Наследие падших: добро или зло?

Глава 1 Внезапные перемены

Удивительные создания — эти люди... И чего только им нужно? Всю свою жизнь они могут прождать удобного случая или внезапного чуда. Но чудеса редко случаются просто так. И если уж ждёшь — будь готов заплатить немалую цену. Именно это и произошло со мной.

Недавно мне исполнилось двадцать три. Глядя в зеркало, не скажешь, что во мне живут комплексы: стройная фигура, волосы цвета пшеницы до пояса, глубокие сине-стальные глаза с лёгкой грустинкой. Внешне — ангел. Но внутри поселилось нечто мрачное, что методично сжирает мою благодать, отравляя каждую минуту тяжёлыми, навязчивыми чувствами.

Всё чаще, особенно после переезда в Лондон, меня одолевает желание провалиться сквозь землю — туда, где меня не настигнут ни позор, ни проблемы.

Я беру с тумбочки фотографию. На ней — моя семья: мать, которая по неизвестным причинам ненавидела меня; холодная, критикующая бабушка; отец, чья смерть разбила моё сердце; и покойная тётушка Лилия, чья любовь была для меня особенной.

С детства я ощущаю себя чужой в этом мире. Меня не понимают. Вернее, это я не понимаю их. Не понимаю и не признаю их законы, эту фальшивую систему, построенную на рабстве и потреблении, под которую нужно ломать себя, заглушая голос собственного сердца.

Мне невыносимо скучно. То хочется выть как зверь и рвать в клочья всё ненавистное, то пуститься в безумное, экстремальное путешествие в никуда.

Жить, чтобы работать? Работать, чтобы в конце концов сойти с ума, превратиться в безвольную марионетку и умереть? Неужели в этом и есть «предназначение»?

Я в гневе швырнула фотографию, но промахнулась — она упала на пол, на этот жалкий ковёр с рваными дырами.

Внезапно раздался глухой стук в дверь. Кто? Я никого не ждала.
—Кто там? — выдавила я, взглянув в глазок.
—Почта. Вам письмо, — холодно произнёс женский голос.

У меня не осталось сил удивляться тому, что кому-то захотелось мне написать, да ещё и неизвестно как узнавшему мой адрес. Я медленно повернула замок.

На пороге стояла женщина лет пятидесяти в синей рабочей жилетке. Её короткие волосы курчавились, как у пуделя. Недовольным взглядом она окинула меня и резко сунула в руку конверт.
—Распишитесь, — буркнула она и тут же удалилась.

Я вернулась к кровати, разглядывая послание. Оно выглядело необычно: конверт цвета старого кофе, опечатанный сургучом, словно в XIX веке. Золотыми чернилами каллиграфическим почерком было выведено моё имя. Отправитель указан не был.

Здравствуй, Сарра. Меня зовут Томас Мюррей. Мне довелось прочесть твои книги. И признаюсь, — приятно удивлен. У тебя редкий дар — облекать в слова безмолвные истины. Ты мне подходишь. Я — учёный, но вряд ли ты обо мне слышала. Мои работы конфиденциальны, но ты можешь помочь мне сделать их мировым достоянием. Очень жду тебя в своей усадьбе. Эшфорд, Плакли. С почтением, Мюррей.

Внизу был указан адрес. В конверте лежал билет на поезд.

Меня сковало оцепенение. Какой псих может так заинтересоваться моими фантазиями? Ни одно издательство не оценило мои старания, а читатели крутили пальцем у виска. Я никогда не писала мыльных романов о любви или бизнесе.

С детства я отличалась от сверстников. Моими кумирами были и остаются Оскар Уайльд, Эдгар По — все те безумные писатели, чьи работы притягивали меня жутью, мистикой и чёрным юмором. В них была глубина, отталкивающая плоские умы.

Я выросла под опекой бабушки, скупой на ласку и тепло. Моя мать умерла от наркотиков, когда мне исполнилось три года, отец — от сердечного приступа, когда мне было четыре, а тётушка Лилия — в шесть лет, на моих глазах... И я даже не успела с ней попрощаться.

Боль и пустота сопровождали меня с самого рождения. Кажется, страдания были кем-то предначертаны. То ли для закалки духа, то ли чтобы его сломать...

Кожей чувствую, да так, что выворачивает, — я не принадлежу мировому порядку. А ещё само общество, в котором нужно постоянно что-то доказывать, чтобы не оказаться на дне, — глупость. Для этого приходится ломать себя, служить винтиком.

Моим любимым делом было письмо. Но я не писала, увы, мыльных опер. И потому часто получала от больших издательств отмашку: «Кто будет это покупать!? Сложно. Страшно. Да ну его...»
Мои истории были о другом.О неупокоенных духах, блуждающих в старых усадьбах. О живых мертвецах, застрявших в своих телах. О пришельцах, жаждущих поработить Землю. О вампирах и оборотнях, рыскающих в ночи в поисках плоти и крови.

Это забавляло меня, разгоняло скуку. Лишь одно жалкое издательство согласилось напечатать пару моих книг. Прибыль была так ничтожна, что её хватало лишь на крошечную комнатку в обшарпанном общежитии. Мой рацион был скуден и дёшев; порой казалось, мыши за стеной питаются лучше, подъедая объедки в ближайшем ресторане.

Друзей не было. То ли люди сторонились меня, то ли я сама отталкивала их, не знаю. А возможно, и то и другое.
Отношения с мужчинами не складывались— не загорался взгляд, не пробегали искры. Наверное, от того, что все они были пресными, как спаржа: скучные, однообразные. Особенно коренные британцы — не раскуражишься.

Но всё же внутри меня был скрыт образ мужчины, которому бы я отдалась без остатка. Без стыда. Без раздумий. Его призрачный силуэт иногда всплывает передо мной и тут же растворяется, стоит только трезво взглянуть на мир вокруг.

Год назад умерла бабушка. Решение было мгновенным — бежать из этой глухой деревни в Лондон, покорять столицу своим творчеством. Но увы, реальность порой расходится с ожиданиями. Теперь я здесь: жалкая, подавленная, лежу на продавленном диване и радуюсь приглашению от безумного учёного, словно из фильма ужасов про маньяков.

Что же, — терять мне уже нечего. Живой интерес взял верх над остатками здравого смысла.

К шести вечера я была готова. Впервые за месяцы привела себя в порядок: вымыла волосы, накрасилась, надела своё единственное нарядное платье, пшикнулась духами. Поезд отходил в семь пятнадцать.

Бросив последний взгляд в зеркало, я довольно улыбнулась своему отражению и вышла, щёлкнув замком.
—Мисс Делайт, надеюсь, вам не нужно напоминать об оплате послезавтра? — раздался скрипучий голос.

Глава 2 Экскурсия Лорда Мюррея

Солнечный свет резкими лучами врывался в окно. Я проснулась от настойчивого мурлыканья прямо в ухе — кот, разминая лапами мою грудь, беззастенчиво требовал внимания.
—Привет, — прошептала я, проводя пальцами по его шелковистой шерсти.
—Мрр-мяу, — ответил он, и в его мурлыканье послышалась ласковая интонация.

Потянувшись, я осторожно пересадила кота на подушку и встала. Шкаф оказался пустым: моего вчерашнего платья там не было. На вешалке висел лёгкий, почти прозрачный сарафан белоснежного цвета, от которого веяло свежестью и запахом лета. На нижней полке мирно покоились моя скромная сумка и тот самый лимонный чемодан Авроры. Я совсем забыла о нём с тех пор, как переступила порог этого поместья.

Рядом со спальней обнаружилась ванная. Решила привести себя в порядок.

Умывшись, вернулась, тщательно расчесала волосы и нанесла минимум косметики — слава богу, не забыла её взять. Надела сарафан и спустилась вниз.

В столовой на огромном столе был сервирован завтрак. Блюда, которых я раньше не пробовала и названий которых не знала, манили ароматами.
—Доброе утро, — улыбнулся Томас.
Он уже сидел за столом,и его взгляд, приглашающий присоединиться, был настолько прямым, что от него хотелось отвести глаза.
—Доброе, — ответила я, опускаясь на стул рядом.
—Как спалось? Удобно ли было? — спросил он, не отрывая от меня взгляда.

При дневном свете учёный казался ещё более ослепительным. Меня начинала тревожить сила собственной реакции на него. Эта стремительная симпатия была опасной и иррациональной.

Аппетита не было, но я не хотела показаться неблагодарной — хозяин явно постарался.
—Спасибо за гостеприимство. Кровать чудесная, я давно так не высыпалась.
—Рад, что тебе комфортно. Попробуй круассан, пока не остыл, — сказал он, и пока я брала выпечку, налил мне кофе в тонкую фарфоровую чашку.

Так обо мне ещё никто не заботился. Не может быть, чтобы всё это — просто так, без причины и без цены. В голове вновь зазвучал тот самый тревожный звоночек.
—Томас, надеюсь, сегодня ты расскажешь мне о работе? Я ведь приехала не для отдыха.
—Не спеши. Наслаждайся моментом — это важно. После завтрака всё узнаешь.

За столом мы просидели больше часа, беседуя обо всём на свете. Я рассказала ему о своём одиночестве, о бедности, о холодном и неприветливом Лондоне. О мистере Дугласе и о том, как нахамила ему в ответ — хотя, возможно, это была лишь защитная реакция.

Упомянула и об Авроре, о её внезапной, необъяснимой смерти.
Томас нахмурился,прикусив губу. В его глазах на мгновение мелькнула ледяная жестокость. Казалось, он вот-вот вспыхнет, но сдержался и лишь кивнул, продолжая слушать.
—Жаль старушку, — произнёс Мюррей, но я почувствовала — ему абсолютно всё равно.

Я всегда хорошо считывала людей — их эмоции, боль, радость. Но с Томасом было иначе. Я не могла понять, что он на самом деле чувствует. Это пугало больше любой явной угрозы. Он казался безупречно вежливым и доброжелательным, но та пассивная агрессия, что мелькнула в нём при упоминании Авроры, посеяла глубокое сомнение.

После завтрака он повёл меня в сад.
Сад был поистине прекрасен:белоснежные гравийные дорожки, мраморные фонтаны, зеркальная гладь пруда, статуи ангелов с отбитыми крыльями и буйство цветов. Настоящий Эдем, отгороженный от мира высокими стенами.
Было видно,что за ним тщательно ухаживают, но вокруг не было ни души.
—А где садовники? — поинтересовалась я.
—Выходной, — резко ответил Томас, и тон его голоса ясно давал понять, что тема закрыта.

Затем последовала экскурсия по дому. Я не ожидала такого размаха — бальный зал, картинная галерея, бесчисленные гостиные и будуары. Всё это производило впечатление застывшей во времени роскоши.
Томас рассказывал историю каждой вещи,каждого портрета. Так я узнала о его древней семье, о целой династии Мюрреев.
Не то чтобы мне было неинтересно,но какое это имеет отношение к работе? Вероятно, мне предстоит написать монументальный труд о династии и его личных открытиях. Мысль была одновременно лестной и пугающей.

Всё завершилось в библиотеке. Книг здесь было больше, чем в десяти крупнейших библиотеках Лондона, вместе взятых.
Моё внимание сразу привлекли полки с Уайльдом,Гёте и Эдгаром По. Странно — человек науки, а интересуется мистикой и декадансом.
—Ну что, Сарра, готова увидеть главное? — спросил он, и в его голосе зазвучали новые, металлические нотки.
—Конечно, — ответила я, чувствуя, как от волнения слегка дрожат колени. Я была измотана — экскурсии обычно длятся час, а не полдня.
—Пойдём.

Он повёл меня к массивной дубовой двери в дальнем конце коридора, за которой угадывался вход в башню.
—Это моя лаборатория.
Достав из кармана связку старинных ключей,он открыл тяжёлую дверь. За ней скрывалась узкая, круто уходящая вниз каменная лестница.

Мы спустились в подвал. Здесь было темно и сыро, но Томас щёлкнул выключателем, и пространство озарилось холодным светом люминесцентных ламп. Контраст был разительным: вместо готических сводов — стерильные белые стены и сверкающий хром современных приборов.

Пока глаза привыкали к свету, я заметила металлическую клетку. В ней сидел паук размером с ладонь, но с крыльями бабочки — огромными, переливающимися всеми цветами радуги. У меня арахнофобия, и я невольно содрогнулась.
—Охренеть! — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать.
—Это одна из моих ранних работ, — с гордостью произнёс Томас. — Поймал в Египте. Выжил и даже адаптировался после эксперимента.
—Оно… оно может летать? — спросила я, не решаясь приблизиться.
—Хочешь, покажу? — ухмыльнулся учёный.
—Нет, спасибо! Я пауков боюсь.
—Тогда посмотри сюда.

В соседней клетке сидел кролик с кошачьей головой — белоснежный, с бездонными голубыми глазами, в которых светился странный, почти разумный интерес.
—Невероятно…
—Всё возможно, — с самодовольной улыбкой произнёс Томас.
—Можно потрогать?
—Можно, но не гарантирую безопасность.