Пролог

«Когда небо раскололось, и звёзды пролились кровавым дождём, родились первые вампиры, дети ночи, пьющие свет луны вместо крови. Но луна была двойственной: одна её сторона — алая, как рана, другая — голубая, как лёд в сердце зимы. Так разделились и они...»

В мире, где тени длиннее правды, а древние клятвы крепче стали, существует поверье: раз в столетие рождается Дева Голубой Луны. Её появление не предсказать — она может прийти в семью крестьян или в чертоги лордов, в тёплые объятия любви или в холод одиночества. Но когда её глаза впервые открываются, лунный свет в них становится голубым, и это знак.

Знак перемен.

Ибо по древнему закону, скреплённому самой ночью, Лорд Красной Луны должен взять её в жёны, чтобы обрести покой. Только тогда его ярость утихнет, только тогда вампиры его двора не превратятся в обезумевших тварей, жаждущих разрушения. Их союз — это равновесие, хрупкое, как лёд на первом весеннем ручье.

Но что, если Дева сбежит?

Что, если она полюбит смертного, и в её жилах смешается голубой свет с алой человеческой кровью?

Говорят, тогда родится дитя двух миров — не вампир, но и не человек. Существо, которое не принадлежит ни ночи, ни дню. И когда это случится...

...луна расколется.

Старейшины шепчут, что тогда тени восстанут и поглотят границы между мирами. Лорд Красной Луны, лишённый своей невесты, впадёт в вечную ярость, а его подданные станут ночными демонами, которым не будет удержу.

Но есть и другая легенда. Та, что передаётся шёпотом, в самых тёмных уголках мира.

«Если дитя Голубой Луны выживет... если оно научится управлять обоими дарами... тогда, возможно, настанет новая эра. Эра, где вампиры и люди больше не будут врагами.»

Но кто поверит в сказки?

Особенно когда они начинают сбываться...

Где-то в глубине леса бежит девушка с серебристыми волосами, прижимая к груди младенца. Её глаза светятся голубым, как лёд под луной. А вдали, в замке из чёрного камня, Лорд Красной Луны в ярости разбивает зеркало, в котором больше не видит своего отражения...

Глава 1. Беглянка

Тьма пожирала лес, холодный ветер выл между соснами, срывая с ветвей хрустальные осколки инея. Лунный свет, бледный и больной, пробивался сквозь переплетение чёрных ветвей, бросая на снег дрожащие синие тени. Девушка бежала, спотыкаясь о корни, похожие на скрюченные пальцы мертвецов. Её босые ноги обжигал снег, оставляя за собой отпечатки на белизне.

«Они близко.»

За спиной шевельнулись тени - слишком плавные, слишком беззвучные, чтобы принадлежать лесным обитателям. Морозный воздух внезапно пропитался тревожным холодом: горьковатый аромат промерзшей полыни смешался с ледяным дыханием сосновых иголок и чем-то еще... чем-то древним и нездешним, от чего даже зимний лес замер в напряженном ожидании.

Девушка споткнулась и упала лицом в снег, чувствуя, как лёд впился в кожу, словно тысячи игл.

«Вставай. Вставай же!»

И тогда она услышала тихий, хриплый стон, почти заглушённый воем ветра. Ноги будто сами собой понесли её на зов, сквозь цепкие объятия обледеневших ветвей.

Мужчина лежал в снегу, раскинув руки, будто упал с неба. Его тёмный плащ раскинулся вокруг. Лицо бледное, с резкими чертами, будто высеченное изо льда. Губы посинели от холода. А на шее – два чёрных прокола, от которых по коже расходились тёмные прожилки, как трещины на гнилом дереве.

«Неужели его...»

— У.…ходи... – прошептал мужчина, его пальцы судорожно сжали горсть снега.

Трисс сделала шаг назад. Он прав, ей нужно бежать. Они найдут её по следам. Но когда она обернулась, чтобы уйти, новый стон заставил застыть. Такой звук она уже слышала, звук превращения, звук, когда человеческая душа разрывается на части.

Его тело выгнулось в неестественной судороге. Тёмные вены на шее пульсировали, расползаясь по коже, как ядовитые корни. Он сжал зубы, но новый приступ боли вырвал у него крик.

Девушка замерла, картина до боли знакомая, через несколько часов он перестанет быть человеком. А потом... потом он станет одним из них.

Её пальцы дрожали, когда она достала нож.

— Это безумие, - прошептала себе, но, когда он снова застонал, решение было принято.

Лезвие блеснуло в лунном свете. Один резкий взмах и голубая кровь хлынула из разреза на её ладони, дымясь на морозном воздухе, горячая, как расплавленный металл.

— Прости, - прошептала Трисс, прежде чем прижать раненую руку к его шее.

Его крик разорвал ночную тишину. Тело выгнулось дугой, мышцы напряглись до предела. Голубая кровь шипела, вступая в реакцию с чёрным ядом, наполнявшим его вены. Воздух наполнился запахом гари и горечи.

Трисс чувствовала, как силы покидают её. Но она не могла остановиться - не сейчас, когда его кожа уже начала светлеть, а чёрные прожилки отступали.

Когда последняя капля крови впиталась в его кожу, мир вокруг поплыл. Последнее, что она увидела перед тем, как тьма поглотила её, его глаза, серые, как зимний рассвет, полные немого вопроса.

Тьма сгущалась, снег кружил в бешеном танце, завывая между деревьями, словно голодный дух. Мужчина стиснул зубы, подавляя остатки боли, которая теперь напоминала скорее глубокий ожог, чем свежую рану. Он медленно поднялся на колени, снег хрустел под его ладонями. Перед ним, в снегу, лежала девушка неестественно бледная, почти сливающаяся с разбушевавшейся метелью. Её серебристые волосы были запорошены снегом, словно сама зима пыталась укрыть её, спрятать.

«Кто она?» Мысли путались, как снежные вихри вокруг. «На эту территорию нельзя заходить. Никому. Даже мне...»

Он огляделся, инстинктивно ища в темноте движущиеся тени. Ничего, только снег, ветер и эта... девушка.

«Как она здесь оказалась?»

Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

«Враг?»

Но тогда зачем спасать его?

«Ловушка?»

Но она лежала без сознания, её губы посинели, а дыхание было едва заметным.

Ветер выл, забираясь под одежду, цепляясь ледяными пальцами за кожу.

«Оставить её?»

Она бы не выжила.

«Взять с собой?»

А если она...

Он резко встряхнул головой.

— Чёрт...

Стиснув зубы, он наклонился и подхватил её на руки. Тело было холодным, как лёд, но лёгким — слишком лёгким для того, кто обладал такой... силой.

— Не подумай ничего... — прошептал он, пробираясь сквозь снежную пелену. — Это просто благодарность. Ничего больше.

Метель слепила глаза, снег бил в лицо, цеплялся за ресницы. Он шёл, почти не видя перед собой ничего, кроме белой мглы.

«Как мне вернуться?»

Мысль пронзила его, острая, как ледяная игла.

«Пока лежит снег — это невозможно. Отец... отец, наверное, уже...»

Он заставил себя не думать об этом.

Внезапно, сквозь белую пелену, показался силуэт. Хижина, покосившаяся, занесённая снегом, но знакомая.

Дверь скрипнула, словно нехотя пропуская их внутрь.

Он уложил девушку на грубые деревянные нары, скинул свой плащ и накрыл её, стараясь не смотреть на её лицо. Потом повернулся к очагу.

Руки дрожали, когда он высекал искру.

«Что это было?»

Пламя наконец вспыхнуло, осветив хижину неровным светом.

Он отступил назад, опускаясь в старое кресло у огня. Его взгляд снова упал на девушку.

«Её кровь... голубая...»

Он сжал кулаки, чувствуя, как что-то — что-то чужое — всё ещё шевелится под кожей.

За окном метель бушевала, но здесь, в хижине, было тихо.

Только треск огня.

Только их дыхание.

И тень сомнения, которая росла с каждой минутой.

Тишину в хижине нарушил треск горящих поленьев. Пламя очага освещало две небольшие комнаты, соединенные низкой дубовой дверью. В главной комнате пахло смолой и сушеными травами, развешанными под потолком. Старые половицы скрипели под каждым движением.

Мужчина пристально смотрел на лежавшую девушку, его серые глаза рассматривали её, полные недоверия и странного любопытства.

Загрузка...