней отделяло меня от того момента, когда я должна буду сказать «да» человеку, которого не люблю,и стать частью тщательно спланированной сделки под названием «брак».
Мама, элегантная и сдержанная, как всегда, рассеянно перебирала вешалки с платьями. В ее глазах читалась тревога, которую она старательно скрывала за натянутой улыбкой. Даша знала, что мама переживает не меньше ее, но старалась не показывать этого, чтобы не усугублять и без того тяжелую ситуацию.
― Ну же, Дашенька, выбери что-нибудь, ― мягко сказала мама, доставая из чехла платье, расшитое жемчугом. ― Оно тебе очень пойдёт.
Платье было безупречным. Идеальный силуэт, тончайшее кружево, нежный блеск жемчуга. Оно словно сошло со страниц глянцевого журнала, воплощая мечту каждой девушки. Но я чувствовала лишь холодный ком в груди. Это платье, как и вся эта свадьба, было чужим, навязанным, лишённым души.
― Мам, мне всё равно, ― устало ответила я, оглядывая ряды белоснежных нарядов. ― Выбирай сама.
В салоне царила предсвадебная суета: взволнованные невесты крутились перед зеркалами, обсуждая детали торжества с подругами и стилистами. Я чувствовала себя здесь не в своей тарелке, словно попала на чужой праздник.
Мама вздохнула.
― Не говори так, Дашенька. Это твой день. Ты должна быть самой красивой.
Я горько усмехнулась. Какой же это день, если я лишена права выбора?
― Мам, ты же знаешь, что всё это бессмысленно, ― тихо сказала я. ― Платье не сделает этот брак счастливым.
Мама подошла ко мне и взяла меня за руку.
― Ну милая, ― прошептала она.
Продавец-консультант, уловив настроение, подошла к нам с лучезарной улыбкой.
― Может быть, вам нужна моя помощь? У нас сегодня поступление новых моделей!
Я, не дожидаясь ответа, махнула рукой в сторону вешалки.
― Принесите мне что-нибудь… самое простое.
Продавщица удивленно вскинула брови, но, подчинившись, скрылась в подсобке.
Мама, воспользовавшись моментом, достала из сумочки платочек и промокнула глаза. Я подошла к ней и обняла.
― Прости, мам, ― прошептала я. ― Я не хочу тебя расстраивать.
― Всё хорошо, милая, ― ответила мама, слегка отстраняясь.
Вскоре консультант принесла несколько платьев. Я без энтузиазма примерила каждое из них. Ни одно не тронуло мое сердце. Все они казались мне безликими и фальшивыми, как и мое собственное положение.
Одно платье, простое и элегантное, из плотного атласа, без кружев и блёсток, показалось мне наименее отвратительным. Оно не подчёркивало мою фигуру, не акцентировало внимание на моей красоте, оно просто скрывало меня, как надёжная броня.
― Пожалуй, это, ― сказала я, глядя на свое отражение в зеркале.
Мама вздохнула с облегчением.
― Хорошо, милая. Значит, берем его.
Пока оформляли покупку,я бродила по салону, рассматривая фотографии счастливых невест на стенах. Я завидовала им, этим незнакомым девушкам, которые выходили замуж по любви, а не по расчёту.
Внезапно мой взгляд упал на витрину с аксессуарами. Там, среди тиар и вуалей, лежал простой браслет из белого золота, украшенный крошечными жемчужинами. Он был изящным и нежным, как капля росы. Я почувствовала, как что-то дрогнуло внутри меня.
Я подошла к витрине и попросила продавца показать мне браслет. Примерив его на руку, я почувствовала лёгкое покалывание. Браслет словно был создан для меня, он идеально сидел на моем тонком запястье, напоминая о чём-то светлом и чистом.
― Я беру его, ― твердо сказала я.
Мама удивленно посмотрела на меня.
― Ты уверена? Он ведь совсем не в стиле платья.
― Мне всё равно, ― ответила я. ― Он мне просто нравится.
В этот момент я поняла, что этот браслет — единственное, что я могу выбрать сама. Единственная вещь, которая может принадлежать только мне. Он стал символом моей надежды, маленькой искрой в кромешной тьме.
Покидая свадебный салон с платьем в чехле и браслетом в коробочке, я почувствовала себя немного увереннее. Впереди меня ждала свадьба, которая должна была разрушить мою жизнь.
Даша.
Пару дней спустя.
Настя влетела в кофейню, словно долгожданный луч солнца сквозь серые тучи. Она обняла меня и воскликнула:
– Ну что, королева юриспруденции, готова отпраздновать последний день холостяцкой жизни?
Я натянуто улыбнулась. «Последний день». Это прозвучало как надгробная плита над моими мечтами.
― Готова настолько, насколько это вообще возможно, ― призналась я, помешивая латте. ― Если честно, мне хочется забиться под одеяло и не вылезать оттуда.
Настя, как лучшая подруга, понимала мое состояние без лишних слов. Она знала о неприязни к предстоящему браку, о давлении родителей, о чувстве безысходности. Она не пыталась разубедить меня в моих чувствах, а просто старалась поддержать.
― Не смей хандрить! ― Настя энергично хлопнула ладонью по столу. ― Сегодня мы забываем о будущем, о Казаковых и о бизнес-планах ваших отцов. Сегодня – только ты и я!
― И что мы будем делать? ― с тоской в голосе спросила я.
― Всё! ― Настя широко развела руки. ― Шоппинг, кино, глупые разговоры, тонны мороженого! Полная перезагрузка перед погружением в семейную жизнь!
Первым делом мы отправились в кино. Настя выбрала лёгкую комедию, чтобы хоть немного развеять мои мрачные мысли. Я с трудом заставляла себя смеяться над шутками на экране, но компания Насти и глупость происходящего всё же помогли мне немного расслабиться.
Затем мы зашли в небольшое кафе, где за огромными порциями мороженого обсуждали всё на свете — от глупых преподавателей в университете до самых интересных парней на потоке. Я заметила, что, несмотря на все свои переживания, я давно так искренне не смеялась.
Настоящим сюрпризом стал шопинг. Настя привела меня не в пафосные бутики, к которым я привыкла, а в небольшой магазин винтажной одежды.
― Здесь можно найти настоящие сокровища! ― восторженно объясняла Настя, перебирая вешалки с яркими платьями и блузками.
Я сначала скептически оглядела пёстрые наряды, но потом, под напором Насти, всё-таки примерила несколько вещей. И вдруг, как по волшебству, нашла платье, которое словно было создано для меня. Простой крой, нежный цветочный принт и лёгкая ткань, словно шепот ветра на коже. Я почувствовала себя не невестой на продажу, а просто красивой девушкой.
― Вот видишь! ― радостно воскликнула Настя. ― Тебе идёт! Бери!
Купив платье, мы еще долго гуляли по городу, болтая и смеясь. Я ловила себя на мысли, что мне хорошо. Настолько хорошо, насколько это вообще возможно в моей ситуации.
Вечером Настя предложила пойти в ночной клуб. Я сначала отказывалась, я не любила шум и толпу, но Настя уговорила меня «оторваться напоследок». В клубе я чувствовала себя немного неловко, но, поддавшись уговорам Насти, все-таки вышла на танцпол. Я танцевала, смеялась и ловила на себе восхищенные взгляды. На кое-то время я забыла о предстоящей свадьбе, о Кирилле и о своем предопределенном будущем.
Когда мы возвращались домой под утро, уставшие, но счастливые, я почувствовала огромную благодарность к Насте.
― Спасибо тебе, ― сказала я, обнимая подругу на прощание. ― Ты спасла меня.
― Глупости! ― отмахнулась Настя. ― Просто не дала тебе совсем раскиснуть. Помни, Дашка, ты не одна. Я всегда буду рядом.
Поднявшись в свою комнату, я легла на кровать и закрыла глаза. В голове все еще звучала музыка, а на лице оставалась улыбка. Я знала, что завтра меня ждет тяжелый день, день, который решит мою судьбу. Но сегодня, благодаря Насте, я смогла почувствовать себя свободной и счастливой. И это воспоминание станет моим маленьким лучиком света в темном тоннеле брака по расчету. Побега не будет, но будет борьба за себя, за свою личность, за право хотя бы на маленькую частичку счастья.
На следующее утро я проснулась с тяжёлой головой и ощущением, будто меня переехал грузовик. Отголоски вчерашнего веселья смешались с липким чувством тревоги, которое никуда не делось. Вчерашний «день свободы» теперь казался горькой иронией — последней вспышкой перед неизбежным погружением в рутину.
С трудом разлепив глаза, я взглянула на часы. Половина десятого. Подскочив с кровати, я поняла, что проспала. Сегодня нужно было ехать к стилисту, выбирать причёску и макияж для завтрашней церемонии. Радость от вчерашнего дня сменилась раздражением и усталостью.
Взглянув на себя в зеркало, я едва узнала своё отражение. Опухшие глаза, растрёпанные волосы и бледное лицо. «Прекрасная невеста», — саркастически подумала я. Я наскоро умылась, нанесла на лицо увлажняющий крем и надела старый спортивный костюм. Вид у меня был такой, будто я собиралась на пробежку, а не на примерку свадебной причёски.
Спустившись вниз, я увидела маму, которая уже ждала меня за накрытым столом.
― Дашенька, наконец-то! ― облегченно вздохнула мама. ― Я уже начала волноваться. Ешь скорее, а то мы опоздаем к стилисту.
Я села за стол и вяло поковырялась в тарелке с овсянкой. Аппетита совсем не было.
― Мам, а обязательно ехать? ― тихо спросила я, надеясь на чудо. ― Мне так плохо…
Мама вздохнула и села рядом со мной.
― Милая, я понимаю, что тебе тяжело, ― мягко сказала она. ― Но осталось совсем немного. Потерпи, пожалуйста.
― Почему никто не спрашивает, чего хочу я? ― вызывающе спросила я.
Мама грустно посмотрела на меня.
― Дашенька, я знаю, что ты недовольна, ― ответила она. ― Но иногда нужно делать то, что необходимо. Поверь, со временем ты поймёшь, что это к лучшему.
Я фыркнула. Я не верила ни единому слову. Я знала, что мама просто пытается меня успокоить.
Закончив завтракать, я поднялась в свою комнату и переоделась. Я надела простое платье, которое купила вчера.Почему-то мне хотелось выглядеть мило.
В салоне красоты меня уже ждали. Стилист, молодая женщина с профессиональной улыбкой, сразу же приступила к работе. Она показывала мне фотографии причесок и вариантов макияжа, но я отвечала односложно и без энтузиазма.
Даша.
Рассвет тихо прокрался в комнату, но я уже не спала. Я лежала, глядя в потолок, и считала минуты, оставшиеся до начала самого страшного дня в моей жизни. Вчерашний разговор с Кириллом, словно ледяной душ, обрушился на мою и без того хрупкую надежду на хоть какое-то понимание.
В доме царила предсвадебная суета. Повсюду сновали визажисты, парикмахеры, флористы и фотографы. Они превратили мою комнату в подобие театральной гримерной с баночками, тюбиками и кисточками. Я чувствовала себя куклой, которую готовят к представлению.
Когда стилист закончил с прической, сложной и вычурной, как клетка для птицы, я с трудом узнала себя в зеркале. Макияж был безупречным, скрывая следы бессонной ночи и придавая лицу свежий, сияющий вид. Но за всем этим блеском и лоском скрывалась печаль, которую невозможно было скрыть.
Надев свадебное платье, которое, казалось, стало ещё тяжелее, я почувствовала, как меня охватывает тошнота. Я словно надела смирительную рубашку, лишившую меня свободы и индивидуальности.
Мама вошла в комнату, и, увидев меня, расплакалась.
― Ты такая красивая, доченька, ― прошептала она, обнимая меня. ― Я так хочу, чтобы ты была счастлива.
Я обняла маму в ответ, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
― Я знаю, мам, ― прошептала я. ― Я постараюсь.
Церемония прошла как в тумане. Я механически повторяла слова клятвы, смотрела в глаза Кириллу и чувствовала себя абсолютно опустошённой. Я видела улыбки гостей, слышала поздравления и пожелания счастья, но всё это казалось мне фальшивым и неискренним.
Когда Кирилл надел мне на палец обручальное кольцо, я почувствовала, как на мою жизнь накладывается печать. Я официально стала его женой, связанной с ним не любовью, а долгом и обязательствами.
После церемонии последовал банкет. Я изо всех сил старалась изображать счастливую невесту, улыбалась гостям, танцевала с Кириллом и принимала поздравления. Но за всей этой мишурой я чувствовала себя одинокой и потерянной.
Кирилл держался отстранённо, общаясь с гостями и родителями, словно я была просто декорацией, частью свадебного антуража. Он лишь изредка бросал на меня холодные взгляды, словно напоминая о вчерашнем разговоре.
В конце вечера, когда гости начали расходиться, я почувствовала, что силы покидают меня. Я мечтала только об одном — добраться до кровати и заснуть.
Но мне предстояло еще одно испытание — переезд в наше «семейное гнездо», квартиру, которую родители подарили нам на свадьбу.
Квартира оказалась просторной и современной, обставленной дорогой мебелью и техникой. Все было продумано до мелочей, создавая атмосферу роскоши и комфорта. Но мне квартира показалась холодной и бездушной, как выставочный зал.
― Нравится? ― спросил Кирилл, осматривая квартиру.
― Нет. ― сухо ответила я.
― Но родители постарались, ― констатировал Кирилл. ― Тем не менее, это теперь наш дом.
Я почувствовала озноб. «Наш дом». Эти слова прозвучали как приговор.
Кирилл подошёл к ней и взял меня за руку. Я вздрогнула, но не отдёрнула руку.
― С сегодняшнего дня мы должны играть роль счастливых молодожёнов, ― сказал Кирилл, глядя мне прямо в глаза. ― Ради наших родителей. Ради их бизнеса. Ты понимаешь?
Я кивнула.
― Да, ― ответила я. ― Я понимаю.
― Хорошо, ― сказал Кирилл. ― Тогда начнем.
Он притянул меня к себе и поцеловал. Я замерла, чувствуя его холодные губы на своих. Я не почувствовала ничего, кроме отвращения.
Кирилл усмехнулся.
― Не так уж и плохо, ― сказал он. ― По крайней мере, для начала.
Кирилл оторвался от меня с той же холодной усмешкой, и я почувствовала облегчение, словно сбросила с плеч тяжелый груз.
― Надеюсь, ты понимаешь, ― произнес Кирилл, обводя взглядом квартиру, ― что всё это – лишь формальность. Мы должны играть свои роли перед другими, но между нами ничего не изменится.
Я кивнула, стараясь скрыть бурю эмоций, бушевавших внутри.
― Отлично, ― констатировал Кирилл. ― Тогда решим организационные вопросы. Спать мы будем по отдельности. Я тебе не нужен, ты мне тоже. Все просто и понятно.
Услышав эти слова, я почувствовала облегчение.Но я ожидала чего угодно, даже ненависти, но не такого циничного безразличия.
― Да пожалуйста, ― бросила я с вызовом. ― Я бы и так не согласилась лечь с тобой в одну постель.
Кирилл усмехнулся, словно ожидая этой реакции.
― Я и не сомневался, ― ответил он. ― Тогда, думаю, мы можем разойтись по своим комнатам. Завтра нас ждёт первый день нашей «счастливой» семейной жизни.
С этими словами Кирилл направился к одной из дверей, не оглядываясь. Я осталась стоять посреди гостиной, словно брошенная кукла. Мне хотелось закричать, разбить что-нибудь, выплеснуть весь свой гнев и отчаяние. Но я понимала, что это бессмысленно. Я должна быть сильной, чтобы выжить в этом кукольном доме.
Собравшись с духом, я направилась в другую комнату, которую, как я поняла, выделили мне. Комната оказалась просторной и светлой, с большой кроватью и огромным гардеробом. Я подошла к окну и посмотрела на ночной город. Вдали мерцали огни, словно манящие маяки.Я мечтала о побеге, о другой жизни, о настоящей любви.
Сняв свадебное платье, я надела простую ночную рубашку и легла в постель. Слезы невольно потекли по щекам. Я плакала о потерянной свободе, о несбывшихся мечтах и об одиночестве, которое теперь станет моим постоянным спутником.
Утро началось с шока. Я проснулась от странного ощущения, будто кто-то пристально смотрит на меня. Я открыла глаза и вздрогнула. Кирилл стоял у моей кровати, неподвижный, как изваяние, и смотрел прямо на меня В его взгляде не было ничего, кроме ледяного безразличия.
Я приподнялась на кровати, пытаясь понять, что здесь происходит. Я чувствовала себя невероятно неловко, словно меня застали врасплох в самый неподходящий момент.
― Ты больной? ― вырвалось у меня прежде, чем я успела сообразить. Вопрос прозвучал резко и даже грубо, но я не могла справиться с охватившим меня замешательством. Почему он здесь? Что ему нужно?
Кирилл.
Даша, спящая в квартире, должна была вызывать какие-то чувства. Радость от достигнутой цели, удовлетворение от выгодной сделки, может быть, даже лёгкое вожделение. Но я ничего не чувствовал. Лишь давящую пустоту, как будто я смотрел в бездонный колодец.
Она выглядела красиво. Даже растрёпанные волосы и отсутствие макияжа не могли скрыть ее природную грацию. Я не мог не признать, что Даша привлекательна. Всегда была. В детстве меня подкупала ее наивная искренность и живой характер. Она была той самой девочкой с косичками, которая могла искренне восхищаться пойманным кузнечиком или расстраиваться из-за сломанной куклы. Тогда, может быть, я даже испытывал к ней что-то похожее на симпатию.
Но сейчас… все эти чувства казались далёким эхом, отголоском чего-то утраченного и невозвратимого. Даша, спящая в постели,была уже не той девочкой с косичками. Она стала ещё одной фигурой в сложной игре, в которую мы были вынуждены играть по правилам, написанным за нас.
Я проснулся рано, как всегда. Рутина была моей броней, моим способом контролировать хаос, который творился в жизни. Я молча наблюдал за спящей Дашей несколько минут, пытаясь понять, что я должен чувствовать. Но кроме отстраненного созерцания ничего не приходило на ум.
Яя должен был любить ее? Изображать страсть и нежность? Все это казалось мне нелепым и фальшивым. Мы оба знали, что их брак — фикция, выгодный союз двух влиятельных семей. И играть в любовь было бы оскорблением для нас обоих.
Мне нравилось думать, что я контролирую свою жизнь, свои эмоции, свои решения. Но появление Даши нарушило этот привычный порядок. Она была постоянным напоминанием о том, что я — всего лишь пешка в чужой игре.
Когда Даша вышла из душа, я нарочито разделся до пояса, зная, что это вызовет у нее дискомфорт. Мне было плевать на ее чувства. Мне просто хотелось увидеть ее реакцию, убедиться, что она, как и я, чувствует себя неловко и неестественно в этой ситуации.
Ее покрасневшие щеки и смущенный взгляд подтвердили мои предположения. Она была красивой, но нелюбимой. Женой, но не желанной. И от этого я почувствовал странное удовлетворение.
Я смотрел, как она собирается, как старается выглядеть безупречно, как надевает маску безразличия. Я знал, что ей тяжело, что она страдает, что ей тоже противно всё это лицемерие. Но я не мог ей помочь. Я не хотел ей помогать. Я был слишком поглощён собственной болью, собственной ненавистью к этому навязанному будущему.
Когда мы вышли из квартиры, чтобы отправиться на обед к родителям, я почувствовал себя актёром, выходящим на сцену. Я должен был играть роль счастливого мужа, заботливого сына и успешного бизнесмена. Я должен был улыбаться, шутить, говорить нужные слова и делать нужные жесты. Я должен был быть тем, кем не являлся.
И Даша должна была играть свою роль. Роль красивой, счастливой жены, которая любит своего мужа и боготворит свою семью. Мы оба должны были лгать. И эта ложь должна была стать нашей новой реальностью.
Но, глядя на неё, я не мог не задаться вопросом: что, если под этой маской равнодушия скрывается настоящая Даша? Та самая девочка с косичками, которая когда-то заставляла меня улыбаться? И что, если я всё ещё можгу её увидеть?
После обеда, который прошел в атмосфере натянутой доброжелательности и дежурных разговоров, я чувствовал себя выжатым как лимон. Даша держалась достойно, улыбалась в нужные моменты и поддерживала беседу, но я видел в ее глазах усталость и отчаяние. Мне было все равно.
Вечером нас ждал бар и мои друзья. Я ненавидел эти посиделки, но понимал, что это необходимо.Я должен был поддерживать свой имидж, демонстрировать свою успешность и благополучие. И Даша должна была мне в этом помогать.
По пути в бар я взглянул на Дашу, сидевшую рядом со мной в машине. Она выглядела отстраненной и бледной, словно ее насильно вытащили из дома. Я почувствовал укол раздражения. Мне было плевать на ее чувства, но я не хотел, чтобы она испортила мне вечер.
― Постарайся хотя бы немного повеселиться, ― сказал я сухо. ― И не делай вид, будто я заставляю тебя находиться здесь.
Даша ничего не ответила, лишь отвернулась к окну. Я вздохнул.Я знал, что она не сможет убедительно сыграть свою роль. Но я надеялся, что она хотя бы не будет портить мне настроение.
В баре нас встретили мои друзья. Все, как один, сыновья богатых родителей, привыкшие к роскоши и вседозволенности. Они были шумными, наглыми и поверхностными. Я чувствовал себя среди них чужим, но не мог порвать с этим кругом. Это был мой мир, мое окружение.
Представив Дашу своим друзьям, я заметил, как они оценивающе смотрят на нее. Я почувствовал прилив собственнических чувств, но тут же подавил их. Даша не была моей собственностью. Она была просто моей женой, необходимой для поддержания моего статуса.
Вечер проходил в привычном для нас формате: алкоголь, громкая музыка, пустые разговоры и хвастовство своими достижениями. Я старался поддерживать беседу, но мои мысли были далеко. Я наблюдал за Дашей, которая держалась особняком и явно чувствовала себя не в своей тарелке.
Один из моих друзей, изрядно выпив, попытался приударить за Дашей. Я почувствовал прилив ярости, но сдержался. Я не мог показать свои чувства. Я должен был оставаться хладнокровным и отстранённым.
Я подошел к Даше и обнял ее за плечи.
― Не скучай, дорогая, ― сказал я, глядя ей в глаза. ― Я скоро вернусь.
Даша посмотрела на меня с презрением.
― Мне неинтересно, ― ответила она. ― Делай, что хочешь.
Я усмехнулся и отошёл от неё. Я понимал, что она меня ненавидит. И это было взаимно.
В конце вечера, когда мы возвращались домой, я чувствовал себя опустошённым. Я посмотрел на Дашу, спящую на переднем сиденье машины, и почувствовал укол жалости. Ей было так же плохо, как и мне. Но я не мог ей помочь. Мы оба были заложниками обстоятельств, жертвами чужих амбиций.
Даша.
Пробуждение было мучительным. Я открыла глаза, чувствуя себя разбитой и опустошённой. Голова раскалывалась, тело было слабым, а в памяти всплывали обрывки вчерашнего кошмара.
Семейный обед, фальшивые улыбки, дежурные разговоры… а потом этот адский бар с друзьями Кирилла. Я чувствовала себя чужой на этом празднике жизни, словно меня насильно затащили на чужой спектакль.
С трудом поднявшись с кровати, я подошла к окну. Серый утренний свет проникал в комнату, окрашивая всё вокруг в унылые тона. Мне хотелось забиться в угол и просто плакать, но я понимала, что не могу себе этого позволить. Я должна быть сильной, хотя бы на людях.
Вспомнив вчерашний разговор с родителями, я поморщилась. Они с таким воодушевлением обсуждали наш «медовый месяц», предлагали разные варианты, настаивали на том, что нам нужно провести время вместе, чтобы лучше узнать друг друга.
Но Кирилл лишь раздражённо скривился и категорически отказался. «Нет времени», — буркнул он, даже не взглянув на меня. «Дела, работа, важные проекты». Он словно подчёркивал, что я для него — пустое место, что мои желания и чувства ничего не значат.
Я почувствовала, как в груди нарастает обида. Я понимала, что он не любит и никогда не полюбит. Но неужели он не может хотя бы немного уважать меня? Неужели ему так сложно играть роль любящего мужа?
Наскоро приведя себя в порядок, я вышла из комнаты и направилась на кухню. Там уже был Кирилл, как всегда, с чашкой кофе.
Он бросил на меня мимолетный взгляд и снова уткнулся в телефон.
― Доброе утро, ― сказала я,стараясь сохранить нейтральный тон.
Кирилл промолчал.
― Я сегодня в клуб с подругами. ― сказала я,сама не зная для чего.Теперь мы муж и жена и,наверно,я должна говорить о своих планах ему..
― Ты должна быть дома, ― возразил Кирилл. ― Ты же моя жена.
Я остановилась и посмотрела на него с вызовом.
― Я не твоя собственность, ― отрезала я. ― Я сама решу, что мне делать.
С этими словами я развернулась и ушла. Я почувствовала себя свободной, словно сбросила с плеч тяжкий груз.
Приехав в клуб, я сразу же окунулась в атмосферу безудержного веселья. Громкая музыка, яркий свет, танцующие люди — все это было для меня как глоток свежего воздуха.
Настя и другие подруги с восторгом встретили меня.
― Дашка! ― закричала Настя, обнимая меня. ― Как ты?Как муж?
― Всё нормально, ― ответила я, стараясь не вдаваться в подробности. ― Давайте просто повеселимся.
Мы танцевали, пили коктейли, смеялись и болтали обо всём на свете. Я чувствовала себя счастливой, словно вернулась в свою прежнюю жизнь.
В какой-то момент, отлучившись от подруг, я пошла к бару за напитком. И тут мой взгляд упал на знакомую фигуру, стоящую в углу. Я замерла, словно громом пораженная.
Это был он. Мой бывший парень, Андрей.
Андрей подошёл ко мне, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание.
― Даша? ― удивленно спросил он. ― Не ожидал тебя здесь увидеть.
― Андрей, ― прошептала я, не зная, что сказать.
Мы смотрели друг на друга, словно время остановилось. Я вспомнила всё, что нас связывало: любовь, страсть, мечты о будущем. Всё это казалось таким далёким и нереальным.
― Как ты? ― спросил Андрей, нарушая молчание.
― Всё хорошо. ― ответила я, стараясь не выдать своего волнения.
Андрей заметил блестящее кольцо на моем пальце и нахмурился.
― Замужем? ― спросил он. ― За кем?
Я замялась.
― Это… долгая история, ― ответила я.
Его реакция была предсказуемой: первое удивление, потом лёгкая тень грусти на лице. Я не знала, что сказать, как объяснить, почему и как все изменилось. Мы прожили разные жизни, и теперь это кольцо символизировало то, что я не могу вернуться в те времена.
Мы обменялись несколькими неловкими фразами, пытаясь выкарабкаться из подавляющей атмосферы. В этот момент я поняла, что даже давно забытые чувства могут обострять эмоции. На душе стало тяжело, и я осознала, насколько сложно оставить в прошлом то, что когда-то было важным.
Он решил спросить, будто собирался преодолеть неловкость.
— Я вижу, ты счастлива, — сказал он, глядя на кольцо, и в его голосе послышалась нотка тоски.
Счастлива?
Эти слова задели меня заживое. Я не могла с уверенностью сказать, что счастлива. В тот момент я поняла, что все чувства, которые я думала, что забыла, вернулись с новой силой.
Мне хотелось расплакаться. Моя первая любовь стоит тут передо мной, и он видит, что я уже помолвлена. Внутри все перевернулось. Я хотела рассказать ему, как много значил для меня, как я долго вспоминала о наших моментах. Но слова не шли.
Его глаза, полные эмоций, заставляли сердце биться чаще. Я чувствовала, как в груди сжимается комок.
— Ну а ты… Ты нашел кого-то? — спросила я, стараясь сохранить спокойствие.
Он кивнул, но в его голосе было столько сомнений. Это была игра чувств, в которой никто не мог победить.
Несмотря на радость, какую он испытывал, наши дороги пересеклись, и ни один из нас не знал, что делать с этой встречей.
В этот момент я осознала, что от прошлого не уйдешь, и чувства остаются, даже если жизнь идет другим путем.
Мое сердце забилось быстрее. Я знала, что не могу продолжать этот разговор с ним, особенно сейчас, когда свадьба уже на горизонте. Этот фиктивный брак..я должна была сохранить свою маску. Я толкнула дверь в зал, надеясь, что подруги там, но увидела лишь пустоту.
Я почувствовала, как холодный пот прошёл по спине. Андрей приближался ко мне, его уверенные шаги звучали неумолимо. Я должна была держать дистанцию, ведь это могло всё испортить. Но он неожиданно схватил меня за руку и потянул за собой.
— Куда ты меня ведёшь? — спросила я, пытаясь вырваться из его хватки. Внутри меня возникал гамма эмоций: и страх, и ностальгия, и ярость одновременно.
— Просто пройдём немного в сторонке, — ответил он, посмотрев на меня с той самой улыбкой, от которой у меня когда-то заходило дыхание. Но теперь я знала, что это всего лишь маска. — Тебе нужно немного отвлечься.